Белфаст
Шарлотта легко и неторопливо шагала рядом с отцом Донованом, ее туристические ботинки шуршали по блестящей от росы траве миллтаунского кладбища. Прохладный ветерок шелестел чуть тронутыми желтизной листьями дуба, предвестниками ранней осени. Пологий склон холма открывал волнующую панораму города, начинающегося сразу же за автострадой 501. Бодренький джаз доносился от кафедрального квартала — там стартовал второй день Белфастского музыкального фестиваля.
Донован заканчивал очень важный разговор по мобильному — ему позвонили, едва они с Шарлоттой вышли из машины. С улыбкой священник опустил телефон в карман, взглянул на Шарлотту, и брови его дрогнули.
— Новости?
Она откинула с лица рыжие пряди. Мешковатый свитер «Блэнли Вулен Миллз» уютно согревал ее.
— Швейцарские гвардейцы взяли его минувшей ночью, когда он пытался улизнуть из Ватикана.
— Что с ним будет?
— Уж точно ничего хорошего. Отец Мартин подделал документы, чтобы сделать этим двоим пропуск… Портье убит, тебя похитили…
— …Тебя бросили умирать.
— И это тоже, — скромно ответил он. — За соучастие в таких делах…
Он мрачно покачал головой.
— Обвинения очень серьезные. Расследование продлится несколько недель. А мы, само собой, будем свидетелями.
— Само собой.
— А когда ты собираешься вернуться в Израиль?
— Может, через несколько дней. Я им сказала, что еще не поправилась.
— Но ты намерена вернуться туда? — спросил Донован, во взгляде его была настойчивость.
Шарлотта вздохнула.
— Было бы глупо отказываться. К тому же они очень рискуют, если попытаются открыть его без меня. А уж если узнают, что я исцеляю прикосновением…
Она дурашливо пожала плечами.
Донован улыбнулся.
— Вынужден признаться: ужасно тебе завидую. Получить возможность изучать ковчег Завета…
Даже сейчас ему было сложно понять глубину всего рассказанного Шарлоттой о событиях, произошедших после ее похищения из Ватикана. Трудно было даже вообразить, что она могла прикасаться к самой заветной библейской реликвии. Он с недоверием покачал головой.
— Потрясающий шанс.
— А знаешь, если я дам согласие, мне потребуется небольшая помощь — в теологическом плане, да и кое в чем другом. В Израиле я успела кое с кем подружиться: с археологом и египтологом. И наняла их для проекта. Но вот думаю, если у тебя найдется немного времени, может, ты тоже составишь мне компанию… И поможешь мне?
Просияв, Донован с жаром ответил:
— А ты думаешь, израильтяне разрешат? Я в том смысле, захотят ли пускать меня, я же католический священник, и все такое…
— Я так понимаю, если они хотят, чтобы эти пальчики открыли им сундук… — Она растопырила пальцы обеих рук и пошевелила ими. — У них не такой уж большой выбор.
Донован усмехнулся.
— Похоже, ты права. Ну что ж, остается только добавить, что я польщен твоим доверием.
— А я знала, что могу рассчитывать на тебя.
Он провел ее через лабиринт могильных плит и памятников, среди которых преобладали высокие распятия — традиционные и подобные кельтским, — вырезанные из мрамора и гранита.
— Я мало помню с того момента, как свалился на пол, — объяснил Донован Шарлотте. — Но странное дело, отчетливо запомнилось, что, прежде чем потерять сознание, перед моими глазами вдруг предстало это место.
— Здесь так красиво, — проговорила Шарлотта, вглядываясь в круглые спины отдаленных холмов.
Но Донован говорил совсем о другом.
— Под нами покоится четверть миллиона усопших, — сказал он. — Места для «новеньких» почти не осталось. Но к счастью, несколько лет назад моя мама уговорила папу купить здесь два участка. Он, конечно, встретил предложение без особого энтузиазма.
Донован улыбнулся.
— Отец так любил жизнь и ни слова не хотел слышать о смерти. Хотя, помнится мне, в пабах он частенько говорил старичкам тост: «Желаю оказаться на небесах за полчаса до того, как дьявол прознает о моей смерти».
Шарлотта рассмеялась.
— Это здесь. — Донован показал на скромное каменное надгробие в форме креста. — Ты бы замечательно ладила с моими родителями, Шарлотта. Хорошие люди с добрыми сердцами. Вот, смотри.
Он показал на символ, выгравированный на надгробии отца.
— Ты знаешь, что означает этот символ?
Воспитанная в католичестве, Шарлотта помнила, что перекрещенные «Р» и «X» уже не раз встречались ей прежде, в основном на ризах священников и в убранстве алтаря. Но смысл символа ускользал из памяти. Она покачала головой.
— «Кси» и «ро» — первые буквы греческого слова «Христос». Но так, как мы произносим это слово, они соответствуют буквам нашего алфавита «си» и «эйч», «Christ», «помазанный», или «избранный».
С этими словами он взглянул на нее и улыбнулся.
Шарлотта потрясенно смотрела вниз на молодую травку, проклюнувшуюся на забронированном клочке земли.
— Останки Иисуса — здесь?
Донован вновь улыбнулся и кивнул. Он объяснил, что в нестандартном по габаритам гробу его отца разместился еще один гроб, поменьше, с оссуарием.
— Я решил, что это самое безопасное место. Так что теперь ты знаешь. Только ты, я и Он.
Она потрясенно молчала.
— Тебе надо узнать кое-что еще.
Шарлотта наблюдала за тем, как он полез в карман и достал какую-то очень старую на вид бумагу, запаянную в прозрачный пластик.
— Помнишь наш разговор о том, как Евангелие от Марка изначально оканчивалось пустой гробницей, и о том, как была исправлена концовка?
Она кивнула.
— Вот подлинник, — сказал он. — Единственный в мире экземпляр. Взятый из первого Евангелия, написанного Иосифом Аримафейским, человеком, поместившим тело Иисуса в тот оссуарий, который вы исследовали.
Патрик вырвал сенсационный эпилог из тайного реестра перед самой отправкой оссуария назад, в Иерусалим.
Шарлотта взяла в руки документ.
— А зачем ты отдаешь его мне?
— Я не считаю простым совпадением то, что твои инициалы «си» «эйч».
Он вновь склонил голову к надгробию.
— Я верю, что тебе предначертано владеть им.