Сумасшедший домик в деревне

ГЛАВА 4

— Неслыханно! — заявил Никифоров и со злостью швырнул телефонную трубку

— Плохие новости? — лениво спросил Костя Бунимович, занявший своей тушей весь диван перёд телевизором.

По телевизору показывали соревнования по синхронному плаванию. Бунимович лежал и восхищался ногами, которые одновременно высовывались из воды и выделывали такие штуки, от которых голова шла кругом.

— Послушай, они же друг друга не видят! — удивился он. — И музыку под водой не слышат. А получается все одинаково.

— Они считают про себя, — бросил Никифоров.

— Ну да! — не поверил тот. — Ты совсем помешался на своей математике. Скажешь тоже — считают!

Они были друзьями детства и легко прощали друг другу то, что никогда не спустили бы никому другому. Бунимович, которому плохо давались точные науки, долгое время пропадал в каком-то сборочном цеху, а ныне возвысился до владельца автомастерской. Обычно он являлся к Никифорову с пивом в самый неподходящий момент и предлагал устроить «мальчишник» — посмотреть вместе телевизор или погрузиться в компьютерные «стрелялки».

— Звонила моя бывшая жена! — сдерживая ярость, сообщил Никифоров. — Она сейчас будет проезжать мимо, и ей, видите ли, необходимо обсудить одно важное дело.

— Вот черт! — озаботился Костя и сбросил ноги с дивана на пол. — Она опять начнет меня строить.

— Я ее сюда не пущу! — пообещал Никифоров, срывая с себя футболку и надевая рубашку, которую привез из Германии и очень любил.

Костя знал об этой любви, поэтому с подозрением спросил:

— Хочешь снова ей понравиться?

— Шутишь? — Никифоров надел часы и схватился за расческу. — Я не для нее наряжаюсь. Забыл? Ко мне должна зайти коллега, надо достойно выглядеть.

— Математичка? — оживился Бунимович, который обожал вгонять в краску кандидатов наук и профессоров женского пола, которые время от времени возникали в поле его зрения благодаря дружбе с Никифоровым.

— Костя, я тебя предупреждаю, — мрачно заявил тот. — Чтобы ты эту тетку не трогал. Она руководитель одного важного проекта. Я не могу себе позволить испортить с ней отношения.

— Понял, не дебил, — отозвался Бунимович, подтягивая носки. — Обещаю быть скромным, как еврейская девушка. Может быть, напоить ее чаем?

— До ее прихода я рассчитываю вернуться. Но если вдруг задержусь, прояви максимум радушия. Поговори с ней о чем-нибудь высоком. И ради бога! Не рассказывай ей солдатские анекдоты и не хватай за коленки.

— Ладно-ладно, — пробормотал Костя озабоченно. — Мы с ней послушаем музыку. Вот эту, допустим. — Он вытащил с полки наугад компакт-диск группы «U-2» и, поглядев на обложку, прочитал:

— «У-два».

— Костя, «У-два» — это самолет. А группа называется «Ю ту». Кроме того, математичка ее вряд ли оценит по достоинству. Если почувствуешь непреодолимое желание вывести ее из себя, сдержись и включи канал «Культура». Она будет просвещаться, и тебе не придется поддерживать разговор.

С этими словами он вылетел из квартиры и помчался, вниз по лестнице, перескакивая через несколько ступенек — так торопился перехватить бывшую жену и не дать ей вторгнуться на его территорию. Повернув за угол дома, он нос к носу столкнулся с математичкой и затормозил на полном скаку.

Коллега носила узкие юбки, туфли-лодочки, укладывала волосы на затылке толстым кренделем и, кажется, втайне мечтала о том, чтобы мужественный Никифоров однажды забылся и позволил себе какую-нибудь вольность. Она была высокой, худой и нерешительной, с библиотечной бледностью щек, похожая на невозделанный участок земли, за который слишком долго не решался взяться ни один фермер. Звали ее Джульеттой. К этому прелестному шекспировскому имени было приделано посконное отчество Ивановна.

— Ах, Джульетта Ивановна! — воскликнул Никифоров, в душе ругая женщин на чем свет стоит. — Это вы!

С какой стати она явилась так рано? И зачем его бывшей жене столь срочно потребовалось с ним увидеться?

— Вы были так любезны, что вышли мне навстречу? — вопросила математичка, немедленно сделавшись бледно-розовой, словно яблоко, вынутое из соломы.

— Ну да! — согласился Никифоров. — Я подумал… М-м-м… Что прежде чем решать деловые вопросы, мы могли бы выпить по чашечке кофе.

Он рукой показал на витрину кафе, перед которым произошло столкновение. Через стекло были видны столики, а меж ними плавали крахмально-белые официанты.

— Хороший кофе — это, знаете ли, хорошее настроение, — сообщил он.

— Что ж, примем это как аксиому, — еще больше порозовела Джульетта, мигом почувствовав, что он взволнован сверх всякой меры, и приняв его волнение на свой счет.

Никифоров взял ее под локоть и быстрее, чем позволяли приличия, завел в кафе и приземлил за столик, у окна. Отвести ее домой, к Бунимовичу? Но если по дороге они наткнутся на Анжелу и та устроит какую-нибудь сцену — Джульетте тоже достанется на орехи. Нет, лучше подкараулить бывшую жену тут, оставить свою спутницу на минуточку и быстренько все уладить.

— Может быть, вы хотите поесть? — спросил Никифоров с такой тревогой, будто от ее аппетита зависела его жизнь. — Что вы любите?

— Кур, — выдавила из себя Джульетта, напуганная нарушением регламента встречи.

— Отлично! — обрадовался Никифоров, глядя почему-то в окно. — Официант, у вас подают кур? Принесите нам какую-нибудь.., пожирнее и посимпатичнее. И что там к ней полагается?

Мимо окна, словно напуганный выстрелом мустанг, промчалась какая-то рыжая девица, лица которой он не разглядел. Никифоров вздрогнул и потряс головой. Девица удивительно кого-то напоминала. И привидится же такое!

— А вы? — спросила математичка.

Он повернулся и посмотрел на нее в упор.

— Что?

— Любите кур? — через силу выдавила она.

— Кого? — переспросил Никифоров, оторопев. Потом спохватился и добавил:

— Я вообще не люблю.., есть. Но если у вас аппетит, не стесняйтесь.

Математичка немедленно позеленела.

— Так, может быть, я зря? — сжалась она.

Никифоров еще раз поглядел в окно. На противоположной стороне улицы на газоне стояла ремонтная машина. Рабочий тянул от нее шланг к открытому канализационному люку. Из-за машины высунулась рыжая голова и немедленно засунулась обратно.

— Жюль Верн, — хмыкнул Никифоров.

— Что?

— Свидетели этой мучительной сцены поняли наконец, что дети капитана Гранта галлюцинировали, — пробормотал он.

— Я собиралась забрать у вас пакет документов, — пролепетала Джульетта, не понимая, что это на Никифорова нашло. Неужели его так взволновала встреча с ней наедине? До сих пор они виделись только в присутствии коллег по работе, и когда она согласилась заехать к нему, то не имела в виду ничего.., такого. Утро оказалось очень загружено, она не знала, во сколько освободится, поэтому не могла назначить встречу на нейтральной территории на определенный час. И предложила свой план. Когда у нее выдастся «окно», она просто завернет к нему домой и заберет эти проклятые документы. Возможно, он подумал?.. О, боже!

Никифоров, отвлекшийся на некоторое время от окна, пропустил момент, когда Полина вслед за рабочим полезла в канализацию. «Почтальон» вынырнул в десятке метров справа, и ей просто ничего не оставалось, как спуститься под землю. Коньяк страшно мешал, но она предпочла бы сразиться врукопашную, нежели расстаться с ним. Как только она полезла в люк, снизу на нее заорали. Тогда, она высунула голову, чтобы посмотреть, куда побежал ее преследователь. Он был совсем рядом, и Полина нырнула обратно.

Никифоров заметил эту голову, когда она на секунду показалась из люка, и стукнул себя ладонью по лбу. Потом повернулся к Джульетте и увидел, что та сидит вея пунцовая, со слезящимися глазами, прижимая салфетку ко рту. Не имея понятия о ее душевных терзаниях, он тотчас решил, что крошка попала ей в дыхательное горло. Вскочил, отбросив стул, подбежал к ней сзади, двумя руками обхватил поперек туловища и резко сдавил.

Джульетта, принявшая его нападение за проявление мужской страсти, от избытка чувств едва не потеряла сознание.

— Не здесь! — просипела она, вспотев в его объятиях, как мышь под метлой.

— А где? — глупо спросил Никифоров, решив, что он не туда нажимает.

— Не знаю… — выдавила из себя она. — У вас… Или у меня.

Никифоров отпустил, ее, сел на место и попытался сосредоточиться. Математичка явно вела с ним какой-то диалог, которого он не понимал, потому что думал совершенно о другом. Снаружи что-то происходило. Только что мимо кафе пробежал пожилой мужчина со зверским выражением на лице. Потом Никифоров увидел нечто рыжее, мелькнувшее среди припаркованных машин на стоянке.

— Что с вами, Андрей Андреевич? — сдавленно спросила Джульетта, с трудом приходя в себя после его медвежьих объятий.

Никифоров сжал ладонями ее холодную руку, похожую на куриную лапку, и проникновенно спросил, по-прежнему глядя мимо:

— Джульетта Ивановна, у вас бывало когда-нибудь такое, что вы все время думаете об одном и том же человеке… Размышляете, как он живет, чем сейчас занят… И он начинает вам всюду мерещиться?

— Нет, — ответила Джульетта, мечтая, чтобы поскорее принесли курицу.

Ей и вправду хотелось, чтобы Никифоров себе что-то позволил, но не такое.., дерзкое. Подарил цветы, целовал бы руки, горячо говорил о вспыхнувшем чувстве… И уж чего ей вовсе не хотелось, так это ему мерещиться.

— Курица для вашей дамы! — возвестил официант и водрузил на салфетку огромное блюдо с едой.

— Отлично! — обрадовался Никифоров и обернулся к Джульетте:

— Вы пока ешьте, а я сейчас.

Он оттолкнул от себя стул и пулей вылетел на улицу, потому что увидел, как мимо кафе медленно проехала низкая красная машина с Анжелой за рулем. Заметив, что бывший муж несется за ней, размахивая руками, она приткнулась к тротуару и открыла для него дверцу.

— Здравствуй, Андрей! — сказала она, когда Никифоров рухнул на соседнее сиденье. — Как мило, что ты вышел меня встретить. Мне нужно с тобой поговорить.

— Давай, только быстро, — согласился тот, нервничая, что оставил Джульетту наедине с курицей. Она может решить, что он не хочет оплачивать счет.

— Нет, Андрей. Быстро не получится. Разговор серьезный.

Никифоров посмотрел на Анжелу и вздохнул. Вероятно, когда он женился на ней, в его организме происходила гормональная революция. Анжела была безумно красивой женщиной. И эгоистичной, как дитя. Ее уверенность в себе и своих чарах походила на помешательство.

— Я тебе еще по телефону сказал, что у меня нет времени на серьезные разговоры.

— Я прошу у тебя четверть часа. Поднимемся к тебе и поговорим.

— Там Бунимович.

— Боже мой! — раздраженно воскликнула Анжела и, щелкнув зажигалкой, прикурила. — Андрей, тебе пора задуматься, как ты живешь!

— Если тебя это утешит, я не живу с Бунимовичем, — ехидно заметил он, продолжая удивляться, как мог купиться на эти гладкие ножки и выпяченные, будто надутые, губки. — Кроме того, я вообще не понимаю, с какой стати ты собираешься со мной серьезно разговаривать. Мы развелись сто лет назад!

— Ровно полтора года, — жестко заметила она.

— Нас ничто не связывает!

— Это как сказать, — пожала плечами Анжела. — Ты не все знаешь. Кстати, раз у тебя Бунимович, предлагаю зайти в кафе и посидеть там за чашечкой кофе. — Она показала рукой на то самое кафе, где угощалась Джульетта.

— Нет! — взвился он. — Только не кофе! В последнее время меня тошнит от него. Я работал ночами и перебрал кофеина.

Он воровато оглянулся и увидел через стекло, что Джульетта почему-то встает и складывает салфетку. Или она не ела несколько дней и проглотила курицу вместе с костями, или решила, что он сбежал насовсем, и потеряла аппетит.

— Ты можешь минутку подождать? — спросил он у Анжелы и, не дожидаясь ответа, выпрыгнул из машины, на ходу доставая из кармана бумажник.

Выхватил оттуда купюру достоинством в пятьсот рублей и, ворвавшись в зал, подлетел к Джульетте.

— Как дела? — запыхавшись, спросил он, одной рукой пряча бумажку за спину, а другой подзывая официанта. — Вы что же, хотите уйти, не дождавшись меня?

Джульетта и в самом деле, поддавшись порыву, собиралась сделать ноги, а потом позвонить Никифорову и попросить, чтобы документы он привез на службу. Но вот.., не удалось.

— Этого хватит? — спросил Никифоров и потряс бумажкой перед носом невозмутимого официанта.

— Да, — лаконично ответил тот, незаметно сглотнув.

Никифоров сунул ему деньги и велел:

— Я на минуту выйду, принесите нам пока по чашке кофе.

— Слушаюсь, — уже веселее ответил официант и потрусил «за кулисы».

Джульетта медленно опустилась на свое место.

— Простите меня, — проникновенно сказал Никифоров, наклонившись к самому ее уху. Он знал, что короткие, но интимно произнесенные извинения действуют на женщин гораздо сильнее пространных и униженных.

— Прощаю, — задушенным голосом ответила та и, когда он вышел, приподнялась, чтобы посмотреть, куда его влечет.

Его влекло к длинноногой, крутогрудой блондинке, которых мужчины встречают по одежке и по ней же провожают. Она стояла в коротенькой юбочке и какой-то фигне вместо кофточки и, опершись о капот красной машины, с независимым видом курила. Никифоров подошел к ней, наклонил голову и начал что-то быстро говорить. Блондинка протянула руку и потрепала его по щеке. Джульетта поняла, что выглядит по сравнению с этой экзотической птицей примерно, как серая утка по сравнению с колибри. Следовало немедленно убираться прочь.

Она так и сделала. Когда Никифоров вернулся в кафе, сел за столик и начал озираться, невозмутимый официант принес ему две чашки кофе и сообщил, что его дама ушла. Никифоров почувствовал досаду. Подлая Анжела, налетевшая, как тайфун, так ничего ему и не сказала. Не захотела разговаривать на улице! Джульетту он, конечно, перепугал. Лучше отправил бы ее к Бунимовичу смотреть телевизор. С горя он принялся за кофе, не подозревая о том, что дома его ждет невероятный сюрприз.

Полине удалось-таки ускользнуть от своего преследователя и нырнуть во двор никифоровского дома, оставшись незамеченной. Возле подъезда она перевела дух и тут увидела, что дверь закрыта на кодовый замок. Набрав номер квартиры, она принялась молиться, чтобы Никифоров ее впустил. Ведь коньяк-то он сразу не увидит! Ответил ей совершенно незнакомый мужской голос.

— А… Андрей Андреевич дома? — с тоской спросила Полина, сообразив, что если сейчас же, немедленно, не встретится с Никифоровым, то просто пропадет. Куда она денется? Кто ей поможет? Все пути к спасению отрезаны.

— Он сейчас вернется. Да вы входите, — радостно ответили сверху.

Полина забыла спросить, на какой следует подняться этаж, поэтому пошла пешком, прижимая к себе пакет с коньяком и сигаретами. Костя Бунимович, уверенный, что явилась обещанная математичка, приосанился и изобразил на своем лице самую добродушную улыбку, имевшуюся в его распоряжении.

— Здрасьте! — сказал он, встретив Полину на пороге, и шаркнул ножкой. Он был огромный, как гардероб, и казался безвредным, словно божья коровка. Лицо его имело умилительное выражение.

— Понимаете ли, — начала Полина. — Я к Андрею-Андреевичу по делу…

Она скинула босоножки и посеменила за Бунимовичем в комнату.

— Знаю, знаю! — замахал руками тот. — Он предупредил, что вы можете зайти.

— Да? — несказанно удивилась она.

— Конечно! Он мне много о вас рассказывал.

Полина села на диван, и Костя тоже сел, сложив ручки на коленях, как пай-мальчик. Мысль о том, что вот эта самая растрепанная деваха достигла высот в математике и готовит какие-то важные проекты, распаляла его воображение. Но Никифоров велел к ней не цепляться, и Костиному воображению приходилось трудиться вхолостую. Поэтому он не мог выдавить из себя ничего путного.

Полина, которая нервничала не меньше, чем он, принялась ерзать на своем месте.

— Может, хотите посмотреть канал «Культура»? — спросил Бунимович с тайной надеждой.

— Да нет, — струсила Полина. — Я не хочу.

После некоторой паузы Костя снова подал голос.

— Не желаете послушать группу «Ю-ту»?

— Нет, спасибо, — еще больше испугалась Полина. — А попить у вас не найдется?

— Конечно! — оживился тот. — Попить — это я на раз! Пойдемте со мной на кухню. Может быть, хотите кофе?

— Хочу! — призналась Полина, которая пила настоящий кофе только у Никифорова на даче.

Костя принялся топтаться по кухне, сопеть и кашлять. Наконец, придумал тему для разговора и воскликнул:

— Андрей рассказывал о вашей сложнейшей работе!

Полина решила, что он подразумевает ее работу в доме престарелых, и охотно откликнулась:

— Да-да! Иметь дело с таким контингентом чрезвычайно сложно!

Бунимович не представлял себе, какой контингент она имеет в виду. Наверное, студентов. Он немедленно отбил подачу:

— Они… Э-э-э… Требуют много внимания?

— Еще бы! — воскликнула Полина. — Самое ужасное, что ночью за ними тоже нужно присматривать. Порой мне приходится оставаться и ночевать с ними. Хотя, конечно, за это не платят.

— Ночевать с ними? — пробормотал Бунимович, замирая с чашкой в руке. — Простите, а зачем с ними.., ночевать?

— А как же? — всплеснула руками Полина. — Вдруг кому-нибудь захочется в туалет? Этот процесс надо контролировать.

— Понимаю… — пробормотал Костя, нахмурив лоб, за фасадом которого проходила напряженная умственная работа. — Я представлял себе ваши обязанности несколько другими.

— Обязанности! Да я все делала! — сообщила Полина, закидывая ногу на ногу и страшно смущая Бунимовича симпатичными коленками. Она вообще была вся такая.., приятная, что хотелось немедленно привлечь к себе ее внимание. Потрогать ее или, в крайнем случае, рассмешить. Он поставил перед ней чашку с кофе, не спрашивая, бросил в него без меры сахару и налил молока. Полина поблагодарила, подняв на него чистые зеленые глаза, и Бунимович обмер.

— Знаете анекдот? — спросил он, позабыв о том, что Никифоров строго-настрого наказывал ему забыть об анекдотах. — В армии утреннее построение. Все стоят в сапогах, а Иванов босиком…

В этот момент позвонили в дверь. Костя немедленно вскочил и бросился в коридор, страдая от того, что едва не нарушил обещание. Щеки у него сделались томатного цвета, а глаза увлажнились от волнения. Впустив Никифорова в квартиру, он наклонился к его уху и зашептал:

— Послушай, пришла твоя математичка!

— Да ты что? — тоже шепотом удивился Никифоров, не зная, радоваться ему или нет. — Впрочем, это хорошо. А то мы некрасиво расстались…

— Андрюха, скажи честно, у тебя с ней шуры-муры?

— С ней? — всей физиономией просиял Никифоров. — С чего ты взял?

— Я на всякий случай спросил. Понимаешь, она мне дико понравилась. Она такая.., аппетитная. — Никифоров фыркнул. — Такая аккуратненькая вся… Еще и рыжая в придачу.

— Рыжая? — одними губами переспросил Андрей, цепенея. И еще раз повторил:

— Рыжая?!

Оттолкнув Бунимовича, он бросился на кухню, откуда доносился аромат кофе — сладостный и горький, как любовь. Рыжая штучка сидела на его табуретке, отхлебывала из его чашки, закинув ногу на ногу и покачивая маленькой голой ступней.

— Вы?! — закричал он с таким возмущением, что Бунимович не поверил своим ушам. — Вы имели наглость явиться ко мне домой?! Я бежал от вас, как от бубонной чумы, потому что вы не давали мне работать!

Полина непроизвольно втянула голову в плечи и вся сжалась, словно щенок, привыкший к тому, что его пинают ногами. Никифоров наступал на нее грудью, продолжая громко вопрошать:

— Какой повод я дал вам думать, что мной можно пользоваться, как носовым платком? Зачем вообще, ради всего святого, я вам сдался?! Чего вы от меня хотите?!

— Хочу поздравить вас с днем рождения, — пискнула Полина.

— Издеваетесь, да?!

— У него день рождения в январе месяце, — вмешался Бунимович, окончательно утративший свойственную ему невозмутимость. Он никогда не видел, чтобы Андрей кричал на женщину. Вообще не видел, чтобы он так кричал.

— Значит, я имела в виду другой праздник, — настаивала на своем Полина, хотя и делала это не слишком уверенно. — Следующий.

— Следующий праздник — Новый год! — исходя ядом, заметил Никифоров, придвинувшись к ней вплотную. — Как вы узнали, где я живу?

— Заглянула в ваш паспорт, — пробормотала она. — Случайно. — И посмотрела на него доверчиво, словно первоклассница на первую учительницу.

— Оч-чень интересно, — Никифоров раздул ноздри и тут только почувствовал, до какой степени распалился.

Оглянулся на Бунимовича и увидел, что тот стоит столбом и пялится на него во все глаза.

— Знакомься, Костя. Это Поля. Моя соседка по даче.

— Так вы не математичка! — воскликнул Бунимович, мгновенно пожалев об упущенных возможностях.

— Если хочешь ей что-нибудь сказать, сделай это сейчас. Потому что я собираюсь ее выгнать.

Представив себя на улице, беззащитной, без денег, без дома, без надежды на лучшее, Полина пришла в такое отчаяние, что не смогла сдержаться. Лицо ее сморщилось, как печеное яблоко, она закрыла его ладонями и зарыдала в голос.

— Вот, — заявил Никифоров Косте, принимаясь расхаживать по кухне и указывая на нее рукой. — Полюбуйся. Пример того, как они добиваются своего. Классика жанра. Моя бывшая жена тоже рыдала, когда ей не удавалось победить меня иными способами. Я опытный. Так что вы меня, Поля, не разжалобите. Я не желаю быть вашей нянькой. Я думал, у вас достаточно мозгов, чтобы это понять.

Он схватил ее за локоть, стащил с табуретки, вывел в коридор и велел:

— Обувайтесь.

Она сунула ноги в босоножки и вышла на лестничную площадку. Дверь Никифоров предусмотрительно распахнул. Она хотела сказать ему напоследок, что он не может, не должен так с ней поступать, но ей не хватило духа.

— Извините, Поля, но у меня своя жизнь, и я не желаю вас в нее впускать только потому, что вам этого хочется.

Он захлопнул дверь и, фальшиво насвистывая, вернулся на кухню. Бунимович вертелся на табуретке, кряхтя и вздыхая.

— Ну ты крутой, — сказал он, качая башкой. — Я бы так не смог. А какая девка!

— Хочешь, догони и возьми ее к себе, — буркнул Никифоров, катастрофически недовольный собой.

Он полагал, что испытает чувство облегчения. Ведь он проявил настоящую мужскую твердость и упредил все неприятности, которыми рыжая штучка пыталась щедро с ним поделиться. Она могла испортить ему самые замечательные летние месяцы!

Увидев пакет, он заглянул в него и сказал:

— Ты гений, что принес коньяк. Сейчас мы тяпнем по пятьдесят грамм и забудем о плохом.

— Это не я принес, — хмуро заметил Костя, которому тоже было несколько не по себе. — Это она.

— Кто? — переспросил Никифоров, не веря своим ушам.

— Твоя Поля!

— Не может быть, — покачал тот головой, достал коньяк и добавил:

— Для нее это слишком дорого.

После чего заглянул в пакет, увидел там пачку «Мальборо» и понял, что это действительно она.

— О, черт! — воскликнул он, беспомощно оглядываясь на дверь. — Полагаю, она пыталась меня задобрить. Почему ты мне сразу не сказал, что это ее коньяк?

— Чтобы ты выбросил их вместе?

— Если я верно оценил ее материальное положение, она собирается умереть с голоду, — зло бросил Никифоров. — У нее ничего нет. У нее даже дома нет!

— Как это? — испугался Бунимович.

— Сдала свою коммуналку жильцам. Почему-то я уверен, что аванса она с них не потребовала. Как вариант есть дача кузины, но без меня ей там, судя по всему, не в кайф.

— Знаешь, я приглашу ее к себе пожить, — неожиданно решил Бунимович.

— Остынь! Она не из тех девиц, которые легко относятся к случайным связям.

Костя, которого обозвали случайной связью, рассердился:

— Мне не нравится, что хорошенькая девушка ушла отсюда в слезах! Бунимовичи никогда не заставляли женщин плакать.

— Закажи себе герб и сделай на нем такую надпись, — ехидно сказал Никифоров. — Кроме того, она не так молода, как тебе кажется.

— Но ей ведь не больше тридцати?

— Лет двадцать восемь. Ну, двадцать семь. В таком возрасте женщины уже должны иметь семью, воспитывать детей, а не бегать с коньяком по случайным знакомым!

— Что она тебе такого сделала? — с любопытством спросил Костя.

— Она не дает мне работать. У нее масса проблем, которые некому решать.

— Так, может, ты реши, и все утрясется? — спросил мудрый Бунимович. — И ей будет хорошо, и тебе. Мне кажется, ты злишься именно потому, что тебе хочется ей помочь, однако считаешь, что это ниже твоего достоинства.

Никифоров оттолкнул от себя коньяк, вскочил и заметался по кухне.

— Пропади ж она пропадом! — выплюнул он. — Рыжая заноза! Если бы ты только знал, какая она наивная, уму непостижимо! Ее ничего не стоит обвести вокруг пальца.

Бунимович немедленно решил, что, когда Полина вернется, он не станет хватать ее за коленки. Никогда ни одна женщина не вызывала в его друге такого шквала эмоций. А где эмоции, там и чувства. Надо немедленно вернуть девицу обратно.

— Я ее догоню, — заявил он и поднялся.

— Я сам, — оттолкнул его Никифоров и, распрямив плечи, отправился к двери.

Вышел на лестничную площадку и тут же испугался, что она ушла совсем и он ее не найдет.

— Поля! — крикнул он в гулкую тишину подъезда.

В ответ откуда-то снизу шмыгнули носом.

— Идите сюда! — приказал он, расслабившись. — Будем пить ваш коньяк и курить ваши сигареты.

— Вы меня ненавидите! — раздался полный горя всхлип. — Я вам никто — посторонняя тетя!

Никифоров ухмыльнулся и понял, что ему безумно нравится роль покровителя.

— Идите-идите! — повторил он, постукивая ногой по полу.

Она продолжала сопеть и не шла. Пришлось спуститься на один этаж. Бедолага сидела на подоконнике зареванная, с красным носом и пятнистой физиономией.

— Перейдем на «ты»? — предложил Никифоров.

— Зачем это? — подозрительно спросила она.

— Думаю, ты прибежала ко мне с очередной девичьей заботой.

— Меня хотят убить! — выпалила Полина.

— Ну да!

— В привидение ты тоже не верил! — напомнила она, и это «ты» прозвучало так трогательно, что Никифоров даже сжал челюсти, чтобы не размякнуть. Действительно, он не поверил ей в первый раз и совершенно напрасно. Может, она и сейчас не придумывает? Кто-то действительно хочет ее убить? Он вспомнил, как она выскочила из лесу с перекошенным лицом, и решительно взял ее за локоть:

— Давай вернемся в квартиру. Иначе Костя выпьет коньяк сам, и мы не выгоним его из дому.

— Я не собиралась оставаться у тебя на ночь, — испугалась Полина. — Вернее, я хотела бы остаться, но не в том смысле, в каком ты, может быть, подумал! — выдавила она из себя.

— Не волнуйся! — Никифоров с самым серьезным видом похлопал ее по плечу. — Если ты останешься, мы будем как брат и сестра.

Полине совершенно не хотелось крепить в нем братские чувства, но она, конечно же, с радостью кивнула. Ей казалось, будто она только что тонула и уже погрузилась в черную пучину отчаяния, но каким-то волшебным образом вдруг снова очутилась на поверхности, глотнула воздуха и увидела солнце.

Важный Бунимович встретил их на пороге кухни.

— Я думал, вы математичка, — заявил он, чтобы сразу расставить все точки над "i".

— Мы перешли на «ты», — сообщил Никифоров, подталкивая Полину к облюбованной ею табуретке. — Вы с ней тоже можете перейти. В конце концов, мы собираемся вместе напиться.

Бунимович решил, что это метафора, потому что Никифоров никогда не напивался.

— Послушай, Поля, — спросил он, охотно переходя на «ты». — Возможно, ты голодна? Мы можем тебе что-нибудь предложить. Ты любишь кальмары из пакетиков?

— Она любит все! — уверенно заявил Никифоров и двинулся к холодильнику. Никогда, ни с кем он не чувствовал себя таким всемогущим, таким великодушным, таким замечательным! Зачем он ее гнал? Ее надо всего лишь хорошенько накормить и держать при себе. И тогда можно заниматься делами и не раздражаться, и не думать поминутно о том, что она куда-то делась и с ней что-то случилось.

— Я не могу есть! — остановила его Полина. — Кофе я бы еще выпила, а есть не могу. Я очень нервничаю.

— Ого! — немедленно насторожился Никифоров. — Тогда дело серьезное. Привидение, помнится, не лишило тебя аппетита.

— Какое привидение? — изумленно спросил Бунимович, раздирая обертку шоколадки, которую он избрал закуской под коньяк. — Вот рюмки, разливайте.

— Я тебе потом расскажу, — пообещал Никифоров. — Сейчас пусть Поля посвятит нас во все свои неприятности. Мы их рассмотрим со всех сторон, рассортируем и примем конструктивное решение.

— За мной охотятся какие-то люди, — сообщила Полина, понюхав коньяк. Потом высунула язык, лизнула его и зажмурилась.

Бунимович тоже зажмурился. Ему очень хотелось рассказать анекдот и посмотреть, как она будет реагировать. Если у нее хорошее чувство юмора, он потреплет ее по коленке. Впрочем, поймав острый взгляд Никифорова, он вспомнил, что тут особый случай, и потупился.

— Их целых три человека.

Она рассказала про анемичного мужчину, от которого ее спас вовремя появившийся Никифоров, про девицу, что сделала ей в лифте укол, про то, как она оказалась в морге, и про обратное путешествие в электричках. Потом дело дошло до «почтальона» и его внезапного появления возле метро.

— С тебя не спускают глаз! — воскликнул Костя, проглотив кусок шоколадки. — Наверное, этот тип спрятал где-то неподалеку от дачного поселка машину и, когда ты отправилась с Дякиным в город, поехал за вами.

— Что, если он Николая Леонидовича — того? — испуганно спросила Полина. — Кокнул? Тот исчез из отделения милиции, и я до сих пор не знаю, куда он подевался!

— У меня есть номер его мобильного телефона! — вспомнил Никифоров. — Мы недавно договаривались о прокладке дороги, пришлось созваниваться и обсуждать детали. Сейчас я ему позвоню.

Он отправился в комнату, и Костя мгновенно активизировался.

— Знаешь анекдот про прапорщика? — спросил он, отчетливо понимая, что нарушает данное самому себе слово. — Заходит прапорщик в казарму. Видит, все солдаты спят, а один сидит и смотрит на свои ноги. Ну, вот.

Костя тоже уставился на свои ноги, отчаянно борясь с голосом совести. Сейчас он расскажет анекдот до конца, Полина засмеется, откинув голову, расслабится, тут-то он и потреплет ее по коленке. Кажется, Косте впервые самому стало понятно, для чего он рассказывает женщинам анекдоты.

— И что дальше? — с любопытством поинтересовалась Полина, косясь на дверь.

Где-то там, в комнате, Никифоров пытался разобраться в ее делах. С ума сойти.

— Дальше? — прокряхтел Костя. — Дальше я забыл. — Он покраснел и налил себе еще коньяку.

— С Николаем Леонидовичем все в порядке, — сообщил Никифоров, появляясь в кухне. — Его обвели вокруг пальца. Он протирал стекла автомобиля, когда из отделения вышел человек в штатском. Однако держался он так, что Дякин решил, будто он там работает. Человек спросил, не он ли Дякин Николай Леонидович? Ему, дескать, позвонили и сообщили, что с его братом случилось несчастье.

— А у них что, один телефон на двоих? — немедленно поинтересовалась Полина.

— Почти что. У Ивана вообще нет телефона — дела ведет Николай: поддерживает контакты, решает все вопросы. У Ивана же, в свою очередь, появилась взволнованная молодая женщина, которую якобы попросили передать ему сообщение о том, что его брат на каком-то там километре попал в автомобильную аварию.

Костя присвистнул, а Полина обхватила себя двумя руками, чтобы не дрожать.

— Они буквально только что нашли друг друга, — закончил Никифоров. — Николай Леонидович преисполнен раскаяния. Я сказал, что ты его простила.

— Ой! — внезапно вспомнила Полина. — Вчера тетя Муся с Эдуардом должны были поехать в квартиру моей сестры и проверить, все ли там в порядке. Я им ключи отдала.

Никифоров уже открыл было рот для того, чтобы заметить, что двоюродная сестра ее за это по головке не погладит, но вместо этого спросил:

— Она оставила ключи тебе?

— Да, а что?

— А тете Мусе не оставила? Хотя общалась с ней на протяжении довольно продолжительного времени? Насколько я понял из твоих рассказов, Эдуард на память знает номер ее мобильного, и вообще все то время, что ты жила, скажем так, в изоляции от родственников, он с его мамашей поддерживали с твоей сестрой и ее мужем самые добрые отношения.

— Думаешь, Люда не хотела, чтобы у тети Муси были ключи?!

— А ты сама что думаешь? — вопросом на вопрос ответил Никифоров. — У меня от твоей тети Муси до сих пор колики. Сроду не встречал такой настырной особы. Она тыкала мне в живот зонтиком, как будто я жаба.

— Когда я была маленькой, она привозила мне шоколадки, — на Полину было жалко смотреть.

— Как бы то ни было, тете Мусе нужно позвонить, — напомнил Костя, раскрасневшийся от коньяка. — Пусть доложит о своем походе.

— А я могу.., оставить ей твой номер телефона? — робко спросила Полина. — Надо же иметь какую-нибудь связь…

— Ни за что! — сердито сказал Никифоров. — Во-первых, я не желаю ее слышать. А во-вторых, в целях конспирации ты вообще не должна сообщать, где находишься. Может быть, бандиты прослушивают твою тетю Мусю. Мы ведь пока даже не выяснили, что это за люди и какие у них возможности.

— Надеюсь, они ее потеряли, — заявил Костя.

Никифоров на секунду задумался, потом покачал головой:

— Вряд ли. Я думаю, они просто дали ей убежать. Им необходимо знать, где она прячется.

— Это можно легко проверить.

— Да? — неопределенно спросил Никифоров. Он знал, как.

— Надо выпустить ее на улицу и посмотреть, что из этого выйдет! — сообщил радостный Бунимович.

— Я не хочу гулять! — твердо заявила захмелевшая Полина. До сих пор она никогда не пробовала коньяк, но не призналась бы в этом даже под пытками. — Я сегодня уже так нагулялась, что у меня ноги отваливаются.

Никифоров посмотрел на ее ноги и вытянул губы трубочкой. Аморальный Бунимович бросал плотоядные взоры на ее коленки, Андрей это видел и тихо бесился.

— Думаю, нам и в самом деле стоит попробовать, — наконец сказал он.

— Попробовать что?

— Выйти из дому. Поглядим, кто там имеет на тебя виды. Хочу оценить противника визуально. Кроме того, тебе необходим мобильный телефон.

— Зачем? — испугалась Полина.

— Позвонить тете Мусе!

Полина не представляла себе, как можно приобрести мобильный телефон ради одного звонка.

— Наверное, я могу его купить, — сообщила она. — Но вряд ли сумею им пользоваться. У меня не хватит денег на разговоры.

— Костя, я что-нибудь говорил о деньгах? — спросил Никифоров, скушав очередную рюмочку коньяку и занюхав ее оберткой от шоколадки, съеденной Бунимовичем единолично.

— Где-нибудь поблизости есть салон связи? — вместо ответа спросил тот.

— Я не пойду! — сопротивлялась Полина, когда приятели под руки вели ее в коридор, а потом вставляли в босоножки.

— Мы будем рядом, — уверил Никифоров, дохнув на нее коньяком. — Судя по всему, у шайки нет другого оружия, только шприцы. Мы никого не подпустим близко.

Полина, насилу убежавшая от бородатого, на негнущихся ногах вышла из подъезда. Никифоров шел впереди. Костя, с некоторым отрывом, — сзади. Тем не менее Полине потребовалось все ее мужество, чтобы выйти из двора на широкую улицу.

Каждый прохожий вызывал у нее подозрение. Некий невезучий молодой человек вознамерился спросить у нее, где останавливается какой-то там троллейбус. Он дернулся в ее сторону и успел произнести: «Девушка, вы не подскажете…». И тут же получил от нее мощнейший удар справа. Он немедленно завыл, схватившись за нос и согнувшись пополам, а подбежавшие Никифоров с Бунимовичем принялись ощупывать его, рассчитывая найти в кармане шприц. Однако ничего не нашли и поспешно скрылись с места происшествия.

— Я так с ума сойду! — прошипела Полина, когда они заставили ее двигаться дальше. — Шприц может оказаться у кого угодно!

Салон связи отгрыз для себя кусочек помещения в большом супермаркете.

— Телефон зарегистрируешь на себя, — велел Никифоров приятелю.

— Да на мне этих телефонов уже висит — самосвал. Свой, теткин, сестрицы, племянника…

— Значит, тебе уже без разницы — одним больше, одним меньше, — отрезал Никифоров. — Главное, документы подпиши.

Пока Бунимович занимался телефоном, Полина отправилась за продуктами. Ей было велено покупать все, что хочется. Она взяла самую здоровую телегу — размером с небольшую лодку — и, навалившись на нее животом, вкатила в пространство между стеллажами. Первым, чего ей захотелось, оказался томатный соус. Выбор был таким большим, что она даже растерялась. Прежде она не покупала продукты в таких магазинах — ходила только посмотреть.

Она положила на самое дно корзины одну бутылочку. Та смотрелась очень сиротливо, поэтому Полина добавила к ней пакет макарон, закрученных «гнездами», и здоровенную упаковку замороженных куриных ног. Потом ей понравилось селедочное масло и совершенно заворожила каша в пакетиках. Она накупила пропасть этих каш, сложив коробки домиком. Сначала Полина не забывала смотреть по сторонам: ведь здесь она была всего лишь приманкой! Однако потом процесс отоваривания настолько завладел ею, что она забыла об осторожности. В зале громко играла музыка, и кривая ее настроения медленно поползла вверх.

Дальнейшие события развивались синхронно.

К Косте Бунимовичу обратилась с вопросом девица в тортиках и трогательной маечке, надетой на голое тело. Тело было таким зрелым, таким чувственным, что Бунимовича тотчас же потянуло на солдатские анекдоты. Он отвернулся от зала и распушил хвост.

Никифоров маячил где-то между соками и газировкой. Женщина в соломенной шляпке задела его плечом, он непроизвольно схватился за полку, толкнул батарею бутылок, и одна из них, — конечно же, стеклянная! — грохнулась о пол и разбилась, брызнув в разные стороны осколками и пенящейся жижей. Женщина взвизгнула и запричитала:

— Ой, ой! Ноги! Стекляшки впились мне в ноги!

Она завертелась на месте, и расстроенный Никифоров завертелся вместе с ней — предлагая свою помощь, извиняясь и пытаясь отодвинуть ее от осколков, валяющихся на полу.

Тем временем в проход между стеллажами, где, кроме Полины, прогуливались несколько подростков, с разных сторон вошли два молодых мужчины. Оба брюнеты, оба высокие, крепкие, с простецкими физиономиями. И мозолистыми трудовыми руками.

Они поглядывали на полки с продуктами, но ничего не брали. Даже корзинок у них при себе не было. Столпившись возле чипсов, подростки толкались и гоготали, как гуси.

Полина поняла, что ее взяли «в коробочку»

Только когда кто-то загородил свет.

— Андрей Андреевич! — что было мочи крикнула она, позабыв от страха, что они перешли на «ты».

Тут же что-то ужалило ее в плечо. Она рванулась изо всех сил, шприц упал на пол, и один из нападавших прошипел:

— Черт!

Потом повысил голос и, поддерживая Полину за талию, сказал:

— Осторожнее, тут женщине плохо!

Полина почувствовала, что мир куда-то уплывает. Картинка исказилась, предметы стали такими, словно отражались в кривом зеркале. И тотчас в этом зеркале появился знакомый силуэт, который заревел страшным голосом:

— Костька! Сюда, твою мать!

Полина очнулась, когда на улице уже стемнело. Летняя ночь хозяйничала в комнате — окно было распахнуто настежь, занавеска вылетела наружу и танцевала в ветвях соседнего дерева. Никифоров очень прямо сидел на диване у нее в ногах. Глаза его были закрыты, на лице — сосредоточенное выражение. Бунимович дремал в кресле, бесшумно вдыхая и громко выдыхая. Умиротворяющая картина заставила Полину некоторое время лежать неподвижно. Потом она пошевелила ногой, и Никифоров мгновенно ожил.

— Есть! — громко сказал он, встретившись с ней глазами. — Костька, вставай, она пришла в себя.

Тот немедленно встал и навис над ней, загородив свет настольной лампы.

— Ну-с? — спросил подскочивший Никифоров тоном ненастоящего, киношного доктора. — Как мы себя чувствуем? — И потер руки.

— Ты просто свинья! — немедленно сказала Полина. Еще несколько дней назад представить, что она бросит ему в лицо подобное обвинение, было немыслимо. — Я ведь говорила, что за мной охотятся! Обязательно нужно было проверять!

— Больная чувствует себя хорошо, — сделал заключение Бунимович, принимая вертикальное положение.

— Пить! — потребовала Полина. Именно потребовала, потому что они оказались виноваты. Оба. — Вы кого-нибудь схватили хотя бы? Сдали в милицию?

Ее защитники переглянулись. Стало ясно, что они никого не схватили и не сдали. У Бунимовича на скуле наливался багровый кровоподтек, а у Никифорова была разбита рука.

Он налил в стакан минералки и сказал:

— Зато мы знаем, как они выглядят. И знаем, что их много.

— Четверо, — поддакнул Бунимович.

— Пятеро, — поправила Полина, придерживая свободной рукой голову, чтобы она не рассыпалась на кусочки. — До этого я видела троих, и в магазине на меня напали еще двое.

— Это какое-нибудь тайное общество! — сделал вывод Костя. — Какая-нибудь подпольная организация. Какая-нибудь «Азазель».

— Что они имеют против меня? — проскрипела Полина, свесив ноги с кровати и обнаружив, что ее сарафан помялся так, будто на нем плясал слон.

— Мы купили тебе халат, — сообщил Никифоров, заметив ее испуг.

— И тапочки, — подхватил Костя.

— Белые? — уныло спросила она.

Они купили ей не только халат и тапочки, но и еще какую-то одежду, которую выбирала продавщица. Бунимович двумя руками показывал, какой толщины и высоты Полина, а продавщица, нервно облизывая губы, выхватывала из ряда висящих на плечиках нарядов то один, то другой. Потом они принесли в обувной магазин старенькие Полинины босоножки. Радостные девушки, взяв их на изготовку, разбежались по залу, после чего насовали им в пакет дюжину разномастных коробок.

— Никогда не покупал столько обуви сразу, — признался Никифоров.

— Ты что, жениться на ней собрался? — спросил Костя, уверенный, что дело этим и кончится.

— Я?! — вспетушился тот. — Если я женюсь второй раз, можешь смело объявлять меня недееспособным и сдавать в сумасшедший дом.

Полина выпила еще минералки, утерла губы тыльной стороной ладони и спросила:

— Вы купили мобильный? Я хочу позвонить тете Мусе.

— Купили! — Костя немедленно сорвался с места и притащил маленький телефончик.

— Кстати, какой сегодня день? — спросила Полина. — Вчерашний или уже завтрашний?

— Ты отключилась всего на несколько часов, — успокоил ее Никифоров. — Тебе удалось сломать шприц, поэтому нападавшие не успели ввести в тебя все, что в нем было.

— А что в нем было? — немедленно поинтересовалась она.

— Наверное, снотворное.

— Наверное? Вы не знаете точно? Вы что, даже не вызвали для меня врача? — обиделась она.

— Зачем? — Никифоров пожал плечами. — Совершенно ясно, что они не собирались тебя убивать. Только пугали.

— Кому это совершенно ясно? — подал голос Костя.

— Мне, — коротко ответил Никифоров и велел:

— Диктуй номер тети Муси.

Полина продиктовала и тут же обеспокоилась:

— А что, если она уже спит?

— Ничего, поговоришь с Эдиком, — ответствовал Андрей.

Эдуарда никто и никогда не называл Эдиком. По крайней мере, она не слышала. Сын тети Муси как раз и подошел к телефону.

— Пелагея! — раздался в трубке его взволнованный голос. — Куда ты подевалась?! Твой сосед по даче сообщил, что ты сгинула в каком-то отделении милиции. Зачем тебя туда понесло?

— Я заявляла о том, что на меня напали, — пробормотала Полина. — А… А вы были в квартире Люды?

— Мы были, — коротко ответил Эдуард. — Квартира пустая. Но это не главное. У нас очередная плохая новость — Людмила пропала.

— Как? — ахнула Полина, и Никифоров немедленно прислонил свою щеку к ее щеке, чтобы слышать все, о чем говорит ее родственник.

Щека запылала, словно нагретая жарким солнцем. Почувствовав этот жар, Андрей немедленно забыл, зачем прижался.

— Мамуле позвонила подруга Людмилы, некая Наташа Скворцова. Они вместе работают в клинике.

— Ах, — прошептала Полина. Было непонятно, к чему относится это «ах», к тому, что говорит Эдуард, или к тому, что Никифоров так близко.

— У этой Наташи в Болгарии живет подруга. Бывшая одноклассница, которая вышла туда замуж. То есть в Болгарию, — пояснил он, потому что Полина не подавала признаков жизни.

— И что? — пискнула она, почувствовав, что он ждет от нее какой-нибудь реакции.

— Наташа собрала для нее посылочку и попросила Людмилу передать; Одноклассница встречала ее в аэропорту.

— Ну? — спросила Полина с придыханием.

— Ну и она не прилетела.

— Как? — испугалась Поля. — И она тоже?

— Ясно, что с ними обоими что-то случилось, — подвел итог Эдуард. — И с Людмилой, и с Максимом.

— Телефон Наташи Скворцовой, — одними губами сказал Никифоров прямо Полине в щеку.

Ее сердце повело себя так, как если бы его хозяйка рискнула прокатиться на американских горках — сначала зависло в пустоте, а потом ухнуло вниз.

— Дай мне телефон Наташи Скворцовой, — выдавила она из себя.

— Собираешься ей позвонить? — удивился Эдуард. — Вряд ли она скажет тебе что-то новое. Впрочем, запиши, если уж так хочется. Правда, она дала мне только рабочий.

Полина стала повторять цифры, которые называл Эдуард. Она повторяла, а Бунимович, послюнявив грифель, записывал их красным карандашом на листок отрывного календаря.

— Кстати, ты сама-то где? — спохватился в конце концов родственник. — Надеюсь, не в милиции? Тебя не задержали? Ты совершенно к жизни неприспособленная. Как ты будешь детей учить?

Она была убеждена, что у нее это получится хорошо, но Эдуарду об этом говорить не стала. Слишком близко был Никифоров, и его ресницы щекотали ей кожу.

Андрею тоже стоило большого труда сосредоточиться. У ее рыжих волос был наивный запах, похожий на аромат фиалкового мыла. Он постарался отвлечься от ее волос, ее запаха, вообще от нее всей и снова подсказал:

— Оставь номер своего мобильного.

— Со мной все в порядке, — пискнула она в трубку. — Запиши номер моего мобильника.

Никифоров принялся диктовать и дышать ей в ухо, и каждая цифра, которую он выдыхал, а она повторяла, плавилась у нее на языке.

— Ты что, засыпаешь? — раздраженно спросил Эдуард. — Говори громче!

— Созвонимся завтра! — промямлила Полина и сунула трубку Никифорову.

Тот отключил телефон и, быстро поднявшись, прошелся по комнате, пытаясь успокоиться. Совсем спятил, едва ли не целовался с ней. Чувство вины не должно руководить его поступками!

— Фу! — воскликнула Полина. — Ужасно жарко. Откройте окно!

— Окно настежь, — с укоризной заявил Костя, мимо которого, конечно, не прошли все их штучки. — Предлагаю отложить разбор полетов на завтра. Спать ужасно хочется. Я домой поеду.

Он уехал, а Полина ушла в отведенную ей комнату, накрылась одеялом и закрыла глаза. В тот же миг на нее кто-то прыгнул. Кто-то большой и тяжелый. Она взвизгнула и увидела прямо возле своего лица кошачью морду с круглыми глазами.

— Брысь! — крикнула Полина и попыталась стряхнуть кошку на пол.

Ничего не вышло. Кошка была здоровая, как тигр, мордатая, с маленькими ушами и толстым гладким хвостом. Серая шерсть стояла на спине гребешком, как у динозавра.

— Поля! — крикнул из-за двери Никифоров. — У тебя все в порядке?

— В полном! — ответила та. — Я не знала, что у тебя есть кошка. Она не кусается?

— К счастью, нет, — пробормотал он. — Если бы она еще и кусалась, я бы застрелился. У меня и так с ней сплошные проблемы. Одну ее не оставь, воды ей свежей налей, миску за ней вынеси, за ухом почеши, бантиком повози…

— Как ее зовут? — все так же через дверь поинтересовалась Полина.

— Мирандолина. А к тебе можно?

— Заходи! — Она накинула халат и взяла кошку под передние лапы. Та индифферентно повисла. — Почему я ее раньше не видела?

— Она где-нибудь дрыхла, ей было лень вылезать, — сказал Никифоров, открыв дверь и остановившись на пороге.

— Хорошая киса! — пробормотала Полина, погладив ее по спине. Мирандолина немедленно заурчала, как мотоцикл.

— Я смотрю, ты не слишком расстроена сообщением об исчезновении сестры.

— Мне кажется, Эдуард драматизирует. То, что Люда и Максим исчезли одновременно, наводит на мысль, что они просто всех обманули. Сказали, что поедут один — на конференцию в Париж, а другая — на отдых в Болгарию, а на самом деле вдвоем отправились совсем в другое место. Просто они хотели, чтобы никто об этом не узнал.

— Почему? — привязался Никифоров.

— Я не знаю.

— Мне не нравится, что охота за тобой началась тогда же, когда исчезли твоя сестра и ее муж. Возможно, у них неприятности, и они спрятались, предоставив тебе все расхлебывать.

— Почему ты так решил? — изумилась она.

— Ты ведь со своей сестрой не виделась с самого детства, я прав?

— Ну и что?

— С какой стати она вдруг воспылала желанием тебе помогать? Пустила к себе жить, пообещала работу?

— Ну… Мы.., все-таки не чужие друг другу! — неуверенно возразила она.

— Хорошо, вы — не чужие. А Максим? Какой мужчина согласится на то, чтобы в его доме поселилась родственница жены? А?

Полина окончательно растерялась.

— Они были так.., так…

— Добры, — подсказал Никифоров. — Они что, славятся своей добротой?

— Я не знаю.

— Понятное дело, не знаешь. Вот что мы сделаем. — Он прошелся по комнате, словно стратег, планирующий военную кампанию. — Завтра поедем к этой Скворцовой Наташе, и ты все у нее выспросишь. Когда она встречалась с Людой, чтобы передать ей посылку? Может, она подвозила ее в аэропорт, и твоя сестра исчезла точно так же, как Максим, — с заправочной станции? В общем, побольше подробностей. А сегодня — спать. Утро вечера мудренее.

Утром Полина озадачилась — что надеть. Никифоров с Бунимовичем купили ей нечто невообразимое — обтягивающее, короткое, яркое. Она решила, что ей следует закрыть на это глаза и сказать спасибо.

Увидев ее в новом наряде, Никифоров понял, как они с Костей погорячились. Благодаря проснувшемуся в них чувству вины рыжая штучка превратилась в заряженную частицу, создав вокруг себя опасное поле. Его благодеяния ему же и выходят боком!

Всю дорогу до клиники он старался на нее не смотреть, но к концу пути был близок к тому, чтобы рассказать ей любимый Костиков анекдот про прапорщика. Она ничего не замечала или делала вид, что не замечает, тогда как у него наверняка поднялось кровяное давление.