Щенок с Котенком обнюхались и стали друзьями.
Потом Котенок говорит:
— А ты мяукать умеешь?
— Умею, — сказал Щенок.
— Лазать по деревьям умеешь?
— Умею, я все умею. Котенок взял и залез на дерево.
— Теперь ты, — говорит он Щенку.
Щенок походил вокруг дерева, потявкал и говорит:
— А я летать могу!
Котенок даже зашипел от удивления.
— А как ты будешь летать?
— На ушах, — сказал Щенок и, закрутив головой так, что его лохматые уши замахали, как крылья большой птицы, стал с громким лаем бегать по траве. Казалось, еще немного — и Щенок подымется в воздух.
— A у меня глаза светятся, — сказал Котенок.
— А у меня, а у меня… — начал Щенок, — а у меня ошейник.
Котенок не знал, что ответить, и с завистью посмотрел на ошейник. Хотел похвастаться усами, но, увидев гордо поднятый нос Щенка, подумал, что ошейник, наверно, лучше. А больше он ничего не знал.
— Теперь ты со мной и дружить не будешь? — спросил грустно Котенок.
Щенок молчал, яростно вращая хвостом. Делать нечего, Котенок грустно заковылял по тропинке.
Иногда он оглядывался. Может быть, Щенок еще согласится дружить?
Но Щенок стоял на бугре, задрав нос, и даже не смотрел в его сторону.
Так и кончилась их дружба.
Черепаха с Зайцем нашли зеленый капустный лист.
— Делить его не будем, — говорит Заяц, — давай так: кто быстрее добежит до своего дома, а потом вернется к листу, тот его и съест.
— Согласна, — говорит Черепаха.
— Тогда я лист беру себе, — обрадовался Заяц, — тебе ли, Черепахе, тягаться в беге со мной, Зайцем!
— Нет, — сказала Черепаха, — лист я беру себе. Мне и бежать никуда не надо. Ведь я всегда у себя дома.
Жила под камнем Стреконожка.
Она любила греться на солнышке и мечтать.
А мечтала она о том, как завтра будет греться на солнышке. Однажды прилетела к ней Стрекоза и рассмеялась:
— Разве стреконожки бывают? Стреконожка обиделась и прогнала Стрекозу. Некоторое время она жила спокойно, но однажды приползла к ней Сороконожка и тоже стала смеяться:
— Разве стреконожки бывают? Стреконожка прогнала Сороконожку, но успокоиться не могла.
«А вдруг и правда стреконожек не бывает?» — подумала она.
Стреконожка так переживала, что перестала есть, высохла и умерла.
Это была последняя на свете стреконожка, и теперь никто не знает, как она выглядела и была ли на самом деле.
Посадил дед капусту и стал ждать, когда она вырастет. Ждет, ждет, а капуста не растет. Как была рассада — так и осталась. Стоит дед на огороде, чешет затылок, думает.
— Поливать рассаду надо! — говорит ему Козел из-за забора.
— И как это я сам не додумался? — сказал дед и стал поливать рассаду.
Поливает, поливает — не растет капуста.
— Козла у тебя в хозяйстве не хватает! — говорит Козел из-за забора. — Вот капуста и не растет.
— И как я сам не догадался! — сказал дед.
Не прошло и трех дней, как появились кочны величиной с бочку. Хотел дед кочны срубить топором, а Козел говорит:
— Погоди, дед, денек. Пусть капуста еще подрастет.
— И как я сам до этого не додумался, — сказал дед.
На другой день вышел он в огород, а там одни кочерыжки стоят, вроде осиновых пней. Козел ходит по огороду — бородой трясет.
— Ты капусту съел? — спрашивает дед.
— Как водится, — отвечает Козел, — я!
— Что же я на зиму солить буду?
— А ты поливай капустные пни ключевой водой, — посоветовал Козел, — капуста еще больше прежней вырастет.
Стал дед поливать. Через три дня поднялась в огороде капуста — выше дедова дома.
Взялся дед капусту рубить, а Козел говорит:
— Погоди, дед, денек. Пусть капуста еще подрастет.
— А потом ты ее снова съешь? — говорит дед.
— Как водится, — отвечает Козел, — на то и козлы в хозяйстве, чтобы капусту есть!
— Прогнать Козла, — рассуждал дед, — капуста расти не будет. Оставить — Козел всю капусту поест. Что же делать?
— Козлов надо привязывать, — говорит Козел, — тогда они капусту не тронут.
— И как это я сам до такого не додумался? — сказал дед.
Привязал он Козла к столбу. Созвал помощников со всего села. С ними и управился с капустой. Всем ее хватило. А Козлу достались кочерыжки. Он их всю зиму грыз, еще и осталось.
Жил на свете Лентяй. Много лег он собирался пальцем о палец стукнуть. Однажды уже палец поднял, да снова опустил.
— Хочешь, я все за тебя делать буду? — услышал Лентяй незнакомый голос.
— Ты кто? — спросил Лентяй.
— Дядя! — ответил голос. — Только скажи: «Дядя, сделай!» — и я все исполню.
— Нет у меня никаких дел, — ответил Лентяй.
— Неужели у тебя нет никаких желаний? — удивился Дядя.
— Никаких, — ответил Лентяй.
— Впервые встречаю такого Лентяя, — сказал Дядя, — ну попроси чего-нибудь. Так я от тебя не отстану. Я без дела секунды пробыть не могу.
— Сосчитай все пылинки в моем доме, что накопились за много лет, — сказал Лентяй.
Дядя появился через несколько дней и сказал, что все пылинки сосчитаны и что, если Лентяй хочет, он может назвать ему цифру.
— Ты оставишь меня в покое? — сказал Лентяй.
— Дай мне, Лентяй, еще такое же дельце, как первый раз, — попросил Дядя.
— Если тебе так хочется, то стукни тогда за меня пальцем о палец, — сказал Лентяй.
— Этого я сделать не могу, — ответил Дядя, — это можешь сделать только ты сам.
— Тогда убирайся к черту, — сказал Лентяй.
И Дядя исчез. Больше его никто никогда не встречал. Он ни разу не помог ни одному бездельнику. Некоторые еще по старой памяти надеются на Дядю, но напрасно. А кое-кто утверждает, что Дяди вообще никогда не было и все это сказка.
Встретил Хомячок Сурка и спрашивает:
— У тебя есть?..
— Нету! — отвечает Сурок. — И никогда не было.
— Жаль, что у тебя нету аппетита, я хотел тебя на обед пригласить, — говорит Хомячок.
— Ну, аппетит-то у меня всегда есть, даже лишний, — говорит Сурок.
— А говоришь, нету!
— Потому что ничего у меня нет, кроме аппетита, а в нем ты не нуждаешься, — ответил Сурок.
В тихой речной заводи, где положено плавать только малькам, появился Синий кит. Он был еще очень маленьким, но его сразу все узнали по картинке в букваре.
Узнал Кит, что он кит, и приуныл. Он и сейчас брюшком дно задевал, а что будет потом? Малькам тоже стало не до веселья: станет Кит большим — всех съест.
Мальки были маленькие, прозрачные, друг друга находили по тени на песке, и мысли у них были тоже маленькие и прозрачные.
— И откуда взялся Кит? — спрашивали они.
Со страхом поглядывали мальки на Кита, который быстро рос.
— Ты скоро нас будешь есть? — спрашивали мальки.
— Не знаю, — отвечал Кит, — пока еще не хочется. Наверно, как усы вырастут.
Когда же у Кита выросли лапки, мальки переполошились.
— Все, теперь хватать будет!
Потом Кит потерял хвост. Мальки окружили Кита, таращили удивленно глаза, а Кит спрашивал:
— Что же мне теперь делать?
И вдруг все увидели, что перед ними не Синий кит, а самый настоящий Зеленый лягушонок. Мальки его узнали по картинке в букваре. Несколько мальков от радости, что им больше ничего не грозит, выскочили на берег. А за ними и Лягушонок. Когда, устав прыгать, он остановился на вершине холмика, холмик показался ему громадным китом, бок которого омывал маленький ручеек. Лягушонок с ужасом представил себя на его месте и, прячась в высокой траве, поскакал дальше, боясь, что мальки могут передумать и окликнуть его: «Вернись, Лягушонок, мы ошиблись, ты, оказывается, кит!»
А как хорошо быть просто лягушонком, который может скакать по земле куда ему вздумается, хоть вдоль, хоть поперек, не есть бедных мальков и не мучаться в тесной речушке.
Лягушонок был счастлив, что мальки так здорово ошиблись.
А могло быть все иначе.
Петух рылся в куче мусора. Рылся с утра до вечера, пока куриная слепота не загоняла его в курятник.
— Что ты, Петя, ищешь? — спрашивали его другие обитатели двора.
— Зерна! — отвечал Петух.
— Иди сюда! Здесь на земле много зерен насыпано.
— На земле и дурак найдет, а вы попробуйте найти там, где их нет, — ответил Петух.
Волк догнал Зайца. Закрыл Заяц глаза, ждет, когда его есть будут.
— Ну, — говорит Заяц, — ешь!
А Волк не ест.
— Ты что! — возмутился Заяц. — Это не по правилам.
— Не могу, — сказал, вздохнув, Волк, — стыдно признаться, но я не настоящий, я из Зоологического музея.
— А я тоже из Зоологического, — засмеялся Заяц, — и, кажется, тебя видел. Ты стоял у входа.
— Точно, — сказал Волк, — кто ни пройдет, всякий норовит в пасть палец сунуть, а то и трость.
— А меня дергали за хвостик и щелкали по носу. Другой раз видишь: идет серьезный человек. Только успокоишься, а он обзовет тебя косым и щелкнет по носу, даже в горле кисло сделается.
— Зачем же ты, косой, убегал от меня, если ты из Зоологического?.. — спросил Волк.
— Так, по старой памяти, — засмеялся Заяц.
— Эх, дружище, — сказал Волк, — с каким бы удовольствием я тебя сейчас съел. Бывало, догонишь зайца… — И Волк заплакал.
Заяц вытащил из разодранного бока вату и стал вытирать Волку слезы.
— Куда теперь подадимся? — спросил Волк. — Может, в музей вернемся, а?
На Хомячка упало дерево.
Большая старая осина.
Такого с ним еще не случалось!
Он не знал, пугаться ему или радоваться. Ведь его даже сучком не задело, даже веточкой не царапнуло!
Решив, что надо радоваться, Хомячок подпрыгнул от радости и набил на лбу шишку.
Сел Дятел на сосну и постучал в ствол:
— Стук-стук.
— Войдите, — сказал Жук-короед.
— Стук-стук, — постучал Дятел.
— Войдите, пожалуйста, — сказал Жук-короед.
— Стук-стук, — постучал Дятел.
— Прошу вас, — сказал Жук-короед.
— Стук-стук, — постучал Дятел.
— Убирайтесь вон! — крикнул короед.
— Ах, так! — сказал Дятел и склевал Жука.
У Хомячка было плохое настроение: наступила на лапку лягушка, а тут еще волк повстречался нос к носу.
— Уходи, пока цел! — закричал Хомячок. «Уходи, пока цел!» — разнеслось по лесу громкое эхо.
Волк заскулил и, поджав хвост, убежал.
— Что это со мной? — удивился Хомячок. — Медведем стал реветь.
Обернулся и видит: стоит рядом медведь, лапу лижет.
— А тебе, косолапый, что нужно?! — еще пуще разозлился Хомячок.
Медведь огляделся и лениво заковылял прочь.
«Здорово я их напугал, — подумал Хомячок, — наверно, я в гневе страшен. Попадись мне сейчас сам слои, так и от того, может быть, клочья полетят».
Хомячок посмотрел в лужу и увидел крысиную мордочку с длинными усами.
— Совсем не страшно, — удивился он, — скорее даже смешно.
«Раз меня все боятся, а я сам себя не боюсь, значит, я и есть самый смелый зверь в лесу», — решил Хомячок.
Баран случайно набрел на старые покосившиеся ворота. Они ему чем-то понравились, и он долго их разглядывал. Потом решил поселиться у ворот.
— Утром я буду выходить из ворот, а вечером входить в ворота и запирать их на замок, — сказал Баран.
Запирать свои собственные ворота так понравилось Барану, что он побежал в лавку к Кроту и купил там самый большой и блестящий замок.
С трудом дождавшись вечера, Баран вошел в ворота и заперся на замок. Потом он, счастливый, заснул, и снилось ему, что всю ночь лил дождь, гремел гром.
Утром Баран проснулся весь мокрый. Ворот не было, а вместо них лежала куча черных головешек.
Баран долго смотрел на них, соображая, что же случилось.
— Ну, дела, — наконец сказал Баран. — Как же мне теперь из ворот выйти, если ворот нет?
Целый день Баран думал, и все выходило, что теперь, куда бы он ни ушел, куда бы ни провалился или даже утонул, он всегда будет находиться за запертыми воротами, которых уже нет.
Звери только руками разводили. Никто не мог помочь Барану, потому что в таком положении никто из них не был.
С тех пор Баран ни о чем, кроме ворот, не мог думать.
И когда ему попадались на пути чьи-нибудь ворота, Баран долго стоял перед ними и думал: «Нельзя ли через эти ворота выйти из того положения, в которое я попал?»
Однажды на комариной кочке собрались комары. Попищали о том о сем.
— А знаете, — сказал Комар с коротким носом, — у нас в лесу появился комар ростом со стрекозу. Говорят, он страшнее птицы.
Комары так и ахнули.
— Старо! — сказал Комар с длинным носом. — Комар этот ростом с сову.
Комары ахнули еще сильней.
— Я вижу, что имею дело с невеждами, — сказал Комар с очень длинным носом. — Комар этот уже ростом с медведя и все продолжает расти.
На этот раз никто не пикнул. Стало так тихо, что было слышно, как пролетела муха.
Каждый видел в лесу что-то большое и непонятное и теперь думал, что видел Гигантского комара.
— Мы пропали, — пискнул вдруг Маленький комарик, и все заметили, как задрожали Комар с коротким носом, и Комар с длинным носом, и Комар с очень длинным носом.
Тут и все комары задрожали и стали поглядывать на небо.
В этот момент черная тень накрыла комариную кочку.
— Это он! — крикнул Комар с коротким носом.
— Спасайся! — крикнул Комар с длинным носом, а Комар с очень длинным носом ничего не успел крикнуть, он просто умер со страха.
Стали муравьи муравейник строить. Уложили с десяток иголочек, и тут появилась Улитка.
— Что вы здесь делаете?
— Муравейник строим.
— Сейчас же убирайте все с дороги!
Муравьи растащили иголочки, и Улитка проползла.
На новом месте муравьи построили высокий муравейник, и, когда положили наверх последнюю иголочку, появилась Улитка.
— Опять? — закричала Улитка. — Вы что, издеваетесь надо мной?! Сейчас же убирайте все с дороги, я буду проползать.
— Скоро зима, — сказали муравьи, — мы без муравейника замерзнем.
— Ничего не знаю, чтобы к утру дорога была свободна.
Улитка спряталась в домике и захрапела.
— Улитке все равно, куда ползти, — сказал один Муравей, — а нам без муравейника нельзя. Надо Улитку повернуть.
Так и сделали. Ухватились за края листика, на котором остановилась Улитка, и отвернули ее от муравейника.
Улитка утром проснулась и глазам своим не верит; дорога свободна.
— И когда это они успели перетащить такую гору? Мне, конечно, все равно, куда ползти. И там, и здесь трава. Но я принципиально не желаю сворачивать. С какой стати сворачивать, если можно ползти прямо.
И Улитка поползла туда, откуда появилась.
В лесу был карнавал. Волк надел маску зайца и всех предупредил:
— Кто меня узнает, того я съем, и чтоб потом без обиды было.
И Волка никто не узнавал.
— Кто это танцует под маской зайца? — спрашивали все.
— Кажется, лев, — отвечали им.
Сначала Волку все это нравилось, а потом он захотел есть и сдвинул маску набок. Но его все равно никто не узнал. Тогда Волк поймал Зайца и говорит:
— Ты меня узнаешь?
— Узнаю, — говорит Заяц.
— Вот умница, сейчас я тебя съем. Уговор помнишь?
— Ты осел, — говорит Заяц, — я тебя сразу признал.
— Посмотри повнимательней.
— Большой, серый, конечно, осел.
Волк сорвал маску:
— Теперь узнал? Я же Волк!
— Ха-ха-ха, — засмеялся Заяц, — даже если ты меня съешь, я все равно этому не поверю.
— Счастье твое, что ты такой глупый, — сказал Волк и швырнул Зайца в кусты.
Заяц вскочил и крикнул:
— Вообще-то ты Волк, только уши у тебя ослиные.
— Все вы меня узнали! — зарычал Волк. — Всех съем! — Но вокруг уже никого не было.
Бежал по дереву муравей и тащил веточку. В это время мимо проходил Бизон.
Бизон был самый сильный в округе зверь, и все это знали, но этого Бизону было мало, поэтому он шел и ревел:
— Я самый сильный! Я самый сильный! — Ему хотелось подраться, но так, чтобы не поцарапаться и чтобы все видели, какой он сильный.
Рядом никого подходящего не было, ходил только медведь, но с ним драться опасно, он может спину сломать. И тут Бизон увидел муравья, бегущего по дереву.
Муравей тащил веточку.
— Стой! — заревел Бизон.
Муравей продолжал бежать.
— Я раздавлю тебя как муравья!
Муравей бежал.
Бизон разогнался и так треснул лбом в дерево, что оно переломилось и рухнуло.
— Я самый сильный! Я самый сильный! — ревел Бизон.
А в траве бежал муравей, таща в муравейник свою веточку.
Жили на свете три лягушонка: Веселый, Грустный и Никакой.
Веселый считал, что жизнь веселая штука, Грустный — что грустная, а Никакой — просто жизнь, и все. Чтобы узнать, кто из них прав, отправились они по белу свету. Отошли недалеко от дома и увидели порожистую реку.
— Ура! Веселая река! — обрадовался Веселый.
— По-моему, грустная, — сказал Грустный.
— Река как река, — сказал третий.
— Давайте окунемся в реку, а потом уже скажем, какая она, — предложил Веселый, и трое лягушат прыгнули в воду. Поток подхватил их и понес к водопаду. Лягушата чудом уцелели, и их выбросило на берег.
— Веселая река, — сказал Веселый лягушонок, — так меня крутила, так бросала!
— Грустная, — сказал Грустный, — посмотрите, сколько на берегу чьих-то костей!
— Река как река, — сказал третий, — кому повезет, а кому и нет.
Вернулись лягушата домой, но так и не решили, какая жизнь: веселая, грустная или жизнь как жизнь?
Утенок вылупился из яйца и долго стоял, пораженный величиной Другого яйца, в которое он попал.
Большой и красный желток висел над лесом.
Утенок втянул голову в плечи, ему стало страшно.
— Кря! — сказало что-то рядом, тоже очень большое, но не страшное, а теплое и мягкое.
Утенку захотелось спрятаться, и он нырнул под крыло маме Утке.
Подождав немного и видя, что ничего не происходит, он высунулся наружу.
И снова громадный мир поразил его.
— Что это?
— Кря! Это мир.
Утенок опять непонимающе пискнул, но мама Утка легонько его клюнула и сказала:
— Кря! Поживешь — узнаешь.
Утенок постоял немного, и вдруг ему захотелось клюнуть большой красный желток, висевший над лесом.
Он вылез из-под крыла и заковылял. Но, сделав несколько шагов, скатился с кочки и плюхнулся в воду.
Он стал сильно работать лапками и поплыл. А рядом плыла мама Утка.
Утенок выбился из сил, а желток был все так же далеко.
Обратно он плыть не мог.
Мама Утка подталкивала его клювом, а Утенок крутился на воде серым комочком.
Потом он с трудом забрался в гнездо.
Мама Утка накрыла Утенка своим крылом и сказала:
— Кря! Еще ни одна утка не долетала до солнца.
Утенок удивленно пискнул, глаза у него сами закрылись, и он заснул первый раз в жизни.
Во сне ему снился вкусный красный желток.
Пошел раз Хомячок в гости к Ежу. Шел, шел и вспомнил, что забыл убить муху, которая сидит дома на стене.
Вернулся он домой, смотрит: а муха сидит на прежнем месте и даже не думает улетать.
— Если она не думает улетать, я могу убить ее, когда вернусь от Ежа, — решил Хомячок и снова пошел в гости.
Шел, шел и стал жалеть, что не убил муху. Муха может сесть на пирог с вареньем, попасть в молоко, и вообще неизвестно, что ей придет в голову.
— Убью муху, а потом со спокойной совестью пойду в гости, — решил Хомячок и побежал домой.
Муха сидела на прежнем месте. Хомячок зажег свет и увидел, что муха — сухая, давно убитая.
— Вот так, из-за дохлой мухи весь день потерял и к Ежу не сходил, — возмущался Хомячок. — Когда еще теперь в гости выберусь?
Шел Хомячок по берегу, задумался и не заметил, как свернул и дошел до середины речки. Увидел его Барсук и стал кричать:
— Опомнись, Хомячок, по воде идешь!
Опомнился Хомячок и стал тонуть.
— Спасите, караул! — закричал он.
Барсук побежал звать на помощь. Из воды высунулась Лягушка.
— Что кричишь? — сказала она. — Здесь и мне-то по колено.
Посмотрел Хомячок: правда, Лягушке по колено. И перестал тонуть.
Рос у Жирафа Жирафенок.
Как и все дети, Жирафенок задавал отцу вопросы.
Первый раз в жизни он спросил:
— Папа, ту-а топ-топ бо-бо?
— Вырастешь — узнаешь, — ответил отец.
Однажды, когда Жирафенок уже вырос, он спросил у отца:
— Папа, а почему?..
Но папа перебил его:
— Ты уже сам не маленький, пора самому все знать!
Когда Медвежонок был совсем маленький, мама первый раз взяла его на прогулку.
Увидел Медвежонок ромашку и побежал к ней. Бежит, а навстречу ему Жаба:
— Ты кто?
— Я еще не знаю, — сказал Мишка.
— Какой ужас! А кто твои папа и мама?
— Медведи…
Жаба с минуту подумала, а потом сказала:
— Ты, наверно, медведь?
— Не знаю. А кто вы?
— Я — Жаба.
— А что вы делаете?
— Я ловлю мух.
Мишка фыркнул и побежал дальше. Бежит, а навстречу Зайчишка.
— Ты кто? — спрашивает Мишка.
— Я — Заяц, а ты кто?
— Жаба мне сказала, что я, наверно, медведь.
— Но ведь медведи большие, а ты маленький. Ты, наверно, белка или барсук, — сказал Зайчишка, — я точно не знаю.
Мишка чуть не заплакал:
— Вот ты Заяц, а я кто?
— А может быть, ты лиса? Тогда мне надо убегать, — сказал Заяц.
— Не убегай, — сказал Мишка, — давай сперва узнаем, кто я, если я лиса, ты убежишь потом.
И Мишка с Зайцем побежали дальше. Бегут и встречают Лосенка.
— Вы кто?
— Я — Заяц, — сказал Заяц.
— А я еще не знаю, кто я, — сказал Мишка. — Жаба сказала, что я, наверно, медведь, а Заяц говорит, что я, наверно, или белка, или барсук.
— Я сейчас позову маму, — сказал Лосенок и скрылся в лесу.
— Бежим скорее! Вдруг его мама лиса! — крикнул Заяц, и они побежали.
— Куда это вы так спешите? — вышла навстречу Лиса.
— Мы бежим от лисы, — сказал Заяц, — а вы кто будете?
— Я — Белка… Разве вы не видите, какой у меня пушистый хвост?
— А вы не можете сказать, кто я? — сказал Мишка.
— Отчего же не могу, могу. Ты лиса, хитрая лиса!
Бедный Зайчишка, услышав такое, бросился наутек, Лиса — за ним.
— Куда же вы?! — закричал Мишка.
В это время из леса вышла мама и взяла Мишку за шиворот.
— Мама, кто я? — спросил Мишка, когда мама принесла его домой.
— Ты непослушный ребенок, — сказала мама и лизнула Мишку в нос.
Было у Соловья с Соловьихой четыре птенчика. Три маленьких и один большой.
— Если он в меня пойдет, — говорил папа Соловей о большом, — то будет лучшим певцом в лесу.
Через некоторое время большой птенец вытолкнул трех маленьких из гнезда и остался один.
— Один сынок остался, — сказал папа Соловей, — зато какой большой. Вот будет соловей так соловей!
Сынок подрос. И однажды, взмахнув крыльями, поднялся на высокую ель и закричал на весь лес:
— Ку-ку!
«Что бы такое сделать, чтобы обо мне все узнали?» — думал Хомячок.
Пошел он в поле, ровное-ровное, без единого кустика, и вбил посреди поля кол.
Кол отовсюду виден, звери к нему бегут, узнать хотят: что это такое? А на колу написано: «Этот кол вбил Хомячок».
И пошло по лесу:
— Вы видели? Вы слышали? А ведь Хомячок кол вбил.
Узнал об этом Медведь. Такого в лесу еще не бывало. Обидно ему стало, что не он первый догадался вбить кол.
Взял он тогда и врыл бревно, а кол Хомячка забросил в лес.
— Зачем Медведю это бревно? — удивились звери и больше о бревне ни слова, а на Хомячка все показывали пальцем и говорили: «Это Хомячок, который вбил кол!»
Снесла курица яичко — самое обыкновенное. Раскудахталась, будто не яйцо снесла — целую Землю с морями и лесами.
Кричит утро, кричит день, успокоиться не может. А яйцо как яйцо: белое, круглое…
— Вот высижу его, тогда узнаете, что это яйцо необыкновенное! — отвечает курица.
Прошло три недели.
Вылупился из яйца цыпленок. Желтенький комочек на тонких ножках.
— Теперь-то видите, какое чудесное было яйцо? — спрашивала курица, показывая на цыпленка.
Прилетела Муха к Медведю и жужжит в ухо:
— У меня есть конь, у коня есть хвост — от хвоста нет житья. Ни поесть, ни попить спокойно.
— Что же ты хочешь. Муха? — спросил Медведь.
— Оторви коню хвост!
— А конь твой?
— А чей же? Да я этого коня с самого рождения кусаю. У нас, можно сказать, и кровь одна. Оторви коню хвост!
Задумался Медведь, а Муха ползает по уху. И вдруг как укусит. Медведь — хлоп лапой по Мухе, даже в голове зазвенело.
— Знаешь что, Муха, — сказал Медведь, — это хорошо, что у коня есть хвост, лапой бить мух неудобно.
По ночам Светлячок не спал, а светился и смотрел на небо.
Небо он считал большим зеркалом, в котором отражаются светлячки, сидящие на соседних былинках.
Одни горели тускло, другие ярко.
Вот только не знал Светлячок, где его отражение. И втайне считал, яркая Полярная звезда как раз и есть его отражение.
Иногда Светлячку казалось, что Полярная звезда начинает тускнеть, тогда он напрягал все свои силы и даже гудел от напряжения.
Ему хотелось быть ярким, а не тусклым, как другие звезды.
— Не надрывайся, — говорили ему соседи. — Тебе что, больше всех надо. Свети потихоньку.
Но Светлячок никого не слушал.
— Так можно и совсем погаснуть!
Только утром, совершенно обессилев, но со спокойной совестью Светлячок засыпал. Он боялся только одного — проспать. Ведь если он проспит, на небе не появится Полярная звезда.
Плим и Плюм — две куклы. Они так похожи, что родная мать не отличила бы их.
Все бы хорошо, но было у них так: проснутся утром и не знают, кто из них Плюм, а кто Плим?
И каждый раз дело до драки доходит.
Плим и Плюм потрясут друг друга — и сразу все ясно становится.
Если потрясти Плюма, в голове у него что-то брякнет: «плюм! плюм!»
А если потрясти Плима, в голове у него тоже брякнет: «плим! плим!»
Но такая жизнь стала им невыносима, ведь они были добрые куклы.
Вместе они жить не могли больше и решили бросить жребий, кому уйти, а кому остаться.
Плиму выпало уйти, а Плюму остаться.
Собрал Плим свои вещи и лег спать, а утром проснулся и подумал, что он не Плим, а Плюм, и Плюм тоже решил, что он Плюм.
Стали куклы спорить, а потом драться. Они сильно трясли друг друга, но, странное дело, ни у кого в голове ничего не бренчало.
— Что же нам делать? — сказали куклы.
— Если я уйду, — сказал Плим, — будет нечестно: вдруг я Плюм? Так же и тебе нельзя уходить: может быть, ты тоже Плюм.
— Никому не будет обидно, если мы вместе уйдем или вместе останемся, — сказал Плюм, — но лучше остаться. Где еще найдешь такую удобную корзину, в которой спят игрушки.
И куклы остались.
С тех пор они никогда не спорили.
— Доброе утро! — говорил, просыпаясь, Плим.
— Доброе утро! — отвечал Плюм.
Собрались к Зайцу гости.
Заяц им что-то рассказал, и все гости умерли со смеху.
Один Хомячок остался жив. Он ничего не понял.
— Это здорово, когда у тебя четыре ноги и можно их переставлять, как тебе хочется. Можно идти быстро, можно медленно, можно свернуть в сторону или просто стоять на месте… — так рассуждал Слоненок, которого кто-то выдумал всего полчаса назад. Наверно, его выдумал маленький мальчик, потому что взрослые знают, что в наших северных лесах никаких слонов не бывает. Сам Слоненок не знал, что он не бывает, и поэтому шел, весело размахивая хоботом. Все ему казалось смешным и забавным.
«Только сейчас я был там, — думал Слоненок, — но когда я был там, то здесь было там».
И Слоненок остановился, чтобы подумать об этом.
— Почему ты стоишь на месте? — спросил Слоненка подлетевший Ветерок.
— А что надо делать?
— Не знаю, у каждого есть свое дело, — сказал Ветерок. — Вот я никогда не задерживаюсь на одном месте.
— А что ты делаешь?
— Я раскачиваю листочки на деревьях и еще умею рябить воду.
— Хочешь, я буду помогать тебе раскачивать листочки?
— Хитрый какой, а что тогда буду делать я? Нет, ты лучше делай свое дело, — сказал Ветерок и, качнув ветку орешника, улетел.
И снова задумался Слоненок — он совсем не знал, что у каждого, оказывается, есть свое дело.
Рядом зашевелился Голубой колокольчик. Он снял свою шляпу и поклонился.
— Ну и жара сегодня, — сказал он, — и ни одного ветерка.
— Простите, — сказал Слоненок, — а у вас есть какое-нибудь свое дело?
Колокольчик обиделся:
— Неужели я похож на бездельника? Я голубею. И за всю жизнь еще никто не сказал, что я голубею плохо. А что делаешь ты, позволь спросить?
— Я еще не знаю, — ответил Слоненок и пошел дальше.
Светило солнце, пели птицы, и Слоненок забыл, что надо что-то делать, он просто шел, или кувыркался через голову, или стоял на передних ногах.
Слоненок был еще очень маленьким. Он быстро устал. Лег на траву, закрыл глаза и уснул. Но скоро Слоненка кто-то толкнул в бок. Он открыл глаза и увидел вокруг себя малышей, которые внимательно его разглядывали. Тут был Маленький месяц, Вечерний туман, Солнечный зайчик и еще много других малышей.
— Хи-хи, у тебя носик, — сказал Солнечный зайчик.
— А у тебя уши, хи-хи, — сказал Слоненок.
— Ты кто такой? — спросил Месяц.
— Я — Слоненок.
— А что ты умеешь делать?
— Наверно, я умею все, — сказал Слоненок. — Я умею голубеть, как Колокольчик, умею раскачивать листочки, как Ветерок, и рябить воду.
Малыши с уважением смотрели на Слоненка, который хотя и был большой, но на самом деле был совсем-совсем маленький.
— А я только один раз могу откликаться, — сказало грустно Маленькое эхо, — а надо откликаться три раза.
— Если ты все умеешь, то, наверно, умеешь катать малышей? — сказал Лесной шорох.
— Умею, — сказал обрадовано Слоненок, — я очень люблю катать малышей.
И не успел он еще договорить, как малыши уже сидели у него на спине.
Слоненок стал бегать по поляне, и всем было очень весело и хорошо. Никто не заметил, как пришел Тихий вечер.
Первым опомнился Маленький месяц. Каждый должен делать свое дело! Малыши забеспокоились. От волнения они всё забыли. Лесные шорохи не знали, когда им начинать ползать, Вечерний туман не знал, клубиться ему над рекой или же стелиться в низинах…
Через некоторое время Маленький месяц, шмыгая носом, уже стоял в небе. Рядом с ним повисло Облачко, похожее на лебединое крыло. Первая Звездочка выскочила на небо и долго не могла найти свое место.
Туман полз к реке, лесные шорохи пробирались в траве, пугая глупых лягушат.
Все было так, как и должно быть в летнюю лунную ночь.
Хотя если внимательней посмотреть, то можно заметить, что Молодой месяц забыл отразиться в реке, а Лунная дорожка, не зная, где ей лечь, легла вдоль реки, и от этого река, казалось, была из расплавленного серебра.
И все-таки это была отличная малышовая лунная ночь, и если что не так, то можно малышей извинить, ведь они еще только учатся.
Белели березы, будто по ним струилось парное молоко. А Месяц натянул над лесом невидимую паутину Лунного света.
И на цветах блестели маленькие росинки, совсем как большие. Они старались переливаться всеми цветами радуги.
Все малыши что-то делали, только Слоненку делать было нечего. Он спрашивал у всех, что ему делать, но никто этого не знал.
Утром Слоненка разбудило Солнце.
— Доброе утро! — сказало Солнце. — Почему ты, Слоненок, такой грустный?
— У всех есть свое дело, а у меня нет, — ответил Слоненок.
— Ничего, — весело сказало Солнце, — ведь тебя только вчера выдумали. У тебя еще все впереди — будет и тебе дело.
Было это еще при царе Горохе. Захотелось старому солдату набить табаком свою любимую трубку. Хвать! А табачку-то и нет. Кисет пуст.
— И не из таких переплетов, бывало, выходил, — сказал солдат, — как-нибудь и из этого выйду.
Вышел он на улицу. А на улице первый снег выпал. Земля белая — точно скатертью праздничный стол накрыт, а дома да терема — снедь всевозможная. Хорошо! Только вот табачку нет.
Ребятишки снег катают, снежных баб лепят — аж завидно. Сам бы с ними поиграл, да возраст вроде не позволяет и честь мундира надо беречь.
— Как же табачку раздобыть? — сказал солдат.
А солдатская смекалка ему шепчет на ухо: «Слепи, солдат, снежную лошадку и выменяй ее на табачок!»
— А что? — сказал солдат. — Лошадка не снежная баба. Лошадку лепить даже генералу не стыдно. Не то что мне, простому солдату.
И стал солдат лепить снежную лошадку. Когда она была готова, он посыпал ее золой и стала она мышиной масти в яблоках — хоть на парад выезжай. Оставил бы себе, да табачок дюже нужен.
Лошадка стоит, копытом бьет, как настоящая.
Надел солдат на снежную лошадку уздечку и повел на базар. Дорога была не близкая. Солнышко припекало, и лошадка стала таять. Солдат ее ведет, а она все меньше и меньше становится. Даже дети стали над ним смеяться. Думали, что он игрушку за собой тянет.
И стала лошадка совсем маленькой. Совестно солдату стало. Взял он снежную лошадку и положил в солдатский котелок.
Когда солдат пришел на базар, в котелке уже ничего не осталось, кроме серой, мутной воды.
— Какая жалость! — сказал солдат. — Видать, не добыть мне сегодня табачку.
Хотел он выплеснуть воду из котелка, а солдатская смекалка шепчет ему: «Погоди, солдат! На каждый товар покупатель найдется».
Стоит солдат, котелок в руках держит. Подходит к нему купец:
— Чего продаешь, солдат?
— Продавать ничего не продаю, а выменять хочу.
— Что же ты и на что меняешь?
— Хочу свою снежную лошадку на щепоть табаку выменять, — говорит солдат.
— Где же твоя лошадка?
— А вот! В котелке.
Купец заглянул в котелок.
— Жидкая лошадка?!
— Утром была снежной, да по дороге растаяла, — говорит солдат.
— А масть какая? — спрашивает купец.
— Мышиная в яблоках! — говорит солдат.
— Масть что надо! — говорит купец. — А ведь я такую вот жидкую лошадку всю жизнь искал. Отдаю тебе кошелек с деньгами. Утром он был полон, но пока ходил по базару — деньги и растаяли.
— Денег мне не нужно, — говорит солдат, — мне бы табачку в трубку набить.
— Табачком угостить могу, — говорит купец и подает солдату кисет. — А свою лошадку переливай в мою посудину.
И купец подставил свой кувшин.
— У меня в этом кувшине целый табун. Там и твоей лошадке привольно будет.
Набил солдат трубку и пошел домой. Снег уже весь стаял. Была грязь. Но снежные бабы еще кое-где стояли.
— Не надо было пеплом лошадку посыпать, — сказал солдат, — тогда бы она так быстро не растаяла. Но тогда, быть может, никто бы за нее и на понюх табаку не дал.
За морем, за океаном жил славный рыцарь Мальбрук. Славным он был потому, что сам себя называл славным и требовал этого от своих подданных.
Все свои будущие славные подвиги Мальбрук приказал записать золотыми буквами в толстую книгу. Оставалось только совершить эти подвиги, но это, как утверждал славный рыцарь Мальбрук, не представляет для него никакого труда.
И Мальбрук собирался в крестовый поход против неверных. Собирался уже давно. Только всегда ему что-то мешало: то звезды неблагоприятно расположены, то не с той ноги встанет, то сомнения одолевают, и все из-за вещего сна.
…Вот Мальбрук в полном снаряжении отправляется в славный поход. Звучат фанфары, гремят барабаны…
«Виват, славный рыцарь Мальбрук!» — кричат люди.
Женщины влюбленными взглядами прожигают его сверкающие доспехи. А сам он тает, как воск, от восхищения собой.
Но едва Мальбрук выезжает за ворота замка, как музыка стихает, а с неба раздается песня на каком-то варварском языке:
Мальбрук в поход собрался.
Наелся кислых щей…
Потом с ясного неба сверкала молния, гремел гром.
Непонятный смертельный страх охватывал Мальбрука, и он падал с коня на землю…
Просыпался Мальбрук в холодном поту, радуясь и молясь всем святым, что это только сон. А в голове звучала страшная песня. Самое интересное, что Мальбрук почему-то понимал ее слова, но не знал только, что такое «щи». Не знали этого и все его подданные.
Колдуны и звездочеты видели в щах глубокий смысл и предупреждение свыше.
— Вот узнаю, что такое «щи», и отправлюсь в поход, — говорил Мальбрук.
А время шло. Наконец какой-то купец из дальних стран сказал, что щи — это заморский коктейль.
— Мне ли бояться коктейлей?! — воскликнул Мальбрук. — Да я один их уничтожил больше, чем все мое славное войско.
И объявил на весь свет, что завтра он отправляется в крестовый поход, чтобы совершить те подвиги, о которых уже все хорошо знают.
Настала ночь, и Мальбруку снова приснился страшный сон.
…Вот он выезжает во двор в полном рыцарском снаряжении. Звучит музыка, гремят барабаны. Женщины засыпают его воздушными поцелуями, бросают к ногам цветы.
«Как жаль, что нет меня в этой ликующей толпе и я не вижу себя со стороны, — думает Мальбрук. — Уверен, что зрелище это незабываемое. Одни золотые доспехи чего стоят!»
Но вот Мальбрук выезжает за ворота. Наступает мертвая тишина. И с неба раздается знакомая песня:
Мальбрук в поход собрался.
Наелся кислый щей…
«Коктейли пьют, невежды!» — успел сказать Мальбрук.
Сверкнула молния, загремел гром с ясного неба, и Мальбрук проснулся в холодном поту, не в силах даже помолиться всем святым.
Не успел еще славный рыцарь прийти в себя, как в его комнате появились слуги с золотыми рыцарскими доспехами.
Мальбрук подкрепился своим любимым коктейлем под названием «Смерть неверным». И его стали запихивать в доспехи. Потом посадили на боевого коня, дали в руки копье, и Мальбрук выехал на широкий двор, где уже дожидалась его шумная толпа ликующего народа.
Все было точно как во сне: музыка, барабаны, цветы, поцелуи, восхищенные взгляды, прожигающие броню… Но впереди были страшные ворота. Мальбрук один не побоялся бы целого войска, но боялся услышать страшную песню наяву.
Вот и ворота. Звучит с неба песня:
Мальбрук в поход собрался.
Наелся кислых щей…
Сверкнула молния, грянул гром. И Мальбрук рухнул на землю, как мешок с металлоломом.
На этот раз Мальбрук уже не проснулся.
Не стало славного рыцаря. Но остались жить в веках его подвиги, записанные золотыми буквами в толстой книге.
До сих пор эти подвиги вдохновляют многих славных рыцарей, которые по примеру рыцаря Мальбрука собираются в крестовые походы. А все, наверно, потому, что в книгу его подвигов не вошла эта последняя чудесная история. Осталась от нее только песенка, которую народ поет, как только становится известно, что какой-то славный рыцарь собрался в поход…
Жил в одном колхозе трактор, самый первый — колесный. Звали его уважительно: Трофим Трофимыч. Никто уже и не помнил, сколько ему лет, но Трофим Трофимыч все еще тарахтел, фыркал и чокал своим мотором. Вот только в поле его уже не пускали. Пахал и боронил он огороды колхозников, возил молоко с фермы, а большее время стоял.
Трофим Трофимыч слышал разговоры о том, что его давно пора списать и сдать в металлолом: без него новой техники хватает. Очень Трофим Трофимычу эти разговоры были не по душе.
— Да я любой современный трактор за пояс заткну, — говорил он, — пустите меня только в поле.
— Ты, уважаемый Трофим Трофимыч, свое отпахал, — говорили ему, — отдыхай. А в поле тебя пускать нельзя. У нас делегации со всего света бывают. Что они подумают?
Шли в поле стосильные трактора, весело подмигивали ему фарами, желая еще сто лет не ржаветь, а Трофим Трофимыч только смотрел на них с завистью.
Летом еще находилось какое-то дело, а зимой Трофим Трофимыч стоял в сарае, заваленном под самую крышу душистым сеном, и вспоминал прожитую жизнь. Вспоминал, как лязгали о его бока кулацкие пули, как он горел, как топили его в болоте, сбрасывали с кручи в реку. Но назло всем врагам он выходил из ремонта как новенький и снова принимался за работу.
Но чаще всего он вспоминал свою первую борозду.
Было тихое утро. В небе заливались жаворонки. Черный пласт земли, вывернутый наизнанку, маслянисто поблескивал и дымился парным весенним ароматом. А впереди было огромное поле, на котором тарахтели его друзья — трактора.
Никого из них уже не осталось. Один Трофим Трофимыч еще жив.
Настала весна. Сарай освободился от сена. Сквозь дощатые щели все чаще стало светить солнце, покрывая Трофим Трофимыча рыжими горячими полосами.
И однажды он не выдержал. Затарахтел мотор, застучали шестерни, заскрипели заржавевшие подшипники — и Трофим Трофимыч, распахнув ворота сарая, выкатил на улицу.
— Привет, старина! — говорили ему встречные трактора. — Куда это ты собрался? Уж не пахать ли? Смотри, нас, молодых, без работы не оставь.
Трофим Трофимыч промчался по улице села и покатил к тому полю, где когда-то прокладывал первую борозду.
Никогда он еще так быстро не мчался. Как молодой, он поднялся в гору, и перед ним открылось знакомое поле.
Было тихое утро. Пели жаворонки. Не было только плуга, да не парил черный пласт первой борозды.
Трофим Трофимыч добрался до середины поля, и тут у него в груди что-то затарахтело, хрустнуло, лязгнуло. Он остановился, и мотор заглох.
Через некоторое время перевезли Трофим Трофимыча на сельскую площадь.
Почистили, смазали, покрасили и оставили там на вечные времена.
С высокого постамента Трофим Трофимыч видел всю округу, где был ему знаком каждый бугорок, где в полях работали его внуки и правнуки — новые мощные трактора.
Каждую весну приносили дети и взрослые Трофим Трофимычу живые цветы. Они помнили день его трудового рождения.
А трактора, проезжая мимо Трофим Трофимыча, приветливо подмигивали ему фарами, и каждый думал: «Счастливая, необыкновенная судьба у этого первого трактора! Нам бы столько проработать, сколько он проработал».
Ходила по белому свету бомба и спрашивала:
— Где бы мне взорваться с большей пользой? Не хочется впустую взрываться. А там, где необходимо, уж я бы бабахнула!
— Иди в поле, — говорили ей люди, — там от тебя меньше вреда будет и, значит, больше пользы.
— Иди в овраг, — говорили другие.
— Обидно слышать такие слова, — говорила бомба, — все меня гонят от себя подальше, словно я для себя стараюсь.
Однажды бомба повстречала генерала. Генерал, завидев бомбу, радостно заулыбался.
— Кажется, я себе нашла друга, — обрадовалась бомба.
— Куда идешь? — спросил генерал бомбу.
— Ищу, где бы мне взорваться с пользой.
— Кому же, как не мне, знать, где лучше всего взрываться бомбам, — сказал генерал. — Ведь бомбы — моя страсть!
— Так вы меня любите?! — спросила бомба.
— Больше всего на свете! — ответил генерал. — И чем сильней способна взорваться бомба, тем сильней моя любовь к ней.
— Уж я-то взорвусь не слабо! — сказала бомба.
— Да я и без тебя вижу твои способности, — сказал генерал. — Уж в бомбах я разбираюсь.
— Наконец-то я нашла того, кто меня любит! — сказала бомба. — Для него я даже своей жизни не пожалею.
Бомба обняла генерала и от души взорвалась. Те, кто видел все это, сказали:
— Бомбе очень повезло. С большей пользой еще не взрывалась ни одна бомба на свете.
Жил-был далеко на западе сказочный король Татебор. Все свои силы тратил этот король на борьбу с тем злом, что творилось в близких, а особенно в далеких странах.
Обидят, к примеру, человека в тридевятом царстве — Татебор лишается сна и покоя. Собирает войско и посылает с приказом: «Превратить тридевятое царство в пустыню, людей уничтожить, а поля сжечь. Чтобы ни у кого там больше не появлялось желание обижать человека».
— А что делать с обиженным? — спрашивают Татебора.
— Расстрелять! Чтобы на земле не было обиженных ни одного человека.
Вот какой справедливый был король Татебор!
Прибегали к Татебору всякие душегубы, убийцы, грабители. Жаловались, что их в триседьмом царстве притесняют. Не дают свободно грабить, делать подлости. Еще больше возмущается король Татебор.
Жаловал он обиженных подарками, деньгами, орденами, окружал почетом и уважением. Свобода личности превыше всего!
Вот какой щедрый был король Татебор!
Если кто-то где-то кого-то убивал, а Татебор не мог точно узнать где, он в назидание всему миру приказывал захватить какой-нибудь остров и расстрелять там каждого, кто будет недоволен, что его расстреливают.
Вот какой мудрый был король Татебор!
Узнает Татебор, что в тридесятом царстве живут веселые и добрые люди, и скажет:
— Там готовится заговор против мира! Улыбками хотят усыпить нашу бдительность.
И посылает он в тридесятое царство свой флот. Пушками этот флот разрушает города и села, убивая стариков, женщин, детей. Гнев и возмущение слышатся в ответ.
— Где же их хваленая веселость, доброта и отзывчивость? — спрашивает король Татебор. — Вовремя мы пресекли зло. Не дали осуществиться коварным замыслам.
Вот какой прозорливый был король Татебор!
Поговаривают люди, что король Татебор мечтает уничтожить всех людей на планете, для их же блага. Тогда никто не сможет обижать человека, за права которого все время борется Татебор.
Вот какой благородный был король Татебор!
Жил на свете волшебник. Все он мог, но ничего его не радовало. Махнет рукой — дворец появится, махнет еще — пустыня возникнет или море разольется. Посмотрит волшебник на все это и скажет: «Ну и что?»
И решил он узнать, что люди о счастье говорят. Почему они ничего не могут, а счастливы бывают?
Вот раз встретил волшебник человека, который нес мешок.
— Тяжело? — спрашивает волшебник.
— Куда уж тяжелей, — отвечает человек. Хочешь, тебе всегда легко будет? Хочешь, все будет делаться само собой?
— Нет, — отвечает человек, — от такого счастья уволь.
Удивился волшебник:
— Тебе же тяжело?
— Так и должно быть, — отвечает человек, — будет все легко, чему же тогда радоваться?
— Наверно, ты прав, — сказал волшебник, — я вот все могу, а радости нет.
— И дом можешь с крыши построить? — спросил человек.
Волшебник махнул рукой, и в воздухе появилась крыша с трубой и дымом. Потом появились стены, фундамент, забор и сад за ним.
— Здорово, — сказал человек, — только лучше, когда все это своими руками построишь.
— Ты и на самом деле счастлив? — спросил волшебник.
— Донесу мешок до места, сделаю дело — вот и радость у меня.
— Дай мне свой мешок, — попросил волшебник, — я понесу.
Путь был долгим. Несет волшебник мешок и спрашивает:
— Далеко еще?
— Далеко, — отвечает человек.
— Отдохнуть можно?
— Лучше не надо, а то радость будет не полной.
Тяжело было волшебнику, махнуть бы на все рукой и сразу с мешком очутиться на месте, но он терпел. Хотелось хоть раз в жизни испытать недоступную ему радость.
Наконец человек сказал:
— Пришли.
Сбросил волшебник мешок, упал на землю, и по лицу у него расплылась счастливая улыбка.
— Теперь понимаешь, что такое счастье? — спросил человек.
— Понимаю, — ответил волшебник. — Спасибо тебе, человек, за науку.
— И тебе, волшебник, спасибо, — ответил человек, — помог мешок донести.
С тех пор волшебник забросил свое мастерство. Своими руками построил дом, вырастил сад и каждое утро еще до солнышка вставал и шел работать в поле. Работая, он пел. Со всеми был добр и приветлив. Дня у него не проходило без радости.
Встречая человека, который работает с удовольствием и песней, улыбнись ему. Может быть, это и есть тот Волшебник, который умеет все на свете.