Ельцин не должен вообще подписывать этот указ: "О незаконности действий ГКЧП", — который, как явствовало из хронологического списка событий, он подпишет 19 августа. Даже если путч начать не утром, а вечером 19 августа, — он все равно может подписать этот указ, скажем, 20 числа. Этого нельзя было допустить! Но как?
Также следовало заранее решить вопрос с "Эхом Москвы": закрыть их заранее на профилактику и плановые работы, что ли, а всем работникам дать премии и отправить заранее к морю? Или просто пригрозить? Или пусть их говорят, что хотят: сохраним видимость демократии?
Самое главное: не допустить выступление президента России у дома Верховного Совета РСФСР. Он не должен прибыть утром рано, — или даже поздно вечером 19 августа к "Белому дому"! и 20 августа тоже нельзя его допустить к собравшимся людям, которые, несомненно, придут со своей верой в чуждую нам демократию, в которой сами не разбираются, но мечтают…
Никаких пламенных речей президента на танке! Он не должен инициировать тот митинг на Краснопресненской набережной, о котором толкует список. Если Ельцин не высунется в Москве, возможно, тогда и в Питере все пройдёт мирно и без эксцессов. Никаких митингов, воззваний, листовок, баррикад, ярлыков типа наименования ГКЧП "государственным переворотом".
Лучше и легче всего этого просто не допустить… и еще не нужен нам в столице генерал-перебежчик с славной птичьей фамилией… вспомнились некстати "Кий, Щек, Хорив и сестрица их Лыбедь"…
Никаких отрядов безоружных ополченцев! Нельзя разрешать Ельцину отправлять своих людей "прощупывать почву" в других городах России и иных странах, — с целью возможного отъезда. Нечего ему мнить себя королевской особой, планирующей создать правительство в изгнании.
Его нужно просто дискредитировать и устранить с дороги. Самоуничтожением остатков своей давно уже подмоченной репутации тот и сам займется: ему не привыкать разрушать и строить. Тот, кто начал с разрушения дома Ипатьевых, с легкостью и свой авторитет разрушит походя. Нужно лишь создать соответствующие условия…
В тот памятный августовский вечер Казбеков пил зеленый чай, поданный бессменной Наташей. Прихлебывал мелкими глоточками обжигающий напиток без сахара, получая удовольствие и отдохновение от дневных дум. Искоса взглянул на свою домработницу, такую верную и исполнительную, что никакой японский робот не сравнится. Наши люди — самые лучшие работники в мире! Если их стимулировать не одними лозунгами о социалистическом соревновании, но еще и рублём…
Мысли Керима Рустамовича бесцельно кружились вокруг одной и той же темы: как незаметно устранить нового президента РСФСР, чтобы его удаление прошло почти незаметно и подозрение не пало бы ни на кого? Словно бы тот сам по себе удалился от дел на короткое время.
Ну, чем президент РСФСР хуже президента СССР? Почему президенту Союза можно уехать на отдых, а нашему российскому — нельзя, так как друзья-демократы не велят? Он им помогает заниматься бизнесом, одним своим присутствием… Как-то недемократично такая дискриминация выглядит… но ни одна путная мысль не посещала Председателя ВС РСФСР, а отпущенное на раздумье время утекало…
Когда позвонил некто и сообщил условленную фразу насчет двадцатого съезда КПСС, Казбекова на месте не было. Но уже через час он примчался домой и ждал с нетерпением следующего звонка от неизвестного, который оказался явно молодым человеком, судя по голосу, и явно ни о чем не ведал: ни о намеченном заговоре, ни о том, с какой целью его попросили позвонить. Голос молодого человека на другом конце провода звучал так испуганно, звонко и натурально, что Казбеков сразу понял: звонит "шестерка". Ему просто сказали позвонить, он исполняет…
К моменту встречи с тем "шестеркой", забавным и явно недалеким старшим лейтенантом с нелепой фамилией, Керим Рустамович переживал, ожидая услышать нечто необыкновенное, но три фразы, услышанные им из уст простого советского милиционера, который охотно представился при встрече, осознав, с кем свел его случай, — поразили Казбекова простотой и практически полной реализуемостью. Это звучало так просто: "Винный погреб. Похищение. Решение всех проблем!" Всё! Что еще нужно?
Спрятать президента РСФСР в винно-водочный погреб и продержать его там пару-тройку дней, до тех пор, пока сторонники демократии прекратят надеяться на то, что их лидер поведет их за собой на борьбу с консерваторами. Или, еще лучше, представить российского президента перед поклонниками его политического гения и медвежьей харизмы, — во всей красе пьяного бреда… это будет шикарное решение всех проблем: без труда и греха.
Не придется брать никакой тяжести на душу: президент сам себя напоит и выставит в отличном негативном свете. Он всегда любил выпить. Тем более, если под рукой не будет воды, чтобы утолить жажду?
Осталось только решить вопрос, как заманить Бориса Николаевича в тот самый погреб? И тут взгляд Казбекова ненароком пал на Наташу, протиравшую тряпкой столик красного дерева: грудь ее вздымалась гордо и воинственно, как у воительниц-амазонок, а из гладко зачесанной аккуратной прически к вечеру выбилось вьющихся несколько прядей, игриво окаймляя нежные очертания щек. Губы не накрашены, пудры на лице нет, но это ничего, дело устранимое. Зато — настоящая русская красавица! Не худосочная модель, которую на ветру шатает и к земле гнет. Как он раньше такой мысли не допустил? Привык воспринимать ее почти как предмет мебели, только умеющий двигаться и выполнять желания! Его Наташа ничуть не хуже той дамочки, ради которой и состоялось знаменитое "купание в реке", красиво наименованное попыткой покушения на жизнь гонимого политического лидера.
Решено: он попросит Наташу, чрезвычайно многим обязанную лично Кериму Рустамовичу, увлечь за собой в определенное место немолодого, наивного самовлюбленного президента, который с удовольствием уверует во внимание к нему со стороны такой молодой красивой женщины: тот так любит себя, что полагает: так же к нему относятся и другие люди… Потом уже она с легкостью убедит президента в своих к нему чувствах и предложит спуститься в одно лишь ей известное место ненадолго: тот поверит!
— Наташа! Тут такое дело… — тихо подозвал к себе Керим Рустамович свою услужливую безотказную работницу, которая, однако, услышав его предложение, всеми фибрами дущи возмутилась. Осознав, что реальной "любви" со "стариком" ей никто не предлагает, — Наташа согласилась неохотно, со скрипом. Так как не любила играть в чувства. Все-таки, она была многим обязана Казбекову, столь многим, что сама ее жизнь, можно сказать, принадлежала ему целиком и полностью.
Теперь предстояло самое трудное: незаметно и без подозрений устроить личную встречу президента и простой женщины, которая, как был уверен Керим Рустамович, непременно окажется по вкусу президенту.
Причем первой встречей, косвенной и мимолетной, дело не ограничится: за ней должна последовать вторая, на которой президент будет рассчитывать получить свое. Именно в ходе второй встречи за ним должна захлопнуться крепкая крышка люка, ведущего в винный погреб, в котором президенту и предстоит провести несколько суток без воды и еды: только спиртное! Впрочем, нет: немного еды не помешает, президент не должен отощать, пару окороков стоит подбросить в погребок. Еще надлежит убедиться в надежной звукоизоляции: если президент вздумает кричать, его не должны услышать даже соседские дворовые кошки!
Николай Иванович, услышав идею о таком похищении Ельцина, долго смеялся, но не был уверен в том, что подобную идею можно воплотить в жизнь.
— Попробуйте! Если ваша домработница действительно так хороша, то ей нужно было идти в артистки, — пожал плечами бывший премьер-министр, еще не ставший вновь главою Совмина. — В том случае, если ничего не получится, постарайтесь, чтобы на вас не пало подозрение!
— Все будет обставлено идеально: словно Наташа, испугавшись неожиданных приставаний, оттолкнет президента в приливе женской стыдливости и сбежит от него, по пути ненароком запахнув за собою крышку люка. Женщина она сильная, крышку захлопнет с легкостью. Погреб, в котором крышка открывалась бы только снаружи, я уже нашел. Причем он находится на даче, которая в настоящий момент пустует: хозяева отдыхают в круизе. Наташа запросто скажется их домработницей, имеющей ключи от дома.
— Каким же образом ей удастся отвести Бориса Николаевича в погреб? — удивился Николай Иванович. — Так прямо и скажет: пойдемте, мол, в погреб?
— Ничего подобного: она предварительно заинтригует президента невиданными запасами импортного спиртного, старых французских и итальянских вин и традиционных русских водок, сделанных еще при былых Генсеках. Наташа умеет быть такой убедительной! Хотя говорит мало: больше смотрит.
— Если у вас все получится, Керим Рустамович, именно вам будет принадлежать основная честь временной ликвидации с поля битвы главного противника ГКЧП. Искренне желаю вам удачи! Чудесно будет, если потом привезти нашего президента РСФСР, в невменяемом от беспробудного пьянства состоянии, к народу, который непременно соберется охранять ваше здание Верховного Совета РСФСР, и высадить прямо верхом на танк: пусть скажет речь перед собравшимися сторонниками демократических завоеваний, а еще лучше, — ничего не сможет сказать! Хорошо бы, если бы он свалился с танка: то-то хохоту будет: не отбелится от позора! Кстати, в каком настроении ныне пребывает наш российский президент? Ничего не предчувствует?
— Он в прекрасном расположении духа, — ответил Казбеков с ленивой усмешкой. — Впрочем, как всегда после 12 июня. После его избрания президентом РСФСР. Но практические дела, которые он прежде не раз делал напоказ, — но все-таки делал, причем по своей доброй воле, — отныне сменились пустыми лозунгами о борьбе со всем старым и отжившим. Словно подменили человека: одни слова! А нового ничего конкретного не предлагает: его ролью стало разрушение, — не созидание. Впрочем, оставим его: давайте лучше обсудим подробности намеченного на вечер 19 августа выступления…
Как и предполагал Казбеков, познакомить Ельцина со случайной, якобы, просительницей, работавшей домработницей в семье одного из политиков, — не составило труда: они "случайно" столкнулись на лестнице, причем Наташа очень удачно упала, словно бы сраженная серпом жнеца, — то есть летящей походкой тяжеловесного президента.
Устроить подобное совпадение стоило немалых трудов. Однако, президент немедля кинулся помогать молодой женщине, внимательно выслушал ее просьбу, конечно же, сводившуюся к жилищной необходимости, и обещал помочь непременно. Оставалось только уточнить детали.
Наташа смотрела ему в глаза с телячьей искренностью, так, что на сердце немолодого мужчины соловьи запели и захотелось немедленно помочь молодой просительнице, такой робкой, немногословной и краснеющей, словно дореволюционная гимназистка.
Тихо, чтобы никто не услышал, Наташа назначила ему встречу на известной им обоим правительственной даче, попросив, чтобы приехал самостоятельно. Лучше без охраны. Или хотя бы, чтобы телохранители находились где-то в стороне. Она с легкостью сыграла на страсти президента к самостоятельному вождению автомобиля и вечному стремлению нарушать всяческие инструкции.
И президент, пренебрегши общественным мнением и личной безопасностью, действительно, принял брошенный вызов: приехал на встречу с молодой женщиной один. Без оружия и без охраны. Так что гордая добрая Наташа почувствовала себя виноватой немного в обмане доверчивого влюбчивого медведя. Настолько виноватой, что, когда повела того в погреб, слабо освещенный и затянутый паутиной, даже выпила с ним немного. И обнялась. И позволила ему много больше, чем обещала самой себе: он оказался неплохим ухажером, простым и лишенным высокомерия в общении с женщинами. Она решила оставить себе воспоминание о нем, и согласилась на все с улыбкой и покорностью русской крепостной девки. Радующейся радости своего барина.
Он с восторгом осмотрел и похвалил винный погреб, расположенный правильным образом, в подвале дома, ниже уровня земли, в таком месте, где создана идеальная температура для хранения спиртного, особенно вин, то есть 10 — 14 градусов. Потому что для качества хранения вин именно постоянная температура имеет значение.
Но размеры этого погреба были очень велики: не менее сотни метров в подвале. Здесь было немного сыро, прохладно и невероятно тихо: никакие сторонние звуки сверху, из большого мира, не доносились в уединённый винный погреб. Наверняка, тут всегда царил сумрак, но Наташа заранее включила подсветку, чтобы легко находить нужные бутылки. Чтобы ему потом не темно было! Все-таки не простой человек! Она с трепетом представила себе, как зол он будет, когда проснется, и обнаружит, что крышка люка закрыта, а "птичка" упорхнула! И ей стало страшно на миг…
Бетонные стены подвала были заложены кирпичом, а в центральной части погреба — декоративными панелями, точно как в романских замках. И еще там глаз радовали несколько арок, увитых виноградной лозой.
Повсюду высились каменные и деревянные стеллажи для бутылей, хранившихся лежа. На стене висели две очень важные вещи: термометр и гигрометр. В самом центре помещения размещался удобный дубовый стол, предназначенный для того, чтобы ставить на него посуду, — с целью дегустации качества спиртного. Подле стола стояли несколько дубовых же табуретов, громоздких, неподъемных, но ценных своим материалом. Сбоку от стола высилась высокая дубовая бочка, обитая медными обручами: судя по всему, она предназначалась для выдержки особо ценных сортов вина. Даже краник имелся в той бочке, чтобы цедить вино.
Наташе даже польстило внимание такого высокопоставленного человека. Настолько, что она готова была уже рассказать ему о готовящемся заговоре против него, но не стала этого делать. Его ведь никто не хотел убивать.
Просто Керим Рустамович попросил ее изолировать президента на короткий срок. Что она и сделала. Но несколько иначе, чем рассчитывал ее работодатель: она напоила президента таким количеством спиртного, столько раз предлагала тому пробовать все новые и новые вина, что тот уснул сидя на дубовой старой табуретке, прижав к себе одной рукой саму пышнотелую Наташу, а другой — бутылку выдержанного тосканского вина. В вино Наташе даже не потребовалось добавить клофелин: оказалось, сильному и крепкому физически мужчине не так уже и много нужно для опьянения. Если он часто пьёт…
Убедившись, что президент крепко спит, что воздух поступает в погреб исправно и света хватает, она осторожно освободилась из его цепких объятий и стремительно ушла из погреба, тщательно опустив за собой тяжеленную дубовую крышку люка. Ее немолодой поклонник остался блаженно храпеть, пребывая в сладостном забвении винных паров.
Вокруг него ярусами на стеллажах возвышались бордо "Сен-Жульен", красное "Шатонёф" — "Южная Рона", тосканское от дома "Антинори", разные старые шампанские вина, — и целые бастионы водок: "Московской особой", "Лимонной", "Посольской", "Золотого Кольца" и других. И несколько окороков висели на стенах, словно для украшения интерьера.