У нее был шанс вернуть жизнь в правильное русло. Все, что ей нужно было делать, это держать голову прямо. И не дать знать этому графу, что она по-прежнему намерена украсть буквально все, что сможет.

Поэтому она скрестила ноги и откинулась на спинку стула, сцепив пальцы на животе, будто это она руководила этим собранием.

— То есть ты хочешь сказать, что если я это сделаю, ты оставишь меня в покое и не отправишь меня к властям за попытку украсть у тебя?

— Если это повысит вероятность того, что ты поможешь мне, то я даже заплачу тебе, когда ты будешь уходить, — его глаза расширились, он явно пытался выглядеть как щенок, умоляющий сохранить ему жизнь. — Я прошу мало, мисс Луна. И твоя помощь в этом деле значительно облегчит мне жизнь.

— И оплата за это, полагаю, облегчила бы мою жизнь в долгосрочной перспективе, — но это была гадкая сделка.

Но она понимала, что это был лучший вариант в данной ситуации, и если она продолжит настаивать на том, чтобы смотреть дареному коню в зубы, то пожалеет об этом. Скорее всего, она окажется в тюрьме, ожидая того дня, когда ее решат повесить. Так действительно, что она теряла сейчас?

Пожав плечами, она наклонилась и протянула ему руку для пожатия.

— Тогда все в порядке. Я приму твою сделку. Но если ты обманешь меня, я отрежу тебе руки до того, как улизну отсюда.

Он наклонился и пожал ее руку, его ладонь была слишком теплой.

— А если ты попытаешься обмануть меня, я буду преследовать тебя до края света. Тебе не сбежать от меня, даже если ты опытная воровка.

Она фыркнула.

— Ты думаешь, что ты страшный, да?

— Говорит женщина, которая всего несколько минут назад была убеждена, что я убийца.

Луна не могла признать, что теперь она не так уж его боялась, ведь он все еще мог быть убийцей. Но после этого… У нее возникли сомнения.

































ГЛАВА 10


Подготовка к приезду тети отнимала в течение дня больше энергии, чем он хотел признать. Женщина была дотошна во всем, что ей нравилось или не нравилось, и ей было все равно, знает ли кто-нибудь ее мнение. Его слуги работали не покладая рук, день и ночь, чтобы каждая комната была именно такой, какой ее ожидала видеть тетя. А если они не подходили, то переделывался весь декор.

Конечно, от этого прятаться следующие пару ночей стало еще труднее. Но он справился.

Лютер сам поменял замки на двери в подвал, убедившись, что они все еще новые и их трудно взломать. Он оглядывался каждый раз, когда заходил в подвал, на случай, если воровка последует за ним в бальный зал, где навлечет на себя еще большие неприятности. Последнее, что ему было нужно, это чтобы она осознала правду.

Быть убийственным, кровожадным дворянином было лучше, чем то, чем он был на самом деле. Он не любил называть себя, не говоря уже о другом человеке.

Он сделал то, что должен был сделать. Лютер старался не выделяться. Он прятался две ночи и день; он сообщил слугам, что его не следует беспокоить. Лютер был занят и держался подальше от соблазнительной молодой женщины, которая часто посещала залы.

Куда бы он ни пошел, он чувствовал ее запах. Даже сейчас, когда он шел по коридору к кухням. Ее запах корицы, гвоздики и яблок наполнял его нос, и он не мог думать ни о чем другом. Здесь она прикоснулась к картине, провела пальцами по линиям ткани, накинутой на стул. Почему она была так очарована этой картиной? Это был даже не человек, и все же она прикоснулась к нему.

О, и она остановилась здесь. Ее запах был сильнее и наполнял его легкие, как горящий виски. Почему здесь? Он осмотрел залы, но не нашел ничего необычного. Просто коридор, ведущий на кухню. И все.

Зверь внутри него поднял голову и глубоко вдохнул. Ах, вот и ответ. Слуга вышел из двери справа от него. Возможно, она остановилась, чтобы задать молодой девушке вопрос. Или это был дворецкий? Он не очень хорошо знал свой персонал, и одна мысль о том, что она задает вопрос другому мужчине, заставляла его сердце биться чаще. Если у нее были вопросы, она могла задать их ему. Это был его дом.

Глупые мысли. Да, она была гостьей в его доме, но он заманил ее сюда, заключив сделку, в которой она не хотела участвовать. Он по-прежнему был монстром, а она была ничего не подозревающей жертвой.

Черт возьми, ему нужно было привести голову в порядок, иначе он ее потеряет.

Она была просто женщиной. Воровка, которая провалилась сквозь его потолок и привлекла его внимание больше, чем любая другая женщина, которую он когда-либо встречал в своей жизни. Проклятье. Нет, он не так к ней относился.

Этот ход мыслей должен был закончиться. Он мог это сделать. Он мог игнорировать ее запах, который задерживался на всем, и продолжать идти вперед.

Лютер переставлял одну ногу за другой и бросился на кухню, где, как он надеялся, сможет спокойно позавтракать. В конце концов, у него был еще месяц нормальной жизни, и это стоило отметить липким и сладким пирожным от его замечательного шеф-повара.

Он завернул за угол слишком быстро и врезался в твердую стену. Или, может, это была статуя, которую кто-то передвинул почистить? В любом случае, он отскочил от нее и ударился о противоположную стену с такой силой, что воздух со свистом вылетел из его легких. Лютер сполз, ошеломленный и сбитый с толку тем, как он оказался на полу.

— Что за черт? — пробормотал он, прижимая руку к груди, прежде чем поднять голову.

Огонь полыхал перед его взором. Нет, подождите. Не огонь. Кудри, которые вились перед ним, как языки пламени, но они были прикреплены к смертной голове и смертному телу. На ней снова были мужская рубашка и брюки, хотя на этот раз они не были черными. Белая рубашка выглядела на ней довольно мило, хотя на самом деле она не предназначалась для того, чтобы льстить женской фигуре.

Луна скрестила руки на груди и посмотрела на него сверху вниз.

— Ты должен смотреть, куда идешь. А если бы ты столкнулся с одной из своих крошечных служанок? Они были бы раздавлены, Лютер. Сплющены.

Его челюсть расслабилась, а затем отвисла, он уставился на разъяренную женщину. Даже в таком виде она была ошеломляющей. Навязчиво красивая, как призрак, он не мог выкинуть ее из своей проклятой головы.

Она ругала его за то, что он свернул за угол? По заслугам. Он явно подвергал опасности себя и других, разгуливая подобным образом. Лютер не был маленьким человеком, и он был очень сильным, учитывая зверя в его груди.

— Я… я… — пролепетал он, изо всех сил стараясь, чтобы это звучало так, будто он знал английский.

Луна закатила глаза и протянула ему руку.

— Просто встань, ладно? Слуги увидят тебя на полу и решат, что я тебя ударила.

— Ты меня ударила.

— Нет, ты ударил меня, — поправила она, сжав руку, которую он не протянул. — По какой-то причине ты постоянно оказываешься в позициях, которые заставляют меня усомниться в твоем здравомыслии, граф Перекрестка Мертвеца. Ты будешь вставать? Я не собираюсь тебя поднимать.

Она могла бы, если бы захотела. Он не сомневался, что она могла наклониться, перекинуть его через плечо и пройти с ним по коридору. Это знание должно было вызвать у него дискомфорт, но вместо этого оно вызывало трепет. Он никогда не встречал женщину, которая могла бы поднять его физически.

Боже. Он снова глазел на нее?

Проклятье. Черт, он должен что-то сделать, иначе она сочтет его полным идиотом. Но он смотрел на какую-то богиню, вышедшую из войны, и какой мужчина мог удержать голову на плечах?

Он снова кашлянул и помог ей поднять его на ноги.

— Да. Вот так. Спасибо за помощь, я просто… я не знаю, что случилось.

— Что ж, когда два неподвижных предмета ударяются друг о друга, один обычно отступает перед другим, — она отпустила его руку, но он смотрел, как ее пальцы впиваются в ткань рубашки. Будто хотела сохранить тепло или прижать его ладонь к боку.

Что произойдет, если он дотронется рукой до того места, которого она коснулась? Если он позволит себе почувствовать, была ли ее талия крошечной и тонкой или мускулистой, как все в ней?

И, черт, он понял, что так близко он мог сосчитать все веснушки, усыпавшие ее нос. Конечно, это займет много времени. Их были сотни. Но у него мелькнула мысль, что считать ее веснушки куда лучше, чем считать все звезды на небе.

— Куда ты так решительно шел? — спросила она, ее голос прервал его мечтательность.

Он вырвался из оцепенения, как человек, вынырнувший из ледяной воды. Со вздохом он указал ей за спину и пробормотал:

— На кухню.

Он был болваном. Лютеру хотелось выпороть себя за то, что он так вел себя с бедной женщиной. Он был в присутствии принцессы в свое время, и он не заикался так. Что такого было в этой женщине, из-за чего все его школьное образование вытекло из его ушей?

Хотя Луна не была впечатлена его действиями, она посмотрела в указанном им направлении.

— Хм. Если ты не против, я присоединюсь к тебе, я не прочь перекусить. Должна признаться, твои слуги были довольно скупы на еду.

— Что? — его щеки стали ярко-красными. — Назовите мне имена слуг, которые плохо обращались с вами, мадам, и я прослежу, чтобы они были наказаны за это. Ни один гость в этом доме не должен голодать при мне.

Ее глаза расширялись с каждым словом.

— Это кажется немного резким, тебе не кажется? Уверена, они предоставили то количество еды, которое они считали нормальным для молодой женщины, но я явно крупнее большинства.

— Ты должна получать любую еду, какую хочешь.

Луна улыбнулась, но выражение не коснулось ее глаз.

— Я ем столько же, сколько и любой мужчина, Лютер. Я не думаю, что большинство слуг думают об этом.

Она поставила его в тупик, но это не значило, что ему это понравилось. Она не должна быть голодной в его доме, не тогда, когда есть много еды.

— Хорошо, тогда мы положим этому конец, — он прошел мимо нее, и ему потребовалась вся сила, чтобы снова не взять ее за руку. Только для того, чтобы отвести ее на кухню, конечно. Никакой другой причины.

Он прошел в самое сердце своего поместья. Там была жизненная сила этого здания. Кухни. И всем этим управляла пожилая женщина по имени Магда, которая, возможно, была самой замечательной женщиной, которую он когда-либо встречал.

Она стояла во главе очень длинного острова с деревянным верхом. Магда носила обычный белый платок поверх волос и множество фартуков вокруг пухлой талии. Она уперла руки в бока и глядела на длинный ряд печей, выстроившихся вдоль противоположной стены. К счастью, никто из них еще не работал. Лютеру всегда казалось, что на кухне невыносимо жарко, когда Магда начинает работать.

— Привет! — крикнул Лютер. Он отошел в сторону, чтобы повариха могла видеть Луну. — У нас голодный гость, Магда. Я подумал, что ты хотела бы знать.

Ах, но старуха раскусила его. Она цокнула и посмотрела на него, хотя широкая линия улыбки на ее лице уничтожила любую угрозу, которую она собиралась послать в его сторону.

— Мы оба знаем, почему ты здесь, Лютер. Ради всего святого.

Луна смотрела на них, приподняв бровь от любопытства.

— Теперь я хочу знать, почему он здесь, потому что я думала, что он хочет меня накормить.

— О, он хочет накормить тебя, дорогая, но он хочет накормить и себя. Мужчину невозможно удержать довольным! Он как бездонная яма, — она полезла в карман и вытащила деревянную ложку, затем указала на корзину рядом с ней на столе. — Ваша охота завершена, мой лорд. Угощайтесь в свое удовольствие. На этот раз я оставила для вас больше.

— Ты — ангел, — ответил Лютер. Он помчался к концу острова и схватил ее за талию, просто чтобы поцеловать ее в щеку очень громким поцелуем. — Посланный с небес.

— Это просто пирожные, Лютер, — однако Магда хихикала, будто она снова была молодой. И во многом она всегда будет такой.

Повариха была рядом с ним в самые трудные моменты его жизни. Она всегда была доброй женщиной, к которой он бежал, когда что-то шло не так. И хотя она очень мало знала о реальности его жизни или семейной тайне, которую ему приходилось скрывать, она всегда была рядом с распростертыми объятиями. Теплая. Пахла печеньем. Она была бабушкой, которой у него никогда не было, но которую он всегда хотел.

И она делала лучшие пирожные во всем Лондоне, потому что после выпекания обмакивала их в мед и сахар.

Он схватил несколько этих прекрасных пирожных и сунул их в рот. Они были очень хороши, и его желудок заурчал от счастья. Или, возможно, от голода, потому что он намеревался съесть еще немало этих вкусных сладких угощений.

Он застыл на месте, как только понял, что Луна смотрит на него. Ее глаза были слишком широко раскрыты, а челюсть расслабилась, будто рот мог открыться в любой момент. Он вел себя как животное?

Да. Хотя для него это не было чем-то необычным, так что он предположил, что это было… ожидаемо.

Кашлянув, он потянулся за салфеткой на столе и вытер рот.

— Извиняюсь.

— Полагаю, тебе действительно нравится эта выпечка, да? — спросила она.

Он не знал, что ответить. Как можно было сказать, что да, конечно, он любил выпечку, но иногда забывал, что он в человеческой шкуре? Зверь внутри него любил есть и пожирать. Похоже, это была единственная цель зверя. Голод, ярость и желание. Все те эмоции, которых не испытывал хороший человек, дворянин. И все же он чувствовал их все, будто каждая эмоция была монстром, живущим внутри него. Каждая своим голосом шептала ему на ухо.

Луна посмотрела на выпечку, потом взглянула на Магду.

— Медовые пирожные?

— Да, — повариха покраснела, радуясь, что кто-то понял, что она приготовила. — Они были фирменным блюдом в моей деревне, и когда я приехала в Лондон, я был удивлена, что никто не держал их на столе все время.

Что-то в Луне смягчилось. Ее плечи опустились, она перестала хмуриться. И Лютер пожелал узнать, почему она так реагировала на простую выпечку.

Конечно, он всегда улыбался, когда видел пирожные. Но это было потому, что он знал, что съест как минимум шесть, а затем еще час будет наслаждаться сладостью. У Лютера было очень мало моментов в жизни, за которые он не чувствовал себя виноватым, и эти пирожные были одним из них.

Но Луна смотрела на них, будто увидела привидение.

— Мы тоже делали их в моей деревне, — пробормотала она. — Я помню, как моя мать не спала всю ночь, готовя их к Самайну.

Магда вздрогнула.

— Мы не произносим эти слова слишком громко здесь, девочка. Не нужно никого расстраивать старыми обычаями.

— Ах да, они всегда так расстраиваются из-за напоминания, — Луна покачала головой и улыбнулась. — Церковь предупредила меня об этом, как только они взяли меня в свои руки. Языческая терминология недопустима. Так всегда, полагаю.

Языческие термины? Церковь?

Лютер смотрел на женщин так, словно одна из них могла дать ему ответы, которые он искал. Но они просто смотрели друг на друга с пониманием, словно у них было общее прошлое, которого он не мог понять.

— Дамы? — спросил он, громко кашлянув. — Могу я попросить разъяснений по поводу того, о чем вы двое говорите?

Обе ответили одновременно:

— Нет.

— Ах, — он взял еще три пирожных и попятился к выходу из комнаты. — Тогда я просто… оставлю вас.

Лютер сунул в рот еще одно пирожное, пока шел по коридору. Кого он впустил в свой дом?







ГЛАВА 11


Луна привыкла к своему новому распорядку на несколько дней, прежде чем запаниковала. Да, она должна была остаться здесь на неделю, пока не появится его тетя, и тогда она сможет доказать, что граф был нормальным человеком в нормальном окружении, и разве это не прекрасно, что он остепенился?

Но она не была… способна. Она не была той молодой женщиной, с которой влиятельный мужчина хотел бы остепениться. И она не знала, как быть этим человеком.

Расхаживая по своей комнате, она чувствовала себя так, будто Лютер запер ее в клетке, и она не могла выбраться из нее. На решетке были красивые бледно-голубые обои, а пол был теплым, из красного дерева, вероятно, стоил больше, чем она заработала за всю свою жизнь.

И что еще хуже, этот проклятый алмаз продолжал ей петь.

— Луна, — кричал он, повторяя ее имя, пока она не подумала, что сойдет с ума.

— Что ты хочешь? — прорычала она, пытаясь держать голову прямо, пока планировала побег из этого сводящего с ума места.

— Ты не хочешь надеть меня? Знаешь, ты могла бы прийти и забрать меня. Я здесь. Жду тебя.

Она хотела. Черт, она бы отдала свою правую руку, если бы могла дотронуться до этого проклятого бриллианта. Но она не смогла его найти. Граф, возможно, не очень хорошо удерживал воров от своего дома, но он очень хорошо прятал свои ценности. Конечно, вокруг была сотня вещей, которые она могла украсть. Но украшения было слишком легко отследить.

Ювелирные изделия сначала оказывались за пределами страны. Они двигались по миру, переходя от одного продавца к другому, пока, наконец, не добирались до кого-то, кто был связан с дворянством. Тогда все уже забывали о потерянной вещи. По крайней мере, до тех пор, пока кто-то не надевал украшение в оперу и его не видел не тот человек. Затем этот продавец исчезал, другой его заменял.

Ее мир не был сложным. До этого момента.

Выдохнув, она села за бледно-желтый столик и уставилась на свое отражение. Она знала только одного человека, который мог бы помочь ей сейчас, и это был последний человек, с которым она хотела бы поговорить.

Мэв.

Ее сестра общалась с самыми невероятными людьми в мире и теперь была влюблена в герцога на вечность. Буквально. Кровь вампира в ее венах будет поддерживать ее жизнь на протяжении столетий теперь, когда она стала парой лорда-вампира.

Несмотря на все это, Луна не любила разговаривать с сестрой, потому что у Мэв была склонность все исправлять. Это все, что она умела делать. Она была серьезна, как старшая из троих, но никогда не видела ничего в оттенках серого.

Она могла бы позвонить Беатрис. Но та провела всю свою жизнь в монастыре и ничего не знала о том, что значит быть настоящим человеком.

Значит, Мэв.

Луна наклонилась и выдохнула на стекло. На запотевшей поверхности она написала имя сестры и пробормотала простое заклинание. Этому ее научила мать давным-давно, и, похоже, его знали все ведьмы. Зеркала можно было использовать для наблюдения, но они также были порталами в другое царство.

Зеркало замерцало, исказилось, а затем ее отражение исчезло. Вместо этого ее сестра смотрела на нее.

— Ты выглядишь здоровой, — Луна изо всех сил старалась не думать о том, что это значит. Если Мэв выглядела особенно крепкой, это обычно означало, что они питались не друг от друга, а от какого-то бедолаги, который наткнулся на замок.

— Не думай об этом, — сказала Мэв. — Это единственный способ жить. Поверь мне. Почему ты меня звала? Я думала, ты собираешься украсть этот бриллиант и вернуться домой несколько дней назад.

— К сожалению, ситуация изменилась, — она кашлянула, а затем поняла, что должна была рассказать свою историю перед тем, как обратиться к Мэв.

Что она должна была сказать своей приемной сестре? Что она совершила худшую ошибку, какую только может совершить вор, сломала потолок бедняги, а затем оказалась в странной сделке, где она притворялась его невестой? Это звучало как выдумка. И она не могла сказать Мэв, что лидер самой могущественной банды во всем Лондоне охотился за ней, потому что она украла то, что он хотел, и продала тому, кто больше заплатит.

Возможно, лучше была небольшая часть правды.

— Ситуация изменилась? — повторила Мэв, приподняв бровь. — Можешь уточнить? Мне нужно послать Мартина забрать тебя?

— Господи, пожалуйста, не делай этого, — проведя пальцами по волосам, она следом взмахнула рукой в воздухе. Отбросила мысль о том, чтобы послать за ней лорда-вампира. — Я сделала пару ошибок, в итоге заключила сделку с графом. Я должна остаться ненадолго, пока со всем не разберусь.

Лицо Мэв побледнело еще больше, если это было возможно.

— Ты не… Он не просил тебя…

Луне потребовалось некоторое время, чтобы понять мысли сестры. Когда она поняла, что Мэв спрашивает, просил ли граф ее тело, одна мысль об этом заставила ее расхохотаться.

— О, боже мой, нет. Думаю, он даже не подумал бы об этом! Посмотри на меня, Мэв, как ты думаешь, кому-нибудь захочется этого?

Облегчение отразилось на лице ее сестры.

— Да, я думаю, что многие мужчины просили бы об этом тебя. То, что ты не считаешь себя красивой, не означает, что другие не могут видеть, насколько ты прекрасна.

Верно. Это было почти так же безумно, как и то, что Луна провернет все это так, чтобы ее не поймала демоническая тетка Лютера.

— Я вызывала тебя не для того, чтобы слушать, что я красивая, — прорычала Луна. — На самом деле есть причина.

— Я так и думала, — Мэв не нравилось, когда ей говорили, что делать, но она все равно кивала, как будто сама руководила ситуацией. — Тогда в чем тебе нужна помощь?

— Я должна произвести впечатление на его тетю, чтобы он мог жить своей жизнью, а она не дышала ему в затылок из-за женитьбы, — она глубоко вдохнула и быстро произнесла последние слова. — Я понятия не имею, как заставить ее думать, что я достойна внимания дворянина.

Долгая пауза была ее единственным ответом. Мэв застыла по ту сторону стекла.

Луна постучала пальцем по стеклу, пытаясь вернуть заклинание к жизни.

— Ты все еще там?

— Да, я все еще здесь, — Мэв несколько раз моргнула, прежде чем покачать головой. — Ты шутишь, что ли? Это вся ситуация, в которой ты находишься?

— Да, это происходит.

— Я посылаю Мартина. Ты не можешь быть с этим сумасшедшим. Он хочет, чтобы ты притворилась, что помолвлена с ним? Луна, ты должна слышать, как безумно это звучит.

О, она это слышала. Вот почему ей потребовалось так много времени, чтобы согласиться со всем планом. Обычно она прыгала в такие безумные ситуации сразу же. Но эта? Эта не имела смысла. Хотя чем дольше она была рядом с Лютером, тем меньше смысла находила.

— Я уже сказала «да», — заявила она. — Я не отступлю сейчас. Так скажи мне, что мне нужно сделать, чтобы убедить эту старую леди оставить его в покое.

— А алмаз?

Правильно, это была трудная часть.

— Я уже слышала, как он поет, и эта проклятая штука не оставляет меня в покое. Он хочет, чтобы его нашли, так что это прекрасная причина для меня остаться в его доме и шпионить, пока я пытаюсь его найти.

— Ты еще не нашла алмаз? — лицо Мэв покраснело, и это не предвещало ничего хорошего. — Тебя не было почти неделю, и, кажется, ты только загнала себя в худшую ситуацию.

— Пожалуйста, не ругай меня сейчас. Мне нужно сосредоточиться на том, что я делаю, и убедиться, что я больше не напутаю, — Луна вскинула руки. — Послушай, Мэв. Я понимаю. Кажется, я всегда делаю эти ошибки, но ты не можешь это исправить. Скажи мне, что мне сделать, чтобы убедить старушку, и я вернусь домой раньше.

— Я знала, что не должна была посылать тебя одну, — Мэв встала из-за зеркала и начала расхаживать. — Это слишком для тебя. Мартин был прав. Опасности воровства у графа были слишком очевидны, и мы все их игнорировали. Теперь ты либо умрешь, либо сядешь в тюрьму, и я ничего не могу сделать, чтобы этого не произошло.

— Мэв, — попыталась прервать мрачные мысли сестры Луна. — Я не умру и не сяду в тюрьму, если уговорю его тетю, так что, если вы не против…

— Я поговорю с Мартином. Теперь я вижу, что ты права. Он не может прийти за тобой, потому что ты слишком глубоко. Но он мог бы заключить сделку с этим графом. Может, мы могли бы выкупить твою жизнь? Дворяне иногда делают так друг с другом.

Мысль была смехотворной.

— Ты собираешься торговаться за мою жизнь? На какие деньги?

Но Мэв больше ее не слушала. Она глубоко погрузилась в желание спасти сестру, и ничто не могло сломить ее. Как ни старалась Луна заставить ее хотя бы посмотреть в зеркало, ее сестры уже не было.

Черт возьми, последнее, что ей было нужно, это вампир-ведьма, вмешивающаяся в то, что она уже наладила.

Луна вздохнула и постучала по стеклу.

— Мартин, ты там?

Вампир всегда был недалеко от ее сестры, так что она не сомневалась, что он был в комнате, слушал за пределами, хотя Мэв никогда не признавалась бы в этом. Они оба были слишком скрытными и любили действовать в тени.

Его лицо оказалось слишком близко к стеклу, по ее мнению.

— Извиняюсь.

— Я знаю, что ты всегда рядом. Если бы тебя не было, это было бы странно, — она провела рукой по лицу и указала на Мэв. — Очевидно, это была ошибка. Я разберусь сама, но, пожалуйста, не позволяй ей испортить это дело. Она слишком беспокоится.

— Не будет никакого вмешательства из Багрового Замка, — он прижал руку к груди, как всегда делал, когда клялся своей честью. — Но я могу быть чем-то полезен? По моему опыту, пожилые светские дамы меньше интересуются молодыми женщинами, которые подходят под шаблон. Думаю, если ты будешь самой собой, тетка графа будет очарована.

— Быть ​​собой — значит говорить о том, как спать на чердаке и воровать у таких же, как она, — фыркнула она. — Не думаю, что ей это понравится.

Мартин подмигнул.

— Возможно, ты удивишься. В этих женщинах еще много пыла. Обещаю, я не позволю твоей сестре вмешаться, пока не узнаю, что тебя заперли за решеткой. Как это звучит?

— Это будет идеальное время, чтобы вмешаться, спасибо.

— Пожалуйста, — он провел рукой по стеклу, и чары рассеялись еще до того, как она успела попрощаться с Мэв.

Если честно, учитывая настроение ее сестры, Луна и не хотела прощаться с сестрой-вампиршей.

Вздохнув, она отошла от туалетного столика и плюхнулась на смехотворно удобную кровать, которую дал ей граф. Что это было, пух? Все это? Сколько птиц должно было погибнуть, чтобы наполнить это облако перьями, которыми она укрывалась каждую ночь? Вероятно, недостаточно, чтобы заставить его чувствовать себя виноватым.

Глядя в потолок, она не могла не восхищаться красивыми обоями. Крошечные херувимы держали в руках луки и стрелы, посылая сердцевидные стрелы смертным, танцующим под ними. Она уже видела такую ​​фреску раньше, когда только начинала воровство. Она вспомнила, как смотрела на картины и жалела, что у нее нет денег, чтобы купить одну из них.

Луна могла бы украсть их бессчетное количество. Она могла бы повесить их все на свои стены, будто она была из элиты, которая могла позволить себе нанять такого художника. Но что-то всегда удерживало ее. Художники старались над такими произведениями. Красть такой шедевр было… ну, неправильно.

Не то чтобы все, что она делала, было правильным.

Прищурившись, она встретила оценивающий взгляд обнаженного младенца-херувима, который направлял свою стрелу на зрителя. Разве она раньше не видела этот осуждающий взгляд? Точно видела. Но, возможно, у многих из этих дворян были такие обои.

Но… Она села и еще раз вгляделась в окружающие ее детали. Она видела на полке музыкальную шкатулку в форме лебедя. Луна вспомнила, что думала, что могла получить за него немалые деньги, но потом заметила, что гравировка на дне была слишком специфичной. А ваза в углу… Разве она не была на противоположной стене?

— О нет, — прошептала она. — Почему в этом проклятом месте все становится только сложнее?

Она была здесь раньше. И не только здесь. Она уже что-то украла из этого дома.

Плюхнувшись на матрац, она закрыла лицо обеими руками.

— Я ненавижу это, — прорычала она, вдавливая слова в ладони так, будто это могло что-то изменить.

Хуже всего во всем этом было то, что она не ненавидела это. Было приятно хоть раз оказаться на мягкой кровати. Магда кормила блюдами с ее родины, далеко на севере, где пчелы жужжали над полями, а холодный снег превращал хлеб в кирпичи. Ей казалось, что она впервые за много лет вернулась домой.

Тем не менее, каждый раз, когда она думала, что погружается в какую-то рутину, она вспоминала, что она плохой человек. Она воровала. Она всем усложняла жизнь.

Она надеялась, что не разрушила план графа и их жизни.


















ГЛАВА 12


Лютер смотрел на ненавистные стены подвала и задавался вопросом, как, черт возьми, он собирается это убрать. Никак… Ему пришлось признаться себе, что он не спускался сюда с полнолуния. Он думал, что достаточно хорошо контролировал зверя последние две ночи.

Конечно, монстр выбрался в первую же ночь. Все было в порядке. Зверь не выходил из своей клетки в полнолуние, и ему на пользу сработало то, что демоническое существо не знало, как добраться до города или куда-либо еще.

Потом две ночи он был здесь. Прикованный к стене, как и предполагалось, и как его отец учил его много лет назад.

Но что-то в его голове сказало спуститься в подвал. Хотя он никогда не ходил в подвал не в полнолуние, да и то делал это неохотно. Тем не менее, внутренний голос кричал ему, чтобы он спустился сюда. И он пришел.

Лучше бы он не слушал этот голос.

Цепи были сняты со стен. Он даже не знал, что это возможно, учитывая, что они были из стали и гранита, и их было не меньше десяти, он приковывал их к себе. Пять на его руки, лодыжки и горло. Еще четыре вокруг бицепсов и бедер. Последняя вокруг его талии в виде стального круга, который идеально удерживал его на месте.

Самые большие оковы, которые он всегда застегивал на животе, были согнуты пополам.

— Что за чертовщина? — пробормотал он, входя в комнату и медленно поворачиваясь. Вся комната была разрушена. Даже стол в центре, тот, что его отец построил для своего отпрыска-оборотня, был сломан пополам. Он еще не видел, чтобы зверь делал это.

Если бы чей-то зверь и мог, то волк его отца разнес бы все это здание на части. Кирпич за ненавистным кирпичом.

— Как? — спросил он, будто волк мог ответить ему. — Как ты это сделал?

Зверь лениво проснулся в его голове. Он свернулся вокруг себя, довольный тем, что цепи, которые мучили его слишком много лет, теперь бесполезны.

Сердце Лютера колотилось в груди. Как он должен был контролировать его теперь? Он знал, что время, когда ему нужен был такой подвал, был ограниченным, но он и прекрасно осознавал, что монстр сделает все возможное, чтобы сохранить подвал в таком состоянии. Как давно он придумал этот план? Как давно он решил, что их жизни можно так легко разрушить из-за вкуса свободы, в которой Лютер всегда отказывал ему?

— Почему? — снова спросил он, и слово упало в комнате, которая когда-то была его единственным спасением. — Зачем тебе это делать?

Рывок, который привел его в подвал, снова потянул его за живот. Он двинулся вперед, через обломки стола, через месиво из цепей и разрушенный пол.

Лютер никогда не осматривал эту комнату. Ему и в голову не пришло прикоснуться к тому, что его отец спрятал в тени. Но сейчас он сорвал простыню, которая уже много лет скрывала какую-то странную форму.

Простыня соскользнула с формы, которую закрывала, за ней было зеркало. Он никогда не видел его раньше, хотя края были покрыты серебром, так что он знал, что это этим могли видеть зверя. Руны, выгравированные на раме, напомнили ему о книге, которую отец дал ему много лет назад.

— Вот, сын мой, — сказал он, протягивая книгу в кожаном переплете. — Секреты нашего вида содержатся на этих страницах. Прочти это и пойми, почему мы должны мучить себя каждую ночь. Мы не должны становиться теми, кем стали другие. Ты понимаешь?

Прочитав книгу, он понял колебания отца. Он знал, почему жители города боялись волка, проникающего в их дома и ночью пожирающего их детей.

Вот что делали такие существа, как он. Он потратил бесчисленные часы, читая про каждый раз, когда волк терзал Перекрёсток Мертвеца. Как звери впервые напали на домашний скот. Один даже заставил весь город потерять все свои деньги, потому что волк съел каждую корову, которая давала им молоко. Но звери устали от блеющих овец и глупых коров, на которых легко охотиться.

О, нет, оборотень всегда хотел охотиться. Ему нравилось знать, что, поймав добычу, он заслужил пир.

Ему было семь, когда он прочитал об ужасных способах, которыми оборотни убивали людей. После этого ему несколько месяцев снились кошмары, и он позволял себе спать только с дюжиной горящих свечей, хотя это был ужасный риск.

Лютеру до сих пор снились кошмары о том, как он просыпается с мертвым телом у своих ног, потому что не смог контролировать монстра внутри себя. Как всегда боялся его отец.

Он должен был контролировать это.

И все же, даже с годами практики, он потерпел неудачу.

Не человек стоял в этом зеркале, ухмыляясь ему с острыми зубами и виляя хвостом. На него смотрело чудовище, ужасное сочетание человека и зверя. В конце концов, оборотень был не волком, а человеком, ставший волком.

Зубы существа были длинными и изогнутыми. Двойные клыки торчали из его нижней челюсти и обрамляли голову, явно принадлежавшую волку. Его уши дернулись вперед, словно ожидая, что он что-то скажет. Он молчал. Его взгляд путешествовал по мускулистой груди мужчины, покрытой редкими темными волосами. Мощные ноги со слишком сильно согнутыми коленями и слишком длинными ступнями, придающими ногам дополнительный изгиб. У него даже были руки с длинными когтями, которые явно сломали стол пополам.

Это был монстр, с которым он сражался всю жизнь. Чудовище, которое хотело завладеть его жизнью и уничтожить все, что ему было так дорого.

— Ты, — пробормотал он. — Что ты сделал на этот раз?

Монстр радостно усмехался. А потом существо заговорило губами, которые не должны были так двигаться.

— Лютер. Ты слишком долго держал нас взаперти в этой камере, мой друг.

— На то была причина.

— Какая? Потому что давным-давно старик сказал тебе, что выпускать меня опасно?

Лютер начал ходить из стороны в сторону, наблюдая, как то же самое делает отражение его волка. Чудовище агрессивно наклонялось вперед с каждым шагом, его плечи горбились, а когти почти тянулись по полу.

— Этот старик был нашим отцом, — процедил он. — Ты не хуже меня знаешь, что он заслуживает некоторого уважения.

— За что? Что научил тебя бояться меня? Я не буду уважать человека, который не может смириться со своими желаниями и потребностями, — волк стукнул себя в грудь тяжелым кулаком, и Лютер ощутил сильный удар по своей груди. — Ты и я способнее, чем он мог когда-либо мечтать. Ты мог бы позволить мне быть свободным, не преследуя меня и не опасаясь того, что мы можем сделать в глуши.

— Я боюсь того, что ты можешь сделать. Я боюсь того, что ты уже сделал! — Лютер чуть не упал на колени от этого страха.

Он понял, что волк выходил на улицу не на одну ночь. Он обмануло его.

Цепи были разрушены. Зверя больше нельзя было сдерживать, и это означало, что у него было время делать все, что он хотел, всю ночь.

Три ночи. Три долгих вечера, когда у него было достаточно времени, чтобы напасть на жителей Перекрёстка Мертвеца. Что, если он совершил ошибку, которая стоила кому-то жизни?

Он замер, потом снова посмотрел в зеркало. Его разум уже подсказывал то, чего не хотело знать его сердце. Потому что теперь, когда он подумал об этом, он был уверен, что зверь сделает именно то, чего он не хочет, просто потому, что мог. И если это предчувствие было правильным, то монстр уже забрал чью-то жизнь. Кого-то важного или, возможно, прохожего, но в любом случае на его руках была кровь.

Зверь ухмыльнулся, острые зубы сверкнули на свету.

— Ты уже знаешь, да, Лютер?

— Что ты сделал?

— Не помнишь? Мы оба наслаждались порывом ветра в шерсти. Нам нравилось ощущение земли под нашими лапами. Настоящая земля, Лютер. Земля под нами, которая хотела, чтобы мы свободно бегали по лесам и чувствовали мох, траву и камень, — глаза волка закатились. — Это была восхитительная ночь. Вечер, который ни один из нас никогда не забудет, и как я мог отказаться от всего этого? По своей воле?

Он покачал головой.

— Нет. Отец утверждал, что наши звери были не такими.

— Какими? Убивали идиотов, которые не могли даже поговорить с их хозяевами? Ты должен был знать, что твой отец солгал. Я это ты, Лютер. Так же, как ты — это я.

Как смел этот дурак называть его чудовищем?

— Я совсем не такой, как ты, — прошипел Лютер.

Волк бросился вперед, хлопнув лапами по стеклу, в то время как руки Лютера коснулись ненавистного серебра.

— Ты — это я, Лютер. Ты любил охоту так же сильно, как и я, и ты ликовал, когда мы укусили того человека за шею. Кровь залила наш язык, и тебе это понравилось.

Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица холодной волной. Он не мог этого сделать. Они не могли убить кого-то без ведома Лютера… да?

— Нет, — пробормотал он, сжав кулаки. — Нет, прошлой ночью мы никому не причинили вреда, иначе я бы знал.

— Не прошлой ночью. Самая первая ночь. Я не хотел упускать свой шанс на случай, если ты подавишь меня.

Шанс? Боже. Они кого-то убили, и Лютер понятия не имел, кто попал в когти существа. А если бы это был фермер Баррен? Или, не дай бог, его внучка. Лютер думал о ней в последнее время. Просто признал, что она существует, а волки всегда так любили кусать молодых женщин. Что, если он вгрызся в ее плоть и даже не понял, что произошло?

— Пир был хорош, — тихо сказал его волк. — Сейчас ты недоволен, но это нормально. Вскоре ты узнаешь, что потакать мне — это нормально. Я твое желание, Лютер. Вместе мы будем жить счастливо.

— Нет, — у него не было других слов. — Нет, я не поддамся тому, что ты делаешь. Это было неправильно, и я… я…

Волк усмехнулся, продолжая пятиться от зеркала.

— Что ты будешь делать, Лютер? Ты боишься собственного отражения.

Черт, зверь был прав. Зверь знал, что сказать, чтобы задеть его, и это…

Он отвернулся от зеркала. Смотреть на собственное отражение прямо сейчас было слишком больно. Если он продолжит смотреть, то не знал, что сделает.

Вероятно, выберет путь труса, как это сделал его отец. Лютер ушел от места, где он приковал своего зверя, от того места, где он нашел своего отца, свисающего с потолка. Эта комната была проклята, и все в ней оказалось таким же проклятым, как и его память.

Он научится управлять зверем. Лютеру не нужны были цепи и потайной подвал, чтобы сдерживать волка. Он был в этом уверен. И если он потерпит неудачу к моменту следующего полнолуния, то возьмет дело в свои руки.

Как сделал его отец.

В конце концов, все, что он делал, было на благо Перекрёстка Мертвеца. Если это означало, что им будет лучше без него на их пороге, пусть будет так. Граф всегда ставил своих людей на первое место.


ГЛАВА 13


Луна думала, будет проще. Конечно, были моменты, когда ей нужно было разбираться с безумцем, который пытался запереть ее в подвале, но он мог быть хуже. Лютер оказался довольно добрым, хоть и странным. Она была не против провести время с ним, по сравнению с ворами и бандитами.

Но она не ожидала, что ей все время будет скучно. Он предложил ей сделку, она приняла ее, думая, что он поможет ей готовиться. Она не была создана леди!

Вместо этого она уже три дня не видела графа. Он пропал в глубинах своего поместья и оставил ее одну.

Как аристократки не сходили с ума от скуки? Может, поэтому все они были вспыльчивы и быстро нападали на других женщин. Она и раньше слышала, как они метали кинжалы словами, и, очевидно, это происходило от того, что они сидели без дела, пока их мозг не гнил.

Даже сейчас ее единственным выходом было сидеть за кухонным столом, глядя в пространство, пока она пробовала новый суп Магды. Восхитительный суп был не для графа или кого-либо из его друзей. Он был для людей, которые здесь работали, и Магда извинилась за то, что Луне пришлось попробовать.

Луна заверила ее, что предпочитала есть со слугами, так как от богатой пищи скручивало желудок. Кроме того, еда есть еда. Она брала все, что могла, и когда могла.

— Знаешь, — сказала Магда, бросив взгляд в сторону, прежде чем она кашлянула. — Ты ведешь себя не так, как любая высокородная дама, которую я когда-либо встречал.

— Это потому, что я не из таких, — Луна сунула в рот еще ложку картофеля и кусочков говядины. Она улыбнулась старушке и добавила. — Он привел меня сюда, чтобы убедить свою тетю, что он, по крайней мере, пытался.

С каждым словом глаза Магды расширялись все больше.

— Мамочки. Вам обоим будет сложно, да?

— Я подняла эту проблему с графом, и он, кажется, не слишком беспокоится об этом, — она сглотнула, затем пожала плечами. — Он играет со своей жизнью. Не моя проблема, если он откажется помочь мне быть более убедительным.

Кроме того, это была ее проблема. Если она не выполнит свою часть сделки, что, если он решит, что этого достаточно, чтобы отправить ее в тюрьму? Она даже не знала, подумают ли офицеры, которых он, в конце концов, позовет, что прошло слишком много времени с момента преступления, но все они знали ее лицо. Воровку с ярко-рыжими волосами было довольно сложно забыть.

Она отложила ложку и стала грызть ноготь большого пальца.

— Думаешь, мне стоит стараться лучше? Может, мне стоит поговорить с кем-нибудь, кто знает, как поступила бы настоящая леди. Я, конечно, не похожа на них, но я видела людей пострашнее в красивых платьях. Ткань и цвет исправляют многие недостатки.

Магда наблюдала за ней с выражением ужаса на лице.

— Думаю, немного поздно учить вас многому, мисс. Ужин через пару дней. Мы уже готовимся к нему на кухне, а его тетя… Она дракон.

Как раз то, что нужно Луне. Еще причина для тревоги в этом богом забытом месте.

Его тетя, по-видимому, наводила ужас на всех, с кем вступала в контакт. Луна была храброй, но она не была готова или способна противостоять пожилой женщине, железной рукой управлявшей всей ее семьей.

Это было похоже на монахинь в монастыре. На женщин, которые избивали ее годами, потому что она родилась у язычницы, которая хотела, чтобы ее дочь пошла по ее стопам.

Луна отогнала эти воспоминания, прежде чем они нахлынули волной на ее голову. Она не будет думать о тех темных днях. Не тогда, когда ей нужно было сосредоточиться на настоящем.

— Верно, — она хлопнула ладонями по столу, будто это движение могло помочь ее убеждению. — Тогда мне придется усердно работать, чтобы убедиться, что я понравлюсь этой его тете. Я считаю, что я довольно приятный человек.

— Ты такая, милая. Это точно, — Магда потянулась через стол, чтобы похлопать ее по руке. — Но я не знаю, хотела бы я, чтобы мой сын женился на тебе.

Луна скривилась, но знала, что это говорилось из доброты. Ее вид заставил бы волноваться многих матерей, поэтому она не могла винить Магду за резкие слова. Каждая мать хотела, чтобы сын женился на крошечном херувиме, который родит им миленьких малышей. Один взгляд на Луну, и они будут беспокоиться о великанах, которых она создаст.

Ах, ладно. Она слышала это раньше и услышит снова.

Закончив с супом, она собиралась спросить, есть ли служанки, которые могли хотя бы научить ее ходить. Или подогнать ей платье, учитывая, что на ней были брюки и белая рубашка, которые она украла у одного из дворецких. Граф знал, что ей нужно платье для этого, да? Она не пришла с сумкой вещей, которые можно было бы надеть.

— Наверное, мне следует найти Лютера, — пробормотала она, вставая из-за стола. — Я поняла, что есть много вещей, о которых нам нужно поговорить.

— Я попрошу одного из мальчиков найти его, — ответила Магда. Она поспешила к кухне, уже готовая сражаться за молодую язычницу, которую нашла.

Но они обе замерли, когда услышали громкий стук в передней части поместья. Стук перемежался гневными криками и разочарованными криками.

— Что за чертовщина? — сказала Луна.

Стук разносился эхом, на этот раз чуть более настойчиво и с гораздо большей злостью за кричащими голосами, которые кричали Лютеру, чтобы он открыл дверь. Очевидно, граф сделал что-то, что им не понравилось. Или, как она слишком хорошо знала, он сделал что-то, что толпа сочла заслуживающим внимания.

Она не хотела быть бедным Лютером. В последний раз, когда толпа вмешивалась в ее жизнь, она бегала по крышам в надежде, что они ее упустят. К счастью, так оно и было, но она не гордилась этим воспоминанием.

Почему Магда уставилась на нее?

— Что? — спросила она, возвращаясь к столу. — Я здесь не слуга. Я не собираюсь идти за Лютером и сообщать ему, что кто-то настойчиво хочет его видеть.

— Нет, но предполагается, что ты притворяешься, что любишь Лютера, — Магда многозначительно посмотрела на дверь, потом на нее. — Поэтому я полагаю, что будущая жена графа захочет знать, из-за чего весь этот шум.

— Ты просто хочешь, чтобы я посмотрела, что происходит, и потом сообщила тебе.

— Именно это, я и хочу, чтобы ты сделала. А теперь убери свое смехотворно большое тело с моей кухни и выясни, что происходит! — Магда отошла от двери и взяла одну из своих деревянных ложек.

В голове Луны промелькнули воспоминания о том, как ее били такой, когда она была маленьким ребенком. Не с силой, конечно. Она ничего не сломала. Но ее мать ударяла ее по спине и рукам тыльной стороной ложки, и это жалило сильнее, чем любая другая рана, которую она получила в своей жизни.

Она вскочила из-за стола и помчалась к двери, всю дорогу ворча о женщинах, которые слишком много лезут в чужие дела. Зачем ей идти спасать репутацию графа? Лютер был взрослым мужчиной с подвалом для пыток. Конечно, он мог справиться с парой разгневанных мужчин из Перекрёстка Мертвеца.

Только когда она подошла к двери, она была потрясена, обнаружив, что Лютер уже стоял перед ней. Он сутулился, будто его грудь сжалась от беспокойства. Он смотрел на дверь так, будто она вот-вот распахнется, но она ясно видела, что засов был задвинут.

— Что делаешь? — спросила она.

Он вздрогнул от звука ее голоса, подняв кулаки, готовясь к атаке.

Когда он понял, что это она стояла позади него, он опустил поднятые кулаки с шокированным ворчанием.

— Луна. Прости, я не знал, что это ты.

— Понятно, хотя я не удивилась бы, если ты хотел ударить меня по лицу, — дверь содрогнулась от очередного сильного удара. — Ты собираешься открыть дверь и посмотреть, чего они хотят?

Он оглянулся туда, потом посмотрел на нее.

— Нет.

— Почему нет? Я не думаю, что ожидание, пока они устанут кричать, чем-то поможет, если честно. Они кажутся настойчивыми.

Он открыл рот, закрыл его, а затем выдохнул через нос. Он скрипел зубами? Она и раньше видела признаки того, что кто-то готовится солгать, и Луна всегда гордилась тем, что знала, когда кто-то собирался нести чушь.

Граф мог быть очень любопытным человеком с множеством секретов, но он не мог скрывать что-то от нее. Не так.

Но он снова удивил ее. Лютер опустил взгляд и пробормотал:

— Я боюсь.

— Боишься? — повторила она. Странно говорить такое. Никто в этой толпе не был бы настолько глуп, чтобы напасть на графа. Меньше всего им нужно было злить короля, тем более что он любил вешать тех, кто перечил ему. Удаление графа забило бы гвоздь в крышку гроба.

Чего граф боялся? Лишения связи с королем, конечно. Может, переживал, что не сможет позволить такой хороший дом в таких условиях. Но кроме этого, она не могла представить, чего он боялся от мужчин за дверью.

Ее дыхание застыло в легких, когда он встретился с ней взглядом. В его глазах было столько стыда и вины. Бедняга страдал, а она даже не замечала.

— Я боюсь причины, по которой они злятся на меня, — ответил он, его слова были медленными и размеренными. — Я много чего сделал в своей жизни. Что-то намеренно, что-то нет. Боюсь, они обнаружили что-то, чего я не собирался делать, и теперь мне никогда не вернуть их доброе отношение.

Она не знала, что сказать.

Луна посмотрела на содрогающуюся дверь, а затем на дрожащего мужчину перед ней. Лютера заботило, что о нем думают, и это многое говорило о нем. Конечно, у него все еще было подземелье для убийств, которое он не объяснил. Но если он заботился о своем народе, это было уже плюсом.

Но никто не был бы счастлив, если бы он не вышел за эти двери. Если бы он остался на месте, пока они бушевали. К сожалению, так был устроен мир.

Она облизнула губы и сказала:

— Я давно поняла, что уважение других в долгосрочной перспективе мало что значит. Ты должен верить в себя и быть довольным тем, кто ты. Все остальные могут иметь свое мнение, но оно никогда не должно влиять на твое мнение о себе.

Он покачал головой, словно не веря ей.

— Моя жизнь не такая. Я должен думать о мнении других, иначе я могу потерять все это. Важно, чтобы они верили в мои суждения, в мою способность поддерживать этот город в рабочем состоянии. Они должны понять и поверить, что я достоин этой должности.

— Почему? — она искренне хотела знать. — Город процветает. Их карманы и животы полны. Если кто-то из них все еще не любит тебя или считает, что ты не умеешь быть графом, пусть так и будет. Они живы и здоровы, и это лучше, чем у большинства людей.

Она видела, как он думал о ее словах. Он прищурился, словно ожидал, что ее слова окажутся ложью. Но она не лгала. Луне было все равно, кто будет главой ее провинции, пока на столе была еда и вино. Она вообще не думала о дворянстве.

— Значит, ты думаешь, что независимо от того, что они говорят, это не имеет значения? — спросил он, явно скептически относясь к ее мыслям.

Луна закатила глаза к потолку, словно сам Бог мог дать ей силы.

— Не важно, что я думаю, Лютер. Ты должен быть в состоянии гордиться тем добром, что ты сделал в этой области, и знать, что независимо от того, на что они злятся, ты все равно тот граф, который им нужен. Кого волнует, какого графа они хотят?

И если они станут спорить с ним или хоть немного жаловаться на свою жизнь, она напомнит им, что другие провинции умирают от голода, а их дворяне спят в перинах и пьют из золотых графинов. Буквально. Она украла около двадцати таких, и они всегда много стоили.

Луна скрестила руки на груди и посмотрела на Лютера.

— Я не знаю, чего ты ждешь. Разве ты не должен был уже привыкнуть к этому?

— Почему я должен к этому привыкнуть? — он оторвал от нее взгляд, будто он был в чем-то виноват. — Думаешь, у меня часто стоят толпы у входной двери?

— Опять же, не важно, что я думаю. Но ты — граф и прожил здесь всю свою жизнь, как я понимаю. Значит, ты имел дело с этим раньше? — почему его лицо стало ярко-красным, когда она сказала это?

Возможно, последняя толпа была неприятной. Ее это не удивило бы. Но в любом случае много людей ожидали, когда он сделает ход, и она не хотела стоять здесь с ним, пока они не уйдут. Толпы редко расходились. Они ждали бы Лютера, пока у них не кончилась бы еда. Она снова будет голодать, а Магда не даст ей еды, потому у нее не будет истории для любопытной старушки.

Луна снова кивнула на дверь.

— Так ты собираешься открывать или нет?

Он сделал долгий, успокаивающий вдох, затем кивнул.

— Откроем вместе.



























ГЛАВА 14


Черт, он надеялся держать все это подальше от нее, хотя бы еще немного. Толпа у входной двери неизбежно раскроет его самую темную тайну, и меньше всего он хотел, чтобы Луна знала такое. Ему все еще нужно было, чтобы она была здесь, чтобы убедить его тетю, что он не неудачник.

Но, конечно, жизнь редко складывалась так, как он хотел. Лютер знал, что приглушенные крики с другой стороны двери она не слышала. Но он прекрасно слышал, как они скандировали:

— Зверя прочь!

Очевидно, его волк сделал что-то ужасное, пока бродил по лесу. И проклятое существо не хотело говорить ему, что. Он стоял перед дверью и глядел на отражение в дверной ручке десять минут, прежде чем Луна подошла и услышала его бормотание. Существо не хотело, чтобы он знал, что произошло. Вместо этого оно хотело, чтобы он открыл дверь и вступил в драку.

Больше крови. Это всегда был ответ волка на любую проблему.

Последнее, что ему было нужно, это ввязываться в драку, пока Луна стояла рядом с ним. Что, если она поранится? Конечно, она выглядела так, будто могла справиться сама, но целая толпа перед его дверью? Мужчины там могли хотеть возмездия, и он никогда не простил бы себе, если бы она пострадала из-за его глупости.

Однако у него не было особого выбора, да? Она смотрела на него. Они кричали, чтобы он вышел.

Что бы сделал его отец?

Зверь внутри него зарычал, и мысли смешались с его. Они оба знали, что его отец вышел бы в толпу с гордо поднятой головой. Но и он никогда бы не оказался в такой ситуации. Он всегда знал, как управлять волком.

Лютер, однако, потерпел неудачу в этом. Он содержал город даже лучше, чем его отец, но их цена за богатство заключалась в том, что по улицам ночью бегал оборотень в поисках следующей жертвы.

Он не знал, была ли это сделка, на которую они были готовы пойти. Потеря близких не стоила ни копейки, которую он им давал.

— Хорошо, — пробормотал он, глядя на дверь так, словно она собиралась укусить его. — Я могу сделать это.

Но он не мог. Не совсем. Он застынет, как только увидит их и их гнев. Их разочарование. Точно так же, как его отец всегда выглядел, когда делал что-то необычное. Это было напоминанием о том, что он был неудачником, и что бы он ни делал…

Рука опустилась на его плечо, крепко сжимая, но все еще успокаивая своим теплом.

— Открой дверь, Лютер. Я буду рядом с тобой все время.

Почему она вдруг стала так мила с ним? Он не просил жалости. Он знал, как быть хорошим графом, и тот факт, что ей приходилось говорить ему, что делать, уже уязвлял его гордость. Но, черт возьми, он так боялся, что откроет эту дверь и наткнется на что-то ужасное. Что он действительно был монстром, и что, не контролируя своего зверя, он причинил больше вреда, чем пользы.

Лютер взялся за дверную ручку и толкнул входную дверь.

В толпе снаружи было не менее двадцати пяти человек. У всех на лицах была разная степень гнева, хотя некоторые из них удивили его страхом. Он не хотел, чтобы они боялись его, и это не сулило ничего хорошего.

Изображай отца, сказал он себе. Он вышел из поместья и проник в толпу, будто ему было все равно. Он прошел сквозь людей, пока не оказался в центре их собрания. Лютер держал руки поднятыми над головой, чтобы они знали, что он не тянется за оружием. Или, что еще хуже, превратится в монстра, которого они боялись раскрыть в нем.

— Вы прошли долгий путь, — сказал он, его голос перекрыл их бормотание. — Вы можете высказать свое недовольство, но я не позволю вам приставать к моей семье или людям, которые здесь работают. Говорите мирно.

— Мирно? — один человек вырвался из толпы. В руке он держал вилы, первое, что заставило Лютера чувствовать себя неловко.

Но потом облик человека заставил Лютера забеспокоиться. Его глаза были пустыми и глубоко впавшими, тени пролегли под ними, как уголь. Его одежда свисала с тела, и это казалось неправильным. Он не видел такого человека в Перекрёстке Мертвеца. Растрепанные волосы покрывали его голову, кудри создавали вокруг него ореол тьмы. Его борода была неопрятной, и Лютер мог поклясться, что на его губах остались кусочки еды.

— Да, — ответил Лютер, немного пятясь. — Мирно. Вы же пришли сюда, потому что хотели мне что-то сказать? Вы знаете, что нужно идти сюда, когда беда.

— Вы говорите о неприятностях, будто уже знаете, что произошло? — мужчина поднял вилы и направил острия на лицо Лютера. — Почему мне кажется, что вы знаете, почему мы здесь, граф Перекрестка Мертвеца?

На это он не мог ответить. У него было смутное подозрение, почему они здесь, и от одной мысли об этом все его тело болело. Он боялся, что они оказались здесь из-за того, что сделал волк. Потеря скота или убийство когтями и зубами.

Хотя… он всегда думал, что жители предположат, что в этот район пришла стая волков, а не подумают на оборотня. Легенды они, конечно, знали. Каждое полнолуние они мазали свои двери кровью, на всякий случай. Но они не видели оборотня в этом регионе почти два поколения. Начиная с деда Лютера.

— Я не знаю, почему вы здесь, — Лютер тщательно подбирал слова, чтобы не раздувать пламя гнева еще сильнее. — Я прошу вашего терпения, пока мы разбираемся вместе. Вы чуть не сломали мою дверь, пытаясь привлечь мое внимание.

Вперед выступил еще один человек, и Лютер узнал его. Он был сыном мясника, довольно красивым юношей в тесной одежде. Возможно, поэтому все девушки заискивали перед ним. Или, возможно, дело было в шокирующей копне светлых кудрей на его голове.

Так или иначе, голубые глаза остановились на нем, и Лютер не мог отвести взгляд.

— Вы сказали, что мы в безопасности, — прорычал молодой человек. — Вы сказали, что защитите нас от всего того, что когда-то мучило Перекрёсток Мертвеца. И вы потерпели неудачу.

После этих слов повисла гробовая тишина. Толпа людей смотрела на него, ожидая, что он скажет или сделает. И Лютер был ошеломлен.

Безопасность? Конечно, он должен был оберегать их. Вот почему он всегда напоминал придерживаться старых обычаев, но никто больше не хотел его слушать. Он сделал свою часть. Он работал с ними в поле, когда мог. Это была его работа.

И, как напомнила ему Луна, Лютер был единственной причиной процветания всего их региона. Он заключал правильные сделки, чтобы пшеница и прочий урожай попадали на лучшие столы. Он не оставил себе ничего из богатства, чтобы у них было больше в карманах. Чего еще от него хотели?

Он расправил плечи, и на мгновение ему показалось, что душа отца овладела им. Эти люди должны были признать, что граф сделал для них больше, чем просто сидел в своем кабинете и подписывал бумаги.

Он посмотрел молодому человеку в глаза и, не колеблясь, ответил.

— Я оберегаю вас. Это моя единственная цель как вашего графа, и я никогда не подводил вас.

— Это похоже на безопасность? — бестелесный голос донесся откуда-то из глубины толпы.

Движение пронеслось по толпе людей, и вдруг оттуда вылетело тело. Молодой человек когда-то был фермером. Лютер видел это по мускулатуре его тела. Но это было единственное, что было легко сказать. Остальная часть молодого человека была истерзана когтями и зубами. В его пустом животе не было внутренностей или органов, а лицо было изрезано до неузнаваемости.

Это не было работой волчьей стаи. Они пожирали людей, если могли их поймать, но никогда не делали такого.

Тихий звук позади него напомнил Лютеру, что он не одинок в этом. Окружающие его жители деревни уже видели это тело, но Луна? Она не должна смотреть на останки фермера. Жуткое зрелище будет преследовать ее до конца ее дней.

— Иди внутрь, — прорычал он, повернувшись к ней на кратчайшее мгновение. — Это работа для мужчин.

Она расправила плечи, хотя ее бледное лицо позеленело.

— Работа мужчин не является для меня секретом, граф Перекрёстка Мертвеца. Я не уйду.

— Ты не должна этого видеть, — он изо всех сил старался убедить ее словами, но… как он это сделать? Она уже все увидела.

— То, что я женщина, не означает, что я не способна видеть мертвое тело, — она протолкнулась к нему сквозь толпу, и он мог поклясться, что это прозвучало так, будто она добавила: «И это будет не в первый раз».

К его полному потрясению, она встала рядом с ним, уперев руки в бедра, посмотрела на мужчину у их ног и склонила голову. Она не страдала из-за того, что рядом с ней лежало мертвое тело. Она смотрела на него. Размышляла над всеми подробностями того ужасного происшествия, которое случилось с этим несчастным человеком.

Кем была эта женщина?

Человек, бросивший тело, двинулся вперед. Лютер не узнал его, но сомневался, что увидит кого-нибудь из жителей деревни, которые его знали. Они не посмели бы обвинить его в чем-то сомнительном. Они хорошо его знали, а Лютер не был убийцей. Его волк… Он не мог говорить за него.

Этот мужчина ухожен лучше, чем другие. Его длинные темные волосы были собраны у основания шеи, а темные глаза смотрели прямо в душу Лютера.

С понимающим кряхтением новоприбывший кивнул на тело.

— Это произошло несколько ночей назад. Бедного мальчика привезла с полей его семья, но они клялись, что слышали, как он кричал «волк», когда умирал. Я видел много нападений стаи на своей родине. Я видел людей, убитых десятью волками. Ни один из них не выглядит так. Можете объяснить?

Лютер начал потеть. Его подмышки были липкими, а на виске уже выступила капля.

— Почему вы думаете, что я что-то об этом знаю?

— Потому что вы граф этих земель. Разве вы не должны исправлять такие ситуации? Потому что для меня это не похоже на волка, — глаза мужчины сузились, и казалось, что Лютера обвиняют в чем-то ужасном. В убийстве.

Проклятье, этот человек знал? Как он увидел сквозь тщательно продуманную защиту Лютера?

Но прежде чем он успел придумать какой-либо ответ, Луна встала между ними.

— Я уже видел такие раны. Похоже, проблема с оборотнем.

Вся решимость покинула его тело. Он побледнел, пошатнулся влево. Все, что он съел в тот день, давило на горло, и он боялся, что его стошнит на спину Луны.

Почему она так сказала? Откуда ей вообще знать, как выглядит убийство оборотня?

Мужчина, который только что говорил, уставился на него, наблюдая за реакцией, будто он все выдавал. Но он не выдавал. Да?

— Хм, — сказал темноволосый мужчина. — Странно, что ты это сказала. Раньше у Перекрестка Мертвеца была проблема с оборотнем в этой области. Мы давно его не видели, и мне любопытно, как это произошло.

Луна пожала плечами.

— Конечно, с этим ужасно иметь дело. Но я не думаю, что вы можете обвинить кого-либо в нападении оборотня, если вы не видели, как он изменился. Их почти невозможно отличить, когда они в смертной форме.

— Откуда ты все это знаешь?

Возможно, она поняла, что становится подозреваемой. Луна сделала равнодушное лицо и закатила глаза.

— У меня было необычное воспитание. Можно сказать, что меня всему этому учили, но я узнала от монахинь. Моя сестра — одна из официальных охотниц на вампиров Церкви, и я уверена, вы знаете, что если бы я была оборотнем, она бы давно меня убила.

Это, казалось, удовлетворило человека, хотя не удовлетворило любопытство Лютера. Она выросла в монастыре? Откуда она узнала о таких существах, как он?

Но затем, конечно же, внимание мужчины вернулось к их первоначальному подозреваемому. Лютеру.

— Мой лорд, думаю, вы знаете, что мы все хотим получить ответы об этой ужасной трагедии, — темноволосый мужчина сделал зловещий шаг вперед, за ним последовал мужчина с вилами.

— Я это понимаю. Я тоже хочу ответов. Этот человек был под моей опекой, и я обещаю вам, что найду человека, ответственного за это, — он кашлянул. — Или зверя.

— И я думаю, вы также понимаете, что мы должны убедиться, что вы не пошли по стопам своей семьи. Мы все знаем легенды о вашем доме.

Проклятье. Люди еще это помнили?

Луна снова встала перед ними.

— Лютер был со мной все ночи полнолуния. Могу засвидетельствовать, он не бродил по полям, если вы в этом его обвиняете.

Все мужчины в толпе заколебались, прежде чем кто-то тихо спросил:

— А кто вы, мэм? Мы никогда раньше не видели вас в этих краях.

Лютер должен был позволить ей ответить. Она контролировала ситуацию гораздо лучше, чем он. Тем не менее, почему-то он не мог держать рот на замке.

Со страшным кашлем он чуть не закричал в ответ:

— Она моя жена.























ГЛАВА 15


Луна не думала, что когда-либо была так потрясена, как в тот момент, когда услышала, как граф назвал ее своей женой. Женой! Это не входило в план, и этот человек думал, что мог утверждать, что они уже поженились?

Нет. Она этого не потерпит. Соврать о ее интересе к нему было легко, но притворяться, что у них есть история, было другим делом, не тем, о чем он просил. В какую игру он сейчас играл? Думал ли он, что она согласится с этим?

Учитывая затаившую дыхание толпу вокруг них, у Луны в данный момент не было выбора. Но вскоре она затащит его в поместье и намочит ему уши.

Во-первых, она должна была справиться с этой проблемой.

Натянув на лицо улыбку, она попыталась притвориться Мэв.

— Господа. Я думаю, все это было ужасным недоразумением, и я ценю ваш героизм. Броситься на помощь павшему другу — это знак того, что вы все поддерживаете чувство чести, которое должно быть освещено в книгах по истории. Теперь, уверяю вас, мы с графом рассмотрим этот вопрос и поговорим с каждым из вас, чтобы понять, что здесь произошло.

Было ли это так легко для Мэв? В одну секунду они представляли собой разъяренную толпу, готовую бросить вилы и сжечь усадьбу. А в следующий они смотрели на нее с отвисшими челюстями и остекленевшими глазами.

Все, что она сделала, это расправила плечи и улыбнулась им, ради всего святого. Луна даже не была традиционно красивой женщиной! Они должны хотя бы бороться с ней, но нет. Казалось, все они попали под ее чары.

«Хорошо», — подумала она. Луна коснулась рукой своего сердца и добавила:

— Я искренне тронута вашей готовностью и верностью другу. Даю слово, мы докопаемся до сути этого дела. А пока, пожалуйста, берегите себя. Перекрёсток Мертвеца был бы менее примечательным, если бы в нём не было стражей.

Ладно, может, это было слишком. Казалось, никто не заметил, а если и заметил, то не возражал против того, что она фактически вырвала страницы из учебника истории, чтобы убедиться, что все они чувствуют себя героями этой истории.

— Ловим на слове, — сказал темноволосый мужчина, указывая на ее лицо, а потом развернулся.

Они ушли со двора поместья и отправились домой. Никто не оглянулся на нее, и никто из них не колебался, уходя. Как будто ее слова успокоили зверей внутри них или что-то еще образное, что она могла придумать.

Трое мужчин просунули руки под мертвое тело и унесли его с собой. Бедный мальчик. Она уже видела, как оборотень убивает, когда жила в монастыре, и они пытались учить ее с Мэв. Она была такой большой, что они думали, что она прирожденная охотница.

К несчастью для них, это было не так.

Уперев руки в бока, она расчетливым взглядом наблюдала за ними. Луна уже собиралась биться кулаками, если один из них обернется. Пусть попробуют сделать то, что задумали. Она могла нокаутировать и сбить мужчину на землю. Это будет не в первый раз, и уж точно не в последний.

Как только они скрылись из виду, она повернулась к графу. К счастью, Лютер остался за ней, и это избавило ее от необходимости искать его. Она бы выследила его по всему поместью, как охотник на задании, если бы ей пришлось, но этот мужчина объяснит, что, черт возьми, произошло.

Она скрестила руки и смотрела на него. Тихо. Спокойно. Точно так поступали с ней монахини в монастыре, когда она была девочкой, которая пыталась улизнуть посреди ночи, и ее ловили.

Он шаркнул ногой по земле, ничего не говоря, но выдавая слишком много.

— Что? — спросил он. — Почему ты так смотришь на меня?

— Вы все объясните, милорд, — саркастически произнесла она его титул. — Толпа появляется у твоего дома с мертвым телом, а потом ты называешь меня своей женой. Думаю, тебе лучше начать с самого начала, иначе я уйду.

— Если ты это сделаешь, ты окажешься в тюрьме.

Она приподняла бровь.

— Только попробуй.

Он побледнел, и она думала, что он потеряет сознание, потому что он кивнул.

— Отлично. Только не здесь. Пойдем в мой кабинет, и я… я все объясню.

Почему-то ей казалось, что ей придется вытянуть из него все до последней детали, прежде чем она поймет, что происходит в этом поместье. Но он, казалось, был готов все объяснить. Она предположила, что это было началом.

Следуя за ним по коридорам, она задавалась вопросом, почему он вообще хотел что-то ей рассказать. Она была воровкой. Женщиной, которую он посадил в свою камеру для убийств, а затем каким-то образом заключил сделку. Он не должен раскрывать ей никаких своих секретов. Она была худшим человеком, которому можно было довериться.

Он усадил ее в своем кабинете и протянул ей пустую чашку чая. Лютер ничего не сказал, пока кипятил на огне маленький чайник, вместо того, чтобы звать слуг, и она с внезапным осознанием наблюдала за его неуверенными движениями.

Хоть она и пыталась думать о нём плохо, хоть она явно была человеком без морали, у него не было никого другого. Это был отчаянный крик о помощи, если он скажет ей правду, и это означало, что она должна его выслушать.

Поэтому она держала рот на замке и положила в чашку три кубика сахара, пока ждала воды.

Он стал дрожать еще хуже. Она отобрала у него чайник, прежде чем он пролил на себя кипяток.

— Можешь быть осторожнее?

— Извини, я просто… мои мысли в другом месте.

— О толпе, которая появилась у твоей двери? — спросила она, наливая кипяток в одинаковые чашки.

Он обхватил руками края, видимо, не чувствуя обжигающего жара ладонями.

— Вернее, о теле.

Ах, да, конечно. Большинство людей были бы в ужасе, если бы увидели человека в таком состоянии. Луна предположила, что его потрясение было естественным. Смерти было трудно смотреть в глаза, особенно когда тебя обвиняли в том, что он создал всю ситуацию.

Она села перед ним и решила, что если ей нужна правда, то она должна дать ему правду взамен.

— Я видела убийство оборотня раньше. И я знаю, что это, вероятно, шокирует тебя. Мое воспитание было не совсем нормальным.

Его глаза оторвались от рук, и это была первая реакция, которую она видела от него, которая больше походила на него самого.

— Значит, я правильно понял. Ты знала, что убило этого человека.

— Мои сестры и я — дочери ведьм, — она подняла руку прежде, чем он успел задать ей вопросы, заставив его замолчать жестом. — Моя мать была язычницей, и нет, она не занималась черной магией. Моя родословная — это сильные, высокие женщины, способные сражаться, если в этом будет необходимость. Кухонные ведьмы, можно сказать. Мы готовили. Мы превращали заклинания в печенье, которое давали детям, чтобы им не снились кошмары. Но Церкви это не понравилось.

Воспоминания все еще терзали ее, проносясь в ее голове, будто они происходили сейчас.

— Моя мать была обнаружена раньше других. Она сдалась, чтобы остальная часть нашего клана могла бежать, но это, в конце концов, отдало меня в руки Церкви после того, как они сожгли ее. Я избавлю тебя от подробностей того, что я и мои сестры пережили, но ни одна из нас не является обычной женщиной, если это имеет для тебя какое-то значение. Мы боролись всю нашу жизнь и живем с темными вещами в тени.

На этом она остановилась, позволив ему обдумать ее слова. Это было нелегко понять, она знала это. Большинство людей, которые знали о ее ситуации, не знали, как реагировать, когда она им рассказывала.

Луна не стыдилась быть ведьмой. Она не стыдилась своего воспитания и происхождения. Единственное, что доставляло ей неудобство, это то, что многие годы она провела в тисках Церкви, пытаясь быть кем-то, кем она не была.

Глубоко вдохнув, Лютер поставил чашку и облизнул губы.

— Ты ведьма?

— Да.

— Как… — он поднял пальцы и пошевелил ими в воздухе. — Проклятия, летящие во все стороны и катающиеся по ночам на мётлах?

— Не такая ведьма, — ей пришлось очень постараться, чтобы не усмехнуться при этой мысли.

Никто не летал на мётлах по воздуху. Она слышала о попытках ведьм, но они не увенчались успехом. Лучшее, что они могли сделать, это грациозно спуститься на землю с крыши здания. Беатрис делала это несколько раз.

Она указала на свои уши.

— У большинства ведьм есть специфический вид магии. Я слышу пение драгоценных камней и украшений. Они довольно громкие и обычно довольно грубые, но это помогает мне воровать их у людей.

— Ах, — он кивнул, будто в этом был весь смысл. — Значит, ты собиралась украсть некоторые из старых драгоценностей моей матери?

— Да. Они устали от того, что их убирают и не носят. Знаешь, большинство из них хотят, чтобы ими восхищались.

Лютер рассмеялся, но снова помрачнел. Он посмотрел на свои руки, широко растопырив пальцы, будто мог что-то увидеть на них.

— Спасибо, что рассказала мне свою историю, Луна. Я полагаю, что теперь мне легче признаться.

Сердце тяжело забилось в груди. Она была уверена, что даже он это слышал. Что он собирался ей сказать? Уж точно не то, что она подозревала.

— Я оборотень, — пробормотал он. — Я убил этого человека, когда случайно запер тебя в подвале. Ты должна была остаться в бальном зале, подальше от монстра. Вместо этого я запер тебя в комнате, где обычно держу своего зверя. Он вышел, а затем что-то сделал, прежде чем я смог запереть его на следующую ночь. Я не знаю, как это контролировать и что делать теперь, когда он знает, как выбраться.

Проклятье.

Он был оборотнем. Он убил этого человека, и поэтому он был таким бледным, когда смотрел на тело. Не то чтобы она могла винить его. Смотреть на собственную жертву, когда тебя обвиняют в убийстве, явно было чрезвычайно сложно. И все же…

Она должна бежать. В этом сумасшедшем поместье, где на свободе бродит оборотень, а вокруг бегает маньяк, было опасно.

— Оборотень? — повторила она, ошеломленная внезапным поворотом этого разговора. — Ты оборотень?

— На самом деле, всю жизнь. Я прирожденный волк, а не обращенный. Что, полагаю, делает все это еще хуже, учитывая, что мой отец учил меня быть осторожнее, — он растопырил пальцы еще шире, пока пальцы не согнулись, как когти. — Я не должен был так глупо выпускать это.

— Точно, — что она должна была сказать? — Думаю, уже слишком поздно задумываться о том, что могло бы произойти, если бы все было иначе.

— Трудно не делать этого, когда у тебя кровь на руках, — он оторвался от этих рук, чтобы встретиться с ней взглядом. — Мне очень жаль, что тебя втянули во все это. И я должен объяснить, что большая часть богатства здесь, в Перекрёстке Мертвеца, поступает от тёти, которая приедет сюда через несколько ночей. Ежемесячно она помогает финансировать мои начинания, потому что может. Но и потому, что я ей нравлюсь.

Вот оно. Причина всего этого, хотя он должен был сказать ей об этом с самого начала. Тетю подкупали не ради его свободы. Теперь весь город лежал на ее плечах.

Луна издала тихое рычание, которое заставило бы волка внутри него гордиться, если бы смог ее услышать.

— Значит, ты хочешь сказать, что если я не буду достаточно убедительна для твоей уважаемой тетушки, то не только этот город развалится, но и ты будешь продолжать убивать больше людей, пока Церковь не отправит за тобой охотника?

Он скривился.

— Как-то так. Так что ты можешь понять, почему я так старался держать тебя здесь со мной.

Да, она видела причину. Но это не означало, что он поступал правильно.

— Тебе не следовало втягивать меня в это, — она громко шмыгнула носом и расправила плечи. — К счастью, ты нашел воровку, у которой все еще есть немного души, и я была бы не против очистить свое досье. Теперь, когда я все это знаю, тебе придется сделать для меня больше, граф Перекрестка Мертвеца.

— Какая твоя цена?

— Я только что сказала это, Лютер. Я хочу, чтобы мое досье было очищено. После этого меня больше не будут искать. Когда я закончу здесь, хотелось бы ощущать, что я не была воровкой и никогда не была пойман за кражу за всю свою жизнь. Я ясно выражаюсь?

Он без вопросов кивнул, и она почувствовала, как огромный груз свалился с ее плеч. Луна не осознавала, как волновалась о том, как покинет это место. Теперь ей не нужно было так сильно волноваться.

Лютер кашлянул.

— Я не понимаю, почему ты так хорошо это воспринимаешь. Я сказал тебе, что я чудовище, а ты пожимаешь плечами, а потом заключаешь новые сделки.

Она прикусила губу, размышляя, стоит ли ей сказать ему. В конце концов, она решила, что он должен знать все это. Почему бы нет?

— Мой зять — вампир. Я дочь ведьмы. Моя младшая сестра видит духов, и они говорят ей, что делать. Оборотень для меня не так уж и странен, Лютер. Что мне кажется странным, так это то, что ты ожидаешь, что я впечатлю твою тетку нулевой подготовкой. Я выросла на улицах и в церкви. У меня нет другой одежды, кроме той, что я сейчас ношу.

— Что? — это вывело его из ступора. — Я заметил, что ты носишь одну и ту же одежду каждый раз, когда я тебя вижу, но я предположил, что у тебя… есть больше вещей.

— Когда я могла бы получить одежду, Лютер?

— Верно, — пробормотал он. — Мы должны это исправить, да?

— Желательно до того, как твоя тетя приедет сюда, но я не знаю, чего ты от меня ждешь, если честно, — откинувшись на спинку стула, она скрестила руки на груди, сжимая в ладони чашку. — Мы договорились?

Он посмотрел на нее в последний раз, прежде чем вздохнуть и перевести взгляд в потолок.

— Почему мне кажется, что я заключаю сделку с дьяволом?

— Наверное, так и есть.

— Ладно, — он стукнулся чашкой об ее чашку. — В ад и обратно, Луна.


ГЛАВА 16


Лютер не ожидал, что она окажется такой… покладистой? Нет, это было не то слово. Он думал, что она будет грубой воровкой, которая считает, что вся знать хороша только для того, чтобы воровать у них. Вместо этого он смог поговорить с умной, впечатляющей женщиной, которая заставила мир подчиняться ее потребностям.

Она даже не вздрогнула, когда он сказал ей, что он оборотень, и он не мог вспомнить, когда это случалось в последний раз. Никогда. Он никогда никому не рассказывал о самой темной части себя, но она заставила его подумать, что он мог бы.

Волку она определенно нравилась. Проклятый зверь скулил в его голове все время, пока она контролировала ситуацию. Внезапно зверь увидел в ней нечто большее, чем просто еду. Больше, чем добычу.

Всю ночь ему снилось, как она играет с ним. Разными способами. Отогнать эту мечту было одной из самых трудных вещей, которые он когда-либо делал в своей жизни. Он не мог позволить себе привязаться к ней.

Она была проницательной, способной женщиной. Луна воспользуется им, если он позволит ей, а он этого не хотел.

Верно?

Нет. Он не хотел, чтобы она им воспользовалась. Это было бы ужасным поступком, учитывая, что он был графом, а она могла получить куда больше власть, чем ей нужно было.

Кивнув своим мыслям, он зашагал по коридору к ее комнате. Она должна быть одета по случаю, который несся к нему, как лошадь, которая освободилась от повозки. Его тетя хотела бы видеть красивую, скромную молодую женщину, которая с нетерпением ждет возможности привязаться к его жизни и его имени. В первую очередь ему придется научить Луну манерам. Ошибки можно было легко отмести, сказав тете, что она выросла в сложной ситуации.

Его тётя всегда любила истории, от которых сердце разрывалось. Но он был бы спокойнее, если бы она хорошо относилась к монстрам.

Что, если Луна случайно расскажет его тете, кто он такой? Его шаги замедлились. Это было бы нехорошо. Тревога из-за всей ситуации снова нарастала до тех пор, пока он не мог ясно мыслить. Ему нужно было убедиться, что впервые он может доверить эту информацию кому-то другому. Конечно, потребуется некоторое время, чтобы поверить, что Луна не расскажет всем, что она может.

Но что, если бы он мог сказать ей что-нибудь по секрету? Что, если ему не придется снова оставаться одному? Даже наличие рядом кого-то, кому он мог бы пожаловаться на оборотня, имело бы большое значение в его жизни.

Все это стоило риска. Он был уверен в этом, даже несмотря на то, что его мутило от нервов. Все, что ему нужно было делать, это продолжать ставить одну ногу перед другой, и все пойдет по его плану. Он будет в порядке. Она будет в порядке. Его тетя никогда не узнает, что здесь происходит, да и кто знает? Может, сделка станет постоянной.

Он решительно прошел к ее комнате. Готовый рассказать ей о новом плане. Он был уверен, что ей понравится эта идея. Он предлагал ей шанс стать кем-то гораздо большим, чем просто воровкой! Она могла делать с его деньгами все, что хотела, и ему было все равно. Ему этого было достаточно, и его тетя наверняка дала бы им еще больше, если бы Луна вышла за него замуж. Его тетя хотела внуков, пусть даже от племянника, а не от сына.

Лютер мог забыть постучать. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что просто распахнул дверь и вошел в ее комнату, ни секунды не колеблясь. Будто они уже были женаты, и он делал это тысячу раз.

Но она стояла в центре комнаты, одетая только в нижнее белье, и ему напомнили, что он никогда не делал этого раньше.

Все эти веснушки, что покрывали ее лицо, разошлись по всему телу. Ее длинные конечности были накачанными, мышцы обвивали ее руки, спускались по животу и бедрам. Дикие клубки ее рыжих волос ниспадали вокруг ее головы, доставая почти до бедер буйными кудрями.

И, господи, ее ноги были потрясающими. Длинная и худая, он видел, как напрягались мышцы ее бедер, когда она двигалась. Она была воплощением силы и могущества, непохожей ни на одну женщину, которую он когда-либо видел за всю свою жизнь.

Ее нижнее белье было слишком откровенным. Прозрачная ткань ее корсажа едва прикрывала грудь, а нижние части должны были быть панталонами, но она отрезала ткань на бедрах.

У него перехватило дыхание.

Внезапно Лютер смог думать только о том, каково это, когда эти ноги обвивают его талию. Он был достаточно высоким. Достаточно сильным, чтобы управлять такой женщиной, но также он не был настолько горд, чтобы не позволить ей крутить им, если она этого хочет. Черт, да ему, наверное, понравилось бы, учитывая его прошлое и то, сколько женщин считали его слишком сильным. Слишком грубым.

Могла ли она быть единственной женщиной, которая подошла бы ему? Волк запрокинул голову глубоко в груди и издал протяжное низкое рычание. Да, он хотел ее так же сильно, как и он.

Луна тоже не реагировала как нормальная женщина. Она не отшатнулась от него и не закричала от шока. Она должна была, учитывая мысли, проносящиеся в его голове, но, к счастью, это не было одним из ее даров ведьмы. Она понятия не имела, как трудно ему было сдерживать себя. Ему хотелось прыгнуть через комнату, как животное, и провести руками по этим мышцам, просто чтобы посмотреть, такие ли они твердые, как выглядят.

— Лютер, — спокойно сказала она, сложив руки на груди. — Что ты делаешь в моей комнате, без приглашения?

— Я… Э… — почему его язык не шевелился? Он был готов облизнуться от банкета перед ним, но он не хотел, чтобы она заметила, как он тяжело дышит из-за нее.

Он не был животным.

Он пообещал отцу, что будет контролировать зверя внутри себя, а это означало, что он не мог пускать слюни вслед женщине, которая выглядела так, будто вышла из влажного сна.

Кашлянув в руку, Лютер изо всех сил старался взять себя в руки, прежде чем ответил:

— Я хотел поговорить о примерке платья.

Тишина. Черт возьми, он должен был ее заполнить, но он понятия не имел, что сказать, чтобы эта ситуация не выглядела так, будто он хотел отправить ее в подвал.

Она склонила голову, хмурясь в явном беспокойстве.

— Ты в порядке?

— Да, я просто… — он указал на ее тело. — Может, тебе было бы удобнее, если бы ты прикрылась? Ты отвлекаешь.

И впервые с тех пор, как он встретил ее все эти ночи назад, он получил огромное удовольствие, наблюдая, как ее щеки становятся ярко-красными. Ее веснушки выделялись, яркие и усеянные румянцем, который спускался с горла к груди.

— Боже мой, — пробормотал он, прежде чем развернуться. Он сделал бы что-нибудь глупое, если бы смотрел на нее дольше, и он знал, что не переживет этого. Лютер не смог бы простить себе, если бы смутил их обоих.

Проклятье. Это была настоящая женщина.

— Ты настолько смущен? — спросила она. Затем послышался шорох ткани, когда она сорвала с кровати одеяло и завернулась в него. — Теперь можешь повернуться. Смешной мужчина.

Смешной? Она понятия не имела, что могла сделать с мужчиной с таким телом. Конечно, она не была крошечной, но она думала, что этого хочет каждый мужчина. Она все равно была ошеломляющей. Сильной. Могучей в том смысле, в каком большинство женщин не были, но он вдруг задумался, почему они хотя бы не пытались выглядеть как Луна. Она была богиней древности, прогуливалась по его поместью в нижнем белье, не заботясь о том, что граф, скорее всего, следует за ней, свесив язык до ног.

Он закрыл глаза и зажмурился как можно сильнее. Он мог это сделать. Он мог смотреть на нее в одном одеяле, а не лапать, как какой-то обезумевший зверь.

Но он все равно повернулся с немалой долей страха. Она выглядела… очаровательно. Ее рост не имел значения, когда она прижимала одеяло к груди и смотрела на него так, будто он был здесь неправ. Она хотела ударить его, он видел это, и он был не прочь поймать ее руку при этом. Притянуть ее в свои объятия, а потом… потом…

— Ты уже закончил таращиться? — спросила она, явно разочарованная им. — Ты что-то говорил о платье?

— Да, портной прибыл и хотел бы знать, где ему удобнее всего работать, — Лютер неловко переминался с ноги на ногу. — Он сказал, что сшить что-нибудь до завтрашнего вечера будет непросто, поэтому принес довольно много своих платьев, которые уже наполовину готовы.

— Да? — опять эта бровь. — А ты сказали ему, что я немного больше, чем большинство его клиенток?

Он должен быть идиотом, чтобы не упомянуть об этом. Лютера не волновали ее рост и внешность, но он знал, что и она, и портной убьют его, если она станет сюрпризом для джентльмена, ожидающего в его фойе.

— Конечно, сказал, — буркнул он в ответ. — Я не такой дурак, чтобы не подумать об этом.

— Я удивлен, что ты хоть что-то знаешь о женской моде.

— Я знаю многое, что тебя удивило бы, — и если его лицо пылало от плясавших в его голове мыслей, которыми он хотел ее удивить, то он списывал это смущение на то, что стоял в комнате с голой, незамужней женщиной.

Если бы он только мог украдкой взглянуть еще раз… Еще раз взглянуть на кожу цвета слоновой кости и прекрасные точки ее веснушек. Он не должен даже думать об этом. В конце концов, это была сделка, но что, если это может быть больше?

Она уже знала, кто он такой, и не убежала с криком. Такой ответ он ожидал от любой женщины. Но почему-то он хотел от нее большего. Гораздо большего.

Вздохнув, он приказал себе уйти. Он должен был уйти. Сейчас. Пошевелил ногами, и все, что ему нужно было сделать, это согнуть колено. Это не должно быть так сложно. Он просто… должен был…

— Тебе нужно что-то еще? — спросила она. — Или ты хочешь, чтобы я снова сбросила одеяло, чтобы ты мог спокойно стоять и молчать?

— Да, — выпалил он, но потом понял, что сказал. О нет. Он никогда в жизни не был так напуган. Лютер хлопнул себя по глазам и попятился к двери. — Нет, я имею в виду, нет! Конечно, я не хочу, чтобы ты сбрасывала одеяло. Ты серьезная женщина, и я бы не стал так себя вести с тобой. Ты заслуживаешь уважения, что бы ни говорили другие люди на моем посту.

И уж точно она не заслужила такого оборотня, как он, в своей жизни. Конечно, она утверждала, что ее сестра вышла замуж за вампира. И учитывая, что она росла ведьмой, она была более терпима ко многим вещам, но… но…

Нет, он пытался убедить себя держаться. Лютер понял, по какому пути идут его мысли — о том, как он уберет руку и увидит, как она лениво выпускает одеяло из рук. Оно скользнуло бы по прекрасным изгибам ее бедер, спускаясь по бархатистой мягкой коже и по мускулам, которые были так прекрасны.

— Держу пари, ты хотел бы, — ответила она со смехом. — Тебе не нужно притворяться со мной. Все остальные должны верить, что это реальная вещь, а не мы.

О, но что, если он хотел, чтобы это было по-настоящему? Что, если он хотел увидеть, как она выглядела утром, как радость все еще струилась по ее венам, пока она ворочалась, и солнечный свет отражался на огненных локонах ее волос?

Лютеру не следовало даже питать мысли, мечты или надежды. Он знал, что лучше не думать о жизни, которая была не такой, как он прожил.

Его отец хотел, чтобы наследие продолжалось, но Лютер знал, что эта родословная должна прекратиться. Он не мог привести в этот мир больше оборотней, зная, насколько чудовищны эти существа.

Медленно выйдя из комнаты, он вернул руку к глазам. Когда он опустил ее? Он не знал, но, вероятно, где-то между мыслями о том, как она уронила одеяло, и ненавистью к себе за то, кем он был.

— Я пришлю портного, — пробормотал он, запинаясь. — Будь с ним мягче. Мне нравится этот мужчина.

— Я всегда добра к людям. Только не к тебе, потому что ты не позволил мне украсть то, что я хотела украсть.

— Может быть, когда-нибудь, — ответил он с натянутым смехом, который даже для его собственных ушей прозвучал фальшиво.

Затем Лютер побежал по коридору, прочь от величайшего искушения, с которым он когда-либо сталкивался. К счастью, приезд тети довольно быстро охладит эти чувства.
































ГЛАВА 17


— Прошу, постойте еще несколько минут, миледи…

Ей не нравилось, что он так ее называл. Она не была ничьей леди, и этому старику серьезно нужно было перестать ее раздражать. И она не могла двигаться. Что, по его мнению, она собиралась делать? Охотно уколоть себя сотней иголок?

Луна не могла дышать, потому что вокруг ее груди торчало не менее двадцати иголок, словно какой-то сумасшедший корсет. А еще вокруг ее бедер, которые должны были сделать ее фигуру пышнее, как утверждал мужчина. Уколы иголок были больше похожи на наказание за то, что она была недостаточно соблазнительна.

Те, что длиннее ее пальцев, он засунул в основание платья. Портной ясно дал понять, что все вещи, которые он принес с собой, еще не раскроены, поэтому все они должны идеально сидеть на ее фигуре.

Это было последнее. Самое последнее платье из тех, что он принес, и он мог только немного подвернуть подол. Она надеялась, что тетя графа не заметит, насколько некачественно было выполнено изделие.

Но, по крайней мере, это было красиво. Изумрудный бархат будет держать фигуру лучше других тканей. Вырез в форме сердца мог скрыть, насколько широкими были ее плечи и насколько большими были ее руки. По крайней мере, он больше нигде не добавлял никакой другой ткани. Хотя ей нужно быть очень осторожной, двигая руками, иначе она порвет рукава платья.

Выдохнув, она проигнорировала жжение в руках из-за того, что они были подняты так долго.

— Разве нет подставок или чего-то еще, во что я могла бы упереть руки?

— Леди с вашими талантами наверняка не нуждается в отдыхе после нескольких минут примерки.

Она нуждалась. И то, что ее руки были, чем у многих женщин, не означало, что она могла часами держать их поднятыми по бокам.

— Если подумать, мои руки весят больше, чем у других дам, с которыми вы работаете. Так что насчет подставки…

— Вы останетесь на месте. И я почти закончил, — он вынул последнюю булавку изо рта и указал ею на нее. — А теперь перестаньте двигаться, иначе мне придется начинать все сначала. Слышите?

Почему этот портной был самым ужасным мужчиной, которого она когда-либо встречала? Он был высоким и худым, как тростник в русле реки. Его волосы торчали маленькими белыми пучками, а его ужасно темные глаза скрывали зрачки. Она еще не видела мужчину, похожего на него. Слишком бледный. Слишком призрачный.

Возможно, он действительно был призраком. Ей придется спросить Беатрис, есть ли они в этом доме, когда все будет сделано.

— Вот, я закончил, — пробормотал он, прежде чем выпрямиться. — Вы мой самый трудный клиент, миледи, но я верю, что сделаю вас красавицей бала.

— Я не хочу быть красавицей ни на одном балу, — ответила она. — Я просто хочу выглядеть сносно.

— Так и будет. Вы будете в одном из моих платьев. А теперь снимите его, иначе я не успею закончить вовремя, и тогда граф снесет нам головы.

Луна сняла платье в тумане внезапного страха. Это означало, что все это происходило на самом деле. Все это будет продолжаться до тех пор, пока она не окажется в этой комнате в этом платье. И вдруг она оказалась.

Будто ночь и не наступила, еще один день пролетел в мгновение ока. Она стояла перед тем же портным в том же платье. Вот только на этот раз оно подходило ей как влитое. Будто было сделано для нее, и она предположила, что теперь так и было.

— Вот. Я гений, — портной скрестил руки на груди и кивнул. — Хотите взглянуть на это? Вы выглядите так, будто родились в этом. Естественная красота.

— Конечно, — ответила она, хмуро глядя на изумрудно-зеленое платье. — Не знаю, хорошо ли я выгляжу в таком виде.

— Вы прекрасно выглядите, но эти волосы придется поправить.

Что не так с ее волосами? Она оставила их распущенными на время всего испытания, и обычно их хвалили. Если что-то и было в ней красивым, так это ярко-рыжие кудри, которые всегда красиво спутывались вокруг ее лица.

Она прикоснулась рукой к кудрям и нахмурилась.

— Что значит: поправить? Мне они нравятся.

— Да, но придворные дамы так не ходят. Вы должны заплести их в косу или что-то в этом роде. Может, низкий пучок у основания головы? Спросите горничную, — он уперся руками в бедра и окинул ее взглядом еще раз. — Я должен рассказать об этом своим друзьям. Я сделал вас похожей на принцессу-воительницу.

Их прервал другой голос, низкий тон которого явно свидетельствовал о нетерпении Лютера:

— Боюсь, ни у кого не будет времени сделать ей прическу. Я думал, вы это сделаете.

Портной повернулся, его лицо стало белым, как кость.

— Мой господин! Я портной, а не горничная. Я ничего не знаю о женских волосах.

— Я просил вас убедиться, что она готова.

— И я сделал, — мужчина махнул на нее рукой. — Она идеальна.

Лютер посмотрел на нее, и она поклялась, что в его глазах что-то вспыхнуло. Его брови опустились, и на мгновение что-то еще посмотрело на нее. Что-то голодное, что хотело поглотить ее, но она не была уверена, хотело ли оно съесть ее плоть или что-то совсем другое.

Мурашки побежали по ее рукам, и уже не в первый раз с тех пор, как она приехала сюда, она осознала, насколько он красив. Лютер мог быть странным человеком с подвалом для пыток, но у него были прекрасные сапфировые глаза. Сильная челюсть. А его широкие плечи наводили на мысль, что он действительно мог взять ее на руки, как мужчин из всех тех сказок, которых она любила в детстве.

Ох.

Это плохо кончится, да?

Теперь она смотрела на него как на мужчину. Настоящего мужчину из плоти и крови, который был до смешного привлекательным и по какой-то причине хотел, чтобы она притворилась его невестой. Луна знала, что лучше не поддаваться чувствам из-за этой сложной ситуации. У нее была своя жизнь, и неплохая.

Конечно, она жила на чердаке, и да, иногда ее искала городская стража. Большую часть времени ей приходилось скрывать лицо из-за плакатов о розыске, но это не означало, что она должна была попасть под чары очаровательного графа. Ее сестры и Мартин были готовы жить с ней. И это была хорошая жизнь, но для нее нужно было украсть у этого мужчины.

Проклятье. Ей все еще нужно было украсть у него это украшение, и она как-то забыла об этом. Она совсем забыла о плане забрать бриллиант и все, что могла.

Сегодня вечером это изменится. Луне придется собраться и снова взять на себя роль воровки. Иначе она не знала, что будет делать. Или как она изменится в этом странном месте с его волком-лордом.

Она встряхнула плечами и немного покрутилась для графа.

— Ну? Как думаешь, твоя тетя будет возражать, что я так выгляжу?

Эти горячие глаза осмотрели ее с ног до головы, и ей казалось, что он действительно прикасался к ней.

— Никто не сможет оторвать глаз от тебя в таком виде.

Черт бы побрал его за то, что он заставлял ее чувствовать себя красивой. Луна редко чувствовала себя так, и этот момент запомнился ей навсегда. Это было похоже на любовную книгу, которую Беатрис так любила читать. И она ненавидела каждую секунду, пока ее душа кричала, что она влюблена.

— Думаю, люди будут смотреть по другой причине, но — да. Пожалуй, из-за платья, — ее бравада дрогнула, когда она коснулась своих волос. — Думаешь, они будут возражать, если мои волосы будут выглядеть вот так?

— Будут, — ответил он, протянул к ней руку. — Но если ты их уложишь, боюсь, я буду очень разочарован.

Что ж, по крайней мере, от этого она почувствовала себя немного лучше. Луна опустила ладонь на его руку и позволила ему увести ее от портного и воспоминаний обо всех булавках. Они шли по залам так, словно делали это сотни раз в жизни.

Она заставила его остановиться перед дверью в столовую и тихо спросила:

— Я не знаю, как называть твою тетю.

Он моргнул.

— Нужно называть ее графиней Фернсби. Это и моя фамилия, хотя я понимаю, что никогда не говорил тебе этого.

— Не говорил, — она глубоко вдохнула, а затем задала еще один вопрос. — Твоя тетя была замужем за графом?

— У них был только один сын. И мой дядя, и мальчик погибли в результате несчастного случая, поэтому титул достался моему отцу. Потом — мне, — он улыбнулся ей, выражение лица смягчило его обычно жесткий взгляд. Даже уголки его глаз сморщились. — Поэтому она и присылает мне крупную сумму. Она впечатляющая женщина, но я позволю вам составить собственное мнение на этот счет.

А потом толкнул дверь.

Он должен был спросить, готова ли она. Потому что она не была.

Всю комнату озаряли свечи и электрические лампы, свисающие с потолка. Хрустальные графины, наполненные вином, передавались по кругу, будто они не беспокоились о напитке. И каждый человек в комнате был прекрасен.

Ей хотелось, чтобы эта мысль была преувеличением, но это было не так. Каждый человек выглядел так, будто его поцеловали боги. Одаренные подавляющим количеством красоты, богатства и власти.

Луне не было места в этой комнате.

Лютер сжал ее руку крепче, практически волоча ее в зал, где они оба возвышались над всеми. Она видела макушки других женщин. Она не могла стоять здесь и думать, что она не амазонка посреди званого ужина.

— Лютер! — крикнула пожилая женщина из дальнего конца комнаты, где слуги расставили мягкие кресла у камина. — Входи, дорогой. Ты опоздал!

— Готова? — спросил он краешком рта.

— Точно нет, — не то чтобы у нее был шанс отступить сейчас.

Как он так легко прошел сквозь толпу? Лютер сохранял на лице приятную улыбку и светлый вид, которого Луна не могла понять. Он был другим, как и она. И все же каким-то образом он держался со всей гордостью и силой графа.

Он подошел к седовласой женщине, которая не встала. Луна сразу это заметила. Его тете было комфортно сидеть там, пока он преклонял колено и целовал ее руку.

— Тетя. Всегда так приятно тебя видеть.

— О, ты флиртуешь. Ты говоришь это каждый раз, когда я омрачаю твой порог, и почему-то я все еще верю, что ты имеешь это в виду, — она убрала руку от его губ и обратила внимание на Луну. — Ходят слухи, что вы помолвлены. Люди в Перекрёстке Мертвеца утверждают, что ты уже женат, но я знаю, что ты не сделал бы этого без моего одобрения.

— Я бы не посмел, — он быстро встал, затем улыбнулся Луне. — Это моя невеста, тетя. Луна…

И тут она осознала свою ошибку. Казалось, он тоже заметил это в то же время, его глаза расширились, когда он понял, что не знал ее фамилию.

Она быстро прервала его:

— Луна Винчестер, графиня Фернсби. Это честь. Я так много слышала о вас.

Нос старухи вздернулся, а глаза сузились еще больше.

— Разве ты не самонадеянная крошка?

О, нет, она сделала что-то не так? Лютер уже пытался представить ее, так что она решила, что все будет в порядке, если она просто… включится? Возможно, в этом была проблема. Монахини обычно утверждали, что женщины не должны разговаривать, если их должным образом не представили и не обратились к ней. Луна просто никогда не жила такой жизнью.

Открыв рот, она снова закрыла его, прежде чем зажмуриться. Лютер утверждал, что хотел, чтобы она была собой. Вот что он сказал, и ей пришлось придерживаться этого.

Это была не ее жизнь. Она не испортит свое счастье, если сделает что-то не так.

Снова моргнув, она изобразила на лице улыбку и пожала плечами.

— Меня всегда так называли, графиня. Я не думаю, что кто-нибудь поверил бы вам, если бы вы сказали, что я вежливая или кроткая.

Белые брови приподнялись под ее вьющимися волосами цвета одуванчика. Но затем графиня сделала нечто замечательное.

Она улыбнулась в ответ.

— Хорошо, я всегда ненавидела молодых женщин, которые притворяются котятами, когда на самом деле мы — львицы, — она протянула ладонь Луне, чтобы она взяла ее, и, господи, что старуха ожидала от нее?

Луна взглянула на Лютера, но он ничем не помог. Все, что он сделал, это смотрел на нее широко раскрытыми глазами, а затем снова перевел взгляд на ладонь своей тети. Будто давало ей намек на то, что она должна была делать в этой ситуации.

Она на мгновение закатила глаза к потолку, прежде чем взять ладонь графини Фернсби в свою и поцеловать костяшки пальцев старушки.

— От одной львицы к другой, приятно видеть чувство дикости в другой женщине.

Вздохи эхом прокатились вокруг нее. Несколько других женщин обмахивались веером, будто она совершила ужасный грех. Но графиня запрокинула голову и засмеялась от удовольствия.

— Боже, Лютер! Ты нашел абсолютное наслаждение!

Слава богу, она хотя бы развлекала. У Луны все еще было ощущение, что она сделала что-то не так. По крайней мере, она отвлекла внимание Лютера. Учитывая расчетливое выражение лиц некоторых мужчин, когда они вошли сюда, она догадалась, что женщины были не единственными львами в комнате.

Он управлял успешным, но простым городом. Эти мужчины, вероятно, хотели знать, как, и пришли в самый неподходящий момент. Смерть всегда преследовала Перекресток, но никогда не было так близко.

По крайней мере, никто не будет смотреть на него и удивляться, почему все идет так гладко, когда весь город в смятении. Вместо этого они смотрели на нее и недоумевали, зачем графу тратить время на женщину, которая выглядела так, будто в любой момент может разорвать свое платье на спине.

Графиня все еще улыбалась ей, потом махнула рукой.

— Иди и представь свою новую невесту своим друзьям, дорогой. Пусть знают, что я нахожу ее очаровательной.

Что ж, это звучало многообещающе. Луна не ожидала, что все пройдет так хорошо, хотя предполагала, что старушка будет сильнее ее проверять. Однако на данный момент она, похоже, отклонила их.

Лютер положил ладонь ей на поясницу и увел от своей тети. Только когда между ними установилось здоровое расстояние, он вздохнул.

— Все прошло лучше, чем ожидалось. Готова встречаться дальше?

— Нет, — но она расправила плечи. — Но я думаю, если они хотят спектакль, я устрою им его.
















































ГЛАВА 18


Лютеру не следовало так сильно удивляться тому, что она преуспела. Он уже сам видел, что она была находчивой молодой женщиной, и ничто ее, казалось, не могло ее поколебать. Но, конечно, он немного нервничал. Его тетя могла сокрушить даже самого сильного воина.

Воровка не дрогнула. Она посмотрела его тете в глаза, повела себя как мужчина в ответ на протянутую ей руку, и даже тогда ей было все равно, что все засмеялись. В тот момент так много людей в комнате списали ее со счетов.

Не он.

В тот момент, когда она взяла руку его тети в свою, он почувствовал, как в его груди разлилось тепло, и это нельзя было отрицать. Ее заботило, что думает его тетя, и то, как она держала руку старой летучей мыши, ясно давало понять, что Луна хотела позаботиться о ней.

Он не видел такой женщины. Слишком многих порхающих бабочек вокруг них заботило только то, что о них подумают люди. Они не думали о других, только о себе и о том, как их воспринимали.

Луна не переставала его удивлять. Посреди ночи его грудь начала болеть каждый раз, когда он смотрел на нее, и он не мог понять, почему. Лютер постоянно тер грудь, пытаясь расслабить мышцу, сжимавшуюся между ребрами. Но, возможно, дело было не в мышце.

Она подошла к нему, сила и уверенность исходили от нее волнами, напоминая ее рыжие кудри, которые за ночь только стали гуще.

— Я хочу подышать воздухом, — пробормотала она.

И она исчезла из толпы.

Он оглядел свою семью и их друзей. Когда они все стали такими скучными? Каждая деталь их одежды была далеко не такой яркой, как волосы Луны. Их слова были слишком тихими и сказанными без пыла. Чем больше он смотрел на них, тем меньше ему нравилось находиться рядом с ними.

Вслед за этой мыслью пришло осознание того, что ему не обязательно быть рядом с ними, если он этого не хочет. И он прекратил это.

Лютер скользил сквозь толпу, словно шел по облаку. Узы и цепи, которые так долго удерживали его на месте, порвались одновременно. Он был освобожден от мучений, освобожден от всех своих обязанностей. Все потому, что одинокая женщина звала его, как мотылька — огонь.

Куда она ушла? Его огневолосая воровка исчезла слишком легко, на его взгляд, хотя он понимал, что ничего не может сделать, чтобы остановить ее. Точно так же она проскользнула в его жизнь. Крадущаяся тень, которая хотела украсть у него, а потом стала довольно важной частью его жизни.

Балкон. Это было единственное известное ему место здесь, где она могла уединиться. Воздух, сказала она. И он мог только предположить, что она там смотрела на звезды, пытаясь успокоить биение сердца.

Лютер вышел на балкон из столовой, и воздух со свистом вылетел из его легких. Он никогда не видел ее при свете звезд, и, может, помогало вино, но он никогда не видел ее такой красивой. С лунными лучами, танцующими на ее плечах и запутавшимися в длинных локонах ее волос, она была похожа на какую-то богиню древности, на которую он наткнулся.

Он хотел упасть к ее ногам.

— Прости, что прерываю, — выдохнул он, закрывая за собой дверь. — Но я понял, что воздух звучал лучше, чем пребывание в душной комнате с моими родственниками еще дольше.

— Почему? — она оглянулась, ее глаза были любопытными, а в ее голосе сквозила расслабленность. — У меня есть свои причины не желать смущать тебя. Но ты из тех людей. Этой жизни.

— То, что я родился в этом, не означает, что это мне все нравится, — Лютер прошел через балкон, остановился рядом с ней. Он уперся руками в перила и посмотрел на звезды, наклонившись, будто не чувствовал, что вся его жизнь перевернулась с ног на голову. — Они все равно не поймут, через что я прошел.

— Пожалуй, так, — она повторила его позу. — Для этого нужна воровка, дочь ведьмы.

Он рассмеялся.

— Видимо, да.

Между ними воцарилась тишина, и, в отличие от комнаты, которую он только что покинул, тишина была приятной. Они не пытались придумать, что еще сказать или как поддержать разговор.

Они смотрели на луну.

Его волк поднял голову и тоже смотрел на светящийся шар его глазами. Счастье, которое он испытал в этот момент, было прекрасной смесью его счастья и счастья зверя. Когда он чувствовал, что существо счастливо? Никогда. Он ненавидел этот осколок луны, а это означало, что он все еще был в ловушке внутри его тела и не мог искать желаемой свободы.

Он почувствовал на себе ее взгляд за мгновение до того, как она задала вопрос:

— Ты что-то чувствуешь, даже когда луна такая?

— Всегда. Она зовет меня, — он кашлянул, затем покачал головой. — Нет, это не совсем так. Я помню, как впервые сидел в церкви, когда был мальчиком, и священник все время говорил о том, что Бог — это чувство. Его можно почувствовать, когда находишься в святых местах или где-то еще. Даже будучи ребенком, я не думал, что когда-нибудь смогу почувствовать Бога. Пока я не посмотрел на луну, и тогда я это почувствовал.

Он не знал, как объяснить это иначе. Он коснулся рукой груди, прямо над сердцем. Вот где он чувствовал это тогда и где чувствовал эту силу даже сейчас. Натяжение. Ощущение, что он не один и что он совершенен таким, какой он есть.

Почему она ничего не сказала?

Он оглянулся и увидел, что она смотрит на луну с любопытством. Как будто она отчаянно пыталась почувствовать то же, что и он.

— Моя мать поклонялась богине Луны. Она назвала ее Керидвен, хотя некоторые люди думают, что богиня — это белая свинья, а не луна.

— А сейчас? — он хотел узнать больше. Он хотел знать все о ее жизни до всего этого. — Ты сказала, твоя мать была язычницей?

— Потомок древних кельтов. Она следовала старым обычаям, хотя многие хотели ее за это повесить, — она пожала плечами. — И они это сделали. Я даже не смогла ее увидеть, ее забрали. Все, что осталось, это письмо, которое она написала, пока они стучали в ее дверь. Она отправила меня в лес за грибами. Я вернулась в дом, который был разобран на части, и нашла письмо, спрятанное под половицей, с мешком еды, чтобы сохранить мне жизнь.

— Какой ужас, — его сердце сжалось от мысли.

Она была ребенком. Маленькая девочка со шлейфом рыжих волос, которая хотела быть с мамой. Она хотела, чтобы ее обнимали и держали на руках, как и любую другую девочку. И вместо этого ей была дана жизнь лишений и беспорядков.

— Что произошло после этого? — спросил Лютер, хотя и не был уверен, что хотел это знать.

— Я оказалась на улице, как и любой другой ребенок без родителей. Мне потребовалось время, чтобы сдаться, но когда я это сделала, я постучала в дверь Церкви. Совершила ошибку, сказав им, кто моя мать и что случилось. После этого прошли годы попыток изгнать демонов из меня, — еще одно пожимание плечами. — Они хотели сломить нас, моих сестер и меня. Они думали, что мы ведьмы, как наши матери. Я была самой большой, даже тогда. Они пытались научить меня быть воином, но у меня это не очень хорошо получалось. Все эти поющие драгоценности. Они отвлекают.

Он даже не подумал об этом. Комната, в которую он ее привел, была усеяна драгоценностями и богатством.

— Было плохо? — он тяжело сглотнул. — Быть ​​в комнате со всей моей семьей?

— Я научилась игнорировать их пение, — она улыбнулась ему, хотя выражение не дошло до ее глаз. — Они хотят, чтобы их украли. По какой-то странной причине ожерелья и кольца ненавидят оставаться на одном теле. Все они хотят, чтобы их передавали от человека к человеку, потому что со временем люди перестают ими восхищаться. Они хотят чего-то нового, а потом кладут кольцо в коробку и больше никогда его не достают.

Загрузка...