Свободный и раб

Глава 7

Приближалась ночь, и в воздухе чувствовалась легкая прохлада. Мальчики усердно трудились. Взяв пучок тростника толщиной с канат, они вплетали его в решетку из прутьев орешника. Начали они снизу и шли вверх, стараясь плотнее прижимать пучки один к другому, чтобы стена могла стать надежной защитой от дождя и ветра. Угль нарочно начал с западной стены, потому что ветры чаще всего дули с запада.

Работа шла споро. Высота стенки достигала им уже до колен, а тростника еще осталась порядочная куча. Угль встал и потянулся, расправляя занемевшую от согнутого положения спину, а потом пошел подложить дров в костер.

— Тс-с! — прошептал он вдруг и добавил вполголоса: — Дай-ка мне копье.

Арн повернул голову и взглянул на него вопросительно.

— Дай копье! — повторил Угль. — Живее!

Арп осторожно встал, поднял копье, лежавшее возле кучи тростника, и, опасливо озираясь, на цыпочках пошел к Углю. Что он такое увидел? Уж не вернулся ли чужой корабль?

Угль стоял неподвижно и как будто прислушивался. Когда Арн приблизился к нему, он, не оборачиваясь, протянул руку и взял копье.

— Тише, — шепнул он. — Слышишь?

Арн тоже застыл на месте и прислушался. При мысли о свирепых чужих воинах его мороз продрал по коже, Но зачем им возвращаться? Все ведь сожжено и разрушено.

Вначале он слышал только стук собственного сердца да звон в ушах. Но вот он различил слабое шуршание. Снова тишина, и снова шуршание, и тут вдруг в стороне раздался глубокий, нежный свист черного дрозда, который все заглушил. Пение птицы звучало красиво и чуть печально, но Арна только зло разобрало. Заткнулась бы лучше, из-за нее ничего не слышно! Хотя ему было холодно, его прошиб пот. Он вспомнил про топор, по не решился двинуться с места.

Взглянув на Угля, он с удивлением обнаружил, что тот вроде ничуть не испуган и даже не взволнован. Просто стоит и прислушивается, сосредоточенно глядя прямо перед собой.

— Что там такое? — шепотом спросил Арн.

— Тс-с! — шепнул Угль и предостерегающе поднял руку.

Сделав несколько шагов вперед, он опустился на колени, и Арн тоже невольно пригнулся.

Черный дрозд на минуту умолк, и Арп теперь уже отчетливо услышал шуршание. Оно приближалось, но шагов слышно не было, только все более явственно шуршали сухие палые листья.

И вдруг Угль вскинул руку с копьем. Но копье он держал не так, как если бы хотел его метнуть. Скорее похоже было, что он нацелился им ударить.

И он действительно резко ударил куда-то в траву.

Потом еще и еще раз! Наконец он спокойно поднялся на ноги.

Арн бросился к нему:

— Что это?

— Наш завтрашний обед. — Угль засмеялся, указывая копьем.

Арн посмотрел. В траве лежал еж.

— Уф! — Арн вытер пот со лба, чувствуя, как расслабляются все мускулы. — А я уж… это… Разве ежей едят?

— Все можно есть, когда голод одолеет, — ответил Угль. — Побудешь рабом, так и это узнаешь. А у ежа, между прочим, мясо довольно вкусное.

Угль наклонился, подсунул руку ежу под брюшко, чтобы не уколоться, и понес его к костру.

— Давай еще немножко поплетем, — предложил Арн. — А то тростник высохнет и перестанет гнуться, тогда с ним будет труднее.

Угль кивнул и бросил на Арна одобрительный взгляд. Может, парень не такой уж дурной и беспомощный, как ему показалось. Конечно, он здорово перетрусил из-за этого ежа — он даже чуть не проговорился, но откуда ему было знать, для чего понадобилось копье. И он хорошо поработал, когда они резали тростник. А теперь вот предлагает доплести стенку. Может, они еще поладят.

Угль вдруг почувствовал, что смертельно устал. Такая ужасная была ночь и такой тяжелый день. Опустившись на колени, он принялся вплетать тростник между прутьями орешника.

Когда тростника осталось чуть больше, чем нужно для подстилки, Угль взял кусок гранита, который они принесли с берега, и сел на траву точить копье. Возни с ним будет немало, потому что оно основательно проржавело.

Арн продолжал заплетать стенку. Она доходила ему уже чуть ли не до пояса. Под конец он уложил оставшийся тростник двумя кучками у самой стены, тщательно разровнял их и бросил сверху по куску парусины. Только после этого он подошел и сел рядом с Углем.

Они долго сидели молча. Разделявшее их расстояние было по-прежнему столь велико, что просто так взять и начать разговор казалось немыслимым. На смену летнему вечеру скоро должна была прийти ночь, но было светло, и черный дрозд все еще пел свою песню. Нагревшаяся за день земля парила, и от этого воздух стал влажным и чуточку прохладным. Арна пробирала дрожь, и в конце концов он принес свое парусиновое одеяло. Усевшись поближе к костру, он закутался в парусину и опять стал смотреть, как Угль точит копье.

Все-таки этот раб начинал внушать ему уважение. До сегодняшнего дня Арн был уверен, что рабы способны лишь выполнять, что им велят. Но Угль весь день действовал самостоятельно. И весь день тяжко трудился. Да и сейчас продолжает трудиться.

Чувствуя, как болят у него все мышцы, Арн с содроганием думал, что же будет завтра, когда он проснется. А ведь он работал гораздо меньше, чем этот раб.

— Ты не устал? — спросил он наконец.

Угль взглянул на него удивленно:

— Устал. Просто до смерти!

— Что же ты не бросишь работу?

— Рабу положено работать, как бы он ни устал.

Угль отвечал совершенно спокойно, продолжая точить наконечник копья.

— Но тебя же никто не заставляет возиться с этим сейчас, — допытывался Арн.

— А он? — Угль показал на ежа.

— Что «он»? — Арн ничего не понимал.

— Нужно его выпотрошить, а то он к завтрашнему дню протухнет. Поэтому я должен заточить наконечник, чтобы было чем вспороть ему брюхо.

Ну конечно, все правильно. Арн был вынужден снова признать свое поражение. Сам-то он об этом не подумал.

— А как же иголки? — спросил он. — Не станем же мы есть его вместе с иголками?

— Это-то как раз самое простое. Завтра ты все увидишь.

Угль провел по лезвию большим пальцем и, похоже, остался доволен.

— Слушай, у нас тут торчит пенек. Может, ты обложишь его раскаленными углями из костра, пока я буду чистить этого зверя, — попросил он Арна. — Пенек за ночь сгорит, а нам будет теплее спать.

Арн встал и огляделся по сторонам, отыскал топор-тесло и, орудуя им, как лопатой, натаскал из костра головешек и уложил вокруг пня.

Угль тем временем разрезал ежу брюшко, вынул внутренности и дочиста выскреб его изнутри. Работа у него спорилась, она ведь была ему не внове.

Расправившись с ежом, он повесил тушку на дубовый сук.

— Вообще-то надо бы его как следует промыть, да неохота тащиться к фьорду или роднику, до того умаялся.

И он упал на свое тростниковое ложе и завернулся в парусину. Арн все тем же топором подгреб золу вокруг обоих костров, присыпал угли, чтоб огонь за ночь не потух, и тоже лег.

Сонным голосом Угль пробормотал:

— Знаешь, а ведь ты первый, кто меня спросил, не устал ли я, за те пять лет, что я был рабом!

Арн был ошарашен и не сразу нашелся, что ответить.

— Первый? — переспросил он наконец.

Но Угль уже спал.

А Арн лежал и думал. Что же такое сказал ему Угль? Что-то очень важное, но что именно? Какие-то слова, которые его поразили.

Ах да, вот какие слова: «…за те пять лет, что я был рабом». Но Углю ведь, наверно, уже четырнадцать, как и ему. Или, может, пятнадцать. А как же первые девять или десять лет?

Что же, рабами люди становятся, а не родятся? И, значит, его мать и сестра…

Ему непременно нужно в этом всем разобраться.

В конце концов Арн забылся беспокойным сном. За какие-то сутки привычный ему мир треснул по всем швам.