Свободные отношения

11

Возможность поговорить с Бартом представилась Лите гораздо раньше, чем она думала.

На острове Бора-Бора их компания странным образом разделилась. Странным, потому что все это время Лита оказывалась рядом с Вином и Джефри, а теперь на ее месте очутилась Флосси. Ей явно хотелось досадить Барту, поэтому она начала строить глазки Джефу и, узнав, что тот профессиональный дайвер, изъявила желание поплавать с аквалангом в местных водах.

Лита отказалась от предложения Вина составить им компанию, сославшись на головную боль после перелета. Она осталась в номере, решив провести хоть какое-то время в одиночестве и серьезно подумать о будущем, которое виделось ей весьма туманно.

Однако ее мечтам об одиноких раздумьях не суждено было сбыться. Как только она открыла бутылку с ананасовым соком и устроилась на кровати, в дверь номера постучали. Сначала Лита решила не открывать, прикинувшись спящей, но стук был слишком настойчивым для беспричинного. Она вяло поднялась с кровати, нацепила шлепанцы, в которых ходила в гостинице, и направилась к двери.

— Да, сейчас ты изрядно отличаешься от той роковой женщины, которую я видел в Тики Вилладж. — Барт стоял на пороге номера, помахивая перед ее носом огромным букетом орхидей.

Лита, конечно, не предполагала, что ей нужно будет соответствовать такому яркому букету. На ней был короткий махровый халат с капюшоном, белый в черных пятнышках, как шкурка далматинца. И ни грамма косметики — любоваться собой ей хотелось сегодня меньше всего. Барт с роскошным букетом выглядел в ее глазах как далекий мираж, пригрезившийся одинокому путнику в жаркой пустыне.

— Не ехидничай. — Лита взяла букет из его рук и жестом пригласила войти. — Ты ведь не за этим сюда пришел.

Он вошел в номер, напряженно стиснув руки за спиной. Лита знала, что этот жест — первый признак того, что он волнуется. И волнуется сильно. Только теперь, когда Барт вошел вот так, сцепив руки, она почувствовала реальность всего происходящего. Ей стало не по себе. Решение, которое она приняла, грозило стать настоящей пыткой для обоих. Но не пытка ли жить как на вулкане, в постоянном ожидании всяких Эстер, Флоренс и новых пассий, которых Барт неизбежно себе заведет?

— Я хочу пригласить тебя покататься со мной на лодке. — Он разомкнул руки, и они повисли как плети. — Тебе стоит прогуляться. Ты как-то побледнела, осунулась. Плохо спишь?

Его хриплый усталый голос звучал для нее как музыка. Странная музыка, полная грусти и тревоги. Та музыка, которая не позволяла ей освободиться, но объединяла ее и Барта, сближала их. Он хочет поговорить. И, скорее всего, хочет вернуть ее, прежнюю, любящую. Но внутри нее что-то оборвалось, остался лишь звук лопнувшей струны, и только этот звук заставлял ее помнить о том, как сильно она любит. Все еще любит Барта.

Лодка, в которой они плыли по заливу, была, как и все в этих краях, необычной. Стеклянное дно позволяло видеть то, что происходит под водой. Лита разглядывала проплывающие внизу стайки рыб, наивно полагая, что ее может успокоить это зрелище.

— Ты влюблена в него?

Лита оторвала взгляд от стеклянного дна лодки и посмотрела в зеленые холодные глаза мужа. Такой она представляла себе бурю в Тихом океане — зеленые ревущие волны, холодные брызги, разбивающиеся о берег. Она — берег, он — океан. Что же делать, когда берег не в силах выдержать натиск разбушевавшейся стихии?

— Он прекрасный человек, Барт. Но, думаю, мое чувство к нему с самого начала нельзя было назвать влюбленностью. Это как последний крик утопающего, которому кто-то бросает спасательный круг… Я тонула, а он помог мне выбраться, увидев крик в моих глазах. И то сейчас я уже не знаю, помог ли…

— Тогда что есть ваши отношения?

Барт разговаривал с ней, не повышая голоса, но Лита видела, какого труда ему стоит сдерживаться. В его взгляде, как в строчках прощального письма, читалась боль. Боль и страх потерять ее навсегда.

Но она не должна уступать ему, слишком четко вставали перед глазами последствия этой уступки. Яд, проникающий в самое сердце, разъест его до основания. У нее не будет сердца, не будет души — останутся лишь жалкие ошметки, и она уже ничего не сможет чувствовать. Такой любви она хотела? О таких отношениях мечтала? Не стоит строить иллюзии — Барт не изменится только потому, что познал страх потери. Пройдет какое-то время, и он вновь захочет «разнообразия», которое она не в состоянии будет ему дать.

— Наши отношения — интерес друг к другу, внимание. Это больше похоже на дружбу, чем на любовь.

— Он повсюду сопровождает тебя, а я лишь краду моменты, в которые ты свободна от него. И ты не считаешь это влюбленностью?

— Рядом с тобой Флосси. Но ты ведь не влюблен в нее. Она даже не интересна тебе — болтается за тобой, как собачонка на привязи. И все же вы вместе.

— Флосси, как ты мило ее называешь, — улыбнулся Барт, — всего лишь моя спутница. Ты ведь догадливая девочка и поняла, чего я добиваюсь, таская ее за собой.

— Ты жесток, Барт. Ты играешь чувствами людей и не задумываешься о последствиях. Я сблизилась с Вином не для того, чтобы мстить тебе, но, несмотря на это, меня давит мысль о том, что я причиняю ему боль своей ложью. А ты даже не мучаешься угрызениями совести! Спокойно улыбаешься, довольный своей находчивостью, гордый тем, что смог использовать свое обаяние и соблазнить девушку.

— Я не соблазнял ее — она пошла бы за первым встречным. Но ты права. Я жесток. Точнее, стал жестоким. Понимаешь, у меня окаменело сердце, когда я услышал, что ты увлечена другим.

— А как же я, Барт? Что я должна была чувствовать, когда ты ухаживал за Эстер? Когда ты предложил мне эти чертовы «свободные отношения»?

— Но я был честен с тобой! — Он так боялся сорваться, но все же перешел на крик. — Тогда я видел в этом смысл и не хотел лгать тебе! Неужели мне нужно было молчать и ждать, когда ты догадаешься?

— И я тебя не обманывала. Ты доволен своим экспериментом? Он ведь удался! Конечно, Флосси — не Эстер. Но мы ведь только попробовали! Дальше ставки поднимутся! Только я сомневаюсь, что найду кого-нибудь лучше Вина… — Лита осеклась. Дикая смесь гнева и ревности ударила ей в голову сильнее самого дьявольского коктейля. Она плюнула в Барта последней фразой и теперь жалела о сказанном. Но отступать было поздно.

— Вот как? — Лицо Барта стало каменным, глаза превратились в две зеленые льдинки. — Отлично. А я, дурак, надеялся, что был лучшим в твоей жизни. Но никогда не поздно упасть с небес на землю, правда, Лита? У тебя отлично получилось обеспечить мне мягкую посадку. Я собираюсь позвать Флоренс — Флосси, как ты ее называешь, в ресторан. Вы с Вином не хотите составить нам компанию?

— Прости меня. — Лита нервно теребила ожерелье на шее. — Я прекрасно понимаю, что моему поступку нет оправдания. И я не хотела, чтобы все так вышло, клянусь тебе, Вин. Не знаю, что нашло на меня в тот момент, но, поверь, я все это время дико жалела о своем поступке.

Вин все еще молчал, и Лита напряженно ждала его ответа. Она не знала, как он отреагирует на ее рассказ. Скорее всего, встанет и уйдет, чтобы никогда больше не видеть ее. Решит, что она залгавшаяся, избалованная девчонка, которая хотела поразвлечься с кем-то и добилась своего. И она не могла осуждать за это Вина, потому что сама не находила для себя оправдания.

Он поднялся со стула. Лита опустила глаза, пытаясь рассмотреть узор на подоле голубого платья. Словно этот узор, переливающийся радугой, мог утешить ее. Вин уйдет, как ушел до него Барт, и она останется в одиночестве, всеми презираемая, нелюбимая, отринутая. Но то, что происходит сейчас между ней и Вином, ее рук дело. Это не случайность, не совпадение — это ее и только ее ошибка. У нее мог бы появиться замечательный друг, обойдись она без глупой лжи.

Глаза застлала влажная пелена, и она боялась моргнуть, чтобы не заплакать. В глазах Вина ее слезы выглядели бы крокодильими. Хотя, какое теперь это имеет значение… Он все равно уйдет.

Ее волос коснулась теплая рука. Не веря своим ощущениям, Лита подняла глаза. Вин склонился над ней и ласково поглаживал ее волосы.

— Плачь, если хочешь. — Его пальцы нежно дотронулись до ее лица. — Я вижу, что тебе хочется плакать.

Лита уткнулась носом в его теплую ладонь, позволив непрошеным слезам вылиться наружу. Слезы стекали по ее щекам, а Вин вытирал их рукой. Лите казалось, что их поток никогда не остановится и зальет весь номер, а потом и всю гостиницу. Вин все гладил и гладил ее, шепча какие-то слова, которых она не разбирала, способная слышать только свои всхлипывания.

— Неужели ты простил меня? — Ее голос осип от слез и потому звучал комично. — Я ведь обманывала тебя. Я была так…

— Молчи, молчи. — Он сел рядом, обнял ее голову и прижал к своему плечу. В этом жесте было столько тепла и участия, что Лите и в голову не пришло отстраниться, подумать дурное. — Главное, что ты сама раскрыла мне глаза на свой обман. Ты призналась, доверилась мне. Не струсила, не убежала от ответа. Ты смелая. Я догадывался о том, что между тобой и Бартом была связь. Серьезная связь… Но я, конечно, не мог предположить, что вы женаты. Ты любишь его?

— Да. Но, видишь ли, я не вижу смысла цепляться за брак. Спасать его любой ценой, — вздохнула она.

— Ты боишься, что он не изменится? Будет увлекаться другими женщинами?

— Не хочу ждать того момента, когда он вновь захочет «свободных отношений». Я боюсь сломаться — эта история слишком тяжело мне далась. Другой такой я уже не вынесу. Ревность — страшное чувство, Вин. Оно высасывает тебя по капле, и в один прекрасный день ты обнаруживаешь, что в тебе ничего не осталось — ты пуст. Как будто ты плод, из которого птицы выпили все содержимое, и осталась только оболочка. Так вот, я не хочу стать таким плодом. Я появилась на этот свет для того, чтобы жить, а не существовать. Несмотря на все перипетии, именно здесь, в Полинезии, я открыла другую сторону жизни. Я поняла, что можно почувствовать себя кем угодно, стоит только захотеть этого и осознать, что ты можешь. Но без помощи, как и в любом деле, не обойтись. Ты помог мне, Вин, заставил увидеть все в других красках. Живых, ярких, пестрых, как вся Полинезия. А я отплатила тебе — булыжником в душу…

— Не вини себя. Тебе было слишком тяжело, чтобы думать о других. Однако ты усвоила урок и раскаялась в том, что сделала. Извини за громкие фразы. — Вин улыбнулся, ища в лице Литы проблески ответной улыбки. — Ничего не могу с собой поделать, они так и прут из меня. Как у Флосси — помнишь?

Лита улыбнулась, вспомнив «героиню мелодрамы», сыплющую мыльными выражениями.

— Ничего. Только как я появлюсь на этом чертовом ужине — зареванная, растрепанная… Я ведь должна быть на высоте, — горько усмехнулась она. Перед глазами до сих пор стояло каменное лицо Барта с глазами-льдинками.

— Во-первых, — уверенно произнес Вин, — ты никому и ничего не должна. Думаю, Барт не настолько глуп, прости… И понимает, что после вашей утренней прогулки ты не веселишься у себя в номере.

— Не уверена. Он ревнует меня к тебе.

— Его проблемы. Ты не должна подыгрывать ему, понимаешь? Пусть думает что угодно. Мы будем вести себя как обычно, с той только разницей, что ты не будешь провоцировать его ревность. А во-вторых… — Он вынул из кармана платок и отер ее щеки, все еще влажные от слез. — Сейчас мы поправим твой макияж.

Темнокожий юноша с глазами, похожими на черные жемчужины, проделывал с горящими факелами совершенно невероятные трюки. Он подбрасывал факелы вверх, как обыкновенные жонглерские палочки, и ловил их, один за другим. Он ухитрялся крутить ими за спиной, выгибаться и подхватывать один факел зубами, при этом удерживая другой пальцами ноги. Факелы мелькали в его руках так быстро, что, казалось, перед зрителями человек, охваченный пламенем.

Люди, пришедшие сюда отведать «живой» кухни (посетителям предлагалась плавающая в аквариуме морская живность, которую можно было выбрать и заказать), отрывались от своих тарелок и, как загипнотизированные, любовались захватывающим зрелищем. Номер закончился, раздались шумные аплодисменты. Какая-то девушка взбежала на подмостки и от души чмокнула героя в щеку. Юноша, давно привыкший к восторженной реакции посетителей, небрежно поклонился и исчез за алым занавесом, очевидно прикрывавшим гримерную.

Лита увлеклась зрелищем настолько, что на несколько минут, которые длилось шоу, забыла о Барте. Но стоило только жемчугоглазому юноше скользнуть за кулисы, как перед ее взглядом вновь возникло счастливое лицо Флосси.

Барт не стеснялся в выражениях, называя ее то «сладкой ягодкой», то «милым солнышком», присовокупляя к ее имени не менее идиотские эпитеты. Она таяла от того внимания, которое он начал уделять ей, растекалась по столику, как подтаявшее мороженое.

Если они до сих пор не переспали, то непременно сделают это сегодняшней ночью. Утренний разговор еще сильнее ожесточил Барта, утвердив его в правильности избранного пути. До чего он жесток! — не переставала удивляться Лита. Как можно получать удовольствие от мучений других? Он обманывает ее, обманывает эту несчастную дурочку Флосси и, наконец, обманывает сам себя. Когда он поймет, что поступает зло и глупо, будет поздно. Слишком поздно…

Вин пытался развлечь ее шутками, надеясь увидеть на ее лице хотя бы призрак улыбки. Даже Джефри, который все еще не был в курсе событий, чувствовал неладное и потому без конца рассказывал истории о своем «Кальмаре», подстегиваемый тем же желанием, что и Вин.

— Как-то раз я обучал погружению одну богатенькую дамочку. Самое забавное, что дамочке было лет под семьдесят. Захотелось старушке экстрима. Дайвинг ей подавай. Ну дайвинг, так дайвинг. Я даже черта обучу, лишь бы он платил деньги и не слишком нудил. А было уже третье погружение — надо старушку к воде приучить, не сразу же ее тащить на дно океана. Надевает она свой костюмчик, в котором выглядит как нечто моржеподобное — килограмм в ней было сто, не меньше. И отправляемся мы с ней в плавание по глубинам океана.

Ничего старушка была, бойкая: озирается по сторонам, кораллы всякие там рассматривает, к рыбкам руки протягивает. Но тут увидела акулу-няньку и страшно перепугалась. Акула-то вроде небольшая, зато какой шок у бабульки! Ну, думаю, сейчас кондратий ее под водой прихватит и придется мне показывать родственникам ее подводную могилку. Но дамочка оказалась слишком бодрой для своих лет: так припустила от акулы, что я едва догнал. Доплыл до нее, помахал ей руками, мол, все в порядке, опасность миновала. Потащил ее к «Кальмару» — сил после такого шока у нее осталось мало.

Приплыли. Забираемся в лодку. Чувствую я — что-то не так. Как будто кто-то в моей лодке все вверх дном перевернул. Бабулька снимает гидрокостюм, приходит в себя. Я тоже начинаю очухиваться от происшествия. И тут из каюты выползает какой-то полуголый, взъерошенный мужик. Я ему — что ты в моей лодке делаешь? Он мне — это ты в моей… Поругались мы с ним слегка, а потом ситуация прояснилась: вместо «Кальмара» оказались мы на какой-то «Лесли-Джин». Перепутали, поплыли не туда. С кем не бывает… Мужичок на лодке был не один, а с девушкой. Она мою старушку успокоила, коньячком напоила. Но с тех пор — никаких дам после шестидесяти на моем «Кальмаре». Хватит с меня — за одной уже погонялся.

Чудной, как, впрочем, и все истории Джефа, рассказ разрядил обстановку за столиком. Барт оторвался от Флосси и пристально посмотрел на повеселевшую Литу. Лита ответила ему не менее выразительным взглядом. Что ты думаешь обо всем этом? — спросил он глазами. Тебе не стоит быть таким злым, ответила она. Оба поняли, что не все сказали друг другу, катаясь в лодке со стеклянным дном. Главного в их разговоре так и не прозвучало. А состоится ли следующий — неизвестно. Но Лите стало легче от взгляда Барта, на душе посветлело, как будто тучу прорезали солнечные лучи. Может, он все-таки поймет…

Флоренс занервничала. Как только Барт отрывался от нее, переставал сыпать шутками и ласковыми словами, она начинала чувствовать себя обделенной.

Мужчины вообще не баловали ее вниманием — она казалась им слишком доступной. Поэтому малейшее невнимание к себе она расценивала как охлаждение. Самое прискорбное заключалось в том порочном круге, который она сама себе создавала: панический страх быть отвергнутой и приводил к тому, что ее отвергали. Ее гипертрофированное представление о внимании, ее капризы — проверка чувств — заставляли мужчин видеть в ней липучку, готовую увлечься любым. В сущности, так оно и было. Только в этом «любом» Флоренс надеялась найти того единственного, который смог бы ей дать то тепло, то ощущение надежности, которого ей так не хватало.

Ненависть, которую Лита испытывала к «пустышке Флосси», изжила себя еще на Муреа. Теперь Лита чувствовала к девушке лишь жалость, подогреваемую неестественным поведением Барта. Чего он добивается? Неужели он не видит того, что его игра лишена смысла? Ее финал ясен, и едва ли Барт получит в нем хоть какой-нибудь приз, разве — самоутверждение. Да и последнее — весьма сомнительно.

Анализируя поведение Барта, Лита не сомневалась в том, что угрызения совести все же прорвутся сквозь пелену ревности и злости. Это лишь вопрос времени. Только теперь, когда она приняла решение, для нее не должно иметь значения ни то, одумается ли Барт, ни то, когда это произойдет.

— Знаете, чего недостает нашему путешествию? — вдруг спросил Джефри. Он сделал многозначительную паузу и обвел глазами всех сидящих за столиком. — Ему недостает этакого легкого приключенческого ветра. Я, конечно, не беру в расчет Литу, которая умудрилась найти на побережье Манихи морского ежа и уколоться им.

Лита высунула кончик языка и демонстративно показала его Джефу.

— Не нуди, это присказка — сказка впереди. Итак, в свете того, что я уже сказал, предлагаю следующий вариант. Обратно, на Таити, мы не летим на самолете, а плывем на лодке, как настоящие путешественники.

— Эй, полегче, — попытался остановить его Вин. — В моторке мы не уместимся, к тому же твой «Кальмар» все равно остался на Таити.

— А я и не настаиваю на лодке. Можно взять небольшой катер. Берем катер напрокат и двигаем на остров мечты. Как вам идея?

— Не очень, — покачал головой Вин, выражая мнение большинства, которое читалось на недоуменных лицах. — Путь слишком долгий. К такому путешествию надо готовиться заранее.

— Ладно. — Видимо, этим вечером Джефри решил стать генератором идей. — Пойду на компромисс. От Бора-Бора мы плывем до Муреа на катере, а дальше — как вам заблагорассудится, господа.

— А что? — Лита прониклась экстремальным духом, охватившим Джефа. — Почему бы и нет? Это не так далеко. — Она взглянула на Барта, затем на Вина, словно ища поддержки. — Думаю, мысль не такая уж плохая.

— До Муреа? — Вин на секунду задумался. — Звучит реалистичней, чем до Таити. Я согласен. А вы? — посмотрел он на Барта.

Барт поймал его взгляд, как ловили брошенную перчатку во времена дуэлей. Зеленые глаза на мгновение сверкнули — приняли вызов.

— Думаю, что прокатиться от одного острова до другого — не велика беда. Я согласен. Да и Флосси, думаю, тоже.

— Во-первых, не называй меня Флосси — терпеть этого не могу! Во-вторых, я не хочу плыть на катере — у меня начнется морская болезнь. С моим вестибулярным аппаратом отправляться в плавание — не лучшая идея.

— Черт возьми, Флоренс! — взвился Барт. — У тебя хоть что-нибудь в порядке? Ты всегда находишь отговорки, чтобы никуда не ехать, не ходить, теперь не плыть… Морская болезнь сидит у тебя в голове, и, по-моему, ты не торопишься от нее избавляться.

— Я не поплыву. Ты можешь делать, что хочешь. На меня не рассчитывай.

Началось… Флоренс опять вошла в образ героини мыльных опер, а Барт встал на дыбы, как жеребец, которого впервые попытались объездить. Лита попробовала вмешаться, но сделать это было не так-то легко — голос Флосси заглушал все окружающие звуки. Лита подумала, что если бы Флоренс знала о своих недюжинных способностях оратора (от слова «орать»), то непременно стала бы главой всех американских демонстрантов.

Перепалка набирала обороты, точнее, превратилась в монолог из одного сплошного крика Флоренс. Барт уже умолк, наконец-то осознав, что дальнейшее выяснение отношений бесполезно, но зато его дама отрывалась за двоих. Она наделяла Барта всеми отрицательными качествами, которые могло измыслить ее воображение, так что Барт начал походить на коварного злодея из индийского фильма.

Джеф едва сдерживал смех, радуясь от всего сердца, что Флосси не запала на его скромную персону и ограничилась лишь невинным кокетством. Вин не смеялся только потому, что это было бы неприятно Лите. Что посеешь, то и пожнешь, думала Лита, глядя на Барта, опустившего глаза в тарелку с недоеденным омаром. А Барт, в свою очередь, жалел о том, что он не омар — тогда ему было бы наплевать, что кричит Флоренс и как на него смотрит Лита.

Эту цепочку, состоящую из несуразиц, разорвал наконец сам Барт. Он кинул на Флоренс взгляд, полный бешенства, и попросил ее заткнуться, именно заткнуться, а не замолчать. Как ни странно, но на нее это подействовало как заклинание — поток, описывающий бразильско-индийские злодейства Барта, остановился.

— Я прошу прощения у всех присутствующих за эту сцену. — Взгляд его скользнул по окружающим и остановился на Лите. — Думаю, вам уже не привыкать. Это тоже своего рода экстрим, не так ли? — Он помолчал, отвел взгляд от Литы и продолжил, говоря уже в пустоту: — Давайте определим время и место отправления. Если мы с Флоренс решим ехать, то придем к назначенному времени. Если нет — отправляйтесь без нас.

Звучит как приговор, подумала Лита. Отправляйтесь без нас… Его чертова игра еще не закончилась, а он уже высунул язык, как запыхавшаяся собака. Вымотался до предела, дошел до точки, но не сдается. Кажется, он и сам толком не может понять, во что и с кем играет. А главное — зачем…

После ухода Барта Лита и хотела бы увлечься происходящим на сцене, но не могла. Мужчины бросали копья и попадали точно в цель. Юноши разбивали о голову кокосовые орехи, расплескивая вокруг ароматное молоко. Женщины извивались в танцах, как змеи, буквально выскальзывая из своих ярких лифов и юбок. Но все это пробегало перед глазами Литы, не восхищая ее, не удерживаясь в сознании. Она могла думать только о Барте, только о том, решится ли он завтра плыть вместе с ними.

Если он все-таки переспит с Флосси, Лита не сможет простить ему этого предательства. Да и вряд ли Барт захочет смотреть ей в глаза после ночи, проведенной с другой. Тогда он точно не поплывет с ними. Поплывет — не поплывет. Переспит — не переспит. Ей остается только гадать о том, что произойдет.

После окончания шоу Вин проводил ее до номера, посоветовав не расстраиваться и хорошенько выспаться перед отплытием. Лита была благодарна ему за заботу. Удивительный человек — несмотря на ее глупый и некрасивый поступок, он продолжает тепло к ней относиться. Почему Барт не так великодушен? Ведь именно он, ее муж, должен лучше, чем кто-либо другой, понимать ее.

Лита наполнила глубокую ванну, встроенную в кафельный пол, водой. Плеснула пару колпачков пены. Она немного полежит в ароматной воде — это всегда помогало ей заснуть. Лита опустилась в ванну и отдала свое тело в распоряжение теплой воды. Мягкое прикосновение пены, перламутрово-белой ватой лежащей на поверхности, убаюкивало, расслабляло ее. Нельзя засыпать здесь, надо заставить себя дойти до кровати. Глаза смыкались, ресницы подрагивали, пытаясь распахнуться, не дать глазам уснуть.

И вдруг перед мысленным взглядом Литы предстала сцена: на белоснежных простынях кровати Барт ласкает Флоренс, целует ее лицо, шею, грудь. Его руки ласкают ее обнаженное тело, изгибающееся под этими ласками. Ее рот открывается в сладострастном стоне, а тонкие пальцы теребят волосы на голове Барта…

Сон как рукой сняло. Глаза распахнулись, словно пытаясь выплеснуть боль, волной накрывшую душу. Внутри не сердце билось, а гудел огромный колокол. А если ее фантазии — реальность и Барт занят сейчас именно тем, что ее больное воображение так красочно нарисовало? Если бы можно было вынуть душу из тела, очистить от мрачных мыслей и вставить обратно… Но это только очередные фантазии. Она не заснет, если будет представлять себе любовные сцены с участием мужа и Флоренс. Может, ей стоит порадоваться тому, что она все-таки решилась на развод?

Лита с трудом вылезла из ванны — ее пошатывало от усталости и волнения. Она спустила воду, вытерлась огромным махровым полотенцем и побрела к кровати, к тщетным попыткам заснуть. Чтобы не думать, не думать, не думать…