Свет грядущих дней

Вступление Сорвиголовы

В читальном зале Британской библиотеки пахло старыми книгами. Я смотрела на стопку заказанных мною изданий о женщинах в истории и взбадривала себя: книг не слишком много, нетрудно одолеть. Та, что лежала в самом низу, была наиболее необычной: в твердом переплете, обтянутом потрепанной синей тканью, с пожелтевшими необрезанными краями. Я открыла ее первой и увидела две сотни страниц… на идише. Этот язык я знала, но не пользовалась им более пятнадцати лет.

Я уже было решила положить книгу обратно в стопку. Однако что-то заставило меня начать листать ее, я прочла несколько страниц. Потом еще несколько. Я ожидала скучных агиографических плачей и туманных талмудистских дискуссий о женской стойкости и отваге, но вместо этого нашла рассказы о женщинах и… диверсиях, ружьях, маскировке, динамите. Это был настоящий триллер.

Неужели все описанное правда?

Я была потрясена.

Я давно искала образы сильных еврейских женщин.

Когда мне было двадцать с небольшим, в начале 2000-х, я жила в Лондоне, днем работала искусствоведом, а по вечерам – комедийной актрисой. В обеих сферах мое еврейское происхождение доставляло проблемы. Шутливые замечания у меня за спиной по поводу моей семитской внешности и манер позволяли себе и ученые, и галеристы, и зрители, и коллеги-актеры, и режиссеры. Постепенно я начала понимать: британцев раздражало то, что я несла свое еврейство так открыто и непринужденно. Выросла я в дружной еврейской общине в Канаде, потом училась в колледже на северо-востоке Соединенных Штатов. Ни там, ни там мое происхождение не являлось диковиной. Мне не приходилось отделять себя как частное лицо от себя как члена общества. Но в Англии то, что я так выделялась своей «особостью», казалось чуть ли не дерзостью и причиняло дискомфорт. Осознав это, я испытала шок, чувство неловкости меня почти парализовало. Я не знала, как вести себя: игнорировать? Отшучиваться в ответ? Проявлять осторожность? Реагировать открыто и бурно? Притворяться и признать двойственность своей индивидуальности? Сбежать?

Чтобы решить эту проблему, я обратилась к искусству и исследовательской работе и сочинила пьесу о еврейской женской идентичности и об эмоциональной травме, передаваемой по наследству из поколения в поколение. Для меня ролевая модель еврейской женщины, бравирующей своей отвагой, воплотилась в Хане Сенеш[5], одной из немногих женщин – участниц Сопротивления времен Второй мировой войны, чье имя не затерялось в истории. В детстве я посещала светскую еврейскую школу – ее образовательные принципы основывались на традициях польских евреев, мы изучали поэзию, созданную на иврите, и прозу на идише. Когда я училась в пятом классе, мы прочли о Хане Сенеш, о том, как она в Палестине, будучи двадцатидвухлетней девушкой, присоединилась к британским воздушным десантникам, воевавшим против нацистов, и вернулась в Европу, чтобы участвовать в Сопротивлении. Свою миссию ей выполнить не удалось, зато удалось вдохнуть мужество во многие сердца. Перед казнью она не позволила завязать себе глаза, заявив, что желает видеть пулю, которая ее убьет. Хана смотрела правде в лицо, жила и умерла, защищая свои убеждения, и гордилась тем, что никогда не скрывала принадлежности к своему народу.

Той весной 2007 года, в Лондоне, я пришла в Британскую библиотеку, чтобы найти дополнительную информацию о Хане Сенеш, поискать более подробные свидетельства о ее личности. Как выяснилось, о ней написано не так уж много книг, поэтому я заказала все, в которых упоминалось ее имя. Одна из них оказалась на идише. И я чуть было не отложила ее, не прочитав.

Вместо нее я сначала взяла другую, «Женщины в гетто» («Freuen in di Ghettos»), опубликованную в Нью-Йорке в 1946 году, и стала перелистывать страницы[6]. В 185-страничной антологии Хана упоминалась только в последней главе. До этого 170 страниц были наполнены историями других женщин – десятков неизвестных молодых евреек, которые боролись против нацистов, большинство из них жили в польских гетто. Эти «девушки из гетто» подкупали гестаповских надзирателей, прятали пистолеты в буханках хлеба и помогали строить системы подземных бункеров. Они флиртовали с нацистами, соблазняли их вином, виски, сластями и, притупив их бдительность, убивали. Они занимались шпионажем для Москвы, изготавливали фальшивые документы, подпольно печатали листовки и распространяли правду о том, что происходило с евреями. Они помогали больным и учили детей, взрывали немецкие железнодорожные линии и виленскую систему электроснабжения. Одевшись не по-еврейски, они нанимались горничными в дома арийской части города, помогали евреям бежать из гетто по канавам и дымоходам, выдалбливая отверстия в стенах и пробираясь по крышам. Они давали взятки карателям, слушали подпольное радио и писали радиобюллетени, поддерживали моральные стандарты в общине, вели переговоры с польскими землевладельцами, хитростью подбивали гестаповцев проносить чемоданы, набитые оружием, через контрольные посты, организовали антинацистскую группу в среде самих нацистов и, разумеется, участвовали в общем руководстве подпольем.

За все годы своего еврейского образования я никогда не читала ничего подобного, поражающего описанием подробностей повседневной жизни и одновременно беспримерной отваги воюющих женщин. Я понятия не имела ни о том, как много евреек участвовало в Сопротивлении, ни о том, как велик был их вклад в борьбу.

Эти документальные очерки не просто потрясли меня, они тронули меня лично, перевернули мои представления об истории моего народа. Я происхожу из семьи польских евреев, переживших Холокост. Моя бабуля Зельда (в честь которой я назвала свою старшую дочь) не участвовала в Сопротивлении, и на мое понимание выживания повлияла история ее успешного, но трагического спасения. Она – с ее высокими скулами и курносым носиком совсем не похожая на еврейку – бежала из оккупированной Варшавы, вплавь перебиралась через несколько маленьких речек, пряталась в монастыре, флиртовала с каким-то нацистом, который посмотрел сквозь пальцы на то, как она забиралась в грузовик, перевозивший апельсины на восток, и в конце концов нелегально перешла границу с Россией, где – по иронии судьбы – жизнь ей спасло то, что она была отправлена в сибирский трудовой лагерь. Моя бабуля была сильной, как бык, но она потеряла родителей и трех из четырех своих сестер, все они остались в Варшаве. Эту жуткую историю со слезами ярости в глазах она рассказывала мне каждый день, когда мы бывали с ней дома одни после моего возвращения из школы. Монреальская еврейская община, в которой я выросла, состояла в основном из семей, которым удалось спастись от Холокоста; их истории, так же, как история моей семьи, исходили той же болью и теми же страданиями. Мои гены были проштампованы – даже изменены, как полагают современные нейробиологи, – травмой. Я росла, окруженная аурой перенесенных мучений и страха.

А здесь, в этой книге, была описана другая история женщин военного времени, и она меня ошеломила. Здесь речь шла о женщинах, которые действовали с яростью и мужеством, даже с жестокостью, занимаясь контрабандой, добывая секретную информацию, устраивая диверсии и участвуя в боях; они гордились своей опасной деятельностью. Авторы этой книги не взывали к состраданию, они славили активность и бесстрашие. Женщины, зачастую умиравшие от голода и пыток, проявляли храбрость и дерзость. У некоторых из них была возможность спастись бегством, но они ее отвергли, а иные даже предпочли вернуться в это пекло и сражаться. Моя бабуля была моей героиней, но что было бы, если бы она решила рискнуть жизнью, остаться и принять участие в борьбе? Меня преследовал вопрос: как бы поступила я в подобной ситуации? Боролась бы или убежала?

Поначалу я думала, что несколько десятков женщин – бойцов движения Сопротивления, упомянутых в книге, исчерпывают их общее число. Но стоило мне углубиться в эту тему, как невероятные истории о женщинах, участвовавших в борьбе, стали появляться отовсюду: я находила их в архивах, каталогах, получала от незнакомцев истории жизни их семей по электронной почте. Я обнаружила десятки женских мемуаров, опубликованных маленькими издательствами, и сотни личных свидетельств, относящихся к периоду от 1940 года до наших дней, написанных на иврите, на польском, русском, немецком, французском, голландском, датском, греческом, итальянском и английском языках.

Ученые, изучающие трагедию Холокоста, спорили, что «можно считать» явлением еврейского Сопротивления[7]. Многие давали этому понятию самое широкое определение: любое действие, утверждающее человеческое достоинство еврея, любое персональное или коллективное действие, даже непреднамеренное, которое отрицает политику и идеологию нацизма – пусть это будет даже просто сохранение собственной жизни. Другие считали, что такое слишком общее определение умаляет заслугу тех, кто рисковал жизнью, активно противодействуя режиму, и что есть разница между сопротивлением и сопротивляемостью.

Проявления непокорности в среде польских евреек – мои изыскания сосредоточивались на Польше – имели очень широкий диапазон: от изощренно продуманных и тщательно распланированных операций, вроде накопления большого количества динамита и устройства диверсий, до простых и непроизвольных действий, иногда напоминавших фарс, – с маскировкой, переодеваниями или когда кто-то, кусаясь и царапаясь, всего лишь вывертывался из рук фашистов. Для многих целью было – прятать евреев; для других – умереть с достоинством и передать это достоинство в наследство потомкам. В книге «Женщины в гетто» освещалась деятельность «женщин-борцов» – подпольщиц, вышедших из еврейских молодежных организаций и работавших в гетто. Эти молодые женщины были бойцами, издателями подпольных бюллетеней и социальными активистками. В частности, женщины составляли подавляющее большинство связных, или курьеров, игравших особую роль в самом сердце всех операций. Они переодевались, выдавая себя за неевреек, и перемещались между огороженной зоной гетто и остальной частью города, тайно переправляя людей, собирая информацию, перенося деньги, документы, оружие, – многое из всего этого они добывали сами.

Кроме того, еврейки убегали из гетто в леса и присоединялись к партизанским отрядам, в составе которых совершали диверсии и ходили в разведку. Случались единичные, «неорганизованные» акты сопротивления. Некоторые польские еврейки вступали в иностранные отряды Сопротивления, между тем как другие работали в польском подполье. Женщины создали сеть убежищ[8], чтобы помогать евреям прятаться и бежать. И наконец, они сопротивлялись морально, духовно, сохраняя и помогая другим сохранять свою культуру и национальную идентичность: распространяли еврейские книги, шутками подбадривали тех, кого спасали, обнимали и согревали своим теплом соседей по баракам[9], устраивали бесплатные столовые для сирот. Иногда эта деятельность была организованной, публичной, хоть и незаконной, иногда – сокровенным делом частных лиц.

Через несколько месяцев после начала своего исследования я столкнулась с тем, что обладаю настоящим сокровищем для писателя, которое в то же время представляет для него вызов: я собрала невероятных историй сопротивления больше, чем могла бы себе представить. Как мне было выбрать среди них главных героинь и уместить весь материал в одну книгу?

В конце концов я решила последовать примеру той книги, которая меня вдохновила, «Freuen in di Ghettos», в фокусе которой – женщины из молодежных организаций «Свобода» (Dror) и «Юный страж» (Hashomer Hatzair), ставшие участницами Сопротивления в гетто. Центральный и самый большой ее фрагмент написан связной, подписавшейся именем «Реня К.». Реня вызвала во мне чувство личной симпатии – не потому, что была самой известной, боевой или харизматичной, а как раз по противоположной причине. Реня не была ни идеалисткой, ни революционеркой, она была здравомыслящей девушкой из среднего класса, внезапно очутившейся в бесчеловечной ситуации, и оказалась на высоте, движимая внутренним чувством справедливости и гневом. Меня захватили ее потрясающие рассказы о тайных переходах границ, контрабандных доставках гранат, о других подробностях ее подпольной работы. В двадцатилетнем возрасте Реня описала опыт предыдущих пяти лет своей жизни в спокойно-сдержанной, раздумчивой прозе, блещущей короткими живыми характеристиками, откровенными впечатлениями и даже остроумием.

Позднее выяснилось, что очерк Рени в «Freuen in di Ghettos» – это отрывок из мемуаров[10], которые она написала по-польски и которые были изданы в 1945 году на иврите в Палестине. Ее книга стала одним из первых (некоторые считают, что самым первым[11]) «полнометражных» личных повествований о Холокосте. В 1947 году еврейское издательство, расположенное в центре Нью-Йорка, выпустило ее английскую версию[12] с предисловием знаменитого переводчика. Но вскоре после этого и сама книга, и мир, в ней описанный, канули в забвение. Ее название мелькало иногда лишь в случайных упоминаниях или в примечаниях к трудам ученых. И я решила перевести историю Рени из примечаний в основной текст, приподнять завесу над этой безымянной до поры женщиной, продемонстрировавшей поразительное мужество. Чтобы понять широту и размах женской отваги, я с головой погрузилась в ее рассказы о сопротивлении польских евреек из разных подпольных движений, выполнявших всевозможные миссии.

Еврейский фольклор изобилует историями о победах слабейшего: Давид и Голиаф, израильские рабы, добившиеся у фараона разрешения на Исход, свержение маккавеями греко-сирийского владычества.

Здесь история другая.

Сопротивление польских евреев не одержало особенно громких побед, если рассуждать в военных терминах – убитых нацистов и спасенных евреев[13].

Но усилия, которые они приложили, сопротивляясь, были больше и лучше организованы, чем я себе могла даже представить, и конечно, они были колоссальными по сравнению с теми рассказами о Холокосте, с которыми я выросла. Вооруженные подпольные еврейские группировки действовали более чем в девяноста восточноевропейских гетто[14]. «Мелкие диверсии» и восстания имели место в Варшаве, а также в Бендзине, Вильно, Белостоке, Кракове, Львове, Ченстохове, Сосновце и Тарнове[15]. Вооруженные бойцы еврейского Сопротивления совершали побеги минимум из пяти главных концлагерей и лагерей смерти, в том числе из Освенцима, Треблинки и Собибора, а также из восемнадцати лагерей принудительного труда[16]. Тридцать тысяч евреев[17] сражались в лесных партизанских отрядах. Организованная еврейская сеть оказывала финансовую поддержку двенадцати тысячам прятавшихся евреев[18] только в Варшаве. И это не считая бесконечных примеров ежедневных актов неповиновения.

Почему, спрашивала я себя, я никогда обо всем этом не слышала? Почему я никогда не слышала о сотнях, даже тысячах еврейских женщин, которые участвовали во всех формах этого сопротивления, а иногда и возглавляли его? Почему «Freuen in di Ghettos» – название, которое почти никому ничего не говорит, вместо того чтобы входить в список классической литературы о Холокосте?

Как я убедилась, многие факторы, как личные, так и политические, повлияли на то, какими путями шло развитие знания о Холокосте. Наша коллективная память формировалась под эгидой всеобщего сопротивления Сопротивлению. Молчание – способ повлиять на восприятие и переориентировать власть, и оно по-разному десятилетиями действовало в Польше, Израиле и Северной Америке. Молчание – также средство для того, чтобы справиться и жить дальше.

Но даже когда рассказчики шли против течения и публиковали истории о Сопротивлении, женщинам в них уделялось мало внимания[19]. В редких случаях, когда авторы все же включали женских персонажей в свои сочинения, те чаще всего изображались по известным шаблонам. В захватывающем телефильме 2001 года «Восстание» – о Варшавском гетто – женские персонажи присутствуют, но в классически искаженном виде. Большей частью это второстепенные действующие лица, «подруги» героев. Единственная активно действующая женщина в фильме – Тося Альтман, и хотя показано, как она бесстрашно перевозит оружие для подпольщиков, сама она изображена как красивая робкая девушка, заботящаяся о своем больном отце, со всегда широко открытыми наивными глазами и кроткой речью, девушка, которую просто подхватило общим вихрем Сопротивления. На самом деле Тося была одним из лидеров «Юного стража», молодежного движения, существовавшего еще до войны; ее биограф подчеркивает, что она пользовалась репутацией энергичной, «эффектной» и «дерзкой девушки»[20]. Переписав ее биографию, авторы фильма не просто исказили ее характер, но и стерли, словно ластиком с бумаги, целый мир еврейского женского образования, воспитания и труда, который сформировал Тосю.

Нет нужды говорить, что еврейское сопротивление нацистам в Польше не являлось радикальной сугубо женской, так сказать, феминистской миссией. Мужчины были бойцами, лидерами и военными командирами. Но благодаря принадлежности к женскому полу и умению маскировать свое еврейство женщины уникально подходили для некоторых важнейших и опасных для жизни заданий, в особенности для роли связных. Как сказала участница Сопротивления Хайка Гроссман: «Еврейские девчонки были главным нервом движения»[21].

Знаменитый летописец Варшавского гетто Эммануэль Рингельблюм писал о девушках-связных того времени: «Без звука, без малейших колебаний они брали на себя и выполняли самые опасные задания… Сколько раз смотрели они в глаза смерти!.. Деяния еврейских женщин станут славной страницей в истории еврейства времен нынешней войны»[22].

Тогда, в 1946 году, единственной целью «Freuen in di Ghettos» было рассказать американским евреям о невероятных усилиях еврейских женщин из гетто. Авторы книги просто хотели, чтобы имена этих женщин стали известны всем читателям, предполагая, что будущие историки их увековечат. Ружка Корчак написала: эти истории участия еврейских женщин в Сопротивлении являются «нашим великим национальным достоянием» и должны стать существенной частью еврейского фольклора[23].

Но и семьдесят пять лет спустя их героини по-прежнему остаются безвестными, а страницы о них в книге вечной памяти[24] ненаписанными.

Так было до сих пор.