Конечно, собираясь в наше лесное путешествие, мы захватили из города и кое-какие лекарства. Йод, бинты, вату, таблетки от головной боли, нашатырный спирт… Даже крем от комаров захватили. Есть такой крем специальный, «Тайга» называется. Намажешься им, и комары тебя не трогают, только вокруг вьются и пищат от злости. А вот каких-нибудь пилюль на случай, если вдруг живот заболит, мы взять с собой не догадались. А животы-то как раз у нас и разболелись. Наверно, от брусники, которую мы нашли недалеко от нашей полянки и ели горстями немытую.
Вот лежим мы в палатке, охаем и стонем, а животы у нас болят всё сильнее да сильнее.
Вдруг в стороне затрещали кусты, зашуршали ветки и раздался чей-то громкий голос:
— Какие живые люди есть?
В ответ мы только дружно застонали.
Полотняная дверь палатки приоткрылась, и в неё просунулась голова в старой чёрной кепке, из-под которой спускался на плечи неожиданному гостю кусок кумача — защита от комаров.
Лицо у незнакомца было добродушное, скуластое, с узенькими щёлочками-глазами.
— Ай-яй-яй, — проговорил он, покачав головой. — Совсем больные люди есть…
Гость протиснулся в дверь палатки и присел на корточки, разглядывая нас с сочувствием.
— Живот болит, — вдруг сказал он убеждённо.
Мы так удивились догадливости незнакомца, что даже охать перестали. А он, пятясь, вылез из палатки и исчез.
— Пришёл, увидел, убежал… — попробовал пошутить Василий Васильевич. Но шутка вышла невесёлая.
Мы опять были одни. И оттого, что этот прохожий появился так внезапно и так же внезапно исчез, нам стало совсем грустно.
Прошло минут десять или пятнадцать. Вдруг мы услышали какое-то бульканье. Как будто кто-то наливал воду из чайника в кружку. А потом дверь палатки снова приоткрылась, и загадочный незнакомец предстал перед нами.
— Пить надо, — сказал он, протягивая кружку. — Живот болит — пройдёт; лихорадка есть — всё равно пройдёт…
Я взял кружку и увидел, что в ней намешана какая-то зелёная кашица.
— А что это такое? — спросил Василий Васильевич.
— Из города люди, — вместо ответа усмехнулся прохожий. — Какая трава на сопках есть, в лесу есть — не знают. Пить надо, — повторил он строго, совсем как доктор, который даёт больному горькое, но полезное лекарство.
Я с опаской отхлебнул из кружки. Вкус у кашицы был горьковатый. Но я терпеливо выпил половину приготовленного странным незнакомцем лекарства и передал кружку Василию Васильевичу. Он допил остальное и сказал:
— Так ты, значит, лесной доктор!
— Кто в тайге живёт, в тайге ходит, траву знает — всё равно как доктор, — ответил наш гость.
Пока мы лежали, дожидаясь, когда подействует лекарство, незнакомец разжёг костёр, поставил на огонь сковородку и стал чистить картошку. Мы видели его сквозь откинутую дверь палатки. Потом он куда-то ушёл и вскоре вернулся, неся пучок травы. А тут и боль у нас стала проходить. Мы вылезли из палатки и сели возле костра. Картошка уже шипела на сковородке, и Василий Васильевич, покрутив носом, сказал:
— Что-то как будто жареным луком пахнет.
— Картошку с луком есть будем, — кивнул наш гость.
— Откуда же лук? — удивился я. — Мы с собой лука не взяли.
— Зачем лук брать? — сказал лесной доктор. — Лук везде в лесу много есть.
Тут я увидел, что он срезает острым ножиком розоватые клубеньки корешков у травы, которую успел собрать, и бросает их на сковороду. Стебли у травы были прямые, высокие, с пушистым зонтиком наверху. Я догадался, что это и есть лесной лук. Но мы с Василием Васильевичем раньше этого не знали, хотя и видели кругом такие зонтики.
— Как же тебя зовут? — спросил Василий Васильевич нашего доктора.
— Доржи́, — ответил тот.
— Ну, спасибо тебе, Доржи. Без тебя мы бы не выздоровели. Выходит, ты и правда доктор. А чем же ты нас вылечил?
— Бадан пили, — сказал Доржи. — Лист пили. Бадан в сопках на камнях растёт, много есть.
— А ещё тут можно найти какие-нибудь лекарства? — поинтересовался я.
— Можно, — кивнул Доржи. — Вон багульник растёт. На меду варить — чахоткой болеть не будешь. Весной мать-и-мачеха цветёт. Цветок собирай, первый лист у корня собирай, заваривай, как чай, — кашлять не будешь… — Он огляделся кругом и закончил: — Тут везде всё равно как аптека есть.
Картошка уже подрумянилась, и дух от неё пошёл такой вкусный, что у нас слюнки потекли. Но много есть нам Доржи не позволил: сказал, что мы опять заболеем. И мы послушались, потому что наш новый знакомый в самом деле был настоящим лесным доктором.
Зато чаю он разрешил нам пить сколько угодно. И, отхлёбывая из кружки крутой пахучий кипяток, я спросил:
— А как ты догадался, что у нас животы болят?
Доржи хитро улыбнулся:
— В тайге люди вдвоём ходят. Голова болит — один кричит. Рука-нога болит — один кричит. Живот болит — оба кричат.