Сыщик Мартин Хьюитт

VII. ЧЕРЕПАШЬЕ ДЕЛО

Очень часто Хьюитт был так заинтересован каким-то особенно необычным делом, что едва сдерживал себя, чтобы не бросить все остальные заказы, пусть с точки зрения дохода оно ему практически ничего не сулило. Как правило, детектив умел расставлять приоритеты и противостоять подобным желаниям, но было одно дело, которому он отдал себя полностью. Это был определенно невероятно странный случай — одно из тех дел, которые периодически выходят в свет, но обычно остаются не оглашенными для обычной публики. Сталкиваясь с подобным, волей-неволей начинаешь думать, что эксцентричные выдумки лондонских происшествий мистера Р. Л. Стивенсона в «Новой Тысяче и одной ночи» не такие уж и экстравагантные. «Нет ничего в принципе возможного в этом мире, — часто говорил мне Хьюитт, — что бы не происходило или ещё не произошло в Лондоне». И, конечно, у меня не было причин с ним не согласиться.

Случай, о котором я рассказываю, произошёл за некоторое время до нашего с детективом знакомства — а 1878 году. Утром, как обычно, он пришёл в офис поискать какую-то информацию насчёт одного из своих скучных и зачастую трудных дел, которые, вероятно, составляли основу всей его практики. Но там Хьюитта уже ждало известие о таинственном убийстве, произошедшем в другой части этого же здания днём ранее. Из-за неясных обстоятельств произошедшего в утренних газетах, которые по воле случая детектив не читал, промелькнуло лишь туманное описание этого дела.

Здание находилось на новой линии частично перестроенной улицы у национальной галереи. Весь ряд домов был построен одним спекулянтом для сдачи квартир, комнат и офисов (на первых этажах). Комнаты расходились очень хорошо и, как правило, подходящим жильцам. Самым неприятным из арендаторов оказался мистер Рамо, темнокожий джентльмен, холостяк, занявший три комнаты на верхнем этаже именно того здания, которое посещал Хьюитт. Арендные платы он производил всегда вовремя, но вот на его поведение поступали бесчисленные жалобы от соседей. Он дико напивался и начинал выть и кричать на неизвестных языках. Он засыпал прямо на лестнице, и леди боялись там проходить. Твёрдый мусор он рассыпал по общим ступенькам и коридорам, кидался им в пекарей и почтальонов, а над посыльными играл такие подлые и зверские шутки, что они, порой, заканчивались вызовом в полицейский участок. Какое-то время ему очень нравилось съезжать по перилам лестницы с криками: «Хо-хо! О да!». Но поскольку он был взрослым и тяжёлым мужчиной, а перила предназначались для совершенно других целей, очень скоро его в строгой форме попросили прекратить это ребячество. У него было полно денег, но, несмотря не это, складывалось ощущение, что он слишком легкомыслен и дик, чтобы жить среди обычных, тихих людей.

Сколько ещё хозяин дома собирался терпеть эти выходки, по словам информатора Хьюитта, оставалось загадкой, потому что в субботу днём вопрос о нежелательном арендаторе решился сам собой. Рамо был убит в своей комнате, а тело самым непостижимым образом было тайно вынесено из дома.

Сильнейшее подозрение пало на разнорабочего, который копал и таскал уголь, мыл окна и рубил дрова для нескольких домов на этой улице и который внезапно уехал в ту же субботу. На самом деле убийство было совершено ножом этого человека, а сам он не раз угрожал Рамо расправой, когда тот в своей излюбленной зверской манере над ним подшучивал. Подозреваемый был французом по имени Виктор Гужон, потерявшим работу часовщика из-за травмы правой руки. Он как мог зарабатывал себе на жизнь, выполняя разную грязную работу.

Это был маленький, слабый и не особо примечательный человек, и беспрестанные издевки большого негра просто сводили его с ума. Очень часто, вдоволь натешившись страданиями Гужона, Рамо небрежно кидано ему шиллинг, и хотя маленький француз очень нуждался в деньгах, он, разрываясь от ярости, всегда швырял подачку прямо в лицо мучителю.

— Свинья! Отребье! — кричал он. — Грязая африканская свинья! Отнеси этот шиллинг туда, откуда его украл! Voleur[14]. Свин!

На цокольном этаже дома жила черепаха, которую Гужон взял себе в качестве домашнего животного, и которую негр иногда использовал в качестве метательного снаряда, запуская несчастное существо прямо в голову французу. В один из таких случаев черепаха так сильно врезалась в стену, что у неё раскололся панцирь, и ослеплённый яростью Гужон набросился на своего мучителя с лопатой. Эти истории — лишь малая часть из всех стычек между Рамо и разнорабочим, но они прекрасно иллюстрируют их взаимоотношения.

После общения со своим родственником из Франции, предлагавшим работу, Гужон уволился и решил уезжать как раз в тот день, когда было совершено преступление. Около трёх часов пополудни горничная, продвигавшаяся в сторону комнат Рамо, встретилась с уходящим Гужоном. Гужон попрощался с ней и, указывая в направлении комнат Рамо, торжествующе произнёс: «Больше никаких чёрных свиней в моей жизни. Черт! С меня довольно! Больше он никогда не будет меня tracasser[15]». И ушёл.

Девушка прошла к входной двери Рамо и постучала, но никто ей не ответил. Решив, что жильца нет дома, она уже потянулась за своими ключами, но вдруг обнаружила, что дверь не заперта. Она прошла в гостиную, где наткнулась на бездыханное тело. Рамо лежал на диване лицом к потолку, а голова его свисала практически до самого пола. В черепе негра зияла чудовищная рана, из которой рекой текла кровь.

Горничная упала в обморок и не приходила в себя около десяти минут. Наконец очнувшись, девушка в ужасе выползла из комнаты, мигом примчалась к ключнице и вне себя от пережитого шока принялась кричать: «Убийство!», а затем впала в дикую истерику, после которой не могла успокоиться ещё добрых три четверти часа. Окончательно придя в себя, она рассказала свою историю. Ключница позвала привратника, и они вместе отправились в комнаты Рамо.

По полу растеклась лужа крови, и мясницкий топор, которым, очевидно, и был нанесён смертельный удар, стоял, прислонённый к каминной решетке. Только вот тело исчезло! Комнаты сразу же обыскали, но так ничего и не обнаружили. Просто вынести тело из дома никто не мог, потому как привратник сразу бы заметил человека, пытающегося пройти с необычным грузом. И все же нигде в доме мертвеца не было.

К понедельнику, когда Хьюитту обо всем этом рассказали, комнаты Рамо все ещё были оцеплены полицией. Это дело взял на себя инспектор Неттингс, и поскольку он был знакомым Хьюитта и как раз присутствовал в комнатах наверху, детектив поднялся поговорить.

Неттингс был очень рад видеть Хьюитта и пригласил его пройти и осмотреть комнаты.

— Возможно, вы заметите что-то, что мы проглядели, — сказал он. — Хотя это не тот случай, в котором могут возникнуть особенные сомнения.

— Думаете, это Гужон?

— Думаю? О да! Посмотрите сами! Прибыв сюда в субботу, мы нашли эту бумажку с булавкой на полу. Мы показали их горничной, и она вспомнила, — бедняжка пребывала в слишком расстроенных чувствах, чтобы сразу об этом подумать, — что эта бумажка лежала на груди убитого, — очевидно, приколотая. Должно быть, она отлетела, когда кто-то уносил тело. Очевидно, это полоумная месть Гужона. Прочтите сами — вы же знаете французский?

Бумажка оказалась половинкой писчей бумаги, на которой нетвердой рукой красными чернилами было выведено:

— «Puni par un vengeur de la tortue», — мелодично проговорил Хьюитт, — «Наказан мстителем черепахи». Звучит странно.

— Да, весьма. Но посыл вам понятен. Вам уже рассказали, как Рамо обращался с черепахой Гужона?

— Да, это упоминалось вместе с его остальными злыми шутками. Но это слишком тяжёлая месть за такое, а уж заявление о ней — страннее не придумаешь.

— О, да он сумасшедший, — его окончательно довели бесконечные издевки Рамо, — ответил Неттингс. — В любом случае это явное указание — все равно, что он поставил бы свою подпись. К тому же записка на его родном языке — на французском. А ещё тут его нож.

— Кстати о подписях, — подметил Хьюитт, — вы же уже сравнили почерк на этой записке с почерком Гужона?

— Я думал об этом, но, кажется, у них нет никаких образцов его письма. Да и в любом случае, это не так важно. Этого «мстителя черепахи» на родном языке достаточно. К тому же почерк очень легко подделать.

— Вы нашли Гужона?

— Честно — нет. Не нашли. С этим у нас некоторые затруднения. Но думаю, что к завтрашнему дню мы до него доберёмся. А вот и мистер Стайлс, хозяин дома.

Мистер Стайлс был высохшим, ворчливым маленьким человеком со странной привычкой дергать бровями во время разговора. Говорил он короткими, отрывистыми фразами.

— Какие новости, а, инспектор? Ну? Ну? Больше ничего не нашли, а? Кошмарное событие в моем доме — кошмарное! А кто ваш друг?

Неттингс представил Хьюитта.

— Ужасное происшествие, а, мистер Хьюитт? Чудовищно! Вот что бывает, когда имеешь дело с этими кровожадными иностранцами, а? Новый дом, и все — впечатление напрочь испорчено. Теперь уж никто не захочет тут жить, а? Один из жильцов — шумный негр — убит моим собственным слугой — ужасно! Вы же уже сформулировали какую-то теорию, да?

— Сформулировал бы, если бы был лучше ознакомлен с делом.

— Да, да, — то же мнение, что и у инспектора, а? Я имею в виду, ваше собственное?

Старик буквально впился глазами в лицо Хьюитта.

— Если вы хотите, чтобы я рассмотрел дело… — начал Хьюитт.

— Да? О, рассмотрите! Нанять я вас не могу, сами понимаете, — это уж дело полиции. Совершено преступление. Полиция отлично справляется, кажется. Уверен, это Гужон. Но можете осмотреться, если хотите. Если найдёте что-нибудь, что затрагивает мои интересы, скажите мне — возможно, я вас найму, а? А? Доброго дня.

С этими словами хозяин дома поспешно удалился, и инспектор рассмеялся.

— Любит знать, за что платит, этот мистер Стайлс, — сказал он.

После всего произошедшего первым импульсом Хьюитта было сейчас же убраться оттуда подальше. Но, тем не менее, интерес к этому делу не убавился, и детектив был настроен как минимум осмотреть комнаты убитого, к чему тотчас же и приступил. По одну сторону от коридора располагалась ванная, оборудованная полноценной купальней, которую Хьюитт изучил особенно внимательно. Затем он позвал ключницу и попросил рассказать об одежде и постельном белье Рамо. Ключница не имела никакого представления о количестве этих вещей. Как и все чернокожие, он любил покрасоваться, поэтому постоянно покупал себе новую одежду, которая действительно устилала собой каждый уголок спальни. Однако когда Хьюитт начал расспрашивать про каждую вещь в отдельности, ключница вспомнила про тяжелое черное пальто, которое Рамо надевал очень редко — только в самую холодную погоду.

— После того, как обнаружили тело, — спросил Хьюитт, — в доме не находился никто посторонний? И если да, то нес ли он с собой что-нибудь?

— Нет, сэр, — ответила ключница. — Насчет этого всех особенно допрашивали. Конечно, после того, как мы узнали, что тело пропало, никто никого не видел, иначе его бы остановили. Но привратник с уверенностью говорит, что примерно за полчаса до этого момента (как раз то время, когда горничная увидела тело и упала в обморок) никто из незнакомцев не заходил в этот дом.

В этот момент в комнате появился клерк из офиса хозяина дома с запиской для Неттингса.

— Ага, — сказал инспектор Хьюитту, — наконец-то они нашли образец почерка Гужона, — можете взглянуть. Мне он не нужен — я не графолог, да и в любом случае это дело для меня ясно, как Божий день.

Хьюитт взял в руки записку.

— Это, — сказал он, — совсем не тот почерк, что мы видели. Записка красными чернилами о мстителе черепахи написана грубыми, большими и неуклюжими буквами, будто ее автор впервые в жизни держит перо. А вот эта бумага исписана маленькими и аккуратными буквами, разве что немного неравномерными, — вероятно, результат травмы руки.

— Это ничего не значит, — настаивал Неттингс. — Улики из исписанных вручную бумаг, как правило, совершенно бесполезны. Что может быть проще, чем исказить или скопировать почерк. К тому же, если Гужон такой прекрасный каллиграф, то изменить стиль написания для него проще простого. Теперь сами скажите, разве может такая мелочь, как почерк, перекрыть собой «мстителя черепахи» — практически, письменное признание, — не говоря уже о ноже и словах, которые француз сказал горничной перед уходом?

— Ну, — сказал Хьюитт, — возможно, нет. Поглядим. А пока, — продолжил он, обращаясь к клерку домовладельца, — не будете ли вы так добры ответить мне на несколько вопросов. Во-первых, расскажите мне о характере Гужона.

— Насколько мне известно, у него превосходный характер. К нам ни разу не поступило ни одной жалобы на него, за исключением мелких неприятностей из-за невнимательности — оставлял, бывало, угольную пыль на лестнице, в которой пачкались жильцы, терял лопаты, и все в этом духе. Он определенно был немного рассеянным, но, насколько могу судить, весьма достойным человеком. Никто и никогда бы не подумал, что он может совершить убийство из-за черепахи, пусть он и был к ней очень привязан.

— Черепаха сейчас мертва, я правильно понимаю?

— Да.

— В этом доме есть лифт?

— Только для мешков с углем и тяжелых посылок. Гужон периодически им пользовался, когда таскал вещи по работе. Лифт спускается до цокольного этажа.

— А под домом хранится уголь?

— Нет. Хранилище для всей линии находится под двумя соседними домами — цокольные этажи сообщаются друг с другом.

— Вам известно другое имя Рамо?

— Он подписывал договор аренды именем Сезар Рамо.

— Он когда-либо упоминал о своих родственниках?

— Нет. Однажды, напившись, он бормотал что-то, но, конечно же, все это была полная чушь. Кто-то сказал ему вести себя потише — это был поистине зверский арендатор, — и Рамо ответил, что в этом доме лучший — он, а его брат — премьер министр, — и так далее. Просто пьяные речи! Никогда не слышал ничего внятного о его родственниках. О его связях совершенно ничего не известно. К нам он попал по совету банкира.

— Благодарю. Думаю, это все, что я хотел спросить. А вы примите к сведению, — продолжил Хьюитт, обращаясь к Неттингсу, — что все чернила в этих комнатах сиреневые и ароматные, а вся бумага — крашеная и так же с ароматом, да ещё и с монограммой — сразу видно, что здесь живет негр при деньгах. А записка, прикреплённая к груди Рамо, написана красными чернилами на каком-то засаленном обрывке бумаги, следовательно, ее сделали где-то в другом месте и принесли сюда. Вывод: все это было спланировано заранее.

— Да, да. Но вы хоть на дюйм приблизились к правде с этими своими спекуляциями? Неужели вам известно обо всем больше, чем мне?

— Возможно, нет, — ответил Хьюитт. — Я не заявляю во всеуслышание о том, что знаю, кто приступник. Это делаете вы. В настоящий момент в этом я вам уступаю. Но вы не предложили ни одной теории о том, кто вынес тело Рамо, — а вот это уже мне, пожалуй, известно.

— Ну и кто же?

— Ну же, попробуйте догадаться сами. Это не Гужон — вот вам подсказка. Но это был человек, хорошо известный вам в рамках этого дела. Сегодня вы не единожды упоминали его имя.

Неттингс смотрел на детектива пустым взглядом.

— Совершенно вас не понимаю, — сказал он. — Но, конечно же, вы имеете в виду, что человек-загадка, который убрал тело, совершил убийство?

— Нет. Никто не может быть невиннее его в этом вопросе.

— Ну, — отступаясь, заключил Неттингс, — боюсь, кто-то из нас сегодня плохо соображает. Что будете делать?

— Поговорю с человеком, который убрал тело, — ответил Хьюитт с улыбкой.

— Но, ради Бога, зачем? Зачем возиться с человеком, если он не преступник?

— Не думайте об этом. Просто есть вероятность, что именно этот человек окажется самым ценным свидетелем.

— Вы хотите сказать, что он видел преступление?

— Весьма вероятно.

— Ладно, не буду больше приставать. Нужно задержать Гужона — вот это дело по мне, все просто и понятно. Я предпочитаю работать с самым «сердцем» дела — с самим убийством, — когда на руках имеются такие очевидные доказательства.

— Возможно, я тоже эти займусь, — сказал Хьюитт, — и, если хотите, могу сказать, что я собираюсь делать в первую очередь.

— Что же?

— Хорошенько изучу карту Вест-Индии, и советую вам тоже этим заняться. Доброго дня.

Неттингс проводил Хьюитта взглядом и после ухода детектива ещё несколько минут пялился в пустой коридор. Затем он сказал клерку:

— О чем он говорит?

— Не знаю, — ответил тот. — Не смог уловить мысль.

— Не думаю, что она вообще есть, — заявил Неттингс. Он просто нас разыгрывает.

Неттингс действовал лучше чем соображал, и уже через два часа после их с Хьюиттом беседы Гужона поймали и отвезли на Боу-стрит. Француза остановили утром в Ньюхэвене, когда он собирался ехать в Дьеп, и отправили обратно в Лондон. Но Неттингс встал в тупик.

Ближе к вечеру он наведался к Хьюитту, чтобы все рассказать.

— Мы взяли Гужона, — печально сказал он, — но есть проблема. Нашлись двое друзей, готовых поклясться, что у него есть алиби. В субботу в половине второго Рамо видели живым, а девушка обнаружила его тело около трёх часов дня. Друзья Гужона утверждают, что с часу до четырёх он постоянно был с ними, и один раз отлучился на пять минут — как раз, когда его встретила горничная, — чтобы отдать ключнице ключ или что-то такое, ведь он собирался уезжать навсегда. Они ждали Гужона на лестничной клетке этажом ниже и слышали, как он с ней разговаривал, а затем проводили его взглядом до комнаты ключницы, и вся лестница была в поле их зрения. Эти ребята работают где-то рядом и хорошо себя зарекомендовали. Но, возможно, нам удастся узнать о них что-то неблагородное. Кажется, они выпивали с Гужоном под предлогом «проводов».

— Так, — сказал Хьюитт, — не думаю, что вам стоит утруждать себя поиском компромата на этих людей. Скорее всего, они говорят правду. Давайте начистоту. Вы пришли сюда за подсказкой, не так ли?

— Ну, только если можете мне по-дружески намекнуть, хотя, в конце концов, я могу быть прав. И все же, я хочу, чтобы мне объяснили, что вы имели в виду этим своим изучением карты и прочими загадками. Ох, учусь собственному делу после стольких лет работы! Но, возможно, я этого заслуживаю.

— Послушайте, — сказал Хьюитт, — вы помните, на какую карту я обратил ваше внимание?

— На карту Вест-Индии.

— Верно! И у вас как раз сейчас есть шанс этим заняться. С этими словами Хьюитт снял с книжной полки атлас. — Итак, смотрите сюда: самый большой остров из здесь представленных — Гаити. Вам должно быть прекрасно известно, что западная часть этого острова населена чёрными, и что вся территория находится в очень запущенном состоянии с нелепыми намеками на цивилизацию. Там постоянно происходят революции. Республики Южной Америки по сравнению с Гаити — мирные и процветающие государства. Страна находится в ужасном состоянии — советую вам почитать об этом у сэра Спенсера Сент-Джона. Президент за президентом пробиваются к власти самыми жестокими путями, учиняя страшную разруху, сотнями убивая своих оппонентов и прибирая к рукам их собственность, и представители президентской свиты ничем не лучше самого главы государства. Под руководством этих негодяев гибнут целые семьи — мужчины, женщины, дети, — а, как следствие, страна наполняется самыми отпетыми людьми, не прекращающими крысиную борьбу за власть. Возможно, худшим из этих президентов был печально известный Доминге, свергнутый в результате восстания (рано или поздно каждого из них ожидает эта участь) и вынужденный покинуть страну. Доминге с племянниками, один из которых занимал пост премьер министра, пользуясь властью, учиняли неисчислимые кровавые расправы, поэтому многие участники оппозиции начали готовить месть на маленьком острове к северу от Гаити. Но их нашли и практически всех уничтожили. Сейчас, я покажу вам этот остров на карте. Как он называется?

— Тортуга.

— Правильно. Однако «Tortuga» — это испанское название. Гаитяне же говорят на французском — креольском французском. А вот это французский атлас: смотрите, как этот остров называется тут.

— «La Tortue!»

— «La Tortue» — это черепаха. То же самое значит и «Tortuga» в испанском. Но на Гаити этот остров все называют «La Tortue». Теперь вы видите отсылку в той записке, которая была прикреплена к груди Рамо?

— Наказан мстителем черепахи — de La Tortue — то есть с острова черепах, — о, теперь все понятно. Видимо, убитый был как-то связан с той резней, и кто-то с острова решил его покарать. Это просто невероятно.

— А теперь слушайте. Имя племянника Доминге — того самого премьер министра — Септимус Рамо.

— А это был Сезар Рамо — вероятно, брат. Понимаю. Ну, это уже совсем другое дело.

— Родственные связи не исключены. Теперь вы понимаете, почему я до последнего сомневался в виновности Гужона.

— Конечно, конечно! И теперь, полагаю, мне нужно найти этого негра — парня, написавшего записку. Было бы здорово, если бы он писал поразборчивее. Если бы только название острова было написано с заглавной буквы, я бы точно обратил на него внимание вместо того, чтобы рубить с плеча и думать, что это отсылка к несчастной черепахе с цокольного этажа. Ну, я повел себя глупо, но теперь-то я точно доберусь до этого негра.

— А я, как уже говорил, — сказал Хьюитт, — доберусь до человека, который унес тело Рамо. Я бы начал прямо сейчас, но у меня есть еще несколько планов на день.

— Вы сказали, что, вероятно, он видел преступление. Как вы это поняли?

Хьюитт улыбнулся.

— Пусть это пока побудет моим секретом, — сказал он. — Скоро вы все узнаете.

— Хорошо, — смиренно произнес Неттингс. — Думаю, не стоит вам докучать, если вы все равно не собираетесь мне всего рассказывать. И все же, в этом деле я чувствую себя полным дураком и не вижу ничего дальше, чем вы мне указываете.

С этими словами инспектор Неттингс отправился на поиски негра-убийцы. Оставшись один, Мартин Хьюитт от души рассмеялся и похлопал себя по бедру.

В конце улицы, на которой стоял дом мистера Стайлса, находились стоянка экипажей и загон, к которым неспешно подошел незнакомец и окликнул извозчиков. Кто угодно сразу принял бы прохожего за кэбмена в отпуске. Край шляпы, высоко повязанный шейный платок, огромные пуговицы на пальто и, самая главная отличительная особенность этих людей, — походка вразвалочку и мятые брюки.

— Кууу! — дружелюбно воскликнул он, сопроводив свое приветствие кивком, характерным исключительно для извозчиков. — Я ищу тут одного проходимца. Мне сказали, что кто-то из местных ребят видел его в прошлую субботу, и мне надо знать, куда он пошел. Пока не смог раздобыть его адрес. Сказали, взял кэб сразу после наступления темноты. Высоченный парень, укутанный в длинное черное пальто. Кто-нибудь из вас его видел?

Извозчики переглянулись и покачали головами. Оказалось, что никого из них не было на этой стоянке в то время. Но один из них вдруг сказал:

— Погодите, — бьюсь об заклад, его отвозил Билл Стеммерс. Йорки уже собирался, но этому парню нужна была пролетка, так что его повез Билл. Здоровенный парниша в черном пальто с поднятым воротничком и сильно укутан. Шляпу натянул прям на нос и сильно спешил. Запрыгнул еще в пролетку, как куница.

— А лица не разглядели?

— Нет, не смог — слишком уж закутался. Сложно сказать, было ли у него вообще лицо.

— А рука у него была перевязана?

— Ай, да вроде того. Одна рука была спрятана под пальто, как будто бы и перевязанная.

— Значит он. Кто-нибудь скажет, где мне найти Билла Стеммерса? Он-то мне и расскажет, куда девался мой дорогой мошенник.

Получив всю нужную информацию, Мартин Хьюитт, к случаю притворившийся отдыхающим кэбменом, отправился на поиски Билла Стеммерса. Уважаемый старик в деталях описал детективу то место в Ист-Энде, куда он отвез укутанного клиента в субботу, после чего Хьюитт пустился в поиски, продлившиеся практически двадцать часов.

Около трех часов дня во вторник, когда Неттингс уже выходил из дверей полицейского участка Боу-стрит, туда подъехал Хьюитт на извозчичьей карете. В экипаже, скорчившись, сидел еще какой-то человек, но, оставив его, Хьюитт поспешил в участок и поздоровался с Неттингсом.

— Ну, — сказал детектив, — уже нашли убийцу Рамо?

— Нет, — взвыл Неттингс. — Правда… ладно, Гужон все еще под стражей, и я думал, может ему что-то известно…

— Фу, нонсенс! — ответил Хьюитт. — Лучше отпустите его. Зато у меня кое-кто есть. — рассмеялся Хьюитт и похлопал инспектора по плечу. — Я нашел человека, который утащил тело Рамо!

— Черт возьми! Где? Приведите его. Мы должны…

— О, не торопитесь. Он не сбежит. С этит словами Хьюитт прошел к кэбу, вывел оттуда своего узника, который, натянув шляпу до самого подбородка, на цыпочках поторопился в участок. Одна рука его была прижата к груди под длинным пальто, а из-под шляпы выбивался кусочек белой повязки. Подняв голову, узник обнажил черное лицо.

— Инспектор Неттингс, — торжественно произнес Хьюитт, — позвольте представить вам мистера Сезара Рамо!

Неттингс поперхнулся.

— Что! — воскликнул он, снова обретя дар речи. — Что! Вы… Вы — Рамо?

Негр беспокойно огляделся и отпрянул от двери.

— Да, — сказал он, — но прошу, не так громко, пожалуйста. Они могут быть близко, мне очень страшно.

— Вы же подтвердите, — спросил Хьюитт со злобным смешком, — не только то, что в прошедшую субботу вас не убивал Виктор Гужон, но и что на самом деле вас вообще никто не убивал? А еще то, что вы унесли из комнат собственное тело самым обычным образом — на своих ногах.

— Да, да, — ответил Рамо, дико оглядываясь. — А эта комната… она же… она же не общественная? Меня не должны видеть.

— Нонсенс! — раздраженно ответил Хьюитт. — Вы преувеличиваете опасность, а еще степень важности собственной персоны и способности ваших врагов. Вы в безопасности.

— Тогда, полагаю, — начал медленно произносить Неттингс, постепенно осознавая произошедшее, — полагаю… о, черт, да вы, должно быть, встали, когда эта глупая девчонка закричала и упала в обморок, и просто ушли. Говорят, что нет ничего прочнее черепа негра, и ваш определенно сделал из меня полного идиота. Но тогда получается, что кто-то все-таки вас ударил по голове. Кто?

— Враги — мои злейшие враги. Политические враги. Я большой человек, — тут в голосе Рамо нотки страха сменились тщеславием, — важный человек в своей стране. У них там целые секретные сообщества, организованные специально, чтобы убить меня — меня и моих друзей. И один из врагов просто приходит ко мне домой и делает со мной это — раз, два, — говорил негр, показывая на свое запястье и голову, — топором мясника.

Рамо рассказал Неттингсу все о нападении. Негр, которого Сезар пару раз замечал рядом с домом внезапно вломился к нему в комнаты и нанес два разъяренных удара ножом. Первый удар пришелся на запястье и серьезно его повредил, а второй раз вредитель попал прямо в голову. Очевидно, нападавший сразу же скрылся с места преступления, оставляя Рамо умирать. Но, как оказалось, жертву просто парализовало шоком, и, благодаря несокрушимой прочности черепа темнокожего человека и неточному удару ножа, на голове у несчастного лишь открылась глубокая кожная рана, а кость осталась цела. Некоторое время Рамо лежал без чувств, и, вероятно, пришел в себя во время визита горничной. Объятый ужасом осознания, что враги его обнаружили, единственное, о чем он мог думать, — поскорее убраться и спрятаться. Он наскоро промыл и перевязал раны, укутался с ног до головы в самое длинное и большое пальто и, чтобы избежать лишних глаз, спустился на цокольный этаж в грузовом лифте. Рамо просидел на нижнем этаже одного из сообщающихся домов до наступления темноты, а затем уехал в кэбе искать новое убежище в Ист-Энде. Он с собой не взял почти никаких денег, и именно этим аргументом воспользовался Хьюитт, чтобы выманить найденного беглеца из его убежища, ведь тот не мог даже притронуться к большим суммам на своем банковском счете до тех пор, пока числится мертвым. С большим трудом и исключительно после обещания получить защиту со стороны полиции «важный человек» наконец согласился объявиться, забрать свое имущество и затем уже прятаться, где ему будет угодно.

Неттингс с Хьюиттом вдвоем отошли на пару минут пообщаться, оставляя несчастного Рамо в окружении полицейских.

— Ну, мистер Хьюитт, — сказал инспектор, — это дело для меня — болезненное поражение. Я был слеп, как летучая мышь, хотя все эти факты были прямо перед моим носом. И все же я никак не могу понять, от чего вы оттолкнулись с самого начала. Что вас зацепило?

— Ну, с самого начала мне показался весьма странным тот факт, что тело кто-то забрал после того, как к нему была прикреплена записка. Зачем убийце оставлять сообщение, если он все равно собирается уносить тело? Кто тогда прочтет его и узнает природу мести? Очевидный вывод: человек, унесший тело, не убийца. Но после обследования комнат я пришел к заключению, что это, возможно, было совсем не убийство. Тому было полно подтверждений, и я очень удивлен, что вы их не заметили. Во-первых, несмотря на море крови на полу в том месте, где Рамо увидела горничная, больше красных следов нигде не было. А если бы тело перетаскивали или переносили, то кровь размазалась бы (или накапала) и образовала на полу дорожку. Отсутствие этих очевидных вещей было подсказкой к тому, что жертва вполне могла прийти в себя, перевязать раны и уйти. Я тут же вспомнил, что Рамо — молодой негр, а головы чернокожих практически непрошибаемые. Далее, если бы тело выволокли наружу — а такого тяжелого человека иначе не переместить, — то наверняка на коврах остались бы какие-то следы, но ничего подобного не было. Но помимо всего прочего обнаружился еще тот факт, что среди вещей жертвы не оказалось длинного черного пальто, а ключница отчетливо помнила, что у Рамо такое имелось. Я предположил, что он вполне мог облачиться в это пальто в целях маскировки. Зачем ему нужно было маскироваться, как вы сейчас сами поймете, было очевидно. В ванной не осталось полотенец. Вывод: использовались для перевязки. Все факты указывали на то, что единственным человеком, ответственным за перемещение Рамо, был сам Рамо. Но тогда почему он спешно и тайно ушел, не пожаловавшись, и решил спрятаться? Какие причины так поступать, если на него напал Гужон? Никаких. Гужон собирался во Францию. Очевидно, Рамо боялся очередной атаки от какого-то беспощадного врага, которого всеми силами пытался избежать, — того, на которого боялся писать официальную жалобу, или от которого нет защиты. Это сразу же навело меня на мысли о записке на полу. Будь это делом рук Гужона и явной отсылкой к его черепахе, то зачем ему было утруждаться подменой своего почерка? Он бы и так себя полностью выдал одним лишь упоминанием о черепахе. И если француз не мог избежать тряски во время письма своим обычным, мелким почерком, то как бы ему удалось это сделать при написании больших, неуклюжих и медленно выведенных букв? Нет, записка была написана не Гужоном.

— Что касается смысла написанной фразы, — вставил Неттингс, — я уже говорил вам, как допустил такую ошибку. Я воспринял слова буквально, ведь они так подходили под ситуацию, и не стал даже пытаться посмотреть на них под другим углом. Все остальное — свидетельства того, что Рамо сам ушел… Ну, обычно я не упускаю из виду такие очевидные вещи. Но так же я никогда и не мог подумать о том, чтобы жертва тихонько ушла и не вернулась, будто сама в чем-то виновата. Все эта пресловутая стереотипность мышления.

— Итак, — ответил Хьюитт, — кажется мне, что вы просто были «не в форме», как любят говорить некоторые. У всех бывают такие дни, нельзя же постоянно блистать. Но вернемся к делу. Полагаться на наличие ножа было бы очень неблагонадежно, особенно в свете того факта, что Гужон обычно очень рассеянный — теряет лопаты и оставляет угольную пыль не лестнице. Так же наш французский рабочий вполне мог оставить где-то свой нож, и обнаруживший инструмент преступник рассчитал все свои шансы и преимущества от использования оружия, принадлежащего кому-то из обитателей дома, ведь так очень легко можно было отвести подозрения. Кстати, очень вероятно, что человек, напавший на Рамо, спустился в грузовом лифте и по сообщающимся цокольным этажам вышел незамеченным из какого-то другого дома, прямо как позднее это сделал сам несчастный Рамо. Правда, это всего лишь предположение. Несостоявшийся убийца хорошо подготовился к преступлению: заранее написал записку со словами о мести, которая подчеркивала его гордость за расправу над врагом, притаившимся в таком далеком от дома месте, — хотя, думается мне, что этот негодяй оказался в Англии по случайности, потому что гаитяне не особенно энергичный народ. Что касается отсутствия заглавных букв в названии острова «La Tortue», я с самого начала заметил, что все предложение так же начиналось с маленькой буквы. Очевидно, что автор записки был неграмотным человеком и вполне мог допустить несколько однотипных ошибок подряд.

Все и каждый начали самоуверенно заявлять, что во всем виновен Гужон. Все также настаивали, что тело унесли, — это, конечно, было правдой, но не такой, которую подразумевали настаивающие, — так что я не стал утруждать себя спором или говорить что-то о своей догадке о том, кто же действительно вынес тело. И по правде говоря я был немного задет обращением мистера Стайлса, но меня слишком заинтересовало это дело, чтобы полностью делиться с кем-то своими теориями.

Оставшаяся часть работы была не так уж и тяжела. Я нашёл кэбмена, который увёз Рамо, — всегда проще договориться с извозчиками, если притвориться одним из них, особенно если вы гоняетесь за жуликом, — и от него узнал, что Рамо, скорее всего, находится в Ист-Энде. Начал я, кстати, издалека. Описывая искомого человека, упомянул про поврежденную руку или запястье, — и догадка оказалась верной. Видите ли, при нападении с ножом обычно наносят не один удар, и поскольку у жертвы заметили единственную рану на голове, оставалось весьма вероятным, что другой удар пришёлся куда-то ещё — скорее всего на руку, потому что именно ей обычно прикрываются в попытках защитить голову. В Лаймхаус я узнал, что Рамо обращался к доктору за перевязкой головы и руки. А большого испуганного негра в длинном чёрном пальто, с разбитой головой и перебинтованной рукой в небольшом районе не так уж сложно отыскать. Как я привёл его сюда, вы уже знаете. Думаю, он немного испугался, узнав, как просто мне удалось его выследить. А ещё я намекнул, что другие могут сделать это точно так же. Он жутко напуган. Кажется, он потерял веру в Лондон как в надёжное убежище.

Нападавшего найти так и не удалось — в основном из-за того, что Рамо не смог дать его полное описание, а ещё весьма быстро собрался и уехал из страны. По правде говоря, он был очень рад, что отделался лишь проломленной головой. Маленький Гужон устроил настоящий разгром за из-за своего задержания и перед тем, как навсегда уехать во Францию, стребовал с Рамо двадцать фунтов в качестве моральной компенсации вместо того, чтобы затевать официальные разбирательства со своим старым мучителем. Так что, в целом, Гужон оказался единственным человеком, извлекшим очевидную пользу из этой черепашьей тайны.