Святейший Сатанист Миротворца

Глава 12

В которой Читателю будет рассказано о русских разносчиках вируса демократии. А так же о том, что иррегулярное войско хоть на суше, хоть на море, приводит в ужас своего командующего.

Выдержки из "Дневников Старца Тимофея" 1956 г/изд. "Русская мысль" Скт-Пт.

"Отец Семён, определённо, садист. Как зима, так планы у него наполеоновские, скорей бы что ли, в добрую свою ипостась перекинулся? А с другой стороны с доброй его половиной от скуки загнуться можно. При "добром барине" на работе только и остаёться, что в потолок плевать, да и то под настроение.

А когда он нормальным становиться, человеком, а не ангелом, с ним интересно! Вспомнить ту же Японию… Вроде остров и остров, в десятую часть губернии, а поди же ты… Когда я сошёл с угольщика во Владивостоке и слегка отоспался и полечил нервы в здешнем "курятнике" то соизволил почитать газеты. Сколько нового узнал о "Маленькой и свободолюбивой нации" япошек. Как их бедных обидели корейские бомбисты, которым кораблями помогли драконы, а снарядами медведи…

По прибытии в стольный град на Неве я прочёл о высадке китайцев в порте Кагосима на острове Косю. На этот раз урагана "Камикадзе", который сотни лет назад не дал монгольским кораблям захватить Японию, на горизонте не предвиделось. Плохонькие китайские джонки везли войска со страшным перегрузом, защищали это сборище плавучих гробов остатки "Северной эскадры"… Вы думаете почему китайцы вдруг полезли воевать? Да, стратегически благоприятный момент, да Британия не успела прийти на помощь своим саттелитам…

Но не это было главным. Изуитский план отца Семёна сработал. Двое "нашёптывателей" из русской контразведки успешно разнесли по Пекину слухи о полном уничтожении японского флота, а так же богатствах острова Косю. Мол, все ценности от огня корейских сепаратистов вывозили вглубь побережья, где они сейчас и находяться под малой охраной. Плюс к тому свою роль сыграли письма "китайских капитанов-диссидентов", отдавших свои корабли "во имя великой цели величия родины". Эти растриги в своих посланиях стали агитировать своих друзей-ястребов сместить императрицу с пристола, если она откажеться воевать.

После этого одному царедворцу из ближайшего окружения "Цыси" было предоставлено десять тысяч фунтов золотом, а так же список тех, кто получил "провокационные" письма, и предложен некий план. Суть его заключалась в том, чтобы те из ястребов, кто не довёл до сведения компетентных органов факт получения писем отправились в Японию малыми силами почти без прикрытия флота. Мол, если высадиться получиться, то можно добыть золото, эвакуированное вглубь острова Косю. Если высадка не удасться разом можно будет избавиться от бузатёров в армии.

С другой стороны при удачной высадке, но не обеспечении захвата надлежащих трофеев на очередной "дворец" императрицы, военных можно обвинить в присвоении золота. Если же удержать плацдарм получиться, то "неверных военначальников" можно бросить на завоевание остальной японской территории, а по их костям к победе придут верные императрице люди.

И вот теперь опять зима, опять я еду на восток. Теперь, исходя из моих инструкций, должны зашевелиться "сепаратисы" Аляски, с коими уже проведены предварительные переговоры."

Выдержки из папки 17182. (Стр. С. для прочт. допуск Имп., Обер-Пр. Св. Син., зам. обер-пр. по прод. испр. мон.)

"Отец Семён стал хитрить. В прошлый раз отправил за неделю до моего "прихода" Тимоху на "морскую прогулку, но тогда хотя бы пояснил в днивнике куда. На этот раз "запрятал" Тимоху куда-то на восток, а с ним не малый запас наличности и сто человек. Причём люди с ним не "от сохи", а "от винтовки", часть из них бывшие моряки. Куда они едут, какую авантюру опять задумала моя "пропащая половинка?"

Выдержки из "Дневников Старца Тимофея" 1956 г/изд. "Русская мысль" Скт-Пт.

"Встретили меня местные вожди радушно. Почему? Во-первых, предварительные подарки от предшественников. Во-вторых, десять тысяч старых, но ещё добротных винтовок, пятьсот револьверов, патроны, пули, тысяча бочёнков пороха… В общем, на совместную операцию они согласились. В тот день воды Юкона основательно окрасились в бордовые тона. Десяток разномастных судов в гавани, два из которых были военными "полупарусниками полупараходами", было атаковано утром самыми большими лодчёнками "объеденённого флота". На носу у каждой из них был длинный шест с привязанным к нему бочонком пороха. Знали бы вы сколько сил и нервов мне стоило убедить вождей именно топить суда, а не пытаться взять их на абордаж!

Ну не хотели "дети снегов" понимать, что столько добычи может уйти на дно в одночасье! Уломал я их только тем, что не выпустив из гавани ни одно судно они потом, возможно, захватят ещё столько же, но только если вновь пришедшие не будут подозревать подвоха. Отец Семён был прав, даже такая простая операция как "навал" всё равно вылилась среди дикарей в состязание по личной храбрости. Военные суда потопить было почётнее, поэтому восемьдесят из ста лодчонок напали на них. Из оставшихся двадцати, шесть лодчонок потопили пять судов, а остальные четырнадцать, наплевав на приказ, полезли на троих жирных купца на абордаж.

И ведь ходили среди бостонцев слухи о возможном нападении! Один из капитанов "жирного купца" оказался "с зубами и мозгами" и прислушался к слухам. Половина людей у него была на борту, а не на берегу, плюс четыре пушечки… Не повезло ему, чуть удачи не хватило! От четырнадцати абордажных судов отбился, а вот при виде кинувшихся на него восьмидесяти лодок справедливо здрейфил. Людей у него всё же было маловато, абордаж хотя бы одной из лодок мог кончится для него плачевно. Но, почти прорвавшись к "чистой воде" мимо двух тонущих "вояк", он нарвался на три заплутавших в утреннем тумане лодчонки, этакого невольного "засадного полка". И пусть две из них он успел потопить, но бочонок третьей разнёс ему руль… Из бросившихся на него шести десятков оставшихся лодок он потопил ещё тридцать…

Так что самодеятельность "морского десанта" чуть не стоила провала всей операции, но теперь у новорождённого "Аляскинского Союза" было три нормальных океанских судна, два из которых готовы были к отплытию в любой момент. Одно из них, под формальной командой одного из вождей, отправилось в Макао, второе во Владивосток. Каждое судно, кроме груза мехов, везло декларацию независимости "Аляскинского Союза" и "Северную доктрину", в которой говорилось о недопустимости вмешательства каких-либо сил во внутренние суверенные дела нового свободного государства."

Выдержки из папки 17182. (Стр. С. для прочт. допуск Имп., Обер-Пр. Св. Син., зам. обер-пр. по прод. испр. мон.)

"По телеграфу из Владивостока, наконец то, пришли вести, прояснившие для меня местонахождение Тимохи. Переполох в здешнем болоте революция на Аляске вызвала преизрядный. Возле посольств великих держав идёт очень бурная суета, видимая невооружённым глазом. Янки, однозначно, "свободы выбора" одной из своих колоний никогда не допустят. Опять война, опять смерти… Господи, может в петлю? Да, грех, но ведь и Отцу Семёну "здесь" больше согрешить не удасться…"

Выдержки из "К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВ. ПИСЬМА" 1921 г/изд. "Русская мысль" Скт-Пт.

По поводу дневника И. В. Рождественского приходит и мне на мысль заранее заявить пред Вашим Императорским Величеством, что я, с тех пор, как переехал сюда из Москвы и вступил в непременную и разнообразную работу, не имел обычая записывать все то, что со мною случалось, и чему я был свидетелем. И не потому, чтоб я считал это ненужным или опасным, а просто потому, что не находил к тому досуга и времени и не могу понять до сих пор, как успевают люди занятые делами записывать еще дневные происшествия, разговоры и суждения. Днем занят, а к ночи такая усталость, что нет сил записывать о себе. Я записываю каждый день только имена, кто был у меня, у кого я был, какие были заседания, только для практической цели, то есть, чтобы вспомнить, когда нужно имена и числа. Следовательно, нет повода опасаться, что после моей смерти останется что-либо подобное.

Правда, в последние годы, особливо с 70-х годов, я был свидетелем, отчасти и участником, многих важных событий и мог бы многое интересное записать, но никогда не успевал это делать, притом, чем важнее события, тем труднее описывать их, а в последние годы прошлого и в первое время нового царствования все, что я видел, производило во мне такое сильное возбуждение, что не было бы силы с пером в руке весть какую-нибудь хронику.

Это же возбуждение, при сердечной боли о многом, не дозволяло мне передать кому-либо свои впечатления, конечно, кроме жены моей, которая одинаково со мною хранила их в душе глубоко. Был один только человек, очень близкий по душе нам обоим — это покойная Катерина Федоровна Тютчева. К ней одной писал я по душе в тревожную эпоху 1880–1881 года, и эти письма составляют единственный материал моих впечатлений. После ее смерти переписка эта возвращена мне, и я намерен когда-нибудь, запечатав ее, отдать на хранение в Публичную Библиотеку.

Вашему Величеству памятно, что в первые годы Вашего царствования Вы оказывали мне близкое доверие. Следы его действительно хранятся у меня, но не в виде каких-либо записок. Это — разного рода бумаги, которые характеризуют эпоху с ее волнениями, отчасти все, что от Вас мне присылалось, и записочки Ваши. С своих писем ничего у меня не оставляется, ибо я пишу все прямо набело. Все эти материалы никому, кроме меня, неизвестны, но я собирал их по годам в папки, коих имею несколько, с надписью:

'Novum regnum'. Вот — одно, что после меня останется, в качестве исторического материала, — и все это я готов буду хоть теперь же сдать в безопасное место.

Пишу об этом вот с какою целью. Я уже стал стар и вероятно недолго уже останусь, — да и вообще слишком 3/4 жизни уже прожито, а человек может умереть внезапно, и не хотелось бы мне, чтобы после меня жену мою тревожили розысками бумаг, имеющих политическое значение.

Константин Победоносцев

28 апреля 1893

Выдержки из "К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВ. ПИСЬМА" 1921 г/изд. "Русская мысль" Скт-Пт.

В дополнение к прежде изложенному, спешу к отъезду курьера прибавить, что следствие о покушении на меня производится. Молодой человек возбуждает крайнюю жалость, весь больной, истомленный и, как видно слабоумный, расстроенный нервами. Запиравшись вначале, он сознался на другой день в беседе со следователем, но на вопросы о том, что побудило его к такому поступку, дает странный ответ: его так истомили болезни, что он искал смерти и способом к тому выбрал это покушение, которое могло привести его к казни.

Такое объяснение — или указывает на крайне расстроенное воображение, если оно искренне, в чем можно сомневаться, если же оно придумано, то должен быть другой мотив. Пролежав 2 1/2 месяца в больнице, он прямо оттуда пошел на покушение. Если он служил притом орудием сторонних внушений, то, спрашивается, откуда они явились и где они явились, — во Пскове ли еще или в больнице?

Смею так же выразить своё мнение относительно недавних вестей с Аляски. Как мне кажеться в данной ситуации не надобно торопиться одназначно вставая на сторону САСШ. Ведь Аляска это то же территория САСШ? Мне кажеться надо взвесить все юридические тонкоси и использовать их так, как будет выгоднее Российскому престолу.

Константин Победоносцев

Петербург. 23 декабря 1893