Светка-конфетка и Хулиган

19

В конце марта за окном становится совсем тепло. Мы снимаем пуховики и надеваем легкие куртки.

— Поехали в городской парк? — Предлагает Славик на выходных. — Давненько никуда не выбирались.

— Поехали.

И мы едем. Потому что просто захотелось. Потому что оба кайфуем. Славик, такой же окрыленный, как и я. Ходим по широким аллеям, держась за руки. Здесь, в парке, собраны редчайшие растения, привезенные изо всех уголков мира. Загляденье!

Славик красуется, крутит сальто и ходит на руках. Я не могу оторвать от него взгляда, такой он ловкий, красивый и мой…

— Смотри, — говорит Слава, указывая пальцем в направлении детской площадки, перед которой высокая горка, покрытая газоном. И дети скатываются с этой горки колбаской, весело хохоча. — Пойдем, тоже скатимся? — Глаза Славика горят озорством.

— Там полно народа, давай чуть позже?

И мы возвращаемся сюда, когда почти все с детской площадки разошлись. Славик скатывается первым. Это так забавно… Взрослый парень хохочет, как ребенок. Он встает на ноги и манит меня пальцем. Ложусь на склон и качусь, визжа от неожиданного восторга. Взбираемся на горку и скатываемся снова. Потом еще раз, и еще. Пока не устаем. У меня совершенно нет сил подняться, и Славик тоже лежит на спине, улыбается довольно. А потом, вдруг, переворачивается и нависает надо мной.

— Ты с ума сошел? Здесь полно людей… — оглядываюсь я, но он лишь закрывает мне рот поцелуем. Прикусывает нижнюю губу, ведет по ней языком… Это игра, которая нравится нам обоим, но я прихожу в себя, столкнув с себя парня. — Не делай больше так. Наши чувства — это только наше… Личное, не для всеобщего обозрения…

— Ладно, не кипятись, Светка-конфетка. Я больше не буду, — улыбается он, садится рядом и скрещивает руки в замок, опираясь локтями на колени. — Поужинаем?

— Где?

— Там, за водопадами, видел прикольную кафешку.

— Ну, пойдем, — говорю я, выбирая травинки из буйной шевелюры Славика. После ужина едем домой. Воскресенье проходит по-тюленьи. Мы смотрим телевизор, едим вкусняшки, и только под вечер я начинаю готовиться к рабочей неделе. А понедельник проходит в напряжении, потому что то тут, то там ловлю на себе странные взгляды. Становится неуютно, еще и педсовет после первой смены назначили… Пишу Славику, что задержусь, и вхожу в актовый зал в числе первых. Шепотки прекращаются с моим появлением. И лишь все те же взгляды заставляют меня напрячься.

Завуч и директор входят в зал.

— Светлана Григорьевна, попрошу вас выйти сюда.

Напрягаюсь еще больше, в горле застревает ком.

— В сети появилось компрометирующее видео. На нем вы ведете себя недостойно. Думаю все уже видели этот позор…

Щеки обдает жаром, и почему-то вспоминается наш отдых в горах и джакузи. Мог ли кто-то нас заснять?

— Вы, похоже, еще не в курсе… как интересно, — ядовито говорит Ивета Мироновна, и включает проектор, на котором наш недавний выходной. Вот мы со Славой катимся по горке, вот целуемся… Видео останавливается на моменте, где мы касаемся языками.

Мне воздуха не хватает. А по актовому залу противные шепотки. Я боюсь даже взгляд поднять, сцепила руки в замой за спиной и стою, рассматриваю свои балетки.

— Из всего перечисленного следует… — не слышу, что она говорит. Шум в ушах нарастает и начинает кружиться голова. Кажется, еще немного, и я упаду… Когда прихожу в себя, Ивета Мироновна уже заканчивает фразу: — Или уволиться по собственному. Без отработки, естественно. Такой позор…

— Надеюсь, наглядный пример станет всем уроком. Что ваша частная жизнь должна оставаться за стенами вашего дома. И никак не становиться достоянием общественности… Думаю, Светлану Григорьевну теперь не примут ни в одну школу нашего города, — строго говорит директор. — Все свободны. Светлана Григорьевна, ко мне в кабинет.

Директор больше ничего не говорит. Просто кладет передо мной листок с заявлением и просит заполнить. По собственному… Это, наверно, лучше, чем занесение выговора в личное дело… Какой позор, Света… И что папа скажет? А как теперь на улицу выходить?

Спешу забрать вещи из кабинета и выхожу на улицу, жадно глотая воздух. Как же все так сложилось И я расслабилась, окрыленная своими чувствами к Славику. Мальчишке, которому можно вести себя, как вздумается… а мне нельзя было… Нельзя! Было…

Прихожу домой разбитая и расстроенная. Прямо так, не переодеваясь, сворачиваюсь на диване калачиком. Меня знобит, и лежащий рядом плед приходится как раз кстати. Закутываюсь в теплую ткань, закрываю глаза. Как там говорится, сквозь землю хочется провалиться? Я теперь понимаю смысл этого выражения…

Не знаю, сколько я так лежу. Наверно, проваливаюсь в сон, потому что хлопок двери вырывает меня из забытия.

— Конфетка, ты где? Что не встречаешь? — Входит в гостиную Славик, бодрый и улыбчивый. — Свет? — видит меня, и улыбка сползает с лица. — Светик, ты чего? Заболела?

Хочу ему ответить, но голос пропал, и я лишь открываю рот.

— Малышка… конфетка, не пугай меня… — он садится рядом и прикладывает прохладную ладонь мне ко лбу. — Да ты горишь, у тебя жар… Сейчас…

Я снова закрываю глаза, проваливаюсь в неясный бред. Вроде Славик чем-то меня поит, потом появляется кто-то посторонний, трогает меня холодными руками. По телу проносится дрожь от этих прикосновений. Я не хочу, чтобы меня кто-то касался… не трогайте меня… Но голоса нет, и я снова проваливаюсь в тревожную дрему.

Когда снова прихожу в себя, в комнате темно. Из кухни доносятся тихие мужские голоса. С большим усилием встаю и иду по стеночке, не отпуская края пледа. Голова кружится, начинает подташнивать, но я дышу глубже, и тошнота отступает.

— Светик… — говорит папа, подхватывая меня под локти. — Ты как, маленькая?

— Нормально… — шепчу еле слышно. Слава топчется здесь же, наливает в кружку душистый чай. Во рту так пересохло, что я готова выпить ведро жидкости, но, оказывается, могу проглотить лишь пару маленьких глотков.

— Конфетка, ты нас всех напугала, — присаживается передо мной Славик, обхватывая мои колени руками.

— Что же мы с тобой наделали… — шепчу, смотря в его глазищи.

— Ты о чем, маленькая? — Не понимает он.

— Нас засняли в парке, как мы целуемся… Видео слили в интернет. Меня уволили… Точнее, попросили написать по собственному, чтобы шумиху не поднимать… — Самое длинное предложение, которое удается из себя выдавить. Дальше голос снова пропадает. Сознание мутится, и я, опираясь лбом в сложенные на столе предплечья, снова дремлю. Слышу сквозь дрему, что Славик кому-то звонит, как раздается звонок домофона, как в квартире кто-то еще появляется… Как меня подхватывают на руки и куда-то несут, как укрывают одеялом. В нашей кровати тепло и уютно пахнет Славой. Мне кажется, я и сама пропиталась им, что не оттереть, не вывести…

Жалею ли я о нашем безумии, из-за которого я забыла об осторожности? Наверно, больше нет, чем да.

А что делать дальше, мы придумаем. Вместе.