Съедобные сны, или Ошибка доброго мудреца

6. Третий едок

Мы подружились семьями. Зоя и Надежда Алексеевна стали добрыми подругами, а уж о Матвее и обо мне и говорить нечего – крепко-накрепко сдружились. Все это старательно, порой с излишними сентиментальными подробностями, изложено многими авторами во многих сочинениях. Поэтому перейду к главному. Но прежде хочу предупредить читателей, что, вопреки утверждениям некоторых авторов, к научной работе Матвея Утюгова я никакого отношения не имел. Дружба дружбой, а слава врозь! И еще: в кое-каких мемуарах я изображен в роли эдакого героического подопытного кролика. Это чушь! Я заранее знал, что ничем не рискую.

…Два лета подряд мы вместе с Утюговыми снимали дачу в поселке Рапти, под Лугой. А в том достопамятном году друзья наши остались на лето в городе. Матвей знал, что проект его близок к осуществлению, Матвею не до дач было, да и Надежде Алексеевне тоже, а сын их на все лето уехал в Карелию со студенческой туристской группой. Ну, а нам повезло: Зое достались три горящие путевки в семейный пансион под Москвой, и в середине июля она, я и Кира срочно отбыли туда на отдых. Кормили нас в пансионе скудновато, но, в общем-то, условия были неплохие. Мы жалели, что Утюги (так мы их, любя, прозвали) на все лето застряли в Питере, и часто звонили им домой, чтобы они знали, что мы их помним и сочувствуем им. Последнее время Матвей стал нервным, настороженным. Да и было с чего: весной его изгнали из НИИ как неполноценного работника. И с прессой ему не повезло: минувшей зимой он напечатал в маленькой неподписной газетке свою, ныне всем известную, статью «Вероятность невероятного», а в журнале «Научный вестник» вскоре появилась разгромная статья, которую написал его бывший сослуживец; озаглавлена она была так: «Астрономическая гастрономия или бред псевдоученого». Да, невесело было моему Другу.

…На шестнадцатые сутки нашего пребывания в пансионе приснился мне сон, будто стою я перед витриной сказочного продмага. Там – колбаса девяти сортов, банки с черной и красной икрой, всякие конфеты, шоколад, разные фрукты заморские – и ни единого продавца, ни единого покупателя не видно. Я иду к двери. Она из железа и притом закрыта глухо-наглухо. Как мне попасть в этот продовольственный рай? И тут на двери возникают два двузначные числа – 13 и 20; их чья-то незримая рука начертала зеленым фломастером. Я шепчу эти числа, но сезам не открывается. Просыпаюсь де солоно хлебавши. Потом в столовой, за скудным завтраком, рассказываю все Зое. Она вдруг начинает что-то высчитывать на пальцах. Потом загадочным тоном сообщает мне, что тринадцатое место в алфавите занимает буква «М», а двадцатое – буква «У».

– Ну и что с того? – с недоумением вопрошаю я.

– А то, что это инициалы твоего друга. Он ждет твоего приезда. Ты должен чей-то помочь ему.

– Но вчера я с ним по телефону разговаривал, и ни о какой помощи он меня не просил, – авторитетно заявляю я.

– Он очень деликатный человек, он боится нарушить твой отдых. Но я чувствую, что ты ему нужен.

– Зоя, не строй из себя экстрасенса! – шутливо говорю я, и на том разговор заканчивается.

Но вот настает следующая ночь – и сон мой повторяется, причем с теми же цифрами. Зоя вновь повторяет свои доводы, и я прихожу к выводу, что мне нужно отбыть в Петербург. Прилетев в Питер, я позвонил Матвею.

– Гена, немедленно шагай ко мне! – воскликнул мой друг. – И не вздумай по магазинам в поисках пищи шастать! Тебя ждет отличный обед!

– Сейчас выхожу! И заранее благодарю твою супругу за вкусный обед!

– Гена, благодарить тебе придется меня, – изрек Матвей. – А Надя второй день на Васильевском острове обитает, там ее школьная подруга прихворнула, Надя около нее дежурит… Ну, жду тебя немедленно!

Когда я отошел от нашего коммунального телефона, ко мне подошла добрая наша соседка Марсельеза Степановна и сообщила, что в угловой булочной печенье дают, и очередь небольшая. Поблагодарив ее за это приятное известие, я вышел из дома с авоськой и первым делом направился за печеньем, чтобы явиться к Матвею с пищевым подарком, порадовать его. Но когда я подошел к той булочной, очереди уже не было и печенья тоже. А ведь оно было бы неплохим добавлением к обеду, которым собирался угостить меня мой друг. Я очень радовался предстоящей встрече с ним, но не предстоящей кормежке, ибо знал, что, несмотря на свою мечту о всеобщем пищевом благополучии, очень слаб Матвей в роли повара. Другое дело – Надежда Алексеевна; она и при нынешнем пищевом дефиците ухитряется радовать гостей вкусными обедами. Но она, увы, сейчас не дома… Так размышлял я в тот день, еще не зная, не ведая, какое пищевое чудо ждет меня в скромном жилище моего друга.

Когда Матвей открыл мне дверь, мы первым делом по-дружески обнялись, а затем он сказал, что очень-очень рад моему приезду, что он ждал меня. Затем сообщил, что последние дни он очень много работал – и не впустую, ибо ему, наконец, удалось осуществить свой проект, – правда, пока еще не в полном масштабе, но все-таки… В голосе его была какая-то деловитая восторженность. И вот он взял меня за руку и повел в кухню.

Кухня преобразилась. Там, где прежде был холодильник, теперь стояло старенькое кресло, зачем-то перетащенное сюда из кабинета; там, где прежде стоял кухонный стол – теперь постель-раскладушка. А в углу возвышался какой-то загадочный металлический ящик; из его конусообразной верхушки торчала антенна, увенчанная блестящим металлическим шариком; шарик тот, будто ёж, весь был утыкан медными иголочками. Но больше всего поразила меня кровать. Зачем она в кухне?!

– Мотя, вы с Надей жильца, что ли, решили здесь прописать?! – воскликнул я. – Но как же вы без кухни будете?! Где вы еду варить-жарить будете?! Ничего не понимаю!

– Сейчас, Гена, все поймешь, – радостно произнес мой друг. – Вот какого жильца мы здесь прописали! Он – наш кормилец! – И Матвей указал на таинственный ящик с антенной.

Я онемел от изумления. Неужели Матвею удалось осуществить свою мечту?! Мне были по душе его размышления о всечеловеческом благополучии, о всемирной сытости; я считал его добрым, умным, но неудачливым фантазером. Неужели он не только мечтатель, но и осуществитель?

– Ты голоден? – прервал мои размышления Матвей.

– Да. Аппетит есть.

– Ты не боишься испробовать новый способ питания? Учти, что пока что испробован он только двумя обитателями нашей планеты: первый опыт я провел на себе, второй потребительницей небесной пищи стала Надя. Так что ты, если решишься, станешь третьим едоком.

– Мотя, я согласен. Накорми меня, я жду!

После моего ответа Матвей вручил мне шапочку. По фасону она напоминала детскую панамку, но задняя ее половина была из резины, а передняя – матерчатая – была прошита медными проволочками, сплетавшимися в какой-то загадочный узор. Здесь же был прикреплен к шапчонке маленький плоский приборчик, на алюминиевой поверхности которого имелось десять пластмассовых кнопочек. Под ними виднелись цифры… Впрочем, напрасно я описываю эту шапочку-»утюговку», ведь она всем известна. Но тогда я не понимал, какое отношение она может иметь ко мне, к человечеству.

– А цифры и кнопки здесь зачем? – спросил я Матвея.

– Вот это – усыпительная кнопка; нажав на нее, ты можешь погрузиться в съедобный сон немедленно. Но прежде, нажав на одну из этих зеленых кнопочек, ты предопределяешь длительность съедобного сна. Однако ты можешь и заранее заказать себе съедобный сон. Скажем, ты ложишься спать в двенадцать часов, а встать тебе надо в семь. Нажав вот на эту, ты погружаешься в обычный сон, а в половине седьмого он сменяется сном съедобным, то есть ты завтракаешь во сне. И когда в семь тебя будит жена или будильник, ты просыпаешься сытым.

– Мотя, завтракать мне уже поздновато. Мне нужен обед! Не поскупись!

– Он не поскупится! – уверенно ответил Матвей, указывая на загадочный ящик с антенной. Затем стал объяснять мне, что изобретенный им прибор он наименовал так: уловитель-усилитель. Это – опытный образец, радиус его действия мал, в дальнейшем же, посредством…

– Мотя, не толкуй мне про технику, ведь я в ней как свинья в апельсинах разбираюсь… Но, тем не менее, я хотел бы, чтоб в меню моем были и апельсины.

– Гена, меню задумай перед сном. Но в течение сна можешь пополнить обед новыми блюдами и продуктами… Как ты хочешь обедать: лежа в кровати или полулежа в кресле?

– Уж спать – так спать. Выбираю постель. Раздеваться ведь не обязательно?

– Конечно, не обязательно… Геннадий, хочу еще раз предупредить тебя: это все пока еще проба, опыт… Повторяю, что пока только два таких едока в мире: я да Надя… Я предлагал некоторым родственникам, некоторым знакомым – они отказались. Ты тоже откажись, если не хочется. Я, ей-Богу, не обижусь.

– Мотя, ты меня не отговаривай! Я уже сказал тебе: третьим едоком буду я!

Нажав на указанную мне Матвеем кнопочку, я надел чудо-шапку. Она сразу плотно облегла голову, будто срослась с ней. Растянувшись на раскладушке, я стал думать, чего бы такого мне поесть, и внезапно уснул.

…Я был не дома, не в ресторане, не в гостях у родственников. Я был в гостях у чуда. На столе стояла тарелка с окрошкой и все, что нужно для обедающего. Окрошка оказалась вкусной, доброкачественной; хлеб свежим, только что с хлебозавода. Затем на столе возникла тарелка с сардельками. Они были вкусны, но, съев их, я вспомнил, что едал мясные блюда и повкусней, например, шашлыки. И тотчас незримая рука протянула мне шампур со свежим, еще дымящимся бараньим шашлыком. Я ел его неспешно, стараясь продлить удовольствие, а когда съел, то почувствовал, что уже почти сыт. Но тут моя гастрономическая фантазия осмелела: я возжелал икры. И что же?! Незримая рука тотчас поставила на стол две открытые баночки: в одной красная, в другой черная! Разумеется, нельзя было отказаться от такого сверхдефицита! Я ел икру чайной ложкой, заедая роскошную снедь тонкими ломтиками хлеба. А затем на стол прикатились два апельсина. Съев их, я подумал, что хорошо бы завершить обед чашечкой горячего, сладкого натурального кофе. Желание мое сбылось немедленно!..

Пообедав, я сразу проснулся с ощущением приятной тяжести в желудке. Встав с кровати, подошел к сидящему в кресле Матвею Утюгову и молча поклонился ему.

– Ты сыт, Геннадий? – спросил меня мой друг.

– Я сыт, Матвей. Ты совершил чудо!

– Что ты чувствовал во сне?

– У меня осталось ощущение, что обеденный стол, за которым я сидел, и посуда – не вполне реальны. Полуреальны, что ли… А я и еда – вполне реальны.

– Так оно и есть. Гена. Эта небесная пища вполне вещественна. Вскоре ты в этом убедишься. Кухни – отменяются, но сортиры – не отменяются.

Завершая эту главу, я прошу у читателей прощения за одно прозаически-физиологическое сообщение. Обед, съеденный мною во сне, переварился в моем желудке в нормальный срок. И именно в туалете, воссев на стульчак, я окончательно убедился в том, что небесно-космическая пища столь же реальна, как и пища земная.