Та, которую я люблю

20. Вероника

Да что, наконец, происходит?

«Принцесса Грёза»

Господи, что происходит-то? Что творится в этой уродской транспортной компании?

Вероника дошла к себе, не глядя, прошла мимо замачивающей орхидеи (понедельник ведь!) Алёны и закрыла за собой дверь. Вот только ещё не хватало разреветься в кабинете! Но как же мерзко-то и страшно! И почему именно она? И кого спросить? И Марина, дурища, тоже как-то замешалась в это во всё, зачем? Не то чтобы Вероника Марине сочувствовала, но одно дело – сплетни по этажам таскать и мужикам глазки строить, и совсем другое – впутываться в дело, которое чем дальше, тем отчётливее отдаёт криминалом. А у Марины приличный муж и сыну всего восемь лет.

Вообще, надо бы взять те отчёты, что делали для Ледяного – по ремонту, по невыполненным в срок контрактам, вообще по проблемам с машинами и водителями, и самой посмотреть. На свежую голову. Только где ж её взять, ту свежую голову?

На обед она спустилась с Маргаритой Романовной и вполголоса, почти что шёпотом пересказала ей историю с колёсами. Та только диву давалась.

– За что Марине Бойко на вас, душа моя, злится, – не понимаю. Ну да, у вас должность солиднее и зарплата больше, но она ваши обязанности не потянет. С вами обедал Ледяной? Ну так у вас дела. Кстати, а только ли дела? Он не женат, вы тоже свободны уже довольно давно.

– Знаете, на девяносто процентов дела. А ещё десять – так, трёп к случаю. Он просто вежливый, а наши уже уши-то поразвесили, думают, что это прямо внимание лично к ним. А ему тупо нужна информация про всех нас. А где её проще всего получить? В личной доверительной беседе. И он отлично умеет пользоваться своей вежливостью, своей внешностью и харизмой, – раздумчиво сказала Вероника.

– У Марины, между нами, отличный муж, – сказала, глядя краем глаза на ту самую Марину, Маргарита Романовна. – И начальник, и платят ему, думаю, неплохо, и ни за что не поверю, что держит её в чёрном теле, без денег и без внимания. Вон цацками-то так и хвастается, каждую неделю что-то новенькое. Марина с ума сошла, если хочет всё порушить ради мужчины, которому она через порог не сдалась.

– А может быть, Марина вместе с Померанцевым что-то мутят с нашими контрактами? – подумала вслух Вероника.

– Этого не скажу, потому что данных нет. А надо бы получить как-нибудь.

Вероника представления не имела о том, как получают такие данные, и хотела об этом сказать. Но к их столу подошли, тень закрыла окно.

– Добрый день, дамы. Вероника Андреевна, скажите начистоту – вы умеете разговаривать на каком-нибудь языке, кроме русского? – над их с Маргаритой головами возвышался господин генеральный директор.

– По-английски, более или менее, – ответила удивлённая Вероника.

– Отлично. Тогда собирайтесь, встречаемся через пятнадцать минут в гараже и едем на переговоры.

– Хорошо, – кивнула Вероника.

Что ещё за переговоры? Утром и речи не было. Впрочем, утром было совсем не до того.

Она поднялась в кабинет за сумкой, посмотрелась в зеркало, подкрасила губы, расчесалась.

– Вы уходите, Вероника Андреевна? – спросила Алёна.

С прошлой среды она была тиха, мила и идеально исполнительна.

– Да, шеф сказал ехать с ним на переговоры. Спросил, говорю ли я на нерусских языках, – рассмеялась Вероника. – Представления не имею, с кем переговариваться. Если вдруг кто – отправляй всех к Маргарите Романовне.

– Хорошо, Вероника Андреевна, – кивнула секретарша.

Ледяной ждал её на парковке возле своей чёрной громадины.

– Помните, я рассказывал про китайца, который приехал к отцу? – начал он, когда они выехали на улицу. – Так вот, он желает детально знать про наши возможности и условия. Я пригласил Валерию Вячеславовну, она, если что, поможет с переводом. И ещё господина Емельянова. Господин Померанцев как-то очень удачно оказался занят. Не знаю, чем именно занят, но выяснять не стал, – подмигнул шеф.

Серёжа Емельянов был замом Померанцева. На него обычно сваливалась вся текущая работа, а Померанцев главным образом царствовал. Ну, до последнего времени – пока вдруг за косяки отвечать не пришлось. О да, у Серёжи, во-первых, может быть зуб на Померанцева, а во-вторых, он может что-то знать о природе и сущности нынешних проблем.

– Да, мне кажется, Емельянов – удачная идея, – кивнула Вероника. – Скажите, а что будет с Чернышовым?

– А это в зависимости от того, какова его роль в происходящем. Если он виноват только во вредительстве вам по просьбе Марины свет Борисовны – это одно, отделается оплатой ремонта и каким-нибудь штрафом, чтобы в будущем неповадно было. Ну и увольнение, конечно, на кой мне такое диво в штате? А вот если он ещё и каким левым бизнесом занимается, или что там эти подлюки делают – там и посмотрим, как разберёмся. А пока посидит под охраной.

– А жаловаться не станет?

– Пусть попробует. Живо пойдёт официально отвечать за всё, что сделал, и за то, о чём только подумал, тоже, – мрачно сказал Ледяной.

Вероника вспомнила, как сидящий рядом мужчина утром ловко скрутил того самого Чернышова, мужика отнюдь не маленького и не беззащитного… и восхитилась. Что ни говори, а приятно, когда твоего обидчика так вот… скручивают. И потом ещё провели через весь десятый этаж и весь девятый, прежде чем посадить в лифт и увезти. Видимо, чтобы посмотрели все, кому это может быть интересно. Но в кафе за обедом об этом не сплетничали – Вероника старалась прислушиваться. Или сплетничали, но не в кафе, или вовсе когда она уже ушла.

Тем временем они приехали в самый центр, машину через кованые ворота пропустили к милому двухэтажному особнячку, стоящему в глубине квартала. На отливающей в лучах солнца золотом табличке значилось одно-единственное слово «Продлес». Ого, контора старшего Ледяного! Ну хоть посмотреть, как там всё устроено.