Священная кровь

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Участники мира в доме Джандара-вагонщика к вечеру, мертвецки пьяные, свалились кто где сидел. Танти-байбача проснулся около полуночи. Тяжелую, как глиняный кувшин, голову давила противная тупая боль. В горле пересохло. Танти, кряхтя, поднялся на ноги, пошатываясь, направился к выходу. Посередине михманханы споткнулся о Джандара, упал. Снова поднялся. Отчаянно ругаясь, кое-как выбрался на воздух и отправился домой.

Дома, выцедив без передышки целый чайник крепкого холодного чая, он сдавил рукой готовый расколоться от боли лоб и тут вспомнил, что назавтра условился свезти Джандара к Гульнар. «О, птичка в надежной клетке, — подумал он. — Завтра побываем. Теперь она, наверное, уже присмирела».

На следующий день, как только стемнело, Танти-байбача вместе с Джандаром-вагонщиком отправился к Караахмаду. У порога калитки чернела фигура хозяина.

Пожалуйте, почтенные! — Караахмад протянул для приветствия руки, но прибывшие в темноте, должно быть, не заметили этого жеста.

— Мы в гости к тебе. Этот человек — мой друг, — сказал Танти-байбача, указывая на Джандара.

— Очень хорошо, — пробормотал Караахмад, но с места не двинулся.

— Мы хотели поразвлечься с девушкой, мой дорогой. Тебя ведь нечего учить.

— Ради веселой беседы приехали к тебе, палван! — поддержал своего друга и Джандар-вагонщик.

Караахмад смерил его недружелюбным взглядом.

— Здесь вовсе не такое место, почтенные байбачи! — уже со злостью сказал он. — Что вы нам поручали? Выкрасть девушку и на некоторое время припрятать. Не так ли?

— Ну и что же из этого?..

— Сказать прямо, — перебил Караахмад, — девушки здесь уже нет. Вчера она упорхнула из моих рук. Не знаю, в каком она теперь саду, в каких горах…

Танти-байбача изменился в лице.

— Не болтай, Караахмад! — оборвал он. — Какой храбрец мог увезти ее из сокровенного места, охраняемого таким дэвом[92]? К тому же я предупреждал тебя, что нужно быть осторожным, дело очень тонкое.

— Не верите — зайдите поищите, — грубо ответил Караахмад.

У Танти перехватило дыхание. Он повернулся к Джандару, хотел что-то сказать, но только промычал, затем, опомнившись, гневно спросил Караахмада:

— Кто он, тот силач, что с тобой справился?

— Какой-то джигит… Они, похоже, давно знались.

Караахмад рассказал о вчерашней драке, но о том, что противник оказался сильней его, промолчал. Отговорился тем, что не захотел поднимать лишнего шума и отдал девушку. Он был доволен, что встретился с Танти в темноте. Иначе один вид распухшей физиономии мог бы положить конец его славе уличного героя.

Танти трясся от злости. Он боялся разоблачения и в то же время досадовал, что не удалось потешить друга редкостной забавой. Байбача принялся всячески корить джигита. Но Караахмад, уже получивший с Танти за услугу порядочную сумму, теперь не стеснялся. С грубостью уличного бродяги он сказал насмешливо:

— Больше таких дел мне не поручайте, байбача. Прежде, чем за такое дело браться, надо, сняв тюбетейку, обдумать все хорошенько… Мы вам не воробья вытащили из гнезда — живого человека выкрали из закрытого двора и на извозчике по такому большому городу сумели провезти. Во всем виноваты вы сами. Видно, язык не сумели придержать…

Танти-байбача резко повернулся и, не простившись, пошел вслед за Джандаром-вагонщиком. Дорогой приятели не обмолвились ни одним словом. Джандар, холодно простившись, повернул к своему кварталу. Танти-байбача некоторое время задержался на перекрестке. «Что же это за джигит? С кем она зналась? — раскуривая папиросу, думал он. — Кто сумел раскрыть тайну?» Не находя ответов на эти вопросы, он торопливо зашагал к Салиму-байбаче.

Утром Шакасым доставил завернутые в клочок бумаги засушенные цветы какой-то пахучей травы, велел заварить их в кипятке и этим настоем поить Гульнар. Юлчи два раза приготовлял лекарство и аккуратно поил больную.

К вечеру Гульнар полегчало, жар начал спадать, дыхание стало ровней. У нее даже появился аппетит: она поела машевой похлебки, которую где-то умудрился приготовить Шакасым. На лице девушки снова заиграла улыбка, и она тихо разговаривала с Юлчи.

Гульнар, хоть была слаба, настаивала, что им надо этой же ночью покинуть город. Юлчи, чтобы не отрывать от дела Шакасыма и не навлечь на него гнев хозяина, решил сам пойти на розыски арбы и повидаться с Каратаем.

Прошло больше часа, как ушел Юлчи. Задумчиво глядя на огонек свечи, Гульнар сидела у сандала и неторопливо заплетала растрепавшиеся во время горячки косы. Вдруг кто-то с силой толкнул дверь. Снаружи послышались приглушенные голоса. Гульнар замерла.

— Открой!

Стучали все громче и настойчивее. Дрожащим голосом Гульнар спросила:

— Кто там?

— Эго я! Убитый горем твой отец!

— Отец?! — вырвалось у Гульнар. Растерянная и вдруг ослабевшая, девушка с мольбой проговорила: — Пусть Юлчи придет, потом…

Голоса за дверью смолкли. Гульнар дрожала от страха, мысленно упрекала себя: «Почему мы не бежали вчера! Они, наверное, схватили Юлчи».

Из-за двери послышался чей-то незнакомый голос:

— Откройте, дочь моя! Мы и Юлчи позовем. Отец хочет сказать вам пару слов, узнать вашу волю и желания. Умная, благовоспитанная девушка никогда не ослушается своего отца. Если вы будете противиться, он все равно одним пинком откроет дверь и войдет. А разве это хорошо будет?

— Доченька, — снова заговорил Ярмат, — мы с матерью и так придавлены горем. Или ты совсем убить нас хочешь?..

При напоминании о матери глаза Гульнар наполнились слезами. Она встала, еле передвигая ноги, подошла к двери, сняла цепь. Так же медленно возвратилась на место и села, беспомощно опустив голову.

Вошел Ярмат. Прикрыв за собой дверь, он присел перед дочерью на корточки. Минуту сидел так, не отрывая скорбного взгляда от лица девушки, дрожащей рукой гладил ее по голове. Слезы обильно текли по его щекам, по бороде.

— Слава аллаху, довелось увидеть… жива… моя дочь. Тебя не узнать! Ты ли это, прежняя Гульнар?

— Я хворала, отец, — не поднимая головы, еле слышно ответила девушка.

— И из-за этого ублюдка Юлчи ты перенесла столько страданий, доченька! Где он, проклятый? Где он? Я ему покажу! Я ему!..

— Подождите! — волнуясь, перебила Гульнар. — Почему вы хотите наказать Юлчи? Он ни в чем не виноват. Скажите ему спасибо. Он спас меня от смерти. Если хотите наказать, так наказывайте купеческих сынков!

— Но кто же, как не Юлчи, сбил тебя с пути! — вскрикнул Ярмат. — Кто довел тебя до этого!

Снаружи послышался тот же незнакомый мужской голос:

— Ярмат, я хочу войти.

Ярмат приказал дочери:

— Закройся!

Девушка прикрылась концом одеяла.

В каморку вошел Алимхан-элликбаши. Он присел на корточки неподалеку от Гульнар, окинул хибарку брезгливым взглядом и, погладив аккуратно расчесанную бороду, хмуро сказал:

— Не затягивай разговора, Ярмат. Теперь все ясно. Этот шайтан Юлчи обманул ее и заставил бежать из дому. Мой тебе совет: бери дочь и скорее отправляйся домой. А Юлчи никуда от нас не денется. И наказывать его будешь не ты, а я сам!.. Вставайте, дочь моя, — голос элликбаши сразу стал вкрадчивым. — Не печальте отца вашего с матерью. По молодости, не подумавши хорошенько, вы и так принесли им много беспокойства. Идите домой, склоните голову к ногам ваших родителей и попросите у них прощения!

— Слушай, дочь! С тобой говорит сам элликбаши — отец наш… Не позорь меня перед людьми. Ты одна у меня, поэтому, жалеючи

— тебя… — Ярмат уже говорил, еле сдерживая готовое прорваться наружу раздражение.

Узнав, что перед ней элликбаши, Гульнар решила рассказать все и во что бы то ни стало оправдать Юлчи.

— Вы элликбаши? — спросила она, блеснув одним глазом из-под одеяла. — У меня есть к вам жалоба.

— Говорите, — неохотно ответил Алимхан.

Гульнар, волнуясь, начала рассказывать все, что с ней произошло.

Ярмат вскочил, даже не дослушав дочь:

— Неужели все это правда? Что я сделал плохого этим байба-чам?.. Да я!..

— Молчать! — прикрикнул на него элликбаши. — Глупец! У тебя горшок вместо головы! Как ты можешь верить девушке, сбившейся с пути шариата? Все это хитрость, обман, коварство! Я не позволю клеветать на таких уважаемых людей, как Танти и Салим-байбача. Люди эти благородные, и на сердце у них — ни пятнышка. Какая им польза выкрадывать девушку? Знаю, те воры — приятели Юлчи.

— Ложь! — гневно выкрикнула Гульнар. — Юлчи ни в чем не виноват! Когда он меня освободил, он спрашивал: куда я пойду? Я сама сказала, что не хочу домой. Он и привел меня сюда. Мы дали обещание жить вместе. Этого я ни от кого не скрываю.

Элликбаши нахмурился. Он понял, что волю беглянки можно сломить лишь угрозами и силой.

— Девушка, вы по-хорошему пойдете домой или нет?

— Не пойду, — решительно заявила Гульнар. — Я не хочу выходить за бая, за старика… Лучше смерть!..

Элликбаши задыхался от гнева:

— Не топчите шариат! Я пока жалею вас, но если вы не послушаетесь меня, я заставлю народ побить вас камнями. Пусть это послужит в назидание другим девушкам и честным женщинам. К своевольницам шариат не знает милости!

— Ладно, убивайте! — крикнула Гульнар.

— Ярмат, да ты человек? Ты — отец или ком навоза?! — заорал элликбаши. — Взваливай на плечи дочь!.. — Хлопнув дверью, он выскочил наружу.

Ярмат схватил девушку под мышки, поволок ее из помещения.

— Убейте! — рыдая, кричала Гульнар.

Когда Ярмат с дочерью скрылись за калиткой, элликбаши принял свой обычный степенный и важный вид.

— Видали? — обратился он к Парпи-ходже. — Неразумное дитя! Я ее пристроил за самого богатого из баев, а она сбежала с каким-то босяком. Отворачиваться от своего счастья, а?! Какая неблагодарность!.. Спасибо вам за услугу, вы достойный мусульманин. Откуда нам было узнать? Если бы вы не предупредили, они и впрямь убежали бы куда голова клонит… Однако обо всем этом никому ни слова! Пусть останется между нами. Понятно?

Элликбаши вышел на улицу. Парпи-ходжа долго семенил за ним и угодливо нашептывал на ухо:

— Я один из уважаемых людей в своем квартале, Алимхан-ака. Благодарение аллаху, до сих пор имя мое ничем не запятнано. Скрывать в моем доме беглую девушку?! Разве можно такое стерпеть? Слава аллаху, я мусульманин. У меня волосы дыбом встали, когда я заметил. Я считал Юлчи порядочным джигитом. Он все время брал у меня жмых для байской скотины и дружил с моим батраком. А теперь вижу — совсем он безнравственный человек, этот Юлчи, подохнуть бы ему маленьким!.. А спросите, как я их заприметил? Вчера возвращаюсь после вечерней молитвы, а из щелки в двери худжры огонек виднеется. Этот мой бык — Шакасым — в маслобойне. «Ишь ты!» — думаю себе. Подошел тихонько, прислушался. Женский голос… и разговор такой… подозрительный. Заглянул я в щелку, вижу — Юлчи и с ним какая-то взрослая девица. Опять прислушался, и тут мне все стало ясно. Это дочь Ярмата! Всю ночь я незаметно гюдслеживал. Девушка потом прихворнула… Я и об этом знаю!.. Ярмат — мой старый знакомый и тоже истинный мусульманин. Хоть и бедняк, а разум и совесть имеет. Сколько лет брал у меня жмых! Я хотел сразу побежать к нему. А потом: «Нет, — думаю, — дай подальше закину аркан». И сегодня днем оповестил вас. Только просил, чтобы приходили вечером. Потому — нехорошо, если в доме среди дня шум поднимется. Не правда ли? Ну вот, теперь, слава богу, дело уладилось. А был бы Юлчи, он, наверное, скандал устроил бы…

Казалось, Парпи-ходжа никогда не кончит свою болтовню. Элликбаши остановил его:

— Всего доброго! Благодарствую. — Он ускорил шаги и скрылся в темноте.

От маслобойщика Алимхан отправился прямо к Мирзе-Каримбаю. Он сказал, что невеста, возвращаясь от подруги, у которой гостила, немного простудилась, и попросил дня на три отложить свадьбу. Мирза-Каримбай, которому не терпелось еще раз вкусить от радостей этого «недолговечного мира», начал было возражать, но в конце концов согласился с доводами элликбаши и уступил.

С тайной мыслью подхлестнуть жадность Ярмата, который мечтал пристроить дочь и самому выбиться в люди, а вместе с этим и подсластить горечь девушки, лишившейся любимого, Алимхан посоветовал завтра же отослать Ярмату все, что было предназначено в дар невесте.

Бай приглашал посидеть побеседовать, но элликбаши, сославшись на неотложные дела, простился и вышел на улицу. Он торопился повидаться с Ярматом, чтобы дать наказ строжайше охранять дочь, и попутно еще раз втолковать ему, насколько бессмысленны обвинения, возводимые на Танти и Салима. Кроме того, элликбаши опасался, что Юлчи, лишившись такой красивой девушки, может поднять скандал, и считал необходимым быть все время на улице, чтобы в случае чего немедленно принять необходимые меры.

Обдумывая, как бы поискуснее подойти к Ярмату с доказательствами невиновности обоих байбачей, Алимхан прохаживался у ворот байского двора, как вдруг в крытом проходе послышались шаги, и в следующую минуту в калитке показалась чья-то тень.

— Салимджан?

— Нет, это я…

Появление Танти было очень кстати. Алимхан обрадовался, тотчас подхватил байбачу под руку, отвел его в глубь переулка и шепотом объявил:

— Нашлась наша невеста, братец мой Мирисхак!

У Танти церехватило дыхание. Однако он быстро взял себя в руки и, притворившись, что ему ничего не известно, негромко спросил:

— Где же она была, эта беглянка?

— Байбача, — не скрывая насмешки, зашептал элликбаши, — сказать прямо — не справились вы с этим делом. Для таких дел нужна ловкость, ну и еще… осмотрительность, благоразумие и умение нужны. Вы зайдите к Салимджану и предупредите его: пусть прикоротит руки и больше не пытается! Это — первое. А потом, пусть особенно не беспокоится. Что до нас — мы и рта не раскроем. Мы знаем, на кого свалить вину. Только пусть не забудет потом мою доброту. В конце концов, это дело серьезное…

Танти-байбача не нашелся, что сказать. Зажав в губах папиросу, долго чиркал спичками, с трудом прикурил. Заметив при свете спички на лице байбачи смущение и растерянность, элликбаши ухмыльнулся. Рассказывать, что девушку из ловушки освободил Юлчи, он не нашел нужным. На прямой вопрос Танти, кто же сумел их обвести, ответил коротко:

— Один ловкий джигит.

Танти-байбача принялся оправдывать Салима, а заодно и себя:

— Алимхан-ака! Салим просто хотел подшутить над отцом. Я тоже, говоря правду, нашел эту шутку уместной. Но, клянусь богом, это была только шутка! Правда, несколько грубоватая. Заставлять краснеть Салима — нехорошо. Так что вы держитесь вашего слова…

— Слово мое — крепкое! Лишь бы он не забыл моей доброты. — Алимхан пожал руку байбачи и заторопился к дому Ярмата.