Нордвуд. Сумрачный город

Глава 3 Изумрудный свет

Кладбище Нордвуда встречало привычной тишиной и давящей атмосферой. Несмотря на сумерки в городе, здесь уже совсем стемнело. Густые кроны деревьев закрывали старинные статуи от солнца, отчего ранее светлый мрамор покрылся зеленоватым налетом из мха и грязи в тоненьких трещинах.

Третье по счету место захоронений. Оно располагалось недалеко от заброшенных особняков, того самого старинного Нордвуда, о котором старались не вспоминать. Для всех, кроме Рэнделов, вход был запечатан магией. Переступишь черту – не вернешься.

Кладбище было исключением.

Оно расстелилось на небольших холмах, меж которыми располагался овраг. Он был главной целью Тодора, но, прежде чем туда попасть, надо было пройти по заросшим тропинкам среди заброшенных могил.

Белесые глаза статуй, изображавших то ангелов, то захороненных людей, незримо наблюдали за неожиданным гостем. Сюда давно никто не наведывался. Мертвые свидетели… В их затертых, изувеченных и скрытых растительностью лицах не было ничего живого, но они впитывали жизнь посетителей, создавая воронки магии, чтобы их хозяева на время вернулись на землю.

Шорох листьев напоминал Тодору говор северных жителей. Они перешептывались между собой, создавая ветер. Давно забытый язык ведьмаков, наречие, погибшее вместе с последним носителем несколько столетий назад. И, несмотря на это, Тодор слышал.

От этого шепота пробирал холод.

Бессмертие слов – в звуках, доносившихся от мертвых к живым. Их сила проникала в сердца, напоминала о прошлом, возвращала к корням и затаскивала в свои магические сети. Нордвуд был построен на топях, и, прежде чем здесь возвели город, земли взяли в свою плату жизни. Их отдали, чтобы получить источник энергии: сильный, неиссякаемый. Он растягивался черными нитями по густому лесу и уходил в океан.

Тодор шел как во сне: ботинки увязали в жиже, каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего, но пути назад не было. Загипнотизированно глядя на едва виднеющееся свечение из оврага, он продолжал свой путь, не замечая, как призраки, отделившиеся от статуй, стали перешептываться и их говор растекался в его сознании знакомыми деталями создания города.

Тодор остановился, в глазах потемнело, и он привалился плечом к одному из могильных камней.

Крупные капли, упавшие с неба, стекали по его лицу и терялись под воротом, неприятно охлаждая тело. Казалось, здесь было нечем дышать: влажная дымка застыла между землей и угрожающе раскачивавшимися деревьями. Порывистый ветер усиливал дождь, прибивая оранжевую листву.

Несколько мгновений, и вместо могильного холода повеяло сыростью болот. Извилистые дорожки сменились трясиной, каменные статуи превратились в разлогие, покрытые зеленью деревья, чьи ветви низко склонялись к мутной воде. Замшелые склепы стали густо усыпанными мохнатыми кочками кукушкиных слез[3]. Вокруг – лишь скользкая земля, подгнившие стволы и серый туман, змеей стелившийся над поверхностью.

Изумрудное свечение в овраге исчезло, вместо него остался прозрачный размытый круг. Но и он рассеялся, подобно солнечным пятнам в темном помещении.

Тишина и покой убаюкивали, успокаивали, давали возможность вдохнуть полной грудью и забыть о душевных ранах, позволяя зыбким землям овладеть мыслями. Они шептали…

Только сейчас Тодор заметил, как нити магии расползались по болоту. Паутина, оживлявшая забытые места. Их влажные прикосновения оставались черной жижей на пальцах. И Тодор, встав на колени и склонившись над озерцом, окошечком в болотной ряске, опустил руку в ледяную жидкость, намереваясь смыть грязь.

И без того темные воды совсем почернели, тонкие линии энергии крепко обвили кисть Тодора и потянули на глубину.

Раскаты грома отдаленно доносились сквозь болотную толщу. Не было ни сил сопротивляться, ни желания дать отпор. Тодор впервые в своей жизни позволил течению вести его. Вдох – и ничего. Все вокруг было размытым и неощутимым. Ни холода вод, ни зыбкого ила под ногами. Исчез шепот, исходивший от могил.

Перед глазами появился колодец, откуда росло темное дерево. Его ствол представлял собой сплетение тонких ветвей, которые ближе к верхушке разделились на магические линии. Сердце местности – его источник.

Тодор на мгновение почувствовал эту силу, а запястье с зеркальным символом Y неприятно защипало. Топи принимали его, напитывали жизнью, окутывали барьером, но так и не вернули в действительность.

Только сейчас, протягивая руку к стебелькам, Тодор понял, что он наблюдатель. Вместо прикосновений пальцы прошли сквозь растения.

Но едва он подумал о том, что все иллюзия, застывшее, казалось бы, болото вздрогнуло, а плотно сплетенное дерево зашевелилось, сопротивляясь заклинанию подчинения. Кому-то нужен был источник, но тот боролся, помогая ведьмаку, решившемуся на это, оживить замершие топи на горе.

Тодор видел его. Незнакомец вглядывался в толщу воды, сильно прищурившись. Узкое лицо, длинные, постриженные на старинный манер волосы, а на лбу и щеках – золотистый узор, присущий тому, кто продал душу за магию.

Такие же шрамы были у всех проклятых. Тонкие, едва заметные, но дублирующие переливавшиеся символы на коже ведьмака.

– Он отдал свою кровь, пожертвовал свою душу… – говорил чужой, похожий на змеиное шипение голос. – Город назовут Нордвудом в честь проклятого, заключившего сделку с демоном…

Слова смешались с всплесками волн. А Тодора вновь выбросило на берег. И вновь он смотрел в крошечное озеро – в нем плыли картины.

На просторном полуострове появились первые деревянные дома. Из их печей клубами шел пар, застилая болотные земли своей дымкой, а как только она рассеялась, перед глазами Тодора предстали особняки. В них вспыхивал и гас свет, а строители по кирпичу собирали новые улочки.

В одно из мгновений вода помутнела, а в подрагивающем изображении полуостров отделился от суши, и его связали с ней арочным мостом. Тем самым, разъединявшим старый город и новый, шумный, стеклянный мегаполис.

Видения сменялись одно за другим, показывая карту Нордвуда. Его улицы расходились от черной точки ближе к океану и вскоре заканчивались у болот.

Теперь здесь были покрытая высокой травой земля и уродливые деревья, среди которых выглядывали первые могильные статуи и склепы. Возле одного из них стоял высокий мужчина в черной накидке. Если бы не шрам на щеке, Тодор увидел бы в нем себя.

Незнакомец склонился над гранитной плитой и читал заклинание. По ней паутиной расползались трещины. Узор двигался и перетекал, как рисунки ветра на поверхности болота.

Затем он отошел, выпрямился и с замиранием сердца наблюдал за тем, как сквозь камень пробивались темные нити магии. Их становилось все больше и больше, а вместо сплетения, напоминавшего клубок змей, прорастало массивное дерево. Такое же, как то, что в самом начале видел Тодор под водой.

В сумраке кладбища каждое движение, каждый шорох разлетался среди могил. Чудилось, будто мертвые передавали друг другу вести о происходящем, будто зыбкие земли – живые. Они организм. Сила.

– Ты видел жестокость, ты видел смерти, но черствость не покрыла плесенью твое сердце… – Говорящим, очевидно, было магическое сплетение, но голос не был похож ни на женский, ни на мужской. Он был тем же, что в голове. И знакомым, и нет, без тембра и интонации – только слова.

– На моих руках столько же крови, как и на руках проклятых, – твердо сказал мужчина. – Но я не в силах справиться в одиночку. Норд желает тьмы. Демонов в городе все больше. Если бы он не вселял их в ведьмаков, мы бы справились…

– Их души проданы, а город, построенный на болотах и костях, станет обителью тьмы. – Речь доносилась вместе с ветром, а после повторялась внутренним голосом в голове Тодора.

– Город, возможно, а ты – нет. Я знаю, что ты… – уверенно произнес незнакомец и собирался договорить, но его прервали.

– Сплетение смерти, соединение невинно погибших душ, сила прошлого, настоящего и будущего.

– Мне не нужна власть. Власть – это контракт со смертью, который подпишут подчиненные. Я пришел просить защиты.

Мужчина скрестил руки на груди. Из-за сгустившегося тумана Тодор не мог рассмотреть его лица, но был уверен – это кто-то из его рода. Кто-то, кто открыл свои воспоминания в Воронову ночь. Иначе этих видений не было бы.

– Ты получишь ее, если я стану сердцем города. Создай дом, который будет связан подземными тоннелями и порталами с другими. Сотня дверей, но одна сердцевина.

Тонкие нити энергии, словно ветви, начали опускаться и стелиться по земле, ближе к незнакомцу.

– Позже ты изгонишь проклятых в соленую воду, на остров, и создашь защиту города, если сумеешь управлять магией мертвых, слышать их голоса в голове и действовать так, как велено. Они подскажут, как семерым ведьмакам избавиться от демонов. Я буду выбирать их и отмечать зеркальными символами. Выживут – смогут исполнить свой долг. Умрут – захорони их в подземном кладбище, чтобы их сила была моей.

После этих слов одна из линий обвила правое запястье незнакомца, а когда исчезла, на коже остался тонкий шрам в виде буквы Y.

– Твой род отмечен сплетением смерти. Мертвые покажут гибель живых, если ты поклянешься в верности моим… нашим землям.

– Клянусь, – коротко ответил мужчина.

В его голосе не было ни тени сомнения. Он стоял, вытянутый как струна, и ждал, пока темные нити дадут ему свободу, а затем переместился.

На этом видения закончились.

Тодор очнулся, стоя возле одного из надгробий. Шершавый, потрескавшийся от времени камень больше не был статуей. Остаток прошлого, которое через десятки лет уйдет в зыбкие земли.

Кладбище было погружено в сон, но Тодор заметил, как под могилами плескалась болотная вода, как укрывала призраков от холода трясины. Видел лица, слышал стук сердец, обреченных на гибель при построении города, и ощущал силу… магию мертвых… Она показывала ему изнанку этих мест, призывала носителя сплетения смерти исполнить свой долг, сдержать клятву, данную его предком.

Тодор поднял взгляд на овраг, где среди густой паутины ветвей стоял древний склеп. Его темные камни покрылись мхом, а овальное мутное стекло переливалось изумрудным свечением. Узкая дверь была приоткрыта, приглашая живого Рэндела к мертвым, к их старым захоронениям, отделенным магической стеной от нового склепа в городе.

Одно сердце – несколько артерий.

Внутри было сухо. Камень защищал от ледяного ветра, а крошечная зачарованная свеча, оставленная Тодором несколько десятков лет назад, горела прямо у окна, отбрасывая блики на зеленоватое стекло.

Его ждали.

Едва заметный силуэт его матери отделился от стены с нишами для погребений.

В просторном помещении, за которым располагалась винтовая лестница, было, как всегда, тихо.

Здесь находились его родные. Здесь он был частью семьи, а не ключом к исполнению предсказания.

– Лея Рэндел, – произнес призрак. – Если ты пытаешься рассмотреть надпись, то там написано мое имя…

Каждый раз она начинала разговор с чего-то совершенно неважного, ведь Тодор прекрасно видел сам.

– Я пришла, как и должно упокоенному, единственный раз и рада, что ты нашел свой путь.

В белесом облике едва различались черты лица, но Тодор знал, что она улыбалась.

– Все двери на этом пути закрыты. – Он ответил и замолчал.

К горлу подступил ком.

– Тебе нужны ключи. Владелец символа перемещений видит их. Все они в Лавке. Если он, – тут она понизила голос, подразумевая под «ним» сплетение магии, источник города, – посчитает, что Аннетт Рэндел готова взять ключ, то покажет его в присутствии одного из владельцев зеркальных знаков. У каждого свой, ими они откроют остров. Начните с Эммы, затем Джин-Рут, Николас, Анри, за ним Алан и только потом Аннетт, чтобы в конце, после открытия шести дверей, ты повернул последний ключ к сердцу проклятых. Там тебе предстоит перерубить нити, связывающие его с городом, пока остальные возвращаются обратно.

Лея говорила спокойно, размеренно, понимая, что у Тодора не было шансов выбраться из ловушки.

– Все дают клятвы, но немногие исполняют. Что тебе дороже: тысячи чужих жизней или твоя собственная?

Из-за резкого порыва ветра Тодор пошатнулся и едва устоял на ногах. Призрак исчез, а вместе с ним погасла свеча.

Он знал ответ.

Но пока не сдержит слово, не произнесет вслух.

Исполнение – действие, а не пустые звуки.

Прислушиваясь к громкому шуму волн, Аннетт наблюдала за тем, как сумрачный пейзаж перетекал в темноту, скрываясь под туманным пологом. Сердце предательски часто стучало, выдавая страх, – еще немного, и появятся проклятые.

Их лодка возникла на карте города. Ани коснулась красной точки и перенеслась сюда, на окраину Рыбацкого района. В место, где самая слабая защита.

Хотя дальше вытянутой руки ничего не было видно, благодаря заклинанию перед глазами вспыхивала нечеткая картина происходящего. Старое, потрепанное судно узкой кормой ударялось о водную гладь, ныряя в темные воды океана. Его палубу заливало, а на ветхих досках оставались части водорослей и ракушек.

На борту было трое. Все в черных одеяниях, закрывавших лица. Но, несмотря на это, из-под капюшонов виднелись ярко-красные глаза. Проклятые.

Их было мало – вестники. Ступят на материк и, если преодолеют защитный барьер, отправят на остров послание: «Путь открыт».

Нордвуд встречал их привычной сыростью, проникавшей во все трещины и наполнявшей воздух влагой. Той, из-за которой каждый вдох для Аннетт казался вязким, тяжелым, словно нужно было еще, но невозможно – не хватало места в легких и не получалось надышаться. Но мертвым все равно. Их тела – облик, поддерживаемый магией человеческих душ, которые проклятые превращают в осколки синих камней.

Их существование стоит жизней. И платят те, кто не смог себя защитить.

Видения закончились, и Ани начала читать заклинание, создавая барьер между соленой водой и городом.

Несмотря на то что призраки прошлого больше не управляли зеркальными знаками, Аннетт по-прежнему чувствовала, как чужое влияние ютилось в ее тревожном сознании. В Нордвуде иначе не бывает. Он всегда наблюдает, слышит и говорит, но пока что до Ани не долетели слова.

Желтое свечение искусственной пелены едва пробивалось сквозь сумрак. На пустынных улицах – ни души. Кроме владельца зеркального знака, отдававшего магию города для его обороны.

На бледном сосредоточенном лице Ани читалась усталость. Она знала, что скоро ослабеет, что вот-вот закончится энергия, чтобы удержать проклятых за границей Нордвуда.

Тонкие пальцы сжали ворот пальто: не хватало воздуха, не хватало сил, перед глазами все расплывалось, а заклинание оборвалось. Не успела. Не хватило времени, чтобы поставить барьер на заброшенный порт.

Вспышка. Посреди густого тумана защита вспыхивала молниями и рассыпалась искрами, освещая узкие улочки рыбацких построек. Она поддалась проклятым и впустила их в Нордвуд, но им не удалось попасть незаметно, а значит, невинных смертей этой ночью не будет.

Аннетт пошатнулась. Сделала шаг назад, чтобы устоять, и высвободила остатки энергии.

Проклятые, как вампиры, передвигались бесшумно и быстро. Их темные одеяния виднелись из-за искусственно созданной светлой дымки, и в тумане силуэты стали заметны.

Нужно было продержаться совсем немного, на помощь придут стражники или кто-нибудь из владельцев зеркальных знаков. Ани была не одна. Она знала это, и поэтому липкий страх, предательски подбиравшийся к сердцу, отступал.

Решимость. Иногда она важнее любой силы. Та уверенность, с которой сопротивляешься, понимая, что шансов нет, дает свободу и сеет сомнения в сознании противника.

Аннетт чувствовала это.

Несмотря на то что она стояла одна против троих, никто из проклятых не подходил к ней близко и не шел в открытое сражение. Они кружили, словно тени, заманивая и запугивая жертву. Ждали слабости, растерянности, чтобы лишить силы и забрать самое ценное – душу.

Ани заправила за уши мокрые от дождя волосы и сделала пару шагов назад, зная, что упрется в стену одного из зданий и закроет возможность нападения со спины. Ей нужно было еще немного времени, чтобы источник города вновь наполнил ее магией.

Но вместо прохладной стены ощутила крепкие объятия. В первые секунды по телу прошел холодок, а в голове пронеслась тревожная мысль: «Поймали?». Но осознание, что проклятые не могут быть теплыми, пришло раньше, чем Алан заговорил.

– Я с тобой, – прошептал он, после чего отпустил ее.

Впору было бы злиться за эффект неожиданности и испуг, но Ани не смогла. Алан прибыл ей помочь, сообщил о своем присутствии, иначе было не понять, ведь вокруг туман и магическая пелена.

Аннетт сделала последний шаг, упираясь спиной в холодную стену здания. Ей следовало оставаться в стороне, не создавать для Алана проблем и не подвергать себя опасности, зная, что энергии, которую она почти полностью потратила на защитный барьер, было недостаточно.

Не можешь справиться – прими помощь. Этому ее учил Тодор.

Заклинание света рассеяло дымку на большей части улицы. Теперь Аннетт могла наблюдать за тем, как Алан спокойно шел в сторону обрыва, туда, где берег океана. Пальто нараспашку, небрежно растрепанные волосы… В мягких, плавных движениях читались сила, уверенность и что-то манящее, цепляющее взгляд.

Знак Алана – предсказания. Именно поэтому он закатал рукав, позволяя зеркальному символу сверкать и показывать ему возможный исход событий. Он призывал видения, пока проклятые отступили в тень, подальше от открытого пространства и двух ведьмаков, которые могли перейти в нападение.

Все слишком затянулось. Расслабленность Алана и нерешительность Аннетт, которая пряталась за его защитой, дали проклятым свободу.

Один из них, фелон, «рисующий знаки», появился позади Алана. В его руке была светящаяся фиолетовым нить, которая поставит метку на предплечье мага. Так проклятые будут знать о его слабости и найдут, чтобы выпить душу.

Остальные вышли из укрытия, собираясь отвлечь жертву. Они словно парили над брусчаткой, двигаясь бесшумно и быстро.

Но Алан напал первым.

Улицу наполнили черные линии. Темная энергия паутиной покрыла все вокруг, а проклятых, которые решили отступить в тень, взяла в силки. Ни вспышек заклинаний, ни сопротивления.

Магия города развеяла тела в пепел, забрав всю силу и оставив на земле крошечные осколки украденных душ.

Как только все закончилось, нити исчезли, а Алан подобрал камни, спрятал их в вельветовый мешок, чтобы после передать служителям кладбища. Те захоронят их, провожая убитых в последний путь.

– Как ты?

Алан вернулся к Аннетт, мягко коснулся ее плеча. Его глаза все еще были неестественно черными – темная энергия, которую он черпал у источника города, не исчезла полностью.

– Нет сил, – едва слышно произнесла Ани.

Сегодня она провела целый день, латая дыры в барьере.

– Мисс Рэндел признает, что ей нужна помощь? – подколол ее Алан и не дал ответить. – Я польщен. Пойдем, ты совсем промокла, а защиту восстановит Анри.

– В этом городе холод и сырость помогают ценить тепло, если оно, конечно, – она коснулась ладонью его груди, – еще есть.

Алан лишь горько улыбнулся, сжал ее холодные пальцы. Его горячая кожа почти что обжигала, но вместе с тем давала понимание близости. Не только тактильной, скорее это значило больше… Еще секунда, и ведьмак прижал Аннетт к себе, словно хотел спрятать в своих объятиях, словно показывал свою заботу.

– Пока бьется мое сердце, оно полностью принадлежит тебе.

– Спасибо, – сказала Ани, чувствуя, как спокойствие накатывало вместе с усталостью. – Спасибо, что я не одна.

– Соглашаешься быть моей?

Алан спрашивал это легко, непринужденно, поэтому Аннетт не сразу поняла суть вопроса. Но взгляд… В нем читались волнение и ожидание.

– Твоей? – неуверенно переспросила Ани, чтобы догадки либо развеялись, либо подтвердились.

– Моей девушкой, – закончил Алан.

– Да…

Тихий ответ слился с первым раскатом грома, но Алан услышал его. Услышал то, что было между ними еще тогда, в петле времени, когда граница дружбы рассеялась, а они стали слишком близки, чтобы находиться порознь. И теперь, спустя год, все обратилось в слова.

В отношения, проверенные трудностями и некоторым временем, а не пустыми обещаниями.

Говорить, говорить, говорить… Вот что предстояло сейчас Тодору. Объяснения, планы, запечатывание воспоминаний в блокноте. Но ничего из этого делать не хотелось. После кладбища требовалось побыть в тишине.

На осунувшемся, несмотря на вампирскую сущность, лице отразилась усталость. Эмоции оставляли следы не хуже оружия, но другие, заметные лишь тем, кто знаком с чувством потери.

Символ Y, связывавший Тодора с неизбежным или с тем, что стоило бы исправить. Он видел гибель каждого ведьмака с зеркальным знаком и должен был возвращаться в прошлое, чтобы этого избежать. Но теперь, когда подземные захоронения были разрушены, а перемещения во времени заблокированы, смерть стала необратима.

Больше сосредоточенности, деталей, просчетов, планов и выводов. Но ни на что не хватало сил.

Тодор был выжат.

Встреча с матерью в фамильном склепе выбила почву из-под ног. В него верили, в нем не сомневались, но он был инструментом, обязанным выполнять то, подо что его заточили с самого рождения, ибо его род клялся защищать город.

В горле пересохло. В момент слабости все отложенное на потом – утомление, боль и тревога – накатывало волнами. Пока у тебя все работает исправно, как в механизме, проблем нет, но как только одна деталь выходит из строя, она тянет за собой все, что связано с ней.

Выпить крови. Сделать пару глотков, пару десятков глотков. Тодор смутно помнил, сколько пакетов было в его руках. Туманный, рассеянный взгляд, перепачканные губы и алые полосы… Они растеклись по шее, впитались в рубашку. На лице – кривая ухмылка, обнажавшая острые клыки. Жажда… Сколько он голодал? Неделю? Две? Или же пару дней?

В полутьме кабинета это было не важно. Никто не услышит немой крик, никто не увидит боли, разъедающей изнутри. Несколько минут предательского бессилия, чтобы вновь взять себя в руки. Это было несложно. Зелья… Нужны были лишь обезболивающие зелья.

– Мертвый сон, зыбкий, пьяный, пустой… любой на твой выбор, – хрипло произнес Тодор, пытаясь откупорить один из флаконов.

Все повторялось: избыток магии, отсутствие контроля, кровь, эликсиры, боль. Не хватало лишь Мари, которая стала частью другого мира. Растворилась, исчезла, но не погибла, нет. Иначе ее призрак появился бы здесь и заставил проглотить все до последней капли.

Но Мари не было.

В этот раз сам.

– Пей, просто выпей, я помогу.

– Ани, уйди, тебе…

– Мне нестрашно. Это просто зелья, я знаю, в каком порядке давать, здесь написано.

Она говорила спокойно, размеренно, чтобы воспаленное сознание различало слова.

Горечь трав – наверняка полынь…

Вспышки воспоминаний, слова, слова, слова… Только теперь их произносил не он, а Аннетт. Тихо, но четко.

И если в прошлый раз он думал, что его долг исполнен, то теперь был уверен: пока жив остров, Нордвуд не будет в безопасности. Значит, стоило рассказать, Ани следовало знать. На случай, если вдруг что-то пойдет не так.

Тодор был почти в бреду. Одно зелье сменялось другим. Что-то сладкое, что-то терпкое и напоминающее перебродившее вино. Без разницы, лишь бы пережить эту ночь. Помочь городу, сохранить тех, кто ему близок.

А сейчас… теряясь в происходящем, он прерывисто, коротко говорил о ведьмаках, об источнике, о том, что он был сплетением душ, мертвых, которые служили городу и отдали ему свою магию после кончины. Вот откуда столько силы, вот кто управляет всем, показывает прошлое, устраивает испытания, говорит, как надо действовать.

Аннетт следовало знать, что владельцы зеркальных знаков платят за жизни других. Но как только остров вместе с Нордом, основавшим город, будут уничтожены, они получат свободу. Каждый – свою. Осталось только вернуть с помощью нарушения магического баланса Николаса и Джин-Рут, найти чертовы ключи и открыть защитные двери.

Все подсказки даст бал Полнолуния.

А пока Ани нужно было напоить отца последним отваром и связаться во сне с Николасом.

Сказать ему, что их вернут.

Любой ценой.

Ведь Тодор дал клятву.

Очередную, почти невыполнимую клятву, ради которой был готов пожертвовать собой.

Завтра все будет в порядке.

Завтра Тодор вновь встанет на ноги.

А сегодня – забытье.

Зыбкое, горькое, мрачное.

До самого утра, пока сумрачный город не пробудит его.