Волк приблизился. Он мягко ступал по каменистой почве, не сводя взгляда с непонятного ему существа, и тихонько рыча. Когда расстояние между ними сократилось до пары шагов, зверь остановился и, не выдержав янтарного взгляда вампира, опустил голову. На землю опускались ранние сумерки. Доменик протянул руку и коснулся лоснящейся белой морды.
- Пришел как враг, но станешь другом.
Нужно сделать вздох. Доменик аккуратно набрал воздуха в грудь, борясь с головокружением и болью. Холод обжег легкие. Голова прояснилась. Зверь сел рядом.
- Нам обоим нужна еда, - продолжил вампир, осматриваясь.
Шато-Гайяр скрылся во мгле. Значит, он достаточно далеко. Внизу свинцовая мрачная и холодная Сена. Нужно встать и идти. Идти в город. Найти способ восстановить силы. Доменик спрятал лицо в волчьей шерсти. Он совершенно обессилен. Нет. Сегодня он никуда не пойдет. Если будет угодно Великой Тьме, он останется здесь навсегда. Или выживет. Все это будет потом. Когда он сможет пошевелиться, когда он сможет встать. Когда голод и жажда жизни выгонят его к людям. Но пока. Пока он чувствовал лишь пустоту. И страх. Безотчетный, сокрушающий страх.
Он был королем. Он был авантюристом. Он объединял Францию под своей властью и бросил вызов церкви, разгромив тамплиеров. Он был отцом. Он был всемогущ. А сейчас лежит, сливаясь с серыми скалами, держась скрюченными пальцами за белоснежную шерсть волка, и молит о смерти. Последняя ниточка оборвалась. Он ненавидел Юлиана так, как только мог – и все же, потеряв связь с ним, потерял связь с самой жизнью.
Доменик перевернулся на спину и посмотрел в небо. Ему не страшен холод – это не более чем новый вид пытки, которая его не убьет. Жаль. Так просто было бы закончить все. Нужно добраться до Шато-Гайара.
Потом.
Месяц спустя
Верхняя Нормандия
Доменик назвал волка Ролло. Тот неотступно следовал за хозяином, приносил ему еду и слушался жестов. Им удалось добраться до города, но жители сторонились мрачного мужчину с металлически-смуглой кожей, янтарными глазами и волосами цвета темного металла. Его внешность потеряла даже отдаленное сходство с королем Филиппом. Доменик был чуть ниже, шире в плечах. Черты его лица сохранили холодную властность, но изменили рисунок. Взгляд, от свинца в считанные мгновения разгоравшийся до янтаря, зачаровывал без дополнительных усилий. Вампир вновь попытал счастье с человеческой кровью. Выбрал девушку посвежее. Но уже через четверть часа отпустил ее, разочарованный. Не то.
Он путешествовал по Нормандии, не спеша вернуться в центральную часть страны. У него не было цели иной, кроме как наконец утолить жгучий голод, который с каждым днем лишь усиливался. Доменик перестал спать. Он заставлял себя ходить, чтобы не сойти с ума. Память раз за разом швыряла его в пропасть сожалений. Все чаще он вспоминал о Шарлотте, с болезненной ясностью понимая, что она – лишь часть прошлого короля. Но если… И он гнал от себя мысли о возможной встрече. Да, он мог бы внушить ей что угодно. Но какое это имеет значение?
Все, на что положил жизнь король Филипп, постепенно рушилось. Его сына короновали только в августе, он успел найти себе вторую жену (после смерти Маргариты в Шато-Гайаре). Он успел потерять суверенитет в Нормандии, выписав им хартию вольностей. Все полетело к чертям! Подданные слишком остро чувствуют, насколько силен их суверен. Ох, прав был Юлиан. Его месть заключалась не в том, что он лишил Филиппа всего. А в том, что Филипп будет вынужден наблюдать за тем, как его дети уничтожают страну.
Доменик ежедневно боролся с яростью. Ему нужно было выплеснуть боль, иначе она когда-нибудь разорвет его на части. Все чаще вспоминался Монфокон. И безжалостная эйфория, затопившая его в миг убийства. Он ушел в леса Нормандии, чтобы спасти людей, которым может повредить. А сейчас жалел о решении – он давно уже не человек, но зачем-то связывает себя глупой моралью. Не то чтобы в нем проснулась жажда жизни. Скорее, он пытался приспособиться к новым условиям и новому себе. Юлиан больше не появлялся. Доменик пытался решить для себя, что образовавшаяся пустота есть свобода. Но долгие внутренние беседы ни к чему не приводили – с каждым днем он терял. Терял надежду на то, что когда-нибудь сможет искренне улыбнуться.
Доменик приспособил небольшую пещеру под жилище. Легенды гласили, что в этих лесах живут друиды, что местами владеют демоны. Верилось с трудом. Но сейчас, находясь в самом сердце леса, он готов был принять любые сказки. Он понимал – молва, к сожалению, основана не столько на страхе, сколько на приукрашивании реального. Темный мир огромен и разнообразен. И в нем обитает достаточное количество существ, чтобы заставить дрожать от страха и закаленных мужей.
Вампир не выходил из пещеры уже несколько дней. У него не было сил. Волк все это время приносил разных зверушек. Как-то даже притащил мертвую птицу. Но от обычной человеческой еды становилось еще хуже – он не чувствовал вкуса, а голод лишь ожесточался. Он перестал выносить даже рассеянный свет, и не осмеливался выходить в лес. Почти все время находился в странном забытье.
Ему вспомнилось колье. В те времена, когда Шарлотта ему еще не принадлежала, когда он, занятый борьбой с тамплиерами, не мог уделить ей и дня, ему хотелось сделать подарок. Доменик прислонился спиной к стене пещеры. Как легко тогда было принести кому-то радость. И как мало нужно было для счастья. Он помнил еще этот странный трепет, который охватывал его, когда Сет передавала очередную записку. Как легко на самом деле было жить!
Король Филипп IV
Весна 1308
Париж
- Принесла?
- О, да, мой король.
Сет приблизилась и положила на край стола сверток. Филипп развернул его и замер, восхищенный.
- Что это за металл?
- Боюсь, название ничего не скажет моему королю. Но это самый редкий металл из существующих.
- И мастер… - Филипп прикоснулся к украшению. – Теплый металл?
- Он может быть теплым или холодным, легким или тяжелым… - Сет улыбнулась. – Этому колье много веков. Надеюсь, оно по вкусу моему королю. И понравится его избраннице.
Колье из тонкого серебристого металла соединяло между собой изумруды, крупные, редкой огранки. Украшение было настолько изящным и на первый взгляд невесомым, что сложно было поверить в то, что оно сделано руками человека. Никогда Филипп не видел ничего подобного. И не хотел знать, откуда Сет смогла достать подобную вещь. Он попросил принести что-то необычное и достойное Шарлотты. И в очередной раз понял, что не ошибся в том, чтобы поручить эту просьбу именно Сет.
- Понравится, - кивнул он. Взял бумагу и написал несколько слов. – Пожалуйста, передай.
- Я, ваше величество? – Сет отступила в тень. Серебряные глаза недобро блеснули.
Он поднял голову.
- Только ты. Подарок от шевалье.
- Вы уверены, что баронессе…
- …графине, - мягко поправил Филипп.
- Графине стоит меня видеть?
- Иди, Сет. Я жду рассказа о том, как все прошло.
- И вы не хотите выслушать доклад о ее муже?
Филипп улыбнулся.
- Думаю, за минувшие три дня ничего не изменилось.
- Только список любовниц пополнился еще одной очаровательной маркизой.
- Иди, Сет. Мы поговорим потом.
Девушка забрала колье и вышла. Филипп проводил ее долгим взглядом. Впервые на его памяти она воспротивилась просьбе. Но он не хотел об этом думать. Нужно вернуться к работе. Возбуждение после принятия решения улеглось. Он вернулся к себе. В привычное отчужденное и холодное состояние, лишенное каких-либо эмоций. Он передал подарок и выбросил из головы Шарлотту. Поставил задачу перед де Грессом и забыл о нем. Обычный день.
Шарлотта де Гресс
Шарлотта сидела перед зеркалом, расчесывая длинные волосы деревянным гребнем. Лекарь только что ушел. Он не смог порадовать ее хорошими новостями – ее состояние связано с усталостью. Она не ждет ребенка. Девушка смахнула с ресниц слезинку. Ребенок – единственный способ избавиться от необходимости впускать Робера в свою постель. Она уже сократила время, которое они проводили наедине. Мужу было позволено прикасаться к ней дважды в неделю. Поначалу он пытался решить этот вопрос силой, но угроза обратиться напрямую к королю быстро охладила его пыл. Шарлотта знала, что он пропадает у любовниц и не понимала, как женщина в здравом уме может позволить этому чурбану к себе прикасаться. С одной стороны, она была рада, что более внимание графа не сосредоточено на ней. С другой, испытывала чувства, слишком напоминающие ревность.
Ее внимание привлек скрип окна. Шарлотта вскочила и вытянула вперед расческу, пытаясь защититься от неведомой угрозы. Ее комната находилась на втором этаже, и так просто забраться сюда было невозможно.
Чья-то тень скользнула на пол и прикрыла за собой окно. Как она его открыла?..
- Кто ты?!
Фигура вошла в круг света. Шарлотта опустила гребень и удивленно замерла. Перед ней стояла женщина. Странного вида. Одетая в мужской костюм. Капюшон на голове. Холодные глаза блестят. При свете свечей определить их цвет невозможно. Женщина не шевелилась. Она сбросила капюшон с головы и выпрямилась – и оказалась существенно выше графини. Шарлотта сделала несколько шагов назад, пока не оказалась прижатой к стене.
- Пугливая какая.
- Кто вы?
- О, вспомнила про этикет, - женщина приблизилась. – Можешь называть меня Сет. Я не привыкла пользоваться парадным. Так что извини.
- Я вас не знаю.
- Зато я хорошо тебя знаю.
- Что вам нужно?
Сет подошла к Шарлотте.
- Девочка как девочка. И стоило перевернуть все миры, чтобы найти для тебя подарок. Не понимаю.
- О чем вы? Пожалуйста, уходите.
- Не уйду, пока не передам тебе кое-что. Я знаю, ты одна. Твой муж очень занят очередной маркизой, так что время есть.
Шарлотта опустилась на стул. Ее лицо стало непроницаемым. Она будто разом повзрослела.
- Время на что? Если у вас дело, давайте обсудим. А после я попрошу вас удалиться. Хоть в окно, хоть во дверь.
Сет рассмеялась.
- Шевалье д’Ориньяк передавал вам поклон, мадам. И вот это.
Шарлотта прижала пальцы свободной руки к щеке. Сет нахмурилась. Девочка влюблена. Это видно невооруженным взглядом. Но это нормально! В Филиппа многие влюблялись, и особо смелые даже пытались завоевать его расположение – безрезультатно. Раньше он принадлежал королеве, и Сет много лет утешала себя этой мыслью. А после смерти Жанны – лишь самому себе. Но сейчас, когда в его жизни появилось это создание, ассасинка не знала, что делать. Как будто у нее был выбор. Она достала из-за пазухи сверток и протянула его девушке.
Шарлотта прикоснулась к ткани дрожащей рукой. Положила подарок на стол и аккуратно развернула. Через мгновение Сет услышала восхищенный вздох. Определенно, она старалась не зря. Только радости это осознание не приносило.
- Передайте шевалье мою благодарность.
- Там есть записка.
Сет отвернулась. Шарлотта взяла письмо, оказавшееся под колье, и открыла его, чувствуя, как дрожат руки.
«Смиренно надеюсь, что подарок принесет удовольствие госпоже графине. Улыбка станет лучшей наградой».
- Спасибо вам, - Шарлотта подошла к ней и прикоснулась к плечу. Страх испарился. Сейчас она видела в этой женщине саму судьбу и надежду в одном лице. – Я не могу найти подходящих слов.
- Они и не нужны, - Сет отстранилась. – Я передам шевалье, что его подарок принес вам удовольствие.
- А где он?.. – Шарлотта прикусила язык. Где ему быть? Она видела его сегодня. Но он ни разу не посмотрел в ответ.
- Он помнит о тебе, - смягчилась Сет. – И вспоминает чаще, чем следовало бы.
- Передайте ему, что…
- Я знаю. Прощай.
Глава шестая. Женщина с серебряными глазами. ч1.
Париж
Лето 1308
Шарлотта де Гресс
Сет появилась поздно ночью. Она ждала графиню, сидя на окне и глядя на огромную луну.
- По такой погоде ехать приятно, но опасно, - вместо приветствия проговорила девушка.
На ней не было капюшона, и Шарлотта обратила внимание, что волосы ее отросли – сейчас они спускались ниже талии, не стянутые шнурком и не собранные в прическу.
- Он что-то передал мне? – с надеждой проговорила графиня. Покраснела. – Я рада вас видеть.
- Нет, душа моя. Ты рада моему появлению, потому что оно означает, что ты получишь весточку от того, кого любишь. Ведь ты любишь его, да?
- Разве можно не любить короля?
- Ох, брось, - Сет с улыбкой посмотрела на нее через плечо. – Ты видишь в нем не только короля. Как это мило. Особенно, если учесть, что за год вы встречались всего-то несколько раз.
Шарлотта пересекла спальню и присела рядом с Сет на подоконник. Она чувствовала огромное желание поделиться с ней всем. За эти несколько встреч она начала видеть в странной женщине, если не друга, то соратника. Сет разделяла ее тайну. И, кажется, понимала ее лучше других. От нее пахло лесом и костром. А еще - свободой.
- Но он помнит обо мне. А я думаю о нем непрестанно.
- Какая верность. А ты молодец. Нашла управу на своего супруга. Ты ведь знаешь, что обычно он не скучает в одиночестве в те вечера, когда ты вешаешь замок на совместную спальню?
Краска снова бросилась Шарлотте в лицо. Как можно говорить о подобных вещах так… откровенно?
- Конечно, знаю. Но не понимаю, что все эти женщины…
- С любовницами мужчины другие, душа моя, - в голосе Сет послышалась печаль. – Но все еще образуется. Последний месяц он ни с кем не встречался. Может, ваша семья еще не упустила шанс стать семьей в полной мере?
- Мне все равно, - графиня поджала губы. – Даже если он даст обет безбрачия… в смысле, станет идеально верным - мне плевать. Он свой выбор сделал.
Сет одобрительно кивнула.
- Месть. Это по мне.
- Филипп… Его величество что-то передал мне?
- Через два дня он вернется в Париж. Пока лишь просил узнать, как ты переживаешь разлуку с супругом.
Де Гресс уехал по поручению короля. Не знал, на сколько и не сказал, куда.
- О, мое счастье никто не в силах описать! – графиня топнула ножкой и ушла в комнату. Подумала. И села на кровать, глядя на Сет. Та не пошевелилась. Кожаный костюм подчеркивал каждый дюйм ее длинного грациозного тела, девушка держалась руками за подоконник и слегка отклонилась назад, наслаждаясь лунным светом.
- Так ему и передам.
- Постой. Я бы очень хотела…
- Что? – Сет резко обернулась. – Увидеть его? Поговорить с ним? Он – король, душа моя. Не стоит об этом забывать.
Шарлотта закусила губу. На глазах показались слезы.
- И все же… передай ему.
- Ничего передавать не стану. Если он спросит – тогда.
- Пожалуйста.
Сет отвернулась. Шарлотта следила за ней полными слез и мольбы глазами. Как она не понимает, что король – это все, что у нее есть? Если он отвернется от нее… если…
- У его величества есть маленький охотничий домик. Там вы сможете поговорить без лишних ушей. Только не надейся, детка, что, получив приглашение, ты сможешь расплатиться всего лишь разговором. Наш король – лучший из мужчин. Но он все же мужчина. Он испытывает к тебе интерес. Но этот интерес не сосредоточен в «поговорить» и «подержаться за руки», - голос Сет звучал обреченно и зло. – А ты пока и понятия не имеешь, чего лишал тебя все это время твой супруг.
- Так расскажи.
- Не стану. Если король…. Если его величество прикажет мне тебя привести – я приведу. Но не проси советов.
Графиня легла на подушки, расслабленно улыбаясь.
- Тебе ведь не нравится, что он испытывает ко мне? Значит, действительно что-то испытывает?
Сет спрыгнула с подоконника и прошлась по комнате.
- У тебя есть вино?
- И еда. Приказать принести?
- Будь добра. Ничего не ела сегодня.
- Тогда отойди в тень. – Шарлотта хлопнула в ладоши. Через минуту на пороге появилась служанка. – Милочка, принеси мне ужин. Воду, вино, фрукты, сыр. Что-нибудь еще. И два бокала. Не забывай, я не смешиваю воду с вином!
Служанка поклонилась, пробормотала что-то в духе «сию секунду» и испарилась. Сет, стоявшая в глубине комнаты, одобрительно хмыкнула.
- Маленькая и строгая графиня, - прошептала она.
Шарлотта не ответила, испытывая странную смесь облегчения, предвкушения и тоски. Она отбросила волосы за плечи, оправила платье. Боялась встречаться с гостьей глазами. Она не ушла. Значит, сможет что-то рассказать. Минуты до появления служанки они провели в молчании. Графиня думала о том, что ждет ее в ближайшие дни. Сет не показывалась из тени. О чем размышляла она, оставалось только гадать. Свечи уже давно погасли. Пришлось встать и зажечь новые. Ночь давно вступила в свои права. Город спал. Шарлотта не хотела спать. Она дрожала от холода и предвкушения. И уже почти не верила, что в комнате не одна.
Служанка принесла еду, поклонилась. Убедилась, что госпоже больше ничего не нужно, и ушла, плотно закрыв за собой дверь. Сет вышла из тени, села за стол и принялась за еду. Шарлотта взяла одеяло и укуталась в него, чтобы хоть как-то унять озноб.
- Расскажи, - нарушила молчание графиня. – Я не знаю, кто ты ему. Но… раз именно ты передаешь его слова, значит, он тебе доверяет? Кто ты?
- Когда-то он спас мне жизнь, - чуть помедлив, отозвалась Сет. – Нашел мне семью. А потом я решила, что пришло время вернуть долг. Да, он доверяет мне. И именно поэтому я вряд ли что-то могу тебе рассказать. Что касается тебя, маленькая графиня, вы обязательно встретитесь. Он вернется в Париж. Жди меня в гости. Спасибо за ужин.
- Постой. Тебе не нравится это, так?
Сет повернулась и посмотрела ей в глаза.
- Нравится мне или нет, значения не имеет. Я служу своему королю. И готова выполнить любое поручение. Могу сказать только… Береги эти чувства. И ничего не бойся. Если готова ему себя доверить – ступай без оглядки. Если для тебя это лишь спасение от мужа – подумай дважды. Вступая в связь с королем, ты сжигаешь мосты даже в том случае, если она останется в тайне.
- Ты можешь передать ему письмо?
Шарлотта слезла с кровати, оставила на ней одеяло и подошла к столу. Она всегда хранила письменные принадлежности в спальне вопреки порядкам и наличию отдельного кабинета для работы. Взяла бумагу. «Говорят, сегодня в Париж возвращается солнце. Это значит, наступает настоящее лето. Время надежд. Я все еще дышу вами». Она посыпала бумагу песком, потрясла ее, чтобы чернила высохли, поспешно сложила и протянула напряженно наблюдавшей за ее действиями Сет.
- Пожалуйста, передай.
Та со вздохом приняла послание.
- Хорошо. Отдыхай, маленькая графиня. У тебя впереди много спокойных ночей. Или неспокойных… как знать?
Месяц спустя
Окрестности Парижа
Шарлотта поправила шаль на плечах и выглянула из окна кареты. Сет положила руку ей на колено, наклонившись вперед.
- Маленькая графиня переживает. Она так молила о королевском внимании, но вот, когда король пригласил ее к себе, не знает, где найти сил, чтобы не лишиться чувств.
- Я так давно не видела его…
- Ты видела его две недели назад на охоте.
- Это не то.
- Почему же, - улыбнулась Сет. – Вы даже перекинулись парой фраз. О такой роскоши мечтает весь двор. Наш король неразговорчив.
Шарлотта прикрыла глаза, сжав ткань на груди.
- Он был так холоден…
Сет отстранилась.
- Милая, Филипп всегда холоден. Даже тогда, когда он нашел меня в лесу и решил помочь, он оставался холодным. Не жди от него того, что он не сможет тебе дать.
- Я боюсь, - чуть слышно прошептала графиня, откинувшись на подушки. Карета подскочила на кочке.
Сет смягчилась.
- Вот это уже искренность. Не бойся. Он тебя не обидит.
«О муже я тоже так думала», хотела сказать де Гресс, но прикусила язык, понимая, что в ней в первую очередь говорит страх. Неестественный страх, усиливавшийся по мере приближения к месту встречи. В памяти закрепились слова Сет о том, что даже король – всего лишь мужчина. Шарлотта закрыла глаза, отгоняя мрачные мысли. Что бы там ни было… она получит возможность остаться с ним один на один.
- Радуйся… На моей памяти ты - первая, кому позволено разделить его одиночество здесь, - неожиданно глухо проговорила Сет. – Мне поручено привезти тебя и исчезнуть. В этом доме нет даже слуг. Их точно так же привозят на время – приготовить еду, растопить камин. И увозят. Иногда король приезжает сюда, никого не предупреждая. – Она говорила быстро, порывисто, еле слышно, будто проглатывая слова. Серебряные глаза вспыхнули – Шарлотта увидела в них мрачный огонь и незнакомое до этого момента выражение обреченности. Сет отвернулась. – Он может провести здесь день. Неделю. Возвращается в Париж на пару дней, чтобы решить государственные дела, и вновь пропадает в одиночестве. Здесь никогда не бывала королева. Даже я не оставалась. Я знаю дорогу только потому, что должна иметь возможность в любой момент доложить о результате того или иного дела.
- А ты хотела бы остаться здесь? С ним? – графиня задала этот вопрос, запоздало подумав, что она не хочет услышать ответ.
Сет медленно повернула голову и посмотрела ей в глаза. В полумраке кареты она казалась существом из другого мира. Странная темная кожа, неестественный взгляд, слишком черные волосы, фигура, истинную красоту которой мало кто способен постичь. Она была очень сильна. И при этом в мгновения откровенности теряла щит.
- Нет, маленькая графиня. Кажется, он твой.
Весна 1316
Париж
Шарлотта сидела в кровати, откинувшись на подушки. Она скупо улыбалась, глядя на сына, который с сосредоточенным видом что-то рисовал в большом альбоме. С каждым днем графиня находила все больше схожих черт между мальчиком и покойным королем. Шарлю было пять. Он уже лихо ездил верхом, читал, говорил на двух, помимо французского, языках. И лишь в нем пыталась найти свое утешение эта маленькая женщина, уделяя внимание младшему сыну лишь по необходимости. Граф Робер де Гресс, ее супруг, почти не бывал дома – после смерти всемогущего, хоть и ненавистного патрона ему приходилось заново отвоевывать свое место под солнцем. К счастью, дарованное Филиппом поместье, попав в умелые руки Робера, расцвело и утроило доход. Граф решил, что если продавать больше краски по сниженной цене, можно привлечь большие капиталы, чем если цену держать. Уступив всего лишь в одной доле, он смог привлечь на свою сторону большинство покупателей.
Де Гресс стал одним из богатейших людей Франции. У него не было долгов. А ежемесячный доход постоянно рос. При этом документы, выданные Филиппом, были составлены таким образом, что отобрать поместье не представлялось возможным. Теперь у графа было целых два наследника – пятилетний Шарль и трехлетний Готье.
Отношения в семье вроде бы пошли на лад.
А после смерти Филиппа заморозились. После несчастного случая на той охоте Шарлотта заперлась у себя и не выходила до похорон, куда де Гресс, озабоченный ее состоянием, жену не пустил. Это вылилось в очередной скандал.
Прошел год. Потом еще несколько месяцев. Граф с ужасом понимал, что его жена медленно, но неустанно тает. Она меньше ела, почти не разговаривала, не реагировала на его появления. Превратилась в ангела, идеальную женщину, о которой мечтала половина мужской части придворных. Но Робер слишком хорошо успел изучить свою жену – ее покорность пугала.
Вот и весна казалась ему серой и пасмурной. Граф возвращался домой после очередной тяжелой аудиенции с молодым монархом. Он думал о том, что, хоть Филипп и забрал у него жену, он был величайшим из правителей со времен Людовика Святого. А, может быть, и даже Карла Великого. Он объединял земли под своей властью, создавал страну, ему приносили оммаж[1]. Его можно судить и проклинать. Но… в сравнении Людовик Сварливый проигрывал по всем фронтам.
На появление мужа Шарлотта отреагировала скупой улыбкой. Она приказала кормилице увести Шарля и жестом показала Роберу, что тот может присесть. Граф с ужасом заметил, как побледнела и осунулась его жена с последней встречи. Он присел на постель, проигнорировав приготовленное для него кресло. Взял графиню за руку, поборов сиюминутное сопротивление.
- Выйдете в сад, душа моя. Вам нужно пройтись.
- Я устала.
- Тем более, вам нужно пройтись.
Шарлотта бросила на него взгляд, будто говорящий «ах, я не хочу вас видеть», но промолчала. И где ее девичья непосредственность, где непередаваемое стремление поддевать его? Когда-то она доводила мужа до исступления отказами, навязала ему свои правила игры. Он жестоко ошибся – и теперь будет расплачиваться за это. Глухим одиночеством и неспособностью достучаться до сердца своей души.
- Я волнуюсь, Шарло. На вас лица нет.
- Великодушный человек! - воскликнула графиня. - Вы разговариваете с женщиной, которая потеряла своего короля. И тоскует о нем. И все же проявляете сочувствие. Как вы можете, Робер? Как вы можете такое чувствовать к жене, которая вас предала! И до сих пор не жалеет об этом?
Он вздрогнул от этого «Робер». Шарлотта не называла его по имени. Она всячески старалась обходиться без лишней теплоты в словах и взглядах. Даже напоминание об измене не подействовало так, как интимное, слишком сокровенное для их семьи обращение.
- Я ваш супруг перед людьми, даже если перед Богом и сердцем вы выбрали себе другого. И на правах супруга я могу заботиться о вас.
Взгляд графини смягчился. Она легко пожала пальцы мужа, даже улыбнувшись.
- Вы изменились, граф.
- Изменился? Пожалуй. У меня двое сыновей, сударыня. И прекрасная жена. Я пришел к вам поговорить.
Она нахмурилась. Отняла руку. Поправила накидку на плечах и взглянула на мужа строже. Де Гресс в свою очередь выпрямился и замкнулся. Он думал о том, что собирается сказать. И о том, что, вероятнее всего, получит категоричный отказ. Или, что хуже – молчание. Он не привык объясняться с женщинами. Как правило, они сами пытались добиться внимания графа. Даже в ту пору, когда он был бароном и не имел никакого веса при дворе. Шарлотта стала его женой по воле короля. Но именно в этой женщине, которая ему по-настоящему никогда не принадлежала, Робер увидел что-то особенное.
- Я вас слушаю. Надеюсь, это не займет много времени?
Робер взял ее за руки и потянул. Женщине пришлось сесть на кровати и наконец привстать. Она попыталась вырваться и принять прежнюю позу, но муж не позволил. Де Гресс заставил ее встать. Шарлотте пришлось схватиться за его руки, чтобы не упасть. В итоге она оказалась в его объятиях.
Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Нарушение этикета. Обращался с ней как с какой-то девкой! Но в этом жесте было столько отчаянной нежности, что графиня не нашла в себе сил, чтобы возмутиться. Они не находились так близко… никогда. Именно такой близости с мужем Шарлотта не чувствовала с момента первой встречи. Когда-то он вызывал симпатию. Потом отторжение. Потом ненависть. Потом страх. В итоге ничего. И сейчас, стоя рядом с ним, чувствуя его руки на своей талии, она с необыкновенной ясностью поняла, что его слова о том, что он ее муж и останется с нею навсегда, в определенной степени оказались пророческими. Король ушел. Да, он не бросил ее, не сменил любовницу. Он умер. И эта разлука безвозвратна. А Робер остался. И, кажется, он устал от бесчисленных любовниц.
- Я предлагаю вам отказаться от добровольного затворничества.
- Вы не понимаете.
Робер заглушил ее слова, легко прикоснувшись к губам. Шарлотта вздрогнула. Граф выпустил ее из своих объятий и помог сесть в кресло.
- Вы думаете, я не терял любимого человека? Вам нужно жить дальше. Вы молоды и прекрасны. У вас двое замечательных сыновей. И, если изволите, у вас есть я.
- Я вас не узнаю.
Граф опустил взгляд.
- Я принес вам много боли. Моя ревность перевернула вашу жизнь и чуть было не задушила вашу чувственность, - при этих словах Шарлотта сначала побледнела, а потом мучительно покраснела. – Я виноват перед вами. Но и вы виноваты передо мной. А посему я предлагаю если не забыть, то хотя бы примириться с прошлым. Я предлагаю вам не просто называться, но быть моей женой.
- Я не заслужила такую милость.
- Не заслужили, - кивнул он. - Равно как и я не заслужил прощения. Раз мы оба это понимаем, может, стоит попробовать?
Шарлотта посмотрела на него, не скрывая слез. С нее будто сорвали пелену. На щеках появился румянец, а в глазах - почти надежда.
- Если вы сможете принять меня, Робер… после всего, что было. Если ты сможешь меня простить… - Она расплакалась и спрятала лицо у него на груди.
Граф стоял, боясь дышать. Он тихонько поглаживал жену по волосам, думая только о том, как счастлив в это мгновение. Его переполняли чувства, которые нельзя было показывать. Ярость исчезла. Проснулась нежность, которой хотелось делиться. Он хотел начать с начала. Исправить ошибки. Снова завоевать ее доверие, пробудить интерес. А там, кто знает, может и чувства. В тот век, когда принцесс сажали за прелюбодеяние в тюрьму[2] или отправляли в монастырь, грешно забывать о святости семьи.
***
Шарлотта де Гресс с немым удивлением смотрела на графа, беззвучно спящего в ее постели. За все время супружества он ни разу не позволял себе заснуть подле нее, уходив сразу после близости. Но вчера она сама попросила его остаться. Было очень странно спать, положив голову ему на плечо и чувствуя, как он обнимает ее, трепетно и нежно прижимая к себе. Никогда еще де Гресс не был с ней так обходителен. И впервые со смерти Филиппа она почувствовала, что снова может дышать. Прошло полтора года. Время траура закончилось. Траура, всей глубины которого никто бы не смог постичь.
Она не тронула слезинку, скатившуюся по щеке. Протянула руку и коснулась волос мужа. Упругими крупными кудрями они обрамляли благородное лицо, на котором уже отразилась печать печали и тоски, которые граф тщетно пытался скрыть. Они женаты девять лет.
Девять лет.
Она взрослая женщина, у нее двое сыновей. Но сейчас она смотрела на мужа, которому к концу году исполнится тридцать пять, так, словно видела впервые. Он показал себя с новой стороны. С той, о которой Шарлотта грезила в первый год замужества.
- Солнце встало, монсеньер.
- С солнцем просыпаются только моряки, - улыбнулся, не открывая глаз он и притянул жену к себе.
Она приглушенно рассмеялась, положила руки ему на грудь, позволила себя поцеловать.
- Ты - мое солнце, Шарлотта, - прошептал де Гресс. – Ты вернулась ко мне. И осветила мою жизнь. Когда-то болезнь чуть не забрала тебя у меня. И, когда чудо помогло тебе выжить, я дал слово, что больше ничем не огорчу тебя. Я простил тебя. И смиренно жду, что ты простишь меня. Я люблю тебя.
[1] Омма́ж (фр. hommage), или гоминиум (лат. homagium или hominium) — в феодальную эпоху одна из церемоний символического характера; присяга, оформлявшая заключение вассального договора в Западной Европе Средних веков; заключавшаяся в том, что будущий вассал, безоружный, опустившись на одно колено (два колена преклоняли только рабы и крепостные) и с непокрытой головой, вкладывал соединённые ладони в руки сюзерена с просьбой принять его в вассалы. Сюзерен поднимал его, и они обменивались поцелуем. (Википедия)
[2] Имеется ввиду дело Нельской башни 1314 года, в результате которого под стражу были заключены невестки короля Филиппа IV, которые встречались со студентами в Нельской башне.
Глава шестая. Женщина с серебряными глазами ч.2.
Граф Робер де Гресс
Весна 1309 года
Париж, Франция
Карета подпрыгнула на кочке. Робер откинулся на подушки и закрыл глаза. Все это время он старался не думать об очевидном. Король убрал его из города, поручив секретную миссию. Конечно, он мог не утруждать свое королевское величество подобными усилиями, но действовал, верный привычке не упрощать себе жизнь. Надежды на то, что де Гресс ошибается, и по возвращении его ждет истосковавшаяся в одиночестве жена, практически не было. Расстались они холодно. Жили холодно. И он, теперь уже прекрасно видя, что собственными руками уничтожил возможное семейное счастье, предпочитал убеждать себя в нормальности подобной ситуации. Ненормально было только одно – ранее у короля не было любовниц. И он уж точно не разгуливал в образе шевалье д’Ориньяка по приемам своих придворных.
Карета остановилась. Робер замер. Провел рукой по совсем отросшим волосам. Он мечтал о горячей воде и улыбке жены. Даже если эта улыбка будет обращена к другому. Он вез для Шарлотты дорогой подарок. Редкой работы запястье с гравировкой, украшенное драгоценными камнями. Ничего подобного Париж сейчас не знал. Все женщины любят украшения. А подобное способно распалить угасшие чувства. Граф надеялся на это, хоть и понимал: Шарлотта отличается от тех, с кем он проводит свободное время. И это обескураживало. Откуда в маленькой девочке из небогатой семьи, которая росла без матери, столько спокойной женской силы? Граф улыбнулся. Он создал условия игры, в которую превратилась их семья. Ему же эту игру и завершать.
Ему открыли дверь. Робер легко соскочил на землю, с наслаждением расправил плечи и огляделся. Просторный двор сиял чистотой. Графиня не теряла времени даром. Дом преобразился – это было видно уже сейчас.
- Ваша милость граф!
К нему подбежала бледная служанка. Де Гресс не помнил, как ее зовут.
Она поклонилась. Желтовато-серый чепчик съехал в сторону, обнажая нестройное золото волос. На вид ей можно было дать лет семнадцать. Эту девушку приставили к графине.
- Говори.
- Как хорошо, что вы приехали! Ее светлость графиня больна.
- Что?
- Извольте следовать за мной.
Девушка развернулась и, не дождавшись разрешения, пошла в дом. Значит, дело действительно серьезно – в других обстоятельствах она не позволила бы себе такой фамильярности. Граф жестом приказал слуге перенести вещи и направился следом, чувствуя, как неотвратно овладевает им тревога и мрачный, глубокий и иррациональный страх.
Служанка чуть ли не за руку провела его до спальни жены. Открыла дверь. Поклонилась. И, пропустив его вперед, ушла. Граф замер на пороге, с ужасом глядя на Шарлотту. Бледная, изможденная болезнью, она лежала в постели, положив левую ладонь на лоб. Глаза закрыты, губы искажены страданием. Под глазами темные круги.
- Оставь, Мадлен, - прошептала она. – Я не хочу больше глотать микстур.
- Шарлотта… - с трудом передвигаясь, граф подошел к кровати и опустился рядом с женой. Взял ее за свободную руку, поднес к губам. – Что случилось с тобой, душа моя?
Графиня открыла глаза. Они смотрели в потолок, будто не видя ничего.
- Муж мой. Снова приходишь ко мне во сне. Скажи, что прощаешь? Скажи – напоследок – что прощаешь мне все? – она закашлялась и вырвала руку из его пальцев. – Ты был прав. Во всем прав. И вот Господь карает. Но как я была счастлива! – Снова кашель. – Как я была счастлива. Если теперь я проклята, если я не достойна жизни – пусть будет так. Запомни меня той девчонкой с королевской охоты, супруг мой. И прости. – Она снова вцепилась в его руку и наконец посмотрела в глаза. – Обещай, что простишь!
Огромных усилий графу стоило не отшатнуться от нее. От той Шарлотты, память о которой он хранил на задворках души, ничего не осталось. В лежащей перед ним женщине почти не чувствовалось жизни.
- Любовь моя, - еле слышно прошептал Робер. Он протянул руку и аккуратно сдвинул всклоченные локоны, открывая лицо. В зеленых глазах Шарлотты проснулся слабый интерес к происходящему.
- Робер? – изменившимся голосом прошептала она.
- Это я.
- Ты… вернулся? – а теперь он слышал лишь ужас.
Столько времени прошло? Она до сих пор его боится?
- За что ты просила тебя простить?
Она закашлялась, упала на подушки и отвернула лицо, но граф успел заметить выступившие слезы. Конечно. Его худшие опасения не могли не подтвердиться. Она изменила ему. Как он мог даже представить, что может случиться нечто более страшное?
***
Старенький лекарь смотрел на графа, не зная, как правильно себя держать и что говорить. Де Гресс мерил шагами гостиную, не обращая внимания на собственную усталость, достигшую крайней точки к концу путешествия. Он оставил Шарлотту в спальне, напоив травяным отваром. Девушка уснула. Кажется, он почти видел, как неумолимо вытекает из нее жизнь.
- Милсдарь… ээээ… Ваша светлость, мне очень жаль. Мадама нашла грудную жабу. А грудная жаба полюбила мадаму. Я не в силах ей помочь.
- А чем ты тогда занимаешься, все проклятья мира на твою голову? – вспылил Робер, остановившись на повороте. – Мадлен сказала, ты не отходишь от графини.
- Боли, - доктор положил руку на грудь. – Я должен помочь ей пережить боли. Мадама сильная, а ее тело не справляется. Господь решил вернуть себе своего ангела.
- Пошел прочь.
Лекарь вышел. Развернувшись, Робер сбросил со стола какую-то вазу. Она влетела в стену и осыпалась на пол миллионом осколков. Граф глухо зарычал, метнулся к окну, пытаясь успокоится. Что, черт возьми, это значит – не может помочь?! Что, черт возьми, значит – грудная жаба? Он слышал что-то подобное – и никогда рассказы не заканчивались хорошо. Нужен другой врач!
Король!
Робер приказал приготовить ванну, карету, отправить гонца во дворец. И, если Филипп IV сегодня принимает, сообщить о прибытии графа де Гресса. Он отчитается о проделанной с тамплиерами работе. И попросит о помощи. Если и существует у кого на земле власть помочь Шарлотте, вся она сосредоточена в руках короля.
Король Филипп IV
Филипп IV стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на улицу. Его благородное лицо оставалось невозмутимым и спокойным. Он ждал появления графа де Гресса, думая о тамплиерах. Все идет по плану. В глубине темно-синих глаз короля вспыхнула слабая искра предвкушения. Он сжал пальцы, расправил плечи и замер, сосредоточившись на небесно-лазурном платье одной из придворных дам, прогуливающейся перед окнами его кабинета.
Камердинер отворил дверь, представил графа и удалился, дождавшись королевского кивка. Филипп навстречу мужу своей любовницы не повернулся. Он не изменил положения и, кажется, не обращал внимания на появление оного. Де Гресс, прекрасно знавший об этой привычке короля, остановился в двух шагах. А Филипп уже думал о Шарлотте. Они давно не виделись. И лишь Сет приносила новости. Сегодня новости были устрашающими. Король мысленно перебирал придворных докторов по именам, пытаясь определить, кому из них доверить лечение возлюбленной. Понимая прекрасно, что сделать это может в первую очередь после того, как де Гресс попросит. Интересно, ему хватит духу высказать монарху в лицо свои подозрения, кои, Филипп не сомневался в этом ни на минуту, уже подтачивали и без того хрупкое душевное равновесие вассала?
- Ваше величество.
Судя по всему, де Гресс склонился в поклоне. Филипп медленно развернулся к нему.
- Вы скоро вернулись.
- Спешил с новостями для вашего величества.
- Я слушаю.
- Прошу простить меня, сир, дома меня ждали обстоятельства, которые вынуждают меня обратиться к вам за помощью… до того, как я расскажу о путешествии.
Филипп не отреагировал. Их взгляды встретились, и на короткое мгновение в просторном кабинете стало холодно. Обманутый муж смотрел на влиятельного любовника, коронованный любовник смотрел на подданного. Оба понимали, что попали в глупейшую из возможных ситуаций, но ни один не готов был уступить. Во взгляде Робера Филипп прочел решимость: спасти жену и попытаться завоевать ее сердце. Пусть даже это сердце принадлежит другому. Пусть даже этот другой – сам король. Де Гресс закусил удила подобно норовистому жеребцу. Он принял правила, он включился в битву. Он готов был найти ту грань, которая позволит приблизиться к желаемому. А Филипп не готовился ни к чему. Он снова чувствовал себя мальчишкой рядом с Шарло, он оживал рядом с ней, согревался рядом с ней. И забывал о том, что на его плечах целое королевство. Она единственная видела в нем лишь шевалье из Лангедока, но не всесильного монарха. Чувствовал ли Филипп ревность, понимая, что эта женщина принадлежит другому? Нет.
А сейчас он испытывал только одно чувство – скорбь. И желание ее спасти.
- Слушаю вас, граф.
- Моя жена… больна. Спасите ее!
Филипп слегка нахмурился.
- Я не всемогущ, граф.
Тот покачал головой, сжав руки.
- Если кто и может спасти ее, то только вы. Я… нижайше, - он наклонил голову, - прошу вас о милости.
- Хорошо, де Гресс. Придворный врач осмотрит ее. Не ждите чуда…
Граф стоял, опустив голову. Холодный голос короля казался чужим, будто вытесанным из камня. Он говорил без эмоций… Немыслимо! Может, слова Шарлотты – лишь бред умирающей, и на самом деле Филипп никогда не прикасался к ней? Может, она имела в виду что-то другое? Слабая надежда проснулась в графе. Он вскинул голову и поймал взгляд короля. Этот человек не способен любить. Он и не должен любить – он король! Его жизнь и чувства принадлежат стране. Одна женщина не может обладать таким богатством. Даже женщина, подобная Шарло.
Камердинер, появившийся на зов короля, выслушал приказ с бесстрастным видом и удалился. Придворный врач отправится в дом де Гресса незамедлительно. А пока его величество приготовился выслушать длинный рассказ о поездке. Де Гресс следил за его перемещениями по кабинету, стараясь не думать о том, чем может отозваться неосторожное слово. Или суждение. Или даже жест. Филипп ничем не показывал истинного отношения к делу. Он слушал, шаг за шагом пересекая кабинет, чуть наклонив голову и заложив руки за спину. В его фигуре было столько изящества и одновременно силы, что де Гресс незаметно для самого себя наполнялся трепетом, близким к благоговению.
Два дня спустя
- Меня не интересует, что ты будешь делать, но ты должна это сделать.
Сет, испуганно жавшаяся к стене, побледнела сильнее. Капюшон слетел с головы, в серебряных глазах застыло выражение ужаса. Филипп стоял перед ней на расстоянии вытянутой руки. Она впервые видела его ярость. И уж точно впервые видела ярость, вызванную искренней болью.
- Мой, король, я не лекарь.
Филипп взял ее за плечи. Сет прикусила язык.
- Ты можешь все. Она умрет, если…
- Если что? – Сет попыталась вырваться, но не получилось. Впервые он прикоснулся к ней. Пусть даже так!
- Ты слышала мой приказ, - Филипп внезапно успокоился. Отстранился. Сложил руки на груди. – Действуй.
- Она всего лишь человек! – Сет пересекла пространство, разделившее их, прикоснулась к щеке короля. – Одна из миллионов. Почему тебя так беспокоит ее состояние, мой король? Прикажи – я найду другую…
- Ты ничего не понимаешь, девочка, - король перехватил ее руку, нахмурившись. – Иди. Найди доктора, который ее спасет. Если… - он перевел дыхание. – Если Шарлотта умрет, постарайся не попадаться мне на глаза. Год. А лучше – десять.
Девушка опустила голову, скрывая от него выступившие слезы.
- Я не смогу выполнить приказ его величества, поскольку его величество знает – моя жизнь принадлежит ему. Мне некуда идти.
- Я освобождаю тебя от клятвы.
Филипп отвернулся, показывая, что разговор окончен. Сет замерла, изумленная его резкостью. Он никогда не позволял себе говорить холодно или отчужденно с ней. Даже его приказы звучали как просьбы, мягко и тепло. Король пересек кабинет и снова остановился около окна. Девушке стоило уйти. Но она не находила в себе силы, чтобы уйти вот так. Да, она выполнит его приказ. Да, она уже знала, что будет делать, к кому обратится. Но сейчас ей хотелось развернуть Филиппа. Заставить посмотреть на нее. Снова прикоснуться. В ее сердце торчала игла. И король тронул ее, расшевелив рану.
Она затаила дыхание и подошла к королю. Хотелось прижаться к его спине лицом и закрыть глаза. И на какое-то время забыть про свое место в его жизни, про невозможность быть вместе, снова ругать себя за чувства к обычному человеку, пусть и королевских кровей, любить и ненавидеть глупышку Шарлотту. И терзаться в объятиях других мужчин, мечтая о том, что когда-нибудь Филипп увидит в ней не просто верную до беспамятства ассасинку. Сет положила ладонь ему на плечо и легко сжала.
- Я никогда не откажусь от нее, мой король. - Он не пошевелился. Сет задержала руку на его плече. Ей казалось, что тепло кожи пробивается через слои ткани. – И я не оставлю тебя. Что бы ни случилось. Можешь приказать арестовать меня. Казнить. Ничего не изменится.
Филипп накрыл ее руку своей и повернул голову.
- Иди. Ты – последняя надежда. Не знаю, кто ты. Не знаю, что ты. Чувствую. Иди.
Глава седьмая. Жизнь и смерть в Париже
4 июня 1316 года
Шампань, Франция
Доменик
Опасно давать силу тому, у кого может возникнуть желание отомстить. Сила развращает, придает решительности, убеждает в безнаказанности и заставляет действовать. Она опьяняет, как пьянит выдержанное вино. Доменик покинул свою пещеру, гонимый голодом. Он превратился в зверя, единственным желанием которого было выжить. Сомнения растворились в стремлении сделать еще хотя бы шаг для того, чтобы когда-нибудь снова научиться видеть. Мелкими переходами, по ночам он добрался до центральной Франции и осел в Шампани. Его путь увенчали десятки пропаж – его собственная жизнь на чаше весов мироздания оказалась значительно тяжелее, чем жизнь любого из встреченных на пути.
Он начал убивать.
Панический страх жертвы, которому на смену приходило блаженное ничего, проясняли взгляд, вливая необходимую для очередного перехода силу. Сначала Доменик ограничивался испугом. Легкое усилие воли – и человек готов умереть от страха, не понимая собственных чувств и ощущений. Потом примешал боль. Он совершенствовал способ убийства, с каждым шагом получая все более ослепительную вспышку, разрядку, сопоставимую с оргазмической, только глубже. Вместе с тем с каждым новым человеком запас сил, которые он давал, оказывался все меньше и меньше. Если в начале пути одной смерти в неделю хватало, то сейчас приходилось убивать дважды в день. В Шампани «дважды в день» грозило перерасти в «трижды», но Доменик об этом не думал. Люди превратились не более чем в дичь, на которую нужно охотиться. В удовольствие ли, с целью ли выжить или просто потому, что можешь.
Доменик обосновался в небольшом Шато Журви в Шампани. Зачаровал хозяев и внушил им, что он их чудом вернувшийся с войны сын. Сын взрослый, но еще молодой. Рядом располагалось несколько деревень. Можно было не ограничивать себя ни в чем. У вампира появилась новая задача – научиться питаться, не убивая. Не потому, что жаль людей. Но потому что, если вырезать всю деревню, это привлечет внимание к нему самому. Он уязвим днем. Солнце еще способно его уничтожить и, хотя он не мог продержаться под лучами и пяти минут, верил в то, что когда-нибудь решит и эту проблему.
Он занимался мелкими делами в бесплотной попытке убежать от главного – сосущая пустота внутри, образовавшаяся после разрыва связи с создателем, никуда не исчезала. Он дышал ею, с нею проживал ночь за ночью. Она омрачала все мысли, постепенно вытесняя то малое, что осталось от некогда грозного и почти всемогущего монарха. Доменик действовал, не думая о завтра. Он питался. Подчинил себе поместье, превратив его хозяев в послушных кукол. Но он ничего не планировал. Иррациональная тоска по Юлиану отравлялась ненавистью. Ненависть на поверку оказалась хрупким стеклом – инстинкты были сильнее. Вампир пытался его звать. Думал о том, чтобы его найти. Но Юлиан исчез. Равно, как и исчез Гильом де Шарон. Орден тамплиеров уничтожен, но гидре лишь оторвали одну из голов. Доменик понимал, что все только начинается.
Он вяло вспоминал об этом, чувствуя, как неторопливо и размерено разворачивается жизнь. Что-то решать? Прикладывать усилия?
Зачем?
У него ничего нет. Из зеркала смотрел еще молодой внушительного вида мужчина с металлически-янтарными глазами, волевыми, северного типа чертами лица и жесткими волосами. Широкие плечи, чуть ниже Филиппа. Собранный и холодный. Лишь выражение глаз осталось неизменным. И привычка подолгу смотреть в одну точку. Характер сгладился. Больше не было вспышек гнева – их заменила черная, всепоглощающая меланхолия. Не было интриг, сетей. Планов. Цели. Только животные желания. Только действия, основанные на них.
Постепенно Доменик отрывался от Филиппа IV, воспринимая его жизнь будто бы со стороны. Он не был королем и при этом королем оставался.
Той ночью он изменил себе и привел жертву домой. Замок спал. Лишь привратник пытался честно нести вахту на своем посту. Жертвой оказалась хорошенькая рыжеволосая девушка. Вампиру хотелось сладости. Даже если эта сладость вся останется в мыслях. Он еще не решил, убивать ее или нет, не решил и, будет ли пробовать ее кровь. От девочки пахло другим – сквозь пелену ужаса, прошлого и забытья он уловил слабый запах похоти.
Она слишком свободным шагом прошлась по спальне.
- Открой шторы, господин, темно же.
Доменик, стоявший у запертой двери, промолчал. Он смотрел в пол, удивленный тем, что почуял. Голод изменился. Влечение. Кажется, Юлиан рассказывал и про такой рацион. Вампир вздернул голову. А что, если попробовать? Кажется, эту ничем не напугать. Он привел к себе шлюху? Он замер, прислушиваясь к ощущениям и тончайшим оттенкам того запаха, который не различить обыкновенному человеку. Запаха эмоций и чувств. Нет, девушка чиста. Чиста, но слишком любопытна.
- Я хорошо вижу в темноте, дитя, - проговорил он глухим голосом.
Странно, голос Юлиан ему сохранил прежний. Властный и холодный, то шипящий, то мягкий и обволакивающий. Доменик приучился изменять его, если приходилось разговаривать с людьми.
Он оставался в тени в то время, как девушку освещало нестройное пламя свечей. Она взволнованно оглядывалась, не понимая, что ее ждет. Страх перемешивался с предвкушением. О молодом господине, вернувшемся из далеких стран, судачили в деревне не первый месяц. Она, вдохновленная рассказами, искала с ним встречи, гуляя долгими вечерами за пределами деревни. Наблюдала за постепенно засыпающим замком. Ей казалось, что она видит тень мерящего шагами собственные покои виконта. И вот сегодня он сам вышел ей навстречу.
Жанетта не поверила своим глазам и ушам, когда дворянин к ней обратился. Она сидела под деревом, наслаждаясь ночной тишиной, а он появился внезапно. Представился Мишелем, спросил ее имя. Она онемела от восхищения – ночью, в темном плаще, статный и прекрасный, он показался ей принцем из далеких стран, воплощением всех желаний. Его взгляд завораживал, а холеные руки с красивыми длинными пальцами неизменно приковывали к себе внимание. Конечно, Жанетта не думала дважды, когда он предложил ей прогуляться. И вот – она в его покоях. Обычная необычная девушка из деревни. Ох, ей никто не поверит, что она не только увидела молодого господина, но и говорила с ним.
Девушка почти не различала черт его лица. А господин Мишель, в свою очередь, не стремился помочь. Он следил за ней волчьим голодным взглядом, скрывая неопределенную улыбку.
- Господин молчалив, - нарушила тишину Жанетта, закончив очередной круг по покоям. Она остановилась в паре шагов от господина, который все так же тихо улыбался, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди.
Волосы крупными локонами ложились на широкие плечи, превращая его в существо из другого мира. Горделивая осанка, независимая манера держаться выдавали господина, а холодный, пожалуй, слишком внимательный взгляд будил глубоко в душе что-то необыкновенное. Жанетта, завороженная янтарем, сделала еще шаг. И еще. Когда виконт коснулся ее щеки, девушка вздрогнула.
- Скажи мне что-нибудь, - взмолилась она. Ей хотелось услышать его голос. Тихий и спокойный. Ей хотелось, чтобы он сделал хоть что-нибудь, а не только стоял и смотрел. Она сгорала под пристальным взглядом, хотела его и боялась его. И контакт, звук могли помочь ей сохранить рассудок. Но тот, кого она знала под именем Мишель де Журви, молчал.
Он взял ее за пальцы и потянул, заставив приблизиться. Жанетта повиновалась. У нее не было ни единого шанса противиться странной, мрачной и несокрушимой воле виконта. Она смотрела ему в лицо, мечтая только о том, чтобы этот момент никогда не изгладился в памяти. Она хотела запомнить мельчайшие черты, взгляд, губы. Запомнить запах и чудесное ощущение, которое поглотило ее рядом с этим мужчиной.
Доменик же пытался понять, что он в свою очередь чувствует. Ему точно не хотелось ее целовать. Ему хотелось включить ее в себя. Обладать ею – полностью. За той чертой близости и обладания, что доступна людям. Он чувствовал острее. Он жил острее. В каждом движении его сквозила сила. С каждым вздохом он впитывал ее, будто наслаждаясь вином.
Он позволит ей делать все, что заблагорассудится. Он позволит ей испытать то, что невозможно испытать с человеком. А потом… может быть, он сохранит ей жизнь. Если она сможет утолить его голод, не даря свои последние мгновения.
Весна 1309
Милан
Сет
Впервые в жизни Сет чувствовала страх. Она слишком привыкла общаться с людьми. А теперь ей предстояло убедить существо, которому нет дела даже до сотен человеческих жизней, помочь одной девочке, которую любит сам король. Она понимала, что может не уйти живой после этого разговора. Понимала и то, что рискует во имя жизни соперницы в бессмысленной борьбе за сердце Филиппа. Понимала и то, что эту войну уже проиграла. Она лишь шла вперед, верная воле своего короля, не думая о последствиях. Возможно, шла на смерть.
Ролан ждал ее в одном из темных переулков Милана. Найти его было непросто. Еще сложнее убедить встретиться. Ассасинке пришлось восстановить все свои связи в темном мире и усилить их. Шарлотта умирала. А если эта женщина умрет, Филипп будет навсегда потерян. Так по меньшей мере она может продолжать служить своему королю и наслаждаться его неизменным одобрением.
Сет почувствовала его присутствие за несколько десятков шагов – город будто сковало льдом. Ролан был древним вампиром, который не боится ни солнца, ни серебра, не пьет человеческую кровь, предпочитая сложное сочетание эмоций. Таких, как он, в темном мире называли Незнакомцами. Его друг и наставник когда-то нашел Сет и помог ей обрести себя, понять, почему она ощущает себя чужой среди людей. Рассказал про Темный мир. Рассказал и показал столько всего, что и по сей день она просыпалась от кошмаров, переполненных ужасными, непонятными деталями.
- Мне нужна твоя помощь, - сказала она, остановившись напротив Незнакомца.
Сет сложила руки и вздернула подбородок, намереваясь смотреть ему в глаза и не показывать, насколько на самом деле ей страшно.
- Онелия.
Ролан отделился от стены и посмотрел на нее. Девушка сжалась было под пронзительным взглядом светло-голубых глаз, но почти сразу заставила себя приосаниться. Стало холодно. Незнакомец обошел ее вокруг.
- Мне говорили о том, что ты умна. И хороша собой, даром что эльф. Почти эльф, - поправил он себя. – Вижу, хороша. И смела, раз обратилась ко мне.
- Мне сказали, ты можешь вылечить неизлечимую болезнь. И вернуть человека из-за грани, если понадобится.
Ролан остановился напротив нее. Светлые волосы, остриженные неровно, вытесанное будто из камня, холодное, жестковатое лицо, пронзительный взгляд голубых глаз. Тонкие губы. Широкие плечи, внушительная фигура. Он был одного роста с ней, но казался очень высоким. И очень холодным. Если прикоснешься – пальцы тут же замерзнут. Он – существо, принадлежавшее другому миру, осуществлявшее собой все, к чему она стремилась и от чего бежала. Сет удержалась от того, чтобы сжать руки, спрятать ладони под плащом. Она не шевелилась, смело, почти отчаянно принимая взгляд Незнакомца, который не изменился в лице. Кажется, он вообще не умеет чувствовать.
- Ты не похожа на больного человека, - проговорил он, сделав шаг вперед.
Сет отстранилась.
- Речь не обо мне. Она… обычный человек. И она умирает. Лучшие лекари не в силах ей помочь.
- Кто она тебе?
Ей показалось, или в прозрачных глазах Незнакомца проснулось нечто, похожее на улыбку?
- Она принадлежит моему господину, - слишком быстро ответила Сет, отводя взгляд. – Он поручил мне спасти ее.
- Интересно, - Ролан по-прежнему смотрел ей в глаза, и ей пришлось ответить, борясь с мучительным желанием сбежать. – Я помогу.
- Почему ты так легко согласился?
- Узнаешь.
Весна 1309
Париж
Шарлотта с трудом открыла глаза и, приглушенно вскрикнув, попыталась притянуть к себе одеяло. Ролан присел на край кровати. Сет сидела на подоконнике, следя за ним прищуренным взглядом. Он уже посмеялся над ней – столько сил на то, чтобы спасти соперницу. Но все же пришел. Пришел и – знает один Бог, что будет дальше.
- Кто вы, сударь?
- Я здесь по приказу вашего короля. Я врач.
- Моего?.. Филипп здесь? Он помнит обо мне!? Я могу его увидеть… проститься?
Ролан приложил палец к губам, призывая ее к молчанию. Шарлотта успокоилась и посмотрела на него. Сет отвернулась. Конечно, девчонка до беспамятства влюблена. Это понятно. Это нормально и обычно. Сложно было найти в королевстве женщину, в которой Филипп не будил бы чувств. От обычного влечения до искренней и искрящейся влюбленности. Отчужденный, отстраненный и самодостаточный король, не заводящий фавориток, верный своей неверной жене, упрямый и эксцентричный властитель, которого небо наградило совершенной внешностью. Нужно быть слепой или дурой, чтобы не обратить на такого внимание. Так что чувства Шарлотты Сет разделяла, понимала и принимала. Но он? Сет рисковала, обратившись за помощью к Незнакомцам. Но… она сделала бы больше, если бы потребовалось. Она была готова на все, чтобы Филипп ей хотя бы улыбнулся. Он и улыбнулся. И скажет «спасибо», когда Шарлотта окрепнет. Но поцелуй достанется не эльфийке. Поцелуй достанется смертной. И, скорее всего, не только поцелуй.
Сет смотрела в окно, стараясь не обращать внимания на действия Ролана. Исполнил бы король свою угрозу, если бы Шарло не выжила?
Лучше не думать. Ее чувства уничтожали ее. Сет искренне пыталась отвлечься, забыться… Она встречалась с людьми. Потом с темными существами. Даже один из вампиров оказывал ей знаки внимания. Но они владели лишь ее телом. А душа… душа окончательно и бесповоротно принадлежала неподвижным глазам короля. Эльфийка ненавидела себя за эти чувства. Считала себя слабой. И все же следовала им, как слепой шагает, опираясь на путеводную нить.
- Ты будешь жить.
Спокойный голос Ролана, в котором зазвучала нежность, заставил эльфийку взглянуть на постель. Шарло все так же лежала, следя за незнакомцем испуганными глазами. Ролан, заметно побледневший, но довольный, позы не изменил. Что произошло в эти несколько минут?
- Хочется спать…
- Отдыхай.
Ролан провел пальцами по ее лицу, усыпляя, и повернулся к эльфийке.
- Болезнь отступит. Девушка выживет.
- Как я могу тебя отблагодарить? – нехотя спросила Сет, спрыгивая на мягкий ковер.
Незнакомец приблизился. Сейчас он выглядел даже грозно. И холод, сковавший арктическим льдом его взгляд, прикоснулся к душе. Сет отпрянула, схватившись за кинжал. Ролан не обратил на это внимания.
- Я потребую возврата долга, Онелия…
- Мое имя Сет!..
- Но не сейчас. Следи за девушкой, ей нужно будет питье. И покой. И передай своему королю, что его избранница – чистейшая душа.
- Не стану.
- Не ревнуй. Ты не вольна что-либо изменить.
Ролан шагнул к окну и растворился в утренней мгле, оставив эльфийку с тяжело бьющимся сердцем. Он запомнил ее долг. Он потребует уплаты! Но как?.. Сет закрыла глаза, пошатываясь. Будто все ее жизненные силы перетекли в хрупкое тело смертной женщины. Она еще пожалеет о своей доброте. Но пока нужно остаться здесь. Убедиться в том, что Шарло действительно полегчало. И сообщить Филиппу радостную весть. Кто знает… может, монарх сменит гнев на милость? Хотя бы на несколько минут почувствовать себя нужной ему. Вот оно счастье. Чистое и неподдельное.
И какого черта она, темная эльфийка, сходит с ума от безответной любви к человеку?
7 июня 1316
Шампань
Доменик
- Горе-то какое…
Жанетта сидела на господской постели, подогнув под себя ноги. Доменик по своему обыкновению стоял в тени. Он не верил ушам. Разум отказывался воспринимать эти новые сведения, которые переворачивали все.
- Повтори, - отрывисто приказал он, чувствуя, как буквально из-под ног уходит земля. Он прикоснулся холодными пальцами ко лбу и прикрыл глаза, борясь со странной дурнотой.
- Его величество скончались. Бог мой, он не успел подержать в руках ребенка. Он только женился! Он был так молод! – запричитала Жанетта, заламывая руки. – Никто не знает, что именно случилось. Никто не понимает, почему десница божья карает. О, боже, о боже, люди поговаривают о проклятии… К счастью, королева беременна. Но если она родит сына? А если дочь? Кто будет регентом? Что будет с нашей страной? Благо, у короля Филиппа было три сына…
Их было больше. Но выжило три. Теперь их осталось двое. Филипп, чутко спящий в глубине души Доменика, поднял голову и содрогнулся. Он не разделял взглядов сына и не мог смириться с тем, что пока не властен вмешиваться в политику Франции. Но все равно сохранял видимость спокойствия – Франция оставалась в руках Капетингов. А теперь Людовика нет. Он умер. Быстро. Неожиданно. В самом расцвете лет. Поневоле Доменик вспомнил угрозу Юлиана – и от встающих в глубине памяти фраз зашевелились волосы на голове. Может быть, рано паниковать – еще два сына у короля. Но… Народ шепчется о проклятии. А он сам уверен, что Юлиан продолжает мстить.
Иногда стоит лишь положить начало цепи случайностей, чтобы она уничтожила целую страну. И в такие моменты понимаешь, насколько на самом деле хрупким оказываются равновесие и власть.
Впервые почти за триста тридцать лет король смог наслаждаться всей полнотой властью всего двадцать месяцев. Всего двадцать месяцев отмерили его старшему сыну. И как бы он ни старался уничтожить все, что создавал Филипп Красивый, как бы ни боялся и не ненавидел отца, как бы не наплевательски отнесся к последнему наставлению умирающего короля, он оставался ему сыном. Доменик ничем не показывал этой бури, которая в другое время могла бы уничтожить его. Этой мощи горя, знакомого только тем, кто терял детей. Страна поражена голодом и войной в Артуа, которую лишь деликатные называли противостоянием. Казна пуста, и нет никакой возможности ее наполнить, если не начать реформы. Людовик уничтожил все, что мог, если верить рассказам Юлиана.
Глаза Доменика мрачно сверкнули. А он не будет верить более рассказам Юлиана. Он проверит сам. Теперь он свободен. Найдет способ достать сведения. Найдет способ собрать сторонников. Если он не может вернуться на французский престол, почему бы не попробовать помочь родине иначе?
- Успокойся, женщина, - приказал он холодным, четким тоном Филиппа. – Франция еще пока великая держава. Смерть Людовика не коснется твоей жизни.
- Моя жизнь принадлежит тебе, - тут же склонила голову девушка.
Девушка, которая в эту зиму не умерла от голода только благодаря чуду. И как народ, этот убитый, забитый, обездоленный народ, может так искренне и так глубоко переживать смерть монарха? Людовика не любили – и то. Отсутствие короля – впервые более чем за три столетия – это шок. Шок для всего королевства. И, если вовремя не принять меры, не назначить регента… О, он даже не хотел думать, во что это может обратиться!
Доменик взглянул на Жанетту. И мгновенно забыл про все заботы почившего короля. В нем просыпался он сам – бессмертное, могучее существо. Голодное и озлобленное на весь мир. Он не питался кровью, но жаждал ее.
Покорность и влюбленные коровьи глаза крестьянки раздражали. Он не убил ее не из жалости. Новая пища отвлекла вампира от мыслей о чужой смерти. Близость с человеком похожа на упоение охотой. Подобного он не испытывал в прошлом. Не было такой животной страсти. Не было безудержности и необъяснимой ранее выносливости. Он просто взял то, что мог взять, незаметно для себя подарив девушке лучшую из возможных ночей. Его уверенность в себе и конкретные, ведущие к цели, действия, покорили Жанетту. Его властность не оставила ей шансов. Девушка сдалась. Ее не пришлось очаровывать. Ее не пришлось заставлять. Ее могли бы сжечь на костре как ведьму – и оказались бы правы. Но сейчас Доменик не чувствовал голода. Впервые с ухода Юлиана он не чувствовал сокрушающего, сводящего с ума голода.
Может, он нашел свою пищу?
Он отдернул штору, впуская в комнату солнце. Зажмурился. Сжал зубы, почувствовав знакомое жжение. Нельзя расслабляться, пока он не решит главную проблему. Ему нужно в Париж. С измененной внешностью, наделенный необычайными силами, он может вернуться во дворец. Он может стать доверенным лицом короля… пусть и сына. И через него тайно управлять страной. Вернуть ей потерянные земли. Укрепить ее величие. Избавить ее от врагов… нужно лишь научиться жить под солнцем.
- Бог мой, господин!.. – Жанетта оттолкнула его в тень.
Вампир оскалился, глядя ей в глаза, заглушил крик волевым усилием.
Его сын погиб. А сам он превратился в животное-убийцу, которое может провести несколько ночей в постели женщины, а потом хладнокровно лишить ее жизни. Пусть так.
8 июня 1316
Париж
Шарлотта де Гресс
Шарль спрыгнул с пони и с независимым видом подошел к матери, следившей за ним с непередаваемой улыбкой. Он менялся. Взгляд становился холоднее и сосредоточеннее. Волосы выгодно подчеркивали бледное лицо с уже изящными и тонкими, несмотря на детскую пухлость, чертами. Графине хотелось видеть в нем Филиппа, и она видела в нем Филиппа. Она с наслаждением отмечала его молчаливость, с восторгом реагировала на его холодность. Ее устраивало даже то, что Шарль избегал материнской ласки, предпочитая оставаться в одиночестве. Не ладил он и с младшим братом, которого воспринимал скорее как помеху. Впрочем, Готье относился к этому с тем совершенным спокойствием, которое свойственно лишь избранным детям. Мальчик был непоседлив, изводил кормилицу и нянек. Ему нужно было все время оставаться в движении. Он тянулся к матери, но та отвечала взаимностью лишь постольку поскольку. Зато оставался отец.
Граф, просветлевший, спокойный и почти счастливый, проводил с детьми много времени, гораздо больше, чем графиня, сполна возмещая им минуты одиночества. Сегодня он должен был вернуться из дворца к ужину. Кажется, в семье наступили мир и согласие, и пропасть, которую выкопали Шарлотта и Робер, наконец изгладилась, превратившись в небольшую трещину. Они больше общались, строили планы. Превратились в чуть более счастливую семью, чем принято в обществе и чуть менее открытую, чем необходимо.
Шарлотта, воспринимавшая примирение с Робером скорее как необходимость, не могла заставить себя снова испытывать какие-либо чувства. Ее любовь к Филиппу оказалась такой сокрушительной, что, сломавшись о смерть, сломала и что-то внутри. Графиня простила мужа. И научила себя его уважать и принимать. Но приятия и тепла оказалось катастрофически мало. Да, их ночи стали прекрасны и светлы. Граф поражал молодую женщину нежностью и обходительностью. Да, их вечера теперь наполнены теплом и общением. Но все это происходит будто само собой.
Граф подошел к жене, держа в руках какую-то коробочку. Шарлотта подняла на него удивленный взгляд. Она разговаривала с Шарлем, которого, заметив приближение де Гресса, увела нянька.
- Что это?
Он улыбнулся и молча протянул ей подарок. Графиня де Гресс приняла коробочку, обитую бархатом, и с некоторым удивлением обнаружила в ней рубиновый гарнитур.
- Что это? – еле слышно повторила она, доставая колье.
- Я подумал, что моей жене к лицу только королевские украшения, - коротко проговорил граф. Он поднялся с места и зашел ей за спину. Неуловимым движением снял украшение, которое ей дарил король и заменил его рубиновым сокровищем.
Шарлотта вздрогнула, но не посмела перечить. Служанка принесла зеркало.
- Это… Это прекрасно, граф. Я вас благодарю.
- Ты же будешь носить его, душа моя? – спросил Робер, наклонившись к уху жены.
- Да, - она подцепила пальчиками серьги. – Конечно.
Граф сжал ее плечи, но тут же отпустил, будто опасаясь напугать жену. Он заложил руки за спину и вышел в центр беседки, глядя вдаль.
Графиня вернулась к себе, в одной руке сжимая колье, подаренное Филиппом, а другой прижимая к сердцу неожиданный подарок мужа. Ее переполняли притупленные долгим горем эмоции. Она не улыбалась, напротив, боролась со слезами, которым пора было дать волю, но женщина не могла найти в себе сил для этого. Слезы – это слабость, а настоящая слабость всегда требует определенного мужества и усилий. Шарлотта опустилась на пуф перед зеркалом и посмотрела на себя. Время ее не щадило. Под глазами пролегли долгие тени, волосы потеряли золотой блеск, они казались плотнее и темнее. Лишь губы такие же яркие, а в глубине зеленоватых глаз приглушенный болью огонь. Это пламя, сразившее короля, это пламя, уничтожившее сердце графа де Гресс, пожрало само себя, оставив Шарлотте лишь истерзанную душу. И бесконечную память.
Служанка зажгла свечи и оставила поднос с напитками и фруктами. Шарлотта взяла гроздь винограда, отложив украшения. Медленно, ягодка за ягодкой она лакомилась, бессознательно отмечая, что виноград даже не кислый, а почти горький. А вино такое терпкое, что выступают слезы на глазах. Отложив и то, и другое, Шарлотта поднялась, с удивлением отметив, что голова кружится, а перед глазами плывет.
Странно, еще утром она чувствовала себя прекрасно.
Молодая женщина упала на ковер, успев схватиться за колье Филиппа, и лишилась чувств. Ее губы побелели, а тени под глазами потемнели. Через несколько минут лицо приняло вид восковой маски. Шарлотта была мертва.
Сет выступила из-за портьеры. Присела на корточки перед женщиной, тронула ее почти брезгливым жестом. Та не шевелилась.
- Быстро же ты сдалась, - проговорила ассасинка еле слышно, прикасаясь ко лбу Шарлотты. – И к лучшему, во второй раз ты его у меня не заберешь.
Накануне
Париж
Сет
Ролан ждал Сет у Монфокона. Он стоял, глядя на раскачивающиеся тела и сложив руки на груди. Эльфийка приблизилась, машинально проверяя, легко ли выходят клинки укрепленных на запястьях кинжалов, хотя и понимала – против Незнакомца оружие смертных бессильно. Она испытывала смешанные чувства при виде этого существа из другого мира. Он знал все, но почему-то не пользовался этим знанием. Он умел исцелять, может быть, даже воскрешать, но и это держал в секрете. Он помнил обещания, всегда держал данное слово и требовал того же от других. И теперь он назначил встречу, прислав ей записку с местом и временем.
Сет могла отказаться. Но понимала, что с ним такие шутки лучше не шутить.
- Хорошо, что ты пришла. Есть работа.
- Я не служу тебе, Незнакомец.
Холодные глаза насмешливо блеснули. Ролан повернул светловолосую голову и посмотрел девушке в лицо. От этого взгляда по коже пробежал мороз. Сет напряглась, но заставила себя остаться на месте.
- Не служишь, - согласился он. – Но ты мне должна.
- Услуга за услугу.
- Поверь, за эту услугу ты еще должна приплатить.
- К делу, Незнакомец. У меня мало времени.
- Будешь оплакивать своего короля, девочка? – он провел пальцами по волосам. Сет молчала, пристыженная этим прямым напоминанием о безответной любви к человеку.
- На смертном одре он думал о другой.
Ролан загадочно улыбнулся.
- Тебе нужно отправиться в Шампань. У нас есть все основания считать, что в одном из местных шато поселился тот, кто уже не вампир, но еще не Незнакомец.
- А я тут при чем?
- Ты должна его найти. Научить его жить под солнцем…
- Я?!
-… и привести к нам.
- Ни за что. Он меня убьет!
Ролан снова улыбнулся.
- Смерти ты не боишься, Сет. Найди его. И, может, эта встреча наконец изгонит мглу из твоего сердца?
Она вскинула подбородок и презрительно усмехнулась. Капюшон слетел с головы, обнажая длинные пряди иссиня-черных волос. Ролан невольно залюбовался этой гордой красой, свойственной лишь темным эльфийкам. Темным эльфийкам, в чьих жилах течет кровь благородных и могущественных предков.
- Ничто ее не изгонит. И ты прекрасно знаешь об этом, ведь ты так хорош в чтении по глазам.
- Мои шпионы донесли, что этим Незнакомцем может оказаться обожаемый тобой Филипп.
Сет глухо вскрикнула и отступила, схватившись за горло.
- Невозможно!..
- Проверь.
Глава восьмая. В последний путь
Охотничий домик на месте будущего Версаля
1310 год
Король Филипп IV
Ее волосы закрывали спину, скользили по рукам и ложились на белоснежные простыни роскошным медово-золотым водопадом. Шарлотта, приподнявшись на локтях, смотрела Филиппу в лицо, даже не пытаясь скрыть торжества и абсолютного, ничем не омраченного счастья. Король следил за ней краем глаза, привычно сохраняя бесстрастный вид. Он старался не думать о том, что впервые за много лет позволил себе расслабиться в объятиях красивой женщины. Он запрещал себе разбирать чувства, которые она в нем вызывала, понимая, что выводы ему не понравятся.
Эта юная, прекрасная девушка покорила его взглядом. В момент первой встречи, когда он поймал на себе взор чудесных зеленых глаз, когда заметил блеск золота ее волос, уложенных в сложную прическу. Он пропал еще тогда, на охоте, хоть и был занят мыслями совершенно не романтическими. Если раньше Филипп и любил кого-то, то в глубокой юности. Долгая супружеская жизнь с импульсивной Жанной, разбитая вечной занятостью короля, оставила после себя привкус пепла. Королева выполнила свой долг, обеспечив супруга наследниками. Когда-то она дарила ему и счастье. Настолько, насколько могла. Ее требовательность и ревность к государственным делам не раз доводили короля до взрывов бешенства.
Шарлотта казалась подарком. Еще молодой, обеспечивший себя наследниками король, став вдовцом, не был обязан повторно жениться. И имел право на свой кусочек доступного света и тепла. Он мог бы завести фавориток, следуя примеру многих предшественников. Он мог бы выбрать себе жену из числа приближенных или же найти выгодную партию из принцесс и королев Европы. Но Филипп рассудил иначе. Он не думал о женщине рядом с собой до встречи с Шарлоттой. И сначала привычно создал препятствия, оказав содействие ее свадьбе с Робером. Но даже присутствуя на оной, Филипп смотрел на невесту, понимая, что рано или поздно она будет принадлежать ему.
Девушка подняла руку и несмело прикоснулась к щеке короля. Филипп обратил на нее свой темный, неподвижный взор.
- Что печалит тебя, мой король?
Это «ты» в его адрес в устах любого другого человека бы резануло слух и спровоцировало вспышку ярости. Но вложенное в уста прекрасной девушки, лежащей рядом с ним в постели в охотничьем домике, оно тронуло сердце Железного короля, заставив его смягчиться.
- Все хорошо, мой свет. Ты рано проснулась.
И откуда это «мой свет»? Филипп задумался. А ведь действительно. В какой-то мере Шарлотта стала для него светом. Она стала его весной. Рассвет, который встречается с закатом, минуя и день и ночь. Они слишком разные. Она – из разорившегося, но древнего баронского рода. Он - король, положивший жизнь на то, чтобы укрепить страну и власть монарха в ней. Объединить разрозненные герцогства, приумножить богатства Родины. Создать новую Римскую Империю. Он ставил перед собой высокие цели и жил этим, не отвлекаясь ни на что.
За исключением редких минут, проведенных наедине с Шарлоттой.
- Мне снились чудесные сны, - улыбнулась девушка.
Филипп запустил пальцы правой руки ей в волосы. Его глаза остановились на ее лице. Сложно было понять, о чем думает король, сохранявший спокойный и чуть отчужденный вид, но Шарлотта чувствовала, что мысли его сейчас рядом с нею. По чуть приметным искоркам в холодном взоре, по чуть изменившемуся изгибу губ она понимала его настроение.
Король привлек ее к себе и закрыл глаза, вдыхая свежий аромат ее волос.
- Мой король, - прошептала Шарлотта, решившись наконец начать разговор, ради которого она попросила Филиппа о встрече вчера.
Он позволил девушке сесть и закутаться в покрывало. И сам приподнялся на подушках, обнаженный по пояс, спокойный и прекрасный. Время щадило его. Тело Железного короля, не раз говорившего своим сыновьям, что монарх должен быть силен не только духом, будто бы принадлежало двадцатипятилетнему мужчине. Гладкая теплая кожа обтягивала тугие мускулы. Как приятно было касаться этих широких плеч! Как приятно было ощущать себя в объятиях этого невозможного человека. И как страшно было делиться с ним радостью, которая могла обернуться бедой.
Филипп ждал. Он слегка улыбался, наблюдая за тем, как собирается с силами девушка.
- У меня вчера был лекарь.
Филипп промолчал, подумав о том, что больной она не выглядит.
Шарлотта пыталась спрятать глаза. Она обхватила себя руками и смотрела на пальцы правой руки короля, спокойно лежащей на простыне. Как он отреагирует? Прогонит прочь? Ему не нужны политические осложнения. Хотя как может помешать ребенок при условии наличия трех взрослых законных наследников мужского пола?
- Я жду ребенка, - наконец еле слышно прошептала она.
- Граф де Гресс должен вас поблагодарить, - отозвался Филипп привычным, лишенным всяческих эмоций голосом.
Шарлотта вскинула на него сейчас пронзительно-зеленые глаза.
- Это ваш ребенок, государь.
Июнь 1316 года, Шампань
Доменик
Вынырнув на мгновение из удушливого сна, Доменик открыл глаза, тяжело дыша. Минуты счастья, приходившие к нему каждый день, изматывали сильнее напоминаний об ошибках, сильнее подтверждений того, что все разваливается. Сны с беспощадной четкостью возвращали его в те редкие встречи с женщиной, которую он позволил себе полюбить. И, хотя личность Филиппа постепенно забивалась в самый дальний угол его исстрадавшейся души, в такие минуты она поднимала голову и заполняла собой все. Филипп проникал в Доменика, изменяя его. И бороться с этим не получалось. Вампир искал способы сохранить душевное равновесие, но сны...
Он помнил ту ночь с Шарлоттой. Помнил, как она призналась, втянув голову в плечи и стараясь не встречаться с ним глазами. Помнил, что первой и единственной мыслью было «значит, наш союз благословлен» без уточнения, кем и зачем. Она молила его держать все в секрете, как это было и раньше. Он не отвечал, сосредоточившись на не новых, но уже забытых ощущениях. К сыновьям Жанны он относился с требовательным вниманием. Им суждено оказывать влияние на политику страны. На жизни сотен и сотен тысяч. Сын Шарлотты (а Филипп почему-то не сомневался, что это будет сын) сможет прожить такую жизнь, какую посчитает нужным. Его обойдет стороной горькая, ядовитая чаша власти. У него достаточно богатая семья, а он, Филипп, найдет способ обеспечить ему безбедное существование в любом случае.
У него будет сын. Впервые ребенок стал плодом любви, а не долга. И потом, когда Шарлотта родила, а Робер де Гресс, принявший дитя (скорее, он не задавал вопросов, чем не знал ответы) закатил пир на весь Париж, получив долгожданного наследника, Филипп, так и не появившийся на празднике, думал о том, что он бесстыдно счастлив. Счастлив так, как никогда до того не был. Не потому что достиг цели, не потому что одержал победу. А потому что любимая женщина родила от него ребенка. И в этом глупом человеческом счастье на несколько мгновений растворились все условности и препятствия. Он был готов забрать Шарлотту к себе, обеспечить ей безбедное существование. Он был готов перевернуть мир – если бы она хотя бы намекнула на то, что тоже хочет этого. Но она скромно молчала. Молчала, не решаясь обратиться к своему всесильному любовнику.
Доменик провел рукой по влажному лбу. Улыбка исчезла. Да, тогда он был счастлив. Видимо, слишком, раз все обернулось так.
На улице еще светло. Он смежил веки, глубоко дыша, чтобы успокоить сердце. Старая практика, которая помогала даже бессмертному существу. Ему нужно поспать. Солнце слепит глаза. Оно иссушает, лишает воли. Сейчас оно – его главная забота и главное проклятие.
***
Слабый ветерок играл длинными локонами мужчины, очутившемся в саду графа де Гресса. Доменик, остро чувствующий, что Филипп снова здесь и снова мыслит и испытывает эмоции, беспокойно оглянулся. Убедился, что один. Он понял, что видит сон. Опять. Сон настолько реальный, будто кто-то перенес его из замка в Шампани сюда. Кто-то привел его, чтобы что-то подсказать. Показать.
- Это твои игры, Юлиан? – прошептал он, не рассчитывая на ответ.
- Я всегда говорил, что бессмертие - слишком щедрый дар для тебя. Ты учишься быстрее кого-либо.
Высокая статная фигура Юлиана появилась в глубине сада. Вампир, облаченный в мантию, серебряное шитье которой блестело в свете луны, не торопился шевелиться. Доменик повернул голову, чтобы посмотреть на него.
- И что ты намерен мне показать?
- Реальность.
Юлиан растворился во мгле, оставив после себя странное ощущение пустоты. Доменик, подгоняемый смутной тревогой, сделал несколько шагов по направлению к дому. Здесь многое изменилось. Граф закончил ремонт. Уютное, роскошное жилище странно смотрелось сейчас, когда страна с трудом выкарабкалась из очередной голодной зимы. Когда умер очередной король. Почему-то не было сомнений в том, что новый сон – не прошлое. Филипп был в этом саду однажды. И сад был другим.
Чья-то тень привлекла его внимание. Он не узнал ее. Тень, передвигаясь бесшумно, добралась до дома. По-паучьи бесшумно залезла на окно второго этажа. Открыла его и скрылась в комнате. В спальне Шарлотты. Доменик почувствовал, как останавливается и без того медленно бьющееся сердце.
Незаметно для себя самого он оказался в этих покоях. В которые ни разу не зашел за годы отношений с молодой женщиной. В покоях, где она принимала супруга, где она спала, держа в руке подарок своего венценосного любовника, где писала письма, думая о нем. По меньшей мере, Филиппу хотелось верить, что думала. Он такими и представлял себе эти богатые и при этом уютные покои. Огромная кровать с балдахином, пусть и уступавшая в размерах королевской, но изящная и аккуратная на вид. Стол. Туалетный столик с большим зеркалом. Украшения. Ковры.
Доменик, наверное, страшно побледнел и был вынужден приложить руку к груди, когда его взгляд остановился на ковре. Шарлотта лежала навзничь, сжимая в окоченевшей руке колье, которое когда-то подарил ей Филипп. Она была мертва. Рядом с ней – та самая фигура из сада. Она что-то прошептала. Поднялась и, развернувшись к Филиппу, растворилась в воздухе, не позволяя себя рассмотреть. Но тот мог видеть лишь родное страшно бледное, замершее в предсмертной муке лицо. Он с трудом заставил себя выйти из угла и подойти к женщине. Опустился перед ней на колени.
- Пусть это сон, Доменик, - произнес Юлиан, воплощаясь у двери. – Но это сон реальный.
- Когда это случилось? – прохрипел вампир, прикасаясь кончиками пальцев к коже графини. Впрочем, он не чувствовал этого прикосновения.
- Вчера ночью.
- Что с ней случилось?
- Она умерла.
- Ее муж?..
- Здесь не при чем. Он так трогательно старался наладить отношения… - Юлиан скинул капюшон. – Вот она… твоя реальность. Шарлотта мертва. И если Железный король еще жив внутри тебя… Передай ему, мне жаль.
Доменик вскинул взгляд, мечтая пронзить создателя, уничтожить его – но увидел лишь пустоту.
***
Его вытолкнуло из сна со всей жестокостью нежелательного пробуждения. Во рту стоял неприятный привкус крови – он прокусил себе губу. И ранил ладони ногтями. Впрочем, ранки затянулись, стоило ему проснуться. Сел на постели, стараясь отдышаться. Боль толчками затмевала разум – пришлось сжать виски. Этот маскарад… как хотелось, чтобы сон оказался сном. Но Доменик знал – сам не понимал, откуда, но точно знал, - что Юлиан показал ему лишь отражение реальных событий.
Доменик огляделся, как затравленный зверь. Это означает лишь одно – ему немедленно нужно отправляться в Париж. Он должен увидеть все сам. Если Шарлотта умерла вчера ночью, значит, ее завтра похоронят. Неизвестно, как, но он должен успеть. Нагнать. Проститься. Понять. Увидеть сына. Даже если издали. Чувства Филиппа проснулись и укрепились в нем, окончательно стирая грань между старой и новой жизнью. Он стал другим. Он превратился в бессмертное существо, которое вскоре станет всемогущим. Он стал тем единственным вампиром, кто в мельчайших деталях помнит свою светлую жизнь. Он – Железный король, который позволил себе полюбить накануне смерти.
Вампир сбросил с себя покрывало. Его взгляд был тверд и неподвижен, но в глубине его появился новый огонь – беспощадный огонь. Ему нужно подкрепить силы. И устроить марш-бросок. Если понадобится, он пойдет днем. И пусть солнце только посмеет ему помешать!
10 июня 1316
Париж
Отель Гресси находился в получасе неторопливой ходьбы от Лувра на восток. Король Филипп помнил тот момент, когда своей подписью окончательно и бесповоротно передал его вместе с титулом мужу Шарлотты. А сейчас уже Доменик возвращался к этому месту с тяжелым сердцем и мрачной решимостью довести желаемое до конца. Часом ранее он нашел доминиканца, который должен был отслужить мессу у де Грессов, зачаровал его, внушив, что его срочно хочет видеть Магистр священного дворца[1] Гийом. Доминиканец подобрал свои рясы и отправился в Лион без особой надежды поговорить с лишенным папы богословом.
Вампир нашел зеркало, поработал над собственной внешностью, высветлив волосы, заставив глаза принять кроткое и печальное выражение, чуть сгорбился. Он постарел. Вполне может зайти за монаха, который в жизни своей ни на что, кроме богословских диспутов, не способен. Король Филипп предпочитал пользоваться церковью. Он легко манипулировал папой, не считался с его саном. Он прекрасно знал все, что положено знать, и в образе монаха чувствовал себя вполне комфортно. Даже посмеивался на тему того, что Юлиан бы разочаровался от осознания, что очередная стрела не достигла цели – он смог принять и новое имя без травм и отчуждения.
За монахом прислали коляску. Слуга, которого помнил еще почивший король, молча предложил старцу сесть и также молча направил лошадь по неровной и грязной после дождей дороге. Доменик сидел очень прямо, вдыхая запахи, впитывая звуки родного города. Города, по чьим улицам он так любил ходить тайно, почти без охраны. Он так любил смотреть на то, как Париж дышит, как общаются между собой горожане. В этом было что-то настоящее, простое. Такое, какой должна была быть жизнь. Брат Карл Валуа никогда не разделял тяги Филиппа к простому люду. А зря. Каждый хорош на своем месте. И, не понимая простых людей, невозможно управлять большой страной.
Доменик радовался, что сегодня ему не придется видеть ни Нельскую башню, ни мрачные своды Сен-Дени. Он не пойдет и в Лувр, не ступит на остров Сите, где все началось. Он не пойдет теми тропами, которыми ходил Филипп. И, может, пустота, которая вновь проснулась и заполнила душу, ослабит свою хватку. Раньше Париж его вдохновлял. А сейчас выпивал глоток за глотком. Ничего. Он теперь бездонный. Сколько ни пытайся сломить, станет лишь сильнее. Он прошел через смерть. И, пусть до конца не мог принять того себя, в которого его превратил Юлиан, он идет к этому.
Доменик поправил плащ, опасаясь солнца. Тучи затянули небо и вряд ли быстро разойдутся, но он не мог рисковать. Солнце! Кто бы мог подумать, что его врагом станет солнце! Ласковое и нежное французское светило, приносившее столько радости в свое время, сейчас пугало. Он не мог определить природу этого страха. Не мог справиться с ним волевым усилием. Ругал себя за это, проклинал Создателя, но раз за разом предпринимал попытки пробыть под лучами дольше. Его мучил голод. Но здесь, в Париже он почему-то приутих. Вампир решил, что большой город – источник эмоций, гнева, страха, ненависти, страсти. Сильных потоков, которые подпитывали его подобно травяной настойке. Пока он в силах перебиться этим. Но очень скоро понадобится что-то еще.
Он потер руки. Сжал пальцы в кулаки, расслабил и посмотрел на одинокий перстень.
В Париже всегда было много странных смертей. Если к ним добавится пара-тройка, вряд ли кто-то обратит внимание. Могли же его жена и его невестки убивать своих любовников, не привлекая к себе внимания до поры до времени.
«Его жена». Доменик невольно обернулся, чтобы посмотреть туда, где за Лувром пролегала Сена. А далее – Сите. А за ним – Нельская башня. Он уже не король Филипп. Он уже даже не человек. Но здесь, в этом городе он никак не мог понять, где Железный Король, а где – вампир, темное существо, полное такой свирепой ярости, что позавидовал бы любой медведь. Ему предстоит разобраться в себе. А пока он шел на поводу у чувств Филиппа Красивого. Нелогичных, иррациональных чувств, этого дара небес или проклятия, к которому он смог прикоснуться в последние годы правления. Всего семь лет.
Он познакомился с Шарлоттой в 1307 году. Случайная встреча на охоте, очередное представление очередной девицы ко двору. Он до сих пор помнил, как странно притихло его сердце в миг, когда пронзительные холодные глаза короля встретились с робким зеленоглазым взором. Впервые он, погруженный в политику, вынырнул, чтобы вспомнить о том, что он человек. Молодой и привлекательный вдовец, который еще может себе позволить немного счастья. Весной 1311 Шарлотта подарила ему сына. Значит, сейчас мальчику уже пять. Интересно, он сможет сегодня увидеть Шарля? Конечно, он не подойдет и не заговорит. Монаху, даже доминиканцу, незачем разговаривать с сыном умершей графини. Если только мальчик сам к нему не обратится – тогда стоит ответить. Но зачем… У короля Филиппа было много детей. И Шарль – самый младший из всех – даже не знал, что он сын короля. И никогда не узнает. Филипп не включил его в завещание, чтобы не порочить имя его матери. Он достаточно одарил де Гресса, и тот мог обеспечить подобающее будущее.
Вампир с опаской следил за тем, как коляска приближается к дому. Он был здесь несколько раз. Под именем шевалье, приглашенный Робером. Чудесный отель, построенный в славные времена Людовика Святого, преобразился. Граф перестроил его на современный лад, во многом взял пример с построек, возведенных по приказу Филиппа Красивого. И было в этом просторном доме, окруженном садом, что-то невероятное, оторванное от эпохи. Коляска скользнула в главные ворота, за которыми располагался просторный вымощенный двор. Монаху помогли спуститься. Он не смотрел в лица слуг из беспричинного страха быть узнанным, но невольно выпрямился и поднял глаза, когда почувствовал присутствие вдовца.
- Мессир Арно, - проговорил де Гресс без обиняков. – Как хорошо, что вы смогли помочь нам.
- Это мой долг, - коротко откликнулся Доменик, сутулясь, но взгляда от лица графа не отводя.
Граф постарел. Филипп помнил его полным сил, жизнелюбия. Он был жестким, местами жестоким, умным и расчетливым. Он прекрасно вел дела, феерично определял выгодность сделки. Дружил с ломбардцами Парижа, банкирами. Один из немногих, кто не имел долгов. А сам мог ссужать определенные суммы денег. Казалось, его невозможно сломить. Но сейчас Робера здесь не было. Было тело Робера. Черные тени залегли под глазами. Он выглядел опрятно, но пусто. И Доменик почувствовал укол сострадания. Этот человек потерял жену. Видимо, горячо любимую жену. Как они жили после смерти Филиппа? Как развивались их отношения? Позволила ли себе Шарлотта снова полюбить?
И почему это должно его интересовать…
- Я провожу вас. И оставлю… Помолитесь о ней.
Доменик промолчал, опустив голову на грудь. Со стороны казалось, будто он, не теряя времени зря, углубился в молитвы за упокой души графини. А на самом деле он собирался с духом, готовясь увидеть ту, которая украшала последние годы жизни короля. Сейчас он почти жалел о том, что практически не уделял ей времени. Они виделись раз в несколько месяцев. Сет привозила графиню к нему в охотничий домик, ища хотя бы относительно свободные от государственных забот дни. Филипп сам не знал, насколько эталонным для потомков королем он станет. Он не знал, что в эти самые минуты его средний сын, граф Пуатье, пэр Франции, пфальцграф[2] и военачальник королевства, которому принесли весть о скоропостижной смерти брата, короля Людовика Сварливого, призывает имя отца, привычно сохраняя лицо невозмутимым, но в душе сомневаясь и мечтая. Он не знал, что его тень до сих пор присутствовала на всех государственных советах и достопочтенные пэры, бароны и прочий люд королевских кровей боязливо втягивали голову в плечи, когда в поведении графа Пуатье замечали некую схожесть с почившим Филиппом Красивым. Его дух пытались изгнать, вымести метлой и навсегда закрыть дверь за ним. Людовик X ненавидел отца так, как может ненавидеть слабый человек. Брат Филиппа, Карл Валуа, боялся его – и ненавидел, как умеет это трус. Но все они при жизни склонялись перед ним. И никому из них не удастся превзойти его искусство правления. И мало кто из них сможет понять, что власть – это в первую очередь тяжелый труд заботы о целой стране. Стране прекрасной, сложной, на протяжении столетий терзаемой смутами.
Граф де Гресс не позволил слугам приблизиться к монаху. Сам проводил его в часовенку, где лежала Шарлотта. Гроб закроют позже. А сейчас Доменику предстояло провести здесь несколько часов якобы в молитвах. Его слуха достиг плач. Вампир не обернулся, понимая, что если ребенок и плачет, то делает это в доме. Интересно, это младший или старший сын? Или отпрыск кого-то из прислуги?
- Помолитесь о ней, - глухо проговорил Робер, останавливаясь у дверей.
Доменик бросил на него неопределенный взгляд, но тут же отвернулся. А граф был слишком разбит, чтобы обратить внимание на этот пристальный, полыхнувший янтарем взор, в котором он мог найти слишком много ответов. Но еще больше – незаданных вопросов. За графом де Грессом закрылась дверь. Доменик остался один. Он точно знал, что в часовне никого, кроме крыс, мышей и старого ленивого кота, нет. Если не считать постамент с каменным саркофагом, достойным королевы. Его глаза скользили по белому мрамору. Он поправил сутану и наконец подошел.
Смерть преобразила молодую женщину. Исцелила темные круги под глазами. Только губы проступали черным сквозь краску, которой покрыли лицо, чтобы придать ему свежий вид. Масла и омовение практически уничтожили естественный запах тела, но вампир ощущал его. Остатки цветочного, переплетенные с мускусом. Он поднял руку и прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке. Холоднее льда.
Странно. Его разум был чист, а чувства кристально прозрачны. Если его и терзала боль, вампир не замечал. Он просто смотрел на тело так, как смотрят на красивую куклу. Так, как смотрел на тело Жанны. Осознание придет позже. Когда уляжется шок. Когда ее предадут земле. Неужели ничего нельзя исправить?
Доменик обошел саркофаг, делая вид, что читает молитву, а на самом деле разминая внезапно затекшие члены. Перед мысленным взором проносились их встречи. Он помнил непостижимый вкус счастья, которое Шарлотта ему подарила. Он помнил, как стремился к ней. Пару раз срывался на встречу. И все же недостаточно часто! Он мог поселить ее во дворце, но не стал этого делать. Не решился? Не посчитал нужным? Он всегда был сначала правителем, а потом - человеком.
Но теперь он и не человек. Значит, может быть, есть решение? Юлиан рассказывал о том, что кровь вампира способна исцелять. И что некоторые темные существа умеют даже возвращать с того света. Может быть, есть шанс? Он вернулся к изголовью саркофага и заглянул в мраморное лицо женщины. Достал маленький кинжал из складок сутаны. Провел им по запястью и позволил нескольким каплям упасть на губы покойницы. Капли алели, резко выделяясь на фоне белой кожи даже в потемках церкви. Через некоторое время они скатились меж губами, будто выпитые кем-то. Еще через пару минут исчезли и следы крови. Доменику показалось, что девушка вздохнула, но это лишь легкий ветерок и танцующее пламя свечей. Он повторил было попытку. Что-то явно произошло. Может, недостаточно сил?
Он приложил запястье к ее губам, чувствуя, как вместе с драгоценными каплями крови вытекает из него сила. Отдернул руку – лицо Шарлотты опаляло холодом. Кровь точно также впиталась в тело и исчезла, не принеся с собой ничего. Ничего, кроме страшного головокружения. Доменик сел у саркофага, только сейчас окончательно понимая, что все это проделал зря. Зря потратил силы. Зря сюда пришел. Филипп в глубине его сердца оцепенел от боли. Вампир – от усталости. Шарлотта умерла. И он точно знал, как. Ее убили. Но кому могла помешать графиня, светлое и чистое существо? О ее связи с Филиппом никто не знал. А если бы и знал – направил бы удар в первую очередь на Шарля, потому что он мог претендовать на трон, если цепочка фатальных смертей продлится. Кто-то из любовниц Робера?
В этом надо разобраться. Яд легко достать. И даже Филипп знал по именам многих кудесниц, в том числе и представительниц власти, обожающих игру со смертью. Пора отравлений в Париже. Сначала Людовик (почему-то слухи о его неестественной смерти казались ему правдой), теперь - Шарлотта де Гресс. Кто следующий? Чья еще жизнь оборвется этим летом? Чья судьба будет перечеркнута?
Доменик встал и посмотрел на Шарлотту. Наклонился к ней. И неожиданно для самого себя прикоснулся губами ко рту, будто желая вдохнуть в нее жизнь.
- Спи, душа моя. Филипп будет помнить о тебе. И будет всегда тебя любить. Обещаю.
***
Он дочитал свои молитвы, старательно изображая монаха. Неожиданно молчаливый доминиканец, от которого буквально веяло сдерживаемой силой, помог Роберу прийти в себя. Граф наблюдал за монахом, прикрыв глаза. Смотреть на него, лишь бы не в лицо жены. Кажется, она еще похорошела за те несколько часов, что здесь лежит.
Виконт де Гресс наблюдал за отцом и за монахом, сторонясь первого и ловя взгляд второго. Шарль, слишком спокойный для ребенка пятилетний мальчик, держался, как принц. Его глаза были сухи, но влажный взгляд выдавал недавние слезы. Доменик невольно ловил его лицо в толпе. Маленький мальчик – вот и все, что осталось от былой любви. Ребенок, который никогда не узнает своего истинного отца. А если узнает – не поверит и не сможет поговорить с ним. Тайна его рождения будет сохранена самым надежным из хранителей – Смертью. Даже в том случае, если смерть всего лишь начало новой жизни.
Доменик вел службу, благодаря небеса за то, что король обязан был присутствовать на мессах – он знал любую наизусть. А теперь легко интонировал, больше наблюдая за собравшимися, чем обращаясь к богу. Граф де Гресс был чернее тучи. Двое его сыновей старательно избегали кормилиц и нянек. Родственники, немногочисленные друзья. Робер никого не подпускал близко.
После похорон всех пригласили за стол, но монах отказался, сославшись на данный обет. Он остался рядом с часовней, сел на скамью и укутался в плащ с головы до ног. Робер приказал принести ему еды и вина и с поклоном удалился.
В доме вели разговоры о политике. Доменик слышал каждое слово, хотя и не прислушивался, оглушенный пережитым.
Карл Валуа, воспользовавшись скоропостижной смертью Людовика и отсутствием Филиппа Пуатье, который находился в Лионе, объявил себя регентом. Эта новость заставила вынырнуть из тяжких дум и удивленно оглядеться. Валуа всегда стремился к власти. И 29 лет правления Филиппа IV Красивого стали для него сущим испытанием. И как удачно Филипп Пуатье оказался в Лионе. Кто-то рассказал, что Филипп уехал некоторое время назад – брат с подачи Валуа приказал ему разобраться наконец с папой, которого никак не могли выбрать. Кардиналы помнили то, в какое положение их поставил в свое время Железный король[3], и всеми силами упирались, не желая выбирать угодного любой из участвующих сторон Папу. Графу Пуатье предстояло решить сумасшедше сложную задачу. Интересно, он бросит все на полпути или же доведет начатое до конца, а только потом вернется в Париж? Впервые в истории над французским престолом нависла неопределенность. Впервые в истории не было прямого наследника. Королева Клеменция ждала ребенка, но одному лишь богу было известно, родится мальчик или девочка. И в любом случае бразды правления в свои руки должен был взять регент. И кто им будет?
- Спасибо, что проводили маму.
Доменик вздрогнул. Он слишком глубоко ушел в себя и не заметил, как к нему подошел Шарль. Мальчик улизнул от нянек, движимый любопытством или чутьем. Что порою одно и то же.
- Это мой долг, дитя.
Монах мог пренебрегать титулами. Монах-доминиканец - тем более.
- Я раньше вас не видел.
- Я и не бывал до нынешнего скорбного дня в доме графа.
- Вы кажетесь мне знакомым, - обронил ребенок, будто не слыша ответа. Его пронзительно-голубые глаза смотрели на Доменика, а тот с ужасом узнавал в этом еще совсем детском лице уже вполне ясно определяющиеся черты Филиппа Красивого. Те, кто знал короля и увидят мальчика, не смогут не заметить сходства. Это сулит неприятности, либо славу. В зависимости от того, кто и когда его увидит. И кто будет на троне в этот момент. Пока что незаконнорожденный сын короля никому не был способен помешать. Тем более, после смерти венценосного отца.
- Почему вы молчите? – задал вопрос мальчик, приближаясь. – Почему умерла мама?
- Господь призвал ее к себе, как призывает всякого. В свое время.
«Только к моей смерти руку он не приложил», - подумалось Доменику, который всегда относился к религии натянуто и привык использовать ее адептов во благо светской власти.
- Чушь, - проговорил ребенок и сел рядом с монахом на скамейку.
Доменик невольно отодвинулся, одновременно уступая место и увеличивая расстояние между ними. Это сын Филиппа. Это его сын. Существо из прошлой жизни, еще совсем маленькое, неокрепшее. Свежая кровь укрепляет, бастарды часто здоровее наследных принцев. Да что уж там часто… почти всегда. Шарль вырастет и проживет отличную жизнь. По меньшей мере, в это хотелось верить.
- Вы так считаете? – спросил вампир, поправляя плащ. Уже смеркалось, но кожа неприятно горела.
- Я считаю, что молодая и красивая женщина не может так рано умереть. Это несправедливо.
- Побойтесь бога, дитя. Нам ли рассуждать о справедливости?
Насколько справедливо ему, королю, превратиться в противное солнцу создание и навеки потерять связь с собственной семьей и королевством?
- Кому, если не нам? Я хочу ее увидеть.
- Вы сможете увидеть ее во снах.
Доменик повернул голову и встретился с серьезным взглядом мальчика. Странно, он выглядел совсем взрослым. Как Филипп, будущий граф Пуатье. Он тоже очень рано повзрослел. Как он сам, Филипп Красивый, Железный король, принявший королевство в девятнадцать лет. Шарлю пять. А он мыслит, как не мыслят иные взрослые. Он смотрит на мир по-своему. Что Шарлотта успела ему рассказать? Как она знакомила его с миром? О чем просила?
- Во снах… А вас я увижу еще?
- На все воля Господа.
- А какова ваша воля, святой отец? – Лазурные глаза не отрывались от серого лица старца.
Монах улыбнулся уголком губ и поднялся с места.
- Будьте сильным, молодой господин, - проговорил он. – Скоро вы поймете, что все находится здесь, - он приложил палец к виску. – И здесь. – Ладонь к груди. Тем же жестом, что и Юлиан когда-то.
[1] Постоянная должность при Папе, которую занимали доминиканцы.
[2] Пфальцгра́ф (нем. Pfalzgraf) или Граф-палати́н (лат. (Comes) palatinus) — в Раннем Средневековье граф-управляющий пфальцем (дворцом) в период отсутствия в нём правящего монарха. Буквально означает граф дворца, от нем. Pfalz — «дворец, палата» и нем. Graf — «граф». (Википедия)
[3] Речь идет о так называемом Авиньонском пленении пап. В 1309 году папский престол переехал из Рима в Авиньон.
Глава девятая. Это был не человек
Июнь 1316
Шампань
Сет
Высокую и стройную женщину, появившуюся в этих местах несколько дней назад, крестьяне поначалу приняли за мужчину. Уж слишком сильной она казалась. Но потом особо зоркое мужичье разглядело под просторным плащом до того притягательные формы, что мгновенно изменило мнение и даже благосклонно отнеслось к странным вопросам о молодом господине, оставившем свои владения с неделю назад.
Женщина расположилась у вдовы Фуссе, благонравной и доброй женщины, которая славилась на всю округу своей стряпней. Во-первых, домик вдовы Фуссе располагался ближе иных к господскому Шато. Во-вторых, мало кто мог потревожить уединение. Ее сторонились хотя бы потому, что она схоронила троих мужей, из которых богом был признан один. Ей было за сорок, и у нее рождались только дочери, которые быстро разлетелись по всей деревне, ибо красотой обладали неимоверной. Как и мать, видная блондинка с голубыми глазами, чья схожесть с некоторыми монаршими особами в свое время наделала шума. Вдова Фуссе приняла у себя незнакомую женщину как родную и целые сутки оберегала ее от простого люда.
И даже самым зорким глазам, самым чутким ушам и самым невозможным умам не дано было увидеть, услышать и догадаться о том, что происходило в ветхих стенах домика, о чем говорили гостья и хозяйка и что планировалось далее. Да и гадать надоело в определенный момент – крестьян беспокоило дождливое, как и в прошлом году, лето, подати, которые лишь росли. Простой народ вконец отощал в царствование Людовика Сварливого, а теперь ровным счетом ничего не понимал. Вести о смерти короля долетели быстро. А вот вестей о регенте до разрешения от бремени королевы все не было. А как жить без короля? Даже такого болезненного и странного, как почивший?
Сет, взбаламутившая деревеньку подобно камню, брошенному в тихий пруд, ожидала удобного момента, чтобы найти хотя бы намек, который бы дал возможность понять, куда направился тот, кто мог оказаться Филиппом. Ее занимала только вдова Фуссе, ее мысли и воспоминания о пропавшей младшей дочке по имени Жанетта. Девица за несколько дней до исчезновения прожужжала матери все уши про молодого господина, отправилась в лес за травами и не вернулась.
- И сдались ей эти травы? Легко же могли обвинить в ворожбе!
Вдова Фуссе деланно стонала, сидя за столом и мелкими кошачьими глотками попивая отвар. Сет следила за ней серебряными глазами. Интересно все-таки переплетаются миры. Еще двести лет назад вряд ли можно было бы найти светлую эльфийку, настолько привыкшую к жизни человека и настолько вошедшую в обычный крестьянский круг. А ведь вдова Фуссе действительно была эльфом, полукровкой, если уж на то пошло. Да и стряпню ее славили не просто так. Она в совершенстве владела умением сочетать компоненты. Будь то еда или лекарство. Или – кто знает – яд? Может, именно к ней обратилась графиня Маго, когда искала яд для Людовика? Может, именно на встречу с этой мощной женщиной отправлялась вдова Фуссе, и именно поэтому проморгала исчезновение дочки, ведь была не дома? Сет было все равно. А сама вдова помалкивала, пряча под широким драным капюшоном совершенно молодое и свежее лицо существа, как минимум половина крови которого – кровь эльфов.
- И много эльфов обвинили в колдовстве и сожгли?
Вдова прищурила красивый голубой глаз. Левый.
- Много, сударыня. Много. Красоты мы необыкновенной. К счастью, рыжих мало. Но сейчас перемешалось все. Не разобрать…
- А что Жанетта?
- Жанетта-то? Ее всегда тянуло к красивым мужчинам.
- А хозяин был красив?
- Да Господь свидетель, не видела я…
- Какой Господь, Мадлена…
Сет скривилась, вызвав у полукровки приступ смеха. Так смеяться могла только эльфийка – переливчато, тонко.
- Отрада мне твое посещение, - отсмеявшись, проговорила она. – Можно не притворяться сорокалетней женщиной, за плечами которой шесть родов, смерть троих мужей и двоих – уже троих детей.
- И все – девочки.
- Уезжать пора. Сжечь дом, подкинуть тело какой-нибудь карги. Поехали в Неаполь? Там раздолье для темных существ!..
- Не могу. Надобно найти… как бишь его там?
- Сынка маркиза? Да не сынок он господам… Темное существо. Но молодое.
- А говоришь, что не видела.
Мадлена открыла левый глаз и посмотрела на гостью неожиданно строго.
- Я чувствую в тебе кровь темных эльфов. И вижу ее в твоих глазах. Неужели темная эльфийка не в состоянии почувствовать, как изменилось все после посещения величайшего из бедствий?
- Величайшего из бедствий?..
- Говорят, эти существа появились во времена Великой Реформы. Когда Темный Орден окреп и набрался сил. Когда каратели, его верные слуги, научились жить под солнцем. Тогда появились они – Незнакомцы. Вампиры, которым плевать на день, серебро и воду в равной степени. Существа, которые обладают всей возможной силой и не имеют смешных недостатков. Говорят, из Ордена сбежали первые Незнакомцы. И они же начали объединять вокруг себя подобных…
Сет передернула плечами.
- Выдумки.
Мадлена закрыла левый глаз.
- Кто знает, сударыня моя, кто знает. Только я не первый день живу на свете. Незнакомца ты ищешь. Странная. От них надо бежать. Вот и Жанетту ухватил за собой, зверь. И тебя убьет, не заметит.
- Если это он, пусть убьет. Если нет – тоже… - еле слышно прошептала Сет, вызывая в памяти образ Железного короля.
- Смотрю, длинная история тебя с нашим господином связывает.
- Когда он появился?
- О, не так давно.
- И люди не заметили подмены?
- Нет. – Вдова Фуссе даже покачала головой, чтобы подчеркнуть это короткое и емкое «нет». – Он же внешне был – вылитый молодой господин. Только пах иначе, по-звериному.
Сет смутно помнила о том, что светлые эльфийки остро чувствуют природу существ. Они могут не знать об иерархии Темного мира – да и она сама мало что знала, - они могут не понимать происходящего – но по эмоциональному запаху почти всегда определяют на уровне «опасно - не опасно». И в этих категориях Незнакомец всегда «очень опасно». Ассасинка вспомнила свою первую встречу с Роланом, древним Незнакомцем, уже разменявшим тысячу лет, а то и не одну, сложно было сказать. Рядом с ним все будто бы сжималось и одновременно натягивалось подобно струне. Он впитывал в себя солнечный свет, вокруг него будто бы образовывалась окантовка из липкой мглы. Ролан просто стоял, сложив руки на груди, а мощные потоки силы, исходящие из него и на нем замыкающиеся, способны были уничтожить целый дом. А то и квартал или маленькую деревню. После той встречи Сет долго приходила в себя. И только страстная и безотчетная любовь к человеку-королю заставила ее снова искать контакта с суровым Незнакомцем.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги