Нэш раздраженно посмотрел на часы. Фейт не подумала, уезжая с Робертом, позаботиться о ключах, и теперь ему придется ждать ее, чтобы впустить в дом. Раздражение его усилилось, когда он вспомнил, каким неприкрытым желанием горели глаза Роберта, когда в ходе их встречи он упомянул, что пригласил Фейт на ужин.
— Мне кое-что следует обсудить с ней, и поскольку нам обоим нужно поесть, думаю, мы можем сходить в ресторан и совместить приятное с полезным.
Но Нэш слишком хорошо знал мужчин. Настоящие причины ужина очень далеки от деловых задач. И у Фейт на уме явно что-то еще, кроме бизнеса, судя по тому, как она оделась для встречи.
Черное платье Фейт выглядело дорого, а великолепная шаль на вид была мягка и шелковиста, хотя и не могла сравниться с шелковистостью ее загорелой кожи. В ушах Фейт сверкали бриллианты, подчеркивая ее красоту.
Глаза Нэша потемнели от горьких раздумий и мучительных ощущений, когда он подумал о серьгах Фейт. Она была бы поражена, если бы знала, почему к ним так приковано внимание Нэша.
Из кабинета, где вот уже битый час он пытался работать, открывался отличный вид на темнеющую дорогу, которая вела от дома к шоссе, дорогу, по которой должна была вернуться Фейт.
Замечание Роберта о сохранности статуй стало для Нэша полной неожиданностью. Оно наверняка было сделано с подачи Фейт, которая якобы волновалась об их судьбе, причем не о том, что они могут быть украдены, а что дети нечаянно повредят их.
— Должен сознаться, что я не подозревал, какую ценность представляют некоторые из статуй, — заметил Роберт. — Фейт права. Если они останутся здесь, мы должны придумать, как их защитить. Нужно сделать опись, а потом…
— У меня уже есть список, — резко перебил его Нэш, — страховая компания настояла на этом.
Был ли он несправедлив к Фейт? Нэш сжал губы. Он снова пытается найти ей оправдание… пытается…
Нэш закрыл глаза. И сейчас же перед его мысленным взором возникла картина… Когда он примчался из Лондона, ведомый предчувствием, инстинктом… чем-то, чего сам не мог понять и проанализировать, он застал именно Фейт склонившейся над крестным, с его бумажником в руках. Нэш помнит ее виноватый и в то же время злой взгляд, когда он прорвался сквозь круг девочек, воспитанниц детского дома, плотно обступивших ее.
Потом приехала полиция, но Фейт и ее подруг, как несовершеннолетних нельзя было допрашивать без присутствия родителей или опекунов. Сержант разговаривал лишь с Нэшем, советуя ему не винить себя.
— Эти девочки только кажутся невинными, — говорил он, — но мы-то видим их и с другой стороны. Они могут быть такими же жестокими и беспощадными, как парни-преступники, если не больше.
— Но Филипп любит Фейт, — возражал Нэш, все еще не в силах осознать, что случилось. — Я не могу поверить, что она это сделала.
На самом деле он хотел сказать, что тоже любит ее и не может поверить, будто она сделала нечто такое, что сломает будущее, о котором он мечтал для них двоих. Естественно, когда она станет достаточно взрослой…
— Вынужден вас огорчить, — мрачно произнес офицер. — Судя по словам девочек, именно та, у которой в руках был бумажник, и являлась заводилой. Она и подговорила остальных. Вы сказали, что она оставалась в доме на летние каникулы?
— Да, — неохотно кивнул Нэш. — Фейт приезжала из… из детского дома, и мой крестный пригласил ее погостить у нас. Ему было жалко Фейт. Ее мать…
Сержант причмокнул и покачал головой.
— А у этого детского дома плохая репутация. Девочки постоянно воруют в магазинах. Это настоящая банда… — Он прервался, потому что появились директор детского дома и представитель комитета по делам несовершеннолетних.
Не в силах сдержаться, Нэш поспешил к ним, растерянно повторяя:
— Фейт не… Ведь она не виновата, да? Скажите!
— Она все еще отрицает, что причастна к этому, — устало произнесла директор. — Должна признать, что никогда бы не могла подумать такое про Фейт. Она очень воспитанная девочка, но иногда именно такие… Понимаете, они могут быть более осведомленными, чем другие. Слишком много у них в голове, а выхода этому нет, вот они и… — директор удрученно махнула рукой. — Она же достаточно времени жила в этом доме, наверное, искушение было слишком велико, особенно в ее обстоятельствах. Мама так долго болела, постоянная нехватка денег… Вероятно, это повлияло на девочку. — Она опустила глаза и почти виновато сказала Нэшу: — Фейт очень хотела увидеть вас. Она говорит… она клянется, что стала жертвой других воспитанниц и что пыталась защитить вашего крестного, а не воровать у него. Но девочки в один голос утверждают, что именно Фейт все спланировала и заставила их пойти на преступление. Вынуждена признать, что эти заявления не беспочвенны.
— Я не хочу ее видеть, — глухо произнес Нэш, зная, что теперь всю жизнь перед его глазами будет стоять картина, которая предстала перед ним, когда он вошел в кабинет Филиппа…. Телефонный шнур был перерезан, но, слава богу, у Нэша был мобильный, — в те годы они были большой редкостью, — но он решил купить себе телефон, потому что в офисе не было связи.
Он позвонил в «Скорую», предварительно заперев всех девочек в кабинете. Одна из них при этом достала нож, но он легко обезвредил ее. Они все визжали и угрожали ему, лишь Фейт молчала, и только когда Филиппа уносили в машину «Скорой» и приехала полиция, она заговорила.
Ее лицо было белым от ужаса, она смотрела на него широко раскрытыми глазами и умоляла выслушать, умоляла поверить, что она не виновата в том, что случилось.
— У тебя в руках был его бумажник, — мрачно напомнил Нэш.
— Я пыталась помочь ему, — протестовала она.
— Не верьте ей! — закричала какая-то девочка. — Она заставила нас прийти сюда… сказала, что здесь можно легко поживиться. Она сказала, что старик будет у себя.
Нэш молча смотрел на Фейт. Несмотря на все неопровержимые улики, он отчаянно хотел верить, что она попала в эту историю случайно, но ее виноватый взгляд сказал ему горькую правду.
Не обращая внимания на умоляющие крики Фейт, он отвернулся, не глядя, как ее сажают в полицейскую машину, и пошел к «скорой»…
В больнице ему сообщили, что у Филиппа инсульт, вызванный, как они думают, шоком. Он будет жить, уверили Нэша, но насколько серьезными будут последствия удара, врачи не берутся предсказать.
Если бы Фейт попыталась хоть что-то объяснить, рассказать ему, вместо того, чтобы так нагло врать, он бы сдался и согласился встретиться с ней.
— Что будет с Фейт дальше? — спросил он офицера.
— Ее поместят в дом предварительного заключения для малолетних преступников до суда.
Нэш закрыл глаза, раздираемый противоречивыми чувствами. Он должен был быть там, чтобы защитить Филиппа. Если бы он смог…
Он ушел, раздавленный, все еще не смея поверить в то, что сделала Фейт. Если бы Нэш не видел все своими глазами, ни за что не поверил бы. Крестный доверял Фейт, любил ее… Нэш тоже…
Ему было больно и горько, жизнь изменилась в одночасье. Фейт было всего пятнадцать, он верил, что она наивная и невинная девочка, нуждается в защите от собственного же желания, которое он так очевидно пробуждал в ней, от его неукротимо усиливавшегося сексуального голода.
Как мог он быть таким слепым? Она же с самого начала притворялась! Физически Фейт была зрелой для своего возраста, она была воспитана и умна — гораздо умнее и образованнее своих сверстников.
Нэш обожал их споры за обедом, обожал горячность, с которой она обсуждала все вопросы, и мечтал о дне, когда между ними не будет никаких преград и когда он покажет ей, как горячо хотел ответить на все невинные, но в то же время сексуальные и провокационные послания, которые он получал от нее все лето.
Он не просто хотел Фейт, он любил ее, с щемящей отчетливостью понял Нэш. И вот теперь ее предательство подорвало его веру, сломало всю его жизнь.
Удар почти лишил Филиппа способности говорить, речь так и не вернулась к нему. Лишь изредка он пытался что-то сказать, начинал волноваться и с трудом повторял только одно: «Фейт… Фейт…»
Нэш настоял, чтобы к старику никто не ходил и ничего у него не спрашивал. Он боялся второго, как правило, более страшного, удара.
Фейт избежала заключения. Суд учел, что ранее она не привлекалась к уголовной ответственности и, Нэш сам просил о смягчении наказания для нее.
Он и сейчас укорял себя за ту слабость, но не мог представить Фейт в тюрьме. Несмотря на собственную ярость и боль, которую она им всем причинила, он продолжал ходатайствовать за нее.
Нэш говорил себе, что этого захотел бы Филипп — тот пытался дать понять ему, что не винит Фейт, что это девочки использовали ее… заставили ее…
Нэш очень хотел бы разделить уверенность Филиппа, но он лучше знал, что произошло. Он видел виноватый взгляд Фейт, когда она стояла над его крестным, и помнил, что все девочки указали на Фейт.
Опасения Нэша оправдались: после первого удара последовал второй, более тяжелый, и вскоре Филипп скончался. Нэш и сейчас не сомневался, что именно те события спровоцировали инсульты, и все ради чего? Ради нескольких фунтов? Несмотря на то, что Филипп слыл богачом, он таковым не был. Да, ему принадлежали и «Хаттон-хаус», и прилежащие земли, но серия неудачных капиталовложений после отставки Филиппа уничтожила почти весь его капитал, и уже Нэш финансировал его…
Он замер, увидев на дороге машину Роберта.
Роберт подъехал к главному входу, и Фейт приготовилась выходить. Они задержались дольше, чем рассчитывали, — была уже почти полночь.
— Я провожу тебя, — проговорил Роберт, распахивая перед ней дверцу машины.
Разговор за ужином дал ей богатую пищу для размышлений, и теперь ее глаза были так же темны и туманны, как сад за спиной.
— Не спеши, — сказал Роберт и взял девушку за руку. — Фейт, я понимаю, что мы не так давно знаем друг друга, но что-то подсказывает мне, что ты необыкновенный человек, — ласково произнес он, его голос стал еще мягче и ниже. — Потрясающая женщина…
Фейт поняла, что Роберт вот-вот поцелует ее. Она почувствовала его теплое дыхание и закрыла глаза.
Вот таким должен быть поцелуй — осторожным, нежным, ласковым, но почему же она не ощущает ничего, кроме теплого прикосновения его губ? Почему у нее не колотится сердце, не темнеет в глазах от безумного, головокружительного желания? Почему она не испытывает того, что испытала в объятиях Нэша?
Фейт чувствовала себя виноватой, поэтому позволила Роберту задержать свои губы еще на несколько секунд, после чего отстранилась.
— И все? — разочарованно спросил Роберт, и Фейт была рада, что темнота скрывает от него выражение ее глаз, когда она кивнула в ответ. — Не волнуйся по поводу того, о чем мы сегодня говорили, — сказал ей вслед Роберт, открыв дверь и отступив, чтобы пропустить ее в дом.
Как же я могу не волноваться? — спросила себя Фейт, когда дверь за ней закрылась. Однажды она прочитала, что человеку придется снова и снова сталкиваться с проблемой, от которой он когда-то предпочел отмахнуться, пока он не найдет в себе силы решить ее.
В пятнадцать лет Фейт еще не была взрослой и не знала, как решать проблемы грубой реальности, которая так безжалостно обрушилась на нее. Она не смогла тогда объясниться с Нэшем. Может быть, жизнь предоставляет ей второй шанс встретиться с ним и попросить о снисхождении?
Фейт знала, что с профессиональной точки зрения без труда оправдает ожидания, которые возлагал на нее Роберт в отношении поместья. Она уже представляла счастливые лица детей и их родителей, когда они увидят «Хаттон-хаус». У Филиппа было обеспеченное, но очень одинокое детство. И она знала: ему бы понравилось, если бы он знал, что этот дом, его дом, станет уютным убежищем для обездоленных детей и родителей. Филипп сам говорил ей об этом. Сейчас самое важное, в который раз сказала себе Фейт, — выполнить желание Филиппа.
— Мечтаешь о своем любовнике?
От неожиданности Фейт вскрикнула, так как не увидела в темном холле Нэша.
— Роберт мне не любовник! — резко ответила она.
Нэш не смотрел на нее, проходя мимо, чтобы запереть дверь. Он оказался случайным свидетелем поцелуя, когда выглянул в окно кабинета. Нэш и не сомневался, какую роль хотел играть Роберт в жизни Фейт и в ее постели. Да и Фейт была явно не против.
Она глубоко вздохнула. Нет смысла откладывать объяснение и не спать всю ночь, думая о том, как все рассказать Нэшу.
Пока она не успела потерять самообладание, Фейт быстро произнесла:
— Нэш, если у тебя есть время, я хотела бы кое-что обсудить с тобой.
Ее примирительный тон, так отличающийся от враждебного, каким она говорила с ним все последнее время, пробудил подозрения Нэша.
— Уже поздно, — сказал он. — Я уже целый час жду тебя, чтобы закрыть дверь. Это не может подождать до завтра?
В нормальной ситуации такая реакция любого человека, не только Нэша, остановила бы ее. Но сегодня она была на грани и могла позволить кое-что потребовать.
— Нет. Я хочу поговорить с тобой сейчас! — произнесла она.
Нэш застыл в сомнении, потом пошел вперед и толкнул дверь кабинета.
— Нет, только не здесь! — торопливо остановила его Фейт.
— А где же тогда? — поинтересовался Нэш. — Может быть, в твоей спальне?
Фейт была слишком взвинчена, чтобы услышать иронию и цинизм в его словах. Она уже не понимала, что творится в его голове и что он чувствует. Она только хотела побыстрее объясниться с ним, раз и навсегда решить свою проблему.
— Да, да… спальня подойдет, — с готовностью согласилась Фейт, заспешив к лестнице.
Что она задумала на этот раз? — сумрачно подумал Нэш, следуя за ней.
Фейт вошла в спальню, зажгла свет и повернулась к нему. Нэш тут же закрыл дверь. Она хотела попросить его оставить дверь открытой, а затем отругала себя за глупость.
В двадцать пять, по причинам, известным только ей одной, она все еще была девственницей, но причин вести себя как девственница сейчас не было.
— Итак? — резко спросил Нэш. — Я жду. Что такого важного ты мне хочешь сообщить, что не может подождать до завтра?
— Роберт сказал мне сегодня, что распорядители… что ты… — заставила она себя исправиться, — еще не решил точно, передавать ли «Хаттон-хаус» Фонду.
Нэш озадаченно смотрел на нее.
— Ты позвала меня сюда, чтобы сказать мне это? — не веря своим ушам, проговорил он.
— Нет, — признала Фейт, опустив голову, боясь встретиться с ним взглядом. — До сегодняшнего дня я не понимала, что Роберт поставил себя под удар, когда нанял меня. Похоже, все остальные члены совета голосовали против моей кандидатуры. — Она замолчала и нервно закусила нижнюю губу. — Я не хотела бы, чтобы Роберт из-за меня провалил задание по приобретению дома. На какое-то мгновение переживания, связанные с работой Фонда, заслонили ее собственные ужас и волнение. — «Хаттон-хаус» идеально подходит для целей Фонда, — продолжила Фейт. — Я знаю, как много значило бы это для Филиппа, и знаю, как много значило для меня, когда он позволил мне остаться здесь. Я всегда буду ему благодарна.
— Благодарна? Ты можешь говорить это и надеяться, что я поверю после того, что ты сделала? — возмутился Нэш.
Фейт покраснела. Она хотела, чтобы он наконец выслушал ее, жаждала отбросить все страхи и объяснить ему, как он ошибался все эти годы, даже если он снова будет перебивать и уничижать ее. Упавшим голосом она проговорила:
— Ты никогда не поймешь, как жалею я о том, что случилось с Филиппом. И как я хотела бы, чтобы… — слова застряли у нее в горле, — пожалуйста, Нэш, мы же оба взрослые люди и оба любили Филиппа. Ради него мы можем оставить в стороне наши разногласия… ради того, чего он хотел для «Хаттон-хауса».
— Наши разногласия?! — воскликнул Нэш. — Да как ты можешь говорить об этом так, словно это была незначительная ссора из-за какой-то мелочи, а не…
— Я знаю, что ты думаешь обо мне, Нэш! — тихо произнесла Фейт. — Знаю, ты хочешь, чтобы я была наказана, даже если я не… — Она замолчала, стараясь сконцентрироваться на проблеме, а не на собственных эмоциях. — Я хотела сказать тебе, что, если это наказание коснется Роберта, Фонда и планов Филиппа касательно дома, тогда…
— Что тогда? — вызывающим тоном спросил Нэш. — Что ты сделаешь тогда, Фейт?
— Все, что смогу, чтобы выполнить волю Филиппа! — честно ответила Фейт. — Я сделаю все, чего бы ты ни потребовал, лишь бы ты не передумал передать «Хаттон-хаус» Фонду!
Чего бы он ни потребовал! Нэш не мог поверить в то, что сейчас услышал. Она предлагала ему себя в обмен на молчание?..
Дикая, разрушающая ярость захлестнула Нэша. Ярость, в которой соединились его многолетняя боль потерь и ревность, которую вызвал увиденный им сейчас поцелуй.
Десять лет назад она предлагала ему себя со всей юной невинностью, как он тогда считал, потому что любила, так он искренне верил. Но Нэш жестоко заблуждался… Потом были ночи, когда он не мог заснуть, до боли желая ее, клянясь, что выжжет из своего сердца эту любовь, эту неодолимую жажду.
Неужели Фейт надеялась, что он купится на это дикое предложение, предложение, которое только подтверждало, каким человеком она была? Он не сделает это даже ради удовлетворения от ее наказания. Но она должна заплатить…
— И что Роберт думает о твоем… предложении? — спросил он вкрадчиво.
Фейт нахмурилась. Неужели он ее не слушал?
— Роберт ничего не знает, — ответила она. — И он должен оставаться в полном неведении.
Если Роберт узнает, он наверняка сделает то, что навредит его собственному положению, а этого она хотела меньше всего.
— А, это будет нашим маленьким секретом, да? — поинтересовался Нэш.
— Да, — торопливо согласилась Фейт, ожидая, что Нэш спросит, что будет, если он откажется. Раз уж она подняла эту тему, пути назад нет. Но, к ее удивлению, Нэш не задал вопроса, которого она ожидала.
Нэш молчал. Фейт все больше нервничала и теребила сережку — она упала на пол с резким звенящим звуком. Фейт опустилась на колени и оперлась на руки, чтобы найти ее.
И ее поза заставила Нэша стиснуть зубы в яростном негодовании. Как он мог хоть на секунду считать Фейт невинной?
Ее голова была на уровне его живота, расстояние между ними было меньше метра, гораздо меньше метра, осознал Нэш, когда она очутилась еще ближе в своих поисках. Он чувствовал, как тело реагирует на нее — против его воли. Изо всех сил Нэш пытался подавить горячее желание и отвернулся от нее, чтобы она не увидела этот очевидный эффект.
Неожиданно он представил Фейт в постели: обнаженное тело, шелковистая кожа, ее желание…
Десять лет назад он мечтал, как нежно и деликатно посвятит эту девочку во все таинства любви. Позже, в двадцать два года, считал, что узнал о сексе все, пока снова не встретил Фейт… Теперь он подозревал, что это она может многому научить его.
Когда Фейт исполнился двадцать один год, Нэш жил в Нью-Йорке, встречался с богатой женщиной на несколько лет старше его. Она ждала его в своей постели и только в постели, потому что остальная ее жизнь была посвящена карьере.
Как-то раз они запланировали совместный уикенд за городом в Хэмптоне. У нее были друзья, в чьем пустующем доме можно было провести время. За день до поездки Нэш получил годовой отчет об успехах Фейт, поскольку он финансировал ее обучение, исполняя волю крестного.
Только Нэш и банк знали, как мало денег осталось на счету Филиппа, и этих денег явно недостаточно, чтобы обеспечить образование Фейт.
В отчете восхищались деятельностью Фейт, не только по поводу ее академической работы, но и в связи с тем, что она активно участвовала в благотворительности — искала деньги для детских приютов, посвящала все свое свободное время обучению детей чтению. В отчете упоминался даже ее близившийся день рождения.
Даже сейчас Нэш не понимал, почему купил тогда эти серьги. Он объяснил это себе тем, что Филипп одобрил бы такой подарок. Бриллианты были маленькие, но очень высокого качества, оправленные в золото высшей пробы. Он отправил их в Англию, прежде чем уехать в Хэмптон.
Именно тогда Нэш потерпел фиаско в постели. И хотя у них с его подружкой все-таки был секс, это был только секс: безрадостное, молчаливое совокупление, которое обоим принесло мало удовольствия.
— О, слава богу! — услышал он восклицание Фейт, когда она с облегчением улыбнулась, поднимая сережку.
— Встань, — приказал Нэш. — Я не нуждаюсь в демонстрации твоих сексуальных навыков, Фейт.
Ее сексуальных навыков! Фейт покраснела, поняв, что он имеет в виду.
— Да, а что касается твоего предложения… ну, скажем, судьи еще консультируются, так? — спросил Нэш.
Фейт закрыла глаза. Как только ей пришло в голову, что с ним можно по-человечески разговаривать? Было ясно, что он намерен извести ее.
Нэш нахмурился, услышав собственные слова. Какого черта он это сказал? Ни при каких обстоятельствах он не пойдет на подобную грязную сделку!
Но, что-то заводило его вопреки воле, делало неуправляемым. Что-то, что он не хотел назвать своим именем и не желал признавать.
Нэш резко повернулся и пошел к двери, Фейт спешно кинулась за ним. Она еще не спросила главного, как долго он является единственным распорядителем завещания Филиппа?
Но прежде чем она успела открыть рот, он резко повернулся и спросил:
— Ты этого хочешь, Фейт? Этого?
И он впился в ее губы, терзая их и разрушая последние иллюзии Фейт, будто между ними можно установить мир.
— Нет!
Она попыталась оттолкнуть его. Но Нэш развернулся вместе с ней, прижал ее к двери и взял за подбородок, чтобы она не смогла увернуться.
— Да! — грубо произнес он, усилив давление и вдохнув в нее это слово. А потом разъединил ее губы языком, так отчаянно врываясь в ее нежный рот, что все тело Фейт задрожало от откровенной чувственности его действий.
Фейт не могла двинуться, прижатая к двери его весом, и отчаянно боролась с собственными чувствами. Если то, что сделал Нэш, и поразило ее, то собственная реакция поразила еще больше и еще больше разозлила.
Инстинктивно она понимала, что никогда, никогда Роберт не заставит ее испытать подобное: ощутить головокружительное желание, животное исступление, всепоглощающую страсть.
Вот, что хочет Нэш за свое молчание? Ее?! Использовать ее тело, как ему захочется?
Фейт покраснела от стыда и гнева… и других ощущений, гораздо более сильных. Ощущений, которые обнажали все ее раны, выпускали всю боль, которая копилась столько лет.
Она хотела Нэша.