Свой в своей стране (СИ)

Из мемуаров Ивана Волкова

Той ночью мне снился сон. Я оказался в мире, погибающем тихой смертью, о которой говорил Даниил.

Я даже не сразу понял, что это за место: город как город, люди как люди. Солнышко светит. Магазины работают. Лишь постепенно, приглядываясь, как люди общаются друг с другом, я понял, что не вижу нормальных человеческих эмоций: ни радости встречи, ни раздражения тогда, когда что-то идёт не так.

Но далеко не это было самым страшным.

Я забрёл на площадь и увидел, как несколько человек, опустившись на колени, разглядывают подошвы друг друга. Какой-то мужчина взял за носок другого человека, после чего изо всех сил впечатал его в асфальт. Кажется, я даже услышал, как хрустнули кости.

Тот, чья нога пострадала, громко воскликнул, потом обернулся и погладил своего мучителя по голове.

В какой-то момент я решил, что просто нахожусь в компании умалишённых. Но потом понял, что в этом безумии есть некая сложная система. Я просто не понимал мотивов и действий других людей. И это оказалось почему-то страшнее всего.

Я проснулся в холодном поту и вышел на веранду, подышать свежим воздухом.

В тот вечер мы не стали возвращаться в город. Вместо этого сняли несколько коттеджей в эко-отеле. Нам повезло: незадолго до этого большая группа туристов отменила бронь.

Я взял в холодильнике бутылку минералки и глотал прохладную жидкость, чтобы поскорее избавиться от липких остатков сна.

Странно всё-таки: Даниил ведь не сказал ничего такого особенного. С чего бы я вдруг так эмоционально отреагировал, что даже такой мерзкий сон приснился?

У меня не было ответа на этот вопрос.

Я вернулся в номер, и какое-то время валялся на кровати, любуясь серебристыми переливами лунного света в густой хвое сосен.

Спать больше не хотелось.

Немного подумав, я собрал вещи и отнёс их в кофр мотоцикла. Потом вернулся и написал записку, которую оставил под дверью номера Игорька. В неё завернул немного наличных, чтобы на заправку хватило.

Потом откатил мотоцикл подальше от жилых корпусов и завёл двигатель.

Ночная дорога и свежий воздух окончательно меня успокоили. Я часто останавливался, просто чтобы полюбоваться ночным небом и лунным пейзажем с очередной сопки.

В город въехал уже на рассвете. Надо было бы заехать куда-нибудь позавтракать, но все заведения оказались закрыты, кроме кафешки возле заправки, где не предлагали ничего, кроме сосисок. Даже вездесущих в этом регионе бууз.

Заправившись и глотнув немного кофе, я поехал по городу, куда глаза глядят. И сам не заметил, как оказался на парковке возле местного дацана.

Отсюда открывался хороший вид. Город, река, синие дали… тут думалось хорошо. Не хуже, чем на Байкале.

Потом я поднялся и пошёл по деревянной эко-тропе, которая опоясывала территорию храма. По дороге периодически попадались беседки с фигурками разных животных. Я не сразу сообразил, что это — годовые символы по восточному лунному календарю.

Тропа вела вниз, и я почти дошёл до самой низкой точки у подножия сопки, на которой был расположен дацан, когда увидел его.

Конечно же, я сразу понял, кто это. Чего я никогда не умел — так это обманывать себя.

Нельзя сказать, чтобы я испугался. Просто в какой-то момент происходящее вдруг напомнило мне тот липкий ночной сон. Будто бы я и не просыпался.

— Помнишь тот тост про сон и здоровье? — улыбнулся Чёрный Человек. — Глуповатый на первый взгляд. Если не вдумываться.

Я помнил. Про то, что смерть — это сон, а сон — это здоровье.

— И что же ты мне предложишь?.. — ответил я, будто бы размышляя вслух.

— Я? — Чёрный Человек притворно округлил глаза, в которых полыхнули оранжевые искры. — Это заблуждение. Я никогда ничего не предлагаю. Каждый предлагает это сам себе, когда понимает, что свободен. И способен решительно на всё. Буквально.

Я скептически сощурился.

— Сложно рассчитывать на доверии от созданий, живущих в постоянном страхе. Верно? — Чёрный Человек опёрся на деревянные перила.

— А чего боишься ты? — спросил я.

— Банальности. Скуки. Бездействия, — ответил Чёрный Человек. — Это естественно: пребывая здесь, надо научиться бояться. Хотя бы чего-нибудь. Иначе будешь слишком выделяться.

— Чего же, по-твоему, боюсь я?

— Да не по-моему, — мой собеседник снова улыбнулся, обнажив белые зубы, которые почему-то отливали металлом. — А по-твоему как раз. Да ты и без того это знаешь. Твой страх — самый распространённый в этом мире. Ты, как и все, боишься смерти.

— Допустим, — кивнул я. — Но разве с этим что-то можно сделать? Всё в этом мире имеет предел. Даже само время, не так ли?