Суворовец Соболев, встать в строй!

Неожиданное приглашение

Шестым уроком была контрольная по арифметике. Санька решил её за минут двадцать. Он встал и положил исписанный сдвоенный листок на стол преподавателя. Тамара Александровна подняла свою завитую голову и посмотрела сквозь очки:

— Сядьте и проверьте.

— Я уже.

— Ну если ошибка, голову на рукомойник переделаю, — как всегда грозно пошутила она.

«Какая ошибка? Скорее в библиотеку, только бы никто не встретил, не вернул. Может, письмо из дома? Как там дед?»

Библиотекарша с трудом подняла тяжёлую от сплетённых в тугую корзину волос голову.

— А, Соболев, письма нет. Книжку менять будете? Хотите «Алые погоны», о суворовцах.

— Нет.

Санька чуть было не расстроился, но подумал: «Значит, пока всё хорошо». Ему стало легче. Но через минуту что-то вновь сжало сердце: «Может, не пишут оттого, что дедушке очень плохо?»

— Да, Соболев, — опустила тяжёлую голову библиотекарша, — письмо вашему Шадрину. И почерк, кажется, девичий, — посмотрела она пристально в глаза. – Или не девичий? – потянула после небольшой паузы.

— Не знаю.

— Тогда передайте ему, — и добавила. – Так кто же вашего Шадрина на свидание приглашает?

Санька молча взял письмо, поблагодарил и, чтобы не отвечать, быстро вышел на лестницу.

По лёгкому прозрачному ровному, почти как у Лычова, закрученному в пружинки почерку он узнал Лидино письмо. Казалось, оно пахло ландышами, весной, и у него даже возникло желание поднести конверт к лицу и вдохнуть аромат. Хотелось разорвать конверт, но он вспомнил Лычин ландышевый сад и обругал себя за проснувшуюся в нём бестолковость и глупость.

Контрольная ещё не кончилась, но у дверей класса стояли группами суворовцы и шелестящим шёпотом сверяли ответы. Витьки среди них не было.

«Наверно, задача не получилась, — подумал Санька и сразу увидел его в вестибюле у окна. Тот в глубокой задумчивости смотрел в пол. Санька тихо подошёл, но дощечка паркета скрипнула под ногой, и Витька оглянулся.

— Сань, тебе концерты музвзвода не надоели?

— Надоели, но ведь заставляют слушать.

— А знаешь, что я придумал?

От этого «придумал» у Саньки сердце будто попало в силки, и тогда он протянул письмо, чтобы хоть как-то погасить её, идею, которая вновь зарождалась в Витькиной голове.

— Возьми, от Лиды.

Витька обрадовался, посмотрел его на просвет и надорвал со стороны картинки. Улыбаясь, он развернул листок и сразу стал похож на умилённого сытого кота. Но вдруг его лицо вытянулось, он побледнел, как свечка, и протянул письмо:

— Что делать? Ведь мы будем на концерте этого проклятого музвзвода!

Санька пробежал глазами по лёгким пружинкам, в которых было два предложения о себе. Но последняя пружинка, казалось, разжалась и заставила вытянуться не только Витьку, но испугаться до лёгкой испарины его самого.

«Володя, я приду в это воскресенье в пять часов ко вторым воротам и буду ждать тебя в парке».

— Но этот музвзвод будет опять дуть «Моцарта», — обречённо отдал письмо Санька.

— Мы ещё посмотрим, кого они будут дуть, кого надувать, и кто ещё кого надует. Всё с письмом решено. Его передам Володе. Я его в конвертик положу и подпишу печатными буквами.

— А может, не надо? Может, он этого не хочет? Может, он хочет не так? – попробовал отговорить Санька, хотя понимал, что Витьку уже не переломишь.

— Ведь мы для него старались. Ему нужна встреча. Или ты на свидание сам пойдёшь? Интересно на тебя посмотреть, как ты будешь с Лидой встречаться? – вдруг рассмеялся он. – И пора уже всё заканчивать. Он же любит, он должен её встретить. У них всё будет отлично, стоит только начать. Тем более, письмо своё дело уже сделало. Осталось за малым.

— Но ведь в воскресенье концерт, — запротестовал Санька.

— С концертом уже моё дело. Решим. Главное – селёдка.

— Какая селёдка? – Санька понял, что канцелярии ему вновь не миновать. – Ты знаешь, Сорокин предупредил.

— Но Володя… Это его последний шанс, — поставил точку Витька.

— Да, последний, — согласился Санька и подумал: «Не только его».

Прозвенел звонок, в коридор стали выходить суворовцы.

Витька стоял, смотрел в окно и что-то решал, наконец, стремительно направился в класс второго взвода, сел за парту и через минуту подписывал чистый, без марки, конверт Володе Зайцеву. На месте адреса он вывел «Лида».

В четвёртую роту пришли после занятий. Витька велел Саньке спросить о Володе дневального, и стоило тому отвлечься, изловчился втиснуть письмо в общую стопку, а потом, как бы спохватившись, запричитал:

— Я ж совсем забыл, у нас через пять минут построение!

Схватил Саньку за руку, вытащил из роты и потянул по направлению к своей казарме.

— А ты что, селёдку в винегретах думаешь собирать? – неожиданно спросил запыхавшийся Санька.

Витька смешно, будто смахнул грязь, крутанул пальцем у виска.

— Совсем чокнулся. На Дальнем Востоке — и селёдку из винегретов! Мы её из пайков сверхсрочников добудем. Она у них в бочке ржавеет, и они, сколько хотят, столько берут.

Вечером под конец ужина, когда сержант Чугунов приказал роте выходить строиться, Витька заторопил Саньку, допивающего стакан молока.

— Пошли скорее, надо узнать, дошло ли письмо.

Продираясь через выходящих из столовой суворовцев, он приволок Саньку к четвёртой роте.

— Володя! Володя Зайцев, мы к тебе. Ты не мог бы послезавтра, в воскресенье, пойти с Санькой в спортзал? Скоро проверка, а Саньке нужно с козлом потренироваться, и на перекладине упражнение жуть какое сложное.

Вожатый остановился и задумался.

— Лучше в воскресенье после музвзвода, — умоляюще закончил Витька.

— А может, завтра? – предложил Володя. – В воскресенье, после обеда особенно, не могу.

— Видишь, как хорошо получается, — шептал потом Витька в строю, — значит, письмо получил. Вот только концерт… Может, отменят? – и тут же добавил, — будь, что будет. Селёдка выручит.

— А зачем селёдка? – всё ещё не понимал Витькиного замысла Санька.

— Ещё не время, — поднёс палец к губам Витька. – Скажу в воскресенье. Главное, Володе помочь. А ты согласен за него пострадать?

— За него согласен, — тихо ответил Санька.