Глава 9

Корали удался ее план — она разделась в темноте за закрытой дверью. Лежа в постели, глядя через открытые окна в звездное небо, она пыталась понять всю свою жизнь.

Никогда она не сталкивалась с тем, с чем пришлось столкнуться сегодня вечером. Всегда, сколько она себя помнила, она была недовольна собой и своей жизнью и очень несчастлива. Она не была ни к чему привязана, ничем не была занята и заботилась только о себе. Но ей никогда не приходило в голову винить в этом себя. Ей казалось, что над ней тяготеет какая-то злая сила, воля других людей, которые не желают делать так, как она хочет, и в этом видела причину своего недовольства. Она возмущалась, злилась, но не знала, как избавиться от этого. Даже пыталась возложить вину за это на свою непутевую ленивую мамашу, но это не приносило облегчения. За всю жизнь Корали никогда никого не любила. Ну, может быть, в детстве собаку или котенка. И она не чувствовала, чтобы ее кто-нибудь любил. Она считала, что в любви надо стараться как можно меньше дать и как можно больше получить.

Но теперь перед ней вдруг открылась другая любовь — наверное, это и есть Божия любовь? Все это противоречило ее жизненному опыту, было необычно и странно. Это был редкостный дар. Это делало лица людей другими, вот как у ее брата и этого его приятеля, Брюса. Любовь могла быть нежной, бескорыстной, драгоценной. Она видела это в глазах Брюса. Она почувствовала это в прикосновении его руки, когда он коснулся ее плеча в порыве искреннего сочувствия. Это было не плотское желание, нет, это было нечто совсем другое, духовное, хотя Корали раньше не разбирала, что плоть и дух представляют собой разные вещи. Теперь она хотя бы смутно чувствовала это и догадывалась, что и другим это знакомо.

Например, вот семейство Шеннонов, отец, мать и все дети. Они все испытывали друг к другу такую любовь. И не потому, что кто-то из них хотел получить что-то от другого, а просто потому, что каждый был дорог другому ради него самого. Именно такой любви она была лишена и именно к ней тянулась всю жизнь, вслепую пытаясь нащупать, отыскать ее. Надеясь, что где-то, когда-то встретит ее. Однако эти ее стремления были такими неясными, что рождали в душе только смущение и беспокойство.

Корали не верила, что любовь можно найти в браке, из-за примера матери, но, увидев в доме Шеннонов немолодых, давно женатых людей, которые любили друг друга по-прежнему, совершенно изменила свое мнение. Эти двое, казалось, могли пройти плечом к плечу любые жизненные испытания, трудности, неустройства, и при этом сохранить нежные отношения, и все так же смотреть друг на друга взором, исполненным любви и чуть ли не обожания. Ах, выйти замуж вот так, когда тебя любят больше жизни, это было прекрасно, об этом можно было только мечтать!

И совсем другое дело — тут она невольно вздрогнула — выйти за такого пройдоху, как Эррол Хант!.. Вот где, наверное, сущий ад!

До нее невнятно доносились из гостиной крики гостей. Она знала, судя по их пьяным голосам, какой у него сейчас вид.

Тут она услышала, как кто-то зовет ее, громко и требовательно выкрикивая ее имя. — Ка-а-р'нна! Ка-а-р'нна! Эй, Ринни, детка, где же ты? П-а-а-чему ты не идешь, ка-а-гда я тебя зову?

Она задрожала и плотнее закуталась в одеяло. Если бы она сейчас была там, с ними, он непременно уже полез бы к ней самым непристойным образом. Стал бы обнимать, пытаясь поцеловать противными губами. Она почти чувствовала его дыхание, запах ликера и табака. Однажды он попытался полезть к ней, когда был сильно пьян, а она не успела еще выпить ни капли. Ее до сих пор бросало в горячую дрожь при воспоминании об этом. Может быть, он часто целовал ее, когда она была пьяна, а она этого даже не помнит. Но сейчас Корали переполняло отвращение к самой себе — как можно было так напиться, чтобы принимать его ухаживания! Господи, как она его ненавидела!

Издалека его голос доносился из-за двери и наконец стих. Потом снова послышался и зазвучал почти около ее комнаты. Корали слышала, как Эррол, спотыкаясь, идет по коридору. Он начал ломиться плечом в ее комнату, и сердце застыло у нее в груди. Хотя она знала, что дверь прочно заперта на замок и он не сможет ворваться, девушка дрожала от головы до пят и едва смела перевести дыхание.

— К'рин! К'рин! Д'вай иди с'да! Идем танцевать. Фа-ла-ла! У меня с собой бутылочка виски. Специально для тебя! Что ты не идешь? А я вот женюсь на тебе, если выйдешь ко мне сейчас! Прямо сейчас и женюсь!

Он едва ворочал языком и, наконец вдоволь настучавшись, ощупью двинулся обратно. Корали слышала, как он шатался и с ругательствами брел дальше.

Только спустя несколько минут она перевела дыхание. Корали вся похолодела от невыносимого ужаса и гадливости. Как она жалела, что не может сейчас пробраться к телефону, позвонить брату и попросить у него убежища. Она знала, что они примчатся тотчас же, любой из них. А раньше всех, конечно, Брюс, ну и Дан. Они проявили к ней такую заботу и внимание, каких она до сих пор ни в ком не встречала.

Но она не смела выйти из комнаты. Гости услышат, что она говорит по телефону, узнают, что она здесь, ворвутся в комнату, не выпустят из квартиры.

Кроме того, Корали сгорела бы от стыда, если бы Брюс и Дан увидели, что происходит у них в квартире. Пьяный содом! Она не могла позволить им увидеть мать в таком виде. Особенно тяжело это было бы для Дана. Несмотря на все, что он вытерпел от нее, все же сохранял какой-то идеальный образ материнства, и Корали не хотелось разочаровать его окончательно. А завтра она улизнет из дома и куда-нибудь скроется, чтобы никогда больше не подвергаться такому унижению и стыду.

Но куда ей идти? Лиза по-прежнему будет пользоваться ее деньгами — она умела подделывать подпись Корали, так что довольно скоро от них ничего не останется. А что ей делать без денег?

Конечно, она может поступить так, как другие, — найти работу. Но что она умеет? Ее ведь никогда ничему не учили. Она даже шить не умела. Может быть, она сможет устроиться секретаршей, но Лиза на это ни за что не согласится. Разумеется, можно попробовать себя манекенщицей. Но Лиза и против этого будет возражать. Значит, если она решится на что-то подобное, придется уехать из города. Впрочем, это не поможет — раньше или позже Лиза выведает, где она, и Корали потеряет любую работу. Но если она останется с матерью, это неизбежно означает, что ей придется выйти за урода Эррола. Нет уж, этого она не сделает ни за что, лучше утопиться.

Так она лежала без сна, размышляя, вздрагивая и мучаясь. Ей было горестно и одиноко. Потом стало страшно — а что сказали бы Шенноны, если бы узнали, какие муки она сейчас переживает? А что подумал бы о ней этот милый рыжий Брюс Карбери? Наверняка что-нибудь предпринял бы, чтобы спасти ее. Да, он не остался бы в стороне, это уж точно. Но Корали знала наверняка — она скорее умрет, чем расскажет ему об этом. Она никогда потом не посмеет посмотреть ему в глаза.

Дан, конечно, тоже попытается чем-нибудь помочь, в нем она не сомневалась. Но опять-таки ему Корали тоже не может поведать о своем позоре. Придется нести всю тяжесть в одиночку. Впрочем, теперь перед ней открылся другой путь, другая жизнь, непохожая на ту, к которой она привыкла. Трудно было сейчас сказать, насколько она понравится Корали, но по крайней мере на первый взгляд этот новый мир казался притягательным и светлым. Все эти люди были как будто вполне спокойны и счастливы. Как она ни старалась припомнить, перебирая в памяти всех своих друзей и знакомых, ни у кого из них не было таких сияющих глаз. Да, эти ее новые знакомые были все как один сияющими и нежными — вот как бы она это назвала.

Ну почему Корали не родилась, как другие дети, у порядочных, добрых родителей, в уютном доме? Почему у нее в детстве не было старшего брата, такого, как Дан, и такого друга, как Брюс, и она не жила нормальной жизнью? Почему она только и знала, что попойки и вечеринки и кидалась в разные безумства?

Она чувствовала, как в сердце нарастает отвращение к прежней жизни. Корали казалось, что ее бросили на дно глубокой зловонной ямы и она никак не может выбраться наверх, туда, где воздух чище. Она старалась, сдерживала дыхание, сколько хватало сил, но чувствовала, что задыхается, гибнет.

И вдруг — будто свежим воздухом подуло на нее с каких-то нездешних высот, и в памяти эхом прозвучал голос брата:

Нет душе моей отрады,

Но Его любовь сильна...

Да, она точно помнила, в его песне была такая строчка, потом мелодия подсказала еще несколько фраз. «Пали цепи и ограды». Эти слова зазвенели в ее сердце, пронизали насквозь и коснулись самой глубины ее существа, где затаились одиночество, ужас, тоска и страх перед жизнью.

И вдруг песня будто очистила воздух вокруг, и Корали стало легче дышать. «Свет Его любви со мной!» Ах! А ее Он может любить так же? Сможет ли она найти выход из своего положения?

— О, Иисус, Иисус! Где ты? — Робкая, слабая молитва, одинокое, несчастное сердце обращалось ввысь, даже не зная еще, что это молитва!


Дан и Брюс молча брели по улице. Дан грустно сказал:

— Ну вот, ты сам все видел! Как думаешь — есть хоть какая-то надежда? Стоило мне приезжать сюда?

— Да! — горячо ответил Брюс зазвеневшим от волнения голосом. — Я рад, что ты приехал. Она искренне потрясена твоей песней. И вообще этот вечер произвел на нее сильное действие.

— Ну, может быть, — так же печально согласился Дан. — Но это просто из-за новизны, потому что она раньше такого не видела, тебе не кажется?

— Необязательно, — возразил Брюс. — Мне кажется, Святой Дух коснулся ее.

— Ну, все равно, все это рассеется, как только она вернется к своим. — Дан говорил грустным, отрешенным голосом.

— Она сказала, что сегодня к ним не пойдет. А мы с тобой пойдем и помолимся за нее дома!

— Да, — кивнул Дан. — Конечно. Бог может сделать то, что нам не под силу. Но вообще, если задуматься, удивительно, что она появилась как раз, когда мы говорили о ней и собирались идти на миссионерское собрание. Как думаешь?

— Да, удивительно. Я тогда сразу понял, что это Божий промысел. Только не надо разбирать его по частям и удивляться. Просто порадуйся, что у нас такой замечательный Бог, который не скупится на чудеса. Мне показалось, сегодняшний вечер что-то затронул в ее душе. Прежде всего, конечно, это ты, ну, и собрание тоже. А потом еще Шенноны. Вообще они замечательные люди.

— Правда? А как ты считаешь, что они подумали о моей сестре?

— Думаю, решили, что она нуждается в спасении. Кирк всегда в поисках заблудших душ. Впрочем, у него такая прекрасная семья, и сам он отличный парень. Хорошо все-таки, когда растешь в такой семье.

— Еще бы! — согласился Дан. — И сестры у Кирка тоже чудесные, правда? Та девушка, например, которая играла на фортепиано, у нее такая тонкая натура.

— Да, под такое сопровождение даже камень запел бы. Я чувствовал, как мы все отлично слились, когда пели втроем. Честно говоря, мне нравится петь с тобой и Кирком! Мне даже начинает казаться, что у меня тоже есть голос.

— Да ладно тебе скромничать, — усмехнулся Дан. — Кстати, как ее зовут, не знаешь? Я прослушал.

— Валери, кажется. А что она сказала про твой голос, кстати говоря? — спросил Брюс.

— А... не помню, кажется, она ничего такого не говорила, — рассмеялся Дан. — Нет, правда, она очень милая девушка, и, главное, Кирк такой молодец, что привлекает своих к работе в миссии. Хорошо, что они помогают друг другу. Знаешь, я сегодня весь вечер думал — жалко, что отец не был с ними знаком.

— Ничего, он еще его узнает как-нибудь! Мы все, рано или поздно, сольемся в одну семью у Бога и станем с Ним одно, правда ведь?

Так они шли и разговаривали, перебирая события вечера, и только когда пришли домой, Брюс пересказал Дану свой разговор с Корали.

— Да ты что, это же просто здорово! — воскликнул тот с воодушевлением. — Спасибо тебе, что не стал ворчать, что сестра пришла и испортила нам весь вечер. Боюсь, если я останусь в Нью-Йорке, она еще не раз нарушит наши планы.

— Дан, я ничего не имею против, — ответил его приятель. — Я всегда рад тому, что посылает Господь, это гораздо важнее моих собственных планов. Но я тебе говорю, сегодня я правда прекрасно провел время! А эта твоя сестренка очень даже интересная. Тебе имеет смысл познакомиться с ней поближе, и сам это поймешь. Конечно, она еще не может общаться с тобой на одном языке, но она не так безнадежна, как тебе кажется.

— Спасибо тебе, Брюс. Мне так важна твоя поддержка. Я что-то совсем пал духом из-за нее. А что касается матери, тут я вообще не знаю, что делать.

— Ну вот видишь, она тебя сама зовет, хочет поговорить — это не вселяет в тебя надежду?

— О нет, боюсь, радоваться тут нечему, старина. Ты не представляешь, какое она произвела на меня впечатление. Она так очерствела, что даже любовь Бога для нее пустой звук. Может быть, конечно, я предубежден — не знаю, но мне показалось, что она была скорее напугана моим появлением. Я видел, что она сразу узнала меня, я ведь похож на отца. Но когда она на меня смотрела, я почувствовал, что для нее я скорее жуткое привидение. Как будто тогда, много лет назад, когда она нас бросила, она вычеркнула нас из памяти, из сердца, убила нас в себе, и я был ей страшен, как зловещий призрак прошлого, в ней ни капли раскаяния в том, что она ушла от отца. Он давно уже умер для нее, а я только напомнил о том, о чем она не хотела вспоминать. Правда, она признала, что он был «очень мил», как она выразилась, однако это не помешало ей забыть его. Мне кажется, сейчас я стал ее презирать еще больше, чем до встречи. Ее любил мой чудесный отец, а она растоптала все — нет, это непростительно!

— Да. Многие люди так поступают с любовью Господа. Да, пожалуй. Но знаешь, Брюс, от этого у меня такое чувство безнадежности, что кажется, и сестра точно такая же.

— О нет, я в это не верю! — воскликнул Брюс с неожиданной горячностью. — Может быть, она пошла в твоего отца. Внешне она на него очень похожа! И кроме того, она же твоя сестра, и мы все равно будем за нее молиться! Я ей обещал.

— Да, — сказал Дан. — Конечно, я и за мать буду молиться всем сердцем, но Бог пока еще не дал мне знака, что что-то может ее изменить. А знаешь, в общем, я рад, что приехал. Завтра прямо с утра пойду к тому издателю, и тогда станет ясно, что делать дальше. А если там работы не найдется, я могу пока ходить к Кирку по вечерам и помогать ему, петь гимны. Он мне сам сказал, что ему очень нужен поющий человек.

— Вот, совсем другое дело! — обрадовался Брюс. — Давно пора взбодриться! У нас величайший Бог, и Он дает нам возможность участвовать в Его планах.

Они поднялись к себе и стали молиться за Корали.

А в то время, как они, преклонив колена, просили за нее Бога, Корали лежала в постели, сама поражаясь своим непривычным, непрошеным мыслям.

В гостиной их роскошной квартиры продолжалось веселье, Лиза уже забыла, что у нее вообще есть дочь, разве что кто-нибудь из гостей спрашивал о ней да Эррол Хант иногда отправлялся нетвердым шагом на поиски и каждый раз, возвращаясь ни с чем, напивался еще больше. Так прошла вся ночь.

Загрузка...