Карен лежала и загорала под лампой, намазывая себя маслом какао и поворачиваясь, как цыпленок. Она мурлыкала «Укрытие» Ричи Идена и вспоминала приключения прошлого вечера. Форма тогда казалась ей чудесной идеей. Самой замечательной маскировкой из всех маскировок. Да, ей потребовалось все ее мужество, чтобы быть Индирой. Но ее отвага, она это теперь знала, не черпалась из бездонного колодца, не подпитывалась неиссякающими подземными источниками, как у Эрика. Нет. Ее отвага была как слабый, медленно бьющий ручеек; ее хватало на один маленький ковшик в день.
Телефонный звонок прогнал ее дрему. Однако трубка, когда она попыталась взять ее, выскользнула из намазанной маслом руки, и, пока Карен пыталась поднять ее полотенцем с пола. Эйлин уже почти выговорилась:
-..газеты? И что ты наконец делала в Ле Перроне в форме посыльного, скажи ради Бога?
— Старалась перехитрить поклонников и средства массовой информации. Карен выключила лампу и осмотрела свои руки.
— Перехитрить их? Моя дорогая, но это же работа.
Карен понюхала свою руку. Она пахла как закусочная. У нее заурчало в желудке.
— Послушай, Эйлин, во что превратилась моя жизнь? Это все равно что быть в списке ФБР «Разыскиваются особо опасные преступники».
— Такова цена популярности, моя дорогая. Мне уже звонили из агентства, которое представляет производителя форменной одежды. Они хотят, чтобы ты рекламировала их новую линию. И, конечно же, им нужны фотографии Эрика. А агентство, представляющее производителя мотороллеров…
— Этому когда-нибудь придет конец? — простонала Карен в отчаянии.
— Искренне надеюсь, что нет, — фыркнула Эйлин. — У меня три мешка с корреспонденцией для тебя. Пришлось нанять еще трех служащих, которые ничего не делают, только отвечают на письма и просьбы прислать твою фотографию.
— Эйлин, я лучше позвоню Эрику. — Карен вытерла лицо и руки, удивляясь, как это ей пришло в голову убеждать Эрика, что, чтобы быть в безопасности, нужно спрятаться.
Но прежде, чем она успела набрать его номер, он позвонил ей сам.
— Ты видела снимок?
— Нет, но Эйлин только что рассказала о его появлении в газетах. Она считает великолепной всю эту ужасную рекламу. Каждый раз, когда они печатают мою фотографию, она открывает еще один счет.
— Я собираюсь покончить со всем этим, — со страстью сказал он.
— Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.
— Твоя частная жизнь должна снова стать только твоей.
— Именно этого я и хочу.
— Ты будешь иметь возможность ходить, куда тебе захочется. Куда нам захочется. Внезапно она почувствовала озноб.
— Это совсем не то, что я имела в виду. Как я могу ходить, куда захочу?
— Увидишь. Я буду у тебя в семь.
— Что ты собираешься делать? — нервно спросила она.
Засмеявшись, он ответил:
— Где лучше всего спрятать яйцо?
— Спрятать яйцо? В траве, наверное?
— Нет, моя дорогая. В коробке с одиннадцатью другими яйцами.
Остаток дня Карен провела в мучениях, пытаясь угадать, на что еще окажется способным Эрик. Чтобы успокоить нервы, она решила что-то разобрать, свалила в кучу на полу все рецепты и постаралась сосредоточиться на их сортировке. Годами откладывая эту работу, теперь она сидела на полу, скрестив ноги, окруженная газетными вырезками, и озадаченно разглядывала каждую, перечитывая по несколько раз. Почему она когда-то решила, что ей, например, может понадобиться рецепт тушеного языка? В это время раздался звонок в дверь.
Карен подлетела к двери, разбросав при этом все рецепты.
— Не думала, что уже так поздно, — сказала она, открывая дверь. — Эрик! У нее перехватило дыхание. — Что с тобой?
Его красивые светлые волосы стали рыжими, а над верхней губой, когда он говорил, шевелились громадные рыжие усы. Кроме того, Эрик был облачен в пиджак для обеда, а в руке держал большую плоскую коробку.
Эрик пошлепал по своей рыжей голове.
— Тебе нравится моя маскировка? — он ухмыльнулся. — Это парик.
Он положил коробку на стул и притянул к себе Карен.
— Тебе нравятся усы?
— Я поражена. Этого я ожидала меньше всего. — Она дотронулась пальцем до похожих на проволоку усов. — На чем они держатся? — Она откинулась в его руках назад, с сомнением разглядывая их. — Они, наверное, вызывают зуд.
— Так и есть. Я истратил целую бутылочку резинового клея, чтобы приклеить их. — Он высвободил одну руку, чтобы аккуратно почесать с краю. — Мне говорили, что некоторые женщины находят усы очень привлекательными. Давай попробуем.
Это было вовсе не сексуально, это было ужасно — одна знакомая губа и целый куст щетины.
— Все равно что поцеловать старую варежку. — Карен потерла губы. Дорогой, что все это значит? И почему на тебе этот пиджак? И что ты там говорил о том, чтобы спрятать яйцо?
Взяв обе ее руки в свои, он подвел ее к дивану, и, когда они сидели колено к колену, объяснил:
— Мы не можем жить, как узники. И в то же время не хочу, чтобы нас преследовали на улицах. — Эрик со злостью хлопнул себя по колену. — Мы не… преследуемые звери. Если нельзя свободно выйти и развлекаться, как хочется, то для чего же тогда столько работать? Что за жизнь мы ведем?
— Но мне нравится быть дома. Все было чудесно прошлым вечером, но у нас не было особого выбора. Почему бы не позвонить в Lade Lotus и не попросить прислать сюда китайскую еду?
— Опять? О, нет. Хватит скрываться. — Его глаза блестели от возбуждения. Пресса тебя создала, но можно заставить ее забыть тебя.
— Не думаю, что мне это нравится. Да и как можно заставить прессу сделать что-то?
— Пойми, Индира — всего лишь дитя средств массовой информации. Индира Сингх, Пылкая Принцесса Пенджаба. — Он набросал в воздухе заголовок. — Куда она ходит? Что делает днем?
— И ночью.
— Что ест на завтрак?
— И спит ли обнаженная?
— Они действительно спрашивали тебя об этом? Бедняжка. Они писали о тебе всю эту ерунду.
— О нас, — поправила она его. — Мы теперь занимаем на страницах газет места больше, чем когда-либо. Ты теперь мой близкий друг.
— Да! Неужели ты не понимаешь? Они пишут о нас потому, что видят нас. Если мы могли бы стать невидимыми, если бы могли исчезнуть…
— Именно поэтому я и была вчера в форменной одежде.
— Но это было неверной маскировкой. Следуя моему плану, мы исчезнем, и с сумасшедшими преследованиями будет покончено. Они умрут, как умирает огонь, когда нет топлива. Для прессы ты будешь недосягаема.
— Я не знаю, дорогой. Элвис годами был недосягаем, но до сих пор появляются всякие рассказы о нем.
— Да, но разыскать его они не могут. Карен закатила глаза и застонала. Он невинно усмехнулся.
— Эрик, все, что ты говоришь, слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. И как ты собираешься сделать меня невидимой?
Он взял ее за подбородок.
— Я ругаю себя за то, что опубликовал все те фотографии, где ты в ковбойской одежде.
— Это не твоя вина. Ты снимал для заказчиков. И кроме того, я никогда не носила индийской одежды.
— Вот именно! В городе люди ожидают видеть тебя одетой как типичную нью-йоркскую модель, потому что ты всегда так одета. Но теперь… — Он указал на плоскую коробку. — Теперь ты будешь одета, как индианка.
У нее стали влажными ладони. Она крепко сжала руки.
— Я не могу выйти в сари. Я просто не могу. Я буду выделяться.
— Ерунда! На Манхеттене десятки тысяч индианок. Разве ты не видишь? Это именно тот костюм, в котором тебя никто не ожидает увидеть.
— Но Эрик… — Эрик был ее опорой. Эрик был ее спасением. Как сказать ему, что она скорее умрет, чем выйдет в люди в сари?
— Я принес тебе три сари, — гордо сообщил он и почесал свою верхнюю губу. — Вечером выходим в город.
Ее сердце упало.
— Куда?
Он скрестил руки и хитро подмигнул ей.
— Это мой секрет. Одевайся. У задней двери нас ждет такси.
— Куда мы едем? — нервно спросила она, поправляя складки на сари. Такси направлялось на юг на Лексингтон-авеню.
Эрик гордился собой, был самодоволен от возбуждения.
— Там, где ты будешь похожа на всех остальных, никто тебя не заметит, и мы сможем отдохнуть и повеселиться, как все обыкновенные люди.
Карен знала, что такого места нет. Она осмотрелась вокруг. Они ехали по Сорок четвертой улице, потом въехали на Юнайтед Нейшнз Плаза, где, увидев флаги перед зданием Секретариата, Карен попыталась угадать.
— Мы ведь не туда собираемся, правда? Скажи мне, что нет.
Он рассмеялся, наблюдая ее изумление.
— Нет, но в ресторан поблизости. Она откинулась назад, пока он расплачивался с водителем, не желая покидать свое убежище в такси. Ей не хотелось доводить все это до конца, но она не видела выхода, разве что изобразить приступ, но едва ли это будет правдоподобно. Эрик, казалось, был доволен собой чрезвычайно. Его проделка вызывала у него восторг и трепет конспирации. Он, наверное, думает, что он Ким Киплинг, подумала она. Она была испугана. У нее схватывало желудок.
— Пойдем, — сказал Эрик, протягивая руку в такси, чтобы помочь ей выйти. Ее рука дрожала.
— Не бойся, — мягко сказал он.
Карен оглядела зал ресторана, борясь с желанием спрятаться за широкой спиной своего друга. Она насчитала восемь индианок в сари и трех японок в кимоно. Тут были мужчины в тюрбанах и бурнусах и даже в кафтанах. Она вся напряглась. Как возможно выдержать испытание рядом с настоящими индианками? Настоящие индианки зальются смехом, они будут хихикать за их спиной и подталкивать своих мужей. На негнущихся ногах Карен прошла к столику, слыша лишь бормотание на различных языках. Она обессиленно опустилась на стул, чувствуя себя так, как будто прошла сотню миль.
— Вот видишь? — сказал Эрик. — Здесь ты всего лишь еще одно хорошенькое лицо. Еще одно яйцо, — добавил он, смеясь.
Напряжение у нее внутри постепенно исчезло. Обед прошел как в волшебном тумане. Никогда раньше она не чувствовала себя ближе к нему, она его обожала. Ей нравилось его самообладание, его уверенность в себе. Но ресторан постепенно пустел, а ей не хотелось испытывать удачу. Карен обреченно простонала, когда он заказал к кофе бренди. Это означало по крайней мере еще тридцать минут. Но наблюдая, как он смакует бренди, она потеряла чувство времени. Она думала, как она любит форму его рук — у него такая большая широкая ладонь, а пальцы сильные и в то же время такие нежные. Ей нравилось, как выступает его подбородок и как приподняты кверху уголки его рта, скрытые сейчас рыжими усами, а когда он не мог удержаться от того, чтобы почесать края, она улыбалась и думала, как он ей дорог.
Эрик прихлебывал бренди и качал головой.
— Не понимаю страсти этой страны к назойливости. Откуда у этих людей такое желание знать все о других? И почему очень многие здесь так охотно раскрывают себя? Почему все так жадны до лести и почему поклонники так безумны в своем обожании, так готовы любить своих кумиров?
— Не знаю.
— Ты просто модель, которая выполняет свою работу. Зачем же так настойчиво вмешиваться в твою частную жизнь? Нашу частную жизнь. Такого никогда бы не случилось в Дании.
— Я и не пытаюсь понять это. Все это так мелко и незначительно. Мы просто самые обыкновенные люди.
Он допил бренди.
— Ты готова?
— Да! Это был чудесный вечер, дорогой! Хотелось бы, чтобы он длился вечно. Улыбаясь, он взял ее руку.
— Я сделаю все, чтобы он продолжался. Он прижал ее пальцы к своим губам.
— Пообещай мне, что ты избавишься от этой щетины над губой.
Он обвел глазами зал.
— Это лишь для окружающих.
Внезапно ее страх от того, что она находится в этом ресторане, сменился страхом от того, что ей придется его покинуть.
— Не могли бы мы остаться здесь еще ненадолго? — Она сказала это очень обычно, но он умел читать ее мысли.
— Ты боишься уйти? Боишься, что тебя поджидают фотографы?
— Думаю, да. Так чудесно быть невидимкой.
— Пойдем. — Эрик встал. Казалось, он сумел подзадорить ее.
Карен позволила ему поднять себя на ноги.
— Если на улице есть фотографы, мы их одурачим. Дураки заслуживают того, чтобы их обманывали.
Карен схватила его за руку, прежде чем выйти из двери, но даже тогда она чувствовала себя как маленькое и напуганное существо, которое выглядывает из своей норки, чтобы понюхать воздух и понять, нет ли поблизости хищников. Она стояла замерзшая, пытаясь совладать с собой, принюхиваясь к Восточной Реке.
Эрик обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Мы все еще невидимки.
И она увидела, что он прав. По улицам прогуливались люди, группами выходившие из близлежащих ресторанов, они разговаривали, жестикулировали, спорили на различных языках, которые журчали и струились в ночном воздухе. Но никто не замечал рыжеволосого мужчину и его спутницу. В дверях не поджидали фотографы, не щелкали вдоль тротуара мини-камеры, за кустами не прятались поклонники. Они были в безопасности. Но для одного вечера с Карен было достаточно. Она с готовностью прыгнула в первое же такси, которое остановилось.
— Поехали, — позвала она его, — давай поедем домой.
Позже, ночью, когда ее тело было одурманено любовью, а ее ноги были еще переплетены с его ногами, борясь со сном, который грозил их разлучить, она сказала:
— Мне жаль, что это так больно.
— Ничего, все будет в порядке. — Он прижался к ее щеке.
— Надо было воспользоваться увлажняющим кремом.
— Просто я не сделал все так, как следовало бы по инструкции.
— Не стоило отдирать их как пластырь. Нужно было спиртом растворить клей. Бедняжка. — Она покрыла его верхнюю губу нежными поцелуями. — Больно?
— Только когда я смеюсь, моя дорогая. Только когда смеюсь.
— Карен? — Голос Эйлин был мягким.
— Хорошо, что ты позвонила. Эйлин. Я приняла решение. Начиная с завтрашнего дня я участвую только в показах высокой моды или нигде. С меня достаточно ботинок, каш для завтрака, орехового масла и сверхъестественного чая. Особенно сверхъестественного чая. Никаких униформ и мотороллеров. Ничего, что привлекло бы этих сумасшедших поклонников. Буду показывать одежду, модели дизайнеров и ничего, кроме этого.
— Конечно, моя дорогая. Как скажешь.
— Правда? Именно так?
— У меня премилые новости, дорогая. — Ее голос был приторным.
— Не думаю, чтобы мне хотелось их услышать.
— Мы только что получили заявку от Госдепартамента…
— Кто это мы?..
— Они предложили нам сотрудничество в любой форме. В целях международных отношений, ты понимаешь.
— Сотрудничество с кем. Эйлин? Заканчивай.
— Индийское правительство посылает в Нью-Йорк торговую делегацию. Кстати, они прибывают в пятницу.
— Но какое отношение это имеет к нам?
— Их консульское управление в Нью-Йорке сообщило им о твоей известности в этой стране, о том, как много ты сделала для Индии и Америки, и они просили устроить встречу именно с тобой.
— Нет.
— Индийское консульское управление устраивает прием — ты и торговая делегация будете почетными гостями…
— Нет!
-..это будет в понедельник после их приезда. Потом, во вторник вечером… обед в честь…
— Нет!
— Карен! Как ты можешь отказываться?
— Очень просто. Нет! Я могу повторить это по-датски.
— Но ты должна это сделать в интересах твоей страны.
— Нет. Единственное, что я слышу, это голос жадности. Дикие лошади не способны затащить меня в комнату, где будет полно настоящих индусов. Я очень хорошо прочувствовала все прошлым вечером, и уж поверь мне, это ужасно.
— Но что же ответить Вашингтону? Что ответить консульскому управлению? Что делать с торговой делегацией?
— Скажи им, что Индира… удалилась от мира в поисках истины.
Эйлин даже задохнулась.
— Да ты что?
— И можешь сказать им еще, что Индира никогда не вернется. Все, Эйми. Кончено.
— Кончено? Что ты имеешь в виду, говоря «кончено»? Куда ты уезжаешь? — Эйлин завопила, ее голос срывался от отчаяния. — Карен?!
Карен оборвала разговор. Она сразу же позвонила Клэр. Клэр можно доверять, она сохранит секрет, и кроме того, у Клэр был дом в Майне.