Та, которую я люблю

2. Вероника

Siano grabała, owies wiązała, po tej robocie tydzień leżała

Польская народная песня

Утро понедельника не заладилось у Вероники с самого начала.

Во-первых, выходные прошли под знаком пахоты на даче, и всё тело болело до сих пор. После дождей, случившихся на прошлой неделе, грядки заросли травой, а всякой морковки-капусты из-под неё и видно-то не было. Ясное дело, у мамы давление, сестрица Катерина сессию сдаёт, кому полоть? Правильно – Веронике. А ещё всех привезти, увезти, закупить продуктов на два дня для людей и корм для собаки Мухи.

Во-вторых, после огородных работ с ногтя среднего пальца на правой руке облез гель, а маникюрша Надя уехала в отпуск, и умолять принять перед работой и спасти было решительно некого. Пришлось подпилить ноготь, покрыть бесцветной базой и понадеяться, что никто его сегодня детально рассматривать не будет.

А в-третьих, с утра Веронике предстояло крайне неприятное дело. Транспортная компания «ГН», в которой ей выпало работать финансовым директором, погрязла в долгах. И то, что банкротства до сих пор не произошло, во многом было заслугой именно Вероники Андреевны Ласточкиной. Она убеждала, предлагала варианты, выжимала из клиентов выплаты в срок и держала компанию на плаву.

Сегодня Вероника собиралась отправиться в банк и убедить отложить на неделю платёж – он должен был пройти до ноля часов следующего дня, семнадцатого июня. Прокрутила в голове пару вариантов разговора, проверила в сумке все подготовленные документы – о суммах, что должны поступить вскоре и благодаря которым платёж может быть совершён, но опасалась, что в третий раз номер уже не пройдёт.

Тем не менее Вероника должна была сделать всё возможное.

В банке её ждали в девять. Хорошо, хватило ума выехать не впритык – добираться на другой берег, понедельник, всегда есть шанс встрять. И точно – авария на новом мосту, здравствуй, пробка. И дальше только молиться.

Телефон истошно заверещал. Так звонили только коллеги. Точно, Маргарита Романовна, зам. Что ещё случилось?

– Доброе утро, Маргарита Романовна!

– Кому доброе, а кому как. Вам Женька не звонила? – Женька, то есть Евгения Васильевна, глуповатая девица почти тридцати лет, исполняла обязанности секретаря генерального директора, Недолюбова.

– Нет пока, слава богу.

– А вот и не слава. Говорят, шеф компанию просрал.

– Что? – ну нельзя же так, с утра в понедельник!

– Что слышите. С потрохами продал Ледяному.

– От кого информация?

– Да от Женьки, холеры такой! Якобы он ей утром позвонил и сообщил. А у неё же язык во рту не держится, ей же надо всем показать, что она всё знает. Вы-то сейчас в банк, так?

– Куда ж ещё!

– Ну да, платёж сам собой не рассосётся.

Телефон запикал – ещё один звонок.

– Простите, Маргарита Романовна, мне, однако, звонит сам шеф. Перезвоню потом, – Вероника разорвала соединение:

– Здравствуйте, Геннадий Васильевич, – это уже шефу.

– Андреевна, ты где? – вопросил шеф.

Да-да, вопросы о Никах, Ничках и даже Верониченьках они закрыли давно, когда он к ней поначалу подкатывал, а она ему недвусмысленно отказала. Невысокий плешивый Недолюбов с крючковатым носом, кустистыми бровями и водянистыми зеленоватыми глазами никак не совпадал с её идеальным образом мужчины, даже если бы не был шефом. Так и выродилась эта самая Андреевна.

– В пробке, – сообщила Вероника. – А так еду в банк, у нас, если вы не забыли, платёж должен пройти завтра в ноль-ноль часов, на который есть едва ли треть суммы.

– Мать-мать-мать, – донеслось из трубки.

То есть ни хрена вы, Геннадий Васильевич, не помните. Потому что у вас есть Андреевна, которая помнит. Удобненько.

– Понимаю вас, но решить вопрос сегодня всё равно нужно.

– Да, но тут такое дело, – начал блеять шеф. – Понимаешь, Андреевна, в субботу Ледяной, гад такой, совсем в клещи взял и поставил невыразимые условия. В общем, продаю я ему всё. Глядишь, он и порядок наведёт какой-никакой, и деньжат найдёт. Но если ты в банк, то как мы без тебя договор подпишем?

– Маргариту Романовну берите. Она с правом подписи. Если я за себя сейчас в банк кого-нибудь другого пришлю, дело не выгорит.

– Да понял я, понял, – вздохнул шеф. – Ладно, удачи тебе там, пусть всё получится.

Далее Вероника звонила Маргарите Романовне и сообщала ей новость из первых, так сказать, рук, и просила съездить вместо неё на подписание договора. А потом пробка, наконец-то, закончилась, и можно было уже ехать и думать.

Валентин Ледяной и его холдинг с невыразительным названием «Продлес» не сходили с языков сотрудников «ГН» уже полгода. Ледяной был крупным клиентом компании – так сложилось ещё с девяностых, какая-то там была не то дружба у них с Недолюбовым, не то какое общее прошлое, деталей Вероника не знала. Но Ледяного не устраивало, как компания в последние годы работала. К слову, Веронику этот пункт не радовал тоже, но единственный разговор на эту тему с Недолюбовым расставил всё по местам – он начальник, он знает лучше. Не нравится – вон бог, а вон порог.

Веронике не нравилось, но искать новую работу не хотелось ещё больше. У мамы пенсия не ахти, сестрица Катерина учится на платном, и бюджет ей не светит от слова «совсем», поэтому кто будет всех кормить? Правильно, Вероника.

Нет, конечно, есть ещё квартира, которую купили на причитавшуюся маме часть дедова наследства. Крошечная полукомнатная малосемейка на Советской, напротив танка. Она сдаётся, и деньги мама складывает не то на счёт, не то ещё куда, Вероника давно решила, что всем будет проще, если маму об этих деньгах не спрашивать. А лишний раз купить продуктов несложно, деньги-то есть. Вот когда не было – там другое дело, а сейчас всё проще. Но чтобы было это «проще», нужна хорошая работа.

Мама, Любовь Ивановна, была замужем дважды. Отец Вероники, Андрей Петрович, царство ему небесное, был алкоголик. Тихий, спокойный, но запойный. Поэтому деятельная Любовь Ивановна терпела-терпела, да и выгнала его к хренам. Отец Катерины Василий Михайлович сначала, как только в доме появился, глядел соколом, но когда Любовь Ивановна забеременела и вышла за него замуж, то скоро оказалось, что он ничуть не лучше её первого мужа. И даже хуже, потому что тот был тихий и интеллигентный, а этот буйный. Как только ему в рот попадали несчастные пятьдесят граммов, он тут же полностью слетал с катушек – орал, матерился, бил посуду, ломал мебель, да и Любови Ивановне тоже доставалось.

К настоящему моменту и отец, и отчим тихо лежали на Смоленском кладбище, в нескольких сотнях метров друг от друга. Мама ходила и к одному, и к другому, ухаживала за могилами, высаживала весной цветы и делала всё прочее, что положено.

Катерина выросла девицей балованной и ни в чём отказа не знающей. Чего это стоило маме, представляла только Вероника. Сейчас сестрица в третий раз пыталась получить высшее образование – теперь из области психологии. Журналистика и экономика уже отпали в полуфинале – не потянула. Она не хотела ходить на занятия и что-то там изучать, и тем более она не хотела работать. Она хотела тусить с друзьями и путешествовать. Кто ж этого не хочет, только, извините, на какие шиши?

Сама Вероника с отличием окончила Нархоз и ни дня в жизни не сидела без работы. В итоге к тридцати двум годам доработалась до руководящей должности и очень приличной по иркутским меркам зарплаты. Но дома она должности не называла и сумму зарплаты не озвучивала, потому что копила на первый взнос за квартиру. Хоть студия в дальнем конце Ново-Ленино, но чтоб своя. И жить уже отдельно. И не слушать маму о том, что она, Вероника, живёт неправильно. И Катерину тоже не слушать, а то и она взяла моду рассуждать – зачем, мол, учиться, если потом жить так, как сестра – тридцать с гаком, а ни ребёнка, ни котёнка, не говоря уже о мужике!

В общем, терять работу было нельзя. Нужно было крутиться, потому что пока «ГН» на плаву, она тоже на плаву. А что будет теперь, когда меняется собственник, никто не знает.

Вероника нашла где припарковаться, чтобы не очень далеко от банка, взяла сумку с документами и отправилась внутрь.