Сумеречный клинок

ГЛАВА 13 Предложение, от которого невозможно отказаться

В дверь постучали. Вежливо, но настойчиво, с намеком.

«Что ж, маршал, надеюсь, у вас имеются веские основания».

Вставать не хотелось. Вернее, не хотелось размыкать объятий, но…

«Человек предполагает, а Господь Всемогущий располагает, не так ли?»

— Иди! — улыбнулась Тина, выскальзывая из его объятий. — Судя по шуму, у нас снова переменились обстоятельства.

— Похоже на то. — Он встал с кровати и стал быстро одеваться, выхватывая свои вещи из путаницы поспешно сброшенной ночью одежды и тем облегчая поиски Тины, когда та пойдет по его следам.

— Уже иду! — крикнул он Ремту, по-прежнему околачивавшемуся по ту сторону двери.

— Не спеши! — остановила его Тина. — Момент для побега мы упустили, а сражение без нас не начнется.

Она подобрала с кровати белую виссоновую ленту и начала пеленать грудь. Тина делала это удивительно ловко, движения ее были плавными и вызывающе чувственными, грудь — великолепна, улыбка — чарующа. И вся она — высокая и стройная, словно бы устремленная ввысь — производила настолько сильное впечатление, что у Виктора перехватило дыхание.

«Дьявол! Эта женщина играет со мной в такие игры, каких просто не может знать! Она же еще, по сути, девочка… И мастер ядов, — напомнил он себе. — Она мастер ядов, и как же это сочетается с сиротской юностью, проведенной в приюте дев-компаньонок?»

— Да, — кивнул он, отвечая на ее последнюю реплику. — Судя по всему, гостиница окружена, но приготовлений к штурму пока не слышно. Нас ждут.

— Почему ты такой умный? — Батистовая сорочка, невиданные в большинстве областей империи панталоны, похожие отчасти на обрезанные едва ли не по пах штаны, сшитые, впрочем, не без изящества из тонкой и мягкой ткани…

— А ты? — спросил он, застегивая пояс.

— Я? — Натягивание узких штанов из тонкого шевра само по себе являлось зрелищем завораживающим — почти как хрустальный шар, — но Тина еще и улыбалась к тому же.

— Мастер… — Он не произнес этого слова, но проартикулировал его достаточно четко, чтобы она увидела и разобрала.

— Ты прав, об этом я как-то забыла… — Сапоги, сначала один, потом другой. — Быть простой девушкой куда легче…

— А принцессой?

— Трудно сказать. — Жилет, камзол. — Но на этот счет у меня имеются серьезные сомнения. И развеять их никто пока не смог. Можешь открывать!

— Так тому и быть! — И с этими словами он распахнул дверь.

В коридоре и в самом деле их ждал старина Ремт.

— Все пропало! — воскликнул маршал, едва дверь отворилась, и сделал «страшные» глаза. — Они везде!

— Доброе утро! — приветствовал его Виктор. — Насколько плохо обстоят наши дела?

— Честно сказать, не знаю. — Ремт сбросил маску простака и взглянул на Виктора «тем самым взглядом», от которого поеживались в свое время и не робкого десятка люди. — Дом окружен войсками, и, что характерно, я разобрал цвета всех трех претендентов.

— Войсками? — спросила Тина, появляясь из-за спины Виктора.

— Ну, я бы сказал, что их многовато для утренней прогулки по городу. Но есть и хорошие новости — убивать нас пока вроде не собираются…

С утра шел мелкий дождь. Ничего серьезного, но настроение не поднимает. Сыро и пасмурно, и хочется напиться, хотя такого он себе никогда не позволял. Вся жизнь Сандера Керста была подчинена одной цели: он должен был, просто обязан — обречен памятью и кровью — вернуться туда, откуда изгнали его превратности судьбы. И вот этот день настал — так близко к удаче он еще никогда не приближался, — но отчего же тогда ему так тоскливо?

— Есть мысли? — Ада задала этот вопрос уже в третий раз. Разными словами, но дела это не меняет.

«Похоже, она нервничает… Впрочем, я тоже!»

Вчера Сандер был в полушаге от успеха, но Евгений, подразнив его графской — с перлами[34] и гранатами — короной, грамоту так и не отдал. Документы остались у герцога, а в душе Керста поселилось сомнение: стоил ли приз таких усилий?

«В конце концов, я доктор права, — сказал он себе, возвращаясь в гостиницу. — И… благородный человек. Но что осталось от моего благородства?»

«И что, черт возьми, означает эта осада?» — спрашивал он себя сейчас.

Солдаты появились где-то около восьми. Во всяком случае, Керсту казалось, что, будь на небе солнце, его тень наверняка указала бы куда-нибудь между восьмой и девятой рисками. Он как раз собрался в очередной раз посетить своего двоюродного брата, как вдруг со всех сторон к гостинице хлынули потоки солдат. В этот драматический момент — а по-другому и не скажешь — они втроем, то есть Сандер, Ада и мастер Сюртук, сидели в гостиной. Они ели дрянную кашу с топленым салом, пили кислое вино, настолько разбавленное водой, что и выпивкой-то не считалось, и обменивались ленивыми репликами. Говорить было не о чем, вернее, та единственная тема, которая, как думал Керст, волнует всех троих, находилась под запретом. Но не думать о Тине и Викторе Сандер не мог. Остальные, вероятно, тоже.

— Сейчас нас будут убивать! — почти радостно сообщил Ремт Сюртук, но в отличие от Сандера и Ады, вскочивших, роняя табуретки, на ноги и обнаживших мечи, остался сидеть за столом.

«Кажется, Евгений нашел самый простой способ решить наши с ним семейные дела, — подумал Керст, глядя на то, как солдаты окружают дом. — Нет человека, нет проблемы, не так ли?»

— А по-моему, это как-то избыточно, не находите? — спросила вдруг Ада и опустила меч. — Вы правы, Ремт, их слишком много даже для ареста, не то что для убийства.

— Обратите внимание на цвета и кокарды, — предложил между тем мастер Сюртук, и Сандер «прозрел».

Как ни странно, гостиницу брали в кольцо солдаты трех разных армий. Он видел здесь цвета княгини Кунгхаар, и красные кокарды Матеуса Бёма, и, разумеется, «Танцующего аиста» Гаррахов.

А потом в гостиную вошли несколько офицеров, представлявших, судя по гербам, всех трех претендентов, и один из них, выйдя вперед, вежливо поклонился сидевшим за столом компаньонам:

— Мы можем переговорить с графом ди Рёйтером и госпожой Ферен?

— Намекаете на «позвать»? — поднял рыжие брови Ремт.

— Вежливо спрашиваю, — улыбнулся капитан.

— Вежество наше все, — усмехнулся в ответ Ремт и встал. — Пойду позову, если позволите.

— Позволю, — кивнул капитан. — С Богом!

Ремт ушел и не возвращался уже чертову прорву времени. Офицеры стояли возле входной двери и что-то обсуждали вполголоса, а Сандер сидел с Адой и гадал, что все это значит.

— Есть мысли? — Ада в очередной раз понюхала вино, поморщилась и отодвинула стакан.

— Ровно две, — раздраженно ответил Керст. — Первая, где их черти носят, и вторая — что, черт возьми, происходит в городе и мире?!

По-видимому, реплика Сандера прозвучала слишком громко.

— Не поминайте черта, мэтр Керст. — Голос принадлежал Тине и шел откуда-то сверху, вероятно, с верхней площадки лестницы. — Он может понять вас неправильно и прийти.

Теперь Керст услышал шаги на лестнице, а вскоре в гостиной появились и сами виновники торжества. Во всяком случае, Керст надеялся, что это так, хотя и не знал, кто и что празднует.

— Господа! — Виктор, на поверку оказавшийся имперским графом, вышел вперед и обратился к повернувшимся ему навстречу офицерам. — Гвидо ди Рёйтер, к вашим услугам.

— Антон де Схаарт, — склонил голову в поклоне давешний капитан. — Я представляю здесь герцога Гарраха…

И перед Керстом начала разворачиваться исполненная пафоса павана[35] представлений и церемониальных жестов, не замедлившая вскоре включить в свой ритм и самого Сандера.

— Позвольте представиться!

— К вашим услугам!

— Польщен!

— Барон фон Турман, — твердый кивок, бесстрастное лицо, — капитан малой гвардии ее светлости княгини Кунгхаар…

— Ремт Сюртук, прохожий! — Улыбка от уха до уха и туман идиотизма в блекло-зеленых глазах.

— Ада фон дер Койнер цум Диггерскарп…

— Капитан Скальдер, имею честь состоять в авангарде маршала Бёма…

— Тина Ферен…

— Сандер Керст, частный поверенный…

— Капитан речной стражи княжества Чеан Петр Ворварт…

«А этот что здесь делает?» — удивился Сандер, но удивление вышло каким-то сторонним, едва ли не бесстрастным, поскольку все чувства Керста в этот момент сосредоточились на Тине Ферен. И, похоже, не только его.

Этим утром Тина была хороша необыкновенно, хотя такое определение не передавало и малой части той силы женственности и неординарности натуры, какие излучали в пространство ее стройное тело, с невероятным бесстыдством выставленное напоказ своеобразием мужского наряда, ее узкое лицо с высокими скулами и тонкой линией губ, глаза, полные золотого сияния, и волосы цвета благородной бронзы. Не смотреть на нее было невозможно, смотреть — мучительно.

«Возможно, я совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Возможно, я всего лишь неудачник…»

И в самом деле, счастье, как виделось ему теперь, было так близко, так возможно, но Керст не рассмотрел великолепную женщину в некрасивой девушке. Он ошибся, приняв молодого лебедя за гадкого птенца. Не оценил ее чувств, возникших было в самом начале путешествия. Променял возможность любви на призрак величия.

— Дамы! — Капитан де Схаарт галантно поклонился сначала Тине, затем Аде и посмотрел на мужчин. — Господа! Я уполномочен моим господином — принцем-наследником Евгением Ноаем герцогом Гаррахом пригласить вас следовать за мной.

Герцог ожидал их в ратуше, что само по себе противоестественно, если не применять более сильных выражений. Но именно их Ада и использовала.

«Что, дьявол их выскреби, здесь происходит? — думала она, шагая с бесстрастным лицом вслед за своей ненормальной воспитанницей. — Они что, успели сговориться за ночь? Евгений теперь главный? И он нас ждет?!»

Все это было более чем странно: совсем недавно, буквально вчера и уж точно — позавчера, эти трое готовы были порвать друг друга, как волк овечку, и вдруг — и с чего бы это? — мир и согласие, пирог с олениной и вино бочками!

«За чей счет дружим?» Вопрос отнюдь не риторический, а самый что ни на есть насущный.

«Но с другой стороны, какого беса тогда все это лицедейство? Это что, сраная галантность, или я чего-то не знаю?!»

Вдоль улиц войска шпалерами,[36] на площади перед ратушей — четыре малых каре, бунчуки,[37] прапоры[38] и штандарты.[39]

«Похоже, я многого не знаю, а жаль…»

Лестница — семь полукруглых каменных ступеней, — высокие двери, обитые железными фигурными полосами и украшенные бронзовым литьем, прихожая, заполненная челядью, еще одни двери, и…

«Впечатляет! — признала Ада, бегло оглядев зал городского совета. — Тем хуже для нас».

Герцог Гаррах — «принц Евгений» — сидел в кресле, лишь немногим превосходящем своими размерами и отделкой остальные два, из которых одновременно с «согласованным наследником» встали маршал Матеус Бём граф Ла се Маор и Дария д’Амюр княгиня Кунгхаар.

«Вот же сука! Могла бы и записочку с нарочным прислать, тварь продажная!»

— Спасибо, что пришли. — Следовало отметить, что Евгений производил приятное впечатление, высок, красив, мужественен, и начало речи нетривиальное. — Как видите, все уже решено. — Говорил принц легко, звуки произносил отчетливо. — Сегодня ночью мы трое, — «охватывающий» жест в сторону родичей, — пришли к соглашению, но для вас это уже не новость, не так ли, граф?

— Так. — Виктор, которого следовало теперь звать Гвидо, ответил с достоинством, но не без намека на иронию. — «Согласованный кандидат», я правильно воспроизвожу ваш новый титул?

— Неправильно, но близко к тексту, — чуть улыбнулся Евгений. — «Согласованный наследник», но суть дела ясна.

— А как же четвертая претендентка? — Вопрос, как ни странно, принадлежал Керсту.

— Собственно, из-за вас, сударыня, я и организовал эту встречу. — Теперь принц смотрел на Тину и говорил только с ней. — Разрешите представиться, Евгений Ноай!

— Тина Ферен.

— Приятно познакомиться. — Голос Евгения звучал ровно, но в нем чувствовалось напряжение. — Не скрою, я многое знаю о вас, сударыня, но я не мог себе даже представить, насколько слова бессильны передать вашу подлинную красоту.

— Благодарю вас, принц, ваш комплимент не оригинален, но искренен, а это дорогого стоит.

— Вы действительно моя кузина?

— Не знаю. — Тина чуть повела плечом, но и только. — Спросите мэтра Керста.

— Что скажешь, Александр?

«Александр? Значит, догадка была правильной, они родственники!»

— Документы находятся в Ландскруне.

— Я спросил о другом.

— Я полагаю их подлинными.

«Обтекаемый ответ. Так в какую игру играет наш законник?» К сожалению, вопросов было больше, чем ответов, а события разворачивались настолько стремительно, что и подумать времени не оставалось.

— Но они могут быть оспорены? — На этот раз в разговор вступила княгиня Дария.

— Как и любые другие документы, — пожал плечами Сандер Керст. — Тяжба по такого рода делам, ваша светлость, может тянуться годами, если, разумеется, не вмешивается монарх, являющийся верховным судьей. Но права «королевского суда», насколько я понимаю, неприменимы к данному случаю. Правовой казус, так сказать, а следовательно, разрешить его полномочен лишь Коронный совет.

— Спасибо, Александр. Ты дал исчерпывающий ответ. Сударыня… — Герцог снова смотрел на Тину. — Вполне возможно, что так все и обстоит. Во всяком случае, граф ди Рёйтер утверждает, что вероятность того, что вы дочь покойного императора, весьма велика, а у графа репутация крайне серьезного человека.

— И тем не менее вы «согласованный наследник». — Тина стояла спокойно, в ее позе, как и в голосе, ощущались невероятная для девушки ее возраста и воспитания уверенность, самообладание без усилия, чувство собственного достоинства, осознание судьбы. — Так что же случилось, герцог? О чем мы сейчас говорим?

«Она выглядит, как королева, но она не королева, вот в чем дело».

— Мы говорим о превратностях судьбы и обстоятельствах, которые сильнее нас. Видит Бог, сударыня, я сделал бы все от меня зависящее, чтобы доказать, что мои права на трон выше ваших. Но способ, каким судьба разрешила возникшую коллизию, мне не по душе. Поэтому я решил объясниться с вами здесь и сейчас тем способом, какой счел наиболее подходящим случаю.

— Много слов, ваше высочество.

— Вы правы, сударыня. Капитан! — Герцог обернулся к группе офицеров и кивнул одному из них.

«Капитан речной стражи княжества Чеан Петр Ворварт… — У Ады была цепкая память, сильная и быстрая, какой и должна быть память волка-оборотня благородной крови. — Какова твоя роль в этом деле, капитан? За что мне придется тебя убить?»

— Я капитан речной стражи княжества Чеан Петр Ворварт лорд Соловьиного холма. — Мужчина сделал несколько шагов вперед и остановился перед герцогом Евгением. — По приказу княжеской Ставки я прибыл в город Лукку, чтобы от лица Сапфировой Короны потребовать выдачи особы, именуемой Тина Ферен, и препроводить ее в Норнан для расследования и суда. Кто представляет в Лукке Империю? Кому я могу передать официальное требование Ставки?

«Что за бред?! — Сказать, что Ада была ошеломлена, значит не сказать ничего. — Дьявол и преисподняя, они что, все с ума посходили?»

— А к кому бы вы обратились, капитан, если бы нас здесь не было? — Закономерный вопрос, но избыточный в данной ситуации.

— К губернатору, ваше высочество, или мэру города Лукка.

— Но я здесь, и вы обращаетесь ко мне.

— Это так, ваше высочество. Вы «согласованный наследник», принц крови и, значит, высшая власть в Империи. В вашем присутствии обращение Сапфировой Короны к кому бы то ни было еще являлось бы оскорблением величия.

— Что скажете, граф? — Вопрос предназначался Виктору, и не напрасно. Если это действительно ди Рёйтер, то лучшего знатока имперской дипломатии иди еще найди.

«Если, разумеется, ты это ты!»

— Все верно, ваше высочество, — подтвердил Виктор. — Но я вынужден напомнить, что претендент на престол рассматривается имперским правом как принц крови, пока не доказано обратное. Выдача же принца империи иностранному государству…

— Чеан не иностранное государство, — возразил Евгений. — Но я понимаю ход вашей мысли, граф. Проблема, однако, состоит в том, что госпожа Ферен еще не объявлена законным претендентом. Ее претензии на престол не заявлены официально и не рассмотрены Коронным советом. Вы понимаете, что я имею в виду?

— С точки зрения имперского права госпожа Ферен все еще остается частным лицом. — Судя по всему, Виктору не нравилось то, что он говорит, но ничего другого он сказать не мог. — Однако в вашей власти, ваше высочество, изменить ситуацию, если вы признаете госпожу Ферен своей кузиной. Достаточно признания «родства второй категории»…

— Не могу, — покачал головой Евгений, лицо его выражало сожаление. — Без документов, подтверждающих родство, я этого сделать не могу. Поймите, граф, я все еще не император и не имею таких полномочий. Спросите Александра, — кивок в сторону Керста. — Я уже много лет пытаюсь вернуть ему утраченное в связи с обстоятельствами положение в обществе, а ведь он мой двоюродный брат.

«Официальное объявление… С чего бы?»

— Кстати, Александр, прими мои поздравления! Повод, конечно, не самый удачный, но, как говорится, лучше так, чем никак. Подтверждения получены, титул графа ан дер Глен принадлежит тебе…

«Три графа и баронесса сопровождают неизвестную девушку на ее пути к славе… Случайно ли такое совпадение?»

— …Бумаги находятся у моего секретаря, — продолжал между тем говорить герцог, — но это терпит, не правда ли?

— Разумеется, ваше высочество, — склонился в поклоне Керст. — Примите мою искреннюю благодарность, милорд!

— Вот видите! — Евгений снова смотрел на Тину. — Я бессилен изменить ситуацию, и это меня искренне огорчает. Не знаю, какое преступление инкриминируют вам власти княжества, но, учитывая всю сложность отношений между Империей и княжеством Чеан, я не могу им отказать. А вы — вы должны извинить меня за это уточнение, сударыня, — но, даже если вы дочь императора и моя кузина, формально вы не имеете даже дворянского звания. Вот, собственно, и все. — Герцог замолчал, но пауза длилась всего лишь мгновение. — Впрочем, нет, не все. Сударыня, надеюсь, суд в Чеане так же нетороплив, как и в Империи. Обещаю вам предпринять все меры к вашему освобождению, едва я взойду на трон. Полагаю, князь Чеана прибудет на коронационные торжества, и у меня будет возможность переговорить с ним на ваш счет. Это все.

— Кого вы пытаетесь успокоить, герцог? — Голос Тины не дрогнул, поза не изменилась. — Меня или свою совесть?

Все произошло слишком быстро, но, когда стража в сине-красных цветах княжества Чеан сомкнулась вокруг Тины, Виктор — а он порешил до времени оставаться именно Виктором — не медлил. Бросив один «долгий» взгляд на возвышение, где все еще стояли, не успев сесть или покинуть место действия, «сильные мира сего», он шагнул к стражникам и раздвинул их сильной рукой.

— Стоять! — приказал он. — Разойтись! Я желаю говорить с госпожой с глазу на глаз.

— Это невозможно! — шагнул к нему капитан Ворварт.

— Я не знаю такого слова, — ответил Виктор ровным голосом и посмотрел в глаза чеанцу.

Ты труп, — сказали его глаза капитану речной стражи. — Вопрос лишь в том, когда ты умрешь, сейчас или позже. Выбор за тобой.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — кивнул мертвый человек, принимая судьбу. — Разойтись! У вас минута, сударь. Не более, но и не менее. — Вытащив из складок плаща маленькие песочные часы, он перевернул их и демонстративно поставил на обтянутую кожаной перчаткой ладонь.

— Благодарю вас, сударь. — Виктор отдал должное самообладанию Ворварта, но занимал его отнюдь не чеанец.

— Тина, — сказал он, подходя к ней вплотную. — Я пойду с тобой, куда бы ни вела эта дорога, и я спасу тебя, даже если ради этого мне придется развязать войну.

— Не торопись лить кровь, Виктор. — По-видимому, Тина тоже не хотела расставаться с Виктором ди Креем — проводником и кавалером. — Сейчас ты в меньшинстве, и тебе не выиграть бой. Ну, а умереть — со мной или без меня — ты всегда успеешь.

— Все время забываю, насколько ты умна, — усмехнулся Виктор, ощущая, как к нему возвращается спокойствие.

— Тебя сбивает с толку моя красота, — улыбнулась Тина.

— Так и есть, сударыня, но время на исходе. — Он хотел поцеловать ее, но не решился, учитывая публичность их разговора.

— Ты можешь поцеловать меня, Виктор, пусть это будет их проблема, а не наша!

Тогда он обнял ее под взглядами сотни глаз и привлек к себе. Поцелуй вышел короче, чем хотелось, но длиннее, чем принято в обществе.

— Я еду с госпожой Ферен! — объявил он Петру Ворварту, когда тот снова оказался рядом.

— Ничего не имею против, — кивнул капитан. — Но не на моем «Копье», а на «Закатном луче», он идет следом за флагманской галерой. И не спорьте, ваше сиятельство, таков приказ Ставки.

— А на меня место найдется? — Ремт возник рядом, словно это само собой разумелось, что он и дальше будет следовать за Виктором.

— Присоединяйтесь, — пожал плечами капитан, он был озабочен тем, чтобы как можно быстрее и без помех вывести Тину из зала.

«Не слишком ли много бойцов для одного арестанта, тем более девушки?» Тину конвоировали двенадцать стражников, половина с обнаженными мечами, остальные — с алебардами.

— Я с вами. — Дама Адель подошла и встала рядом с Виктором.

— Поторопитесь! — бросил Ворварт, отходя. — Мы отплываем через час от Гончарной набережной. Три галеры с полосатыми парусами.

— Один вопрос, капитан! — окликнула его в спину Ада.

— Но только один, — оглянулся Ворварт.

— За что все-таки арестована госпожа Ферен?

— Госпожа Ферен не арестована, сударыня, она — задержана…

Дождь прекратился, и сквозь разрывы облаков на город и реку упали окрашенные в золото и багрянец столбы солнечного света.

— Красиво, не правда ли? — Мужчина, каким-то случаем оказавшийся рядом с Ремтом, был похож на мелкопоместного дворянина из провинции. Одет просто, но аккуратно, и меч на кожаной перевязи хоть и без украшений, но и не поделка деревенского кузнеца. Нормальный, одним словом, меч.

— Не, — отмахнулся Герт, начиная привычно валять дурака. — Чего хорошего? Похоже на дуршлаг. Вам приходилось, сударь, зачерпывать воду дуршлагом?

— Воду? — удивился непрошеный собеседник. — Дуршлагом?

— Чего надо? — переходя в наступление, огорошил мужчину Герт. — Ты ведь здесь не просто так и ко мне пристроился неспроста, али я не прав?

— Прав, — не стал отпираться незнакомец. — Не просто так и неспроста. Меня просили передать кое-что через вас известному вам лицу.

— Кто просил-то?

— Маршал Бём, — понижая голос, ответил мужчина, теперь в его взгляде стал виден неприкрытый интерес к собеседнику.

— Ага, ага, — покивал Герт. — А передать-то кому?

— Маршал сказал, вы знаете, — пожал плечами мужчина. — Ведь вы мастер Сюртук, я не ошибаюсь?

— С этого, наверное, следовало начинать, — усмехнулся Герт. — Да ладно-ладно, не печальтесь! Вы ведь всех уже на пристани опросили, я ли это на самом деле или тень меня самого.

— Как-то сложно вы изъясняетесь, — улыбнулся в ответ посланец. — Не сразу и поймешь.

— Переходим к посланию, — предложил Герт, наблюдая за тем, как речники готовят к отплытию три галеры с полосатыми парусами. Особенно интересовала его самая большая из них, носившая название «Стрела». Где-то там, в кормовой надстройке речного судна, исчезла полчаса назад Тина. И охраняли ее так, что возникали сомнения в здравом рассудке чеанцев или, что было еще хуже, подозрения, что кто-то в княжестве знает о Тине нечто, чего не знают другие. У самого Герта на этот счет имелись определенные предположения, но, во-первых, подозрения, как говорится, к делу не подошьешь, а во-вторых, даже паранойи маршала де Бройха не хватало, чтобы измыслить ситуацию, при которой «задержание» Тины Ферен пришлось бы осуществлять силами двух полноценных копий.[40]

— По всему выходит, что у чеанцев в Лукке полно глаз и ушей, — тихо, но внятно сказал посланец. — И еще они наверняка заранее знали и о женщине, и о том, кто она такая.

— Из чего исходите? — как бы «равнодушно» поинтересовался Герт, ему было любопытно проверить свои умозаключения, да и позиция маршала Бёма была небезынтересна.

— Хроника событий такова. Госпожа Ферен прибывает в Лукку рекой из Савоя вечером, а ночью подметные письма приходят ко всем трем претендентам.

— Полагаете, чеанцы послали?

— Возможно, но не обязательно.

«Это да, и на правду похоже. Возможно, что и чеанцы. Или Керст, или они, больше некому». Вообще-то он думал на Сандера, но теперь, когда чеанцы вступили в игру, сбрасывать их со счетов было бы неосмотрительно.

— Известное вам лицо встретилось с маршалом на следующий день, а еще через день прибыл капитан речной стражи Ворварт, да не абы как, а на трех галерах и с грамотой княжеской Ставки. То есть требование о задержании госпожи Ферен и выдаче ее Сапфировой Короне должно было быть составлено еще как минимум неделю назад, да и Ворварт наверняка ждал развития событий где-то неподалеку. За Зеленым мысом или среди островов Горсти.

— Допустим, — согласился Герт. — Но что за интерес чеанцам встревать в спор претендентов?

— На этот счет маршал рекомендовал обратить внимание на следующие возможности: первое, Чеан проверял нас на прочность. Предположение не лишено оснований, учитывая, что большинство в Ставке составляют ветераны той еще войны. Они были молоды в то время, а заблуждения молодости, как известно, близки нашему сердцу и ностальгически приятственны.

— Ваша мысль? — Герт даже не стал скрывать иронии, явственно прозвучавшей в вопросе.

— Нет, это мысль маршала, — любезно, но сухо объяснил посланец.

— Ну, что ж, возможно, и так, но в этом случае вы, сударь мой, прогнулись не по-детски. Я имею в виду Империю и претендентов. Так быстро сдать позиции означает заранее признать силу княжества. Я бы поторговался немного, даже шлюхи без куража не дают.

— Спасибо за сравнение, — кисло улыбнулся собеседник. — Вторая вероятность основана на том, что княжеская Ставка, возможно, полагает принца Евгения лучшей кандидатурой для Чеана. Тому есть несколько причин, но главнейшая — относительное миролюбие принца Евгения. Сам он не солдат, но притом и не из тех, кто позволит военачальникам определять образ действий Империи. Его вполне устраивает статус кво, и, если Ставка выбрала курс на мир, он подходит чеанцам больше маршала Бёма, который тоже не забыл ту войну, или благоволящей военным княгини Дарии.

«Ставка, — отметил Герт. — Он все время говорит о Ставке, и капитан Волварт — тоже. А где, спрашивается, князь?»

— Я полагаю, существует и третья гипотеза, — сказал он вслух.

— Существует, — кивнул безымянный собеседник. — У Чеана могут быть собственные мотивы, чтобы помешать госпоже Ферен предъявить права на трон. Не помочь другому претенденту, а именно воспрепятствовать ей. Это странно, но исключать такую возможность мы не можем. Впрочем, быть может, известное вам лицо знает больше. Если так, маршал будет весьма благодарен за любую новую информацию.

— Это все? — Герт уже понял, что волнует Матеуса Бёма, догадывался он и о чувствах, обуревающих маршала. Его должно было страшно раздражать уже то обстоятельство, что кто-то, возможно, продиктовал ему столь важное решение, даже если это был лучший компромисс из всех возможных.

— Да, — поклонился незнакомец. — Счастливого пути, уважаемый, и вот что еще. Оглядывайтесь иногда, мастер Сюртук, вдруг где-нибудь, в Савойе или Норнане, увидите в толпе знакомое лицо. Мое, например. Друзья никогда не помешают, не правда ли? Особенно на чужбине…

Несмотря на то что, по присловью южан, незваный гость хуже северянина, гостеприимство княжеских речников оказалось вполне пристойным, если не сказать большего. Молчаливый матрос проводил компаньонов в крошечную клетушку в носовой надстройке, другие два принесли бочонок пива, полкруга белого сыра, круто посоленного и выкопченного до цвета мореного дуба и такой же дубовой твердости, каравай темного хлеба и низку кровяных колбасок, и все, собственно. Казалось, о них забыли за полным отсутствием интереса. Впрочем, оно и хорошо: Виктор, если честно, ожидал худшего.

— Ремт, друг мой. — Он отрубил кинжалом брусок сыра и потянулся за хлебом. — А как у вас с передвижением по воде?

— Это вы, граф, на ее проточность намекаете? — ухмыльнулся в ответ маршал. — Так я же не нечистая сила, милейший, не бес какой-нибудь паршивый, прости господи, не демон или нежить, на меня эти глупости не действуют.

— И серебро? — Ада взялась разливать пиво, но, заинтересовавшись темой разговора, вернула на место затычку и повернулась к мужчинам.

— Не отвлекайтесь, баронесса! — Ухмылка Ремта стала еще шире. — И серебро, и чеснок, и освященная вода. Ни-че-го.

— Значит, сможешь ночью сходить к Тине?

— Всенепременно!

— Ну, и хорошо. — Виктор взял-таки ломоть хлеба, а Адель тем временем вернулась к бочонку и кружкам.

— Хорошо-то хорошо, — покачал головой маршал. — Да ничего хорошего. Мне тоже наливайте, а то вопросы могут возникнуть, а оно нам надо?

— Тогда и сыра возьми, — пожал плечами Виктор.

— Возьму… — задумчиво протянул маршал, взгляд которого неожиданно стал рассеянным. — А вот скажите-ка, люди добрые, что там не так с князем Чеана? И вообще, кто нынче на престоле в Норнане, как давно и чем знаменит?

— Теодор эй’Вендес, — не задумываясь, ответил Виктор, но тут же сообразил, что его осведомленность устарела почти на три года. — Или уже нет? Он ведь, помнится, серьезно недужил, не умер ли случаем?

— Да нет, жив пока, красавчик, — передала ему большую деревянную кружку Адель. — Так что все по-прежнему, граф, на Сапфировом троне сидит князь Теодор, вернее, больше лежит, чем сидит, да и не Теодор он вовсе, а как изволят выражаться в герцогстве Решт, Мем Теодоро.

— Так это что, Красавчик Теодоро? — поднял в удивлении брови маршал.

— Все так, — вынужден был согласиться Виктор. — «Тео Красавчик» — Теодор эй’Вендес собственной персоной.

— Но он же болван, прости господи! — всплеснул руками маршал.

— Болван, — согласилась Ада, передавая ему полупустую кружку. — Но он Гарраган по матери и двоюродный брат Ги Тораха. После смерти Карлы и их с Ги Торахом сына Ставка вручила княжескую корону Теодору, так что у власти теперь он. Во всяком случае, формально. У него с возрастом подагра развилась, и еще куча других болезней в придачу. Так что давно уже не красавчик, и да, правит Ставка, а Теодор болеет, но все-таки жив.

— Чудны дела твои, Господи! — покрутил головой маршал. — Мне тут шепнули знающие люди, что Ставка то ли своего кандидата продвигает, то ли Вернов на слабину пробует.

— Если так, то слабаки нынешние Верны, иначе и не скажешь, но факт: мне тоже намекнули, что не в Тине дело. — Ада выбрала колбаску по вкусу, но ко рту поднести не успела, ее опередил Виктор с вопросом.

— А без тайн никак нельзя? — спросил он в раздражении, ему трудно было оставаться спокойным.

— Никто не идеален, — пожала плечами Ада и откусила кусок колбасы, намекая на то, что, пока у нее полон рот, говорить с ней бесполезно.

— Ладно, — согласился Виктор с очевидным. Если он хотел «разговорить» других, следовало показать пример. — Начнем с меня.

— А может, не надо? — возвел глаза к невидимому небу маршал.

— А куда ты денешься? — Виктору было не до смеха, но он все-таки улыбнулся. — Баронесса вон ради дела догола раздевалась!

Фраза получилась точь-в-точь в стиле Ремта Сюртука, и Виктор мысленно себе поаплодировал. Кажется, прежние способности возвращались к нему гораздо быстрее, чем он ожидал.

— Да я и не возражаю! — отмахнулся маршал. — Куда мне деваться! Все равно баронесса видела меня в деле. Так что давай, Гвидо, обнажайся!

Страха не было, и это удивляло больше всего. По идее, ей следовало бояться, но Тина была скорее озабочена, чем испугана. Она недоумевала, а не опасалась, вот в чем дело.

«Я точно сплю, — подумала она в тот момент, когда солдаты речной стражи сомкнулись вокруг нее, — или в полусне…»

Не сон, не явь, но стоило Виктору войти в ее личное пространство, как она словно бы очнулась. Его слова не удивили Тину, нечто в этом роде подразумевалось стилем его поведения, всей его сущностью, как ощущала ее Тина. За неординарной ученостью Виктора в конечном счете угадывался рыцарь. Во всяком случае, именно таким Тина видела его, и началось это едва ли не с первой встречи, когда она решила обращаться к проводнику на «вы» и называть «господином ди Креем».

«Граф ди Рёйтер…» — мысленно произнесла Тина, но имя ничего не значило в отрыве от содержания.

«Виктор ди Крей…» Однако и это имя исчезало, словно снег под лучами солнца.

В ее мыслях, во снах и фантазиях, в ее чувствах, наконец, возникал из небытия совершенно новый человек. Мужчина.

«Больше, чем имя…»

Так и было, ведь Виктор ди Крей или Гвидо ди Рёйтер ее мужчина, что и само по себе требовало осмысления, не говоря уже обо всем прочем.

Между тем отзвучали слова и прервался прощальный поцелуй. Вои речной стражи обнажили мечи, опустили алебарды.

«Чего они боятся?» Получалось что страх, не коснувшийся Тины, поселился в сердцах чеанцев.

«Они знают?» — спросила она себя и вскоре получила однозначный ответ: чеанцы знали о ней даже больше, чем она сама знала о себе.

Едва Тина взошла на борт галеры и скрылась от посторонних глаз в кормовой надстройке, как на нее тотчас надели оковы. Впрочем, цепи были тонкими, выкованными из лучшей оружейной стали. И кандальные браслеты оказались почти изящными и необычайно легкими, но зато на шею ей надели серебряный ошейник, испещренный рунами старой речи. Нельзя сказать, что ее не возмутило такое к ней отношение, но оно же Тину и озадачило. Сама она лишь недавно поняла, что, скорее всего, — если, разумеется, доверять самоощущению и косвенным признакам, — она оборотень, но, как и Сандер Керст, не знала даже, каков ее истинный облик. Она никогда не оборачивалась и не умела этого делать, не представляла даже того, с чего следует начинать. Откуда же об этом узнали чеанцы?

Вопрос не праздный, ведь такие ошейники, как и «горькая пыль», прерывают трансформацию.

Три способа, пресекающих «оборот», — сказал мягкий голос в далеком прошлом. — Опасное оружие в руках твоего врага. Оборотень не переносит «горькой пыли», серебряных оков со «знаками судьбы» и «трехгласого стона» — звуков, извлекаемых из флейты карсогов…

— Как вы смеете! — сказала Тина таким голосом, что стражники вздрогнули и попятились. — Я требую снять оковы!

— Вы в своем праве, госпожа, но оковы останутся на вас для вашего же блага. — Голос, прозвучавший за спиной Тины, был ей знаком.

— Вы?! — выдохнула она, обернувшись, но сразу же взяла себя в руки и более такой слабости себе не позволяла. — Мило, — усмехнулась она, с почти оскорбительной тщательностью осматривая возникшую в проеме двери Вильму Хурн аф Омине — давешнюю случайную знакомку из Савоя. — Снова пригласите прогуляться по лавкам и мастерским? Сходим в мыльню, пообедаем в трактире или заглянем к ювелиру? Какие у вас планы на сегодняшний день, уважаемая?

— Думаю, госпожа моя, на сегодня с вас уже хватит приключений, — чуть поклонившись, ответила женщина, тон Тины и ее язвительная ирония не оказали на Вильму ровным счетом никакого действия. — Через полчаса мы отплываем и пойдем на веслах против течения. Мы будем идти день и ночь и через трое суток, если так будет угодно Господу, достигнем Савоя. Оттуда до Норнана не близкий путь, но мы поплывем не по Фраю, а по каналам и речным притокам — Ломму, Сайшеру и Кане — и, меняя гребцов так часто, как удастся, достигнем столицы за семь дней. Таковы наши планы на ближайшие дни, и все это время, госпожа моя, вам придется провести взаперти. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то еще увидел ваши оковы. Однако должна заметить, что я приложила максимум усилий, чтобы путешествие не показалось вам слишком долгим и утомительным. Прошу вас, госпожа! — С этими словами Вильма обернулась, открыла дверь, через которую прежде вошла, и, шагнув внутрь нового помещения, жестом предложила Тине следовать за ней.

«Она ни разу не назвала меня по имени», — отстраненно отметила Тина, делая шаг вперед.

Цепи звякнули, и еще раз, и еще. Серебро холодило горло, но в целом ощущения были терпимыми, как и степень ограничения движений.

«Паршиво, но можно и потерпеть, а там, глядишь, или случай представится, или Виктор что-нибудь придумает…»

Переступив порог, Тина оказалась в просторной каюте с высоким потолком. Стенные панели мореного дуба, матовые с золотым узором стеклышки в частой раме окна, прорезанного в кормовой переборке, изящная мебель — кровать, стол, стулья и сундуки, — пушистый ковер, шелковая скатерть и покрывало на кровати, бронза и серебро — каюта была обставлена с роскошью и изяществом.

— Ваша? — спросила Тина, равнодушно осмотрев помещение.

— Нет, ваша, — ответила женщина. — Я разместилась в боковой каюте. Присаживайтесь, госпожа. Желаете перекусить, выпить вина?

— Чем будем перекусывать? — Тина села в единственное в каюте кресло и спокойно посмотрела на Вильму.

— Сейчас узнаем. — Женщина чуть поклонилась и вышла из каюты.

«Не арестована, а задержана… И что все это значит?»

— К барышне не попасть. — Маршал оделся, поправил перевязь с мечом и, создав наконец плоть, превращавшую его в Ремта Сюртука, начал излагать результаты рекогносцировки. Виктор его не торопил, успев уже изучить непростой характер напарника, но Аде приходилось нелегко.

— Объяснитесь, пожалуйста, — попросила она, когда Ремт Сюртук возник из небытия и одарил присутствующих своей самой простецкой улыбкой.

— Да все просто, как два пальца… это самое. У них, сударыня, почитай, вся корма снизу доверху «паутиной Керчера» покрыта. Притом «рисовали» не абы как, а так, как положено, железом и кровью, почти как в замке вашего кузена, но работа новая, качественная. Я через такую сеть просочиться не могу, уж увольте.

— Это с какого же перепугу речную галеру станут «паутиной Керчера» защищать? — почесала кончик носа Адель.

— Ну, я могу измыслить как минимум два объяснения, — предложил Виктор, с сожалением принимая неприятные новости. — Или это личная ладья князя, или она перевозит нечто чрезвычайно ценное, к тому же имеются веские причины опасаться проникновения на борт духов и демонов, способных этой ценности повредить.

— Витиевато, но по смыслу верно, — кивнул маршал. — Ты упустил, однако, третью возможность.

— Какую?

— Когда обе причины действуют одновременно.

— Княжеская ладья и Тина в качестве главного приза?

— Или на борту есть кто-то еще…

— Тоже верно, — согласился Виктор. — Так что, ничего?

— Ну, как сказать, — ухмыльнулся маршал. — Там, в кормовой каюте, видите ли, окошко прорублено. Переплет деревянный, частый, остекление — так себе: мат с золотой насечкой, но есть в узоре пара цветных стеклышек. Так вот, через рубиновое — вполне можно внутрь заглянуть.

— Так… — Виктор сообразил уже, что не все так плохо, как было первоначально доложено, и приготовился терпеливо выслушать подробности рекогносцировки.

— Каюта большая, в смысле просторная, обставлена, насколько могу судить, со вкусом. И живет в ней, представьте, наша девушка.

— Так.

— На ужин у нашей барышни сегодня был рис с изюмом, курагой и черносливом, медовые пряники и белое вино.

— Откуда известно, что оно белое? — поинтересовался Виктор. — Ты ведь через рубиновое стекло смотрел.

— А мне Тина сказала, мол, хорошее белое вино.

— Значит, вы смогли все-таки поговорить? — подалась вперед Ада.

— Ну, где-то так, — улыбнулся маршал. — Через окно, разумеется, но да — переговорили.

— Переходим к содержательной части доклада. — Виктор достал трубку и кисет, положил перед собой и выжидательно посмотрел на маршала. — Не тяни душу, Герт, сам ведь знаешь, как это на войне.

— Герт де Бройх умер, если ты не забыл.

— Но ты здесь, и ты скорее жив, чем мертв, пусть и несколько в другом смысле слова. А Тина там, на этой чертовой посудине, если ты не забыл.

— Не забыл, я просто не знаю, что делать.

— Вот и давай подумаем вместе. — Виктор отвел взгляд и стал развязывать кисет.

— Тина в цепях, и на горле у нее ошейник со «знаками судьбы». Серебряный ошейник.

— «Знаки судьбы»? — переспросила Ада. — Руны старой речи?

— Она действительно оборотень? — спросил маршал.

— С уверенностью не скажу. — Ада задумалась на мгновение и решительно дернула подбородком. — Но оборотни на Ладони Зар’ака определенно сказали, что их «просили» присмотреть за девочкой.

— Что значит «просили»? — спросил маршал.

— Они в подробности не входили, но мы ведь и не говорили на самом деле. Волки по-другому общаются. Дали понять, так, наверное. Намекнули, что кто-то их «попросил», то есть сделал предложение, от которого невозможно отказаться.

— А ведь я, кажется, знаю, кто этот кто. — Виктор набил трубку, но раскуривать ее не спешил. — Тина рассказывала… Судя по всему, за нами до самого замка де Койнера шел «Повелитель полуночи».

— Не шутишь? — нахмурился маршал.

— Да какие шутки! Я ведь тоже сначала подумал: не может быть. Так Тине и сказал. А теперь думаю, он. Он и в замке резню устроил, и Глиф нам о нем не зря рассказала. Предупреждала, получается.

— «Повелитель полуночи» с прошлого потопа не объявлялся, — возразила Ада.

— В «Славе и Власти» не объявлялся, это так, а частным образом, отчего бы и нет? Кто побожится, что нигде и никогда?

— На Северном Олфе места дикие, к востоку от Аля тоже… — как бы задумчиво произнес маршал.

— Ну что ж, примем в качестве рабочей гипотезы, что «Повелитель полуночи» неравнодушен к судьбе Тины, что это значит?

— Простые оборотни ему неинтересны, — пожала плечами Ада. — Он повелитель… Если это он.

— Мы предположили, что это он, — напомнил маршал.

— Тогда его могла бы заинтересовать девушка «чистых кровей», потомок старого рода, наследница утраченного дара…

— Не волк? — уточнил Виктор.

— Не лиса и не медведица, — подтвердила Ада.

— Да, я помню, — кивнул Виктор. — В старину встречались и другие.

— Ну, что-то в этом роде.

— Хорошо, — прихлопнул по столу маршал. — Но откуда обо всем этом знают в Чеане и что им за дело до того, в кого она там может обращаться?

— Вообще-то вообразить можно много чего, — покачал головой Виктор. — Но факт, что она им понадобилась, и мне не нравится то, какие формы принимает их интерес.

— Тогда перейдем к практическим выводам, — предложила Ада. — Ты, Виктор, на ладью попасть не можешь. Герт мог бы, но его удерживает «паутина». Значит, остаюсь одна я.

— И как ты собираешься попасть на «Копье»?

— Сойду в Савойе, обернусь и побегу берегом, так, чтобы все время быть впереди. Подходящей ночью доплыву до ладьи и пробью «паутину». Тогда в игру вступит Герт.

— А как я узнаю, что уже?

— И что буду делать я? — осведомился Виктор.

— Волчий вой ночью далеко слышен, а ты, Виктор, займешься экипажем нашей галеры, нейтрализовать их — значит помочь нам.

— Не нравится мне это, — признался Виктор. — Но, по-видимому, ты права…

Три дня в пути, а кажется, целая вечность прошла с тех пор, как закованная в цепи Тина отправилась в навязанное ей чеанцами путешествие. Княжеская ладья — а «Копье» оказалось личной галерой князя Чеан — плыла по красивейшей реке, по берегам которой открывались великолепные пейзажи. Там, среди диких лесов и необработанных пустошей, возникали временами замки рыцарей на холмах, строения монастырей, украшенные церковными шпилями, и жавшиеся к воде торговые городки. Но, увы, на этот раз Тина сидела взаперти, пусть и в роскошно убранной каюте.

Как и обещала Вильма, ладья не сбавляла ход ни днем, ни ночью. Несколько заглушенные дубовыми переборками, ткаными обоями и коврами, отчетливо слышались равномерные удары в тяжелый барабан, задававшие ритм гребцам, и слаженные мощные «всплески», когда шестьдесят весел одновременно входили в речную воду, толкая галеру вперед. И еще, разумеется, скрип переборок, журчание воды за кормой, позвякивание цепей — вот и все звуки, что достигали ее ушей. С Тиной почти никто не разговаривал. Капитан Ворварт заходил к ней дважды в день, пожелать доброго утра и спокойной ночи. Он был сдержан — таков, по-видимому, был приказ, полученный им от всесильной Ставки, — но неизменно вежлив и даже почтителен. Кроме него, в каюту также заходили две служанки: под присмотром Вильмы они прибирались в помещении, выносили горшок и накрывали на стол. Они же помогали Тине умываться, что было отнюдь не простым занятием для закованной в цепи женщины, но при этом ограничивались лишь краткими репликами и лаконичными ответами на обыденные вопросы. Одна только Вильма Хурн аф Омине проводила с Тиной час или два в день, составляя компанию за обедом или просто так — без видимой цели — посиживая в кресле, которое специально для нее приносили в каюту матросы, и ведя с Тиной светские беседы о чем угодно, кроме того, разумеется, что интересовало узницу больше всего.

Причины ее ареста — пусть Ворварт и называл его задержанием, — как и цель путешествия, по-прежнему оставались тайной. Вообще, чем больше думала об этом Тина, тем более странной представлялась ей эта история. И ночные разговоры с тенью маршала де Бройха — короткие, поспешные, тайком и вполголоса — только усиливали ее гнев и недоумение.

«Что за бред! — не раз и не два восклицала она мысленно, оставаясь внешне спокойной, даже несколько безучастной. — Что за фантасмагория! Они отлавливают оборотней?! Но с каких это пор Чеан — оплот старой веры и древних традиций — превратился в территорию, опасную для „меняющих облик“?»

Но нет, Тина понимала, разумеется, что дело не в том, что она оборотень. Вон Ада и того опаснее, и ни для кого на самом деле не тайна, кто она и откуда. Однако баронесса-оборотень из Квеба никого, кажется, в Чеане не заинтересовала. Так, может быть, дело не в том, что Тина потенциальный оборотень, а в чем-то другом? Если так, ошейник всего лишь мера предосторожности — просто чтобы она не удрала, как и «паутина Керчера» всего лишь отсекает от нее тех, кто мог бы прийти к Тине на помощь.

«Но знают ли они правду о мастере Ремте?»

В такое сложно было поверить, но, с другой стороны, о ней самой они откуда-то же узнали! А раз так, могли узнать и про Глиф или про «Повелителя полуночи».

«Да нет же! — тут же возражала себе Тина. — Не полагай этих людей более сведущими, чем они есть. Наверняка всему этому могут быть и другие объяснения, не приходящие мне в голову оттого, что и сама я недостаточно проницательна, и знания мои о чеанцах оставляют желать лучшего!»

Впрочем, понимала она или нет мотивы княжеской Ставки, с каждым прошедшим днем ей все меньше хотелось оставаться в том беспомощном положении, в котором она находилась, и уж тем более ей даже воображать не хотелось, что ожидает ее в конце путешествия. К сожалению, желания Тины в расчет не принимались. Увы, но она была безоружна перед противостоящей ей силой. Сама она не могла даже выбить кормовое окно, что сразу бы открыло к ней путь тени маршала де Бройха, а уж он бы сумел как-нибудь освободить ее от ошейника. Но окно только казалось деревянным, неведомая магия, наверняка сродни той, что называют «паутиной Керчера», превратила тонкий деревянный переплет и хрупкое стекло в подобие железа. Оставалось надеяться, что Виктор, Ада и Герт придумают способ освободить Тину из заточения, раз уж сама себя она освободить не может. Надеяться и ждать, не позволяя себе повторять без пользы и смысла одни и те же мысли, идущие по бесконечному кругу и не способные на самом деле ей помочь.

Однако, запрещая себе думать об угрожающих ей неведомых опасностях и способах бегства, Тина не могла запретить себе думать вообще. И оказалось, что ей «есть, чем занять мысли». Во-первых, она думала о Викторе, пытаясь понять природу своих чувств к этому «почти идеальному мужчине». Была ли это любовь, или ею руководили всего лишь любопытство и похоть? Хотела ли она оставаться с ним в неведомом будущем? Рядом с ним, вместе с ним или подле него? Вопросы непростые, и ответы к ним так сразу не подберешь.

«Хочу ли я выйти за него замуж? Хочу ли я стать графиней ди Рёйтер, как обещал мне когда-то жалкий лгунишка Сандер Керст?»

Во-вторых, она думала о самом господине ди Крее, даже если он вовсе не ди Крей. Она хотела разобраться в том, кто он на самом деле, каков как любовник и друг, как мужчина и кавалер. Множество слов, произнесенных Виктором за время их знакомства, характер его поступков, интонации и жесты, нежность и страсть — все это могло и должно было быть осмыслено.

В-третьих, Тину занимали чувства ди Крея. Что он испытывал, глядя на нее, думая о ней, раздевая и лаская, овладевая, наконец?

Получалось, что Виктор занимал ее мысли если и не целиком, то уж точно — в значительной части. Впрочем, предоставленная самой себе, Тина имела достаточно досуга, чтобы поразмыслить и о других людях и событиях. Враги и друзья, Ада и герцог Евгений, Вильма и Герт де Бройх, сущности и стихии, такие как рафаим или «Повелитель полуночи». О чем на самом деле говорил с ней человек с белыми волосами, перед тем как «сольца» взяла верх над ее сознанием? Чего добивалась Глиф? Действительно ли она всего лишь играла, или у нее имелись и другие цели? И в чем именно состояли интересы этого невероятного «ребенка», если таковые все-таки имели место быть?

А еще Тина пыталась вернуть безвозвратно потерянное, как ей казалось, прошлое, вспомнив пусть и не все, но так много, как получится.

Двери закрылись, и хода за них не было…

— Яды могут все, но они бессильны перед древней магией, — напомнил знакомый голос.

Это было последнее, до чего смогла добраться ее память, но стоять на пороге навсегда закрывшихся перед ней дверей было мучительно. Тина хотела знать, как на самом деле попала в дом Гилды и кем была эта женщина, научившая Тину истинному мастерству и многому-многому другому. Сейчас Тина вспомнила наконец, что в доме Гилды жили и другие люди. Джерт учил Мету драться и убивать. Под его жестким руководством она овладевала искусством разбойничьих ударов и кинжального боя.

Так режут горло ночные тати, — объяснял высокий сильный мужчина с суровым замкнутым лицом.

А вот так дерутся шлюхи в трущобах, — говорила невысокая стройная женщина, которую звали Кло.

Не забывайте про гарроту, моя госпожа. — Агнет была почти так же высока, как Джерт, но ее женственность была очевидна любому, кто смотрел на нее: мужчине, женщине, ребенку.

«Значит, дело не только и не столько в ночных уроках Теа и Дитты, — думала Тина, бродя среди развалин своего прошлого, — а в том, чему меня учили в доме Тилды. Но как это возможно? Сколько же мне было тогда лет? Ведь чиновник по имени Ферен оценил мой возраст в семь или восемь лет…»

«Впрочем, — возражала она самой себе, — оборотни живут долго и созревают медленнее. Мне могло быть тогда лет двенадцать…»

Но и это был совсем не тот возраст, когда становятся мастером ядов.

Рука должна быть тверда, — поучала ее Гилда. — Ты должна чувствовать время и дышать тем, что смешиваешь, на ходу определяя правильные сочетания и необходимые пропорции. Истинное искусство сравнимо с магией. В нем есть место таланту, вдохновению и очарованию момента…

Не торопись, — говорил Джерт. — Кавалеры фехтуют быстро, но не поспешно. В бою на мечах потребны сила, чувство расстояния и знание приемов. Сила придет… Но чувство времени и пространства — или есть, или нет. И знания не приходят вдруг…

Женщина способна превратить мгновение любви в чарующую вечность, но может, если захочет, отравить всю сладость страсти, уничтожив в мужчине самое главное, без чего он и не мужчина вовсе, — уверенность в себе… — А этому учила ее Агнет.

Башня теории искусства выстроена на песке, — улыбалась Кло. — Ее основы умозрительны, измерения — субъективны…

«Так кто же я такая? И откуда привела меня в дом Тилды женщина в плаще, подбитом мехом куницы?»

Да, неплохо бы было заглянуть под низко опущенный капюшон этой женщины, но, увы, лицо ее оставалось тайной, как и то, что скрывали плотно закрытые дубовые двери…

Лес пах осенью. Чудный запах, который ни с чем не спутаешь. А еще краски. Волки — имея в виду зверей — видят не так, как люди. Они не отличают, например, желто-зеленое от красно-оранжевого. Бедняги! Но оборотни видят все, и даже лучше и больше, чем люди. Для Ады цвета осени, в которые оделись лиственные леса, полыхали невероятным количеством оттенков желтого, зеленого и красного. Золото и багрянец, золотистая охра, медь и кумач… Запахи, краски и ощущение невероятной силы… Она была почти счастлива, но тревога за Тину не отпускала ее ни на мгновение.

Вопреки первоначальному плану, она не стала сходить на берег в Савое. Обстоятельства предоставили ей иную возможность. Погода испортилась еще на подходе к городу, и Гвидо ди Рёйтер каким-то образом вычислил, что следующая ночь будет безлунной и бурной, а значит, галеры чеанцев не смогут продолжать движение и вынужденно встанут на ночевку. Так все и случилось, так что Аде оставалось всего лишь раздеться донага и, выскользнув из каморки, где спутники проводили почти все время путешествия, тихо спуститься по якорному канату в холодную осеннюю воду и без единого всплеска доплыть до берега, поросшего густым лесом.

Это случилось три дня назад. И теперь, обогнав галеры, идущие по притокам Фрая, она выжидала момента, чтобы совершить нападение.

В первые два дня галеры шли по широкому и полноводному Ломму. Здесь атаковать их было трудно, но вчера они вошли в узости старой Тапейской системы каналов, соединявшей Ломм с Сайшерой, и вот тут они уже оказались в ее власти, тем более что теперь она была не одна.

Это случилось два дня назад, когда княжеские галеры только-только одолели полпути между Фраем и Тапом — тихим городком, стоявшим на Ломе у главного Тапейского шлюза. Отсюда, собственно, и начиналась сеть каналов северо-западного Чеана. Здесь, у Тапа, Ада решила срезать часть пути, приходящегося на излучину реки, и побежала напрямки — через заросшие хвойным лесом холмы. Вот там, в заповедных кедровниках чеанского запада, она и наткнулась на след оборотней. Меняющих облик оказалось четверо: две молоденькие девушки — лисица и волчица, и двое парней — волк и медведь. Молодежь, судя по всему, ушла в загул, благо что в лесах и холмах они были сами себе господа. Никто за ними не проследит, никто не узнает, кто с кем спит и как опозорена честь семьи. Оборотни с детства приучены ходить в зверином облике, но делать это могут, только уйдя от людских поселений в лесную глушь. Разумеется, пока детки подрастают, за ними приглядывают взрослые, но за подростками никто уже не бегает. Сами по лесам и долам гуляют, тем более что в зверином облике им почти никто в тех лесах не страшен, ни зверь, ни человек. И еды, то есть дичи и рыбы, сколько душе угодно, и одежда не нужна, как не нужны и огонь с оружием. Вот тут и начинаются приключения, о которых не принято потом рассказывать, хотя никто из оборотней игр этих не пропустил, но и не заговорит об этом никогда. Невесты под венец все равно идут «девственницами», что бы ни творили они в лихие юные годы. Но и женихи их ни о чем не спросят, ничем не упрекнут: все про все понимают, но таковы правила вежества. Совсем как у людей, но оборотни не люди.

Ребята при виде огромной волчицы сначала струсили, что вполне естественно, но когда выяснилось, что Ада на них не охотится, выразили ей восхищение и почтение. Волков древней крови в Низкой Земле теперь почти не встретишь, и княжество Чеан — это часть Империи, а не одно из Старых графств. Ну, а когда в разговоре над тушей оленя всплыло то обстоятельство, что Ада не просто гуляет сама по себе, а находится в поиске, спасая подругу-оборотня, молодежь дружно и без колебаний выразила свое горячее желание помочь, то есть активно поучаствовать в большой охоте.

Как только стемнело, ладья снова встала на якорь. Оно и понятно: это только говорить легко, пойдем-де днем и ночью. А попробуй на самом деле, пройди в темноте по каналам — хоть на веслах, хоть на шестах, — живо нарвешься на неприятности: или борт пробьешь, или весла поломаешь, или то и другое, и еще что-нибудь третье в довесок к двум первым.

Тина прислушалась к голосам и топоту сапог по доскам палубного настила, но уловила только общую идею: суету готовящегося к ночной стоянке экипажа. И в этот момент где-то вдали завыл волк.

«Волк или?.. — Тина напрягла слух и тут же услышала сразу несколько волчьих „голосов“, ответивших первому откуда-то с другой стороны канала. — Стая… Значит, не Ада».

И все-таки было в этом слаженном вое что-то такое, что заставило сердце Тины забиться чаще.

«Они словно бы перекликаются… но обычные волки тоже вроде бы отвечают друг другу, как, впрочем, и собаки…»

Однако сколько она ни вслушивалась в ночь, волки голосов больше не подавали.

«А жаль… Несколько мгновений надежды иногда определяют настроение на целый день…»

Между тем время шло, и суета на борту галеры постепенно сошла на нет. Люди готовились ко сну, чтобы проснуться перед рассветом и с первым светом уже выйти в путь.

«Что ж… Спокойной ночи, госпожа Ферен!» Позвякивая цепями, Тина улеглась поудобнее на кровати и натянула на себя меховое одеяло.

Она начала уже задремывать, когда сверху, с палубы, раздался чудовищной силы удар. И сразу вслед за этим раздался волчий вой такой невероятной мощи, что у Тины волосы на загривке встали дыбом. Она вскочила с постели, запуталась в цепях и полетела на пол. А наверху трещали ломаемые доски и дико ревел какой-то большой зверь. Раздавались крики, слышался звон оружия.

«Все-таки это Ада!» Тина с трудом поднялась на ноги и встала чуть в стороне от запертой на ночь двери, и, как оказалось, вовремя.

Еще через мгновение в коридоре, ведущем к каюте Тины, раздались отчаянные крики, устрашающий рев разъяренного зверя, треск, звон бьющейся посуды и… Дверь каюты вылетела, словно была сделана из соломы, а не из толстых досок, и огромное мохнатое тело ввалилось в помещение.

«Ох ты ж!..»

Медведь встал на дыбы, пробив головой потолок каюты, снова заревел во всю мочь и вдруг глянул искоса на Тину, показывая мощной лапой, куда ей следует отойти, чтобы не пострадать от его буйства.

— Уже иду! — крикнула Тина, отступая к стене.

Она не знала, откуда взялся на галере оборотень-медведь, но не сомневалась, что без Ады здесь не обошлось.

Кто-то сунулся было в каюту, но медведь уже пересек помещение и, вырвав одним могучим движением раму окна прямо вместе с куском кормовой обшивки, швырнул всю эту массу заколдованного дерева и стекла в попытавшихся напасть на него сзади солдат. Раздались грохот, звон бьющегося стекла и дикий вопль разрезанного почти надвое человека, а медведь, заревев и оскалив пасть с огромными клыками, уже возвращался в коридор, из которого только что пришел.

— Как дела, сударыня? — раздался знакомый голос откуда-то сбоку.

— Маршал! — воскликнула Тина, оборачиваясь, раньше ей и в голову не приходило, как может обрадовать ее облако клубящейся тьмы. — Боже, как я рада вас видеть!

— Взаимно! Не возражаете, если я вас немного пощупаю?

— Щупайте, граф! — рассмеялась совершенно счастливая Тина.

Вокруг кипел ад страшного в своем безумии ночного боя, а она была спокойна и счастлива, потому что рядом с ней снова был друг, и Виктор, она знала это совершенно определенно, уже шел к ней через ночь и смерть! А между тем маршал не медлил, на краю клубящейся мглы возникли вдруг две мускулистые руки и, захватив два конца цепи, сковывавшей Тине ноги, напряглись. Мгновение, два или три удара сердца, и цепь лопнула.

— Не бог весть что, но бегать вы теперь сможете, а я чуть позже, может, и ключики найду. Давайте руки, сударыня!

— Если можно, маршал, рвите у правого запястья! — попросила Тина, успевшая представить себе тонкую стальную цепь в качестве оружия.

— Отчего же нельзя!

Резкая боль пронзила кисть правой руки, но все кончилось быстрее, чем Тина успела закричать или застонать.

— Прошу прощения, сударыня, я причинил вам боль…

— Пустое, граф! — Тина подскочила к бьющемуся в агонии стражнику, вырвала из руки умирающего меч и бросилась вслед за медведем, крушившим переборки где-то впереди. — До встречи на берегу!

Маршал подоспел как раз вовремя. Вооружившись двумя мечами, Виктор рубился на верхней палубе галеры с целой толпой озверевших от ночного ужаса речников. До сих пор его спасали лишь теснота и ночная темень, в которой он худо-бедно видел, а его противники — нет. И все-таки роль численного превосходства в боевых действиях никто еще не отменял, дело могло обернуться и худо. Однако не обернулось, потому что где-то рядом раздалось насмешливо-дурацкое «А чего это вы тут делаете?», и в бой вступил маршал де Бройх.

— Это ничего, если я тоже поучаствую? — спросил он, разрубая какого-то речника едва ли не надвое.

— Ни в чем себе не отказывайте, Герт! — ответил Виктор, отражая очередную атаку. — Чувствуйте себя как дома.

— Поторопитесь, Гвидо! Тина назначила вам рандеву на берегу.

— Благодарю вас, граф! — Известие придало ему сил, и, опрокинув заступивших дорогу чеанцев, Виктор пробежал по их телам до края палубы и, не раздумывая, прыгнул оттуда прямо на покрытый пожухлой травой берег.

Едва коснувшись ногами земли, он бросился вперед. Туда, где около «Копья», судя по шуму и суете невнятных во мраке теней, разгорелось самое настоящее сражение. И в это время тучи на небе разошлись, словно сговорившись показать дерущимся: кто и с кем сражается этой ночью. В открывшуюся прореху хлынул лунный свет невероятной силы. Он был ярким и насыщенным, окрашенный в цвета лимона и серебра. И в этом серебристо-желтом сиянии перед Виктором открылась картина поразительной силы и выразительности. На невысоком пригорке рядом с берегом канала танцевала высокая стройная женщина, волосы которой в лунном свете казались темными. В правой руке она сжимала меч, левая — посылала навстречу атаковавшим ее чеанцам сверкающую молнию тонкой цепи, разившей, как заметил Виктор, не хуже закаленного клинка. Рядом с ней дралась другая женщина. Нагая, она вооружилась алебардой и щедро сеяла вокруг себя смерть и страдания, двигаясь легко и стремительно, словно не знала слова «усталость». Два бойца, две женщины сражались с набегавшими на них со всех сторон речными стражниками. Они были великолепны в своей истребительной грации, но силы сторон не сравнивались, какими бы великолепными фехтовальщицами ни оказались эти две женщины.

«Сила солому ломит, не правда ли?»

Однако ситуация отнюдь не выглядела безнадежно. Чеанцы оказались вынуждены распределять силы между несколькими схватками, разыгрывавшимися одновременно, но в разных местах. Чуть в стороне от Тины — «Господи, когда это она успела научиться яристому бою?!» — и Ады разворачивались еще две не менее жестокие схватки. Два волка-оборотня натравливали на стражников довольно крупную стаю настоящих волков, рвавших не успевших толком одеться и вооружиться речников клыками и когтями, и огромный — «Боже, как он велик!» — медведь крушил княжескую галеру, отвлекая на себя немалое число воев. Все это Виктор охватил одним «долгим» взглядом, впитывая все детали скоротечного неорганизованного боя, но ни на мгновение не задержался, спеша скорее оказаться рядом с Тиной.

— Вива, Виктория! — заорал Виктор, врубаясь в ряды чеанцев. — За даму и честь!

Чеанцы, не ожидавшие удара с тыла, расступились, уходя в стороны от новой напасти, и Виктор, сам того не ожидая, в считаные мгновения оказался в самом центре сражения. Удары сыпались со всех сторон, и он крутился волчком, одновременно атакуя и парируя вражеские выпады. Это была самая настоящая «собачья свалка», но Виктор играл в подобные игры еще тогда, когда большинство чеанских воев и на свет-то не родились. А потом он выхватил из сумятицы боя капитана Ворварта и понял, что его час настал. Он определенно пообещал лорду Соловьиного холма, что заберет его жизнь за то, что капитан так славно исполнял свой долг перед Сапфировой короной и Ставкой.

«Его честь и право против моих, все честно, все справедливо».

— Я пришел, — выдохнул Виктор, обрушивая на Ворварта удар двух мечей.

— Ты человек слова, — ответил капитан, парируя удар.

Но время их последнего расчета, как тут же выяснилось, еще не наступило.

— Остановитесь! — Голос всадника, появившегося на берегу канала, легко перекрыл шум битвы. — Чеанцы, именем Сапфировой короны я приказываю вам прекратить бой и отступить! Сейчас же! Ну!

Начать бой легко, выйти из него гораздо сложнее, даже если ты этого хочешь. Но приказ прозвучал, и чеанцы, желая того или нет, начали отступать, разрывая контакт «по всему фронту». И их противники не остались в долгу. Мгновение, другое, и, отступив на шаг, Тина опустила окровавленный меч, легла вдоль ее стройной ноги и смертоносная цепь, по-прежнему свисавшая со стального браслета, сковывавшего ее левую руку. Опустил свои мечи и Виктор, а из горла Ады вырвался мощный и жестокий волчий вой, в котором звучало больше ненависти и гнева, чем смирения. Но тем не менее медведь-великан перестал реветь и крушить несчастное судно, и оборотни, которых оказалось не двое, как сначала подумал Виктор, а трое — двое волков и лиса, — погнали волчью стаю в лес.

— Сударыня… — Всадник подъехал ближе к Тине и Аде, совершенно игнорируя волков и оборотней, что было не случайно, он, судя по всему, и сам был оборотнем. — Я не знаю, что здесь произошло, но в любом случае разрешите принести вам извинения от лица князя и Ставки. Меня зовут Иан ен’Кершер, я командующий княжеской гвардией, что в Чеане означает власть, помноженную на власть. Если вам, сударыня, были причинены обиды и притеснения, виновные будут строго наказаны.

— Если вы обратили внимание, сударь, — ответила ему с гневом Тина, — я до сих пор в цепях и в ошейнике!

— Госпожа Хурн аф Омине! — Голос ен’Кершера гремел, как набатный колокол.

— Я здесь, мой господин! — Из-за спин расступившихся бойцов вышла статная женщина с седыми волосами.

— Ты надела на госпожу оковы? — Казалось, командир чеанской гвардии не столько возмущен, сколько поражен. — Ты в своем уме, женщина?

— Иан…

— Изволь обращаться, как положено!

— Господин граф. — Женщина склонила голову, но говорила спокойно, не выказывая никаких чувств. — Эта женщина — оборотень древней крови…

— Оборотень древней крови, — повторил за женщиной ен’Кершер. — Вот как… Значит, вот в чем дело! Ты решила, что сможешь исполнить пророчество и открыть Волшебную Гору? — В голосе мужчины звучало недоверие.

— Да! — гордо подняв голову, ответила та, которую называли Хурн аф Омине.

— Ты дура, Вильма, — покачал головой всадник, он говорил так, словно все еще не верил в то, что такое возможно. — Ты опасная дура, Вильма Хурн аф Омине, умная, хитрая дура, способная отменить будущее ради идиотских сказок безумцев из Ливо. Я смещаю тебя с занимаемого тобой поста. Ты арестована и предстанешь перед Трибуналом за невыполнение приказа. Но прежде освободи Госпожу от оков!

— Я обжалую твое решение! — гневно ответила женщина, принадлежавшая, несомненно, к той человеческой породе, что редко меняет свои убеждения, если способна на это вообще.

— Но не сейчас. — Всадник спешился и пошел к Тине. Он говорил теперь с Вильмой Хурн аф Омине, более на нее не глядя. — Сейчас ты снимешь с Госпожи оковы и замолкнешь до самого прибытия в Норнан. Вот там, перед Трибуналом, ты и обжалуешь мой приказ, если Ставка вообще захочет с тобой говорить.

— Госпожа, — теперь он говорил с одной лишь Тиной. — Вижу, что вам причинены многие обиды и притеснения. Более того, я понимаю, что еще мгновение назад вы рисковали своей жизнью. Это непростительные вины, но тем не менее позвольте мне принести вам официальные извинения князя и Ставки. Сапфировый трон сожалеет о случившемся, приносит извинения и просит вас быть снисходительной к попытке загладить вину всеми доступными способами. Я выехал сразу же, как только птицы доставили известие о том, что Начальница Тайной Стражи Вильма Хурн аф Омине потребовала у Империи вашей выдачи, и скакал без остановки все эти дни. Мои люди отстали, но я все-таки успел вовремя. Необратимых бед не произошло, и все еще может быть исправлено. Госпожа, — он упорно не называл Тину по имени, но был почтителен и искренне переживал случившееся, — я прибыл, чтобы передать вам приглашение Теодора Гаррагана — правящего князя Чеана — и княжеской Ставки прибыть в Норнан по крайне важному и секретному делу. Я клянусь жизнью, душой и честью, что вам и вашим друзьям, тем из них, кто захочет вас сопровождать, ничего не угрожает, и вы сможете покинуть Норнан и княжество Чеан в любой момент, когда вам этого захочется. Свобода и уважение — вот что определяет теперь ваше положение в Чеане, и просьба князя прибыть в столицу, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз. Не знаю, каковы ваши шансы на императорскую корону, но если вы решите продолжать коронационную гонку, я лично доставлю вас в Ландскруну до истечения срока объявления претензий на трон. Более того, в этом случае я гарантирую вам полную и безоговорочную поддержку княжества.

— Вы весьма убедительны, — господин ен’Кершер. — Что скажете, Гвидо, соглашаться или ну его?

— Вы уже все решили, — улыбнулся в ответ Виктор. — И мне нравится ваше решение.