Лето близилось к концу. Дни мелькали один за другим, то солнечные, то дождливые, то пасмурные с изморосью, и истрепанная непогодой хижина выглядела уже довольно жалко. Хоть бы корабли вернулись пораньше, чтобы до наступления осенних холодов успеть построить настоящие дома.
Постепенно вынужденный союз двух мальчиков перерос в товарищескую близость, а затем и в дружбу — так, как и должно было быть. Они хорошо дополняли друг друга в работе и о многом думали почти одинаково, хотя было и такое, в чем они резко расходились.
С тех пор как Арн начал приносить рыбу, с едой стало гораздо проще. Конечно, хороший улов бывал не каждый день, но Арн становился все более искусным стрелком, и охота доставляла ему удовольствие. Кроме того, он все смелее использовал разные травы и коренья и многое уже успел перенять из поварского искусства Угля. Втайне он наслаждался сознанием, что именно он обеспечивает пищей их маленькое селение. Он чувствовал, что это настоящее мужское дело. И научился не краснея принимать похвалы Угля.
А Угль целыми днями что-нибудь ковал. Он трудился, не жалея сил, стараясь поднатореть в кузнечном ремесле, чтобы, когда кузнец вернется из похода, начать работать вместе с ним. Дел будет много, ведь селение придется отстраивать заново, и, чем больше он будет уметь, тем легче будет Арну убедить отца отпустить его на волю. Если же это не удастся, он твердо решил бежать, хотя за лето он так привязался к Арну, что ему не хотелось покидать селение. К тому же здесь была единственная возможность встретиться вновь со своими родными. А сделавшись свободным человеком, да еще кузнецом, он сможет выкупить их из неволи, если у них не будет другой возможности освободиться. Он знал, стоить это будет дорого, очень дорого, но он рассчитывал на помощь Арна.
Ну, а если ему не повезет и придется все-таки бежать, чтобы избавиться от рабства, тогда тем более важно научиться всему, чему только можно. Хороший кузнец нужен везде, но он покамест слишком молод и должен на деле доказать свое умение, если хочет, чтобы люди в него поверили.
Поэтому Угль трудился упорно, не зная устали.
Много времени он потратил, выковывая топор, и Арн усердно ему помогал, потому что заготовка была толстая и нужно было раздувать огонь, чтобы в горне было достаточно жару. Особенно долго бился Угль, пытаясь сделать проушину для топорища. Он не знал, как к этому подступиться, и мог действовать только наугад. Держа поковку щипцами, он пробовал пробить ее насквозь зубилом, но ему никак не удавалось как следует раскалить железо. В конце концов он сдался. Придется спросить у настоящего кузнеца. Но головке топора он сумел придать нужную форму, а потом прожег отверстие в топорище и прочно всадил в него головку.
С того дня, как мальчики обзавелись настоящим топором, они начали валить большие деревья. Им хотелось удивить и обрадовать дружинников, когда те вернутся из похода. Ведь надо будет сразу приниматься за постройку новых домов — и вот первые прямые и длинные бревна уже лежат срубленные топором, который сделал Угль. Это тоже пойдет ему в зачет. Составленный Углем план был тщательно, до мелочей, продуман.
Скворцы давно уже начали собираться в большие стаи. Каждый вечер тысячи, даже десятки тысяч скворцов появлялись над фьордом и то вились совсем низко над тростниковыми чащами, то взмывали вверх и уносились вдаль, а потом вдруг дружно, всей стаей, поворачивали назад — и продолжали свое представление, пока наконец со страшным гамом не усаживались в заросли тростника. Наутро их не было, но каждый вечер они появлялись вновь.
Ночи становились все темнее, вечера — все короче, и мальчики ловили себя на том, что их все чаще тянет на прибрежные холмы, откуда хорошо видно горло фьорда — узкий пролив, через который войдут во фьорд корабли, когда они наконец вернутся с чужбины. Мальчики понимали, что еще слишком рано, но обоим так хотелось, чтобы в этом году корабли пришли пораньше! Ведь если викингам сопутствовала удача, то есть если они много наторговали и награбили, вполне могло быть, что они вернутся раньше обычного.
И Угль и Арн прекрасно знали, ради чего они совершают свою ежедневную прогулку, но никогда не заводили об этом речь, скрывая друг от друга свое нетерпение. И каждый день возвращались домой разочарованные.
Вокруг на тощих полях поспели хлеба, но не было рабов, чтобы их убрать. Урожай был скудный, лето ведь стояло сухое и жаркое. Мальчики пробовали рвать колосья и пальцами вылущивать из них зерна, а потом молоть их и варить кашу. Они старались как могли, но то, что получалось, не приводило их в восторг. Каша выходила какая-то безвкусная. Правда, в холодные дни от нее делалось тепло в животе, а это было уже немало. Одежда у мальчиков износилась и порвалась, хотя самые большие дыры они зашивали с помощью ежовых игл и ниток, надерганных из уцелевших обрезков парусины.
Да, хотя и Арн и Угль держались стойко и не падали духом, пора было все же кораблям возвращаться домой.
Как-то раз, темным осенним вечером, мальчики сидели у костра, обгладывая косточки зажаренных на ужин птиц, которых подстрелил Арн. Выло прохладно, и, набросив на плечи свои парусиновые одеяла, они с аппетитом ели и болтали. Насколько они были молчаливы в начале своего знакомства, настолько любили они поболтать друг с другом теперь. Разговаривали они по большей части о будущем: как все сложится, когда корабли вернутся домой, как будет отстраиваться селение, как они разыщут своих родных. Они были уверены, что искать их нужно где-то севернее, потому что весной все корабли уплывают на юг, а значит, возвращаясь, они плывут на север. Пусть отец Арна пошлет на север нескольких верных людей. Они там разбредутся по разным местам, расспросят о новостях и без труда нападут на след матери и сестры Арна, а также других женщин из селения, они ведь их всех хорошо знают. А когда они их найдут, то вернутся домой и после этого все вместе отправятся в поход, чтобы совершить ответный набег и отомстить. Хорошо бы, к тому времени фьорд еще не сковало льдом, тогда можно будет плыть на кораблях. А нет, так придется идти в пеший поход.
Арн уже сто раз излагал этот план. Он был уверен, что отец его одобрит, и уверен, что его удастся осуществить.
Наконец он умолк.
Немного погодя Угль сказал:
— А у меня для тебя кое-что есть. Небольшой подарочек.
— Ну да! Какой? — Арн мгновенно загорелся.
— Потерпи, скоро увидишь, — по своему обыкновению, поддразнил его Угль.
— А где он? Ну давай же скорей!
— Он в хижине. — Угль встал. — Посиди тут, я сейчас.
Минуту спустя он вернулся. В руке у него был какой-то продолговатый предмет, в темноте Арн не мог разглядеть, какой.
— Вот, пожалуйста, — сказал Угль, протягивая его Арну.
Арн взял. Это был нож в деревянных ножнах, удобный, красивой формы и невероятно острый.
Арн обомлел.
— Но это же… это нож! — выговорил он, опомнившись.
— Ну да, — смущенно улыбнулся Угль. — Пригодится, когда будешь воевать с угрями. И потом, тебе теперь будет чем защищаться, если я захочу тебя убить. — Лицо Угля расплылось в широкой улыбке.
Арн в ответ тоже улыбнулся. Он пересел ближе к костру, чтобы получше рассмотреть подарок. Ножны, блестящие и гладкие до того, что на ощупь казались мягкими, состояли из двух половинок, выдолбленных изнутри и стянутых узенькими полосками высушенной кожи угря. Лезвие у ножа было острое, красивой поковки, а ясеневая ручка — старательно выскоблена, прочно насажена и дополнительно укреплена с помощью смолы и той же угриной кожи. Такому ножу мог позавидовать любой мужчина. На его изготовление пошло, должно быть, немало времени.
— Какой он… замечательный! Но когда же ты его сделал? — удивленно спросил Арн.
— Когда ты уходил на охоту, — сказал Угль. — А когда ты был дома, я прятал его в хижине. Помнишь, как ты в самый первый раз принес рыбу? Я в тот день завозился с ним — еле-еле успел его спрятать до того, как ты подошел. И чуть ли не первое, о чем ты заговорил, — это что тебе очень нужен нож.
— Но почему ты даришь его мне?
— Потому что… — Угль смутился. — Потому что это первый нож, который я сам сделал. И еще потому, что он, по-моему, хороший.
Больше Угль ничего не сказал. Что тут объяснять.
Но Арн понял. Вернее, в голове у него мало-помалу начало кое-что проясняться. Он сидел и думал о том, что поступок Угля достоин хевдинга. Но когда в его сознании возникло слово «хевдинг», ему стало стыдно, потому что, раз он подумал о хевдинге, значит, он в то же время как бы подумал и о рабе.
Все, что он пережил за минувшее лето, беспорядочно замелькало в его памяти, и отдельные мгновения, словно вдруг остановившись, живо вставали у него перед глазами. Он вдруг отчетливо увидел себя самого, каким он был в первое утро после набега, а затем себя сегодняшнего и не без удовольствия отметил перемену, которая произошла в нем за это время. Ему не надо было долго думать, чтобы понять, кому он обязан этой переменой.
— Спасибо, — сказал он тихо. И чуть погодя добавил: — И за все остальное тоже.
Последнего Угль предпочел не расслышать. Слишком трудно было бы на это ответить.
— Не за что, — сказал он. — Надеюсь, он хорошо тебе послужит.
Потом они сидели и смотрели на фьорд. И, быть может, впервые чувствовали, что молчание их объединяет.
А несколько дней спустя они стояли бок о бок на вершине одного из прибрежных холмов и смотрели вдаль, на узкий пролив, где показались три полосатых паруса. Ветер дул слабый, но попутный, и викингам незачем было грести. Медленно приближались корабли к родным берегам. Головы драконов, украшавшие их нос, сейчас были убраны, чтобы не дразнить духов, которые охраняют здешние земли, и показать, что корабли пришли с миром.
Арн и Угль стояли плечо к плечу. Хоть они никогда и не говорили об этом, но это была минута, которой они все лето ждали. Четырнадцати-пятнадцатилетние мальчишки не должны оставаться совсем одни. Только удача помогла им выжить. Удача и стойкость.
— Вот отец и возвращается домой, — тихо сказал Арн. — Теперь справедливость будет восстановлена, и ты станешь свободным человеком. По-настоящему свободным. Но хевдингом ты, наверно, так никогда и не станешь. — Последнюю фразу Арн произнес немного виноватым тоном.
— Хевдингом. — Угль криво усмехнулся, растягивая это слово и будто пробуя его на вкус. — Я и не рвусь стать хевдингом. Хевдингом человек становится потому, что у него отец хевдинг, или потому, что он богаче других или имеет больше власти, а значит, может применять насилие. А я стану кузнецом. Кузнецом может стать только тот, кто умеет работать головой и руками.
Двое друзей обменялись коротким взглядом. И снова стали смотреть на корабли, которые, разрезая воды фьорда, медленно приближались к берегу.