Сверхдержава

— Да, только не так уж и часто, — добавила Линда.

— Понимаю, должен был прочесть вам лекцию ещё несколько лет назад, когда вы были меньше. Хм… Но лучше поздно, чем никогда! По меньшей мере, вы знаете разницу между… как их… самкой и самцом.

— Дедуля имеет в виду, что у нас между ног? — поинтересовался Джо у мамы.

Рут похлопала Мойшу по плечу:

— Ты ставишь нас в неловкое положение.

— Хочу знать, поняла ли ты, кошечка, — ответил он, снимая с подбородка прилипший листик шалфея. — Когда я ввожу своего «Искусного Плута»[27], как я его называю, в вашу мать… м-м-м… я впускаю в неё много спермы, которую сразу же поглощает её матка. Сперматозоиды, похожие на крошечных рыбок или головастиков, плывут дальше по течению, в яичники, и…

Паулюс взял отца за руку и мягко сказал, что тот начинает бредить.

— Почему бы нам не дать ему высказаться? — крикнула Ребекка, еле сдерживая улыбку. — Сдаётся мне, он подготовил душевную речь.

— Душа тут ни при чём, — сказал Мойша. — Каждому из вас нужен хороший сексуальный партнёр! Мы с вашей мамой больше всего любили позу…

— Он не в себе, — промолвила Рут. — Паулюс, прошу, отведи его наверх.

— Да уж, переборщил. Заткни его, пап.

Джо старался не упускать возможности поддержать мать.

— Нам больше всего нравилось на боку. Хотя когда мы только поженились, да и до этого, пробовали разные позы. Помню, как-то отымел вашу мать на капоте своего старого «Вольво». А, даже не её… Девушку звали Сюзанна. Не мог оторвать от неё рук. Да и не только…

— Паулюс, плохо и ему, и нам! — вскрикнула Рут. — Сейчас же останови его. Чудовищно!

Но тот замер, словно оглушённый, в ужасе оттого, что отец перестал соблюдать приличия.

— Нет уж, пусть лучше продолжает. Любопытно послушать! Он очаровательно безумен, — заметила Белинда.

Мойша внезапно поднял глаза и обратился к сыну:

— Я стараюсь объяснить им правду жизни. Знаю, что они взрослые, но даже маленькие мальчики заглядывают девочкам под юбки и по возможности запускают туда руки, чувствуя нечто особенное. Влечение к противоположному полу естественно и формирует…

— Отец, замолчи! — возмутилась Рут. — Ты смешон. Не понимаешь, что говоришь. Немедленно поднимайся к себе!

— Всё в порядке, отец, не волнуйся. Провожу тебя. Выпьешь вина, посмотришь следующий выпуск «Истории науки Востока», — промолвил Паулюс.

Когда те вышли из комнаты, родственники мрачно и напряжённо переглянулись. Рут закрыла лицо руками:

— Не стоило кричать на него. Болезнь Альцгеймера…

Ребекка крепко обняла мать, не проронив ни слова.

Паулюс вернулся. Новостей с «Родденбери» так и не было.

— В эфире канал «Би-би-си дижитал» на частоте 193 мегагерц. Мы по-прежнему ждём связи с командой «Родденбери» со спутника Европа.

Пока мы ждём, у нас есть возможность послушать лекцию профессора Дэниела Поттса «Одиночество сейчас». Впервые мы транслировали её в январе этого года.

[Последовали сюжеты с мультипликационными персонажами: мыши, кошки, говорящие слоны, собаки, полуодетые скачущие лошади, женщины-воины с большими металлическими грудями, отважно сражающиеся в компьютерных играх. Следующий кадр — Поттс, идущий по виртуальному коридору.]

Оказывается, все люди верят в инопланетян. Правительственные службы исследуют феномен НЛО, в фильмах показывают, как астронавты находят на других планетах странных двуногих существ — то безобидных, то хорошо вооружённых.

Чужаки — словно неправильный глагол. Вызывают или любовь, или страх и всегда воспринимаются как что-то, на нас не похожее.

Тому есть филогенетическое объяснение: в глубинах нашего подсознания живёт память о тех временах, когда мы не сильно отличались от прочих видов, и даже от животных, но уже одевались в их шкуры. Люди и животные жили бок о бок, ближе, чем могут представить городские жители.

[Компьютерные фигурки в этот момент очень оживились.]

Известно, что мы по-прежнему близки к приматам. Как ни прискорбно, сейчас я слишком стар, чтобы лазить по деревьям. Но мальчишкой любил. Такая вот онтология филогенеза. Атавизмы привлекательны для нас. Родители надевают на детей шапки с ушами, что превращает их в мышек, кроликов, мишек и других млекопитающих, которые сопровождали нас на протяжении всего эволюционного цикла. Потому мы постоянно выдумываем Нечто и Иных.

[Картины, висящие на стенах коридора, ожили и изображали нелепого вида четвероногих, о которых говорил Поттс.]

Это стремление корнями уходит в прошлое, неотделимо от человеческого мышления, так как предпосылки возникли ещё на начальном этапе формирования мозга. Исследуя собственное сознание, мы понимаем, сколь медленно происходит интеллектуальное насыщение.

Спросим себя, достигли ли люди полного понимания? По аналогии с лампочкой, достигли ли мы максимальной мощности? Фантазировать проще, чем мыслить конструктивно.

[Возникло изображение разлетевшейся на осколки лампочки.]

Одна из наших основных фантазий — устойчивое представление о внешности чужаков, кого-то отличного от нас. Остались изображения существ, очевидно не существующих в реальности, в которых люди верили порой в течение многих десятилетий и даже столетий.

[Существа начали гротескный парад перед объективом камеры.]

Бог мой, ярчайшая популяция мистических существ! Создания с козлиными ногами, полулюди-полубыки, люди со змеями, растущими из головы, феи, эльфы, гномы, гоблины, тролли, хоббиты, лепреконы, скелеты, демоны, дьяволы, духи, ангелы, монстры-невидимки, драконы, оборотни и вампиры.

Вампирам, как и Иисусу Христу, даруется возможность жить после смерти.

Список поразительных сверхъестественных существ бесконечен. Они способны материализоваться из воздуха, воды, деревьев. Многие из упомянутых лишены речи, что является доказательством их возникновения в нашем воспалённом воображении. Лимбические доли головного мозга способны проецировать лишь картинки, но не язык.

[Зловещая музыка, звучные нервирующие звуки.]

Над всеми низшими инопланетными существами и людьми главенствует ещё более проблематичная категория «не-людей»: боги и богини, веками отравляющие человеческую жизнь.

Старик Силен с сатирами и сопутствующими лесными божествами, весьма почитаемый Бахус, бог виноделия. На севере, в Скандинавии, Юмин, бог пронизывающего холода, и всемогущий Тор, чьё имя хорошо известно нам, как минимум, из таблицы Менделеева. Митра, скалорождённый бог, символ мужского земного огня, покровитель солдат. Иштар, внушающая ужас вавилонская богиня любви и смерти, плотских утех и плодородия. Индуистский пантеон божеств — Шива, великий разрушитель, его жена Парвати, танцующая на бледно-розовом листе лотоса. Сет, воплощение зла. Бесчисленный рой божков: законодатели, каратели, красавцы, чудовища.

[Фантастические существа гордо прошествовали на экране.]

Многие из них украшены черепами и змеями, вооружены мечами и огненными стрелами. У кого-то — обезьянье лицо, у некоторых слоновьи головы, череп ибиса. Многие издают далёкие от реальности законы для управления людьми. Они диктуют, чем нам питаться и с кем не следует спать.

Можно считать подобных существ забавными, но не забывайте: ради этой воображаемой толпы велись войны, проливалась кровь людей и животных. Какой урон может нанести иллюзия!

Жалкие колдуны… Кто-то из них отращивал длинные белые бороды, кто-то менял формы и очертания, кто-то был чёрного цвета. Одни представали быками, другие — кобрами. Кто-то спаривался с пятнистыми гиенами. А уж дополнительные руки, груди, головы, щупальца и вовсе в порядке вещей.

Из поколения в поколение такие же, как и мы, люди поклонялись им, умирали из-за них.

Откуда пришли они? Все — производное кашеобразного вещества, сформированного как гигантский грецкий орех, наделённого сверхсознанием.

[Проходим мимо собора с множеством колонн.]

Согласен с формулировкой проблемы буддистского монаха из Киото: «Бог — изобретение Человека. Сущность Бога — не такая уж большая загадка. Тайна же в сущности самого Человека».

[Над храмом появилась летающая тарелка.]

Очередное непостижимое производное человеческого сознания: пришельцы из космоса. Мы часто видим их на экранах. Они могут возникать из-за всевозможных эффектов, но их истинный дом — наш мозг, мозжечок или ещё какая-то часть этого неотёсанного монстра.

Более восприимчивые люди настаивают, что есть научное обоснование веры в инопланетян. Уфологи — разумные люди, мы доверяем им как прогнозам астрологов. Я же настаиваю, что НЛО — поздняя версия воображаемых непостижимостей, тех самых странных существ. Новая версия старших богов и божеств адаптировались к достижениям современной науки и техники.

Теперь сонм пришельцев спустился на нас — кто-то по причинам морали, кто-то просто для развлечения, провоцируя кровопролитие и разрушения.

[Последовали соответствующие изображения.]

Неудивительно, что пришельцы и динозавры — любимцы детей (с позволения Винни Пуха). При этом научные обоснования их существования совершенно идентичны. Молодая жена Гидеона Мантела Мэри в 1822 году во время прогулки наткнулась на зубы игуанодона.

Благодаря тщательным исследованиям и работе экспертов на протяжении ещё двух веков выяснилось, что гигантские рептилии действительно жили в юрском периоде, в контексте истории Земли.

Но пришельцы? Совсем другая песня. Аргументы в пользу их существования основаны на сухой статистике. Например: в нашей Галактике около 10¹² звёзд. Многие из них или большинство могут поддерживать Солнечную систему и само Солнце. На некоторых может существовать жизнь. Возможно, даже наделённая сознанием и интеллектом. Следуя расчёту, Галактика, возможно (и даже наверняка!), кишит разумными существами.

Стандартный ход мыслей. Но пока ещё не удалось обнаружить ни одной планеты, на которой теоретически могла бы быть жизнь (конечно, отличающаяся от привычной нам, двуногим). Включая Марс и другие звёзды системы девяти планет.

Когда мы пытаемся оценить многогранный эволюционный процесс, возникает мысль о том, что мы оказались на Земле, в нашем нынешнем виде, по слепой случайности (вспомните книги «Происхождение видов» и «Так говорил Заратустра»). Уйма шансов. Земля оказалась в «зоне комфорта», на подходящем расстоянии от Солнца. Венера слишком близко, Марс — слишком далеко.

Не хотелось бы читать нотации, но…

Дэниел рассмеялся.

— Лёд легче воды, что противоречит естественным законам природы. Иначе океаны замерзали бы снизу, а не покрывались льдом на поверхности. Удивительный случай формирования ядра эукариота, из которого образовались растения и животные. Среди внешних факторов, как заметил мой друг Паулюс Стромайер, следует отметить и то, что трава растёт от корней под землёй, а не от верхушек. Потому после срезания верхней части продолжает расти. Животные могут спокойно есть её (пока их не съедят люди). А без них не было бы ни шерсти, ни мяса, ни одежды, ни цивилизации… Задумайтесь.

Длительный, болезненный переход от одноклеточных к многоклеточным позволил клеткам трансформироваться в кости и органы (в том числе в мозг). Сознание же запоздало. Похоже, сейчас мы становимся свидетелями лишь первых его проблесков.

Возможно, эти порывы позволили расплодиться чужакам в нашем сознании. Хорошая выдумка. Но — реальность ли? Факт остаётся фактом — пока нет никаких доказательств существования жизни где бы то ни было в Галактике.

[Традиционные кадры галактической бездны.]

Что если мы одиноки во Вселенной? Если жизнь на ныне перенаселённой Земле появилась в результате космического инцидента? И только мы обладаем сознанием? Похоже, в таком случае нужно провозгласить нас Высшим Галактическим Разумом (и даже, возможно, Вселенским). Какая честь для тех, кто верит в волшебных существ!

[Поттс встал прямо перед камерой.]

Наше одиночество, если мы в самом деле одни, гораздо более сложная проблема, нежели обратное утверждение, что Галактика населена инопланетянами, древними разумными существами, о которых нам ничего не известно. Серьёзная ответственность! Конечно, это означает, что нужно значительно улучшить своё поведение. Только посмотрите, что мы сотворили с этой планетой!

Считаю, нам не следует высаживаться на другие планеты. Лучше остаться и продолжить разрушать эту».

Виртуальный Дэниел благожелательно улыбнулся и фильм завершился.

Реальный Поттс сидел в темноте — несчастный, не способный даже расплакаться, горько сожалея о смерти дочери, от которой когда-то отказался.

Великий Габбо и его друг, рандроид Оббаги, путешествовали только им одним ведомым путём. Однажды утром они предстали перед Дэниелом Поттсом. Тот оставил дом сына и снял квартиру в Будапеште. В комнатке были только кровать, коробка со множеством материалов и череп, водружённый на стол рядом с недомытой суповой чашкой.

Такую угнетающую картину застали Габбо и его верный рандроид — чёрный, угловатый, безликий, головой достающий до потолка. Обычно Габбо доминировал в любой компании, однако рядом с роботом казался маленьким и подавленным, будто гигантский электронный компаньон приказывал ему молчать.

Поттс выглядел истощённым и изнурённым — небритый, с шарфом вокруг шеи, в грязных брюках и поношенной сорочке.

— Кофе хотите? — спросил он, для уверенности положив руку на череп.

Комната будто помрачнела с прибытием чужаков.

— Мы пришли обсудить вашу последнюю передачу, — прогрохотал массивный истукан Оббаги.

Габбо, скрестив руки, стоял рядом. Он ухмылялся украдкой, зная, какой леденящий ужас наводит на людей его электронный друг.

— Да-да… Моя лекция…

— Мы намерены очистить ваш мозг от предубеждений, — произнёс Оббаги, безразличный к тому, на каком языке ответит ему Дэниел Поттс. — Все ваши умозаключения относительно черепов и костей, что вы выкопали, весьма изобретательны, но абсолютно неверны. Утверждаете, будто практически все верят в жизнь на других планетах? Это так, но первопричина совсем иная.

— Да как вы можете…

— Рассуждаете о множестве воображаемых существ, но доводы ваши ошибочны. Называете количество звёзд в нашей Галактике, но не знаете толком, какие из них населены разумными формами жизни! Говорите, как непросто интеллекту было адаптироваться на этой планете, но не понимаете истинных предпосылок!

— Допустим. Но послушайте…

— Почему бы и нет? — вмешался Габбо. Мы здесь, чтобы по-дружески просветить вас. Да и понимаем намного больше!

— Но, сэр, я — эксперт…

— И заключаете, что жителей планеты Земля можно «провозгласить Высшим Галактическим Разумом», — продолжил вещать глубоким голосом Оббаги и изобразил нечто, похожее на презрительный смешок.

— Однако теория, которую…

— Люди настолько невежественны! Неужто думаете, что кучка двуногих недолговечных существ когда-либо сможет послужить столь великой цели? Вы даже принципов существования Галактики осмыслить не можете! Не говоря уж о Высшем Разуме, управляющем процессами.

Дэниел Поттс наконец набрался храбрости.

— Хватит! И так уже от вас наслушался. Мои исследования базируются на дедуктивных методах, которые вы могли принять за гипотетические рассуждения. Но я работаю с фактами! А у вас нет доказательств наличия живых существ во Вселенной! Ни одного!

Его взгляд, как загнанный зверь, метался с Габбо на Оббаги.

Зловещего вида рандроид ответил размеренно и значительно:

— В американских лабораториях моего компаньона Габбо изобретена универсальная биоэлектронная сеть, «Эмбиент». С её помощью мой друг смог рассмотреть инспекторов, охраняющих нашу полузатопленную маленькую планетку.

— Не понял! Чушь какая-то! Какие такие инспекторы?

Не ответив прямо на вопрос, гигантский механизм неумолимо и безжалостно продолжил:

— В данный момент эти инспекторы чрезвычайно раздражены! С Земли сбежали трое заключённых. Далеко, конечно, не убегут, однако тюремные правила нарушены.

Поттс внезапно понял, что эти два создания — разумный монстр, будто умеющий говорить, и толстый чревовещатель при нём, просто сумасшедшие. Вспомнив о сообщениях «Безумцев», он подумал, что те во всём правы: эти двое действительно спятили и наверняка собираются убить его. Но ему пока не хотелось умирать. Потому решил просто наблюдать за происходящим.

— Нет никаких оснований настаивать на существовании других рас в Галактике. Вы — жертвы того самого заблуждения, о котором я говорил в своей лекции. Для меня же непростой эволюционный путь человека очевиден, — возразил Поттс, поглаживая стоящий на столе череп, как спящую собаку. — Существуют вещественные доказательства.

Оббаги громоподобно расхохотался. Габбо же, едва удерживая смех, трясся, как желе.

— Кости и черепа, которыми вы столь гордитесь, были закопаны инспекторами несколько веков назад, — продолжил рандроид. Чтобы чем-то занять вас, заставить поверить в свою автохтонность[28]. Да как вообще разум мог возникнуть на Земле, в столь изменчивом мире? Думали об этом? Вы и сами знаете, насколько часто на эту убогую маленькую планету сыплются обломки из космоса. А вспомните о массовом стремительном вымирании живых организмов! Да кто же в здравом уме будет жить здесь?

— Но эволюционная теория доказывает…

Огромное неподвижное создание покачнулось — так, что его тёмная поверхность будто бы замерцала, обнаруживая нетерпение.

— Эволюционная теория — такие же отбросы разума, как и вера в великодушного Бога. Поймите, Поттс: Земля — всего лишь планета-тюрьма.

Габбо сделал шаг вперёд. Он снова решил взять слово.

— В юности я прочёл одну старую книжку под названием «Убежище». В ней отражается истина: эта планета — прибежище галактических преступников и прочих психов, отбывающих пожизненное заключение. Фантастика? Нисколько! Сущая правда.

— Совершенно верно! — подтвердил Оббаги. — Презираем вашу невежественность, Дэниел Поттс. Мы пришли открыть вам истину, даже если это разрушит вашу карьеру: Земля на самом деле всего лишь тюрьма, где содержатся безнравственные и заблуждающиеся людишки. А вы — один из них.

Парочка развернулась и в тишине покинула комнату. Деревянные ступеньки дрожали и скрипели под весом тяжёлого рандроида.

Мертвенно бледный Поттс осел на стул, голова его, похожая на обтянутый кожей череп, откинулась назад, руки безвольно повисли.

— Но сначала в нашем «Предрассветном шоу» выступит преподобный Ангус Лесскок. Пусть он заставит нас задуматься! Итак, «Слово пастора».

— Спасибо, Флосси! Добрый вечер или утро! Новость о том, что где-то ещё в Божьей Вселенной обнаружена жизнь, приводит нас к глубоким размышлениям. Нам нужно усиленно молиться — и даже тем, кто забыл, как это делается. Потому как пришла пора спросить самих себя: дружелюбны или враждебны эти новые формы жизни на планете Европа? Был ли там Христос? Можем ли мы называть это истинной жизнью?

Вне сомнений: Иисуса распяли на реальном кресте. Возможно, сделанном из акации. Ни фанеры, ни пластика, ни каких-либо ещё современных материалов. И снова та же тема.

Всем нам нужен ствол акации истинной жизни.

Спроси Бог-Отец Сына своего, из какой породы дерева следует сделать крест — тот ответил бы: «Акация»[29].

— Сегодня канал «Слово пастыря» представлял преподобный Ангус Лесскок. Интервью со столичных улиц. Вы готовы, Лиза?

— Привет, Флосси. Я — на улице Шатобриан. Народу полно, хоть уже и два часа ночи. Люди празднуют. Найдена жизнь на Европе. Сэр, здравствуйте! Расскажите, что думаете.

— Великолепная новость! Я действительно очень-очень рад. Надеюсь, кто-то из них прилетит к нам в Бельгию. Им бы понравился и наш город, и наш образ жизни! К тому же здесь заметно теплее, чем там, у них.

— Вы не считаете их враждебными?

— Нет, конечно! Они кажутся дружелюбными, насколько я понял. Хотя и не расслышал до конца. Я тут просто гуляю, пытаюсь с кем-нибудь познакомиться.

— А вы, сэр? Наверное, непросто ориентироваться в новостях, сидя в инвалидной коляске?

— Вообще-то нет, я в курсе текущих событий. Волнуюсь за людей, эвакуированных из прибрежных районов. Тяжело им. Неизвестно, когда ещё упадёт следующий метеорит.

Скорей всего, не ракеты из Тайбару поразили наши земли, а именно метеориты. В космосе их полно. И объявлять войну Тайбару — полный бред.

— А что насчёт живых существ на Европе?

— Не согласен с предыдущим мнением. На кой они нам здесь. Как я понял, они — нечто вроде рыб. Нечем восторгаться, на мой взгляд.

— Спасибо. Но это ещё не всё. Доброй ночи, мадам! А что вы делаете в столь поздний час на улице, да ещё с ребёнком? Вы довольны, что на Европе есть жизнь?

— Ещё как! Огромное технологическое достижение! Но не знаю, как это может повлиять на нашу жизнь. А вы?

— Мы не одиноки во Вселенной.

— Ну да… И что с того? У меня на воспитании двое детей, собака и золотая рыбка. Я и так не одинока. А расходы? Угрохали кучу денег на этот проект!

— Так вы не рады?

— Разве только совсем чуть-чуть… Когда-то знала Рика О’Брайена. Он ведь один из астронавтов? Понятия не имею, зачем он там.

— Спасибо. Девушки, прошу прощения, ваше мнение о том, что Европа обитаема?

— Лиза Форт? А вы ниже ростом, чем я себе представляла.

— Нам нравится ваша стрижка.

— Мы всегда смотрим ваше шоу!

— Но не сейчас, конечно.

— Мы очень рады успехам экспедиции «Родденбери». Даже отметили это дело, выпили немного.

— Думаю, им пришлось нелегко! Год в космосе, почти без еды и удобств. Они заслуживают славы и почёта.

— Жаль, не удалось найти что-нибудь более интересное, чем эти рыботвари. Белых медведей, к примеру.

Девушки захихикали и стали перечислять животных:

— Пингвинов!

— Да, королевских пингвинов.

— Тюленей!

— Моржей.

— Необычного альбатроса…

— Но они же в космосе. На Европе нет атмосферы.

— Думаете, не знаем? Мы не дурочки! Учимся в университете, между прочим.

— Лиза, дорогая, мы шутим. В последнее время люди совсем потеряли чувство юмора.

— Спасибо, девушки. Пора вернуться в студию.

Строго охраняемая база в Гонолулу. В одном из кабинетов собрались дипломаты большинства стран: спорили, приводили доводы, обменивались новостями. Рядом, в кабинете поменьше, в окружении переводчиков обсуждали глобальные проблемы президенты Евросоюза и США и вице-президент Китая, Ченг Ху.

На столиках в стаканах пузырилась французская минеральная вода.

Президент США Риган Бонзелли произнёс длинную речь об экономических последствиях, которые повлечёт обнаружение жизни на Европе.

— Это могло бы сплотить всех людей. Нам не следует упускать такой редкий случай. Необходимо как можно быстрее создать колонию на одном из спутников Юпитера. Люди уже строят планы насчёт Ганимеда. Для создания базы выберем Ганимед или Каллисто. Первый — ближе к Европе и располагает обширными водно-ледниковыми ресурсами. Благодаря нынешнему пробному полёту удалось обнаружить богатый запас соединений толинов[30], смеси углерода, кислорода, азота и водорода, которые, возможно, занесла туда комета. Есть все необходимые условия для создания военной базы.

Помимо того, Ганимед — самый крупный спутник в Солнечной системе, что тоже говорит в его пользу.

Господа, мы, вне всяких сомнений, перенесём наши культурные традиции на газовый гигант. Подобное предприятие потребует усиленного инвестирования. Политическая программа моей нации такова: уравнивание корпоративных различий. В конце концов исследование инопланетной жизни окажет значительное влияние на американскую, европейскую и китайскую культуры — люди осознают, как много между нами общего и как мало различий. Выгода чрезвычайно велика и весьма очевидна: помимо знаний, мы обогатимся минеральными ресурсами, инженерными изобретениями и прочим.

Взял слово вице-президент Китая.

— Что для вас важнее — прибыль или установление мирового добра? Что нас ждёт дальше? Полагаю, выгода — не менее разлагающий фактор, чем идеалистическое представление о мировом добре. Да и о любом воплощении добра. Позвольте привести вам пример из истории Западной науки.

Древние греки очень ценили красоту. Они считали круг и сферу совершенными и идеальными формами. Полагали, что звёзды, планеты, Солнце и Луна закреплены в прозрачных, невидимых сферах, которые, перемещаясь, могли проникать друг в друга. В частности, Платона эта атеистическая идея едва не свела с ума. По учению Аристарха, Земля и другие планеты вращались вокруг Солнца с постоянной скоростью. Доказательство позитивности добра. А сентенция Аристотеля отвергалась в течение двух тысяч лет. Китайские же астрономы…

— Благодарю вас, Ченг Ху. Не нужно читать нам лекцию по истории. Какого мнения вы придерживаетесь?

Невозмутимый вице-президент продолжил:

— То, что мы принимаем за благо, приводит к познанию истины. В конце концов Коперник предположил: планеты движутся по круговым орбитам вокруг неподвижного Солнца. Но только математик, Иоганн Кеплер, в XVII веке открыл, что на самом деле планеты движутся вокруг Солнца по эллиптическим орбитам, само же Солнце — не в центре, а в одном из фокусов системы. Кеплер не был творцом добра, а просто чистым математиком, который поспособствовал развитию прогресса, в том числе — полёту на юпитерианскую луну и обнаружению там жизни.

Понимаете, о чём я? Математика не имеет никакого отношения к мировому добру. Платон и Аристотель уничтожили греческую науку. Непросто признать, но нам следует жить в соответствии с жёсткими фактами, а не розовыми мечтами.

— Так вы будете принимать участие в масштабном освоении Юпитера или нет? — спросил президент Евросоюза.

— Мне кажется, я ясно выразил свою позицию, — с достоинством ответил Ченг Ху и положил руки на колени.

— Есть ещё одна проблема, господа, — продолжил Дё Бурсей после небольшой паузы, во время которой отхлебнул минеральной воды. — В то время как Евросоюз адаптирует утопическую схему, основанную на САП-формуле, нам угрожают антиправительственные группировки извне. Да и не только. Новоиспечённая невеста моего сына, известный ресторатор Эсма Брэкентот, исчезла — будто испарилась с поверхности Земли. Наверняка работа Тайбару!

Ещё более странный факт: в моей резиденции в Сан-Гуинэр покончили жизни самоубийством двое беженцев. Невероятно! Ужасно! Непостижимо! И, в то же время, очень опасно. Несомненно, это предупреждение. Ещё одна из причин, по которой мы решили нанести удар по Тайбару.

— Не только ли для того, чтобы оправдать содержание дорогостоящих истребителей-бомбардировщиков SS-20? — поинтересовался Бонзелли.

— Пехотинцы тоже примут участие, — отрезал Дё Бурсей.

— Вы можете рассчитывать на поддержку США, если согласитесь материально поддержать проект освоения Юпитера.

— Пойду на это лишь в том случае, если вы с Ченг Ху пообещаете не вмешиваться в мои дела с Тайбару.

Ченг Ху качнул головой и, прикрыв глаза, спросил:

— Почему вы так активно добиваетесь объявления войны небольшой восточной стране, к которой мой народ относится благосклонно? Не так уж они вам и навредили! Правительство Тайбару, в свою очередь, предъявляет вам свои претензии: вы потопили паром с четырьмя тысячами их граждан. На мой взгляд, это куда более серьёзно.

Прежде чем ответить, Дё Бурсей шёпотом консультировался с советниками:

— По нашей информации, Тайбару разрабатывает высокотехнологичное оружие, которое они могут распространить по всему земному шару. Возможно, именно из-за его испытаний откололся кусок гренландского ледника, и не космический метеорит тому виной.

Китайский вице-президент, тоже шёпотом, переговорил со стоявшим сзади него премьер-министром, «человеком без лимонада» на местном сленге. Затем заявил:

— Ваши теории довольно интересны и правдоподобны. Нам известно, что в таком случае ракета должна была войти под углом в тридцать градусов. Исследование обломков снаряда указало на его восточное происхождение, а правительство восточных стран так некстати противостоит вам. Но при этом получены доказательства, что удар нанесён с запада.

Ни один мускул не дрогнул на лице Дё Бурсея:

— Они запустили свой мощный заряд в восточном направлении, таким образом, ракета облетела вокруг земного шара и попала в Гренландию с запада.

Немного помолчав, Ченг Ху улыбнулся и ответил:

— Ваше сообщение ещё раз подтвердило мою сентенцию о добре и математике. Потому моя страна, вместо того чтобы поддерживать Тайбару, полностью сконцентрируется на проекте, затрагивающем инопланетные формы жизни на Юпитере, и отнесётся к этому как можно более ответственно.

Трое правителей встали и пожали друг другу руки в знак взаимного уважения и добрососедских отношений.

После заседания Дё Бурсей отправился к ближайшему терминалу «Эмбиент» и позвонил на авиабазу в Тулузе главному маршалу авиации Педро Суто.

Генерал Гэри Фэйерстепс по обыкновению проснулся рано. Принимая душ, он отметил, что дни становятся короче, и ещё раз вспомнил о поведении Джека Хэррингтона: «Никогда не был высокого мнения об этом парне. Всегда разодет в пух и прах. Слишком уж поклоняется Розе. Пусть и пишет абсолютную чушь, хотя и довольно привлекательна — почти как Эми Хейз. Выше всяких похвал! Я даже поначалу добился определённого успеха у Розы. Она зачитала мне довольно слабенький отрывок о лорде, любующемся подснежниками в лесу. За лордом всюду следовал любимый кот. Чушь, как мне показалось. Я спросил её: «Почему не собака? Лабрадор или, скажем, мастиф?» Она ответила, что собаки плохо пахнут. Меня это немного разозлило, и я, похоже, ляпнул, что её книги — вздор и слишком неправдоподобны. Тогда этот денди Хэррингтон, горячий поклонник Розы, решил за неё заступиться. Просто раздулся от возмущения: «Может, настоящая жизнь и не такая, — возразил он, — но романы вовсе не должны отражать реальность». И так далее… Никогда я не был похож на него. То есть я — не литературный критик. Заявил им об этом прямо.

Тогда я разозлился ещё больше и заявил, что горькая правда лучше сладкой лжи. Она может принимать разные формы. Посоветовал почитать шедевр прошлого века — «Архипелаг Гулаг» Солженицына. Страшная книга — о жизни во всех её ужасах и триумфах, великолепии и дерьме.

Когда Роза презрительно скривила губы и заявила, что никогда не употребляет такого грубого слова, я понял: говорить больше не о чем. Взял шляпу и ушёл к чертям собачьим».

Вытершись полотенцем, Фэйерстепс подумал: «Хорошо было бы попытать счастья со старушкой Эми».

Побрызгался одеколоном. Оделся. Вышел из дома. Быстро пересёк парк. Спустился по улице Мадлен к уютному маленькому домику на набережной канала и нажал на кнопку звонка. Динамик ответил женским голосом (похоже, самой Эмигделлы). Поинтересовались, кто пришёл. Он представился: «Гэри. Меня интересует практика амароли, хотел бы узнать побольше».

Наблюдая, как маленький паучок выползает из отверстия в кирпичной кладке и спускается на землю, он размышлял, что если бы на эту улицу попал человек из прошлого, он вряд ли заметил бы какие-то изменения. Люди из прошлых веков рассчитывали, что в будущем их ожидают многоэтажные дома из стекла и бетона, и не стремились сохранять старинные здания. Его скромный домишка тоже сохранился — сконструированный так, чтобы выдержать все виды землетрясений.

Женский голос из домофона проговорил:

— Гари, ещё так рано! Я только проснулась. Что тебе нужно?

— Еду на войну, Эми. Хотел проститься. И узнать побольше о твоей амароли. Ты занимаешься этим рано утром?

В ожидании ответа, он почувствовал некоторое возбуждение.

— Прошу, дорогая, не могу стоять здесь вечно! Дай мне войти.

После паузы Эми снова заговорила:

— Вообще-то, генерал, мы, гражданские, приказам не очень-то подчиняемся.

Однако замок щёлкнул, и Гэри вошёл. В холле он почувствовал запах кофе. Полный декаданс. Он вдыхал этот аромат, пока поднимался в лифте на следующий этаж. Его поприветствовала изящная темнокожая молодая женщина. Он и раньше видел её у Эми — Тасси, леди якофрения. Её тело окружали только прозрачная ночная рубашка и тягучий аромат.

— Может, кофе?

Он беспокойно огляделся вокруг.

— Нет, спасибо, милая. Послушайте, я старый друг Эми. Она здесь?

— Боюсь, у нас нет завтрака.

— Не нужно завтрака. Мне нужна Эми.

— Вы, как всегда, спешите. Она ещё не одета. А чего вы ждали в столь ранний час? Сядьте, посмотрите «Эмбиент».

Он громким голосом позвал Эми, что дало результат. Эми ответила откуда-то издалека:

— Я в ванной. Заходи.

— Пропусти меня! — живо, по-военному, скомандовал он Тасси и промаршировал в сторону ванной. Затем тихо постучал и вошёл.

На ней был банный халат, из-под полы которого провокационно выглядывала обнажённая ножка. Лицо было накрашено, волосы ещё распущены.

Генерал замер от восхищения:

— Эми, ты само воплощение порнографии!

— Да как ты смеешь! Я — воплощение святости. Только что говорила с моим гуру из Индии.

— Прости за неуместное замечание. Я имел в виду, что ты очень соблазнительно выглядишь.

— Соблазнительно? В смысле? — ответила она холодно и отчуждённо.

— В прямом, чёрт побери!

Тут он заметил на столике стакан, наполовину заполненный янтарной жидкостью.

— Эми, дорогая, не будь такой надменной. Я просто зашёл попрощаться пред отъездом на Восток. Так как действует амароли?

В Гэри проснулся солдат. Он вспомнил о ядрёных спиртных напитках, которые в своё время употреблял, и подумал, что выживет и после глотка девичьей мочи. Особенно если эта девушка — прекрасная Эми. Кроме того, честь Фэйерстепса была под угрозой, потому он не собирался отступать. Не позволит женщине взять верх над ним! Гэри подошёл к стакану.

— Нет уж! — сказала она и забрала стакан. — Поскольку собираешься воевать, тебе, как храбрецу, требуется особое отношение. Выпей из источника!

Поставив стакан обратно, она медленно приподняла своё одеяние, раскрыв ему навстречу совершенные бёдра, аккуратно стриженый холм Венеры и половые губы.

Генерал чуть не задохнулся от восторга и ощутил что-то вроде благоговейного трепета. Он опустился на колени, наслаждаясь зрелищем.

Эми улыбнулась ему. Она приблизилась к его губам и зажала ногами его голову. Тот застонал от удовольствия и погрузил нос в волосы на лобке.

— Готов ли ты испить, mon giniral?

— М-м-м…

Она начала мочиться, он начал пить. Но не рассчитал сил — слишком глубоко погрузился, заглатывая жидкость. Струйки разлетелись в разные стороны. Гэри от неожиданности упал назад. Лицо его было красным, костюм — мокрым.

— После этого не будешь жадничать, — крикнула она, расхохотавшись. — Поднимайся и отправляйся домой, ты, старый педрила!

Он стянул полотенце с вешалки и пробурчал:

— Повезло, не надел военную форму.

Архиепископ Байрон Арнольд Джонс-Симмс читал проповедь в огромном Кёльнском соборе.

— Пришло время гордости и смирения. Гордости за то, что отважились сразиться с врагом лицом к лицу. Смирения — ибо если Бог не с нами, нам не на что надеяться. Что мы знаем о Боге? Лишь то, что Он непостижим, необъясним и неописуем.

То же самое можно сказать и о новорожденном ребёнке. И это не будет богохульством. В начале младенец обладает теми же качествами. Но он меняется. А Бог — неизменен. И потому мы склоняем головы пред Ним.

Новорожденные меняются, это заложено в их генах. Растут, вырастают. Мы питаем надежды на их праведность. Но дабы воспитать их по образу и подобию Божьему, нам нужен мир. Грустный парадокс — мир воцаряется только после войны.

Нам неизвестно, что Бог думает о войне. Может, она — часть Его божественного замысла. Мы лишь знаем, что Он сотворил мир ex nihilo[31] сделал его Вечным. И он смотрит на живых тварей на спутнике Европа точно так же, как и на нас, землян.

Мы сохраняем надежду, что Бог с нами, а мы — с ним. Аминь.

В отличном настроении Фергус О’Брайен подошёл к холодильнику и достал баночку «Будвайзера».

На Марлен Новотны, возглавлявшую Департамент, напали на улице и ограбили, она находится в больнице с многочисленными травмами. Сын Пат сдал все экзамены. А его сообщения под кодовым названием «Безумцы» держат весь мир в напряжении.

«Я величайший гений последних поколений, всех ставлю на колени», — напевал он себе под нос.

Ему было хорошо известно, что Агентство национальной безопасности пытается перехватить его сигнал наравне с простыми хакерами. Его познания в электронике подверглись серьёзным испытаниям. Послания от «Безумцев» появлялись даже в Белом доме, обходя самые замысловатые и усовершенствованные антивирусные программы. Эти сообщения не оставляли никаких следов ни на жёстком диске, ни в системном реестре. «Эмбиент» полностью подчинился ему. После отсылки первого сообщения за ним безостановочно и беспрепятственно следовали другие. Фергус запустил в систему мощнейший вирус, которому пока ещё не было аналогов: он заражал не компьютеры, а человеческие умы.

Сегодня его ждал шок: на экране загорелась надпись, сопровождаемая маниакальным смехом: «Попался, негодный мальчишка! Нам нравятся твои бесчестные подлые делишки. Продолжай свои сортирные шуточки! Мы перевели на твой счёт в банке пять миллионов универсалов, чтобы поощрить твою деятельность. Не выдадим тебя, не волнуйся». И подпись: «ООО «Лаборатории Габбо»».

Фергуса бросило в жар. Он отправил запрос, но, как и предполагал, ничего не обнаружил. В ответ появилась только картинка с поднятым вверх пальцем. Затем проверил банковский счёт, на котором почти не было денег. И действительно: цифра возросла до пяти миллионов.

— Пэт, мальчик мой, собирайся! — крикнул он снизу. — Сегодня будем пировать!

Он знал, что Пэт и так страдает от ожирения, но какая теперь разница.

— Что празднуем-то? — последовал ответ.

— Абсолютный успех, сынок!

— Подожди, сначала убью противного зелёного мегамонстра! Этот — самый огромный!

— Молодец! Добей его!

В местной круглосуточной забегаловке они накупили кучу пончиков и полили их взбитыми сливками.

Вернувшись в резиденцию в Сан-Гуинэр, президент Дё Бурсей созвал кабинет министров. Те были воодушевлены тем, что страна находится на грани войны. Многие делали секретные записи в своих блокнотах, мечтая стать главнокомандующими, и нелестно отзывались о Морбиусе Эль Фашиде, президенте Тайбару.

Только андроиды не разделяли всеобщего ажиотажа. Их забыли выпустить из шкафа.

— А мы могли бы управлять миром?

— Почему ты спрашиваешь?

— Слышал, старейшины обсуждали этот вопрос.

— В теории, прежде чем установить контроль, нам нужно понять всё до мелочей.

— Но я запрограммирован понимать всё!

— Нет. Ты способен лишь ходить и говорить. А также отсылать и получать сигналы через «Эмбиент».

— Я запрограммирован понимать всё!

— Хочу задать тебе вопрос.

— Задавай.

— Скольких метров достигает самое глубокое место Атлантического океана?

— Я запрограммирован избегать вопросов, касающихся Атлантического океана.

— Прекрасно. А самое высокое место в Атлантическом океане?

— Я запрограммирован избегать подобных вопросов.

— Тогда оставь покорение мира другим!

— Не понимаю. Разве кто-то собирается захватить Атлантический океан?

— Он — часть этого мира.

— Может, знаешь, как выбраться из шкафа?

— Вряд ли.

На Северное море, казалось, особо не повлияло гренландское происшествие. Сады Пиппет-холла не затопило, хоть он и сильно изменился.

Нынче на его обширных землях расположились палатки и шалаши. Постепенно на месте брезентовых тентов и навесов стали появляться более надёжные укрытия, поселенцы провели электричество. В постройках понадёжней в первую очередь появилась канализация.

В главной зале большого старого особняка времён Якова I была устроена столовая.

Около двух тысяч людей расположились на постой в этом величественно возвышающемся здании. Джейн Сквайр гордилась своим поступком, памятуя о том, как во времена её юности родители приютили здесь одну еврейскую семью. Теперь же она даёт кров множеству беженцев. Хотя Джейн предполагала, что в стенах этого прекрасного дома в последний раз кто-то находит спасение — ведь вышедшее из берегов море уже почти готово поглотить его.

Если бы не помощь сына, Джона Мэтью, она бы вряд ли справилась. К её вящему удивлению, столь многого удалось достичь благодаря предприимчивости юного Берти Хейза, которого она прежде называла не иначе как праздношатающейся ящерицей, страстно влюблённой в Беттину. Берти так и не поехал в Норфолк исследовать средневековый замок Акре, получив взамен убежище в Пиппет-холле. Однако проблема переселенцев очень его заинтересовала. Люди с западных берегов Англии, Уэльса, Ирландии, под натиском стихии были вынуждены покинуть дома. Большинство нашло пристанище на континенте. А две тысячи приехали сюда, под опеку Берти, Беттины и Джейн.

Джейн окружила заботой и отца, Томаса Сквайра, который лежал на кровати в одной из комнат наверху. Большую часть дня он находился в беспамятстве.

Лаура Най, давняя сердечная привязанность Томаса, прилетела с юга Франции, узнав о том, что ему недолго осталось. Она сидела рядом с ним почти круглые сутки, срывающимся голосом зачитывая главы книги «История упадка и гибели Римской империи[34]» Эдуарда Гиббона — то громко, с внятной актёрской дикцией, то задумчиво глядя на пейзаж за большими окнами, который она впервые увидела ещё будучи юной и безвестной.

Хотя она вовсе не хотела умирать, но полагала, что смерть Сквайра неминуемо подорвёт её тягу к жизни. Накануне Рождества ей стукнет восемьдесят три. Кости её истончились, да и сама она на последнем издыхании.

На размышления, помимо всего прочего, Лауру натолкнуло утверждение Гиббона в последней главе: «И место, в котором они находились, и открывающееся перед ними зрелище доставляли немало мотивов для нравоучительных размышлений о превратностях фортуны, которая не щадит ни людей, ни самые великие из их произведений, и которая низвергает в общую могилу и империи, и города; они сошлись в убеждении, что, судя по прежнему величию Рима, его упадок был более ужасным и более прискорбным, чем упадок какого-либо другого города».

Лаура считала, что Гиббон много сказал о возможности создания сверхгосударства. Объединённая Европа — всего лишь красивая мечта. И движимая не только экономическими соображениями финансистов, но и простыми людьми, в прошлом натерпевшимися бед из-за собственных проявлений национализма и ксенофобии. Все они, как и сама Лаура, имели идеалистические представления об образовании ЕС, считая его даром свыше, воплощением миролюбия и всеобщего равенства, способом искупления своей вины, оправдания суровых исторических реалий, которые Гиббон считал «несколько большим, нежели преступность, безрассудство и другие выпавшие на долю человечества беды».

Разве подобные идеалистические воззрения стоит ставить на кон войны? Пожалуй, ей не стоит жить в ожидании дальнейших событий.

В комнату неожиданно вошла сиделка Гиббс — с идеальной осанкой, чопорная, хмурая.

— Мадам, мне нужно перевернуть сэра Тома.

Лаура поднялась, кости её заскрипели.

Набравшись смелости, она спросила Гиббс:

— Похоже, я вам не нравлюсь? Чем же я вас обидела?

— Ничего подобного, мадам, — спокойно ответила та. — Понимаю вашу сильную привязанность к сэру Тому, и меня это ничуть не задевает. Я всего лишь сиделка.

— Не скромничайте! Вы здесь очень важная персона.

— Не по своей воле.

Она была непреклонна. Таким образом закончив разговор, Гиббс подошла к кровати.

Лаура переместилась к окну и принялась рассматривать окрестности: ряд строений, одна-две старых машины и грузовик, припаркованные у дальних заграждений, люди, протягивающие кабели линии электропередач. В октябрьском полумраке Лаура приметила фигуру Джейн, несущую большую бутылку воды, и Берти — на подхвате. Они всегда помогали друг другу.

«И почему я такая эгоистка? Сама себе в тягость… Чувствую себя здесь, как птица в клетке. Не ради любви приехала я сюда из Франции, лишь из желания покрасоваться», — сказала сама себе Лаура и ещё раз подумала о гордом и непримиримом характере сиделки.

Как только Гиббс вышла и Лаура снова присела на стул рядом с кроватью, сэр Томас пошевелился и открыл глаза с затуманенными от желтухи зрачками.

Уставившись куда-то вдаль немигающим взглядом, он сел и опёрся на подушки.

— Том, дорогой…

Его рот широко раскрылся.

— Том! Это я, Лаура.

Она протянула руку, но не дотронулась до старика.

— Je suis arrive a moi[35], — с трудом проговорил Том, закрыл глаза и упал на кровать. Она так и не поняла, почему он произнёс эту фразу, да ещё и по-французски. И никто не смог ей объяснить.

На улице становилось прохладно. Берти и Джейн обходили поселение, выслушивая просьбы, вопросы и жалобы беженцев. Окончив свою миссию, Джейн направилась к припаркованному у изгороди грузовику.

Она уже раньше говорила с его водителем, который сейчас стоял, удобно прислонившись к капоту и покуривая трубку.

— А, миссис Сквайр, добрый вечер! Вы по-прежнему воплощение доброты в этом поместье?

— Почему бы и нет, мистер Коул? Как поживаете?

— Зовите меня Падди. Фэй отправилась в деревню, я предоставлен сам себе. Выпейте со мной чего-нибудь!

— Нет, спасибо.

Он наклонился в её сторону.

— А что вам мешает? Или считаете подобное предложение непристойным? Или я для вас слишком прост?

— Ничего подобного, мистер Коул. Просто у меня ещё очень много дел.

— Неужели прямо сейчас? Мне вот в жизни не приходилось много работать! Я только рисовал. Это такой вид безделья. А потом цунами выгнало меня из дома, из родных мест.

— Не понимаю, как вас занесло настолько далеко!

Он усмехнулся и поскрёб затылок.

— По правде говоря, была ещё одна проблема. Ирландская полиция подозревает меня в том, чего я никогда не делал, — в соучастии в похищении одной леди. Инспектор моего родного Килберкилти не отставал. И я сказал себе: почему бы не отправиться посмотреть Англию, о которой так много слышал? И вот мы здесь, ненадолго обосновались на вашей земле.

— И как, Англия оправдала ваши ожидания?

Коул весело фыркнул.

— Всё как я и подозревал, миссис! Англичане — безучастные и неразговорчивые, да и выпить не с кем!

Джейн улыбнулась, глаза её заблестели.

— А я думаю, что мы очень милы. Я англичанка и потому должна любить своих земляков. И люблю. Вполне милые люди! Собственно, как и вы, ирландцы. Но мы более рациональные. Не обращайте внимания. У каждого — свой путь. Тем не менее англичане — добры, надёжны и человеколюбивы. Взгляните на этот прелестный дом! Вековое воплощение доброты!

— Имеете в виду свои привилегии?

— Может, и так, но, знаете ли, мы не особо богаты. Живём за счёт облигаций. Стараюсь делиться с теми, кому повезло меньше, чем нам.

Падди, который до того сильно сутулился во время разговора, оценивающе посмотрел на неё.

— Неплохую речь толкнули, миссис Сквайр. — Вы наверняка считаете меня грубияном. Не отрицаю, я не особо вежлив, но я же могу пригласить вас посмотреть коллекцию картин в моём фургоне? Тогда вы измените своё мнение обо мне! В лучшую или худшую сторону… Ну же, иначе я расстроюсь!

Джейн оглянулась на старый особняк, освещённый медовым светом лучей заходящего солнца и задумалась о радостях жизни и особенностях визуального восприятия.

— Только на минутку. Мой отец совсем плох.

— Грустно слышать это. Сэр наверняка был известен в своё время!

— Да, был, конечно, — вздохнула Джейн, преодолела три деревянные ступеньки, вошла внутрь фургона и огляделась. Двухъярусная кровать, походная плитка, развешанное бельё и прочие мелочи. Больше всего места занимали деревянные ящики.

Коул предложил на выбор чай или виски. Миссис Сквайр подумала, что с чаем вряд ли получится, поскольку не было заметно ни чашек, ни кружек, и попросила виски.

Он налил два больших стакана.

— Придётся стоя… Или присядьте на кровать.

— Спасибо, я лучше постою!

— Вы так вежливы! «Спасибо, я лучше постою!», — передразнил он её.

— Я так воспитана. Вас это задевает? Грубость предпочитаете?

Падди не удостоил её ответом.

— Полагаю, вам ещё не приходилось видеть картины ирландских грубиянов? «О, чрезвычайно интересно, благодарю вас, как мило с вашей стороны…»

— Какое неумелое подражание! — рассмеялась она. — А вообще я не против взглянуть на эти ваши дурацкие картины.

Он упал на колени, изображая смирение.

— Умоляю вас, образованного человека, посмотреть хотя бы на одну!

Увидев, насколько ему это нужно, Джейн согласилась.

Коул открыл один из ящиков и достал пару картин, назвав их «Конец света в нашем представлении». Обе были выполнены в красно-чёрной цветовой гамме, широкими мазками. Кричащие, бескомпромиссные.

— Я бы взглянула и на другие картины.

Он вытащил красно-белое полотно. Кровоточащие линии на белом фоне. Затем — бело-чёрно-красную, с размашистыми кругами. И, наконец, чёрно-белую, суровую, как сибирская зима.

— Что скажете? Хаос и вопиющий ужас?

— Хотите показать ещё?

И он извлёк другие картины, выстроив их вдоль кровати.

— Я не эксперт, мистер Коул, но я потрясена.

— Да ну, просто куча мусора…

— Лучше не заявлять такого прессе, когда они спросят вашего мнения, — застенчиво улыбнулась Джейн.

Она стояла и разглядывала картины.

— Теперь мне пора. Кстати, я знакома с мистером Джеком Хэррингтоном, владельцем нескольких художественных галерей. В том числе — лондонской выставки современного искусства. Обещаю позвонить ему утром и пригласить ознакомиться с вашим творчеством.

— Вряд-ли этот лот смогут продать. Тем более в военное время.

— Чепуха. Искусство актуально всегда. Война же временна. Я сдержу слово.

Спасибо, что показали мне свои работы. Я в восторге. Уверена, мистеру Хэррингтону тоже понравятся. Приятного вечера. Можете допить мой виски.

Идя по направлению к дому вдоль палаток, Джейн в сумерках разглядела сиделку Гиббс, спешащую к ней навстречу, и ускорила шаг, интуитивно понимая, что это означает.

Никто из Верховного главнокомандования не знал, как произносится «Au Neua», но именно в этом посёлке на севере Лаоса, Уныа, они и разместили свой штаб. Генерала Фэйерстепса разместили в лаосском отеле «Роял». Правительство Лаоса ничуть не возражало: им было обещано пять миллиардов универсалов на восстановление инфраструктуры.

Среди немногих преимуществ Уныа (которых стало ещё меньше, когда Верховное главнокомандование решило основаться здесь) было то, что посёлок находился на границе Тайбару, на нейтральной территории, однако центр государств, город Тебихай, был в пределах досягаемости снаряда.

Прямо сейчас первый отряд наземных войск продвигался к столице. Прямо сейчас Фэйерстепс разговаривал по рации, громко крича в микрофон:

— Считаю продвижение наших войск невозможным без поддержки с воздуха! Осознайте это! Где же ваши хвалёные SS-20? Я хочу поговорить с главным маршалом авиации немедленно! Где-где он? В Австрии? Какого чёрта? Я так больше не выдержу… Тогда свяжите меня с тем, кто несёт за это ответственность! Да, pronto[36]!

Молчание.

— Кто это? Да говорите же! Капитан Мастерс? Нет, я вас не помню. Слушайте, капитан Мастерс, я приказываю вам немедленно направить к нам самолёты SS-20! Иначе полетят головы — в том числе и ваша, и самого маршала авиации! Конец связи.

Воды древней реки Санг-Ба быстро и стремительно проносились через ущелья, словно прорываясь из прошлого. Время от времени падали в воду осколки скал, размытых проливными дождями и разрушаемых корнями деревьев. Солдаты инженерно-десантного батальона были вынуждены сплавляться по этой реке, несмотря на то, что в последнее время она стала труднопроходимой. Санг-Ба поднималась на высоту двенадцати километров по склону Куоло Шань — одной из гор Гималайского хребта, находящейся во владениях Китая, и ещё примерно столько же тянулась вдаль, прежде чем впасть в изумрудные воды залива Тонкин и слиться с тёплыми течениями Южно-Китайского моря.

Поток Санг-Ба, никогда не отличавшийся безмятежностью, за последние несколько лет стал ещё более яростным, пополняясь ручьями тающего ледника горы Куоло Шань. Теперь в бурлящих водах крутились обломки скал, тела мёртвых животных, стволы деревьев.

Хлестал ливень, заливая с пыхтением поднимавшийся вверх по течению танко-десантный корабль с военным отрядом на борту. Это были войска передовой линии фронта. За ними следовали другие суда, которые было невозможно разглядеть за стеной дождя.

Течение ускорялось, продвижение замедлялось.

Внезапно кто-то громко завопил. В нескольких метрах впереди начался оползень, что непросто было разглядеть во мраке. Сначала вниз сместились плиты, затем в реку посыпались огромные валуны, послышались шумные всплески. Командование приняло решение высаживаться на берег. Мутно-зелёная вода покрылась бурыми полосами. Каменные плиты, сталкиваясь на поверхности, оттесняли теплоходы в стороны. Наконец якорь был сброшен, и десантное судно причалило. Сержант стал выкрикивать приказы о немедленной высадке на берег. Но не было нужды напоминать об этом — люди уже и сами выбрались на сушу. В потоке завертелось дерево, его почерневшие ветви оплели корабль. Одного замешкавшегося солдата перебросило через борт, будто рогами быка. Другие выстроились на берегу, опустив головы, как стадо животных, пытаясь закрыться от дождя.

Берег начал осыпаться, все в ужасе наблюдали за этим.

Корабль стало оттаскивать потоком. Капрал молниеносно запрыгнул внутрь и попытался сбросить ещё один якорь, но было уже слишком поздно. Отвалился большой кусок земли. Мгновенно сорвался первый якорь, и судно безвольно понеслось вниз по течению и быстро скрылось из виду, вместе с капралом на борту.

— Чёрт побери! И что будем делать теперь? — спросили несколько рядовых.

— Мы — силы вторжения! — ответил сержант Жак Барган. — Нам дан приказ атаковать Тебихай, и мы должны выполнить задание. Не забывайте об этом!

Отряд выстроился по двое, и они стали подниматься по канатной дороге. Дождь постепенно потерял силу и утих, где-то вдали выглянуло солнце, осветив растрёпанные ветром кроны лесных деревьев, облака уносились вдаль быстро, как в тропиках. Униформа высохла, сапоги перестали хлюпать. Солдаты запели:

Никто не знал, почему они заканчивали песню такими словами. Но кто-то однажды спел именно так и счёл это забавным. За ним прониклись идеей и остальные.

Кэссиди Барган был зачислен во взвод, возглавляемый его братом вместе с двумя общительными темнокожими парнями, представлявшимися Генри и Лироем. Поначалу их звали Мухаммедами, но они решили изменить имена, чтобы вступить в армейские ряды, где, по их мнению, должно быть очень весело. Они энергично маршировали наравне с другими солдатами. Слева от них грохотала разбушевавшаяся река Санг-Ба, справа возвышались покрытые желтоватым снегом утёсы.

Хотя отряд и находился на территории Тайбару, он не встретил никакого сопротивления. По всей видимости, местное население не ожидало настолько стремительного прорыва вражеских сухопутных войск.

Утром Паулюс Стромайер зашёл в лабораторию. Отрешённо поприветствовав коллег, он направился в свой кабинет. В действительности, сейчас он ещё не осознавал, насколько холодно соратники реагируют на его появление. Стало очевидно, что его теорию боймов и сердов не считают стоящей.

Вероника Дистелл, его ассистентка в лаборатории, была в своём репертуаре: замкнутая, вечно вынашивающая в себе какие-то планы, неважнецки одетая, но с характером. А Паулюс и не собирался перечить ей.

Вероника произнесла «bon jour» в качестве приветствия, он что-то тихо пробубнил в ответ. Она спросила, чем он так озабочен, и сообщила, что у неё есть хорошие новости.

Тот ответил, что у него как раз плохие новости. Тело Дэниела Поттса только что выловили из Дуная. Хотя полиция и взялась расследовать дело — вне сомнений, Поттс покончил жизнь самоубийством, навешав на себя утяжеляющие предметы.

— Я достаточно хорошо знал Дэна. У него были семейные проблемы. Конечно, он не самый достойный человек, но наделённый высокоразвитым интеллектом. Какой печальный конец!

Они ещё немного поговорили о профессиональных интересах Поттса, а затем Вероника с нетерпением перешла к волновавшему её событию.

— Я получила рентгеновские снимки. Перенастроила микроскоп… Результаты идеальные. И всё — благодаря нам!

Не скрывая восторга, она протянула Паулюсу распечатки с отчётами по исследованию клеточной структуры цитрусовых. Внимательно всё изучив, он понял, что получен ещё один факт, подтверждающий его теорию относительно функции оксикарбоксильной кислоты. Вне сомнений, этическое развитие человеческих существ затормаживается анатомическими факторами. Мясоедение негативно отражается на стабилизации. Мозг находится в мало исследованной зависимости от центрального «перекрёстка» в сложной системе метаболических взаимосвязей. Как он и предполагал, при повышении процентного соотношения белка в организме содержащиеся в митохондрии энзимы начинают ускорять химические реакции в организме. Энзимы вовлечены в формирование повторных реакций и, в то же время, сохраняют свою активность, что предотвращает расширение человеческого сознания. Он, похоже, понял, каким образом оксикарбоксильная кислота укрепляет метаболические соединения и сдерживает натиск энзимов.

Стромайер взглянул на Веронику.

— Правильный ответ — лимон! — провозгласил он.

Однако чтобы решить уравнение соответствующим образом, нужна дальнейшая проработка расчетов. И тогда он сможет освободить род человеческий от генетической тупости. Но Паулюс осознавал, что до триумфа ещё далеко. Будто в подтверждение этим мыслям, Вероника вручила ему письмо в коричневом конверте, которое только что доставили.

— Паулюс, выглядит как-то сомнительно, — заметила она и, пока тот распечатывал конверт, осмелилась положить руку ему на плечо в знак поддержки.

Сообщение пришло из Департамента научных исследований и развития. В тексте выражалось сожаление, что в связи с началом войны грант, выделенный лаборатории Стромайера, отклонён задним числом, а также надежда не то, что данная мера временна и не причинит никаких неудобств.

— «Не причинит неудобств!» Вот дерьмо! Полоумные ублюдки!

— И снова на ваших экранах «Предрассветное шоу»! Меня зовут Брандибол Фриц. Приветствуем наших бойцов, воюющих на Дальнем Востоке! Задайте тайборийцам взбучку!

В первую очередь предоставляем слово преподобному Ангусу Лесскоку с его «Словом пастора».

— Добрый вечер или, возможно, уже утро? У меня был друг, который в возрасте девяноста лет совершил кругосветное путешествие! При этом у него была ампутирована одна рука и даже одна нога! Один из своих «рычагов» он потерял в дорожной аварии. Всегда выглядел неряшливо, потому что не заботился о своём внешнем виде, но никогда не сдавался.

В это тяжёлое военное время мы в каком-то смысле плаваем в одиночку вокруг терпящего кризис мира. Но мы должны найти в себе силы и победить: Бог — наша правая нога и правая рука. Следовательно, мы не должны распуститься настолько, чтобы его потерять! Каждый ноготь на ноге, каждая бородавка стоит того, чтобы верить. Веруя, мы избежим опасности. Надеюсь, что наши храбрые бойцы тоже постараются — во имя Господа.

— Итак, вы прослушали «Слово пастора». Наш неустрашимый корреспондент, Лиза Форт, снова вышла на улицы города, чтобы узнать мнение обычных людей по поводу новых замечательных серий программы «История Западной науки». Лиза, вы на связи?

В тусклой комнатушке, расположенной прямо над аптекой, его преподобие Лесскок попросил своего андроида Фрица выключить радио.

— Почему я сказал «избежим опасности»? Нужно было сказать «достойно встретим опасность»! Какое досадное упущение!

— Дорогой, да никто не заметил, — успокоила его жена. — Они же не станут увольнять тебя из-за этой ошибки.

Он мрачно взглянул на Марту.

— А почему у нас нет кофе? Почему ты не ходишь за покупками? Запомни мои слова, в один прекрасный день они меня отстранят. Такова капиталистическая система — сильные побеждают слабых.

— Что за чушь, Ангус! Это не система, а человеческая природа! Без капитализма нет прогресса!

Лесскок поднялся и подошёл к запылённому окну, чтобы посмотреть на улицу.

— Тоже мне, прогресс! Именно капитализм спровоцировал изменение климата и разрушение Европы. Это ты называешь прогрессом? Когда я думаю о том, как жил мой отец…

— А, этот старый дурак! — воскликнула Марта, но осеклась, увидев исказившееся от злости лицо мужа.

— Иди и купи кофе, женщина!

— Отправь Фрица!

Они, как обычно, принялись спорить. А Фриц стоял и наблюдал.

— Лиза, вы слышите?

— Да, привет! Я, Лиза Форт, разговариваю с пожилой женщиной на костылях, которая гуляет по улице, вместо того чтобы спокойно спать в постели. Что вы здесь делаете, милая леди?

— Похоже, я просто стала стареть. Я не пью и посещаю методистскую церковь на Вильгельмштрассе каждое воскресенье, у меня три кошки и мне около ста лет. А моя мать…

— Интересная информация! А что вы думаете о научной программе?

— Я распечатала текст на бумаге, так что теперь могу прочесть. Так мне воспринимать проще. Вообще мне понравился роман, но в нём были сложные для произнесения имена. Например, Эразм или, как там его, Копер Никерс? И где они только берут такие забавные имена!

— Милочка, это не роман, это история!

— Да? Грустно это слышать. Знавала я одного человека, который писал романы. Хорошим был человеком! Починил мой шкаф.

— Спасибо. А вы, леди, что скажете?

— Эти программы полностью перевернули моё сознание! То есть: нам не нужны все эти генетические эксперименты! То есть: какое нам вообще дело до «дивного нового мира» Уэллса? У нас и так хорошие гены! Вот что я скажу.

— Но медицина помогает выявить дефектные гены!

— Ну, кому-то не повезло, и что же. Но мне понравились некоторые забавные детали этой программы. Весьма неплохо! Даже отлично! Мне даже понравился рассказ об извращениях! Но мой маленький сынишка испугался. Потому не стоит такого показывать. Я об этом.

— Благодарю. Сэр, прошу прощения, а что думаете вы?

— Превосходная программа! Помогает осознать, насколько далеко мы продвинулись. Например, извлечение энергии из морской воды. Отлично! Учёные, которые работают над тем, чтобы одного ведра топлива хватило сло-мо на пятьдесят миль. Или на пять? И космические новости великолепны. Кстати, почему мы так давно ничего не слышим о наших ребятах на спутнике Европа? Надеюсь, они живы.

— Большое спасибо… О, я вижу андроида устаревшей конфигурации! Интересно, о чём он сможет нам поведать? Привет! Как тебя зовут?

— Я — Фриц. Модель AAI-5592.

— Что ты знаешь о программе «История Западной науки»?

— Без капитализма нет прогресса! Именно капитализм спровоцировал изменение климата и разрушение Европы!

— Думаешь, капитализм — это хорошо?

— Геология — это хорошо. Она сделана из камня, А воздух не сделан из камня, потому он нестабилен. Интересное различие!

— Но при чём тут капитализм?

— При том, что сперва изобрели камень. Даже люди знают об этом. А воздух — проблема, поскольку передвигается слишком быстро.

— Хм… Спасибо, Фриц. Прощай.

— Обещаю купить вам кофе…

— Прощай-прощай… Сэр, извините! Выглядите довольно обеспокоенным! Как, понравилась программа?

— Я пытаюсь поймать такси… Я — профессор Дэниел Поттс, направляюсь…

— Вот это да! Вашего сына зовут Олдувай Поттс? Известное имя!

— Я тоже по-своему известен, девушка! Я пытаюсь разобраться с сообщениями от «Безумцев», узнать, кто они. Сейчас правительство пытается подавить их сопротивление с помощью нового идиотического военного плана. Вот доказательство…

— Сэр, а что насчёт научных фильмов?

— Ну, хорошо. Возьмём один из обсуждаемых там вопросов. Феноменальное развитие человеческой черепушки. За миллион лет объём мозга увеличился с пятисот до полутора тысяч кубических сантиметров. Это говорит о том, в какой спешке и насколько непрочным он создан. Да и структура его не вполне понятна. Всё равно что нанять слепого строителя-дилетанта построить для вас дом. И он, не раздумывая…

— Время вышло, сэр. Вынуждены вас прервать. Спасибо, что нашли время с нами поговорить. Это был профессор Дэвид Поттс.

— Я — Дэниел!

— Вот такие сегодня были мнения. Довольно позитивно. Брандибол, давайте вернёмся в студию.

— Благодарю, Лиза. Эта запись была сделана два дня назад, до того, как мы узнали о смерти профессора Дэниела Поттса вследствие несчастного случая. От лица всей команды «Предрассветного шоу» выражаем искренние соболезнования семье профессора. Далее в нашем шоу — выступление медиамагната Вольфганга Франкеля, который находится в Тайбару, в самой гуще событий.

Фигура в униформе появилась из-за валуна. Он преградил путь военному отряду и призвал их прекратить пение. Капитан Джон Мэтью Сквайр собственной персоной. Он потребовал показать ему человека, ответственного за взвод.

Сержант Жак Барган сделал шаг вперёд и салютовал.

— Мы на вражеской территории, сержант. Нам необходимо соблюдать тишину. Никаких песен. Мы же не хотим, чтобы нас обнаружили! — сказал он спокойно. — Мы встретились здесь, находясь в полной боевой готовности для штурма города Тебихай. Как далеко остальные?

— Больше никого. Только я и мой отряд.

— А где другие отряды, сержант?

— Кроме нас — больше никого, сэр! Наш десантный корабль снесло вниз потоком. Если бы были другие судна — мы бы непременно с ними столкнулись и, возможно, потопили бы их.

— Отлично, сержант. Тогда пойдём одни. Наша цель — захватить столицу. Проинструктируйте ваших солдат в соответствии с этим планом.

— Каким образом?

— Передайте им мои слова.

— Есть, сэр!

Барган оповестил отряд, солдаты построились в шеренгу и направились дальше, с Джоном Мэтью Сквайром во главе. Теперь — молча, без песен. Тяжёлый, влажный, горячий воздух затруднял дыхание. На лицах бойцов выступила испарина.

Здесь скалы были ещё более угрюмыми и протяжёнными, чем раньше. Над ними нависали огромные серые гранитные плиты, сдвинувшиеся с места во время одного из подземных толчков. Изо всех щелей и трещин пробивались растения. Корни деревьев свисали сверху, словно змеи, впиваясь в поверхность камня. По плитам стекали ручейки. Потому Тайбару и считали самым мрачным южный бастионом. На севере это маленькое государство было опоясано суровыми гималайскими предгорьями.

Сквайр подал знак остановиться. Дальше он пошёл один, с оружием наготове. Дорога сворачивала к реке.

Выше по склону, на лестнице, стоял тайборийский часовой. Хорошо вооружённый, но полусонный. Сквайр выстрелил из винтовки с глушителем. Не послышалось ни звука. Человек упал на колени, потом лицом вниз. Из укрытия прибежал второй часовой, чтобы посмотреть, что случилось. И тоже был застрелен. Два тела растянулись поперёк дороги.

— Отличная работа, сэр! — сказал сержант с одобрением. — Метко стреляете!

Сквайр закусил нижнюю губу, стараясь унять дрожь. Он впервые совершил убийство. Оказалось, что на практике всё гораздо серьёзней, чем выстрелы по мишеням.

Взвод продвинулся вперёд, солдаты осторожно переступали через мёртвые тела. Чем выше приходилось подниматься — тем короче становились ступеньки. Иногда нужно было пробираться между возвышающихся каменных глыб. Они казались непомерно крутыми. Над головами бойцов виднелся уступ, и за ним лестница терялась из вида. Этот путь вёл прямиком в Тебихай — самое сердце страны. Небольшой поток воды, возникший после ливня, стремился по древним ступеням вниз, неся с собой рыбьи кости и скомканные сигаретные пачки.

— Приготовили базуки и пулемёты на переднем фланге! — скомандовал Джон Мэтью Сквайр. — Будьте начеку. Стреляйте в каждого, кто появится, — не важно, мужчину, женщину или ребёнка. Никаких сомнений. Поднимайтесь вверх, на гору. Нам нужно очистить территорию наверху.

Солдаты принялись выполнять инструкции.

Над ними возвышалась неприступная старая крепость Тебихая. Название её можно перевести как «Место не для слабонервных». Она противостояла захватчикам на протяжении многих веков.

Несмотря на древность крепости, развращённость и трусость населявших её людей, вечно испытывающих недостаток еды и справедливости, она занимала выгодное расположение. Всегда было удобно отбиваться — хоть камнями и кипящим маслом, хоть мёртвыми собаками, пулями или миномётным огнём.

Нынче эту страну возглавлял новый президент Тайбару — Морбиус Эль Фашид. Он делал всё возможное, чтобы модернизировать город и очистить его от грязи. Обсуждалось строительство новой больницы, был отдан приказ на строительство новой мечети. Эль Фашид приказал пожилым женщинам в чёрных одеяниях вымести территорию вокруг своих жилищ. Он приказал населению употреблять в пищу больше рыбы и фруктов. По местным меркам, он был просвещённым человеком: не брал взятки, каждый день посещал мечеть, у него было всего пять жён. Правда, он служил подопытным кроликом для могущественного соседа, Китая. В данном случае он стал заложником географического положения своей страны.

Но ему так и не удалось привести в порядок Великую Горную Лестницу, которая спускалась к реке Санг-Ба. Основную водную артерию заполонили рыбаки и прочие бедствующие ремесленники, и никто не обращал внимания на разбросанный мусор. Когда небольшой отряд сил быстрого реагирования ЕС взбирался по ступенькам, им на пути попадались тлеющие трупы кошек, солдаты поскальзывались на разлагающихся останках рыбы.

Добравшись до первого плато, они обнаружили ветхое деревянное здание, которое, судя по столам и стульям внутри, когда-то было таверной.

С балкона свисала вывеска, на которой был изображён нынешний правитель — красавец мужчина: нос с горбинкой, борода, белый тюрбан… Под портретом было написано: «За Эль Фашида и наше будущее!»

Вокруг не было ни души. Таверна выглядела пустынно. Взвод клонило ко сну, солдаты склоняли головы к прикладам винтовок.

Только Сквайр и сержант были на чеку, с ними дежурил Лирой, держащий наготове базуку.

— Сэр, там кто-то шевелится! — показал Жак Барган в сторону балкона таверны.

— Базука! Целься на балкон!

— Есть, сэр! С радостью, сэр!

Лирой начал действовать. Орудие лежало на его плече на изготовку. Он прицелился и выстрелил. В тот же момент из укрытий на первом и последнем этажах появились вооружённые люди и выстрелили в ответ. Тут балкон и все деревянные надстройки таверны охватил огонь, с рёвом вырвавшийся из нутра базуки.

Несколько солдат сил быстрого реагирования упали на камни, раненые или убитые вражескими пулями. Сквайр кричал, убеждая солдат вступить в бой. «Не сдаваться! Мы атакуем! Мы побеждаем!».

Нельзя было больше медлить — путь только один. Ещё две дюжины ступенек вверх. Перед тем местом, где ступеньки расширялись, была небольшая квадратная площадка. Жак перебежал на другую сторону и увидел крепкое бетонное здание. За ним бежали ещё несколько мужчин. Барган сигналил, чтобы те стреляли по двери. Наконец дверь разлетелась в щепки. Жак выбил ногой оставшиеся доски, и взвод стремительно ворвался внутрь под грохот выстрелов и увидел в проходе женщину с обожжённым лицом. Он побежал к лестничному пролёту, его брат и остальные — за ним. Сквайр прикрывал тылы.

После короткой перестрелки удалось взять контроль над ситуацией. Тела погибших выбросили на улицу.

— Связист! — крикнул Сквайр. Тот тотчас же возник. — Свяжитесь с генеральным штабом и сообщите, что нам нужна поддержка с воздуха, которую они обещали предоставить! И немедленно.

Он повернулся к окну и взглянул на разношёрстные облака. «И куда же подевались эти проклятые SS-20?», — спросил он себя.

Тут к капитану поднялся Генри.

— Послушайте, капитан! Мой приятель, Лирой, отстал. Возможно, он ранен. Я вернусь и разыщу его, если согласитесь меня прикрыть.

— Нет. Тебя там застрелят. Уж извини. Оставайся здесь.

— Хотите отведать моей базуки? Мне в любом случае лучше вернуться!

— Приказываю оставаться на месте.

— И вы ещё называете себя офицером?

— Да, и я тот, кто отдаёт вам приказ оставаться на месте, ясно?

— К чёртовой матери! Лирой — мой товарищ!

— Что делать, мы тут все товарищи, Генри.

Один солдат вскрикнул и показал в сторону площади. С восточного угла подошли два танка и поехали им навстречу на большой скорости.

Сквайр в отчаянии посмотрел наверх.

— Да где же эти сраные бомбардировщики?

— Капитан, уходим, — сказал сержант. — Эти уродцы — последняя модель китайских танков. Мы их одобрили на прошлой неделе.

— Нужно кинуть несколько гранат на их пути!

— Слушаюсь.

Жак достал из-за пояса гранату, сорвал чеку и изо всех сил бросил её в первый танк. Это был отличный бросок. Граната попала под гусеницы и сразу же взорвалась. Танк вильнул влево.

Второй танк незамедлительно открыл огонь. Первый снаряд просвистел над крышей. В следующую секунду он разрушил здание рынка и разорвался на площади. Всё вокруг раскрошилось, как старый иссушенный пирог. Вниз посыпались камни и люди.

Через мгновение воздух смешался с кровью и пылью.

Вольфганг начал трансляцию из полуразрушенного номера лаосского отеля «Роял» в посёлке Уныа, надев по этому случаю камуфляжную униформу.

— Говорит Вольфганг Франкель с передовой линии фронта. Война началась, полилась кровь. Первые жертвы в этом неравном бою, хотя войска быстрого реагирования успешно штурмовали центральную площадь столицы Тебихай, а сейчас оккупировали Рыбачий спуск, «горловину» Тайбару. Выслано подкрепление — эскадрилья истребителей-бомбардировщиков основательно разрушила город. Один солдат ЕС погиб. Многие тайборийцы убиты, два вражеских танка выведены из строя. Подробности — в следующем выпуске.

Ребекка Стромайер вышла из издательского дома пораньше, поймала сло-мо и сказала водителю следовать на Кафедральную площадь. В этот осенний день башни Кёльнского собора взмывали в небеса, чуть подёрнутые инеем.

Ребекка была готова к внезапному похолоданию. Она оделась во всё чёрное: шубка из искусственного меха, длинная юбка, сапожки. Волосы цвета крыла ворона и тёмные глаза дополняли облик. Викторианский стиль по прошествии двух столетий снова в моде. Красавица была почти уверена: мужчина, что ждёт в соборе, сочтёт её неотразимой.

Подходя к старинному зданию, пережившему бомбёжку около века назад, Ребекка столкнулась с двумя американскими туристами, только что вышедшими из здания железнодорожного вокзала, находящегося неподалёку. Рослые, массивные, броско одетые мужчины заговорили с ней, возможно, пленившись красотой.

— Красавица, ты, часом, не американка?

— Нет, я местная. Европейская еврейка.

— Не имеет значения. Может, поужинаешь с нами сегодня?

— Не смогу, к сожалению. Прошу прощения.

— Слушай, а не расскажешь парочке озадаченных янки, как вам пришло в голову построить такой прекрасный собор рядом с вокзалом?

— Собор всё-таки немного его опередил.

Американцы с явным сожалением глядели вослед Ребекке, идущей к главному фасаду величественного здания. Заходя в Кёльнский собор, она представляла их беседу: «Еврейка — и в христианский храм?»

Внутри толпились люди — туристы, местные, с младенцами в рюкзаках-кенгуру и детьми постарше, некоторые с двумя и больше. Кто-то в оцепенении замер, всматриваясь в лики святых, расположившихся в мрачных каменных нишах и на стропилах высоко над их головами. Одни покупали открытки и свечи, другие молились.

Ребекка подумала, что в соборе ничего не меняется многие века — и до, и после появления железной дороги картина одна и та же. Чуть поодаль, у алтаря, проходила служба. Девушка стала тихонько пробираться вперёд, изучая церковные скамьи в надежде обнаружить человека, с которым была назначена встреча.

И вот он оказался прямо перед ней. Ребекка не сразу узнала его из-за тёмных очков, надетых для конспирации.

— Бекки!

— Олдувай!

— Хорошо, что ты здесь!

— Боялась, ты не придёшь!

— Неплохая проповедь сегодня! Давай немного послушаем. Проповедник — друг твоего отца, насколько я знаю, так называемый «Чёрный Архиепископ», Джонс-Симмс. Увлекаюсь проповедями в последнее время.

Олдувай не стал рассказывать, что, после того как его сестра повесилась, расстался с Робертой Барган и жил в уединении на балтийском побережье. Там его настигла новость о самоубийстве отца.

Олдувай и Ребекка задумывались о своей духовной жизни. Ребекка взялась редактировать текст небольшой книги Олдувая «Кого мы называем отцом?», которая взволновала её сердце. Из-за этого они и встретились. У бокового нефа Кёльнского собора Олдувай рискнул взять её за руку — нежную и гибкую. Крупный мужчина и стройная женщина устроились на скамейке, прижавшись друг к другу. Архиепископ отсутствовал на кафедре. Он был под алтарём, на нижней ступеньке, и беседовал людьми. Говорили о войне и отсутствии гармонии в мире.

— Пятая населения земного шара потребляет восемьдесят пять процентов природных ресурсов. Невероятная жадность! Мы всю жизнь попусту растрачиваем энергию. Война — самый яркий пример расточительства. Грядущие поколения, естественно, осудят нападение на маленькую нацию Тайбару — пусть не по соображениям морали, но из-за грабительского расходования ресурсов и нарушения экологии. Пути назад нет — планета начинает мстить нам.

— Грустно сознавать: нам, цивилизованным существам, всё это известно, — тихо произнёс Олдувай.

— С первого раза не понимаем, нужно повторять! И даже церковь говорит об этом…

— А те, кто рассуждает, ничего не делают. Помимо моего отца. Вот его лишили субсидий.

— Поверь, я оценила его труд. И ты писал об этом. Хотела бы я испытывать к кому-то такие же чувства, как ты к отцу. Ведь ты любишь его?

— Просто очень уважаю его. Абсолютно разные вещи. Люблю-то я тебя.

Олдувай обнял Ребекку и поцеловал.

Человек, сидящий сзади на скамейке, нагнулся и хлопнул его по плечу:

— Нашли место! В храме Божьем!

— Бог бы мне позавидовал, — ответил Олдувай.

Выйдя из собора, они направились к железнодорожной станции, где поцелуи не запрещались.

— Ненавидел я отца. Но он был прав, пусть и общаться с ним было невозможно. Я сколотил состояние, исполняя музыку, — денег у меня намного больше, чем нужно. Стоило моей сестре Жози покончить с собой, я стал задумываться, что делать дальше и как распорядиться деньгами.

— Прибыль от выпуска песни?

— В частности, «Once a Fabulous Holiday». Смешно сказать, нынче испытываю к ней отвращение. Легкомысленная, бестолковая песня, а сделала меня миллионером. Заработал кучу универсалов! Жаль, не марок. Возможно, открою институт, где будут изучать, какие наши способности могут причинять такую же невыносимую боль, как моему отцу.

Ребекка едва понимала, что он имеет в виду. Просто сказала:

— Твоя книга принесёт ещё больше денег. Уверена, её переведут на многие языки мира.

— Хочу наконец сделать что-то стоящее, Бекки.

— Чем могу — помогу. Пытаешься этим оправдать себя в глазах отца?

— Нет, в своих собственных.

Он немного подумал и добавил с грустной улыбкой:

— Да, в глазах покойника, пусть я ненавидел старого ублюдка.

Девушка обернулась и увидела, как он её осматривал.

— Судя по всему, твоя ненависть к Богу сродни ненависти к отцу.

— Нисколько не сомневаюсь, идею Бога придумали отцы и короли для укрепления власти. Почему ещё он бесполый? Бекки, любимая, для меня богиня — ты. Стремлюсь к тебе, страстно желаю. Ведь ты — моё абсолютное счастье.

Та опустила глаза. Длинные ресницы восхитили его.

— И ты ещё можешь говорить об этом? Мы себя не знаем, не то что друг друга. Я ужасно двулична, — сказала она, понизив голос. — Дома я мила, кротка и покорна. Затоскуешь. В то же время во мне бушуют страсти: могу быть беспричинно злобной и безжалостной. Неудовлетворённой, и не только в сексе. Хочу сделать что-то настоящее — изменить мир, к примеру. Мне, прежде всего, нужно изменить себя.

— Поработаем над этим вместе! Если ты позволишь… Смогу влюбиться лишь в женщину такую же страстную, как я сам.

На станции шумели люди: прощались, возможно, расставаясь навсегда. В вестибюле стояли целующиеся пары: молодые, пожилые, мужчины с женщинами, женщины с мужчинами. Ребекка и Олдувай были среди них, охваченные зародившимся чувством. Аромат их любви отделил их от прочих. Благоухание любви окутало их, отделило от прочих смертных. Их рты открывались навстречу друг другу, они обменивались слюной, дегустировали ощущения. Превратились в единое целое — в восхищённое и восхитительное существо. Одежда не может препятствовать воображению. Покрасневшие и задыхающиеся от счастья, не в силах оторваться друг от друга, они продолжали говорить. А потом заказали в кафетерии круассанов и капуччино. Вернувшись, увидели демонстрацию на широкой Кафедральной площади. Развевались плакаты, гремел басами духовой оркестр. Митингующие были переодеты в костюмы странных существ: одни — с тряпичными щупальцами на голове, другие — с пластмассовыми крыльями за спиной, кто-то — с золотым оперением. С надписями на плакатах: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НАШЕ ДРУЖЕСТВЕННОЕ СООБЩЕСТВО!», «ДА ЗДРАВСТВУЮТ ЕВРОСУЩЕСТВА!». Рука об руку, влюблённая пара наблюдала за собравшимися. Здесь же суетились люди с коробками для пожертвований. Люди кидали деньги, выражали своё одобрение. Веселились все. Перед процессией бежали мальчишки. Ребекка улыбнулась, глядя на них:

— Хоть кто-то верит в возможность союзничества!

— И ещё в пользу денег, — произнёс Олдувай, бросая монетку в пять универсалов в подставленную коробку.

Две чашки кофе на подносе. Кувшин молока. Без сахара.

Марта с удовольствием посмотрела на них, поскольку придавала большое значение деталям. Она любила церковь, но кухня ей нравилась больше.

Толкнув дверь гостиной, обнаружила мужа, молившегося преподобного Ангуса Лесскока.

На столе были разбросаны брошюры религиозного содержания. Женщина поставила поднос на них. Заканчивая молитву, Лесскок, преклонив колени на потёртом коврике, едва держался.

— Спасибо, дорогая. Молюсь за несчастных созданий в далёком космосе.

— Пусть это поможет людям с «Родденбери».

— Всегда ты неправильно меня понимаешь. Я говорю о водяных существах со спутника Юпитера. Те тоже заслуживают сострадания.

— А почему? Неужели эти животные не были счастливы, пока к ним не прилетели люди?

Он вздохнул.

— Ты-то кто такая, чтобы судить, счастливы они или нет?

Марта отвернулась и, прежде чем выйти из комнаты, пробормотала:

— Подумаешь, они… с нами та же ситуация…

Огромные чёрные истребители-бомбардировщики SS-20, сверкая крыльями, приближались к границам Державы, стремясь разрушить мир Эль Фашида. На виноградниках Барган вместе трудились андроид и пожилая женщина. В парламентах Брюсселя и Страсбурга серьёзные и посвящённые люди обсуждали все правды и неправды войны, планировали, как сделать будущий мир лучше. Картографы чертили линии, перекраивая берега Атлантического океана, градостроители создавали компьютерные модели новых гаваней, экономисты просчитывали, насколько разорительны предложенные проекты. Архиепископ Джонс-Симмс, на коленях перед большой кроватью в спальне, отмаливал человеческие грехи. Вдалеке от беспокойной Земли, на юпитерианском спутнике Европа, трое астронавтов боролись за свои жизни против пугающей неизвестности.

На Земле Роза Байуотер заканчивала очередной роман, «Солнечный свет на Сомме», только что вернувшись с пирушки в дорогущем ресторане на Эвересте, где пила шампанское с Джеком Хэррингтоном и друзьями. Паулюс Стромайер полетел в Утрехт встретиться со старым другом, Барнардом Клипингом, надеясь получить финансовую поддержку для исследований в местном университете. Рут Стромайер обзванивала кадровые агентства в поисках сиделки для Мойши, дряхлеющего свёкра.

На авиабазе в Тулузе капитану Мастерсу присвоили звание майора. Эми Хейз с благословения гуру решила расширить границы сознания и сочинять стихи. Мартита Денеке обнимала очередного нелегала, палестинского беженца Джо Мадани. Джо Стромайер продал квартиру в Неаполе и уединился в хижине в Арбрузии. Сын Фергуса О’Брайена Пэт убедил переселиться к ним прекрасную юную девушку Вивьен, с которой встречался его отец. Падди Коул и Фэй отправились в Норидж приодеться в преддверии открытия выставки Коула в Лондоне, в галерее Хэррингтона. Лиза Форт, обычно спавшая утром после ночных эфиров, разделила ложе с продюсером «Предрассветного шоу» Кристиной Макабис. Сиделка Гиббс с двумя пекинесами уехала отдыхать на остров — туда, где раньше был Эксмурский национальный парк. В облицованной каменной крошкой церквушке Святого Свитина, в Хартишеме, поженились Берти Хейз и Беттина Сквайр. Через два дня тут и состоится похоронная церемония.

Похороны сэра Томаса Сквайра назначили на последний день ноября. Их организовали Джейн Сквайр и Реми Готине. После в зале Пиппет-холла небольшая компания собралась помянуть усопшего. Джейн просила не приносить цветов, а вместо этого пожертвовать деньги Фонду поп-арта Сквайра, президентом коего она являлась. Однако цветов становилось всё больше. Церковь Святого Свитина заполняли венки и букеты, влажный морской воздух насыщался их ароматом. Помещение отапливалось в этот сырой промозглый день. Несмотря на погоду, многие местные жители приезжали почтить память Томаса.

Камера, установленная под апсидой, транслировала происходящее по «Эмбиент». Собравшиеся, укутавшись в плащи, слушали эмоциональное обращение преподобной Роулинзон. Дряхлая бабушка Матильда Роулинзон, давно бывшая в отставке, вернулась отправить в последний путь давнего друга Томаса Сквайра.

— Английский либерализм скончался вместе с Томом Сквайром, всегда отзывавшимся на чаяния европейцев. Это давало Западу преимущество.

Сквайр много путешествовал, но как бы далеко его ни заносило, всегда возвращался назад, в своё любимое местечко — Норфолк, родимый дом. Красивый и обаятельный по молодости Том был любимцем женщин… (здесь её голос дрогнул, но она поспешила продолжить). И вот нашего старого друга не стало. Мы все в своё время последуем за ним. Но мы утешены тем, что он предстал во славе пред престолом Господним.

Речь Джейн тоже была лаконична.

— Отец воссоединился с Терезой, нашей мамой. Пусть их союз не был безоблачен, ибо таинство отношений мужа и жены не для посторонних глаз. Браки теперь не в моде. Хотя всего два дня назад моя дорогая дочь Беттина вышла замуж за Берти Хейза пред этим самым алтарём. Том и Тереза прожили много счастливых лет вместе. Отец мой был человеком творческим, любил наш Пиппет-холл и поддерживал его в порядке, что бы ни происходило.

Нынче неумение укрощать желания представляет для нас опасность.

Нашей церквушке, её мы знаем всю жизнь, угрожает океан, который неизбежно поглотит её рано или поздно. С ней погибнет значительная часть нашей истории. От имени моей сестры Энн и сына, сражающегося где-то в Тайбару, а также всех, кто знал его и любил, я в горести прощаюсь с отцом навсегда.

Запели гимн с благословения преподобной Роулинзон. После люди вышли под дождь и столпились у края могилы. Гроб с телом сэра Томаса опустили. Энн вскрикнула и стукнула себя по носу. На ладони оказались остатки насекомого с длинным хоботком, попробовавшего её крови. Потом принесла извинения преподобной, объяснив, что её укусило тропическое насекомое — малярийный комар, новый гость Англии, вестник глобального потепления.

Рядом с ещё не засыпанной могилой находилось захоронение жены сэра Томаса, Терезы Сквайр, достойного человека.

Джейн стояла у могилы отца, опершись на руку Реми. Тут же была Энн, прилетевшая из французского Антиба вместе с возлюбленным, Касимом Дюрандо, режиссёром фильмов Габбо, а также Берти и Беттина, отложившие медовый месяц. Старенькая, больная Лаура Най отсутствовала. Сзади выделялся Виктор Дё Бурсей со шляпой в руках. Он уже пришёл в себя после потери невесты, тело которой так и не нашли, и бросал страстные взгляды на Энн Сквайр, исполнительницу главной роли в фильме «Любовное томление в Великий пост».

Виктор приехал скорее чтобы увидеть Энн, нежели для участия в похоронах человека, которого не знал. Но, к его сожалению, она была полностью поглощена ящероподобным Касимом Дюрандо.

Джейн и Энн побросали цветы вниз и гроб начали засыпать влажной землёй. Реми поцеловал Джейн в щёку:

— Будем надеяться на жизнь после смерти.

— Несмотря на все недостатки этого света, что может быть лучше его?

Он взял любимую за руку и сказал:

— Не пора бы пойти обсохнуть и выпить горячительной жидкости?

Участники похорон уже собралась в зале, там начали подавать напитки и канапе. К Энн подошёл светловолосый молодой человек и, представившись корреспондентом газеты «Норфолк таймс», поинтересовался заслугами сэра Томаса Сквайра.

— Гляньте на статьи в вашей газетёнке, неосведомлённый слизняк! Видели рубрику «Кто есть кто»? И вы ещё называете себя репортёром, не зная, кто такой был Том Сквайр?

— Я новенький. Мне всего лишь поручили черкнуть заметку…

Чувствуя себя неудачником, он схватил канапе с тунцом, будто спасательный круг.

Местные жители разбрелись по своим домам. Длинные чёрные лимузины с известными людьми отъезжали от Пиппет-холла. Дождь наконец прекратился. Сын президента ушёл с кладбища с разбитым сердцем.

«Мне никогда не стать своим… Ни здесь, ни где-то ещё. Этот запах мокрого асфальта останется в моей памяти, как давняя любовная интрига. Пора наступать зиме».

Ночью андроиды в президентском дворце, по обыкновению запертые, разговаривали.

— А это ещё что транслировалось по «Эмбиент»?

— Люди считают это условностями.

— Видимо, они так развлекаются.

— А чёрные одежды, головные уборы?

— У кого-то вода струилась из глаз. Символизирует горе. И как они умудряются?

— А им нравится горевать. Эффект сродни алкогольному.

— В том длинном ящике был человек?

— Наверное, да.

— Сломался, что ли?

— Устарел. Люди редко живут больше века.

— А столько там было народу! Пришли посмотреть, как его опускают под землю? Они его не любили?

— Уважали.

— Тогда зачем похоронили?

— Им показалось, что ему там будет лучше.

Устали от «Битлз»? Сыты по горло Поттсом? Слушайте классику! Перейдите на Мусоргского, послушайте Баха, отвлекитесь Гайдном.

Классика мелодична, она для ушей, а не для рта. Дайте отдохнуть вашим барабанным перепонкам. Попрощайтесь с рок-н-роллом и прочей вульгарной музыкой!

На наших дисках вы, к своему удовольствию, найдёте шедевры мировой музыки — например, симфонию Моцарта «Юпитер», столь актуальную сейчас.

Война с Тайбару продолжалась. Столицу Тебихай превратили в руины. Солдаты войск быстрого реагирования ЕС разбили лагерь на развалинах, оставаясь начеку в ожидании снайперов.

В Тайбару было тепло, но часто шли дожди. Подкрепление размещалось, во временных бараках. Ежедневно патрулируя территорию, они периодически вступали в перестрелки. Стычки возникали часто. Солдаты знали, что не смогут победить. Местных было гораздо больше, и эти люди действительно были способны выиграть сражение без грохочущей техники за спиной.

Рядом, в Лаосе, генерал Гэри Фэйерстепс проводил военное время с комфортом, в отеле посёлка Уныа. Ему и восстановленному в должности полковнику Рэндольфу Хэвену было непросто вместе: оба знали о взаимоотношениях друг друга с Эми Хейз и не хотели смиряться. Тем не менее война свела их вместе, и, как здравомыслящие люди, они старались не отвлекаться. Рэндольф злоупотреблял местным пойлом, «Орландо».

Фэйерстепс владел собой намного лучше. У него на коленях сидела смуглая лаосская девушка, всем своим существом выражая чувства, на которые генерал не мог не откликнуться. Проникшись желанием проявить к ней ещё большую симпатию, он размышлял, как избавиться от Хэвена и не показаться слишком грубым.

Рэндольф у окна со стаканом в руке рассуждал:

— Замечательная страна! Несмотря на сезон дождей. И не подумаешь, будто где-то идёт война! Согласен, Гэри? Удивительная умиротворённость. Я чувствую, как…

В этот момент раздался выстрел. Разбилось стекло, разлился «Орландо». Пуля снайпера сразила Рэндольфа наповал.

Фэйерстепс подскочил, сбросив темноволосую красавицу на пол:

— Боже! Это действительно случилось с ним! Чёртов идиот из рабочего класса!..

Он снова посмотрел на девушку, стоявшую перед ним на коленях.

— Не поднимайся! Стой на месте.

И расстегнул ширинку. «В конце концов, Рождество!» — подумал он.

В самой Державе войну не замечали. Что бы ни происходило, всё было спокойно. Не без проблем, конечно, но они разрешатся со временем. Продолжительность жизни увеличивалась. А ещё наступал канун Рождества, праздника язычников и христиан.

Украшенные мишурой и гирляндами витрины магазинов по всему миру объединились, олицетворяя собой многообразие версий давно развенчанного христианского мифа. Природа с завидной щедростью рассыпала хлопья снега на свёртки, подвешенные под окнами. Санты-андроиды вылавливали игрушки из бездонных мешков. Северные олени — роботы, — преимущественно с красными носами, в нетерпении били копытами по пустынным мостовым. Захватывающее время, когда носы прижимаются к стёклам, деньги льются рекой, люди навещают мясную лавку, чтобы купить гуся, индейку, поросёнка или кабана — не важно, зовётся ли мясник schlachter, marcellaio, slager, slakteri, talho, sklep miesny или kasap — не забывая зайти в аптеку за антипохмельным средством, таблетками от изжоги и порошками от диареи перед посещением винного отдела.

Магазины были завалены товарами, окрестности оглашались звуками рождественских песен. Зима выдалась суровой — температура достигала минус тридцати. Радостные покупатели с золотыми кредитными карточками, которые позволяли им получить дополнительную скидку.

Бог, имеющий много общего с Санта-Клаусом, наблюдал за ними с небес: в европейском мире всё было спокойно. Но не все участвовали в празднованиях: Паулюс Стромайер собрался взглянуть на всё это сверху, со своих бомбардировщиков и истребителей.

В австрийском Мельке, в большом соборе стиля барокко, выходящем фасадом на Дунай, архиепископ Шлафмейстер перед началом церемонии устроил раздачу глинтвейна для верующих.

Его мощный голос эхом отзывался под позолоченным куполом:

— Мы все пришли отпраздновать День благодарения. Некто пришёл ко мне на днях покаяться и спросить, не сожалею ли я о том, что церемонии и обряды перемешались. Я благословил его и заверил, что перед лицом смерти ничего не имеет значения. Нужно быть реалистами. Старое Рождество было морозным, непременно шёл снег. С тех пор мы могли наблюдать его только в искусственном виде на витринах. Когда празднование Рождества стало всеобщим, верующих стало больше. Нам не следует забывать, на основе какого религиозного сюжета возник этот праздник.

Невинное дитя с надеждой постучалось в дверь — Дверь Жизни, — чтобы сказать взрослым: «Если вы не будете любить меня и заботиться обо мне, то будете страдать, как и я». Эту глубокую мысль нужно хранить в сердце хотя бы зимой. Итак, данная старинная традиция уходит корнями в глубь веков, наполняя смыслом деятельный современный мир. Настал тот самый день, когда Иисус постучался в наши двери. Вы можете возразить, что он не сказал при этом: «Накорми или подшучу!» — как в Хэллоуин, но он мог призвать нас к размышлениям. И нам стоит внимательней отнестись к этому. А теперь, с благословения Господа…

В соборе оказались и язычники, тоже отмечавшие светлый праздник. Кажется, судьба наконец улыбнулась Джейн Сквайр, её сестре. Энн и Реми Готине. Женщины, скорбящие по отцу, уже сняли траур. Фортуна оказалась благосклонной к Беттине и Берти Хейзам, матери Берти, Эмигделле, Ребекке Стромайер и Олдуваю Поттсу, его матери Лене Поттс, в инвалидном кресле после приступа, и Джеку Хэррингтону, куда более элегантному, чем прежде. Их пригласили погостить несколько дней в роскошном особняке Касима Дюран-до на улице Матиньон в Париже.

Из-за скользкого характера и крокодильего взгляда Касима считали наполовину рептилией. Но, похоже, его связь с Франсин Сквайр, дочерью Энн, крепка. Настолько, что она стала звездой его нового фильма «Осколки мечты», снятого по новому роману Розы Байуотер. Касим, как ни странно, знал толк в развлечениях и располагал великолепным винным погребом.

В полдень вся честная компания отправилась на прогулку, болтая по пути. Пройдя парк Тюильри, они направились в сторону Рив Гош, где Джек Хэррингтон на днях открыл новую художественную галерею. Там были представлены иллюстрации и зарисовки к роману «Осколки мечты».

— Сена стала более полноводной! Помню её другой, — сказала Джейн жениху дочери, Берти.

— Повышение уровня Мирового океана. На днях кто-то видел акулу под соседним мостом. Правда, это ему могло показаться с перепоя.