Таинственный приятель

9

– Лила, – проворковал Джек, – кажется, я влюбился в тебя.

Они сидели, потягивая вино в скульптурном парке Фаулеров, а над ними в ночи ярко мерцали звезды.

– Я тоже люблю тебя, Джек! – Лила как можно ближе придвинулась к нему, положив голову ему на грудь. Ей хотелось, чтобы этот миг длился вечно – так приятно было чувствовать, как ее обнимают его мускулистые руки, вдыхать запах его сильного тела.

«Что может быть прекраснее?» – подумала она.

– С каждой нашей встречей меня тянет к тебе все сильнее, – говорил он, осторожно касаясь пальцами ее лица.

– Меня к тебе тоже. – В голосе Лилы звучала нежность. – Прошлым вечером я чувствовала себя такой счастливой, что казалось, счастливее и быть нельзя. Но сегодня я люблю тебя еще сильнее. С каждым днем я люблю тебя все больше. – Она коснулась его губ своими губами.

Джек сделал маленький глоток марочного французского вина из превосходного винного погреба Фаулеров. Джордж Фаулер опять уехал куда-то но делам, и Лила воспользовалась этим, чтобы угостить Джека лучшим вином из их коллекции. Отец строжайше запретил ей пить спиртное, но она подумала, что он не заметит исчезновения одной бутылки. К тому же указанный на этикетке срок выдержки произвел на Джека сильное впечатление – ради этого можно было рискнуть, пусть даже отец и отругает ее, когда вернется.

– Ммм, – сказал Джек, покачивая бокалом и смакуя изумительный букет вина, – этот напиток почти так же прекрасен, как и ты. Но ты все-таки еще прекраснее. – Он поставил бокал на маленький столик рядом с собой и обхватил ее лицо своими большими сильными руками. – Ты такая красивая, – пробормотал он. – Лила, я думал, что никому не скажу этих слов, но с тобой мне хотелось бы быть вместе всю оставшуюся жизнь.

Лила в радостном изумлении широко раскрыла глаза.

– Ты говоришь это серьезно? – спросила она недоверчиво.

– Я хочу быть с тобой навеки, – прошептал Джек, покрывая ее нежными поцелуями. – Ты – моя единственная любовь.

– А ты – моя, – взволнованно ответила Лила. – На всю жизнь. – Тут голос ее осекся, и ее охватила восторженная дрожь.

«Навсегда. Навечно. Неужели это правда? Она и Джек – они теперь неразлучны».

При мысли об этом рассудок ее слегка затуманился, она была в состоянии какой-то радостной эйфории, от которой кружилась голова.

Их помолвка войдет в историю. Для начала они устроят великолепный прием – такой праздник в честь их любви, которого еще не видела Южная Калифорния. Тосты за счастье молодой четы будут произносить известные общественные деятели; репортеры будут щелкать затворами фотоаппаратов, чтобы запечатлеть на пленке это грандиозное событие; и в центре всего этого празднества – сама Лила. К зависти всех девчонок не только в Ласковой Долине, но и во всем штате.

– Да, навеки, – говорил Джек. – Навсегда вместе. Когда-нибудь ты станешь моей женой – я очень этого хочу.

– О, Джек, я тоже хочу этого! – Лиле показалось, что она сейчас упадет в обморок от переполнявшего ее счастья. Она уже видела крупные заголовки в «Новостях Ласковой Долины»:

«Мисс Лила Фаулер, дочь миллионера и владельца фирмы по изготовлению компьютерных плат, помолвлена...»

– Конечно, пока это должно оставаться в тайне. – Голос Джека вернул ее к действительности.

– Да? – К ликующему настроению Лилы приметался какой-то неприятный осадок. – Но почему?

Она высвободилась из его объятий и вопросительно взглянула на него.

– Лила, мой отец может узнать, где я нахожусь. Я не могу пойти на такой риск. – Минуту помолчав, он добавил: – Пусть это останется между нами, хорошо?

Блеск ее глаз несколько померк. Не будет большого приема в честь их помолвки? И на ее пальце не засверкает обручальное кольцо на зависть всем в Ласковой Долине?

– Знаешь, если все это каким-то образом просочится в прессу, у меня могут быть большие неприятности, – добавил Джек. – Об этом тут же раструбят все газеты.

– Ты думаешь? – Мысли Лилы переключились на Джека.

Кто же он такой, чтобы журналисты с такой готовностью набрасывались на любые сведения из его жизни? Значит, он очень важная птица. Глаза ее снова радостно загорелись.

– Джек, я не скажу ни одной живой душе, – пообещана Лила. – Мы будем вместе, а все остальное не имеет значения.

– Я рад, что ты это сказала. – Джек взял ее за руку. – И я предлагаю в ознаменование нашей любви назвать твоим именем какую-нибудь звезду. Вот эту, – сказал он, протягивая вверх руку, – потому что она светит ярче всех. Теперь, всякий раз, как я взгляну на нее, я буду вспоминать об этой чудесной ночи.

– О, Джек, как это романтично.

– А завтра вечером мы с тобой устроим себе праздник – только для нас двоих, хорошо?

Завтра... Это будет воскресенье – день, когда она ждала возвращения отца. И снова Лила упала с небес на землю, и снова растаяли ее радужные мечты. Джек так и не был представлен ее отцу. И ни их помолвка, ни его знатное происхождение, будь он хоть Астор, Дюпон или Вандербильт, не заставят сейчас ее отца признать его: для него он будет только мальчишкой, ослушавшимся воли отца. Размышляя об этом, Лила поняла, что ее с Джеком договор о неразглашении тайны их отношений был не менее важен для нее самой.

– Джек, – сказала Лила обеспокоено, – я боюсь, что завтра мы не сможем здесь встретиться. Мой отец, он устраивает небольшой званый обед, – солгала она неуверенным голосом, скрестив у себя за спиной пальцы свободной руки.

Ну как можно сказать парню, с которым уже почти помолвлена, что она боится представить его своему отцу?

Но Джека это нисколько не смутило.

– Ну тогда нам придется отправиться ко мне, – сказал он.

Лила испытала огромное облегчение. Неприятностей удалось избежать. По крайней мере, сейчас.

– У тебя дома – это чудесно, – проговорила она, снова положив голову ему на грудь и вся отдаваясь всепоглощающему ощущению счастья от того, что он рядом.

Она когда-нибудь потом будет беспокоиться о том, как отнесется ко всему этому ее отец. Взглянув на усыпанное звездами небо, она подумала, что это был просто сказочный вечер – вечер, который она будет помнить всегда, потому что провела его в объятиях самого красивого на свете парня, появившегося в Ласковой Долине загадочного принца, назвавшего ее своей невестой.

В доме у подножия холма, на котором раскинулось обширное поместье Фаулеров, Элизабет Уэйкфилд провела этот вечер далеко не так счастливо, как Лила. Ее свидание с Тоддом было испорчено неотступными мыслями об Инид, Джордже и Робин, и, как она ни пыталась, ей не удалось скрыть от него свое беспокойство.

Когда же он стал настаивать на том, чтобы она рассказала ему, что ее так тревожит, Элизабет не смогла этого сделать. Она вполне могла положиться на Тодда: ему можно было доверить любые тайны. Но, если Инид не знала о Робин и Джордже, Элизабет считала себя не вправе рассказывать о них кому то еще. Даже Тодду.

Она знала, что ей было бы намного легче, если бы она могла все ему рассказать. Ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь обо всей этой неприятной истории. Но это было бы несправедливо по отношению к Инид.

В конце концов Элизабет сказала Тодду, что не совсем хорошо себя чувствует, что было отчасти правдой, и рано вернулась домой. Теперь она лежала в постели, беспокойно ворочаясь и пытаясь придумать, как помочь Инид. Стоит ли ей поговорить с ней об этом? Сказать ей о том, что она видела? В этом заключался первый вопрос. Ведь в действительности Элизабет не видела ничего, кроме фотографии. И о чем она говорила? Может быть, в том, что Робин и Джордж стояли обнявшись, не было ничего плохого? Может быть, это был всего лишь мимолетный дружеский поцелуй от полноты чувств по поводу успешного полета? Из того, что Элизабет увидела на сделанном Тиной снимке, ей показалось, что это, к сожалению, не так. Но в последнее время она перестала доверять чутью. Ведь Джек, к которому она относилась с таким недоверием, оказался совсем неплохим человеком, и с Джессикой у них все было хорошо. Нет, она не может полагаться только на свою интуицию. И это было еще одним вопросом. А если допустить, что между Джорджем и Робин действительно что-то было, вправе ли была Элизабет вмешиваться? Это был уже третий мучивший ее вопрос.

После долгих раздумий Элизабет пришла к выводу, что ей оставалось только одно: завтра, когда курсантам будут вручаться свидетельства, она приедет на летное поле и сама поговорит с Джорджем и Робин. Только они могли положить конец ее страхам или подтвердить самые худшие ее подозрения.

Остаток ночи она провела, все так же беспокойно ворочаясь в постели, с тревогой думая о завтрашнем неприятном разговоре: беседа с Джорджем и Робин не сулила ничего хорошего. Элизабет снова и снова перебирала в уме возможные варианты предстоящей встречи с ними. Несколько раз ей приходила в голову мысль о том, чтобы оставить все так, как есть, и ни во что не вмешиваться. Но бездействие будет худшим из всех решений: тогда ее совсем замучают угрызения совести.

Наконец Элизабет забылась тревожным сном. Но и во сне ей не давали покоя Инид и Джордж, Джордж и Робин, Инид и Робин. Даже Ронни Эдвардс, прежний парень Инид, мимолетно промелькнул в ее сновидениях в каком-то фантастическом окружении.

Элизабет с облегчением проснулась от запаха свежесваренного кофе и жарящегося бекона, доносящегося снизу: начинался новый день. Ее тревожный сон совсем не освежил ее, а измучил еще больше, и она была рада, что нужно вставать.

За завтраком она в основном молчала, с готовностью уступив инициативу Джессике, которая не упустила возможности рассказать родителям о Джеке и о всех его достоинствах.

Элизабет старалась протянуть завтрак как можно дольше, выпив несколько чашек кофе, а потом, не торопясь, мыла посуду, вызвавшись сделать это без помощи Джессики. Но в конце концов она уже не могла больше оттягивать выполнение своей неприятной обязанности. Она отправилась в кабинет, где ее мать работала над эскизами интерьера, и попросила разрешения воспользоваться «фиатом».

– Не имею никаких возражений, – сказала Элис Уэйкфилд, на минуту оторвавшись от своей работы. – А куда ты на нем поедешь?

Элизабет чувствовала себя неловко под пристальным взглядом матери.

– Мне хочется посмотреть, как курсантам будут вручать свидетельства на право управления самолетом. Сегодня последний день в учебной программе, и я могла бы написать об этом статью для «Оракула». Это будет как бы продолжением статьи, которую написала Робин Уилсон.

Так же, как и прошлым вечером с Тоддом, объяснение, которое она привела матери, было в какой-то степени правдивым, но в нем была не вся правда. Джессике такие вещи удавались очень легко, но Элизабет, которая твердо была убеждена в том, что всегда нужно говорить всю правду и ничего, кроме правды, чувствовала себя виноватой и стояла, опустив глаза.

– Конечно, ты можешь взять машину, – сказала ей мать. – Но с тобой все в порядке, Лиз? За завтраком ты не сказала почти ни слова.

– Со мной все нормально, мам. – Элизабет постаралась сказать это как можно более убедительно.

Но, усевшись в маленький красный «фиат» с откидным верхом и включив зажигание, она вдруг ощутила, как все ее дурные предчувствия навалились на нее страшной тяжестью.

Она почти автоматически вела машину по ведущей на летное поле извилистой дороге и, одолеваемая мрачными мыслями, не замечала живописного холмистого пейзажа, открывающегося из окон машины. Когда местность приняла более ровные очертания и на горизонте показались маленькие самолеты, желудок ее судорожно сжался.

Через несколько минут Элизабет въехала на стоянку недалеко от края взлетной полосы. Выйдя из машины, она увидела, что торжественная церемония уже началась. Одетый в летную форму человек выкрикивал фамилии курсантов, и новоиспеченные пилоты подходили по одному и получали свои свидетельства. Элизабет подошла поближе и в группе стоящих перед ней ребят уже различала знакомые лица своих одноклассников. Обведя взглядом собравшуюся толпу, она вдруг ясно увидела улыбающуюся красивую Робин Уилсон. А рядом с ней стоял Джордж Уоррен.

Элизабет охватила паника.

«О нет, это правда», – подумала она, и ее первой реакцией было желание повернуться и бежать отсюда без оглядки. По внутренний голос сказал ей:

«Только не это. Ты пришла сюда, чтобы поговорить с Джорджем и Робин, а не делать поспешных выводов».

Ведь они, в сущности, ничего такого не делали, просто стояли рядом. Это еще ничего не докалывало. Кроме того, фамилии курсантов назывались в алфавитном порядке. У Элизабет появилась слабая искорка надежды, и она ухватилась за нее. Уилсон, Уоррен... да, они могли стоять вместе и по этой причине.

Но через несколько минут напряженного ожидания надежда растаяла, как дым. Элизабет наблюдала за тем, как Робин вышла за получением свидетельства, и за ней сразу же последовал Джордж. Поздравления, которыми они обменялись после этого, были отнюдь не товарищескими. Элизабет хотелось провалиться сквозь землю. Но она все же терпеливо ждала, когда они наконец перестанут обниматься и вернутся на свои места.

Первым заметил ее Джордж.

– Лиз! – воскликнул он испуганным голосом.

Они с Робин обменялись быстрыми, нервными взглядами и торопливо отошли чуть подальше друг от друга. Но в этом уже не было никакого смысла.

Робин пристыженно опустила голову.

– Ты ведь какое-то время наблюдала за нами, да? – спросила она, все еще уставясь в землю.

– Боюсь, что да. – Элизабет теребила свой белокурый «конский хвост», такая же смущенная, как и они. Глубоко вздохнув, она рассказала им о фотографии, показанной ей Тиной Айала, и о том, что решила сама все проверить, прежде чем делать какие-либо выводы.

– Я все надеялась, что это окажется не так, – сказала она, – но теперь, когда я знаю, что все это правда, я... ну я просто не знаю, что и сказать. – Она беспомощно развела руками.

Робин всегда относилась к ней по-дружески, а с Джорджем куда только не ходили они вместе: на пляж с Инид и Тоддом, на дискотеку в субботние вечера. Сколько раз они ужинали вчетвером! Обычно и с Робин, и с Джорджем Элизабет могла говорить о чем угодно, но сейчас от смущения не могла вымолвить ни слова. Она как бы раздвоилась: одна ее половина хотела вопить и в ярости топать ногами, в то время как другая – тихо удалиться и сделать вид, что ничего необычного не происходит.

– Лиз, – заговорил Джордж, – я знаю, как тебе это тяжело, но не стану лгать. Это правда: Робин и я... ну мы полюбили друг друга. – Он бросил нежный, восхищенный взгляд в сторону Робин.

Затем, взяв себя в руки, продолжал:

– Поверь мне, Лиз, как ни странно это звучит, мы сами долго надеялись, что все это не так. Мы уверяли себя, что между нами просто дружба и ничего больше. Мы пытались подавить наши чувства из-за Инид. И из-за Аллена тоже.

Аллен Уолтерс, давно влюбленный в Робин, был очень умным, застенчивым мальчиком. Он полюбил Робин в те времена, когда она была толстой и никому больше не нравилась. И когда, как бабочка из кокона, появилась красивая и стройная новая Робин и каждый парень в Ласковой Долине мечтал о свидании с ней, она никуда ни с кем, кроме Аллена, не ходила. До сих пор.

– Но в конце концов мы вынуждены были признать, что это выше наших сил, – продолжал Джордж.

Элизабет сильно прикусила дрожащую нижнюю губу. Может быть, предполагалось, что она должна восхищаться честностью Джорджа, но она не могла думать ни о чем, кроме своей подруги. Перед мысленным взором Элизабет так и стояло лицо Инид, чьи зеленые глаза загорались радостью всякий раз, когда она была с Джорджем.

– Как ты мог так поступить с Инид? – только и смогла сказать Элизабет, пытаясь проглотить ком в горле.

По щеке Робин покатилась слезинка, а за ней очень быстро другая.

– Лиз, мы не хотели этого. Честно. Ведь Инид всегда была так добра ко мне, а Аллен – да он самый лучший парень в мире. Но... но мы с Джорджем ничего не можем поделать с нашими чувствами, как бы мы ни пытались. – Робин разрыдалась.

Взглянув на залитое слезами красивое лицо Робин, Элизабет несколько смягчилась.

– Вероятно, это и в самом деле невозможно, – ответила она, глубоко вздыхая. – И мне, наверное, надо было бы пожелать вам счастья.

– А ты не можешь этого сделать? – печально спросил Джордж внезапно осипшим голосом. – Лиз, я всегда считал тебя своим другом. Пусть так и будет впредь. – Его серые глаза смотрели на нее с мольбой.

На лице Элизабет отразились боль и смятение. Кому же она должна была хранить верность? Чьей дружбе?

– Конечно, ты мой друг, Джордж, – сказала она несчастным голосом, – но мне будет очень тяжело видеть, как страдает Инид.

– Мне тоже. – Он сказал это чуть слышно, и в уголках его глаз заблестели слезы. – Поэтому мне будет очень трудно сказать ей об этом.

– Но ты это сделаешь, – твердо настояла Элизабет. – Потому что держать ее в неведении нечестно. – В этом Элизабет теперь не сомневалась ни секунды.

Джордж кивнул:

– Мы с ней встречаемся здесь чуть позднее. Я обещал ей, что она будет первой, кого я возьму с собой в полет, как только получу свидетельство.

– Я помню. Она этого так ждала. – Элизабет всю неделю радовалась но этому поводу вместе с ней, но теперь голос ее звучал грустно. Если бы только Инид знала, какую цену ей придется заплатить за этот полет с Джорджем.

– Я знаю, – с трудом выговорил Джордж. – И я не лишу ее этой радости. Но потом мне придется все ей сказать. – Он вытер слезы рукавом рубашки.

– А я уже поговорила с Алленом сегодня утром, – шмыгая носом, сказала Робин, готовая снова расплакаться.

На ближайшей полосе готовился к взлету двухместный самолет. Элизабет стала наблюдать за этими приготовлениями, чтобы не смотреть на Робина и Джорджа.

– Я думаю, что иначе вы просто не можете поступить, – согласилась она, но в голосе ее была грусть.

Это было наилучшим решением, но оно принесет столько боли. Как все несправедливо! И Элизабет ничего не могла изменить.

Несколько натянуто простившись с Робин и Джорджем, Элизабет уехала все с тем же тяжелым чувством на душе. Она выполнила свою задачу: выяснила то, что хотела выяснить, но теперь ей было еще тяжелее, чем тогда, когда она ехала на летное поле. Примерно полчаса назад в ней теплилась крошечная искорка надежды. Теперь не было и ее. Ей оставалось только смотреть в лицо безжалостным, холодным фактам: Инид ожидает тяжелое потрясение. Но даже Элизабет еще не знала, какой жестокий удар приготовила судьба ее лучшей подруге.