Костя спал. Он отсыпался за обе эти бессонные ночи и за много других бессонных ночей. Спал то сидя, то лёжа. Просыпаясь, удивлённо повторял слова соседа-сержанта: «Сколько может человек спать?!» — и сейчас же засыпал ещё крепче. Окончательно проснулся Костя, когда кто-то громко сказал в коридоре: «Через два часа Москва!»
Светлана, аккуратно причёсанная, с подвёрнутыми рукавами нового ватника, наглухо зашивала свою кофточку без пуговиц, превращая её в джемпер.
Сержант, услышав, что Светлану нужно устраивать в детский дом, сказал:
— Эх, знаю я один детский дом в Москве! Товарища моего ребятишки там живут. Заведующая уж больно хороша!.. Какие письма отцу на фронт писала! Вот бы тебя, Светлана, туда устроить!
Костя спросил:
— А вы адрес знаете?
— Как же, знаю, конечно, сколько раз на конвертах видел… Какой же адрес-то?
Он посмотрел в потолок и задумался:
— Сейчас вспомню, товарищ младший лейтенант… Директора Натальей Николаевной зовут… Душа человек!
Вечером того же дня директор детского дома Наталья Николаевна сидела у себя в кабинете с книгой в руках. Неожиданный поздний звонок. Она прислушалась. В дверь постучала дежурная няня:
— Наталья Николаевна, вас какой-то военный спрашивает… молоденький совсем… с девочкой.
Наталья Николаевна вышла в переднюю и увидела лейтенанта с подвязанной рукой и черноглазую девочку в ватнике. Костя, козырнув, почтительно сказал:
— Разрешите обратиться, товарищ директор!
— Пожалуйста.
К ней совсем не подходило официальное слово «директор». Серебряные волосы, белый пушистый платок, накинутый на плечи. Спокойное, внимательное лицо. Она казалась бабушкой в большом и тихом доме, странно тихом, потому что ведь это был детский дом. Но дети набегались днём и теперь спят, а бабушка охраняет их сон.
— Зайдите сюда, — движением руки она приглашала Костю зайти в кабинет. — А вы, Тоня…
В передней было несколько стульев. Няня ласково наклонилась к Светлане:
— Садись, милок. Тебя как зовут?
Войдя в кабинет, Костя хотел прикрыть за собой дверь, но вдруг почувствовал, что дверь сопротивляется и не даёт себя закрыть.
Светлана стояла у него за спиной и даже за косяк ухватилась, всем своим видом показывая: «Вы не будете говорить обо мне без меня!».
Костя был обескуражен таким явным неповиновением. Но не только резкие, а даже обыкновенные строгие слова сейчас, при расставании, были невозможны.
Наталья Николаевна сказала: «Я вас слушаю», — с таким спокойствием, как будто не было вовсе упрямой девчонки около двери.
После первых же коротких фраз Костя почувствовал, что Наталья Николаевна знает уже о Светлане, а может быть, и о нём самом гораздо больше, чем он мог бы ей рассказать. В её глазах мелькнуло сожаление.
— Вы прямо с вокзала?
— Нет, я заходил ещё в наркомат, потом мы искали долго…
— Видите ли, товарищ лейтенант, жалко, что вы не оставили девочку на вокзале, в детской комнате. Её бы направили в приёмник, а оттуда ей дали бы путёвку… Дело в том, что мы не имеем права сами, помимо гороно, принимать ребят. В приёмнике они проходят врачебный осмотр, оттуда их посылают в детские дома, в зависимости от возраста, состояния здоровья…
Костя и сам понимал, каким ребячеством было с его стороны понадеяться на случайный адрес, данный случайным дорожным спутником.
Он нерешительно посмотрел на директора.
— Как же теперь быть?
Наталья Николаевна спросила:
— Вы говорите, ваша семья за городом живёт? Так что вам сейчас на вокзал нужно?
— Да, на вокзал.
Костя подумал, что ведь на каждом вокзале есть детская комната… И вдруг ему вспомнились слова капитана:
«Костя, будь другом, устрой её в детский дом!»
— Нет! — сказал он, как бы возражая самому себе. — Я хочу знать, куда она попадёт. Где этот… как его, приёмник?
— Довольно далеко, на двух трамваях ехать… боюсь, вы застрянете, не поспеете на поезд.
— Что ж делать, переночую в Москве. Пойдём, Светлана.
Наталья Николаевна посмотрела на костину забинтованную руку, потом встретилась глазами с девочкой.
— Светлана, сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Тринадцать? — удивлённо переспросила Наталья Николаевна. — Я думала гораздо меньше… Тебе хочется у нас остаться, да?
Светлана ничего не ответила.
— Поезжайте, товарищ лейтенант. Девочка останется здесь.
— Но вы же говорили…
— Ничего. Сегодня переночует у меня в кабинете. Тоня, — она повернулась к девушке, открывшей им дверь, — будьте добры, затопите ванную.
— Спасибо вам! — горячо сказал Костя.
Он дал ей свой адрес — домашний и номер полевой почты.
— Ну, Светлана…
И тут случилось неожиданное. Когда Костя, радуясь, что всё наконец так хорошо уладилось, подошёл к девочке попрощаться, Светлана метнулась к нему, прижалась лицом к его шинели и зарыдала отчаянно, в голос. Невозможно было разжать цепкое кольцо маленьких рук. Костя повернулся к Наталье Николаевне, молчаливо взывая о помощи.
Наталья Николаевна сказала серьёзно, как взрослой:
— Голубчик, ведь ты же не хочешь, чтобы лейтенант опоздал на поезд? Вы зайдёте ещё к нам, товарищ лейтенант, правда? И писать нам будете?
Слёзы прекратились так же внезапно, как и начались.
Светлана крикнула:
— Поезжайте скорее, Костя! Передайте от меня привет вашей маме!
Через полчаса, одетая в пушистый байковый халат, Светлана вышла из ванной. В передней было темно, а дверь в зал приоткрыта. Там горел свет. Светлана заглянула туда. Комната показалась ей огромной. Здесь было холодновато. Холодным блеском сиял гладкий паркетный пол. Гладкие стены холодновато-голубого оттенка. Гладкие холодные листья фикусов.
Тёплая рука взяла Светланину руку. Ласковый голос сказал:
— Пойдём, тебе уже всё приготовили. Сегодня ляжешь у меня на диване…