Светлана (журнальный вариант)

III

Шофёр открыл дверцу кабины.

— Садитесь, товарищ младший лейтенант!

— Нет, нет, — сказал Костя, — я не один еду, с вами девочка сядет, а я в кузов.

На крыльце Светлана прощалась с хозяйкой, обнимая её «в последний раз», и «ещё раз», и «в самый последний». Несмотря на ранний час, были провожающие. Клетчатый узелок с вещами девочки, совсем лёгкий вначале, увеличился почти вдвое: каждый из маленьких Светланиных приятелей считал своим долгом сунуть ей что-нибудь «на дорогу» или «на память». Капитан нагнулся и поцеловал девочку в лоб:

— Ну, Светлана, счастливо тебе!

Она серьёзно ответила:

— И вам тоже.

Капитан протянул Косте руку:

— Так имей в виду, Костя, эту неделю мы ещё здесь, а дальше — догоняй!

— Догоню, товарищ капитан! Светлана, садись к шофёру.

Но клетчатый узелок уже полетел в кузов. Светлана подпрыгнула, стала на широкое твёрдое колесо и с ловкостью мальчишки перемахнула через борт.

— В кабину садись, тебе говорят! — уже строго сказал Костя.

— По-вашему, я буду в кабине сидеть, а раненый трястись в кузове?

Девочка преспокойно стала усаживаться поудобнее на сложенном брезенте.

— Ты слезешь или нет?!

— Нет.

Голова Светланы исчезла за бортом. Капитан усмехнулся.

— Я вижу, скучать в дороге ты не будешь, Костя! Федя, дай ей шинель какую-нибудь, ведь её продует, она совсем раздетая.

Костя, стоя на колесе, перешагивал через борт грузовика.

— Раненому всё равно придётся трястись в кузове.

— Зачем же вы-то сюда?

— Буду следить, чтобы тебя ветром на поворотах не выдуло.

Машина затряслась, загрохотала и поехала. У крыльца все махали ей вслед.

Светлана встала, держась руками за борт, и тоже замахала платком.

— А ну сядь! — сказал Костя. — Завернись в шинель хорошенько, благо, что она тяжёлая, придержит тебя хоть чуточку!

Светлана опустилась на коленки, ей хотелось ещё разок посмотреть на деревню отсюда, издали. Но дорога сделала крутой поворот, и теперь за холмом уже ничего не было видно, только изломанные верхушки жёлтых, осенних клёнов. На ветру было холодно, и оба уселись впереди на брезенте, под защитой кабины.

— Так, — сказал Костя, — значит, всякая кнопка рассчитывает, что ей удастся мной командовать?

— Где кнопка? — вызывающе спросила девочка.

— Вот она, кнопка! — Костя легонько щёлкнул Светлану по носу.

Девочка с негодованием отодвинулась от него:

— Не деритесь!

Машину качнуло на ухабе, Костя схватился за больную руку.

— Вот видите, — сказала Светлана, — не послушались меня, растрясёте руку, будет опять, как ночью!

— То есть что это будет, как ночью? — удивился Костя.

— А вот то самое!

— Уж очень ты глазастая!

Они выехали на шоссе. Светлана привстала опять.

— Ты что? — спросил Костя.

— Так. Посмотреть. Отсюда нашу школу видно…

Она села и больше уже не оборачивалась.

Костя спросил:

— Ты здесь давно живёшь?

— Нет. Маму как раз перед войной сюда перевели.

— А в Москве бывала когда-нибудь?

— Была один раз… папа поехал и меня взял.

Костя замолчал. Это было, как с его рукой: с какой стороны ни дотронься, больно. Светлана сказала:

— Товарищ лейтенант, а вы в Москву в командировку едете?

— В командировку.

— А потом опять на фронт вернётесь?

— Потом опять вернусь.

Девочка кивнула головой, как бы успокаивая лейтенанта, что больше она его об этом расспрашивать не будет. Мало ли что! Может быть, военная тайна…

— Товарищ лейтенант, вот, наверное, мама ваша обрадуется, когда вас в Москве увидит!

— Откуда ты знаешь, что у меня мама в Москве?

— А я ночью слышала, как тот, другой лейтенант сказал, что вы маму в Москве повидаете.

— Не совсем точные сведения, — возразил Костя, — мама моя не в Москве, а под Москвой живёт — тридцать километров.

— Ну так что ж, увидитесь всё-таки с ней?

— Увижусь, конечно.

— Вот я и говорю, обрадуется. Товарищ лейтенант, вы мне скажите, как вашего капитана зовут, и адрес дайте.

— Зачем тебе?

— А как же? Он сказал, чтобы я ему писала из Москвы.

— Дело важное, — согласился Костя. — Вот тебе блокнот, вырви страницу и запиши номер полевой почты.

Солдатские карманы всегда набиты плотно. Вместе с блокнотом Костя вынул и положил себе на колени фотографию и два письма.

— Это вашей мамы карточка? — спросила Светлана и вдруг покраснела и смутилась, как смутился бы взрослый человек, совершивший бестактность: девушка, снятая на фотографии, не могла ещё быть ничьей мамой.

Костя засмеялся, тоже слегка покраснев.

— Нет, это просто одна знакомая. Нравится тебе?

— Нравится, — вежливо ответила девочка. — Красивая очень.

— А мама моя вот.

Светлана долго и внимательно разглядывала фотографию. Наконец, вздохнув, сказала с глубоким убеждением:

— Она очень хорошая, ваша мама! А вашу знакомую Надей зовут?

— Ты что: цыганка или Шерлок Холмс?

— Нет, я просто глазастая. Вот здесь на конверте написано: «Надежде Сергеевне Зиминой». Написали письмо, а отправить не успели — сами поехали.

— Почему всё-таки ты так уверена? Может, это маму мою Надеждой Сергеевной зовут.

— Не-ет! Вашу маму Зинаидой Львовной зовут, и фамилия — Лебедева, как у вас. Ей вот это, другое письмо, без конверта, треугольничком сложено!

«Ну и бес эта девчонка!» — подумал Костя, расхохотавшись и краснея всё больше и больше.

— Ладно, проницательная женщина, записывай адрес, вот тебе карандаш.

Когда адрес был записан, Светлана сказала:

— Странно всё-таки: вам руку только перевязали — и всё. Когда рука ранена, её полагается ещё чем-нибудь широким к плечу подвязать. А то вы её туда и сюда…

Костя усмехнулся:

— У нас в медсанбате врачи и сёстры тоже очень опытные, они так и сделали. Только я эту повязку снял и в сенях оставил.

— Ага, — понимающе сказала Светлана, — чтобы не так страшно было вашему капитану?

— Чтобы не так страшно.

— Вы бы хоть в карман её положили, повязку, теперь и подвязать нечем.

Светлана подумала с минуту, нагнулась к своему узелку, порылась в нём и решительным движением вытянула шёлковый вязаный шарф.

— Согните руку. Держите так… Ну, вот…

Она перекинула шарф ему на шею и завязала узлом.

— Ведь лучше, правда?

— Красота! И шарф у тебя какой нарядный… шёлковый, полосатенький!.. Откуда такой взялся?

Она ответила:

— Это мамин шарф.