Светильник фараона

Керен Певзнер Светильник фараона

С профессором Алоном Розенталем я была знакома давно. Одно время посещала семинар по социологии, который он блистательно вел, и тщательно записывала его высказывания о противостоянии в израильском обществе между религиозными и светскими, старожилами и новоприбывшими, сионистами и космополитами, евреями и арабами. Да и внутри самих евреев существовали противоречия между европейцами — ашкеназами и сефардами — выходцами из стран Магриба.

Представляя себе, в каком бурлящем плавильном котле под названием «Государство Израиль» мы все находимся, я удивлялась, как еще этот котел не взорвался от переизбытка давления.

Однажды профессор нарисовал на доске шкалу, на которой обозначил рост религиозности: от группы хананеев-атеистов, запрещавших называть себя иудеями, через светских израильтян, через тех, кто соблюдает кошерность и молится по праздникам в синагоге, к ортодоксам с пейсами и в черных лапсердаках, не признающих государство Израиль как светское и богопротивное.

— Определите свое положение на этой шкале, — предложил нам Розенталь.

Большинство участников семинара остановилось на середине шкалы с небольшим разбросом влево и вправо. Все они уважали религиозные традиции, но без особого как пиетета, так и фанатизма. Я же уверенно ткнула пальцем в левый край. Профессор не удивился.

— Объясните свое решение, — попросил он.

— Я атеистка, — ответила я.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул он и тут же задал вопрос: «У вас есть дети?»

— Да, дочь Даша.

— Она изучает в школе ТАНАХ?[1]

— Конечно.

— И вы не препятствуете изучению?

— Нет, зачем же, — удивилась я. — Разве плохо знать историю?

— Ваша дочь была когда-нибудь в синагоге?

Я утвердительно кивнула и проглотила смешок, вспомнив Мордюкову в «Бриллиантовой руке»: «И я не удивлюсь, если ваш муж тайно посещает синагогу». Последнее слово вездесущие цензоры заменили на «любовницу», умалив при этом достоинство фразы.

— Она знает какие-нибудь молитвы? — продолжал допытываться профессор?

— Да.

— У вас в доме справляют еврейский новый год?

— Да, — я вдруг ощутила себя женой раввина в парике и юбке до пят, попавшей под влияние коммивояжера, начитавшегося Карнеги.

— Вы не экстремистка, — подытожил Розенталь.

— А кто?

— Либерал.

Ассоциативное мышление услужливо преподнесло мне Жириновского со стаканом израильского апельсинового сока, и круглый значок на груди девушки, участвующей в тель-авивском параде любви гомосексуалистов и лесбиянок. На значке крупными буквами было начертано: «Я либеральная».

По хребту пробежал холодок. Меня передернуло. Но вовремя прозвеневший звонок дал мне прийти в себя. Выйдя в коридор, я налила себе стакан чаю и уселась в уголке.

— Кто-то из великих сказал, — продолжил профессор, выйдя вслед за слушателями из аудитории: — Если бы бога не было, его следовало бы выдумать.

— Вольтер, — машинально произнесла я.

— Точно! — он посмотрел на меня с интересом. — Как вас зовут?

— Валерия Вишневская, — и, чтобы пресечь дальнейшие распросы, скороговоркой произнесла: — Мне тридцать семь лет, у меня пятнадцатилетняя дочь и работаю в конторе по переводам.

— Про дочь я уже знаю, — улыбнулся он, — а вот с возрастом вы поспешили. Женщина, способная открыть, сколько ей лет, способна на все. Автора этого изречения я помню. Оскар Уальд.

— Предрассудки, — отмахнулась я.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — Давайте продолжим наш разговор в более удобное время. Перемена кончается, и нужно возвращаться в класс.

С тех пор завязалась моя дружба с седовласым профессором. Мы с Дашкой нередко навещали его гостеприимный дом, его жена Сара кормила нас вкуснейшими бурекасами[2] с кунжутом, и мы говорили обо всем: о политике, положении женщин, о зарождении жизни на земле и даже об инопланетянах. Разговаривать с Розенталем было безумно интересно, но, к сожалению, такие встречи выпадали редко — профессор почти всегда возвращался домой поздно. Лекции в иерусалимском университете продолжались до десяти часов вечера.

У профессора имелось хобби — египтология. Поэтому дом заполняли бесчисленные книги и манускрипты по теме Древнего Египта. Полки украшали черепки и изящные статуэтки, вывезенные Розенталем из Долины Царей, а в углу гостиной стояла деревянная статуя песьеголового бога Анубиса величиной в человеческий рост. Особенно профессор интересовался периодом царствования фараона Аменхотепа IV, поменявшего впоследствии имя на Эхнатона, и его любимой жены Нефертити. Об этой паре Алон Розенталь мог говорить часами, описывая их привычки, дворцовые обычаи, этикет так, будто сам присутствовал при этом. Мы с дочерью слушали его, не замечая, как пролетает время.

Вчера он позвонил и сообщил:

— Валерия, я переезжаю на новую квартиру. Мы купили виллу в Барнеа.

— Поздравляю. Сара рада?

— Сара хлопочет — пакует вещи. А я, собственно, вот зачем звоню: хочу предложить вам некоторые книги, которые у меня оказались в двойном экземпляре. Не хотите? В крайнем случае их можно будет отдать в городскую библиотеку.

— Обязательно приду, спасибо, Алон! Когда заглянуть?

— Вот завтра с утра и приходите. Приедет бригада грузчиков, заодно и книги в вашу машину погрузят. Не таскать же самой.

— Договорились.

Даша сидела перед компьютером и сосредоточенно молотила по клавишам.

— Чем занимаешься, дочь наша? — я потрепала ее по макушке и принялась стаскивать туфли.

— Реферат по биологии пишу.

— Тема?

— Симбиоз в животном и растительном мире.

— Симбиоз — это хорошо, — машинально проговорила я, думая о своем. — Симбиоз — это славно. Рыбки акуле зубы чистят, рак актинию на горбу таскает. А вот у нас с тобой симбиоз или что?

— Ну… Наверное… — нерешительно ответила она.

— Тогда почему посуда не мытая? Давай заканчивай свой реферат и займись тем, чем тебе по симбиозу полагается.

— А говорила, что хорошо, — надулась Дашка, но на кухню все-таки пошла.

Я опустилась в кресло и вытянула ноги. С кухни доносился плеск и звяканье чашек.

— Мам, тебе какая-то женщина звонила.

— Ты спросила, кто это?

— Да, но она не ответила, сказала, что у нее срочное дело.

— А почему не в контору? Ты дала ей телефон?

— Да, но она сказала, что знает его, а тебя там нет.

— Когда это было?

— Полчаса назад.

Вот чего я не люблю, так это когда по рабочим делам мне звонят домой. У меня есть приемные часы, на двери висит табличка: «Валерия Вишневская. Переводы, нотариальные услуги. Прием с 9.00 до 16.00», так зачем надо в дом ломиться?

Словно услышав мое недовольство телефон зазвонил, настойчиво и требовательно.

— Я слушаю.

— Добрый вечер, — послышался в трубке нерешительный женский голос, это Валерия?

— Да, это я.

— Меня зовут Ирина Малышева. Скажите, я могла бы с вами посоветоваться?

— Простите, но советы я даю только в рабочее время.

— Это очень важно!

— Повторяю: я вас выслушаю, но только у себя в конторе. Приходите завтра утром к девяти. И, пожалуйста, не опаздывайте, я должна сразу же уходить, меня ждут в другом месте, — я вспомнила, что обещала Розенталю прийти и забрать книги. — Всего хорошего.

Я поспешно положила трубку, не желая слушать просьб и молений. В конце-концов, я не давала клятву Гиппократа. И какие-такие особенные советы может дать переводчик и помощник нотариуса? Разве что по правилам ивритской грамматики…

— Дарья, я завтра к Розенталям еду! — крикнула я. — Алон мне книги отдает, он переезжает, виллу купил.

— Хорошо ему, — вздохнула моя дочь. — Когда же мы купим?

— Когда ты профессором станешь, — я поцеловала ее в макушку. — А ты станешь, в этом я ничуть не сомневаюсь!

— Типичная еврейская мамочка, — Дашка пожала плечами и, сев за компьютер, принялась снова барабанить по клавишам. У нее с этой адской машинкой был полный симбиоз.

Когда я открывала дверь конторы, то увидела в коридоре ожидающую меня женщину.

— Ирина? — спросила я. Она кивнула. — Заходите, присаживайтесь.

Она вошла и я сразу увидела, какая это красивая женщина. Пышные волосы пепельного оттенка до плеч, серые глаза, пухлые губы придавали ей особое обаяние. Даже небольшой курносый нос не портил общего впечатления. Одета она была в джинсы, облегающие ее крепкие бедра, и белую футболку со значком-крокодильчиком на груди. На вид ей было около двадцати восьми лет, но этот наряд делал ее моложе.

Кончик носа у нее покраснел, а глаза припухли, выдавая бессонную ночь и размышления.

— Слушаю вас, — сказала, усаживаясь. — Чем могу быть полезна.

— Меня интересуют законы Израиля о наследстве, — ответила она.

— Это слишком общая тема, может быть, вы расскажете, что именно вас волнует? — предложила я. — Мне было бы легче тогда посоветовать вам что-либо дельное.

Она кивнула, всхлипнула и начала свой рассказ.

Ирочка Малышева родилась в простой семье в Ростове-на-Дону. Ее отец работал на заводе механиком, мать — поварихой в профсоюзной закрытой столовой, и Ирочка была единственным ребенком, желанным и ненаглядным. Ее воспитанием занималась бабушка, которая читала ей книжки, водила на кружки и встречала после школы — у родителей, как водится, не было времени.

В кружке рисования Ирочка познакомилась с Леной Гуревич, тоненькой, худенькой девочкой, похожей на мышонка. Ее родители были инженерами, пропадали с утра до вечера на работе, а бабушки жили в других городах — родители Лены приехали в Ростов по распределению. Поэтому девочка с малых лет стала очень самостоятельной. На фоне крепкой, широкой в кости Ирочки, Лена выглядела совсем маленькой и невзрачной: волосики неопределенного пегого цвета, острый носик, бесцветные глазки.

Но такая разница во внешности не помешала девочкам подружиться. Ирочка была доброй девочкой, а Лена — умной и цепкой: она всегда знала, что надо делать и говорить, и щедро делилась советами с подружкой. За это Ирочка ее обожала, подкармливала разными вкусностями, приносимыми матерью с работы, и ходила за ней хвостом. А когда родители Лены переехали в район, где жила Ирочка, и Лена пошла в тот же класс, то подруги стали неразлучны.

Прошло время, девочки выросли. За Ирой всегда увивалось много поклонников, на дискотеках и вечерах она была нарасхват: высокая, с налитой фигурой, вскормленной на профсоюзных харчах, бойкая на язык. А Лене с парнями не везло: она носила очки и часто пропадала в библиотеке, пока Ира не приходила и не вытаскивала ее погулять с ней и ее кавалерами — у Ирочки было доброе сердце.

Неожиданно для всех Ира выскочила замуж. Ей только исполнилось девятнадцать лет. Учиться она не хотела, работала секретаршей в доме железнодорожника и работой тяготилась. Поэтому когда симпатичный парень по имени Марик, черноволосый и кудрявый, сделал ей предложение, то прежде всего Ирочка побежала советоваться к Лене. Та парня одобрила и пожелала подруге счастливой семейной жизни. Молодые поженились, и у них родилась дочка Аня, как две капли похожая на отца. Марик был горд и носил в бумажнике фото жены и детей, которое всем показывал.

Ирина оказалась неплохой хозяйкой. На работу выходить ей совершенно не хотелось, она готовила, шила, вышивала гладью, пекла изумительные пироги и, казалось, нашла свое счастье в жизни. Лену, приходящую к ним в гости, она закармливала ватрушками и горевала, что та целыми днями пропадает на работе, а ведь молодость проходит.

Но эти встречи были нечастыми. К сожалению, Марик невзлюбил подругу жены, и Лена отвечала ему тем же, несмотря на то, что сама посоветовала Ирине выйти за него замуж.

Августовский дефолт не прошел даром для молодой семьи. Марик, имевший к тому времени небольшую фирму по торговле подержанными компьютерами, разорился в одночасье и чуть было не наложил на себя руки: он взял большой долларовый кредит, а отдавать пришлось в несколько раз больше Ушло все: и купленная квартира, и машина «Нива», и склад компьютеров. Супруги остались ни с чем.

И тут снова на помощь пришла Лена. Как-то, навестив подругу и увидев Марика, лежащего на диване, она сказала: «Послушайте, ребята, а почему бы вам не уехать в Израиль? У Марка мама еврейка, этого достаточно, чтобы вся семья переехала. Что вам тут мыкаться? Собирайте вещи и вперед!»

Марик запротестовал, а Ирина восприняла слова подруги за приказ к действию: принялась бегать в Сохнут, собирать документы, даже пыталась найти еврейские корни в своей родословной, но не нашла. И хотя она убедилась, что не была еврейкой ни с какой стороны, она с воодушевлением старалась спасти семью и поднять настроение мужу.

Жарким сентябрьским днем, аккурат на праздник Рош А-Шана — еврейский новый год, семья новоиспеченных репатриантов приземлилась в аэропорту «Бен-Гурион», а оттуда была направлена в Ашкелон, в центр абсорбции под названием «Каланит», что в переводе с иврита означало «Лютик», но об этом вряд ли догадывался любой из живущих там.

Анечка начала ходить в садик, Ирина посещала курсы иврита, и только Марик лежал на бесплатной кровати и смотрел уже не в ростовский, а в ашкелонский потолок.

Дальше стало еще хуже: Марик принялся поколачивать жену, заявляя, что она шикса[3], что он ее выгонит со святой земли, отберет ребенка и чтобы она не задавалась. Ирина молчала, стиснув зубы, и только успокаивала плачущую Анечку.

А в один из дней Марик исчез. Ирина искала его по всему городу, звонила в больницу, в полицию, но он сам позвонил через несколько дней и сказал, что она ему надоела, что он уехал в центр — в Тель-Авив, так как в этой глуши можно сдохнуть, и если она хочет, то может подавать на развод, он с ней больше жить не будет, так как нашел себе не какую-нибудь шиксу, а настоящую, кошерную еврейку.

Развод занял два года. Это евреев разводят в раввинате — по старинным законам, но быстро. А если супруги принадлежат к разным конфессиям, то все, пиши пропало — только верховный суд имеет право решать, разводиться им или нет. Вот поэтому процесс и затянулся на такой долгий срок.

Еще до получения официального свидетельства Ирина познакомилась с мужчиной, старше ее лет на семь. Его звали Вадимом, фамилия — Воловик, он был бывшим афганцем и приехал в Израиль на год раньше ее. Они стали жить вместе — сняли квартиру в небогатом районе, маленькая Анечка, не помнившая отца, называла Вадима папой, и вроде, жизнь вновь покатилась по накатанной колее. Вадим работал шофером по перевозкам, Ирина — укладчицей товара в супермаркете, на жизнь им хватало, и при разговорах со знакомыми они называли друг друга мужем и женой, хотя официально еще не зарегистрировались.

Однажды Ирина получила письмо от Лены. Та писала, что собрала документы и собирается репатриироваться в Израиль. Она просит приютить ее на первое время, пока она не снимет себе квартиру.

Ирина обрадовалась закадычной подруге и написала ей, что та может приехать, остановиться и жить у них сколько захочет — места хватит, есть даже отдельная комната.

Елена Гуревич прилетела в Израиль через два месяца. Вадим с Ирой даже отпросились с работы, чтобы поехать в аэропорт и встретить ее, хотя это было совершенно напрасно: каждого репатрианта отвозят бесплатно на такси по адресу, который он укажет.

Когда Лена вышла в зал с фонтанчиками, где ожидали прибывших, Ира поразилась переменам, произошедшим с подругой: к ним навстречу шла изящная дама с модной стрижкой. Волосы уже не были тускломышиного цвета, а преобрели богатый каштановый оттенок. Строгий деловой костюм не помялся при перелете, а ухоженные руки украшал маникюр пастельных тонов. Даже очки, которые Лена носила с детства, изменились. Теперь, вместо тяжелых «консерв», уродующих нежное лицо, молодую женщину украшали стекла в тонкой золотой оправе.

— Лена, неужели это ты! Похорошела, просто красавицей стала! — кинулась ей навстречу Ирина. Она немного покривила душой: красавицей Елена так и не стала, но зато в ней появился определенный шарм и умение подать себя. Ирина даже пожалела слегка, что пригласила незамужнюю подругу пожить у них в доме, но потом мысленно отругала себя: разве ж так можно, это ее единственный, близкий с детства человек, и надо радоваться за нее, а не бояться последствий.

Вынесли багаж. У Лены оказалось три добротных чемодана из натуральной кожи, и когда Вадим поднял их, то подивился немалому весу. «Что в них, кирпичи?», — спросил он. «Книги», — ответила Елена. «Ну, мать, ты в своем репертуаре! — хохотнула Ирина. — Сколько тебя знаю, ты с головой в книги зарывалась». Губы подруги досадливо дернулись, но Ирине это могло и показаться.

По дороге выяснилось, что Лена свободно говорит на иврите — училась в Ростове на частных курсах, и поэтому ей не нужно здесь посещать государственную студию для изучения языка. Это давало ей преимущество во времени в поисках достойной работы.

Но работать на «дядю» Лена не захотела. Когда троица расположилась в уютной кухне за чашкой чая, Лена рассказала, что была в Ростове владелицей модного ресторана «Лето», отличавшегося изысканной кухней и оригинальным интерьером. Дела шли хорошо, пока ее не охватила «охота к перемене мест». Тогда она продала ресторан за солидную сумму и решила отправиться на историческую родину. Насколько она тут застрянет — неизвестно, но почему бы и не пожить несколько лет в теплом и фантастически интересном Израиле?

Вадим слушал Елену с таким неослабевающим интересом, что Ирина даже приревновала слегка. Но подруга держалась стойко: на явные комплименты не отвечала, ровно улыбалась обоим супругам и курила, небрежно стряхивая пепел в подставленную пепельницу.

Началась другая жизнь: Елена с утра исчезала, возвращалась поздно вечером и рассказывала, где она побывала, с кем встретилась, на какие темы говорила. Через неделю она купила подержанную «Тойоту» и, благо права можно было не обменивать в течение первых трех месяцев, накручивала концы по всей стране, пытаясь найти себе дело по душе. Вадим, приходя с работы, уже не валился перед телевизором на диван, а купался, переодевался в чистое и помогал Ирине готовить сытный ужин: Лена вручила подруге пару-другую сотен долларов на еду, и, хотя Ирина отнекивалась, деньги пришлись кстати. На работе сотрудницы Ирины предсказывали ей мрачное будущее, советовали гнать подругу в шею из своего дома, но Ирина отнекивалась, так как любила Елену, а потом и вовсе перестала делиться с сослуживицами своими проблемами.

Однажды, придя домой с работы немного пораньше, Ирина застала подругу в постели с Вадимом. Она не знала, как реагировать — просто села на стульчик в прихожей и устало сложила руки на коленях. Лена нисколько не смутилась.

— Не реви, подруга, — сказала она. — Дело житейское. Никто у тебя твоего мужика не отбирает. А мне надо было расслабиться после тяжелой работы. Не пойду же я в публичный дом проститута заказывать! Нет у меня на это лишнего времени. И еще, вспомни, сколько раз ты ему отказывала: то у тебя месячные, то голова болит, то на работе устала. Вадим — парень горячий, ему каждый день женщина нужна. Так что сделаем так: как жили вместе, так и будем жить, а Вадима нам с тобой на двоих хватит. Кроме того, вот что я подумала: хватит тебе гробиться в твоем супермаркете за копейки, а нашему мужчине — она так и сказала «нашему мужчине» — наживать радикулит, перевозя рабочих с завода домой и обратно. Нужно свое дело открывать, и я даже знаю, какое.

Сказано-сделано. Не прошло и месяца, как в центре города, в пешеходной зоне Мигдаль, открылось новое бюро по продаже и сдаче внаем квартир, а также агенство перевозок. Название ему дали «Воловик и Ко», ведь две подруги были полноправными членами фирмы. Совмещение маклерской конторы и перевозок было очень выгодно: захотел человек квартиру поменять, тут ему и грузчиков с машиной предлагают — ходить никуда не надо. Елена перелопачивала газеты и интернетовские сайты в поисках квартир, а Ирина сидела на приеме заказов на перевозку. Вадим ездил с клиентами, показывал им квартиры, а нанятая им крепкая четверка парней грузила мебель и холодильники.

По субботам парни приходили в гости, и Вадим тренировал их: показывал им приемы восточных единоборств, которыми увлекся сразу после возвращения из Афганистана. Тренировались мужчины обычно в палисаднике перед домом — там была площадка, покрытая керамическими плитами, и живая изгородь вокруг.

И в личной жизни наладилось. Вечером, после долгого дня работы на самих себя, семья — а это была именно семья, объединенная общими интересами, — садилась ужинать. За едой обсуждались текущие дела и последние новости, а потом Вадим выбирал одну из женщин и шел в спальню. Как-то они попробовали втроем заняться сексом, но получилась теснота и толкотня. Ирина не получила никакого удовольствия. Да и предпочтения особенного одной из дам Вадим не оказывал, ему нравились обе…

— Простите, — остановила я заговорившуюся посетительницу. — А я, собственно говоря при чем? Что-то мне непонятна цель вашего визита.

— Вот она, — спохватившись, ответила Ирина и выложила на стол какие-то бумаги.

— Что это?

— Не знаю, — она посмотрела на меня испуганно, — но там фамилии мужа и подруги, а это меня настораживает. Поэтому я и пришла. Переведите мне эти документы, я заплачу.

— С этого бы и начинали, — вздохнула я. Как все-таки трудно общаться с клиентами, которые сами не знают чего хотят. — Оставьте мне документы и приходите через три дня. Оплата постранично.

— Да вы что! — встрепенулась она. — Я же тайком вытащила их из ящика. Мне нужно немедленно положить их на место, пока Вадик и Лена не вернутся с работы. Не могу я вам оставить их на три дня. Да и перевод на бумажке мне не нужен, мне бы только понять, о чем речь. Я заплачу.

— Хорошо. Здесь два документа. Один — генеральная доверенность от Воловика к Гуревич с правом подписи. Другой…

— Подождите, я не поняла, какое право?

— Гуревич Елена имеет право распоряжаться банковским счетом Воловика Вадима, выписывать чеки, снимать и вкладывать деньги и подписывать вместо него любые документы.

— А… А как же я?

— Никак. О вас в этом документе ни слова.

— Может, во втором? — с надеждой произнесла Ирина.

— Давайте посмотрим. Итак, второй документ — это завещание, по которому все движимое и недвижимое имущество Вадима Воловика переходит к Елене Гуревич.

— Да как же это! Мы же с ним вместе горбились, зарабатывали! Машину купили для перевозок. Он дочку мою удочерить обещал. Так, стало быть, нам ничего, а ей, этой лахудре, все до копеечки? Не бывать этому! — Ирина ожесточенно рубанула воздух ребром ладони.

— Не волнуйтесь, Ирина, эти документы еще не подписаны. Право, вам лучше пойти домой и положить их на место. А вернутся ваши… друзья домой, поговорите с ними, да не так напористо, а с фактами и доводами, что вы тоже работали и зарабатывали деньги. Договорились? Не буду вас задерживать, да и мне пора уходить. Всего хорошего. Удачи вам!

Ирина заплатила, попрощалась и вышла из моего кабинета.

Схватив сумку, я выскочила из конторы и через минуту уже ехала к профессору Розенталю. Уже издалека была видна фура, в которую бравые ребята грузили мебель.

Оставив машину неподалеку, но так, чтобы не мешать выносу ящиков и коробок, я подошла поближе. Грузчики были похожи на муравьев, волокущих груз, объемом и весом превышающий их раз в пять. Ими руководил рослый светловолосый парень в комбинезоне с лямками, надетом на голое тело. Он показывал жестами, куда именно ставить мебель, чтобы до отказа заполнить просторный фургон.

На пороге показался Алон.

— О, Валерия! — воскликнул он. — Проходи, твои книги в салоне, около окна. Я уже думал, что не придешь!

— Дела задержали, — ответила я.

Куча на полу в салоне напоминала небольшой Монблан. По крайней мере, половину окна книги закрывали. Я насчитала бордовые с золотым тиснением корешки всемирной энциклопедии, шестнадцать томов комментариев к ТАНАХу, альбомы импрессионистов — короче говоря, основу для районной библиотеки среднего городка.

— Алон, — я уставилась на книги, — это что, все мне?

— Ну, да, — кивнул он.

— У меня глаза разбегаются! Куда я все это дену? У меня же квартира маленькая! — тут я вспомнила профессора Преображенского, восклицавшего во время визита Швондера: «Я один живу, р-работаю в семи комнатах и желал бы иметь восьмую. Она мне необходима под библиотеку».

— А я вам к ним шкаф подарю, — предложил Розенталь. — Вот этот.

Он показал на крепкую этажерку темного дерева.

— А знаете, я ее возьму, — решилась я. — Только как я ее домой отвезу?

— Это не беда, по дороге заедем к вам. Попросите грузчиков уложить шкаф последним.

Кивнув, я пошла к фургону и вдруг онемела, бывают же такие совпадения: на брезентовом боку было крупно выведено «Воловик и Ко». Вдобавок один из грузчиков крикнул:

— Вадька, стол заносить?

— Сюда давай, столешницу боком поставим, — Вадим стоял на краю фургона и готовился принять груз.

Я посмотрела на него повнимательнее. Вадим не производил впечатления рокового мужчины, с которым рады жить и не ссориться две женщины. Маленькая голова на сухощавом теле, оттопыренные уши, складки «жестокости» от крыльев носа к уголкам губ не придавали ему обаяния. Но грузчики признавали его старшинство и беспрекословно выполняли все указания.

В кабинете мужа хлопотала Сара. Вместе с двумя женщинами-помощницами она аккуратно снимала со стен экзотические маски, рисунки и передавала для упаковки.

— Валерия, как хорошо, что ты пришла. Пожалуйста, напиши на этих коробках крупными буквами по-русски: «Хрупкое, осторожно!», а то грузчики могут швырнуть их в кабину и разломать ценные вещи. Кстати, познакомься — Ципи, аспирантка Алона, — невысокая женщина в круглых очках улыбнулась мне, обнажив желтые зубы, — а Мириам ты уже знаешь.

Мириам, домработница Розенталей, была одета в длинную рубашку и джинсы, закатанные до икр. Она, сняв обувь, залезала на стулья и вытирала с полок пыль.

Ципи вручила мне толстый фломастер, и я принялась за работу: нарисовала рюмку, написала, что требуется, и добавила «Не кантовать!», так как с детства читала эту надпись на коробках, не понимая ее смысла.

— Красиво пишете, — услышала я над головой голос. Надо мной стоял рослый черноволосый парень и улыбался. — Вот, жду, когда закончите, чтобы забрать коробку.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Гриша.

— А остальных?

— Вот тот, с фикусом в руках, — Генка. В черной майке с нарисованным ишаком — Шмулик, а рыжий — Робка. Руководит всем Вадим, хозяин конторы. А зачем вам?

— Чтобы по именам обращаться. Не будет же воспитанный человек орать: «Эй, ты там, милейший, поди сюда!»

— Тоже верно, — он почесал в затылке.

— Вы закончили уже в остальных комнатах?

— Да, это последняя.

— Тогда зовите, Гриша, своих коллег сюда и начинайте выносить раритеты. Держать нежно.

— Ишь ты, раритеты, — хмыкнул он и вышел из комнаты, неся коробку на вытянутых руках.

Дамы следили за нашим разговором с неослабевающим вниманием, не понимая ни слова.

— Валерия, вы сказали ему, что внутри хрупкие ценные вещи, которые надо положить наверх?

— Не волнуйтесь, Сара, я все объяснила и предупредила. Этот грузчик передаст другим.

— Прошу вас, объясните вы сами, — умоляюще проговорила хозяйка. — Алон будет вне себя, если что-нибудь испортится по дороге. Он собирал эту коллекцию много лет и трясется над каждым черепком.

Мириам тяжело спрыгнула со стула:

— Сара, я все-таки пойду пригляжу за погрузкой. Не ровен час выронят.

— Хорошо, спасибо, Мириам. Мы с Ципи пока здесь побудем.

Мириам ворчала всю дорогу, спускаясь со мной по лестнице:

— Хозяин совсем ума лишился! Такие деньжищи тратит на неизвестно что. По всему миру ездит, скупает разную дребедень, а потом говорит, что это факт. Какой-такой факт? Дурят его, честное слово!

— Может, артефакт? — осторожно спросила я.

— Точно! Он самый. Трет рукавом замшелый черепок и мне показывает: «Смотри, мол, Мириам, это осколок ушедшей эпохи». А я должна сейчас приглядывать, чтобы грузчики эти осколки в пыль не растерли.

— Стойте! — закричала я грузчикам, увидев, как они швыряют мои книги в глубину фуры. — Грузите книги ко мне в машину. Их не надо везти на виллу Розенталей.

Ребята принялись переносить книги в мою «Сузуки», а я подошла к Вадиму:

— Скажите, где находится ваше агенство?

— В доме «Бейт-Гур» на Мигдале.

— Когда можно будет подойти, поговорить насчет съема квартиры? Ко мне приезжают родственники из России, хотела заранее договориться.

— Вот моя визитка, — Вадим протянул мне маленький прямоугольник. — Если меня в конторе не будет, обратитесь к Елене, она вам все объяснит.

— Это ваша жена? — я намеренно задала бестактный вопрос, желая увидеть реакцию Вадима, но он лишь невозмутимо кивнул. — Хорошо, завтра с утра я у вас.

Около моего дома груженый фургон остановился. Грузчики вытащили шкаф, несколько стопок книг в коробках, перетянутых шпагатом, внесли все в дом и запрыгнули в фургон. Парень в черной майке попросил пить, и я налила ему минералки из холодильника. А потом, расцеловавшись с Алоном, сидящим в кабине грузовика, попрощалась и крикнула Дашку, чтобы она оторвалась от компьютера и помогла мне разобрать книги.

Целый вечер мы с дочерью расставляли книги в новом шкафу. Вытаскивая на свет очередную книжку, она то ахала, то задумчиво пролистывала и вдруг сказала:

— Мам, все-таки как было тяжело людям жить в доинтернетовскую эпоху! Сейчас только набери слово в «Поиске» и получай всю информацию. А тебе, бедняжке, наверное, в книгах рыться приходилось.

— Конечно! А если дома книги не было, то и в библиотеке часами сидела. Сначала ждала полчаса, пока книгу принесут, потом выписки делала. Ручкой по бумаге, между прочим.

— А зачем столько ждать?

— Надо же было библиотекарю найти нужную книгу.

— А чего ее искать? Набрал в компьютере название в базе данных…

— Не было компьютеров. Были написанные от руки карточки. Сотни карточек, тысячи, миллионы! И перебирали их вручную!

Дашка смотрела на меня расширившимися глазами, определенно не веря тому, что я рассказываю. Нет, о том, что когда-то не было компьютеров, она знала, но не подозревала, что мне полжизни пришлось прожить в этом темном средневековье.

В дверь позвонили. Дарья бросилась открывать. На пороге стоял Денис, мой друг, любовник и просто хороший человек. Дочь тут же с порога задала ему вопрос:

— Денис, ты помнишь то время. когда компьютеров не было?

— Смутно, а что? Я тогда меньше тебя был, — эти слова меня легонько кольнули. Я до сих пор не привыкла, что Денис моложе меня на семь с половиной лет.

— И как ты жил?

— Как жил? Книжки читал, на лыжах бегал. А сейчас сижу целыми днями перед этим ящиком и пузо наращиваю.

— Представляешь, дорогой, — я подставила губы для поцелуя, — моя дочь считает, что без компьютеров жили исключительно пещерные люди, а интернет появился примерно в ту же самую эпоху, когда вымерли динозавры.

— В этом есть своя правда, — ухмыльнулся Денис. — И я представляю себе, что Дарья будет рассказывать своим внукам о том, как ей тяжело было жить в начале третьего тысячелетия.

— Интересно, и что это я такого им расскажу? Сейчас же сплошной кайф: быстрый интернет, мобильники, сто программ по телику.

— Вот об этом и расскажешь. Что телевидение и кино были плоскими, объема не было. Компьютер и телевизор были разными устройствами. Телевизор вообще показывал только по «программе». «Программа» — это не софт, а такой список — в какое время какую передачу показывают, причем другие передачи заказать нельзя. Так что, если хочешь какое-нибудь кино посмотреть или последние новости услышать, приходилось ждать нужного времени. Домохозяйки обычно ждали начала сериалов. А новости показывали все подряд — отключить ненужные и закачивать только нужные было невозможно. И остановить или повтор сделать нельзя было. Зато почти не было баннеров на экране. Но были рекламные ролики. О, какие это были рекламные ролики! — Денис потряс ногой, изображая экстаз. — Если хочешь посмотреть или послушать то, что хочешь, а не то, что в программе — нужно было использовать плейеры к телевизору или магнитолы. Музыка и видео записывались на большие блестящие диски, вся полка была завалена коробками.

Мы с Дашкой слушали, как завороженные, а Деинс продолжал:

— Да, еще были «пираты»! Они продавали задешево нелегальные записи и софт. Не с хакерских серверов, а на улицах, в киосках, где угодно. А проверки копирайта в телевизоре тогда еще не было. Зато вирусы тогда были почти безобидные. Если попал в компьютер — там и оставался, попасть в холодильник или в фен не мог. — Мы с дочерью уже корчились от смеха, а Денис невозмутимо вещал: — Народ повсеместно использовал для развлечений такие же компьютеры, что и программеры — с них в форумы ходили, в игры играли, в офисах такие же были для работы. Причем почти все компьютеры были одинакового серого цвета. Весь софт приходилось ставить самому, причем софт даже настраивать нужно было. В офисах поэтому держали специальных людей — админов. Зато можно было заходить на любые сайты, а не только на одобренные производителем.

— Расскажи об экономике, — потребовала я.

— Пожалуйста, — согласился он. — У налоговой службы не было автоматического отслеживания денег. Сумму налога нужно было самому декларировать. Многие этим пользовались. Но налоговики могли проверить, их боялись. На каждого человека была целая куча отдельных документов — паспорт, загранпаспорт (отдельный!), водительские права, пенсионное страховое свидетельство, трудовая книжка, пропуска. А в паспортах было только фото, причем плоское, сетчатку еще не записывали.

— Денис, подожди, не надо больше, — стонала я, вытирая слезы. Денис произносил эту речь с серьезным лицом, а у Дарьи в глазах светилась такая работа мысли, что на это невозможно было смотреть без смеха. — Скажи, у тебя что, машина времени сломалась? И ты у нас вынужденную посадку решил сделать?

— Угу, — кивнул он. — И если меня не покормить, то поломается не только машина времени.

— Пошли на кухню, у меня там вчерашний борщ остался. А ты сам знаешь, если любишь вчерашний борщ, то…

— Приходите завтра, — докончил Денис фразу.

За обедом я рассказала ему последние новости: о переезде профессора, о его подарке и о визите Ирины.

— А что, неплохо… — откомментировал он, глотая борщ, — «Если б я был султан…». Ты посоветуй ей проконсультироваться у адвоката. Если она живет с ним больше года, то имеет право на половину имущества.

— Другая женщина тоже с ними живет, а через год будет иметь право на другую половину. Что тогда?

— Да уж… Натворил рабби Гершом дел.

— Ты это о чем? Какой рабби Гершом? — удивилась я.

— В 997 году от рождества Христова светило еврейской ашкеназской мысли, раввин по имени Гершом издал запрет на многоженство, — объяснил Денис. — И, что самое интересное, дал этому запрету срок тысячу лет. А в 1997 году запрет кончился, теперь теоретически можно брать жену, и ни один раввин тебе слова не скажет, разве что обвинит в нарушении статуса-кво, мол, не принято.

— А про мужей более одного этот рабби ничего не говорил? — я толкнула его в бок.

— Оно тебе надо? — удивился Денис. — С нами же одна лихорадка.

— Резонно, — ответила я, а про себя подумала: чего только в жизни не бывает, и выкинула из головы эту историю о любвеобильном грузчике и его двух женах.

А на следующее утро позвонил Алон Розенталь.

— Валерия, добрый день, — произнес он обеспокоенным тоном.

— Добрый день, Алон! — ответила я. — Как вам на новом месте?

— У меня проблема: пропала коробка со светильником Эхнатона.

— Как это пропала?

— Не знаю. Все раритеты были упакованы по отдельности в небольшие коробки. Их грузили последними. Все коробки на месте, а светильника нет. Это очень ценная вещь, и мне крайне жаль, что она пропала.

— Чем я могу вам помочь? — спросила я, давя в себе недоброе чувство. Хотелось оправдываться, возмущаться, доказывать, что не верблюд, но я переборола себя.

— У меня две идеи. Первая: посмотрите среди ваших коробок с книгами, может, случайно грузчики отнесли светильник вам, а вы не заметили. А если нет, то надо встретиться с ними и поговорить. Вот тут я надеюсь на вашу помощь, Валерия, так как я сам по-русски знаю лишь «водка» и «Сталин», а их иврит несовершенен, мы можем не понять друг друга.

— Хорошо, Алон. Я сейчас проверю дома, а если нет, то поеду на Мигдаль, в агенство по перевозкам, — чуяло мое сердце, что история с Ириной просто так не кончится!

Дома, конечно, никакого светильника мы не нашли. Я обшарила все коробки, заглянула под шкаф — ничего. Пришлось ехать в агенство.

Белую надпись на синем фоне «Воловик и Ко», издали отсвечивающую патриотизмом, я заметила сразу. На фасаде замшелого здания «Бейт-Гур» она была самой новенькой и блестящей.

Когда Ирина, сидящая за столом в приемной, увидела меня, на ее лице промелькнул ярко выраженный испуг. Она даже оглянулась — не видит ли кто, что я зашла в контору.

— Добрый вечер, — поздоровалась я. — Вы одна?

— Да, — ответила она и попыталась улыбнуться. У нее это плохо получилось, и она принялась перебирать папки на столе, чтобы скрыть замешательство.

— А где Вадим?

— Он поехал по вызову. Сегодня бригада работает в Иерусалиме.

— Как мне до него дозвониться?

— Сейчас я ему наберу. А что случилось?

— Вчера он с рабочими перевозил мебель профессора Розенталя. А сегодня профессор позвонил мне и сказал, что у него пропала ценная вещь. Алон попросил меня выяснить, может, Вадиму что-либо известно о пропаже?

— Вы обвиняете наше агенство в краже? — раздался за моей спиной голос. Я обернулась. На пороге стояла худенькая молодая женщина в очках и льняном деловом костюме. Она смотрела на меня осуждающе, а я не люблю ни таких взглядов, ни такого тона.

— Представьтесь, пожалуйста. С кем имею честь? — самым ледяным тоном, на который была способна, произнесла я.

— Елена, совладелец агенства и уполномочена решать все вопросы в отсутствии Вадима, — она прошла и села за свой стол.

— Спасибо, — кивнула я, — может быть, ваша помощь мне и понадобится. Ирина любезно согласилась соединить меня напрямую с Вадимом, минуя передаточное звено.

И отвернулась от Елены. Ирина тем временем сосредоточенно тыкала в кнопки телефона.

— Нет, никто не отвечает, — сокрушенно ответила она. — Сотовый на автоответчике. Куда он мог запропаститься?

— Когда Вадим возвращается из Иерусалима? — спросила я.

— Это зависит от того, когда бригада закончит работу. Никогда не известно точное время.

— Ирина, дайте мне, пожалуйста, номер его сотового, я буду сама дозваниваться. А еще лучше, позвоните кому-нибудь из грузчиков. Если с телефоном Вадима что-то произошло, то он вполне может поговорить по другому мобильнику.

— Да, это мысль, — повеселела моя собеседница и набрала другой номер. — Алло, Гена, это ты? Привет, Ирина. Скажи, Вадик далеко? Нет? Как нет?! А где он? Уже уехал? Без него работаете? Мало осталось? Понятно. Нет, то есть ничего не понятно, но не буду мешать. Бай.

— Что случилось, Ира? — Елена пристально смотрела на нас.

— Вадик не в Иерусалиме…

— А где? Он же утром туда уехал! Вместе с ребятами!

— Гена сказал, что его там нет.

Ирина схватилась за трубку и снова принялась ожесточенно нажимать кнопки.

Я встала со стула и направилась к двери:

— Зайду к вам попозже. Мне все же надо выянить судьбу пропавшей коробки.

На улице я набрала номер Розенталя и объяснила ситуацию. Сказала, что я еще наведаюсь в агенство, так как Вадима не нашли, и что я обязательно доведу дело до конца и выясню, где коробка со светильником.

— Валерия, подождите! — ко мне бежала Ирина.

— Что с вами?

— Просто не хотела там оставаться, поэтому и вышла на улицу.

— Вы так и не нашли Вадима?

— Нет, телефон молчит, а Ленка сидит туча-тучей. Меня шпынять стала, выспрашивала, что это я вам наговорила в ее отсутствие. Ну, я сказала ей, чтобы она корчила из себя начальницу без меня. И ушла.

— Куда теперь?

— Домой пойду. Ленка вернулась, теперь моя очередь. Мы с ней попеременно в конторе сидим. Одна на работе, другая дома — очень удобно.

И мне вспомнилось: «Здравствуйте, любезная моя Катерина Матвеевна…» все же как эти штампы услужливо лезут, когда их не просят!

— Хотите, подвезу вас? Я на машине, — предложила я.

Ирина обрадовалась:

— Спасибо! Мне тут недалеко, но все равно по солнцу тащиться.

— В Ашкелоне везде недалеко, — усмехнулась я. — Садитесь.

Через пять минут мы были на месте.

— Вот наш дом, — показала Ирина, — с палисадником. Может, зайдете, чаю выпьете?

— Нет, спасибо. Лучше вот что, Ира. А вдруг ваш муж дома? Так я посижу в машине, а вы мне в любом случае махните, чтобы я знала.

— Хорошо, сейчас…

Она вышла из машины и поднялась по ступенькам.

Не прошло и минуты, как из квартиры раздался истошный вопль. На пороге показалась Ирина, глаза ее обезумели от страха, она держалась за голову.

— Что случилось? — забеспокоилась я.

— Вадим! Там… Мертвый!..

— Как это?

— В палисаднике на полу! Валерия, что делать? Кто его убил? Ведь меня обвинят!

— Почему это тебя? — я вышла из машины и пошла к ней навстречу, хотя у самой поджилки тряслись. — Где он?

— Там, за дверью.

Войдя в дом, я сразу увидела лежащего в палисаднике навзничь Вадима, одетого в черный костюм для восточных единоборств. Под головой блестела красная лужа. Ирина, опершись на косяк, кусала ладонь, чтобы не впасть в истерику.

— Ничего не трогай! Я звоню в полицию, — сказала я и набрала на телефоне 100. — Пожалуйста, приезжайте на улицу Сиван, здесь мертвый человек!

— Кто вы?

— Меня зовут Валерия Вишневская, я привезла домой хозяйку дома. Она вошла в дом и увидела его.

— Не уходите, мы выезжаем.

Полицейские приехали на двух машинах. Резко завизжали шины при торможении, где-то завыла собака. Начали собираться зеваки.

Стоя на тротуаре перед домом, я видела, как в дом заходят мужчины «при исполнении». Они зорко осматривали окрестности в надежде, что злоумышленник не убежал и стоит в толпе, дожидаясь правосудия. Один тащил аппаратуру. «Фотограф», — подумала я.

Стоявшая рядом женщина сказала, обратясь к мужчине справа от нее:

— Я знала, что это добром не кончится. Не поделили они мужика.

— Кто не поделил? — спросила я, изобразив на лице недоумение.

— Да эти две подружки. Разве можно так гаремом жить?

— Ну, что ты, Манечка, — возразил ей мужчина. — Очень приличные барышни. Не ссорились никогда. Особенно пышненькая: «Здравствуйте, дядя Миша, как ваши дела…» Хорошая девушка.

— У тебя все хорошие, — зашипела на него благоверная. — Не ссорились, говоришь? Так одна, та что ростом поменьше, ругала его на чем свет стоит! Увижу, говорит, что ты к Райке клинья подбиваешь, убью нафиг! Так и сказала. А у тебя глаза только на их прелести повернуты! Зла не хватает!

— Подождите, какая Райка? — вмешалась я в разговор. — Женщин зовут Ира и Лена. Никакой Раи в доме нет.

— Значит, была где-то на стороне! — сказала, как отрезала, женщина. — Уж я-то этих кобелей знаю. Мало ему было с двумя жить, так еще одну на стороне завел. Вот они его и прикончили.

— Все сразу? — осведомилась я.

— А это пусть полиция разбирается, мы на нее налоги платим.

Сильно сомневаясь в способности моей собеседницы платить налоги, я отошла от нее и принялась обдумывать информацию. Существует какая-то Райка, из-за которой Елена грозилась убить Вадима. Может, она в сердцах ему сказала, хотя кто знает после того, что мы с Ириной обнаружили в палисаднике.

— Валерия, иди сюда! — Ира вышла из дома и позвала меня.

Ко мне подошел полицейский:

— Это вы вызвали полицию? — спросил он.

— Да, — кивнула я.

— Валерия, вы опять попали в историю? — услышала я знакомый голос. Михаэль Борнштейн, следователь «убойного отдела» и мой старый знакомый, шел мне навстречу. — Честное слово, когда-нибудь я вас посажу, чтобы не попадались. Что это такое? Как выезжать на «русский» труп, так крепнет уверенность, что увижу вас, крутящейся неподалеку. Опять сунули свой длинный нос куда не следовало?

Мне оставалось только вздохнуть:

— Михаэль, честное слово, я сама не понимаю, как это у меня получается. Сижу себе в конторе, перевожу разные дипломы, и бац! — убийство. Может, в дипломах что-то не так написано?

Он отвел меня в сторону:

— Рассказывайте, как вы сюда попали?

Мне пришлось выложить ему о визите Ирины, о странных взаимоотношениях в их семье, о завещании, о том, как Елена грозилась убить Вадима, приревновав его к неизвестной Рае. Только о пропавшем светильнике я не рассказала. Почему — не знаю, что-то меня удержало, не хотела впутывать профессора.

— А почему вы пошли сегодня навестить Ирину? Вы же видели ее впервые в жизни. Что вас понесло в эту маклерскую контору? — Михаэль уцепился за единственную несообразность в моем рассказе. И он был прав. Если я поговорила с клиентом, оказала ему услугу, взяла гонорар и выписала квитанцию, то за каким, собственно говоря, рожном, я потащилась в центр города, чтобы еще раз встретиться?

— Я… Я вспомнила еще один пункт в законодательстве, а так как была рядом с их конторой, то решила заглянуть.

— Или просто полюбопытствовать, не так ли? Как это у мужчины две жены, которые живут вместе…

Эта догадка была мне только на пользу, поэтому я сделала вид, что смутилась и изобразила взгляд «что ты милая смотришь искоса, низко голову наклоня».

Из дома вынесли большой черный пластиковый мешок, сзади шла плачущая Ирина. Я подошла к ней.

— Успокойся, дорогая, полиция найдет, кто это сделал!

— А что тут искать? — со отчаянием в голосе ответила она. — Ленка, кто же еще? Ты свидетель, что она вернулась в контору. Убила и вернулась, как ни в чем не бывало.

— Зачем ей это надо было? Ведь завещание в ее пользу еще не подписано.

— А в любом случае ей надо было его убить. Если подписал, значит, лишний Вадик, зажился на свете. А не подписал, так от злости убила, чтобы поперек не шел! Иначе вдруг на меня с дочкой перепишет все наше добро? — о том, что Елена вложила свой капитал в открытие агентства, Ирина уже не помнила.

Полицейские уехали, и мы вернулись в дом.

— Ты позвонила Елене? — спросила я.

— Не буду, — буркнула она, вытирая кровь с керамического пола палисадника. — Вернется домой, сама все узнает.

— Ну, как знаешь… Я бы позвонила, — я попыталась ее урезонить.

— Слушай, Валерия, ты не могла бы посидеть здесь минут пятнадцать-двадцать, мне надо за дочкой в садик сбегать. Мало ли что, вдруг придет кто?

— Хорошо, — согласилась я, хотя просьба была мне неприятна. Оставаться в доме, где только что произошло убийство! Что у меня других дел нет?

— Я постараюсь быстро! — она бросила тряпку и выбежала из дома.

Первые минуты в опустевшей квартире мне показались тягучими и томительными. Но потом я встряхнулась: это же мне удача привалила! А вдруг коробка со светильником здесь? Нужно ее только найти и отнести профессору. И все! А кто убил Вадима — пусть полиция разбирается.

Нужно было за четверть часа обшарить четыре комнаты и палисадник. Хорошо еще, что коробка — не булавочная головка, по крайней мере, в щели между мебелью и стенами заглядывать не надо.

Ни коробки, ни похожего ничего на кусок заплесневелой бронзы в квартире не было. Я возилась под кроватью в одной из спален, пытаясь не выпачкаться в пыли, когда услышала:

— Собственно говоря, что здесь происходит?

— Запонка закатилась, — придушенным голосом ответила я словами Семен Семеныча Горбункова, но Елена, а это была она, не вняла.

— Не морочьте мне голову! Женщины не носят запонок. Отвечайте, почему вы одна в моей квартире? — в руках она держала нунчаки, но, скорее всего, пользоваться ими не умела, а прихватила для устрашения, увидев ноги, торчащие из-под кровати.

— Да уж, — сказала я, оттряхивая с себя пыль. — И это ваша квартира! Прежде чем вопросы гостям задавать, лучше бы пыль вытерли. А то стыдно, пришла гостья, заглянула под кровать, а там перекати-поле пушистое.

— Мне это надоело, я вызываю полицию! — она полезла в сумочку за сотовым.

— Полиция уже была. Ирина ушла за дочкой, а я осталась сторожить дом. Между прочим, по ее просьбе.

— По чьей просьбе, — удивилась Елена, — полиции или Ирки?

Я посмотрела на нее с интересом:

— А вы либо отличная актриса, либо не заметили мытого пола в салоне и в палисаднике.

— Слушай, перестань говорить загадками! — Елена от сильного волнения принялась мне «тыкать». — Дались тебе полы в моей квартире. У меня времени на мытье нет, а с Ирки толку, как с козла молока.

Тем временем мы перешли в салон.

— Напрасно вы так говорите, Лена. Кстати, меня зовут Валерией. Смотрите, как она полы от крови отмыла. Ни пятнышка не осталось. Недооцениваете вы подругу.

— От какой крови? Чего ты несешь?

Ответить мне не дали. В комнату вошла Ира с дочкой и, увидев Елены, немедленно расплакалась:

— Лена, Вадика… Вадика убили!..

Ее маленькая дочка, увидев, что мать плачет, тоже пустилась в рев. Я подхватила ее на руки и принялась успокаивать. Ребенок кричал еще громче.

— Кто убил? Когда? Почему я ничего не знала? Почему ты мне не позвонила?

Последний вопрос заставил Иру огрызнуться:

— Потому и не позвонила! Нечего было за моей спиной козни строить, завещания писать! Сначала заставила его на себя все отписать, а потом и прикончила!

— Ты с ума сошла! Зачем мне его убивать? Он же ничего не подписал!

Тут она поняла, что проговорилась, и замолчала. Ребенок замолчал тоже. Я передала девочку Ирине и сказала:

— А теперь серьезно, дорогие дамы. У профессора Розенталя, чьи вещи перевозил вчера Вадим со товарищи, пропала ценная вещь. У вас в доме ее нет, насколько я могла мельком осмотреть. Может, вы знаете, где она? Ведь не исключено, или даже более вероятно, что Вадима убили из-за этого. И если вам дорог ваш муж, то убийцу надо найти.

— А полиция?.. — робко спросила Ирина.

— Ты как маленькая, право! — одернула ее Елена. — Валерия верно говорит, нужно самим мозгами шевелить. Что за вещь-то?

— Светильник фараона. Древнеегипетский.

— Наверное, денег огромных стоит.

— Не думаю. Просто вещь имеет высокую научную ценность. А так просто кусок потемневшей бронзы, не более того.

На лице Ирины проступило разочарование:

— А я думала, он из золота…

— Скажите, девушки, откуда вы получили заказ на перевозку мебели Розенталей?

— Позвонила какая-то дама и сделала заказ. На иврите, — ответила Ирина. — Я еще немного удивилась, что израильтяне заказывают, ведь у нас, в основном, русский контингент.

— Что за дама? — спросила я. — Она оставляла какие-нибудь координаты?

— Да, я всегда записываю. Сейчас принесу дневник. — Ирина прошла в прихожую и достала из сумки большой ежедневник. Пролистав его, она указала пальцем на одну из записей: — Вот, смотрите, Алон Розенталь, улица Сиван 3, четверг, восемь утра. И телефон.

Наклонившись, я посмотрела на номер. Это был домашний телефон Розенталей.

— А она не назвалась?

— Нет. А накануне, в среду, я перезвонила и уточнила, присылать бригаду или нет. Мне ответили, присылать. И все.

— Голос был тот же самый?

— Не знаю, говорили на иврите.

Про себя я отметила, что нужно узнать у Алона, кто ему посоветовал фирму «Воловик и Ко».

Послышался шум подъехавшей машины.

— Хозяйки! Принимайте гостей! — в салон ввалились четверо грузчиков.

— О! И Лерочка здесь! Вот уж не думали-не гадали, — воскликнул один из них, Геннадий.

— А где хозяин? Где этот бездельник? Мы в Иерусалиме пашем, как бобики в театре Дурова, а его нет!

Ира с Леной, как по команде, залились слезами. Гляда на мать, завопила Анечка.

— Да что случилось? Может кто-нибудь толком рассказать? — нетерпеливо спросил плотный коренастый парень.

— Убили Вадима, — сказала я.

— Как убили?! Когда?! Кто?!

— Мы с Ириной приехали сюда, а он лежит, голова проломлена, лужа крови натекла. Я вызвала полицию, Ира подтерла кровь.

— Боже мой! — ахнул другой грузчик, кажется, Робик. — Как же теперь?..

— Ладно, мне пора, — сказала я, вставая. — Если что нужно, Ира, звони, не стесняйся. Мой телефон ты знаешь. А я пойду. Всем всего хорошего.

И я вышла из этого скорбного дома.

У Алона Розенталя я оказалась через полчаса.

— Какие новости, Валерия? — кинулся он ко мне.

Я поискала место, где можно было присесть, так как весь дом был уставлен полураспакованными коробками. К нам присоединилась встревоженная Сара.

— Плохие новости, Алон. Убит Вадим, хозяин агенства по перевозкам.

— Как? Зачем?

— Никто не знает. Полиция уже была. Ему проломили голову в его доме. И вашего светильника нигде нет.

— Какой ужас! — воскликнула Сара, и я не поняла, к чему относился ее вскрик: к убийству Вадима или к пропаже светильника.

— Скажите, почему вы наняли именно его? — спросила я. — Кто вам его посоветовал?

Алон и Сара переглянулись.

— Я попросила Ципи найти компанию по перевозкам в местной газете «Скуп». Она принесла несколько номеров, при мне позвонила по каждому телефону, и оказалось, что это агентство берет дешевле всех. Вот мы и попались на дешевизну.

— Боже мой, ну почему я не застраховал светильник?! — воскликнул профессор.

— А чем он так знаменит, Алон? — поинтересовалась я, чтобы отвлечь его от дурных мыслей. — Вы еще не старый, поедете, еще накопаете.

— Да о чем ты говоришь, Валерия! Это же уникальная вещь! Он сделан из части статуи Осириса. Статуя была посвящена Нефертити, и перед ее изображением царица воскуривала благовония!

Он говорил с таким убеждением, что мне тут же захотелось спросить, откуда он знает, чем занималась Нефертити столько лет назад? Усилием воли я сдержалась.

— У вас не найдется того экземпляра «Скупа»? Хотелось бы посмотреть…

— Да откуда, Валерия? — Сара всплеснула руками. — Все выкинули.

— Может, вспомните, от какого числа была газета?

— Двухнедельной давности, пятничная.

— Хорошо, — кивнула я. — Алон, дайте мне адрес Ципи, я хочу заехать к ней, поспрашивать немного.

— Спасибо, дорогая! Мы тут с женой совсем пали духом, особенно после этого страшного известия. Обратиться в полицию насчет светильника или повременить? Как ты думаешь?

— Подождите денек, вот я съезжу к Ципи, а там видно будет.

Собственно говоря, чего это я так с головой влезла в поиски злосчастного светильника, забросив дом и работу? Меня грызло чувство вины — самое разрушающее чувство. Мне казалось, что если бы груженый фургон с мебелью не остановился возле моего дома и из него не стали бы вытаскивать шкаф и книги, то все бы обошлось: светильник бы не пропал, Вадима бы не убили, а профессор Розенталь не хватался бы за сердце.

Но история не терпит сослагательного наклонения, и я, занимаясь расследованием, пыталась задушить в себе это тягостно-сосущее чувство.

Зазвонил телефон:

— Я имею честь говорить с мадам Кристи, снова вышедшей на тропу войны?

— Денис, ты опять за свое?

— Скажи мне, на тебе боевая раскраска?

— Нет, а что?

— Еврейский диалог у нас получается. Из одних вопросов, ты не находишь?

— Так что тебе надо?

— Могу я пригласить даму сердца в уютное местечко, дабы насладиться в ее обществе гастрономическими изысками и отменным вином? Короче, жрать хочешь?

— Хочу! — обрадовалась я, вспомнив, что давно ничего не ела.

— Тогда жду в центре ГУМа у фонтана. Ну, ты знаешь где. Ровно в полночь.

— Денис, ты что! Какая полночь?

— То есть, я хотел сказать, полчаса. Жду тебя через полчаса.

«Центром ГУМа у фонтана» мы называли площадь перед Дворцом Культуры, где били фонтаны разной высоты. Там всегда было прохладно и свежо, прыгали счастливые мокрые дети и спешила на концерты чинная публика, наряженная в вечерние костюмы. Охранников при входе интересовали больше дамские театральные сумочки, в которые они заглядывали со служебным рвением, нежели билеты, которые проверялись только перед первым действием. В антракте публика высыпала наружу, и на второе действие можно было спокойно пройти и без билета, и с бомбой. Очередной «тришкин кафтан».

Форд «Фокус» Дениса стоял неподалеку. Нырнув вовнутрь, я поцеловала его в прохладный нос:

— Куда теперь?

— Мне посоветовали один премилый ресторанчик около яхт-клуба. Отметимся?

— Ага!

Когда нам принесли свежие булочки с чесночным маслом и салаты, Денис предложил:

— А теперь рассказывай, что у тебя там произошло?

Намазывая булочку маслом, я сообщила о визите в агенство по перевозкам, о Вадиме с проломленной головой, о просьбе профессора помочь ему в поисках светильника. Денис слушал внимательно, не перебивал.

— Вадима могли убить по разным причинам: кому-то перешел дорогу, влез чужаком в налаженный бизнес, из ревности, по пьяному делу. И розенталевский светильник, пусть он и супер-пупер ценный и принадлежит, по слухам, самой Нефертити, может не играть в этом деле никакой роли. Разве что он пропал до убийства парня. Но, как ты сама любишь произносить: «После того не значит вследствие того». Ты хочешь помочь профессору найти светильник? Очень хорошо. Абстрагируйся от смерти Вадима. Поспрашивай жену, домработницу, грузчиков — может, сунули куда-то. Убивать-то зачем? Не твое это дело — расследовать преступление. Пусть полиция занимается.

Конечно, Денис консерватор и ретроград, несмотря на свой молодой возраст, но резон в его словах есть. Вот сейчас доем креветок в сливочном соусе и завтра с утра за работу! А поисками займусь в свободное от работы время. Найду — хорошо, не найду — на нет и суда нет. Решено.

— И все же я не пойму, — произнес Денис, обсасывая креветочный хвостик, — почему тебя тянет разгадывать эти дедуктивные головоломки? Книжки читай, знаешь, как успокаивает? Сказки на ночь…

— Сказки? — удивилась я. — Так они и есть самые криминальные истории! Я только не понимаю, как детям эти триллеры на ночь рассказывают, вроде «Красной шапочки».

— С «Красной Шапочкой» уже Эрик Берн разобрался[4]. Ты хочешь сказать, что «Курочка-Ряба» или «Колобок» тоже детективы?

— И ты еще сомневался? Ну, скажи, с чего бы вдруг Курочка-Ряба снесла золотое яйцо? Не иначе получила какое-то воздействие извне.

— Зевс к ней пришел, как к Данае, в виде золотого дождя, — усмехнулся Денис.

— Да хотя бы и Зевс. Ты же знаешь, что в древности происками или провидением высших сил назывались любые загадочные явления природы или человеческого умения и разума. Возьмем основной постулат римской юриспруденции: если что-то сделано, ищи того, кому это выгодно. Кому было выгодно, чтобы Курочка-Ряба несла золотое яичко?

— Деду с бабкой.

— А вот и нет. Они были в полной растерянности, узнав о новых свойствах своей курицы. И с присущим человеку любопытством принялись исследовать яйцо. Кстати, в этом нет ничего подозрительного — нормальная реакция ничего не подозревающих людей. И это характеризует их алиби. Вот если бы они, зараженные вирусом стяжательства, требовали от Курочки-Рябы новых и новых кладок, а потом продавали их, как яйца Фаберже, вот тогда их можно было бы заподозрить.

— Тогда, кроме мышки, других персонажей в сказке не имеется.

— И это наводит на определенные размышления!

— Какие?

— Во-первых, уж больно она вовремя появилась на сцене. Неспроста это. В детективах случайностей не бывает. Далее, мышка — специалист. Задачу, над которой бились дилетанты дед с бабкой, она решила одним движением хвоста. Значит, знала силовую точку, в которую надо ударить. Кстати, обрати внимание, что было дальше.

— Да знаю я, что было дальше: «Дед плачет, бабка плачет, а курочка кудахчет…» Потом она опять им стала обычные белые яйца нести.

— Тогда ответь мне на вопрос, господин аналитик: куда девались мышка и скорлупа золотого яйца? Об этом в сказке ни слова.

— Мышка убежала, а скорлупу выкинули.

— Золотую? Вот так просто?

— А что ты, собственно говоря, хочешь этим сказать?

— Одна из традиций детектива — это рассказ о том, как сыщик видит целостную картину преступления. Обычно Ниро Вульф собирает всех участников драмы в своем кабинете, подозреваемого сажает в красное кресло и начинает вещать. Вот и представь себе, что в кабинете сидят дед, бабка, Курочка-Ряба, мышка, а на столе у Вульфа на серебрянном подносе лежит золотая скорлупа.

Денис даже зажмурился от удовольствия.

— Валяй, подруга! Тебе бы книжки писать!

— Итак, господа, я начинаю. Мы видим перед собой скромную хату, в которой живут наши персонажи — дед и баба. Живут они небогато, можно сказать, бедно. Из продуктов питания у них Курочка-Ряба, да и, собственно говоря, не она, а ее яйца. Курочка несет в день по яйцу, дед с бабкой жарят себе яичницу, тем и пробавляются. Но такая жизнь не нравится другому персонажу нашей драмы, а именно мышке! Ей надоело питаться яичной скорлупой, так как ничего другого у деда с бабкой нет, и она измысливает потрясающий по своей изощренности ход: с помощью методов генной инженерии мышка добивается того, что Курочка-Ряба сносит золотое яйцо. Из этого яйца должна вылупиться золотая курочка, которая положит начало благосостоянию деда с бабкой, а также и мышки, как особи, паразитирующей на них. У нее будут другие золотые яйца и другие золотые цыплята, уже без вмешательства генной инженерии. Цыпленка надо вытащить из прочной скорлупы. Дед с бабкой этого не знают, и из-за человеческого любопытства начинают колотить по яйцу. Мышка им не препятствует. Но когда она понимает, что у них ничего не получается, и цыпленку может быть нанесен вред, она выходит на авансцену и ловким ударом хвоста разбивает скорлупу. И тут, о горе! Золотое яйцо, на которое были возложены такие надежды — пустое! Дед с бабкой плачут от разочарования, они трудились, им хочется есть, а кроме золотых скорлупок в доме ничего нет. Да и они исчезают. Мышка, поняв, что эксперимент окончился крахом, убегает, прихватив улики. Ей не нужно, чтобы методом получения золотых яиц воспользовались силовые структуры и органы. Курочка-Ряба успокаивает деда с бабкой и обещает им ежедневный прокорм вместо несбыточной мечты о журавле в небе. Я кончил, господа!

— Браво! — похлопал Денис. — Более качественного бреда я в своей жизни не слышал. Молодец, Лерочка! Только ты одной детали не учла. Нет криминала в твоем детективе. А без криминала это не детектив. И без убийства тоже не детектив, а так, побасенка. Для того, чтобы найти истинного виновника, нужно вспомнить, что без петухов яйца с цыплятами не получаются. А золотое яйцо вместо простого — это уже не генетическая метаморфоза, а банальная измена Курочки-Рябы с самцом Жар-Птицы. И главный преступник у нас — петух. Он, как и полагается по детективу, в тени, за кадром, и у него есть реальные причины желать смерти того, кто заключен в золотом яйце. С какой стати сначала дед, потом баба, потом мышка стараются разбить золотое яйцо? Вероятно, петух не пользуется любовью в этом кругу. Он — тиран. Его все боятся. И происходит элементарное уничтожение улики — никто не хочет, чтобы золотое яйцо попало петуху на глаза. И финальные слезы деда с бабой реакция организма после тяжелого стресса, вызванного элементарным страхом перед петухом. А у Курочки крепкие нервы, и она находит в себе силы успокоить стариков после уничтожения золотого яйца. Вот так-то, дорогая!

Да, это было сильно…

— Я тебе также могу и о спящей красавице рассказать, и о мальчике-с-пальчик, — предложила я.

— Спасибо, не надо, в другой раз. Официант, счет!

Утром я проснулась с мыслью, что пора завязывать с этим делом. Денис прав, пусть специалисты занимаются. Но я же обещала профессору съездить к Ципи. Ничего не поделаешь, обещания надо выполнять.

Ципи жила на самом берегу моря, в квартирке из двух комнат: салона и спальни. Одна стена была полностью из стекла и открывала роскошный вид на море и яхт-клуб. Именно из-за этого вида тесные квартиры стоили очень дорого. Их покупали зажиточные туристы и израильтяне, как летние дачки: утром проснулся, перед тобой покачивается яхта, а внизу золотистый песок, на котором сушатся узконосые лодки-каяки.

Войдя в просторный холл, я спросила у девушки за стойкой, где находится квартира номер 213. Она показала мне, куда идти.

Длинный коридор устилал темнобородовый ковролит, на дверях висели таблички: «Не беспокоить» или «Просьба убрать». Это был дом гостиничного типа, с предоставлением различных услуг.

Ципи открыла дверь, и на ее лице застыло удивленно-испуганное выражение.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Ципи, мы с вами договаривались вчера, что я к вам зайду. Вы помните, мы встречались у Розенталей?

— Да, конечно, — кивнула она. — Проходите.

Вид из окна был необыкновенный: тонкие мачты покачивались под морским бризом. В небе летел маленький желтый самолетик, а водную гладь рассекали яркие каяки.

Девушка даже в домашней одежде выглядела патологическим «книжным червем». Сутулая, в некрасивых больших очках, со взлохмаченными волосами, требующими стрижки, она производила жалкое впечатление.

Чтобы немного повысить себе настроение, я прошла в комнату и посмотрела в окно:

— Ципи, какая красота! Вы счастливица, каждый вечер наблюдаете ослепительные закаты!

— Да, — улыбнулась она. Улыбка ее красила, и, если бы не ужасные очки, она могла бы быть хорошенькой. — Это то, ради чего я сняла здесь квартиру. Хоть и дорого, но очень красиво. А мне так не хватает красоты…

— Понимаю, — протянула я, хотя ничего не понимала. Какой именно красоты не хватало Ципи? Внешности, интерьера, красоты отношений?

— Вас, наверное, профессор послал? — спросила она невпопад.

— Да, Алон попросил меня кое-что выяснить, так как он очень занят в университете, а эта история выбила его из колеи.

— Конечно, — кивнула она. — Переезд — сложная процедура. У меня в сотню раз меньше вещей, и то я неделю приходила в себя. Я еще не была у Розенталей, планировала навестить их в субботу.

Мне стало понятно, что Ципи ничего не знает ни о пропаже светильника, ни о смерти Вадима.

— Скажите, вы давно знаете профессора? — спросила я.

— С детства, — просто ответила она. — Наши отцы были дружны, и Алон с Сарой часто навещали нас. Я так была рада их визитам. Он всегда приносил для меня какую-нибудь книжку, а то и черепок из раскопок или какую-нибудь бусину, которой не одна сотня лет. А с четырнадцати лет я каждое лето участвовала в археологических экспедициях под руководством профессора. С тех пор я мечтала стать археологом.

— И вы поступили в университет на эту специальность?

— Да! Только чтобы заниматься любимым делом и быть рядом с профессором Розенталем.

«Ого, — подумала я, — а девушка влюблена не по-детски».

— И что вы делали после окончания университета?

— Принялась писать докторат, — Ципи посмотрела на меня с таким изумлением, будто я задала глупый вопрос. — Чего же еще делать после университета?

— Ну, не знаю… Работать, например.

— А это что, не работа? — она обвела руками комнату. Бумаги были везде — на столе, на диване, под шкафом. — Это очень интересная работа. Я пишу о еврейской общине в период правления Аменхотепа IV, о ее обычаях и законах. Это неизведанный пласт культуры и истории. И профессор мне всячески помогает в работе.

— Кстати, об Аменхотепе, — сказала я, обрадовавшись, что Ципи сама завела этот разговор. — Я слышала от Розенталя о каком-то необычном светильнике эпохи Нефертити. Вы его видели?

— Да, видела, — кивнула она. — Это очень редкая вещь, и профессор нашел его в Синае, когда тот был еще нашим, а не египетским. Если бы египтяне узнали о находке, они потребовали бы светильник назад. Для них это весьма ценная вещь.

— Почему? Мало ли выкапывали разных ламп? Что им, своих не хватало?

— Это не простой светильник. Он выполнен из пропавшего органа Осириса.

— Какого органа?

— Вы не знаете эту историю?

— Расскажите, пожалуйста.

— Вы видели фильм «Близнецы» со Шварцнеггером и Де Витто? — спросила Ципи.

— Да, — кивнула я.

— Вот в той давней истории получилось примерно так же. Слушайте.

И Ципи принялась рассказывать.

Ципи закончила рассказ и словно вернулась в сегодняшний мир из Древнего Египта. Я молчала, дав ей время прийти в себя.

— Профессор Розенталь сделал несколько открытий. На основании скрупулезного изучения древних текстов, он нашел место затопления саркофага Осириса и показал, где искать. Саркофаг скрыт под густым слоем донного ила в притоке Нила Рашиде, так как только этот приток естественно впадает в Средиземное море. Сам же Нил закрыт большой песчаной косой и прибоем. Так же было и во времена Древнего Египта. Приток Рашид открыт для прибоя и не имеет каких либо ограничений при впадении в море.

— И как, нашли саркофаг?

— Пока что египтяне не спешат с выводами израильского профессора. Может, нет денег, а может, это задевает их профессиональную и национальную гордость.

— А что со светильником?

— Именно с него и пошло увлечение Алона египтологией. После Шестидневной войны, в конце 1967 года, его, совсем молодого парня, послали в экспедицию на Синайский полуостров искать нефть. Однажды вахтенные оставили его возле бурильной установки на дежурстве, а сами уехали. От нечего делать Алон стал бродить возле отвалов земли, извлеченных во время бурения, и наткнулся на какую-то штуку, величиной с крупный баклажан. Он попробовал разобрать ее, но металлическая находка не поддавалась. Она была совершенно непрезентабельного вида: гнутая, ржавая, с налипшими камнями, и Алон закинул ее под кровать в жилом вагончике. А когда вахта закончилась и Розенталь собрал свои вещи, то сунул железяку в рюкзак. Дома он, с помощью ножовки и других слесарных инструментов, взрезал находку, и она оказалась полой. В футляре лежал бронзовый фаллос, выкрашенный в зеленый цвет. Фаллос был полым, с дырочками, и внутри сохранились остатки золы, видимо, его использовали в качестве светильника. А по боку шла надпись иероглифами.

— И он прочитал? — удивилась я.

— Для этого Алону пришлось пойти в университет на факультет истории Ближнего Востока, всерьез заняться египтологией, защитить диссертацию и лишь после того понять, что за находка попала ему в руки.

— Ципи, так что было там написано?

— Божественный Эхнатон, повелитель Верхнего и Нижнего Египта, дарит статую со священным фаллосом Осириса своей любимой супруге, прекрасной Нефертити. Кстати, зеленый цвет считался любимым цветом Осириса, ведь с его возрождением зеленели поля. Даже в настенных расписях Осириса изображали с зеленой кожей.

— Красиво, — восхитилась я, — он, наверное, диссертацию защитил по этому светильнику.

— Представьте себе, нет, — ответила она. — Его докторская была посвящена совсем другой теме — изучению склепа, принадлежавшего семье «носителя печати» Бен Хеси. Профессор сделал ряд интересных умозаключений, которыми заинтересовались египтологи многих стран мира.

Я почувствовала, что разговор снова уходит в дебри тысячелетий.

— Странно, что он не упомянул в своих научных работах о светильнике Осириса.

— Это его тайна и страсть. Я сама узнала об артефакте только тогда, когда приступила к докторату под руководством Алона. Он никому его не показывал и хранил в настенном сейфе для особо важных бумаг.

— Почему? Ведь это так естественно для ученого показать свою находку, описать ее…

Ципи замялась:

— Понимаете, Валерия, для человека уровня профессора Розенталя, все должно быть предельно чистым и ясным. Еще тогда, в молодые годы, по закону он должен был сдать находку в комиссию по археологическим ценностям. Ведь у нас даже котлованы не роют, пока археолог не даст разрешение. Да еще египтяне…

— А что египтяне?

— Если бы они узнали, что светильник найден на территории Синая, они бы потребовали вернуть находку. Так что профессор молчал. Сначала по беспечности, а потом уже не мог расстаться со светильником. И я его хорошо понимаю. Такая старинная вещь притягивает, от нее невозможно оторваться. А уж тем более — отдать, даже в музей.

Наступила пауза. И я решилась:

— Ципи, я к вам по делу от профессора.

— Да? А почему он сам не позвонил? — в ее голосе послышались нотки ревности.

— Он очень занят на разборке вещей, поэтому попросил меня заехать к вам.

— Слушаю вас.

— Розенталь сказал, что фирму по перевозкам нашли вы и заказали машину. Верно?

— Да, а что? Они предложили хорошую цену, — в ее голосе появилась нерешительность.

— Как вы выбрали эту фирму, Ципи?

— Нашла в газете объявление, позвонила, заказала машину… — в ее интонации ясно слышалась нервозность. — Да по какому праву вы меня допрашиваете? Я позвоню профессору!

— Звоните, — равнодушно ответила я.

Ждать пришлось недолго. По мере разговора с Розенталем, Ципи то бледнела, то хваталась за голову, а когда она нажала кнопку прекращения разговора, на ней лица не было.

— Почему вы мне сразу не сказали, что убит грузчик, а коробка со светильником пропала?

— Не успела. Увлеклась вашим рассказом об Осирисе. Так вы мне расскажете, как вы вышли на эту фирму?

Но тут зазвонил мой сотовый:

— Мама, тут водопроводчик пришел, — раздался голос дочери. — Пускать его? Ты странная такая: приглашаешь человека и ничего не говоришь.

— Какой водопроводчик? — удивилась я. — Я никого не звала. Никого не пускай, я сейчас еду.

— А ты где, далеко? — спросила Даша.

— Я у Ципи, ассистентки профессора Розенталя, это на набережной.

— Заканчивай с Ципи и возвращайся, мамуль. Мне уходить надо.

— Я буду дома через десять минут, — и, обратившись к Ципи, произнесла скороговоркой: — Ципи, мне нужно уйти.

— Это нельзя так оставлять! — попыталась было она удержать меня. — Я сейчас напишу профессору письмо. Он должен все знать!

Она села за компьютер, а я сломя голову выбежала сначала в коридор, а оттуда в просторный холл дома с окнами, выходящими на яхт-клуб «Марина».

К моему приходу водопроводчик уже ретировался. Я спросила у дочери, как он выглядел, и она ответила, что парень был высоким, рослым брюнетом и говорил по-русски. Наверное, он ошибся квартирой, но хорошо, что дочь сообразила и не открыла дверь. Мало ли что…

А через два часа за мной пришли.

— Откройте, полиция! — произнесли за дверью.

На пороге стояли два полицейских в голубых форменных рубашках с аксельбантами.

— Проходите, — пропустила я их.

— Вы госпожа Вишневская? — осведомился один из них.

— Да, — кивнула я, — а что произошло?

— Мы просим вас проехать с нами в полицию. Следователь хочет задать вам несколько вопросов.

— Это по поводу смерти Вадима Воловика?

— Нет.

Я заволновалась и всю дорогу в полицейской машине ломала себе голову.

В кабинете сидел следователь Михаэль Борнштейн.

— Садитесь, Валерия, — сказал он мне без улыбки.

— Что случилось, Михаэль?

— Это вас надо спрашивать, Валерия! Вы были сегодня утром у Ципоры Миллер?

— Да, была.

— Миллер найдена сегодня мертвой. Она упала вниз из окна, либо ее выбросили.

— Боже мой! — я прижала руку ко рту.

— Вас опознала консьержка. Вы выбежали из гостинице и умчались на машине «Сузуки». Время смерти Миллер примерно совпадает со временем вашего ухода, — Михаэль говорил холодно и сухо, словно мы не были знакомы несколько лет.

— Я побежала домой, так как мне позвонила дочь и сказала, что в дом ломится какой-то водопроводчик. Мы не вызывали никакого водопроводчика, поэтому я испугалась за дочь и выбежала от Ципи. Уверяю вас, Михаэль, она была к тому времени жива и здорова.

— Зачем вы к ней пошли?

— Меня попросил профессор Розенталь. Ципи заказывала для него грузовую машину для перевозки мебели. И он хотел выяснить, почему она обратилась именно в эту фирму.

— И как? Узнали, почему?

— Не успела. Позвонила дочка, и я побежала домой.

— По рассказу консьержки вы находились у Миллер около двух часов. Чем вы там занимались? Чтобы задать вопрос и получить ответ достаточно двух минут.

— Верно. Просто мы заговорились.

— О чем?

— Ципи мне рассказывала историю пропавшего светильника. Оказалось, что это не светильник, а фаллос Осириса.

— Какой фаллос? Какой Осирис?! Что вы мне морочите голову?

Пришлось рассказать ему историю из жизни богов, а также о том, как профессор Розенталь, будучи помощником бурильщика, наткнулся на ценную находку.

— Кстати, если вам интересно, я не убивала Ципи. Перед уходом я посоветовала ей позвонить профессору и самой выяснить, что он от нее хочет. Я видела, как она разговаривала с ним. И если телефонная станция зафиксировала звонок, то это доказательство того, что после моего ухода Ципи была жива. Не хотите проверить?

— Она могла позвонить и при вас, а потом бы осталось время на убийство, — возразил Михаэль. — Поймите, Валерия, пока вас никто не обвиняет, но вы почему-то оказываетесь в гуще событий и всячески препятствуете следствию. Уймитесь и сидите дома!

— Честное слово, Михаэль, я не виновата. Это как-то само получается.

— Ладно, идите, — вздохнул он. — Вот вам пропуск и подпишитесь тут, на подписке о невыезде, что вы предупреждены. Вы можете мне понадобиться в любую минуту.

Оказавшись на улице, я стала раздумывать, что же делать? Извечный интеллигентский вопрос. И решила поехать к Розенталям. Конечно, вестника, приносящего дурные вести, следует, по обычаю, казнить, но мне захотелось порасспросить профессора о светильнике.

Они ничего не знали. Профессор сидел за компьютером, Сара и Мириам возились на кухне.

— Алон, я только что из полиции. Ципи погибла, — сказала я с порога.

Он снял очки:

— Как? Что вы говорите?

— Либо выпала из окна, либо ее оттуда сбросили. Полиция меня уже допрашивала.

Женщины вышли из кухни.

— Боже мой! Надо срочно ехать к Миллерам! — воскликнула Сара.

— Да, верно… Собирайся, Сара.

Профессор прошел в комнату собираться, а я осталась с Мириам.

— Бедная девочка, — сказала она с резким восточным акцентом. — Такая тихая, так любила книжки читать. Совсем еще и не пожила. Говорила я ей, не лезь в проклятое место. Алон — он что? Мужчина. А девушке не пристало.

Меня заинтересовали слова старой женщины.

— О каком проклятом месте вы говорите? — спросила я.

— О Долине Царей. После того, как Ципи вернулась оттуда, она сама не своя стала.

— Расскажите, Мириам, что с ней случилось?

— Да я толком не знаю. Уехала она не просто туристкой, а от университета — это профессор помог. Вернулась подавленная и грустная, а уж загоревшая, как щепка обгорелая — работала там на раскопках. Однажды они заперлись с профессором в кабинете, и спустя некоторое время я услышала, как они спорят. Громко спорят, Ципи даже кричала. А потом она вышла, хлопнула дверью и ушла. Долго не приходила. Потом они помирились, но Ципи с тех пор изменилась. Нервная стала, дерганная. От родителей ушла, сняла квартиру. Мы думали, что у нее друг появился, что она с ним придет в гости — так нет, никого у нее не было. Она день и ночь работала над докторатом. И худела. Я для нее варила кус-кус[5] ее любимый, а она не притрагивалась, клевала как птичка. Ее что-то изнутри сжигало, и это что-то она привезла оттуда, из Долины Царей. Я знаю, сама египтянка.

— Как это? — изумилась я.

— Очень просто. Родители привезли меня из Каира совсем девочкой. И легенды о Долине Царей я знаю с детства. Да и не легенды это, а самая настоящая правда. Кто осквернит покой фараонов, тому не поздоровится, и он умрет в мучениях.

— Мириям, скажите, — спросила я осторожно, чтобы не обидеть пожилую женщину, — Ципи убило проклятье фараонов?

— А что же еще? — удивилась она. — Конечно, мумия сама не пришла и не сбросила нашу бедную девочку с балкона. Этот грех совершили люди, находящиеся под властью темных сил.

Мне подумалось, что под это определение можно подвести что угодно, не только мумий и потусторонний мир, но и алчность, ревность и еще кучу определений.

Из комнаты вышли супруги Розенталь, одетые в темные одежды.

— Алон, когда я уходила от Ципи, она писала вам письмо. Может быть, оно дошло. Посмотрите почту.

— Некогда, Валерия. Я прошу вас, зайдите ко мне в Outlook и, если письмо пришло, распечатайте. Я пока на новом месте почту не смотрел. Потом прочитаете по телефону, если в нем что-то важное. А мы к Миллерам. Их надо поддержать.

Они сели в машину и уехали, а я подошла к компьютеру.

Подавив в себе некомфортное чувство, я нажала на значок с изображением конверта в нижнем углу экрана.

Непрочитанных писем было около пятнадцати. Последним пришло письмо от Ципи. Я поколебалась немного и нажала на него курсором мышки.

На экране высветился текст:

Письмо на этом обрывалось.

Сидя перед компьютером Розенталя, я соображала, что же было в той машине. Кого могла увидеть несчастная Ципи? И почему оборвала письмо? Кто ей помешал? Кто отправил письмо? Наверное, убийца позвонил в дверь, и она машинально нажала на кнопку «Отослать».

Итак, давай порассуждаем. Что могла увидеть Ципи? Другую вывеску на машине? Так она об этом пишет. Тогда людей. Приехало пятеро парней. Вполне вероятно, что один из них оказался ее знакомым Сэмом. Самое время позвонить Борнштейну и попросить его проверить, был ли кто из этой пятерки в Египте в то время, когда там находилась Ципи Миллер.

Что я и сделала. Набрала номер сотового Михаэля:

— Михаэль, добрый день! Это Валерия.

— Добрый день! Слушаю вас.

— Я звоню вам из дома Розенталей. Профессору только что подключили интернет, и он попросил меня разобрать его почту.

— Почему? — удивился Михаэль. — Вы с ним настолько дружны?

— Просто Розентали торопились к Миллерам, а я сказала Алону, что Ципи собралась перед моим уходом писать ему письмо. И он посадил меня за компьютер. Вот я и подумала, что вам будет интересно узнать, что я нашла.

— Мне интересно, Валерия, — серьезно ответил Борнштейн.

— Тогда слушайте. Письмо пришло, и я вам его сейчас прочитаю.

Михаэль выслушал меня не перебивая. Потом попросил:

— Будьте любезны, перешлите мне это письмо на мою электронную почту. Я продиктую вам адрес. Нужно сверить время отправки со временем смерти Ципи Миллер.

— Мне вот еще что подумалось, Михаэль: надо узнать, был ли кто-либо из грузчиков этой фирмы в Египте в то же время, что и Ципи.

— Толково, — одобрил он. — Я проверю.

В кабинет заглянула Мириам:

— Есть новости?

— Да, — кивнула я. — Я позвонила следователю. Он найдет убийцу Ципи, даже не сомневайтесь.

— Да хранит тебя Господь, моя дорогая, — прошептала она, вытирая слезы фартуком.

Снова зазвонил телефон:

— Лера, это я, Ирина. Ты где?

— Я в городе по делам.

— У нас сейчас похороны. Ты придешь?

— Боюсь, что не успею.

— Тогда приходи на поминки.

— Ирина, я бы с радостью… — тут я прикусила язык, поняв, что сморозила глупость. — Я не могу, честное слово. Тут такие дела закрутились.

— Очень тебя прошу, Валерия…

В ее голосе было столько мольбы, что я против воли согласилась.

— Хорошо, я приду. Но ненадолго.

Мне пришло в голову, что неплохо бы съездить в «Перевозки Когана», благо до поминок есть время. И еще домой, Дашку накормить. Ведь если ей не подать, она до вечера не будет ничего есть — забудет. Взрослая девица, а со своим компьютером обо всем на свете забывает!

В «Перевозках Когана» было настоящее столпотворение. Словно всех граждан нашего старого города обуяла охота к перемене мест, и обязательно с собственной мебелью. С трудом дождавшись своей очереди, я спросила:

— Скажите, ваша фирма выполняла заказ профессора Розенталя из Барнеа? Мне сказали, что профессор звонил именно вам.

Пожилая женщина с завитыми кудряшками, сидящая за столом, уставилась на меня с подозрением:

— А в чем дело?

— Послушайте, не отвечайте вопросом на вопрос. Просто мне так понравилась работа, что я тоже хочу нанять ваших грузчиков. Но я не уверена, что именно фирма «Перевозки Когана» выполнила этот заказ. Вы можете посмотреть по своим записям?

— Так заказывайте и дело с концом! Раз вы пришли по рекомендации, я сделаю вам скидку.

— Ну, нет! — возразила я. — Я хочу, чтобы мои вещи укладывала в машину именно та бригада, что была у Розенталей. Уж сильно мне хвалили ваших парней.

— Хорошо, хорошо, посмотрим, — проворчала она, хотя было заметно, что мой неуклюжий комплимент пролил ей бальзам на душу. — Как вы сказали, Розенталь? Когда это было?

— Три дня назад.

— У нас несколько бригад, поэтому надо посмотреть, кому был передан заказ. Одну минутку… Вот. Нашла. К Розенталю ездила бригада Реувена Хацора.

— Дайте мне его телефон, — я изображала надменную капризную дамочку, привыкшую получать все, что хочется.

— Так оформлять заказ или нет?

— Сначала я поговорю с ним.

— Зачем?

— Это мое дело. Ваши рабочие подневольные? Вы их прячете?

— Хорошо, я дам вам телефон. Но знайте, наши работники не принимают заказы в обход конторы, даже и не надейтесь.

— Не волнуйтесь, я обязательно к вам вернусь. У меня и в мыслях не было договариваться с Реувеном за вашей спиной. Я все оформлю официально, мне документы нужны для налогового управления.

Получив бумажку с номером телефона я поблагодарила даму в кудряшках и вышла из конторы. Вдохнув на улице свежего воздуха, я позвонила Реувену и из разговора с ним выяснилось, что к нему подошел человек, предложил денег в два раза больше за заказ и уплатил на месте. Как выглядел человек и как он был одет Реувен не ответил — ему, видимо, неудобно было сознаваться в том, что он сделал и поэтому он хотел побыстрее прекратить разговор. Ну что ж, это уже след. Я была довольна и поехала домой, чтобы передохнуть перед тем, как отправиться на поминки.

Дашка ждала меня и была в сильном возбуждении.

— Мамуль, я решила, какой я хочу подарок на день рождения!

— Только не лабрадора. Этого я не вынесу! — моя дочь в прошлом году захотела щенка и ныла несколько месяцев, пока породистая сука наших друзей не заболела. Дочь с ужасом слушала их рассказы, как хозяева вытирали по всей квартире собачье дерьмо и возили Блюху на промывку желудка, и решила с собакой повременить.

Теперь новая идея:

— Я полечу на самолете.

— Куда?

— Не куда, а как. Сама!

— Как сама? За границу? Ничего не понимаю, ты можешь толком объяснить.

— Мы с Даниэлем решили взять урок полета на самолете. Недорого, всего по 75 долларов.

— Дочь моя, ты меня с ума сведешь когда-нибудь! Никаких полетов, это опасно! А ты у меня единственная.

— О чем ты говоришь? Это же урок с инструктором. Как на машине. Сначала научат, потом полечу.

— А что родители Дани говорят?

— То же самое! Вас, предков, пока уговоришь, поседеешь. Не волнуйся, мамуля, Даниэль меня сфотографирует. Я карточки принесу.

Я без сил упала в кресло и задрала ноги на подлокотник.

— Сделай мне чаю, пожалуйста. Я попью и поеду на поминки.

— Какие поминки, мам? Я не собираюсь падать с самолета. И евреи же не делают поминок.

— Типун тебе на язык, дочка!.. — махнула я рукой. — Это неважно. Сказали поминки, я и еду…

— И отвертеться не можешь?

— Нет, я обещала прийти.

— Тогда езжай, а я к Даньке пойду заниматься. У нас завтра контрольная по графике.

Дочь собрала сумку и умчалась, а я полчаса полежала в блаженной тишине.

Судя по пустым бутылкам из-под водки «Кеглевич», поминки были в самом разгаре. Я бочком протиснулась на свободное место, кляня себя на чем свет стоит за свое любопытство, неумение отказать и прочие комплексы, и оказалась между двумя бравыми парнями, Робиком и Гришей.

— О! Девушка! — воззрился на меня Григорий. — Пей за упокой души Вадьки. Какой был мужик! Герой! Двух жен содержал и ни одной спуску не давал…

— Мне бы так, — вздохнул худощавый Робик. — Ух, я бы…

— Что ты бы? — удивился Гриша. — Ты сможешь заработать на двух жен? Чтобы их кормить, одевать, за границу посылать путешествовать?

Меня увидела Ирина и поспешила навстречу. На ней в обтяжку сидело тесное черное платье, явно с чужого плеча.

— Валерия, спасибо, что зашла. Ты уже помянула моего мужа?

— Да, вместе с ребятами.

— Пойдем, поговорить надо, — она потащила меня в другую комнату и усадила на диван.

— А где Лена? — спросила я.

— В конторе, — махнула рукой Ирина. — Сказала, что дела не ждут, а поминки — варварский обычай. Ну, разве ж так можно? Мы там к этому привыкли. Да и покойнику приятнее…

Чтобы не рассмеяться в голос, я пошарила рукой по сторонам и наткнулась на фотоальбом. Прикрылась им и шумно выдохнула воздух.

— Ира, о чем ты хотела меня спросить?

— Я все насчет завещания. Что теперь будет?

— А что будет? Завещане подписано? Заверено у нотариуса?

— Вроде бы нет. Вадик не успел…

— Тогда чего ты беспокоишься? Хотя, если полиция прознает об этих бумагах, ты становишься главной подозреваемой: убила сожителя, чтобы сопернице не досталось наследство, — мне почему-то Ира стала неприятна, несмотря на то, что я понимала ее беспокойство за собственное будущее.

— Ой, ведь верно! Так я их спрячу от греха подальше!

Она подбежала к комоду, а я принялась машинально перелистывать альбом: Ира с букетом, Ира на пляже в открытом купальнике, Вадим с девочкой… А что это?

На меня, щурясь, смотрела Елена. Она стояла на солнце, в белой полотняной шляпе, а за ее спиной возвышались пирамиды. Вот это новость!

— Ира, скажи, — произнесла я, стараясь не выдать заинтересованности в голосе, — это кто?

— Ленка. Не узнаешь? Это она в Египте, возле пирамид сфотографировалась.

— Давно?

— Еще до приезда сюда. Подожди, дай вспомнить. В Израиль она приехала в мае, а в апреле была в Египте. Еще смеялась, что с израильским паспортом ее в Египет не пустят.

— Ира, мне надо уйти, извини, — заторопилась я.

— Как? Так сразу? А что мне делать с этим? — она показала на бумаги.

— Съешь их, так будет вернее.

И я ретировалась.

На улице я позвонила Борнштейну:

— Добрый вечер, Михаэль! Не помешала?

— Приветствую, Валерия, вы, как я догадываюсь, с новостями.

— Михаэль, что я сейчас узнала! Оказывается, Елена Гуревич была в Египте в апреле этого года, еще до приезда в Израиль!

— Интересная информация. Ее в наших компьютерах не было.

— А я думала, что кто-то из бригады грузчиков был там. Ошиблась.

— Действительно, мы проверили работников Воловика, да и его самого тоже. Никто из них в Египет не летал и в Эйлате границу не переходил.

Второй звонок был профессору Розенталю:

— Алон, добрый вечер, вы уже вернулись домой?

— Да, Валерия. Это все так страшно!

— Понимаю… Я оставила открытым в компьютере письмо Ципи. Вы его прочитали?

— Да, прочитал. Бедная девочка. Она и не успела ничего сообщить…

— Видела. Алон, хотела вас спросить: когда Ципи ездила в научную экспедицию?

— Подождите, дайте вспомнить. В апреле, а что?

— Нет, ничего, просто хотела узнать.

— Неправда, Валерия, я вас знаю. Если вы спрашиваете, то это не из-за простого любопытства. Вы думаете, Ципи убили арабы? — в его голосе послышалось сильное беспокойство.

— Не думаю, Алон. Не волнуйтесь, полиция располагает всеми сведениями. Они найдут убийцу. Всего наилучшего.

На улице я вдруг вспомнила, что забыла у Воловиков сумочку. Разве можно быть такой растеряхой? И я поспешила назад.

В гостиной народу только прибавилось — люди постоянно заходили и выражали сочувствие Ирине, которая сидела во главе стола и принимала соболезнования с видом вдовствующей королевы. На моем месте уже сидела какая-то пожилая женщина и ела винегрет. Сумочки нигде не было.

Робик и Гриша находились на предпоследней стадии опьянения. Они о чем-то бормотали, не слушая друг друга, но еще не упали «мордой в салат». Гриша был даже чуть-чуть покрепче Робика. Вот его я и решилась спросить:

— Гриша, вы не видели мою сумочку? Я ее повесила на спинку стула. А теперь ее тут нет.

Он посмотрел на меня, словно видел впервые в жизни, и отрицательно помахал рукой. Я протиснулась между стеной и стульями и принялась заглядывать под стол. Было неудобно.

Женщина, занявшая мое место, поднялась со стула и потянулась за грибочками, а я увидела внизу знакомый ремешок. Пришлось нагнуться и полезть под стол.

Ремешок не хотел отцепляться от прочно стоявшей на нем ножки стула. Пытаясь освободить сумочку, я безуспешно дергала его и вдруг услышала голос:

— Гриша, проснись, Муса звонил.

— Муса? Чего вдруг? — Гриша даже протрезвел. Во всяком случае, голос у него звучал вполне нормально.

— Нужна машина на перевозку мяса. Свежий товар пришел, еще протухнет, если не подсуетимся.

— Телятина?

— Да, импортная, уже границу прошла.

— Понятно. Какая же еще… Не могу. Надо платить больше — с кондачка работать не буду.

— Ты что, Григорий, совсем рехнулся. Хочешь, чтобы тебя, как Вадьку, грохнули? Давай трезвей и за работу! Ты где машину оставил?

— Около конторы, на стоянке.

Ползком я пробралась под столом, лавируя между ног сидящих, но, кажется, никто не почувствовал — все были уже в той кондиции, что уже не понимали, на поминках они или на свадьбе.

Выглянув из-под стола, я увидела, как Григорий идет, пошатываясь, а его за плечи ведет какой-то парень — со спины я не разобрала, кто это был.

Меня так заинтересовал их разговор, что я, не мешкая, вылезла из-под стола и крадучись пошла за ними. Мужчины сели в машину, белый форд «Фокус», и направились к центру. Я на своей «Сузуки» старалась не отставать.

Интуиция подсказывала мне, что все вокруг слиплось в толстый тягучий ком, словно кто-то высыпал в рот пачку подушечек «Орбит» и тщательно их пережевал. Мне не очень было ясно, что именно я обнаружу, и я решила понадеяться на авось — может, что-то и получится из этой авантюры.

Форд остановился позади банка «Апоалим», фигуры вышли и направились в сторону конторы «Воловик и Ко». Несмотря на поздний час, в комнате горел свет и была видна фигура, сидящая за столом. Я узнала Елену. Мужчины зашли, и начался разговор. К сожалению, я не слышала, о чем идет речь, видела только силуэты по причине своей близорукости. Поэтому я отошла от окна и приблизилась к знакомому грузовику, стоящему неподалеку от входа.

На мое удивление, задняя дверь в фургон была приоткрыта и даже приспущена лесенка, чтобы удобнее было подниматься.

И я не удержалась. Меня словно черт подтолкнул: я залезла в фургон, даже не надеясь что-либо в нем отыскать.

Мясом там и не пахло. Странно, что они перевозят туши не в рефрижераторе и они не кровят и не тухнут. Что-то не то. Зато пахло старой обивкой и застарелым потом, что, в принципе, характерно для мебельных фургонов, перевозящих старую рухлядь, а не свеженькие гарнитуры из магазинов.

Нужно было убираться оттуда. Я уже подошла к двери и только собралась выйти, как она дернулась, приоткрылась, внутрь забросили лесенку и тяжелый замок клацкнул, запирая мне путь к отступлению.

— Гриша, заводи. Поехали! — раздался голос, и машина тронулась с места. От неожиданности я шлепнулась на пол.

Что делать?! Я нахожусь поздней ночью одна в запертом фургоне каких-то темных личностей, возможно, убийц или контрабандистов. Если я сейчас постучу и попрошу меня освободить, то кто знает, что они могут со мной сотворить? Ну, зачем я влезла в этот фургон! Ведь мне, как той любопытной Варваре, не нос, а башку оторвут…

И Дашка дома одна. Ей же позвонить надо, предупредить… Нет, нельзя, они могут услышать. Может, в полицию? А что я скажу? Что залезла в чужую собственность и теперь меня везут неизвестно куда? Да уж, ситуация…

Вдоль стенок фургона стояли длинные узкие скамейки. Так и не придя к окончательному решению, я села на одну из лавок и опустила голову: будь что будет. Вернутся же они назад. Значит, поеду с ними и буду действовать по обстоятельствам: или спрячусь в фургоне и вернусь назад в обществе говяжих туш, или убегу и как-нибудь доберусь сама. Не маленькая. В полицию позвоню, в конце концов, если попаду в трудное положение… Ага, а сейчас я не в трудном положении? Я сейчас в интересном положении. Это в смысле: интересно, что будет со мной, когда они обнаружат меня здесь?

Мы ехали около часа — я узнавала время, изредко приоткрывая сотовый. Фургон практически не останавливался, несся на большой скорости по ночным притихшим дорогам.

Неожиданно движение изменилось, грузовик стал чаще поворачивать, тормозить, скорость упала. Наконец, машина остановилась, послышались мужские приглушенные голоса. Два голоса, Гриши и его напарника, мне были знакомы. Третий говорил на иврите с тяжелым арабским акцентом.

— Ну, Муса, салам алейкум! Показывай товар, у нас мало времени.

— Сейчас, сейчас, — заторопился Муса, — самый лучший, девять штук!

— Всего девять? Должно было быть десять. Куда дел, признавайся?! Продал по дороге?

— Нет, нет, — оправдывался Муса, — девять было. Мне в Шарм-Эль-Шейхе девять дали. Не десять.

— Ладно, ладно, я пошутил. Давай, загружай!

— А деньги?

— Вот тебе деньги, как и договаривались.

— Добавил бы, смотри какой товар! Самый лучший!

— Я полагаю, что торг здесь неуместен! Давай, работай, у меня нет времени с тобой лясы точить…

На бессмертную воробьянинскую фразу Мусе ответить было нечего, да и что он мог сказать, если этим предложением побивали алчных торговцев уже около семидесяти лет…

Снова лязгнул засов, и я поспешила вжаться в угол фургона, искренне надеясь, что меня не заметят в кромешной темноте. Ничего, пересижу и с говяжьими тушами, и с телячьими, благо их всего девять. Доберусь как-нибудь до города, а там и домой, только чтобы не видеть и не слышать ничего!

Дверь открылась, и громкий голос весело произнес:

— Ну, девочки, проходите, рассаживайтесь. Это ничего, что темно, зато не на своих двоих, на машине поедете, как королевны. С ветерком!

В фургон стали забираться девушки. Они охали, стонали и рассаживались вдоль стен на лавках. И боже мой, как они пахли! Как гнилая овчина, как деревенский нужник, как рыбный прилавок!

— Девки! Неужели я сижу? — охнула одна, упав на лавку около меня. — Я не верю. У меня не пятки, а копыта в кровавых мозолях.

— А у меня растертость между ног, — застонала вторая. — и щиплется… Как мне плохо!

— Жрать хочу! — басом сказала третья. — И курить!

— Точно, — согласилась еще одна девица. — И не просто сигаретку, а с травкой… Все болячки, как рукой снимет.

— А у меня месячные начались, — донеслось из темноты. — Девчонки, у кого тампоны остались?

— Самим надо, — забасила та, что хотела есть и курить.

— Врешь ты, Оксанка, у тебя позавчера кончились. — Не жмись, жиды денежку дадут, ты себе еще купишь.

— Девки, куда мы попали? Паспорта отобрали, есть не дают, гонят, как скот через границу, и это еще цветочки…

— А ты что, Галь, поверила, что в гувернантки без секса идешь? Тебе сколько лет?

— Не твое дело, — огрызнулась Галя. — У меня мама там с ума сходит. Небось, уже похоронила меня.

И она зарыдала, уткнувшись носом в рукав платья, пахнущего навозом.

Я сидела, вжавшись в угол, ни жива, ни мертва, и хотела только одного: чтобы меня не заметили эти несчастные девушки, ринувшиеся в Израиль за счастливой жизнью и сладким куском.

И тут, как назло, зазвонил мой сотовый телефон. Первым моим желанием было выключить его, но я увидела на экранчике надпись «Дом» и ответила:

— Мама, ты где? Уже третий час ночи!

— Не волнуйся, я жива-здорова, — ответила я на иврите, сама не понимая, почему я это делаю. — Я скоро буду дома. Ложись спать, но дверь на защелку не закрывый. И ключ вытащи, чтобы я смогла отпереть.

— А почему ты со мной на иврите говоришь?

— Так надо. Все, бай.

Девушки притихли. Потом раздался тихий голос одной из них:

— Девчонки, к нам надсмотрщицу подселили.

— А по-русски она понимает?

— Эй ты! — окликнула меня Оксана. — Ду ю спик инглиш? Тьфу ты — рашен, я хотела сказать, рашен. Спикаешь или нет?

— У нее мобила… — протянула одна из девушек. — Маме бы позвонить…

И я решилась.

— Да, я говорю по-русски, — ответила я. — И я дам каждой из вас позвонить. По одной минуте. Будете называть номер, включая код. Понятно? А то у меня батарейка садится, надо, чтобы на всех хватило. И громко не кричите, шоферы услышат, а это делать нельзя.

Я ощутила себя «мамой» — надсмотрщицей-негритянкой из мюзикла «Чикаго». Та разрешала арестанткам за пятьдесят долларов сделать нужный звонок.

Обратная дорога прошла быстрее и веселее. Я набирала номер, девушки громким шопотом сообщали одно и тоже, мол, мамочка, не волнуйся, со мной все в порядке, я уже в Израиле, меня везут на машине на работу. Да, я здорова, деньги вышлю, пока, целую. И телефон передавался следующей жаждущей разговора.

После того, как все наговорились и я закрыла мобильник, воцарилась тишина. Девушки не знали, как ко мне относиться: то ли я надсмотрщица, то ли своя в доску. И я нарушила молчание:

— Девушки, расскажите, пожалуйста, каким образом вы тут оказались?

— А что рассказывать? — вздохнула в темноте одна из них. — У нас, в Ростове, минимальная зарплата двадцать долларов. Если бы не огороды… А у меня дочь.

— А муж? — спросила я.

— Что муж? Муж объелся груш. Пьет и лодырничает. Вот и прочитала в газете объявление, что набирают на работу за границу. Питание, полный пансион и триста долларов зарплата.

— И ты поверила?

— Конечно, хотя и понимала, что к чему. Кстати, зовут тебя как?

— Валерией.

— Так вот, Лера, знала я, что это за работа. И глаза закрытыми не держала. проституткой так проституткой — хуже не будет. Зато денег накоплю для дочки.

— А у меня муж из Чечни инвалидом вернулся, — сказала вторая.

— А у меня мать от рака загибается…

— А я домик хочу купить, — пробасила Оксана. — под Полтавой.

— Понятно, — кивнула я в темноте. — По-другому заработать никак не получалось.

— Верно, — вразнобой подтвердили девушки.

— И как происходил набор?

— Приехали в контору, — сказала девушка с сильным украинским гэканьем. — Там какой-то коновал осмотрел зубы, усадил на гинекологическое кресло, послушал сердце и написал «годна», как в военкомате. Потом нам купили путевки в Египет, но никаких пирамид мы так и не видели, а хотелось.

Ей вторила другая:

— У нас отобрали паспорта. Посадили в автобус — жуткую развалину, и мы тащились по жаре три дня. Еду надо было взять с собой, а воду наливали из каких-то канав — у двоих девчонок понос случился.

— А потом нас положили на какую-то телегу и забросали соломой. И так мы прошли границу. Все жутко боялись, что нас вытащат из-под соломы и отправят в египетскую тюрьму. Оттуда русские девушки выходят покалеченными и изнасилованными.

— А потом, когда мы перешли через границу, шли ночью по пустыне. А днем спали в палатке у бедуинов. И вот пришли. Что теперь будет — неизвестно.

— Не боись, подруга, — сказала бойкая Оксана, — если нам тут удалось с родными связаться, неужели какой-нибудь красавчик, которого ты обслужишь по высшему разряду, не даст тебе воспользоваться своей мобилой? Их евреи по три штуки на поясе таскают. В крайнем случае, вышлют обратно. Меня уже раз высылали. А так ничего, хозяин приличный попался, в парикмахерскую меня водил, чтобы я вид имела. Вот, по второму разу ходку делаю.

Я не видела их, но если бы здесь светила лампочка, то при ее свете мне бы было стыдно глядеть им в глаза. Мне нечего им ответить. Что сказать? Что они знали, на что идут? Ведь это враки, что девушки не соображают, чем им придется заниматься за границей. Они совершеннолетние и лишены иллюзий. Вполне вероятно, что их поймают и депортируют обратно. У меня не было ответа. И я спросила, только чтобы не молчать:

— И кто вами там занимался? Кто организовывал это бюро по переправке?

— Семен из Израиля…

— Кто?

— Так называли его сотрудники той фирмы. Нам сказали, что он обеспечивает наш переход границы.

— Кто-нибудь из вас его видел?

— Нет, просто нам говорили, что Сема за все отвечает.

Нет, таких совпадений не бывает! Сэм, которым увлеклась Ципи, будучи на раскопках, и Семен, который отсылал девушек через египетскую границу, — неужели это одно и то же лицо? Хотя имя не слишком редкое в Израиле.

Машина вновь принялась петлять, притормаживать, и я поняла, что мы въехали в город.

— Девушки, выручите меня, — я собралась с духом и решилась, наконец, сказать. — Дело в том, что я здесь, в этом фургоне, совершенно случайно. Так получилось, что я сюда попала и вы не имеете к этому никакого отношения. Сейчас я выйду и пойду себе в сторону, как ни в чем не бывало. Не заметят меня — прекрасно. Заметят — прошу вас сказать, что видели, как я мимо шла. Можете оказать мне такую услугу?

Девушки хоть и вразнобой, но согласились. И вовремя. Машина остановилась, послышались громкие мужские голоса, и, лязгнув, дверь фургона отворилась.

Даже рассеянный свет ночного уличного освещения резанул по глазам.

— Девушки-красавицы, вот вы и дома. Выходите, стройтесь по росту, сейчас проверим, кого нам прислали, — мужчина опустил лесенку, и девушки начали выходить.

Я вышла последней и сделала несколько шагов в сторону. Две девушки тут же повернулись так, чтобы своими спинами прикрыть мой путь отступления. Но, на мою беду, я высокого роста, и охранники тут же заметили несанкционированное отступление.

— Куда? — закричал охранник и бросился за мной.

— Оставьте меня! — крикнула я на иврите и стряхнула его руку с моего локтя. — Что вам от меня надо? За кого вы меня принимаете?

От неожиданности он опешил, выпустил меня и обернулся, ища поддержки у подельников:

— Но я собственными глазами видел, как она вылезла из фургона!.. Ничего не понимаю!

Навстречу нам уже бежали остальные.

— Ба! Какие люди! Валерия, что вы тут делаете, на старом автовокзале, в Тель-Авиве? Разве вам сохнутовские агенты не говорили, что здесь ходят разные плохие дяди? — алкоголь из Гриши еще не выветрился.

— Я тут проходила случайно, — ответила я. — Оставьте меня, мне домой пора, уже поздно.

— Что-то мне в случайности мало верится, — нахмурился он.

Ко мне подошел его напарник, и я в свете уличного фонаря увидела, что это грузчик по имени Шмуэль, который тоже перетаскивал вещи профессора.

— Валерия, доброй ночи. Вы на машине?

— Нет, — ответила я.

— Здесь не очень подходящее мечто для ночных прогулок одинокой женщины. Пойдемте, я отведу вас до стоянки такси.

— Зачем вам утруждать себя? Я вполне могу позвонить по телефону и вызвать такси сюда.

— Куда это сюда? — поинтересовался он. — Разве вы не знаете, что в такие места таксисты, да еще по ночам, не ездят? Удивляюсь вашей наивности. Пойдемте, я вас провожу.

— Спасибо, я справлюсь сама.

— Ну, как хотите… Идите в том направлении, там выход на трассу.

Я шла, не оборачиваясь, и чувствовала затылком сверлящий взгляд.

Домой я вернулась под утро. Меня довезла маршрутка, развозившая ночную смену рабочих молокозавода. Дашка спала, и я незамеченной проскользнула в свою комнату.

В семь часов зазвонил будильник.

— Мама, ты когда вернулась? — спросила сонная дочь, показываясь в дверях.

— Поздно.

— Тебе Розенталь звонил, просил перезвонить.

— Ага. спасибо. Он ничего не передавал?

— Нет, просто сказал перезвонить.

— Хорошо. Ты в школу?

— Да, у меня сегодня сдача проекта по графике.

— Успехов! Съешь корнфлекс с молоком, а я еще посплю.

— Давай…

Алону я позвонила, когда выспалась, умылась и перекусила овсяной кашкой с наструганным в нее манго — говорят, очень хороша для кожи лица.

— Алон, доброе утро! Что у вас хорошего?

— Валерия, вы совсем пропали, от вас никаких известий, — в его голосе послышался еле заметный упрек.

— Да, я совсем замоталась, — я не стала ему рассказывать, как я провела ночь, ведь он мог и не одобрить подобную самодятельность.

— Я звонил, чтобы пригласить вас на похороны Ципи.

«Что за жизнь пошла? — подумала я. — Телефон только и звонит, чтобы кто-то позвал меня на похороны. Хоть бы кто позвал на вечеринку или на свадьбу…»

— Я не могла, Алон, честное слово, я была по делам в Тель-Авиве. Скажите, вы помните ее письмо?

— Да, разумеется. Как жаль, что Ципи не смогла его дописать.

— Скажите, она ничего не говорила вам о Сэме, с которым познакомилась в Египте?

— Нет, ничего. Хотя, постойте… Однажды мы с ней говорили по телефону. И во время звонка кто-то постучался в дверь. Я услышал, как она сказала по-английски: «Сэм, привет, подожди, я говорю по телефону…».

— Очень интересно! Спасибо, Алон, я думаю, что это ваше наблюдение очень поможет в поисках.

— Вы думаете, это он? — осторожно спросил профессор.

— Все может быть… Всего хорошего, Алон.

— До свидания, Валерия.

Собравшись за несколько минут, я поехала на работу: сыск, конечно, сыском, но зарабатывание на пропитание еще никто не отменял. Добрый дядя не прилетит в голубом вертолете, чтобы помочь мне заплатить налоги.

Завалы я разбирала до вечера. Переводила, отсылала почту, звонила, выясняла. А когда за окном стали сгущаться сумерки, в дверь проскользнула фигура в черном.

— Я уже заканчиваю работу, — сказала я, не поднимая головы.

— Простите, я не займу у вас много времени.

Передо мной стояла Елена. В черных траурных брюках и футболке она выглядела ниндзей, нацепившим очки.

— Прошу садиться, — сухо предложила я, помятуя, что, если человек пришел, значит ему это надо. — Слушаю вас.

Она молчала, глядя вниз. Я ждала, но терпение мое начало истощаться. Наконец, Елена заговорила:

— Каким-то образом вы узнали о нашем бизнесе.

— Почему это «каким образом»? О вашем агентстве по перевозкам написано во всех газетах на странице объявлений.

— Я не о перевозках, — она отрицательно качнула головой.

— Тогда о чем же?

— О массажном кабинете.

— Ну, и что? — удивилась я, продолжая валять дурака, дабы понять истинный намерения визитерши. — Что плохого в массажном кабинете? Вы работаете без медицинского разрешения? Простите, ничем не могу помочь, у меня частная контора, а не министерство здравоохранения.

— Ты что, не понимаешь? — ее лицо исказила гримаса. — Я говорю о публичном доме. Да, я держу проституток, которых ты увидела в фургоне.

— Увидела, — кивнула я. — И что?

— Сколько ты хочешь за молчание? Заплачу один раз и все. Больше ты меня шантажировать не сможешь — я умею прятать концы в воду.

Помня совет из моэмовского «Театра», я держала паузу. Зачем мне ее грязные деньги? Но, может быть, она сможет пролить свет на некоторые обстоятельства пропажи светильника?

— Что ты молчишь? Не знаешь, какую сумму запросить?

— Отнюдь. Меня другое интересует, — ответила я. — Как по-вашему, кто убил Вадима? И зачем?

— Не знаю! Сама бы хотела получить ответ на этот вопрос. Следователи все в квартире у нас перерыли, ничего не нашли.

— А вы знаете, что спустя два дня после убийства Воловика, была убита ассистентка профессора, у которого перевозили мебель рабочие вашего агентства.

— Боже мой! Я не знала… Это как-то связано с убийством Вадима?

— Не знаю. Пусть полиция разбирается.

— Но я тут при чем? Я просто хотела хорошо зарабатывать и прочно встать на ноги. Нормально жить, выйти замуж, родить ребенка… Все, что составляет счастье нормальной женщины.

— И поэтому вы влезли в семью подруги, потом в постель к ее гражданскому мужу, потом в их предприятие, а потом случилось убийство. Кто может поручиться, что вы не были причиной этому?

— Ирка всегда была красивее, — всхлипнула Елена. — У нее уже в шестом классе грудь появилась. И волосы у нее золотистые не от краски, а свои, природные. Лицо у нее простоватое, икры толстые, а глядишь, парни за ней так и ухлестывали! А я рядом была, серая мышь, меня она из жалости на вечеринки брала, а на следующее утро в школе контрольные списывала.

— За это и брала? Или по доброте душевной?

— А бог ее знает… Я училась, продвигалась по жизни, могла показать себя с лучшей стороны. И я старалась, строила планы и надежды. А потом приходила Ирка и со своей коровьей грацией ломала мне всю стратегию. Иногда до смешного доходило: мужчина, которого я уже наметила в мужья, тут же забыл о своих намерениях, стоило ему только Ирине войти в мой дом. Как ей это удавалось? Ведь она книжек не читает, да и с десяток килограмм у нее лишних наберется…

— И вы решили отомстить?

— Боже упаси! За что? Она же не ведала, что творила. Делала не назло, как другие мои приятельницы. Она простая, добродушная корова, зачем мне было с ней портить отношения?

— Хорошо, мне понятно. Скажите, Елена, а чем вы занимались перед приездом сюда?

— Бизнесом.

— Каким, если не секрет?

— Вот этим самым и занималась. Ирке сказала, что у меня ресторан был. Но это вранье. Сначала открыла брачное бюро для желающих выйти замуж за иностранцев. Заплатила программисту одному, он мне сваял сайт в интернете, и я принялась за работу. С девушек брали немного, но все равно, на жизнь хватало.

— Не поняла. Вы отдавали женщин замуж или в проститутки?

— Поверь мне, что грань очень зыбкая. Особенно после того, как поехала отдыхать в Египет.

Мне повезло! Елена сама затронула тему, о которой я хотела ее расспросить.

— И что было в Египте?

— Мать одной из моих клиенток, вышедшей замуж за египтянина, кстати, православного копта[6], попросила меня передать ей посылочку. Это был альбом «Эрмитаж» со сфинксом на суперобложке. Я пошла по указанному адресу и попала в квартал публичных домов. Валентина, та самая девушка, к которой у меня была посылка, вышла мне навстречу и пригласила вовнутрь. Я, поколебавшись, вошла. Оказалось, что она, действительно, вышла замуж за владельца нескольких борделей. Она у него не первая жена, и все остальные жены, кроме первой, его соплеменницы, работают проститутками. Он их не принуждал, просто показал выгоду их положения: дополнительные деньги на расходы, возможность карьерного роста. Да-да, именно так. К тому времени, когда я приехала, Валентина уже не была рядовой проституткой. Она, выучив арабский и проявив деловую хватку, уже стала на ступеньку выше: оценивала девушек, следила за порядком, а клиентам уступала только по собственному желанию.

— Так вас послушаешь, поймешь, что для женщины лучше карьеры нет. Они же у вас замуж шли, а не в проститутки, — возразила я.

— Опять ты за свое! Ну, скажи, кто из девиц, пришедших в бюро по знакомству с иностранцами, требует любимого, хоть и бедного? Я ни одной не встречала. Всем нужны обеспеченные! А обеспеченным, что на западе, что на востоке, деньги не просто так на голову падают. Все как-то зарабатывают. И если у одного из них оказался бизнес, к которому он привлек супругу, причем заметь, не против ее воли, а наоборот, чем плохо? Кто я ей, чтобы мораль читать?

— Тоже верно, — согласилась я.

— В общем, пригласила она меня в дом, усадила, стала кормить разными восточными сладостями. А тут и муж подошел. Интеллигентный такой египтянин, на хорошем английском говорит. Только внешне мне не понравился, пухлый, и голос пронзительный. В общем, мы договорились, что я, вдобавок к брачному бюро, открою еще одно — для работы за границей. Я поставила условие: девушкам врать не буду. Проститутками так проститутками. Пусть знают, на что идут. А он, со своей стороны, обещал им сносные условия труда.

— Выполнял он свои обещания?

— Представь себе, да. Ведь сейчас уже не те времена. Один звонок проститутки по сотовому телефону, взятому у клиента, и нагрянет полиция. Ее, конечно, депортируют, но и нам хлопоты прибавятся: платить придется, в новом месте открываться — никому не нужные расходы. А так девушки, отработав год, возвращались домой с приличной суммой, находили женихов, покупали квартиры. Да еще он им рекомендательные письма на английском вручал. А там черным по белому, с росчерками и завитушками, было написано, что компания благодарит за отличный труд нянечкой, домработницей, сиделкой и прочее. Красивый жест, не правда ли?

— Красивый, — кивнула я. — Только я не понимаю одного: если ваша компания так процветала, зачем надо было все бросать и перебираться в Израиль, чтобы начинать все по новой?

— Шенута (так звали того египтянина) решил развить бизнес и переправлять девушек в Израиль через границу. Ему нужен был надежный человек. Я, как еврейка и знающая дело, подходила по всем параметрам. Поэтому я и решилась на переезд. Приехала к подруге, осмотрелась, а потом поставила их перед фактом. Они согласились, да и мне было полегче, все же не чужие люди. Открыли посредническую контору и агентство по перевозкам, чтобы было легальное прикрытие нашему основному бизнесу. Грузовик купили для перевозки мебели и девушек. Все нормально шло, пока Вадима не убили.

— Скажи, Елена, — я перешла на доверительный тон, — ты не была знакома в Египте с парнем, по имени Сэм?

— Нет. А кто это?

— Сама не знаю. Но о нем писала Ципи в своем последнем письме к профессору Розенталю. Потом ее убили. А у профессора пропал ценный археологический раритет. Из Египта. И случилось это во время перевозки мебели. Вот я и спрашиваю, может, ты его знаешь?

— Понятия не имею. Ладно, так будешь деньги брать или как?

— Или как, — ответила я. — Не смею больше задерживать.

— Странная ты, я ведь от всей души… — она поднялась со стула и вышла, не оглядываясь.

Домой я вернулась в десятом часу. Дашка открыла дверь и убежала в свою комнату.

— Даша, ты ела что-нибудь? — крикнула я ей вслед.

— Да, мы с Денисом поели, — услышала я из-за закрытой двери.

На кухне перед раскрытой дверцей шкафчика под раковиной сидел Денис и сосредоточенно возился.

— Привет, — сказала я, ставя сумку на табуретку. — Чего ты там нашел?

— Труба протекает, хозяйка, — он показал мне испачканные руки. — Сальник менять надо. Да и дырка в трубе словно гвоздем проткнули. Гони денежку, однако.

Я присела на соседнюю табуретку и всплеснула руками:

— Счастье-то какое! — всхлипнула я. — Бабское… Домой возвращаюсь, как лошадь нагруженная, а мужик мой по хозяйству хлопочет, сальник меняет.

— Да, — кивнул он, сосредоточенно прикручивая что-то, — это тебе не бумажки перебирать. Сантехник он кто? Он — адвокат!

— Как это?

— По нужности. Его, как адвоката, никто видеть не хочет у себя в доме, ну, а если припрет, сразу вспоминают заветный телефончик. Так что учти, хозяйка.

— Да уж… — рассмеялась я. — Вот такие сюрпризы. Надо же, сравнил! Чего еще от жизни ждать?

— Сейчас покажу, чего ждать… Поешь, искупайся, а новости потом.

За ужином я рассказывала Денису о визите Елены. Он слушал очень внимательно и задавал толковые вопросы. Видно было, что мой рассказ его заинтересовал.

— Поела? Не мой посуду, под раковиной все должно подсохнуть. Пойдем, он потащил меня в спальню.

Честно говоря, я думала, что мой любовник, уединившись со мной в спальне, тотчас примется выказывать мне знаки внимания, тем более, что обстановка и время суток располагали, но не тут-то было.

Денис зажег бра над постелью, полез под подушку и достал небольшую вытянутую коробку.

— Ты можешь объяснить, что это такое? — спросил он.

— Ты это купил?

— Я это нашел, — возразил мне Денис. — Под раковиной.

— Дай сюда, — я развернула коробку и три слоя газет в ней, и моим глазам предстал некий металлический предмет зеленого цвета, по форме сильно напоминающий крупный фаллос.

— А теперь объясни мне, подруга, что происходит? Что это за страшный предмет, для чего он тебе и почему ты его прячешь под раковиной? От Дашки?

— Денис! — воскликнула я. — Это же светильник Осириса! Тот, что пропал у Розенталя.

— Если верить глазам, то это не светильник, а член, — хмыкнул он, отобрав у меня раритет.

— Ну да, — согласилась я. — Его от статуи отпилили. Надо немедленно позвонить профессору, чтобы приехал и забрал!

И я потянулась к телефону.

— Стой! — Денис отнял у меня трубку. — Ты что, не понимаешь? Ночь на дворе! разбудишь Розенталя, он старенький, переволнуется. Лучше завтра с утра отвезешь, а мы, тем временем, найдем с тобой другое занятие. а то у меня от этой железяки уже комплекс неполноценности развивается.

— Милый, ты, как всегда, разумен до неприличия, — ответила я и больше не спорила.

После изысканных и не очень упражнений мы лежали, обнявшись, и я рассказывала Денису легенду об Осирисе и Сете, о взаимотношениях в семьях Ирины и копта из Египта.

— Вот видишь, дорогая, как все больше народу склоняются к полигамии, с серьезной миной сказал Денис. — Вот я и подумываю…

— Укушу, — пригрозила я.

— Это неконвенциональные методы ведения дискуссии. Я буду жаловаться!

— Ага. В лигу сексуальных реформ. А в качестве доказательства представишь им вот этот светильник.

— Доказательства чего? — не понял он.

— Доказательства собственной глупости! Если у мужчины несколько жен, то им остается только на такие светильники глядеть, пока муж…

— Исполняет супружеский долг с одной из них?

— Не-а, вот и не догадался. Пока муж пашет, как смерд на барщине, дабы одинаково обеспечить своих жен. По законам шариата, следующую жену можно взять, только если предыдущих не обижаешь материально. А у того, кто так работает, и на одну сил не хватит, не то что на нескольких…

В этой легкой пикировке меня подспудно терзала некая мысль. Ощущение. что я теряю некую важную деталь, не оставляло меня. Хотелось чесаться, словно меня укусила блоха.

Поняв, что уснуть в ближайший час мне не удастся, я сползла с постели и включила компьютер. Денис приподнялся на локте:

— Мать, да что с тобой? Не наигралась еще?

— Спи, я только проверю одну гипотезу. Сейчас приду.

Денис упал на подушку, а я набрала в Яндексе «Эрмитаж+сфинкс» и получила такую информацию:

Я прекрасно помнила этих сфинксов с огромными митрами на головах. Они полулежали такие спокойные, и, казалось, бег тысячелетий их совершенно не волновал. Внизу плескалась Нева, а напротив сиял купол Исакия… Как давно я не была в любимом Питере!..

Далее я набрала в окне поиска: «бог Сет» и получила следующее:

На часах уже было семь часов утра, и я, нимало не смущаясь набрала телефон Ирины.

— Доброе утро, Ира, я не разбудила?

— Нет, Валерия, я уже поднялась. Как дела?

— Спасибо, все нормально. Ира, я вот о чем хотела тебя спросить: ты получила из полиции назад одежду Вадима? Ну, его спортивный костюм, который сама вышивала бисером.

— Да, мне его отдали.

— Скажи, пожалуйста, где находится эта вышивка?

— На спине. Такой китайских дракон, я по клеточкам из «Бурды» вышивала.

— Понятно. Вышивка цела или разбилась?

— Нет, цела, все в порядке. А зачем ты спрашиваешь?

— Так, мысль в голову пришла. Спасибо, Ира, всего хорошего.

Все! Мозаика сложилась. Я поняла, кто убийца и по чьему приказу он это сделал. Через два часа позвоню Михаэлю и сообщу все улики и умозаключения. А теперь спать. Нырнув под одеяло я примостилась на плече у Дениса и провалилась в спокойный, благодатный сон без всяких сомнений.

В пятницу, вставать нужно было только дочери в школу. Нам с Денисом можно было не торопиться, и мы предпочитали валяться в постели. Дочь взрослая, хлопья с молоком соорудит себе сама. Поэтому, слыша в полусне, как Дарья собирается выходить, я и не думала вставать — утренний сон самый сладкий.

Поэтому, когда спустя некоторое время после ее ухода я услышала скрип открываемой двери, то подумала, что она вернулась. Я накинула халат и вышла в салон. Дочери там не было.

На кухне на корточках спиной ко мне сидел незнакомец и копался в шкафчике под раковиной. Негромко ахнув, я отпрянула назад, но он услышал и, огромным скачком преодолев расстояние между нами, бросился на меня. Зажав мне рот рукой, он злобно прошептал:

— Только пикнешь, пришибу!..

Что мне оставалось делать? Я молчала и только глядела на Шмуэля, а это был он, грузчик из конторы по перевозкам и водитель фургона с проститутками.

Он, оглянувшись по сторонам, потащил меня к дивану, бросил с размаху и примостился рядом:

— Говори, где коробка?!

Я замотала головой и вытаращила глаза, показывая, что не могу говорить, пока он мне зажимает рот. Шмуэль немного отпустил руку.

— Вы о чем? Какая коробка?

— Не морочь мне голову! У тебя под раковиной лежала коробка.

— Это вы ее туда положили?

— Какая разница, кто? Где она?!

— Откуда я знаю? Слушайте, Шмуэль, да отпустите вы меня, не маньяк же вы, в самом деле. Давайте вместе поищем коробку, о которой я понятия не имею. Кстати, не скажете, кто ее туда положил?

Говоря это, я шевельнула ногой, и полы утреннего халата обнажили коленки. Парня этот вид заинтересовал. Он рванул на мне халат так, что пуговицы разлетелись в разные стороны. Я громко охнула, но он не обратил на это внимания, силясь одной рукой стянуть с себя штаны, покуда другой крепко вцепился в мою грудь.

В голове мелькала только одна мысль: «Ну, где же Денис? Почему он не идет?» Удерживать на себе мощного грузчика было нелегко, я задыхалась и лишь смогла прохрипеть:

— На диване неудобно. Пусти, я принесу подушки.

Но он не пустил, а вместо этого стянул меня с дивана на ковер и пробормотал:

— Ух, ты какая белая, лучше моих девиц в борделе. Сейчас я тебя распробую…

И тут, словно Deus ex machina[8], в салоне появился взлохмаченный Денис, абсолютно голый и со светильником Осириса в руках. Я увидела его первой.

— Бей! — заорала я изо всех сил.

Насильник обернулся, и тут Денис со всего размаха влепил ему по лбу тяжелым бронзовым фаллосом. Шмулик упал, сраженный мощью веков, а я откатилась в сторону, чтобы он меня не зашиб при падении.

— Надо его связать! — я бросилась за веревкой, и мы вдвоем обмотали его так, что преступник стал похож на спеленутую мумию.

Шмулик застонал и открыл глаза. На лбу у него наливалась шишка величиной с грецкий орех.

— Надо звонить в полицию, — сказал Денис. — Не ровен час перегрызет веревки.

— Оденься, — ответила я. — А то еще он обвинит тебя в сексуальном домогательстве.

— Тебя тоже, — хмыкнул он, но пошел и натянул трусы и майку.

Денис сторожил преступника, пока я одевалась и приводила себя в порядок.

— Звони в полицию, — он протянул мне сотовый телефон.

— Не надо в полицию, — вдруг подал голос Шмуэль. — Хотите полмиллиона?

— Полмиллиона чего? — деловито поинтересовался Денис. — Конфетных фантиков? Или пинков под зад?

— Баксов, гринов, зеленых… — выплеснул он и посмотрел на меня. — Я же вижу, как ты живешь. Тебе полмиллиона совсем не помешают. Соглашайся.

— А за что? — спросила я.

— Если отпустите меня с этим, — он вытянул подбородок в сторону светильника.

— Интересное получается предложение, — Денис сидел на диване и постукивал раритетом по ладони. — Археологическая ценность у меня, я ее нашел, а баксы ей. Нехорошо…

— Правильно, — обрадовался Шмулик. — Ну ее! Поделим по-мужски, по-братски. Мне за этот член миллион обещали. Только выпусти, я тебе все расскажу.

— Деньги с собой?

— Да ты что? Буду я с собой такие деньжищи таскать? Ведь это еще нужно клиенту вернуть. Вот вместе и поедем.

— К Шенуте? — спросила я.

— А ты откуда знаешь? — удивился он. — Девки рассказали?

— Нет, свои источники есть.

— Это меняет дело, — сказал Денис и потер небритый подбородок. — Ты, мил человек, нам и не нужен совсем. Имя клиента мы знаем, в полицию тебя сдадим, обвиним во взломе и попытке изнасилования — вон, со спущенными штанами я тебя с женщины снял. А там полицейские еще найдут, что на тебя навесить. Век не оправдаешься. А к Шенуте сами съездим, зачем нам конкуренты?

— Он убил Вадима и Ципи, — сказала я. — И он главный в торговле женщинами. Не так ли, Шмуэль, он же Семен, он же Сэм?

Он ничего не ответил, лишь шумно вздохнул.

— Давай, дорогая, вызывай полицию, — произнес Денис. — А я веревки поправлю. Кажется, клиент уже их грызет.

Я позвонила не в полицию, а Михаэлю. Он совершенно не удивился, услышав мое сообщение, и приехал незамедлительно с бригадой оперативников. Полицейские погрузили Шмуэля в машину, даже не развязывая его, а Бронштейн подошел ко мне:

— Вы опять выступили подсадной уткой, Валерия. Ну, сколько можно предупреждать? Мы шли по пятам и сегодня-завтра должны были накрыть всю шайку, в том числе и вашего взломщика. Вы нам все планы спутали. Придется теперь торопиться, хватать их, пока они, спугнутые, не разбежались.

— Но я же хотела, как лучше…

Но Борнштейн не знал знаменитой фразы Черномырдина, поэтому только махнул рукой:

— Спасибо, Валерия, но я вас умоляю! Больше не надо. Никогда. Обещаете?

Пообещать я не успела, так как Михаэля позвали, и он поспешно вышел, не попрощавшись.

Полностью все кусочки мозаики сложились на суде, где я присутствовала в качестве свидетеля. Как и следовало ожидать, эта история началась в Египте.

Во время фараона Аменхотепа IV, или Эхнатона, как он сам себя назвал, был выстроен храм, посвященный богу Осирису. Его возлюбленная жена Нефертити не могла иметь детей, и поэтому Эхнатон думал, что богатые дары всеблагому Осирису, который возрождает ежегодно землю, помогут супруге зачать.

Несколько лет трудились каменщики и выстроили в Ахетатоне, новом городе, между Мемфисом и Фивами, роскошный храм. А в храм скульпторы поместили полую бронзовую статую обнаженного Осириса, в которой зажигали свечи, и казалось, что статуя светится изнутри и смотрит на молящихся огненными глазами.

Но жрецы храма Сета, находившегося неподалеку, заволновались и запротестовали. Все больше и больше людей шли с дарами в новый храм, чтобы поклониться великому Осирису. И бог оправдывал надежды и чаяния: у бездетных рождались наследники, у крестьян тучнели поля, а купцы возвращались из странствий с богатой выручкой. Вскоре царица Нефертити понесла и родила дочь.

Однажды ночью жрецы Сета тайком пробрались в храм, перебили охрану и отпилили у статуи Осириса фаллос, символ плодородия. Ведь их бог Сет сделал то же самое, дабы подняться над своим старшим братом.

С тех пор потеряла статуя Осириса волшебную силу, перестала выполнять просьбы молящихся, а вскоре страшное землетрясение разрушило храм и погребло изуродованную статую.

У Эхнатона и Нефертити умерла дочь, и фараон отвернулся от любимой жены.

А по Египту поползли слухи, что вся мощь Осириса заключена именно в этом отрезанном от статуи фаллосе.

По приказу Эхнатона жрецы Сета были пойманы и подвергнуты пыткам. Но они не раскрыли тайну и не вернули пропажу. Только один из младших жрецов проговорился. Он сказал, что из фаллоса сделали светильник для освещения их мистерий. О том, где находится пропавшая деталь статуи, он не сказал и умер, не выдержав мучений.

С тех древних времен и пошла легенда о бронзовом воплощении фаллоса Осириса, дававшего владельцу богатство, власть и плодородие. Этот светильник искали, как богиня Изида искала куски тела своего мужа, но так и не нашли.

Существовала еще одна легенда о том, что царица Нефертити была еврейкой и ее соплеменники, совершив исход из Египта, забрали с собой и светильник Осириса. Так пропал талисман, и от него осталось лишь несколько слов в памяти поколений…

Вернемся в наше время. Когда Розенталь, еще не будучи профессором, нашел на Синайском полуострове светильник Осириса, то впоследствии это стало косвенным подтверждением легенды об исходе, описанной в Торе. Евреи сорок лет путешествовали по Синаю, и, кто знает, может, светильник и сопровождал их в странствиях.

Сначала Алон не знал, что именно он выкопал, но по прошедствии лет глубокого изучения материалов по египтологии он понял, что за раритет попал к нему в руки. Розенталь не мог поделиться известием о находке, так как нужно было бы вернуть государству светильник, да и Египет мог предъявить свои права.

О светильнике Алон рассказал своей аспирантке Ципоре Миллер, а вскоре Ципи уехала в Египет на практику, раскапывать гробницу богатого вельможи.

Там, на раскопках, Ципи познакомилась с молодым человеком по имени Сэм, назвавшимся туристом из Сербии. На самом деле Сэм, или Семен, жил в России, а в Египет приехал по делам, связанным с незаконным бизнесом, а именно торговлей проститутками. В Египте Сэм сошелся с коптом, по имени Шенута, содержавшим по всему Египту сеть публичных домов и которому постоянно нужен был новый материал.

Шенута был очень богат. Кроме того он был страстным коллекционером и обладателем огромного собрания древних реликвий. И когда Сэм рассказал ему о том, что у него есть сведения о фаллическом талисмане, Шенута загорелся, пообещал заплатить за светильник огромную сумму и даже рассказал своему русскому приятелю легенду о Осирисе и Сете. Почему-то в этой истории Семену понравился Сет, и он даже купил себе майку с ослиной головой в честь рыжего бога песков.

Семен отправился на поиски раритета. Ему повезло: его дед был евреем, и поэтому Семен имел право на репатриацию, согласно законам Израиля. Поэтому Семен, приехав, поменял имя на Шмуэля, что семантически одно и то же, и принялся искать Ципи.

Тем временем Шенута помог Шмуэлю с работой. Он не любил класть яйца в одну корзину, и поэтому на него работали еще несколько поставщиков живого товара. Одной из них была Елена.

Елена приняла Шмулика на работу грузчиком и, договорившись с коптом, стала участвовать в переправке проституток из Египта через границу в Израиль. Шмуэль пересекал границу нелегально, и поэтому полицейские компьютеры не имели данных о том, что он выезжал за рубеж.

Тем временем Шмуэль нашел Ципи и закрутил с некрасивой девушкой роман. Именно из-за него она ушла из дома и сняла себе квартиру на набережной, около яхт-клуба. Он выспрашивал ее о светильнике, и Ципи охотно отвечала.

Тем временем профессор Розенталь купил виллу и собрался переехать. Он попросил Ципи помочь найти ему грузчиков. Ципи нашла и рассказала об этом Шмуэлю, а уж тот отправился к Когану, получившему заказ, и перекупил у него работу. Потом обратился на улице к прохожей девушке и попросил ее позвонить в контору, чтобы вызвать грузчиков. Шмуэль объяснил, что сам он не может позвонить из-за плохого иврита. Девушка согласилась, и Ирина приняла заказ.

Когда рабочие заносили книги ко мне в квартиру, Шмуэль спрятал коробку в шкафчике под раковиной, надеясь вскоре зайти и забрать ее.

В свою очередь Вадим заметил, что у Елены постоянно какие-то дела со Шмуэлем. Они часто уединялись, шептались между собой. В агенстве Елена тоже прибрала власть к рукам, пока Вадим с рабочими ездил на погрузки. Вадиму все это не нравилось, хотя Елена и говорила ему, что согласна на роль второй жены и долевого участия в бизнесе.

В тот вечер, когда рабочие закончили перевозку и разгрузку вещей профессора, Вадим вернулся в контору. Там была только Ирина, а Елены не было. Он отправился домой. А дома, застал Елену и Шмуэля в постели, рассуждавших о том, как они получат миллион долларов и что с ним сделают.

Вадим уже давно надоел Елене, и она вынашивала планы избавления от него и получения наследства. А тут представился случай…

Вне себя Вадим набросился на Шмулика, и они стали драться. Шмуэль схватил тяжелую пепельницу и ударил Вадима по голове. Тот упал навзничь и больше не шевелился.

Чтобы замести следы преступления и сбить следствие с пути, преступники переодели Вадима в тренировочный костюм, расшитый бисером, и осторожно уложили на каменные плиты палисадника. Будто он тренировался, поскользнулся, упал и проломил себе голову. Но бисерная вышивка на спине осталась неповрежденной. На это Елена и Шмуэль не обратили внимания.

Выждав два дня, Шмуэль пришел ко мне домой и представился водопроводчиком. Но Даша не пустила его в дом.

Ципи узнала о пропаже раритета и сразу поняла, кто за этим стоит. Но вместо того, чтобы обратиться в полицию, она немедленно, после моего ухода, позвонила Шмуэлю и потребовала от него, чтобы тот вернул светильник. Ципи поняла, кто украл ценную вещь. И в тот момент, когда в комнату вошел Шмуэль, она отправляла письмо профессору. А в письме говорилось о Сэме, которого никто не знал и не видел.

И тогда Шмуэль убил ее. Просто сбросил с балкона вниз. Девушка разбилась…

Когда я оказалась в фургоне, перевозящем проституток, то там девушке тоже говорили о Сэме, и я поняла, совпадений не бывает: Сэм, дружок Ципи, и Семен, поставщик проституток, — одно и то же лицо.

Признаться, что я не удивилась, увидев светильник в руках у Дениса. Все сразу стало на свои места: и остановка грузчиков возле моего дома, и просьба Шмуэля напиться — ведь я же оставила его одного на кухне, а сама пошла прощаться с Алоном. И даже майка с ослиной головой — в честь бога Сета. А цепочка Шмуэль — Семен — Сэм четко назвала имя главного действующего лица…

Из зала суда я вышла немного подавленной. Шмуэль и Елена получили достаточно большие сроки наказания. Григорию присудили условный срок за переход границы. Профессор Алон Розенталь решил отдать раритет в египетский отдел иерусалимского музея, а Ирина осталась единоличной владелицей маклерской конторы и думаю, что она долго одной не останется — два ее работника, Робик и Гена, сидели рядом и утешали, как могли. Как бы ситуация не превратилась в противоположную — одна жена и два мужа.

— А мне копта жалко, — сказала я Денису. — Такая ценность у него из-под носа утекла. Он бы на этот фаллос молился, в главном публичном доме на стенку бы повесил, чтобы талисман счастье приносил…

— Знаешь, дорогая, — приобнял меня за плечи любовник. — Ничего бы у него не вышло! Как говорят в Одессе: «Если бордель прибыли не дает, не мебель, а девочек менять надо».

Ашкелон 2003