Сумма антропологии(кардинальная типология людей)

Неоантроп: человек духовно эволюционирующий.

Неоантропы — это люди в истинном, насколько это возможно, смысле этого слова, и с учетом, конечно же, конкретных жизненных условий и выбранного личностью пути. Это уже достаточно многочисленный человеческий вид, в настоящее время численно превосходящий суммарное количество суперанималов и суггесторов. Такой вывод хотя и носит опосредованный характер, но все же претендует на точность, в пользу этого говорит очень многое: и интеллектуальная насыщенность литературы гуманной ориентации, и массовость общественных природоохранительных движений, что есть следствие многочисленности носителей нового сознания. Но главное, фундаментальное обстоятельство, свидетельствующее о правильности “количественного вывода” -это демографический взрыв, “произведенный”, главным образом, диффузным видом, определенной частью которого и являются неоантропы.

Неоантроп — человек духовно эволюционирующий — непосредственно смыкается с диффузным видом, представляя собой его дальнейшее развитие: продвижение по пути разумного поведения. Основным видовым отличием неоантропа является его способность генетически закрепленная предрасположенность — к самокритическому мышлению (а в идеале — и к поведению), являющемуся не только совершенно самостоятельной формой мышления, но и кроме того — необходимым условием человечности как таковой, без внешнего научения ей и даже наперекор хищному воздействию прихождению к ней. Это и есть духовная эволюция личности. Либо выход к людям раньше или позже в неблагоприятных условиях, либо предельно возможный путь в условиях благоприятствующих. В очень редких случаях проходятся оба таких “участка” пути. Но к сожалению, в настоящее время очень многие сообщества земного шара все еще не дают возможности свободно подниматься неоантропам и “успешно глушат большую часть всходов”. Некий — для себя традиционный — парадокс в этом отношении явила Россия: несмотря на беспощадное духовное закрепощение здесь возник необычайно мощный (на Западе — аналогов не имеющий) слой “русской интеллигенции”, в общем-то не связанный с официальной системой образования, и в нескольких смыслах — “самообразованный”. Конечно духовный гнет можно было бы счесть и способствующим фактором: как бы “реакция на реакцию”, но с нашей точки зрения это объясняется гипертрофией русской диффузности, давшей естественное и столь значительное “отчисление в духовный бюджет” общества.

Эта способность к самокритическому мышлению является некоей производной от морфологии лобных долей головного мозга, и присуща она еще только лишь диффузному виду, и все его различие с неоантропами можно свести к лености использования лобных долей префронтального отдела головного мозга: диффузному человеку для этого требуются дополнительные усилия, в подавляющем числе случаев — не прикладываемые. И таким образом, диффузные люди в своей массе духовно гибнут: либо так и не вырываются из неблагоприятных (часто — жутких) условий, либо облениваются и “не идут вперед” в благоприятствующей жизненной обстановке”. Именно с учетом этого обстоятельства и создают свои структуры все нравственные Школы: по системе ученики — учитель (проповедник, пастырь, гуру), и с использованием заинтересовывающей обрядово-церемониальной атрибутики — достаточно близкого аналога детских игрушек обучающего, отвлекающего, а не то и развлекающего (как у кришнаитов и баптистов) типа. Самому же диффузному человеку очень редко удается самостоятельно найти “путь наверх”, и если подобное все же случается, то роль гуру при этом берут на себя счастливо, а чаще — трагически сложившиеся обстоятельства, в частности, богатый жизненный опыт: таков путь старейшин, аксакалов. Но действительно народные мудрецы — это все же неоантропы, именно они создают то, что называется “кладезем народной мудрости”: этический фольклор.

Первое, что дает использование этой неоантропической мыслительной специфики — это способность к мышлению второго порядка. В своем простейшем случае мышление второго порядка, его редуцированная форма — это философское рефлексивное мышление. Распространение познавательного интереса на само познание, и иллюзорные, пока еще тупиковые, попытки осмысления Универсума. Соотношение объекта и субъекта познания в таких случаях становится не просто сложным или каверзным, но уже — парадоксальным и металогичным, что порождает бесчисленные точки зрения на один и тот же предмет и создает грустно-забавную противоречивость гуманитарных философских, психологических, социологических и т. д. — систем и теории, сочетающих контрарность по отношению друг к другу с претензиями на истинность каждой в отдельности, а своей многочисленностью создающих полное впечатление горшечного базара, ибо помимо расписной яркости и емкой пустоты своего содержания, большинство из них демонстрирует нахождение людей на столь отдаленных позициях от истины, что невольно вызывает в памяти поговорку “не боги горшки обжигают” с приданием ей саркастического смысла: да, далеко не боги…

Исчерпав себя, такое рефлексивное познание выходит на свой предельный уровень, сворачиваясь (в математическом смысле: функция “свертка функций”) в сознание религиозное (но наддогматическое), и тем самым как бы формулируя теорему Геделя в других терминах: т. е. собственного человеческого мира и единственно его человеку явно не достаточно для познания самого себя. И поэтому ему необходим выход за пределы этого мира. Но пока что такой “выход в свет” для человека невозможен, все науки и все религии здесь бессильны, и даже бы их полный синтез смог бы дать в результате лишь некую “сверхфилософию”, легко представимую себе, как предельно возможное “мыслеблудие” метакосмической, субкварковой, вселенско-нравственной тематики. Эзотерические же пути, проторенные некогда Великими Посвященными, а ныне столь успешно осваиваемые их необычайно многочисленными последователями, необходимо признать делом сугубо личным, индивидуальным и верифицируемым лишь по принципу “помрем — увидим”, но, конечно же, дай-то Бог, если это так.

Самокритичность рассудочного существа и есть разум — сверхрассудок. Обычный внутренний диалог (мышление), вполне достаточный для рассудочного интеллекта, в таким случае расширяется и обогащается за счет введения в сознание внутреннего “третейского судьи”. В случае религиозной свертки сознания — это Бог. В определениях же “светских”, “мирских” философов наличествует целый набор, ставших уже расхожими терминов для обозначения этого далеко “не лишнего третьего” совесть, моральный закон, нравственность, этический выбор. “Разум способен не только к познанию объектной реальности, но и к ее оценке… Обнаруживает, что в ней благо, устанавливает иерархию благ” (К. Войтыла, “Основания этики”). Другими словами, разум — это то, что приводится в движение “маховиком” рассудка, мышления, т. е. как бы “разумное содержимое рассудка” — его “этическое наполнение”. И вообще в нравственном понимании человек есть то, что содержат его мысли, о чем он думает, какова направленность его сознания: можно мучительно размышлять о смысле жизни, а можно не менее напряженно всесторонне просчитывать варианты мерзкого преступления.

Лишь разум дает возможность сознанию представить себе и оценить полностью противоположную — страдательную сторону насилия и уничтожения человеческой жизни (и жизни — вообще), живо представить себя на месте жертвы и отреагировать на это единственно возможным человеческим образом: содрогнуться за двоих — за себя и одновременно за жертву. Это не что иное, как то самое, знаменитое христианское сострадание. Сострадание — двойное страдание, тождественное его разделению, уменьшению. Сострадание — великое понятие, так мерзко и жестоко оболганное, затертое до неузнаваемости хищными толкователями (от слова “толковище”) морали: атеистами, имморалистами, сатанистами. Сострадание, таким образом, есть направленность разума в мир, вовне себя, аффектное перенесение причинения зла ближнему на себя и осуждения его. Это, собственно, одна из сторон самокритичности мышления, но в хищных терминах это определяется как “трусость”, которую правильнее всего будет трактовать как “психологическая плата за воображение”.

Существует еще один вектор направленности разума — внутрь, в духовный центр человека, что оказывается тождественным его выходу уже в Мир. Этот третий компонент базируется тоже на страхе — на страхе человека перед смертью, и он позволяет дать еще одно корректное определение понятия “человек”: это существо, которое знает, что оно умрет, но тем не менее не верит в это. Человек верит в то, что его существование каким-то образом продлится в Мире после пребывания в мире на Земле. Некоторые избранные могут даже знать об этом в результате личного опыта: знамения, откровения. И только эта сумма, это “триединство” направленности разума на себя, в мир и в Мир — его такая активная самооценочная позиция в отношении людских страданий и перед лицом смерти — является необходимым, а возможно — и достаточным, условием существования Человека в Мире, его выхода на иной уровень.

В этом ракурсе хищные предстают как существа откровенно ущербные, не имеющие самокритичности, не имеющие сострадания, не имеющие веры в свое духовное бессмертие, и следовательно, не разумные! Их религиозный потолок — это суеверность. Хищные, собственно, патологические атеисты и никто больше. Вся их жизнь — это суть настоятельная попытка получения “компенсации на месте”, досмертной выплаты им всех благ здесь и сейчас. А всякие препятствия и помехи в этом они стремятся убрать любым способом — внутренних, духовных преград у них нет.

Разумное же существо не способно на добровольное сознательное зло!

Видится неправомерным так широко распространенное, неразборчивое порицание людей за трусость. При этом не учитывается, что она, наоборот, для людей совершенно естественна и является прямым следствием разумного поведения, ибо “человек разумный” исходно, “по определению” и по своему происхождению труслив и к тому же внушаем (— глуп). А в противоположность этому — смелость, бесстрашие, так же как и невменяемость являют собой признаки бесчеловечности, и совершенно незачем строить в этом вопросе какие бы то ни было “героические” иллюзии. Таким образом, заполучение “силы воли” и предоставление себе внутреннего права помыкать, повелевать людьми, притеснять их — “воспитание чувств” такого рода в себе вовсе не требует неких добавлений в структуре личности и дополнительных “внутренних сил”, но наоборот, для этого необходимо именно устранить в себе практически все человеческое, нужно сбросить с себя “мешающееся” тяжкое бремя разума — доподлинной человеческой нравственности. И вот тогда сразу же сами собой появятся все эти “духовные силы” и “героические качества” для того, чтобы смело отдавать из подземного штаба приказы миллионам идти на смерть, посылать людей на минные поля впереди танков и для свершения множества других — более мелких и будничных — “геройств”.

А вот человеческий этот груз — разум — не дает возможности для проявления таких “сил” (— и слава Богу!). Доказательства этому можно найти в любой забегаловке. Это — пьяные нехищные люди, теряющие над собой контроль, после чего действительно становятся и более мужественными, и более смелыми, и более агрессивными, т. к. происходит растормаживание, в том числе — и сексуальное. Но разве автомобиль с неисправными тормозами “мощнее” обычного — исправного?! Конечно же нет, но лишь как раз вот — страшнее и опаснее. Так что можно считать, что хищные имеют в себе некую добавку, точнее — “нехватку”, отличающую их от “исправных” людей: они постоянно носят в себе эту “неисправность” в виде эквивалента смертельной (в основном — для других людей!) дозы “горячительного агресситива”. В этом плане алкоголь, как и наркотики, предстают как в чистом виде дьявольские средства, сталкивающие человека на анимальный, биологический уровень. И особенно подозрительно выглядит привыкание к этим зельям, действительно сравнимое лишь с некоей сетью, западней.

Таким образом “выдавливание из себя по капле раба” — это есть метод сбрасывания с себя глыбами груза человечности, ибо человек разумный — это раб. Но его нужно непременно отличать от суггесторной разновидности раба — застрявшего внизу зверька, по тем или иным причинам не пробившегося в “господа”, имя которому — “холуй”. Вот из него можно выдавливать сколько угодно, но только — совершенно определенной субстанции, его полностью и характеризующей. Вот почему перспективы человечества при продолжении хищного пути — нулевые! Человек разумный (— диффузный) никогда не изменится, не выдавит он из себя свой стержень — рабскую трусость. Диффузный человек сможет распрямиться только в свободных, истинно гуманных условиях, а пока что при всех его попытках подняться хищные постоянно — мгновенно и остервенело — сбивают его наземь, и ему так и приходится жить на коленях, а не то — и на четвереньках.

У хищных видов тоже может существовать в сознании некий “внутренний третий”, но представляет он собой такого же зверя, как и его хозяин, и вся его роль сводится к созданию аффекта самооправдания и самовозбуждения, но в большинстве случаев вызывается фрустрация из-за невозможности дать выход агрессивности, к тому же именно из-за невозможности ее разрядки эта агрессивность возрастает лавинообразно и доходит до компульсивности (неодолимости), что и является основной причиной “немотивированных” преступлений против личности -все это в основном совпадает с фрейдовским Супер-Эго. Кстати, именно это — невыделенное в общей клинической картине — обстоятельство, то, что неврозы хищных в корне отличны от жизненно-ситуационных стрессов обычных людей — как по причинам, так и по протеканию, спутало все карты как самому З. Фрейду, так и его последователям, ибо это, — в общем-то совершенно правильное — учение было применено не совсем “по адресу”, т. к. выявленная сексуальная детерминированность в полной мере присуща лишь хищным и — это совершенно особый вопрос — большинству женщин; да и вся, собственно, “практикующая психология” оказалась в плену того же неведения.

Новейшее Время, его невыносимая для хищных социальность гуманной ориентации так придавила тех из них, которые не смогли пристроиться к насилию в необходимой для своего “душевного здоровья” степени, что даже невероятная широкодиапазонность западной психотерапевтической “индустрии” (в особенности это относится к США — “злоотводу”) с ее фантастическим многообразием психологических теорий и “целительных” методов на методе все же не может обеспечить своей хищной клиентуре надежного облегчения. Другими словами, такие “не нашедшие себя” хищные как бы “быстрее сгорают” от постоянной и неутоленной злости. В первую очередь это относится к суперанималам, т. к. у них отсутствует значительная часть мыслей и чувств, присущих другим видам (в том числе и многим суггесторам) и многообразящих работу ЦНС и психосоматических структур, в то время как физиология видов практически одинакова. Сила воли позволяет им приказать себе сдержаться, взять себя в руки, но они не в силах приказать своим кровеносным сосудам, что и приводит в итоге к их “профессиональным заболеваниям”: инфарктам, инсультам, склерозам. Отмеченная нозологическая закономерность во многом схожа с гипотетической ситуацией держания волка в конуре плюс — на овощной диете. …Мышление второго порядка в своей рудиментарной форме доступно и диффузному виду. В принципе не существует теоретических препятствий для поднятия большинства диффузного вида на неоантропический уровень. Но для этого потребовались бы благоприятные социальные условия и применение пока не созданной, но вполне обозримой специальной психагогики, заключающейся в первую очередь в пресечении хищного научения, что в настоящее время абсолютно нереально. Более высокие уровни мышления, сознания пока еще недостижимы из-за печальной необходимости постоянного анализа и использования множества концепций чисто этологического свойства, обусловленных хищным характером нынешней социальной среды. Недостижимо также и самокритическое поведение, ибо оно наталкивается на невозможность без негативных, а не то — и страшных последствий провести в жизнь благие, честные намерения. Тоталитарные режимы достаточно убедительное тому свидетельство: в таких условиях духовная жизнь людей возможна либо на субчеловеческом уровне, либо с такой степенью двумыслия, что оно практически неотличимо от шизофренического или шпионского.

Единственный пока возможный путь к обретению “чистой” нехищной среды — это полное отстранение от мира, уход в “пещеры и пустыни”. Но и этот путь по большому человеческому счету ущербен, эгоцентричен: достаточно вообразить себе Христа, не вышедшего бы из заиорданской пустыни, решившего бы сделаться отшельником, или Будду, замордовавшего бы себя окончательно в чащах Урувелы.

Лишь при достижении социальных условий, достаточных для свободного самовыражения и одновременной духовной развитости большинства членов общества создадутся условия для возникновения более высоких уровней сознания, мышления. Это будет общество некоего анархического — безвластного — социализма. Но вполне возможно, что путь к нему лежит через властный, “ясперсовский” этап: всемирное “правовое устройство, обладающее достаточной силой, чтобы сохранить мир, и, низведя перед лицом своего всевластия каждый акт насилия до уровня преступления, лишить его всяких шансов на успех” (К. Ясперс, “Истоки истории и ее цель”). Запад в этом смысле предстает духовно задавленным именно хищной доминантой социальности: культ наживы, сексуальная непотребность, пропаганда насилия, погоня за безнравственными удовольствиями — все это следование рекомендациям и примеру суперанималов и суггесторов-биофилов. Общество поддалось науськиванию на хищные ценности. И здесь абсолютно неизбежно наступление фазы пресыщения, как и в свое время в Риме: “всюду толпы хмурых распутников”, и таков неминуемый конец всех хищно ориентированных обществ. Генеральное наступление наркотиков — уже даже ставится вопрос о легализации наркобизнеса — первая тому “черная” ласточка. В этом же ракурсе все некогда насильственно возникшие и ныне исчезающие или конвульсирующие “социалистические” режимы видятся как идеальные системы удержания у власти хищных бандократии под прикрытием неопровержимо гуманных лозунгов (— естественно, лживых). Истинный же социализм — это дело далекого будущего, в хищной социальной среде он невозможен, ибо он более “тепличен”, требует для себя подлинно честных работников-управленцев, и сейчас возможны лишь его имитации, типа “шведской модели”, но вполне вероятно, что к нему придут именно путем подобного “моделирования”.

И невероятно обидно, что наш горемычный и страшный советский путь, усеянный горами “жертвенных щепок”, трактуется и преподносится ныне новыми вождями — мыльно-пенисто и пузыристо вздымающимися на смену проржавевшего шила старых структур власти — как путь не давший абсолютно никакого позитива. Невозможно поверить в то, что мы все же таки не “срезали угол” в общечеловеческом движении людей к счастью на Земле, что все наши жертвы оказались совершенно напрасными и теперь необходимо отступление к самому началу движения: к дикому этапу первоначального капиталистического накопления, варварского растаскивания народного достояния хищными. Обеспечь бы общество того же самого “реального социализма” достаточный контроль за властями, их обязательную выборность и сменяемость, открытость критике со стороны общественности, то и эта социальная система полностью жизнеспособна. Пусть она и менее эффективна экономически, но зато у нее масса других преимуществ. Запад бы локти кусал от зависти, утешаясь разве что лишь занесением числа этих укусов в Книгу рекордов Гиннесса! Чисто теоретически для успешного функционирования истинно социалистической системы необходимо “всего лишь” наличие некоего “честного ядра” (но честного без кавычек). Т. е. если нет встроенного самоконтролирующего механизма, то должен осуществляться постоянный профилактический осмотр всех звеньев системы. Именно такая роль отводилась штату вездесущих надсмотрщиков — “ходячих датчиков” в проекте “последекабрьского” общества П. Пестеля. К чему подобное отслеживание может привести, “хорошо” продемонстрировано НКВД–КГБ. Хотя вообще-то подобная система контроля не только может быть действенной, но она даже прошла успешное апробирование. Правда, с некоторыми “незначительными издержками”: это знаменитая служба поддержания порядка в гаремах евнухами.

Но пока что действительно невозможно приставить к власти честных людей и реально осуществимо для обществ лишь “движение с подлецами впереди”, и поэтому все усилия общественности должны быть направлены на контроль за ними. В то же время все разговоры о крахе и несостоятельности социализма по меньшей мере некорректны: очевидно, что проиграл не социализм во всех “странах социализма” (как такового, социалистического общества еще не было в истории), а повсеместно и постоянно “выигрывали с подавляющим преимуществом” хищные бандократии правительств и их многочисленных сатрапов со своими сворами. А эти “победители” к социализму никакого отношения не имеют, за исключением того, что их уверенно можно считать его “могильщиками”.

Удивительно созвучной видится позиция П. М. Абовина-Егидеса. “Из-за своей алчности и сластолюбия бизнесмены готовы идти на сделку с кем угодно, хоть с дьяволом, хоть с тоталитаризмом… Поэтому спасти демократию, современную цивилизацию может только социализм. Вне социализма человечеству грозит духовное вырождение и, возможно, физическое истребление” (П. М. Абовин-Егидес, “Принципы социализма”). “Главная трагедия фазы, в которой оказалась наша страна, вот в чем: идея социализма до сих пор — в руках лишь консерваторов, л идея демократии очутилась в руках антисоциалистов... Отвоевать поруганную идею социализма у консерваторов и идею демократии у антисоциалистов, синтезировать обе эти сущности, которые оказались разъятыми — вот основная задача нашего времени” (П. М. Абовин-Егидес, “Сквозь ад”).