Сын Казана

ЗОВ ЮГА

Когда Карвель вышел из палатки, Бари все еще стоял как вкопанный. Молодой человек тоже стоял некоторое время молча и не двигаясь и следил за ним. Ответит ли Бари на зов волков? С ними он или против них? Убежит ли он с ними именно теперь?

А волки все приближались. Они не описывали круги, как это делали, когда затравляли лося или оленя, а шли напрямик, прямо на место их стоянки. Карвель легко понял смысл их движения. Все время, пока Бари бежал сюда, у него сочилась из ноги кровь, и вот волки бежали теперь по этому оставленному им следу через дремучий лес, где падавший снег не мог его так плотно засыпать. Карвель не испугался. За свои пять лет бродяжнической жизни между Полярным кругом и цивилизацией он не раз имел дело с волками. Один раз он даже чуть не погиб, но это было на совершенно открытой местности в Барренсе. Теперь же к его услугам был костер, а если бы он и потух, то кругом стояли деревья, на которые ничего не стоило влезть. Он беспокоился только за Бари. Если собака бросит его и уйдет, то он снова останется один. Поэтому он почти строгим голосом спросил его:

— Ты ведь не уйдешь? Нет?

После этого Карвель увидел, что шерсть на спине у Бари ощетинилась, как щетка, и затем услышал, как он злобно, с безграничной ненавистью заворчал. Тогда Карвель отворил в ружье казенную часть, чтобы убедиться, что все в нем было в порядке, и весело щелкнул языком. Бари услышал это щелканье. Быть может, оно что-нибудь и означало для него, потому что он быстро повернул к нему голову и заложил уши назад.

Волки замолчали. Карвель знал, что это должно было обозначать, и насторожился. В тишине с особой металлической остротой прозвучал вдруг стук затвора на его ружье. Несколько минут они не слышали ничего, кроме треска дров в костре. Вдруг Бари напрягся всем телом и отскочил назад. Вытянув вперед голову на уровне с плечами и оскалив клыки, он уставился в темные глубины леса по ту сторону линии огня и заворчал. В один момент Карвель повернулся. То, что он увидел, могло бы испугать кого угодно. На него глядела пара горевших в темноте зеленых глах, потом другая пара, и вдруг их появилось столько, что он не мог бы их сосчитать. Он невольно глубоко вздохнул. Все эти глаза походили на кошачьи, но только были гораздо крупнее. Одни из них, попавшие в освещенное от костра пространство, горели, как раскаленные докрасна угли, другие отливали синим и зеленым цветами и казались живыми существами вовсе без тел. Они окружали его со всех сторон, но там, где он увидел их в первый раз, их было целое множество. В эти несколько секунд Карвель позабыл о Бари, пораженный этим многооким чудовищем, которое наседало на них со всех сторон и несло с собою смерть. Там было пятьдесят, а может быть, и целых сто волков, которые не боялись ничего на свете, кроме огня. Они подошли беззвучно, не захрустев даже сломанной веткой, и будь это позже, когда Карвель и Бари спали бы и не было бы вовсе огня, то…

Карвель задрожал, но тотчас же и овладел своими нервами. Он не собирался стрелять без крайней необходимости, но, тем не менее, держал ружье наготове и швырнул горящую головешку в ту сторону, где светилось наибольшее количество глаз. Вслед за нею он послал туда же и выстрел. Бари уже знал, что такое был выстрел, и, сгорая от безумного желания поскорее вцепиться в горло своему врагу, бросился по тому же направлению. Карвель с испугом стал кликать его назад. Но как было его имя? Как нужно было его назвать? Он видел, как Бари мелькнул с быстротою молнии мимо него и исчез во мраке, и в эту же самую минуту вдруг услышал, как защелкали зубы и завозились в свалке тела. Дрожь пробежала по всему его телу. Собака была одна, а волков — множество. Мог быть только один исход. Его четвероногий друг сам бросился в раскрытую пасть смерти.

Из темноты до него доносилось яростное щелканье зубов этой пасти. Было больно его слушать. Рука Карвеля невольно потянулась к револьверу, висевшему у него на поясе, и он бросил ружье прямо в снег. Держа револьвер перед собой, он ринулся прямо в темноту и так заорал, что его крик можно было бы услышать за целую милю вокруг. Вместе с этим криком на боровшуюся массу тел вдруг посыпался целый дождь огня. Затем он отбежал обратно к костру. Тяжело дыша, он стал прислушиваться. Больше уж он не видел в темноте и не слышал возни тел. Внезапность и неистовство его атаки распугали всех волков. Они разбежались. Но собака! Он затаил дыхание и стал вглядываться в темноту. Какая-то тень вдруг вошла в сферу огня. Это был Бари. Карвель побежал к нему навстречу, схватил его на руки и поднес его к костру, чтобы повнимательнее рассмотреть.

Долгое время после этого Карвель вопросительно смотрел на собаку. Затем он вновь зарядил оружие, подкинул в костер топлива, достал из своего ранца материи и забинтовал ею три или четыре наиболее глубокие раны на лапах у Бари. И несколько раз он с удивлением повторил:

— Ну, и какого черта тебе нужно было туда лезть? Чего ты не поделил с волками?

Всю ночь напролет он не спал и был настороже.

Случай с волками устранил последнее недоверие, которое еще могло существовать в отношениях между человеком и собакой. Потому что все время после этого, пока они вместе продвигались на северо-запад, Карвель нянчился с Бари, как с ребенком. Из-за ран собаки он продвигался вперед только на одну милю в день. Бари понимал это и привязывался к нему все больше и больше, потому что в руке этого человека была такая же нежность, как и у Нипизы, и от одного его голоса он чувствовал к нему безграничное расположение. Он больше не боялся его и стал относиться к нему с полным доверием. И Карвель, со своей стороны, ценил это. Расстилавшаяся вокруг них широкая пустыня и их обоюдное одиночество указали ему на глубокую важность даже самых мелких обстоятельств и заставили его еще лучше относиться к Бари. Так, он сделал открытие, которое заинтересовало его очень глубоко. Всегда, куда бы они ни шли, Бари неизменно смотрел или оборачивался на юг когда они располагались на ночлег, то он ложился мордой к югу и то и дело внюхивался в тянувший оттуда ветерок. Сначала это казалось ему вполне естественным, так как он предполагал, что в той стороне находились именно те места, на которых Бари привык охотиться. Но с течением времени он стал замечать совсем иное. Всякий раз, как они удалялись от той стороны, куда глядел Бари, он начинал тихонько скулить и проявлять большее беспокойство. Он не проявлял никаких намерений бросить Карвеля и убежать, но Карвель все более и более убеждался, что он чуял со стороны юга какой-то непостижимый, таинственный зов.

План Карвеля: как-нибудь добраться до Большого Невольничьего озера, а это добрые восемьсот миль к северо-западу, затем отсюда, когда настанет весеннее половодье, отправиться уже на лодке прямо на запад к Мекензи и, наконец, растаять где-нибудь в горах Британской Колумбии. Но эти планы резко изменились в феврале. Его и Бари захватил в дороге жестокий шторм, и в тот самый момент, когда оба они уже собирались погибать, Карвель вдруг наткнулся в самой глубине леса на хижину. Это было неожиданное спасение. Он вошел в нее. Там оказался мертвый человек. Он умер уже давно, замерз и так и лежал в замороженном виде. Карвель выкопал яму и похоронил его.

Эта хижина оказалась кладом для него и для Бари. В особенности для него. Очевидно, ею владел один только покойник. В ней было довольно уютно и имелось много припасов; но что было лучшего всего, так это то, что ее владелец еще перед смертью заготовил большую партию великолепных мехов. Карвель с большой радостью и заботливостью перебрал все шкурки. Их было на целую тысячу долларов, и их можно было сбыть на любом посту.

Хижина эта находилась в милях в двуустах к северо-западу от Серого омута, и скоро Карвель стал замечать, что когда на Бари находило его странное настроение, то он оборачивается уже не прямо на юг, но на юго-восток.

С каждым днем солнце поднималось все выше и выше: становилось теплее; стал таять снег. В воздухе повеяло дыханием весны. Вместе с ним возвратились к Бари и его тоска. Его потянуло к одиноким могилкам у Серого омута, к сгоревшей избушке, к покинутому шалашу около речки и к Нипизе.

Они прожили в этой хижине до мая. Распустились почки, потянулись запахи, и вылезла из-под земли трава. Карвель нашел наконец первый голубой подснежник.

В тот же вечер он стал укладываться в дорогу.

— Пора!.. — объявил он Бари. — Я изменил свое решение. Теперь мы отправимся на юго-восток. Туда!..

И он показал в сторону Серого омута.