Так оно бывает (Юмористические рассказы и сценки)

I. СРОЧНО ВЫЗДОРОВЕЛ

В этот санаторий меня привезли вскоре после тяжелой операции. Чувствовал я себя неважно. Диета мне была показана строжайшая. Я разместился в палате, где стояла еще одна кровать, а на кровати помещался угрюмый человек — с виду в состоянии не лучшем, чем я сам. Едва я уложил в тумбочку нехитрое свое имущество, как прозвучал сигнал к обеду…

И за столиком в большом зале я оказался рядом с моим соседом по палате. Ел я мало и неохотно. Но сосед еще меньше вкушал от диетических яств. Он капризно ворошил вилкой или ложкой содержимое тарелок, брезгливо гримасничал и возвращал официантке все блюда подряд со словами:

— Возьмите, девушка, неохота мне что-то… бог уж с нею — с едой. Вот когда выздоровею, поедим по-настоящему…

И он вздыхал так глубоко и печально, что официантка отвечала ему сочувствующим вздохом…

После обеда мой сосед лежал на кровати и читал «Огонек». А за ужином снова отказывался от еды, испускал вздохи и грустно качал головою, как бы сокрушаясь о своем здоровье…

Мы рано отошли ко сну. И я скоро очутился в «объятиях Морфея»… А проснулся я часов в восемь. Летнее утро шумело и сияло уже во всем своем блеске. У окна, выходящего в сад, стоял мой «сокоечник» в полосатой пижаме, короткой не по росту, и разговаривал вполголоса с женщиной, которая оперлась локтями о подоконник и всунула в нашу палату голову и торс, формально находясь в саду (палата наша помещалась на первом этаже).

— Ну, а Пахомов что тебе сказал? — строгим голосом вопрошал мой сосед.

Женщина грустно как-то всхлипнула и ответила:

— Тоже говорит: «рано еще»…

— Хорошо ему указывать: «рано, рано»! Он бы сам попробовал!..

— А что же сделаешь, Пашенька? — виноватым голосом произнесла женщина. — Вот и Кудеркин тоже посоветовал не торопиться…

— У Бульбарка была?

— Была. А как же?.. Бульбарк еще того строже: «Я, говорит, ему пропишу, если он — если ты то есть — появится сейчас!» Бульбарк очень сердитый.

— Да ревизия хоть кончена?!

— То-то и дело, Пашенька, что — нет. Бульбарк говорит: «Сейчас самый тонкий момент — акт пишется». Ревизионный, то есть, акт. Он мне сказал: «Если, говорит, ваш муж сейчас высунет нос, — тогда всё; тогда и ему каюк, и нас всех за собой потянет. Пусть сидит там в больнице тише воды, ниже травы». Вот так…

— Нда… Как будто я один носом рыл, а они — святые ангелы — в стороне стояли и ахали!.. Чтоб их всех!!!

— Пашенька, ну что ж поделаешь?.. Каждому свое… Зато кончится ревизия, ты опять начнешь оклад получать, народ соберем у нас дома, закусочка будет, винцо…

— «Закусочка, закусочка»!.. Когда-то еще это я съем твою закусочку… Лучше скажи, что ты мне принесла?

— Добыла кой-чего… Балычок… на вот, бери… сайры баночку… селедочку в винном соусе… я знаю, ты солененькое любишь… Торт возьми: бисквит с шоколадным кремом… Или, может, тебе жирного-то не надо?

— Ты что? — обалдела? Почему это мне не надо? Нешто я — на самом деле больной? Я тебе утку заказывал жареную…

— Вот она — утка… А вот — копченой колбаски кольцо…

— Ладно. Водку захватила?

— А как же!.. Я четвертинки купила: все ж таки легче тебе будет прятать под кровать-то… Забирай: четыре четвертинки…

— Ладно. Ступай теперь. И скажи там всем — особенно Пахомову и Бульбарку, что я долго сшиваться на этой койке не намерен! Пускай поторапливаются!..

— Пашенька, так разве ж это от них зависит? Они же сами сидят по домам, как суслики, трясутся, а ты говоришь…

— Ладно. Завтра принеси килечек: что-то мне килек очень хочется…

— Принесу, Паша, не сомневайся, все принесу. Лишь бы ты успокоился…

— Ну, ступай, ступай, нечего тебе…

Женщина в последний раз всхлипнула и отступила от окна. А мой сосед донес полученные им яства и пития до тумбочки у кровати и принялся шуршать бумагой, разворачивая свертки и извлекая утку и балык, селедку и четвертинки… Заметив, что я проснулся и гляжу на него, он смущенно захихикал.

— Да, вот так, дорогой сосед… Приходится иной раз и поболеть без болезни… Балычком не побалуетесь вместе со мной? Нет? А уточки кусочек?.. Жирная, бестия! Один смак!..

Выслушав мой отказ, мнимый больной повернулся ко мне почти что спиною и зачавкал с каким-то даже остервенением…

За завтраком в девять часов утра он часто икал и прикладывал при том руку к левой стороне груди. Трижды произнес он очень громко — чтобы все слышали:

— И так каждое утро… уж не знаю: сердечная у меня икота или, наоборот, желудочная?.. А эти врачи мне толком объяснить не могут… Безусловно!.. Откуда им знать, хе-хе-хе…

Воровато посмотрев на меня, он сел на свое место за столом и по-вчерашнему принялся ворошить вилкой скромные диетические блюда:

— Ой, ну что делать, когда аппетиту нет у человека?.. Ну, никакого нет аппетита!..

…Дней через пять после моего приезда (и все пять дней повторялись утренние визиты жены и вручение снеди) за обедом мой сосед по палате небрежно развернул газету, только что прине-сенную культурником. Рассеянно проглядывал он текст и изображения на газетных страницах. И вдруг голова его дернулась вперед, он приблизил газету к глазам и вскрикнул: «Ага! вот оно!» Затем последовало бормотание: он прочитал почти вслух поразившую его заметку. Поднял нос кверху и внезапно заблестевшими глазами оглядел всех. Выражение самодовольства и тщесла-вия появилось на его лице. Он встал и, оттолкнув ногою стул, пошел к выходу.

— Ладно! — громко заявил он. — Довольно мне с вами тут ваньку валять. Выздоровел я. Выздоровел!

— Что случилось? — с любопытством спросил его один из отдыхающих.

— А то случилось, что наше управление ликвидировано. Вместо него новый комитет будет. Ну, выходит, что по нашим делам теперь учет получится морского типа…

— Морского? Как это?

— А так: все концы в воду… Понятно? Кому теперь интересно копаться в старых делах?

И, расстегивая на ходу ненавистную ему пижаму, чтобы сбросить ее поскорее, мой сосед вышел из столовой. Он срочно выздоровел!

2. ВОПРОС САМОЛЮБИЯ

Дежурный врач санатория принимал новую партию больных. По очереди к его столику подходили люди с нездоровым цветом лица, с отеками под глазами и прочими признаками болезней. Но вот приблизилась к доктору гражданка средних лет завидной упитанности, с румянцем во всю щеку, одетая кокетливо и с претензией на моду. Часто замигав начерненными ресницами, она присела несколько набекрень на кресло подле стола и манерно протянула путевку.

— А ваша курортная карта? — спросил врач, принимая бумагу.

— Ах, справка… справка у меня есть… Из нашей поликлиники…

И «больная» принялась рыться в полуметровой своей сумке с пастью, словно у бегемота.

— Нет, нет, товарищ, нам нужна не справка, а именно — курортная карта. Санаторий у нас — специализированный: мы лечим почки.

— Ну что ж… Почки у меня тоже есть. Подлечите их, — кто же станет возражать?..

— Но если у вас нет болезни почек, вряд ли вам стоит оставаться у нас…

— Вот тебе раз! — обаятельная улыбка исчезла с лица гражданки, и проглянула железная маска упрямой добытчицы и хищницы. — Я, понимаете ли, хлопотала-хлопотала, с таким трудом получила к вам путевку, и вдруг — нате вам!..

— Но поймите, что вам самой будет не очень приятно здесь! — сказал врач.

— Обо мне можете не беспокоиться: за себя я как-нибудь уже постою!

— Да, но у нас, например, специальная почечная диета.

— Ну и что?

— Как — «и что»?! Мы все блюда подаем без соли.

— Неужели мне трудно будет самой посолить суп или там бифштекс?

— Как раз бифштексов не будет: мясных кушаний у нас не положено.

— Да? Забавно… Но, в конце концов, я могу докупить колбасы или консервов и дать повару сварить, так сказать, частным образом…

— Это категорически запрещается.

— А вы даже и не узнаете об этом. Дело будет между нами: я и повар сговоримся и… Кстати, ваш повар — хороший кулинар? Я терпеть не могу этого массового «харча», как в забегаловках…

— Наш повар — специалист-диетолог.

— Какой, какой специалист?

— Диетолог. Он имеет образование в масштабе…

— Ну, это — его дело, какие у него там масштабы. А лично я люблю покушать и надеюсь, что у вас… За те деньги, что я заплатила за путевку, знаете ли, можно давать отличный блюдаж!

— Что давать?

— Я говорю: блюдаж. Что вы, не знаете этого слова? А еще специалист, доктор… Ну, ладно. Скажите мне: в какой корпус вы меня поселите? И потом: нельзя мне пожить одной в палате? Терпеть не могу жить с малознакомыми бабами…

— Но поймите же, гражданка, что вам нельзя оставаться у нас!

— Нет уж, если я приехала сюда, истратилась, так я здесь останусь во что бы то ни стало! Какие у вас есть развлечения для больных? Ну кино будет, это я и без вас знаю. А как насчет танцев? Площадка приличная есть? Паркет или — как в парках — гудрон?

— Танцев у нас нет: не те больные.

— Хорошее дело!.. Так как же ваши больные развлекаются?

— Процедурами развлекаются.

— Да?.. Это забавно… А что за процедуры? — хотелось бы знать.

— Разные… уколы, например…

— Нет, этого я терпеть не могу. Чтобы за мои деньги меня бы еще кололи… Ни за что! А еще что?

— Грязь у нас есть.

— А где ее нет? Вы поверите? — даже у нас в доме такая развелась склока, такая грязь… Эта — из восьмой квартиры — ну, Спиридонова — так она приревновала, знаете ли…

— Я имею в виду лечебную грязь. А про ваш дом слушать, извините, мне неинтересно…

— А кому это может быть интересно? Весь дом ходит ходуном из-за одной мерзавки…

— Нда… Так вот: придется вам возвращаться обратно.

— Вы что, смеетесь?! Я столько времени добивалась этой путевки, такие перенесла хлопоты… Если бы вы знали, кого мне пришлось поставить на ноги, чтобы попасть к вам… Это, наконец, вопрос самолюбия!

— Да поймите вы: ваше место нужно воистину больному человеку!

— Вы еще, между прочим, меня не осматривали. Ничего неизвестно. Может, я побольнее всех этих ваших почечников!

— Тогда предъявите курортную карту.

— Да что вы заладили «курортную карту, курортную карту»!.. У меня с собою мои почки… я вся здесь, в конце концов! При чем здесь — карта? Лечить-то вы будете не карту, а меня!

— От чего лечить?

— От чего надо, от того и будете лечить. Например, я думаю, что у меня миски не в порядке.

— Какие миски?

— Почечные. У одной моей приятельницы было воспаление этих мисок, и она мне рассказывала, что с ней происходит. Так у меня — буквально то же самое бывает…

— Вы, вероятно, имеете в виду почечные лоханки?

— А не все ли равно? — миски, лоханки, окарята там, кастрюли… Важно, что у меня есть чего лечить!

— И все-таки мы нe можем вас принять.

— А я ведь жаловаться буду!

— Ваше право.

— Раз вы признаете мои права, почему же вы не хотите признать мою путевку?

— По-моему, я достаточно ясно сказал: потому что ваш профиль не подходит к нашему санаторию.

— Вон как! Оказывается, здесь выбирают больных по профилю! Кстати — у меня не такой уж дурной профиль. Мне даже говорили, что именно в профиль я похожа на одну греческую богиню — не помню сейчас ее фамилии, но…

— Простите, я имею в виду профиль вашей болезни.

— Чего только человек не придумает, чтобы отказать! У болезни, видите ли, есть профиль… Короче говоря: куда вы меня помещаете?

— Никуда. Возьмите вашу путевку.

— Не возьму.

— Тогда мы перешлем ее сами.

— Только попробуйте! Вы еще не знаете, какие у меня связи… Вас за это так могут стукнуть, что не только ваши почки, а весь ваш организм очутится бог знает где! Да, да, да! Вы здесь тоже не останетесь! Это я вам обещаю! Для меня это вопрос самолюбия!

— Охотно верю. А для нас это — основной вопрос нашей работы: в санатории должны лечиться те, кто действительно болен.

— Опять двадцать пять! Неужели я должна все сначала?..

— Нисколько. Наша беседа окончена.

— Нет, это только вам так кажется, что окончена. Вы еще пожалеете, что пренебрегли моими болезнями и моей путевкой! Вы еще пожалеете!

— Да, я знаю: для вас это вопрос самолюбия… Попрошу следующего!

Вставая, сердитая гражданка ногой отталкивает кресло метра на четыре и напролом идет к двери, чуть не опрокинув больного, который спешит подойти к врачу. Лицо ее пылает от ярости, губы шепчут что-то непонятное, но, очевидно, очень грозное, и все вокруг сторонятся, чтобы не попасть под этот разъяренный танк…

РЯД ВОЛШЕБНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ…

Здравствуйте, товарищ предфабкома!

— А-а!.. Строитель! Прошу, прошу! Что скажете? Скоро вы нас будете вселять?

— Вот я по данному вопросу как раз и пришел… В отношении корпуса номер семь…

— Дааа… давно бы уж пора вам закончить с этим корпусом…

— А я — про что? Именно в таком смысле и хочу вас информировать, что давайте же, вселяйтесь в этот пресловутый корпус!

— Хорошее дело — «вселяйтесь»! Будто это от нас зависит… Мы же с вами на той неделе ходили по всем подъездам… Там еще — работы и работы!

— Мммм… ннне совсем так, товарищ председатель фабкома…

— Вы — что? — поднажали за эту неделю, — да?

— Ну, и поднажали, безусловно, и потом, вообще… А что, собственно, вас так тревожит в этом седьмом корпусе?

— Здрассте! Мы же говорили в тот раз: и водопровод еще не подключен даже…

— Сегодня — не подключен, завтра подключим. Это — не принципиальный момент. Главное — что? — здание крепко стоит на своем фундаменте. Отделка заканчивается. Те же там фундамент, крыша, переборки, межэтажные перекрытия имеются… Значит, можно — что? — вселяться с богом, как говорили в старину!

— Пожалуй, в старину в такой незаконченный дом никогда не вселялись бы. На той неделе там даже перил еще не было на лестницах. Теперь-то хоть появились?

— Кто? Перила? Ей-богу, это не принципиальный момент. Сегодня, допустим, — нет, а завтра появятся. Тут надо вот о чем думать: если мы с вами составим такое соглашеньице, что-де фабричный комитет считает, в основном, работу по возведению седьмого корпуса законченной…

— Как же — законченной?!

— В основном, в основном! — я говорю… Подписываем мы с вами такое соглашеньице, и тогда нам не страшны бюрократы из архитектурного управления, которые, безусловно, будут рады придраться к любому пустяку…

— Вы знаете? А мы как-то не боимся этих, как вы их называете, «бюрократов»…

— Товарищ председатель! Как же вам не совестно?! Мы с вами работаем вот уже третий год…

— Да, затянулась ваша работа…

— «Наша» — вы говорите?

— Нет, — ваша. Вам давно бы пора уже сдать корпус.

— А я о чем? Исключительно о том, чтобы как можно скорее отдать вам все сорок пять квартирок, как миленькие…

— Какие же они «миленькие», если они не достроены еще?

— Это не принципиальный момент. Чего вам там не хватает?

— Опять двадцать пять! Вон вы сами признались, что вода еще не подключена. Газу нет. Отопление, наверное, не опробовано…

— Ну, не опробовано. И что? Долго ли его опробовать? Затопил котел — и пожалуйста…

— Да, затопил котел, а где-нибудь прорвет систему… водою зальет…

— На вас не угодишь, товарищ предфабкома: то вам не нравится, что воды нет, а то вы недовольны, что вода прольется… Не принципиально как-то получается.

— Зато у вас, я вижу, очень принципиально.

— Факт. А как же?!

— Да, и принцип у вас такой: сбыть с рук недостроенное здание.

— Ну, зачем же так резко?.. У нас с вами — товарищеская беседа: я вам — свое мнение, вы мне — свое…

— А мое мнение, между прочим, такое: мы наших людей в дом, где нет еще элементарных условий, вселять не станем…

— Обидно даже слушать, товарищ председатель! Кто вам предлагает «без элементарных условий»?! Третий, я говорю, год не покладая рук бьюсь вот лично я над строительством того же корпуса номер семь, и хоть бы кто-нибудь спасибо сказал мне за мою работу, которая, при которой… в которой…

— Напрасно упрекаете нас в неблагодарности, товарищ прораб. У нас есть решение выделить лично вам квартиру именно в этом седьмом корпусе.

— А?

— Я говорю: хотим премировать вас квартирой.

— Нет, серьезно?!

— Помилуйте, что за шутки… Наметили на последнем заседании… ну, конечно, от вас потребуется заявление — дескать, прошу мне предоставить и так далее…

— Чувствительно тронут и благодарен, если так. Безусловно, за заявлением дело не станет. В седьмом корпусе вы мне хотите?..

— Да. А вы возражаете?

— Боже упаси! Как тут можно возражать? Корпус-то я знаю как свои пять пальцев, слова богу, сам строил, хе-хе-хе… Вернее: сам строю. Вот так.

— Значит, когда же мы будем его принимать — седьмой корпус?

— Мммвт… как вам сказать… Пожалуй, вы меня убедили, товарищ предфабкома: торопи-ться здесь ни к чему. Лучше еще немного обождём, зато получим настоящее человеческое жилище, так сказать. Без этих пошлых недоделок.

— Вы так считаете?

— А как же? Ведь на сегодняшний день — смешно сказать! — в этом пресловутом корпусе даже ванн нету. Ну, куда это годится? Никуда не годится! Что же — наши люди, которые будут вселяться в квартиры, они что недостойны иметь условия для личной гигиены? Вполне достойны! И осуждения достойны те, с позволения, руководители стройки, которые норовят всучить заказчикам полуготовое здание!

— Это — вы про кого?

— А? В данном случае я — про наших субподрядчиков: трест «Сантехмонтаж». Обещают, понимаете ли, каждый день завести ванны и те же раковины, а сами в ус не дуют!

— Ну, ванны-то можно и потом поставить… Люди очень уж нуждаются в площади. Пускай переедут без ванн, а потом…

— Ох, не знаете вы этих типов — наших субподрядчиков… «Потом» они вообще палец о палец не ударят. Да! Там еще даже водосточных труб нет. Первый дождь вызовет потоки грязной воды с крыши прямо — в окна квартир…

— Почему вы говорите «грязной»?

— Да потому что краска-то с крыши сразу начнет слезать. И только ли с крыши?.. Нет, нет, мы лучше с вами вот что: пройдем еще разок по всему зданию и установим, чего еще нет, какие такие имеются недоделки… А также насчет мусора надо принять меры!

— Насчет какого мусора?

— А перед домом строительный мусор. Гора! Монблан! Казбек! Более того — целый горный хребет типа Гималаи… Там не только что жильцы, а сам черт ногу сломит… И вы предлагаете такой дом сдавать в эксплуатацию!.. Непринципиально это!..

— Я предлагаю? По-моему, это вы толковали насчет сдачи…

— Хе-хе… уж и пошутить нельзя… Дай, думаю, проверю: насколько у нас председатель фабкома — стойкий товарищ… Так разрешите мне написать вам заявление — в отношении квартиры для лично меня?

— А чего ж? Так прямо и пишите: «Прошу мне предоставить квартиру в корпусе номер…» Ой, погодите, я что-то напутала: у нас была наметка вам выделить жилплощадь не в седьмом, а — в следующем, в восьмом…

— А?

— Я говорю: в восьмом корпусе получите.

— Позвольте! Восьмой корпус еще не начинали даже строить!

— Дааа, затянули вы с седьмым…

— Восьмой корпус — он при наших темпах раньше чем через три года и нельзя даже ожидать, что будет готов!..

— А это уже всецело в ваших руках, товарищ прораб. Стройте быстрее.

— А? Да, да, конечно… Но если мы перекинем на восьмой корпус и рабочих и лимиты, тогда… Ага. Кхм. Да. Вот именно!

— Что — «вот именно»?

— Вот именно, говорю, выходит, я — абсолютно прав. Я не зря вас просил поскорее принять этот пресловутый седьмой корпус, который нас вяжет по рукам и по ногам!

— Позвольте! Только что вы убеждали меня в том, что седьмой корпус имеет еще ряд недоделок…

— Когда?.. Ах, сейчас вот… Это я тово… погорячился немного. Ну, что это за недоделки, если там с водой небольшая неувязка или подходы к дому не так красивы, как хотелось бы отдельным чистоплюям и привередникам?.. Не нравится тебе мусор, сделай воскресник и расчисти площадку. А как же?

— И вы согласны тоже принять участие в воскреснике?

— А при чем здесь я?

— Ну, допустим, вас вселили бы в такой дом, который…

— Да скажите мне за-ради бога: дадут мне квартиру в седьмом корпусе или нет?!

— А что это меняет?

— То есть как — «что»?! Как — «что»?! Если я буду жить там… Кхм… да… нет, все-таки надо как-то сперва достроить этот корпус, а потом пускать жильцов…

— А если — без вас?

— И очень даже просто: сейчас подпишем актик, и заселяйте себе на здоровье!..

— Понятно. Без вас можно заселять. А если, к примеру, вам дадут квартиру, тогда…

— Что это у вас за примеры такие мучительные?! Я хочу знать раз и навсегда: на что я могу рассчитывать?!

— Ну, это я могу вам сказать. Вы можете рассчитывать на взыскание.

— Как?

Взыскание, говорю, — вот на что вы можете рассчитывать.

— Это еще за что?

— А за то, что затянули со сроками постройки — это раз. И за то, что хотите сдать корпус в недоделанном виде, — два.

— Ага. Ага. Так. Понимаю. Ага. А в смысле квартирки — это было, так сказать, пустым посулом — правда? Не принципиально, знаете, как-то…

— Нет, почему?.. Было бы за что, дали бы и квартиру. А теперь — сами посудите: за что же вам давать? — если подходить именно — с принципиальной точки зрения…

— Ага. Ага. Так. Отчасти — да… Ну, что же, прощения просим, товарищ предфабкома. Извините, если что не так…

— Думаю, не извиним.

— Как вы сказали?

— Я сказала: не извиним ни задержку, ни — недоделки. Так и знайте, товарищ прораб. До свидания.

— (Вздох.) Ох, до свидания… Уж теперь постараюсь поскорее с вами свидеться.

— Только — на очищенной площадке и в доме без недоделок!

— Это-то я понял… Это — само собою…

— Что и требовалось доказать.

УКУШЕННЫЙ

Столик для дежурной сестры в медицинском учреждении. За столиком и сидит эта сестра в белом халате и белой косынке. Она одна в комнате, зевает, скучает и от скуки сама с собою разговаривает:

— Господи, тоска-то какая… уа-а-а-а-а… Хоть бы где-нибудь кто-нибудь взбесился… уа-а-а-а-а… Может, укусили бы кого-нибууууа-а-а-а-а… Может, тогда и к нам кто-нибуаааа… а-а-а… пришел… Ведь вон подруга моя — Дуся Агапкина как хорошо устроилась… уаааа… Тоже сестрой, при одном вытрезвителе… Так туда каждую минуту пьяных привозят… Один пьяный — так ругается, другой — этак… третий дерется, четвертого — тошнит… прямо как в театре!.. А у нас пока кого-нибууууаа… укусят, прямо засохнееешь!

И снова она зевает. А через некоторое время входит посетитель.

— Здравствуйте, товарищ сестра! — вежливо говорит он.

— Здруааааа…

— Вот у меня к вам, понимаете ли, какой есть вопрос…

— Куааааакой еще?., уааааа…

— Да прямо совестно говорить… был я вчера в гостях…

— Нуаааа?..

— А там у них щеночек есть. Некто Бобик…

— Так что же он вас — укусииииааааа?

— Да. А как вы догадались, товарищ сестра?

— Так ясно: раз вы к нам прииишлиии-ааа…

— Нет, он весь, знаете ли, вот такой: сантиметров десять двенадцать… Ну, что он мог укусить?.. А жена меня из дома выгнала. Говорит: «Без прививки не возвращайся; я через тебя беситься не желаю!» Это у вас надо прививать?

— У нас… давайте заполним форму номер двадцать восемь…

И сестра вынимает лист бумаги длиною в полотенце.

— Товарищ сестра, это все писать, так я же на работу опоздаю!

Но сестра говорит железным официальным голосом:

— Укушенный, подойдите поближе.

— Как вы меня назвали?!

— Укушенный. А кто вы теперь? Только он. Ваша фамилия, укушенный?

— Нда… ну, пишите: Бобков.

— А укусил вас кто?

— Бобик.

— Вы — что же? — с ним родственники или однофамильцы?

— Так я ведь — человек, товарищ сестра!

— Я сама вижу: кто — человек, а кто уже нет. Где вы работаете, укушенный?

— Я — не укушенный! Я — инженер!

— Я спрашиваю: где вы работаете, укушенный инженер?

— В конторе «Химкокс».

— Как вы сказали?

— «Химкокс».

— Какой еще «кокс»?

— Хим.

— Какой «хим»?

— Кокс.

— Укушенный, вы понимаете, что вы лаете?!

— Я-то понимаю, а вы?

— Я ни одного слова не могу разобрать!..

— Так чего же вы все пишете?!

— Не ваше дело. Отвечайте на вопросы: вас до этого когда-нибудь кусали?

— Допустим — кусали!

— Кто персонально вас кусал?

— Персонально клопы меня кусали.

— Я вас спрашиваю: млекопитающая тварь вас до сих пор кусала?

— Млекопитающая до этого случая не кусала.

— Почему она вас не кусала?

— Наверное, невкусный я… неаппетитный…

— Так… Сёстры у вас есть?

— Нету.

— Братья?

— Нету.

— Их кусали когда-нибудь?

— Аааа! Как же их могли кусать, когда их нет?!!

— Укушенный, если вы будете кричать, я вызову санитаров — и вам свяжут руки и ноги. Отвечайте только на вопросы. Какое животное вас укусило?

— Так я же вам сказал: щенок!

— Официально мы такого животного не знаем.

— Ну, собачий ребенок!

— Что это еще значит — «собачий ребенок»?

— Ну, сукин сын!..

— Укушенный, у нас нельзя говорить неприличные слова!

— Ну — собака!!

— Так и говорите, что — собака…

— А я тебе так и говорю: со-ба-ка!!!

— Самец или самка?

— Ух!.. Кобель!

— Укушенный, я вас предупреждала: у нас нельзя говорить неприличные сло…

— Сама ты укушенная!!!

— Нет, я здесь три года служу, и еще ни разу не укушенная!

— Ну, значит, сейчас будешь три раза укушенная!!!

Посетитель бросается на сестру. Изо рта у него идет пена. Сестра убегает, крича:

— Батюшки!.. Уже взбесился!.. Да как скоро!..

Сестра скрылась. А посетитель сломал и уничтожил все, что можно сломать в комнате; выпил чернила; перегрыз зубами ножку у стола и ушел…

Сестра осторожно выглянула и сказала:

— Так и есть: убежал!.. Он теперь наделает делов в городе!.. Вот увидите: человек сорок перекусает… Надо принять меры!.. Алло, алло! «Скорая помощь»? Слушайте, вы учтите: у нас один бешеный вырвался… Конечно, — не в себе… прямо пена пошла… лает… Кусается, безусло-вно! А как же? Нет, меня лично он не сумел тяпнуть: ведь мы — медицинский персонал, мы умеем с ними обраща… обраща… ща… А-а-а-а-а-а!.. Слушайте, он возвращается!.. А-а-а-а-а-а!!!