Так все и было..., или рассказы бывалого одессита

Поездка в Польшу, или «yкpaïнськi iнтервенти»

Обычно мы с Сашей созваниваемся вечером в четверг или пятницу, и решаем, как проведем субботу и воскресенье. В теплое время года мы, как правило, ходим на пляж или ловить рыбу с пирса, ездим на Турунчук за раками, на дачу к друзьям или еще куда-нибудь. Зимой, если не отправляемся на подледную рыбалку в заливе, сидим у него или у меня дома, обсуждаем последние новости, смотрим новые видеофильмы, слушаем под пиво музыку, расписываем «пулю» или вспоминаем, как ловили когда-то в Аркадии скумбрию на самодур...

На этот раз Саша позвонил рано утром в среду и сказал, что в 10 будет ждать меня возле «Бармалея». И добавил, что, мол, есть важный разговор...

«Бармалеем» мы с Сашей называем между собой киоск на привокзальной площади, в котором круглый год торгуют мороженым. Почему «Бармалеем»? Да просто потому, что когда-то на месте сегодняшней торговой точки из стекла и алюминия стояла выкрашенная в голубой цвет фанерная будка, в которой продавал мороженое и газировку пожилой инвалид дядя Сема по прозвищу Бармалей. Привычка назначать встречи возле «Бармалея» сохранилась у нас со школьных лет. Встречаясь здесь, мы всегда покупали у дяди Семы-Бармалея по одной-две порции «сливочного в вафлях», выслушивали его ворчливое: «Приятного аппетита» или «Смотри, не простуди горло» в зависимости от того, какая стояла погода и сколько порций мороженого на каждого мы заказывали, а на медь, которую он аккуратно отсчитывал «на сдачу» и выкладывал на прибитую к прилавку металлическую тарелочку, выпивали по стакану газировки без сиропа...

Почему, за что дядю Сему прозвали Бармалеем, не знаю до сих пор. Он, насколько я помню, никогда никого не обижал, а нам, пацанам, даже частенько отпускал мороженое «в долг», правда, только по одной порции. Как правило, на следующий день мы обязательно расплачивались с Бармалеем: о том, чтобы лакомиться «на халяву», не могло быть и речи. Более того, если один из нас не мог прийти, чтобы расплатиться, ну, там, заболел, или мама не пустила гулять за двойку или очередную драку, то другой обязательно отдавал долг за товарища...

Когда дядя Сема умер, мы с Сашей пошли на его похороны. Я уже не помню подробностей этой грустной процедуры, но никогда, наверно, не забуду множества боевых орденов и медалей дяди Семы, которые его друзья несли за гробом на красных бархатных подушечках. На кладбище, когда говорились прощальные слова, я впервые узнал, что на войне дядя Сема был снайпером, и что его представляли к званию Героя...

Пусть земля ему будет пухом!..

...Саша уже ждал меня.

— Привет! Ну, что, по «Пломбиру»?

— Давай. В шоколаде...

Съесть порцию мороженого... Казалось бы, чего проще? Но у нас и на этот счет была определенная традиция, даже, если хотите, ритуал: мороженое нужно было съесть, сидя на скамейке в привокзальном скверике...

Дорожки за оградой еще не были расчищены после вчерашнего снегопада, но ближайшая от входа в скверик скамейка была чистой. Кто-то уже побывал здесь до нас, и, спасибо ему, смел снег.

Прежде чем сесть на скамейку, Саша потрогал ее мизинцем, затем ладонью, и лишь потом уселся. Привычка так поступать сохранилась у него, опять-таки, со школьных лет, когда мы, ожидая здесь друг друга, и не желая, чтобы место на нашей скамейке заняли посторонние, применяли «военную хитрость»: на спинку и сидение скамейки наклеивали бумажку с надписью «Осторожно, окрашено». Естественно, что намеревавшиеся отдохнуть в сквере, нашу скамейку обходили стороной... Постепенно у нас выработался условный рефлекс: если есть надпись «Осторожно, окрашено», значит, все в порядке и можно садиться... Саша первым пострадал от «рефлекса», усевшись в светлом плаще на действительно свежеокрашенную скамейку с настоящей, сделанной рабочими, предупредительной надписью... С тех пор прежний Сашин условный рефлекс заменился новым: прежде, чем сесть на что-либо, неважно, окрашенное или нет, Саша трогал это «что-либо» сначала мизинцем, потом ладонью, и лишь после, убедившись, что не испачкается, осторожно усаживался...

Мы сели на нашу скамейку, надорвали полиэтиленовые пакетики, в которые было упаковано мороженое, и молча принялись за него. Это тоже было частью ритуала школьных лет: пока мороженое не съел — никаких разговоров о деле...

— У Бармалея с вафлями было вкуснее, — вздохнул Саша, проглотив последний кусочек, — и не такое приторное... Помнишь?

— Еще бы! Зачем звал?

Как оказалось, у Саши возникла «гениальная идея»: съездить в Польшу подзаработать. И он предложил мне принять участие в этом бизнес-вояже. Всего на пару недель...

Было начало 90-х годов... Открылись границы, и весь честной люд, пожелавший испытать себя на поприще международного торгового бизнеса, повез в Польшу, Болгарию, Германию и другие близлежащие зарубежные страны всевозможные промышленные товары, немалую часть которых составляли похищенные с предприятий мерительные инструменты, алмазные диски, электрическая арматура, фрезы, сверла, метчики, радиодетали... Таможенники тоже расширили свой бизнес, и за определенную мзду давали «Добро» на вывоз всего этого добра, в том числе и доныне дефицитных материалов и изделий...

Сашино предложение показалось мне заманчивым: в самом деле, почему бы нам, двоим временно безработным, не улучшить свое финансовое положение? Но, как назло, я в это время собрался начать ремонт в своей квартире, даже успел завезти несколько мешков цемента и почти договорился насчет дефицитных гипсовых плит...

— Во! Как раз на ремонт заработаешь, — обрадовался Саша, услышав мои, как он выразился, «сомнительные сомнения». — Пара недель ничего не решает... А приедем — я тебе сам помогу с ремонтом... Ты меня знаешь...

Он говорил настолько убедительно, что я, в конце концов, стал склоняться к мнению, что поездка в Польшу, конечно же, намного привлекательнее, чем ремонт. К тому же, сама собой решалась немаловажная проблема общения с потенциальными торговыми партнерами: Саша, в отличие от меня, свободно говорил по-польски, ибо когда-то в составе сборной профсоюзов по велоспорту побывал в этой стране, после чего на два года был приглашен туда на тренерскую работу.

У меня дома предстоящую поездку восприняли без особого энтузиазма.

— Надеюсь, в этом нет ничего противозаконного? — спросила мама.

— Сейчас это все разрешено, — ответил за меня папа. — А что разрешено, то не запрещено. Верно, сын?

Я утвердительно кивнул головой, чем выразил свое полное согласие с мнением папы...

Но что везти на продажу? Саша через знакомых вышел на кооператив, который изготавливал разборные пластмассовые люстры. У нас к тому времени спрос на них уже упал, и мы прямо на складе купили для реализации в Польше 300 таких люстр вместе с лампочками, заплатив, в пересчете по курсу, около 2 долларов за комплект.

Многие, наверняка, помнят эти люстры. Вблизи они выглядели довольно неказисто, но уже с расстояния в 2-3 метра производили вполне приличное впечатление, а «хрустальные» их подвески, отлитые из бесцветного полистирола, искрились всеми своими многочисленными гранями, как настоящий хрусталь... Кстати, в Одессе, в кухнях и на дачах, такие люстры можно увидеть и сегодня...

Еще мы везли в Польшу два мини-плуга для мини-трактора. По словам работника завода сельхозмашин, у которого мы их купили, в Польше каждый такой мини-плуг можно было продать долларов за 500... У этого же человека мы приобрели циркулярную пилу. Кстати, мини-плуги и циркулярную пилу, чтобы они занимали меньше места и их проще было провезти через таможню, мы разобрали на детали, которые рассовали по разным чемоданам и сумкам...

Кроме того, мы везли принадлежавшие лично мне компрессор к холодильнику «Днепр», электропилу (ее тоже пришлось разобрать, практически, на детали) и тяжеленную сумку с латунной мебельной фурнитурой 50-х годов, которую я нашел дома на чердаке. На всякий случай, чтобы на таможне с этой фурнитурой не возникли проблемы, я поверх нее насыпал в сумку найденные там же на чердаке пластмассовые детские игрушки...

Из-за коробок с люстрами наш багаж оказался настолько громоздким, что мы с трудом разместили его в салоне нанятого микроавтобуса. До вокзала доехали без приключений, и минут за сорок до отправления поезда уже были на перроне вокзала. Состав еще не подали, и мы с Сашей, сидя на своих коробках, пытались отдышаться.

Постепенно перрон стали заполнять потенциальные пассажиры и провожающие. В их толпе я заметил направляющийся в нашу сторону комендантский патруль. Где-то глубоко внутри шевельнулось инстинктивное желание толкнуть локтем товарища, вскочить и вытянуться по стойке «смирно». Допускаю, что этому способствовала военная камуфляжная форма, которую мы с Сашей одели в дорогу. И хоть я, отдавая в свое время долг Родине, носил морскую форму, «камуфляж», даже купленный «по случаю» и без погон, оказывается, тоже оказался способным всколыхнуть подсознание. А Саша сидел с закрытыми глазами и, похоже, дремал, не замечая ни равнодушно прошедшего мимо нас патруля, ни всего, что происходило, хотя, впрочем, ничего интересного вокруг и не происходило.

— Саша, приветик! — вдруг послышалось у нас за спиной. Мы оглянулись. Остановившаяся возле нас молодая женщина опустила на асфальт перрона два баула и, улыбаясь, смотрела на Сашу. Несмотря на довольно-таки прохладную погоду, на ней было демисезонное плащ-пальто и легкие сапожки, а на голове — пестрый полушерстяной шарф. Впрочем, в подобной одежде тогда щеголяло большинство молодых одесситок.

Женщина мне не понравилась, хотя ни в ее одежде, ни в выражении лица, ни в макияже, ни в челке, прикрывающей правый глаз, не было ничего откровенно неприятного... Разве что голос... Резкий и скрипучий. Такой бывает у истеричек и плохих учительниц младших классов... От людей с таким голосом — одни только неприятности. Я знал это по личному опыту...

— Привет! — без особого энтузиазма отозвался Саша. — Ты чего здесь?

— Польша зовет. А вы что, тоже на заработки? Чего мне ничего не сказал? Я же туда езжу... Познакомь с товарищем!

Женщина протянула мне руку:

— Я Светочка. А ты?

— Леонид, — назвался я.

— Ленчик-Пончик? Люблю я Пончиков, особенно Япончи-ков... Шутка! У вас какой вагон, мальчики?

— Девятый...

— Девятый? Вот здорово! А я в восьмом, по-соседски! Люблю соседей...

Женщина оперлась о мое плечо и, не убирая руки, уселась на коробку, стоящую между мной и Сашей. Положив вторую руку на плечо Саши, она говорила как заведенная, и наше с Сашей молчание ее ничуть не смущало. Она задавала вопросы и тут же сама на них отвечала; делилась информацией, которая нам была ни к чему; рассказала о своем «нервопатологе» (она так и говорила — нервопатолог) и чудесах, которые он делает, и порекомендовала «в случае чего» обращаться только к нему...

Вскоре я уже знал, что Светочка везет в Польшу китайские рубашки «Дружба», отвертки и плоскогубцы, что родилась и живет на Пересыпи, но с детства мечтает жить на Дерибасовской или Екатерининской, а лучше — на Соборной площади. Она объяснила, что такова воля Ленина, только не все о ней знают: не зря же у Пересыпского моста установлена его статуя с простертой в сторону центра города рукой!

Еще она сообщила, что закончила десятилетку, работала на заводе сопротивлений, побывала замужем «за одним инженером без квартиры», а теперь хочет поступить в «медину», в смысле, в медицинский институт. Но, возможно, не в этом году. Потому что месяц назад, когда последний раз ездила в Польшу, она познакомилась на таможне с одним капралом, и тот обещал на ней жениться. Сейчас она распродаст товар, обновит гардероб и постарается додавить капрала. Ну, а если не получится, то тогда уже точно в «медину». Там есть знакомый доцент...

Обращалась она преимущественно ко мне, изредка поворачиваясь к Саше, словно бы приглашая его подтвердить правдивость всего ею говоримого. Мы с Сашей молчали, изредка переглядывались, но Светочку это ничуть не смущало.

Я знал, что у Саши много знакомых женщин, причем, из самых разных социальных групп. С некоторыми из них я даже был знаком. Но такое, как эта Светочка, видел среди его знакомых впервые.

Пока Светочка тараторила, подали состав, и народ с перрона устремился к дверям вагонов. Когда мы, наконец, добрались до своего купе, оказалось, что оно уже настолько забито багажом соседей-попутчиков, что, если втащить туда еще и наши коробки, то нам с Сашей, в полном смысле этого слова, негде будет сесть, не говоря уже о том, чтобы лечь... Пришлось обратиться к помощи Светочки. В ее купе было достаточно места, и она, по просьбе Саши, согласилась «приютить» у себя две коробки с сотней наших люстр...

Наконец, поезд тронулся. Какое-то время мы смотрели, как за окном убегают назад и исчезают в темноте огни города, затем вместе с соседями по купе выпили за удачу нашего предприятия, и, не раздеваясь, забрались на верхние полки.

— Ты что, Светку совсем не помнишь? — спросил Саша, когда я уже начал было засыпать.

— А что, должен помнить?

— Ну, не должен, конечно, но мог бы... Жучку помнишь, которая у Бармалея деньги стащила?

— Ну?

— Так это она самая и есть...

Светку-Жучку из Сашиного двора я, конечно же, помнил. Ее фамилия была то ли Жукова, то ли Жук. Отсюда и дворовая кличка. Это была одна из многих девчонок, которые приходили к Бармалею покупать мороженое и пить газировку. Однажды, когда он вышел из своей будки «на технический перерыв», и, как обычно, оставил дверь открытой, Светка-Жучка заскочила туда, схватила лежавшие на прилавке шесть рублей, и убежала. Девчонки, которые все это видели, поймали ее, хорошенько поколотили, отобрали и вернули деньги. А дядя Сема еще и вступился за нее... Хорошее было время... Мне тогда как раз купили велосипед «Украина», и я гонял на нем по Куликовому полю...

Под воспоминания и постукивание колес поезда на стыках я уснул...

На следующий день, подъезжая к границе, мы, как нас научили знакомые «челноки», заплатили проводнику определенную сумму в долларах, дабы он договорился с таможенниками, чтобы те не слишком рылись в нашем багаже. Результат превзошел ожидания: наш багаж даже не досматривали. Кстати, должен заметить, что у тех, кто не удосужился договориться с проводником, на таможне возникло немало проблем, сопровождавшихся не только денежными затратами, но и слезами...

С польскими таможенниками было посложнее. Один из них, обнаружив в нашем багаже станину, двигатель и режущий диск, сообразил, что это разобранная циркулярная пила, и позвал своего старшего, который стоял в дальнем конце коридора вагона. Пока тот к нам шел, мы дали поляку 20 долларов, и он, когда старший подошел, ограничился тем, что спросил у него, можем ли мы ввезти в Польшу режущий диск для циркулярной пилы. Старший ответил, что можем, но, перед тем, как уйти, заглянул в сумку, где лежала мебельная фурнитура. Его внимание привлекла фигурка всадника на лошади, причем у всадника была отломана голова. Таможенник на какое-то время унес игрушку, а потом принес ее обратно. Вероятно, он предполагал, что обнаружит внутри игрушки что-либо запрещенное...

Во время таможенного досмотра произошел смешной случай, о котором я не могу не рассказать. Один мужик из соседнего купе вез на продажу два десятка карманных радиоприемников. Разрешалось же провозить не более десяти таких изделий. Как же вышел из положения этот мужик? Поверх приемников он положил полиэтиленовый пакет, в который вывалил банку консервированной кабачковой икры... Представляете картину? Польский таможенник раскрывает пакет и лезет в него рукой... Мужик тут же начинает объяснять, что туалет в вагоне был закрыт, а потому он не смог выбросить в унитаз испортившееся содержимое банки, а потому выгрузил его в пакет... Из его объяснений таможенник, по-видимому, уловил только смысл слов «туалет» и «унитаз», плюнул, выругался и почти убежал, брезгливо обтирая руку прихваченным в купе полотенцем...

В Пшемысле, когда мы выгрузили из поезда свой багаж, оказалось, что исчезли люстры, которые мы оставили в купе у Светы. Как она объяснила, таможенники, я только не понял, наши или польские, спросили у нее, чей это багаж. Света испугалась, что в коробках могут оказаться наркотики или оружие, и сказала, что не знает, кому принадлежит груз, и они унесли наши коробки с люстрами... Поняв, что товар уже не вернуть, мы высказали в адрес Светы все, что о ней думаем, посоветовали больше не попадаться на нашем пути, выслушали в ответ проклятия и пожелания проторговаться, наняли микроавтобус и поехали в небольшой городок под Краковом, где, как мы надеялись, будет поменьше наших «бизнесменов». Пока мы ехали, Саша поговорил с водителем, и с его подачи, обошедшейся нам в 5 долларов, мы остановились в школьном общежитии, комендант которого согласился за 5 долларов в сутки сдать нам одну из комнат на третьем этаже, благо, наш приезд совпал со школьными зимними каникулами.

В общежитии кроме нас поселилось еще немало народа. Как мы потом узнали, комендант договорился с водителями микроавтобусов, чтобы они рекомендовали прибывающим пассажирам селиться именно во вверенном его заботам общежитии, и его, совместный с водителями, бизнес процветал.

Поселилась в этом общежитии и Света-Жучка...

Утром следующего дня мы вынесли люстры на местный рынок. Одну люстру я склеил еще вечером, и теперь, вися над прилавком, она сверкала на солнце всеми цветами радуги, привлекая к себе внимание покупателей...

Первым к нам подошел поляк-перекупщик, и предложил продать все люстры оптом, по 4 доллара за штуку. Мы сказали, что хотим по 5 долларов. Поляк продолжал настаивать на своей цене. Мы не уступали. В конце концов, потому только, что взятые с собой деньги у нас, практически, кончались, мы отдали ему 20 люстр по 4 доллара. Через какие-то 2 часа, буквально в нескольких метрах от нас, этот поляк стал продавать люстры, и тоже по 5 долларов за штуку... Но мы не дали конкуренту себя обойти и ввели дополнительный сервис: тем из покупателей, кто хотел, а хотели, практически, все, мы бесплатно эти люстры собирали. Я смазывал стыковые поверхности клеем и фиксировал их, а Саша вкручивал в патроны лампочки, и при этом, как заправский торгаш, приговаривал, нараспев, что наши люстры не ржавеют и не темнеют, хорошо светят и создают в доме необыкновенный уют...

Через два дня мы продали все люстры, а поляк-конкурент — ни одной. Тем не менее, оставшись на рынке монополистом, он поднял цену до 6 долларов за комплект...

Подошло время реализации тяжелой техники. Мы узнали, что крестьяне, а именно их, как мы полагали, могли заинтересовать мини-плуги, приезжают на рынок очень рано и бывают там недолго. Поэтому мы решили тоже появиться на рынке пораньше. Но мини-плуги эти нужно было еще собрать...

В этот вечер мы легли спать пораньше, а в 2 часа ночи встали и принялись собирать один из мини-плугов. Сразу скажу, что сборка эта оказалась весьма непростым делом, куда сложнее, чем разборка: то лемех оказывался наверху, хотя он должен быть внизу, то колесо не крутилось, то еще что-нибудь было не так... Тем не менее, к семи утра мы с этой работой управились...

Раннее утро воскресного дня. Небо на востоке уже начинает сереть, но город, отдыхающий после трудовой недели, еще спит. По брусчатой мостовой, которая ведет от школьного общежития к рынку, оглушая предутреннюю тишину грохотом металлического колеса о гранит, я качу мини-плуг, и разными нехорошими словами поминаю того, кто дал этому громоздкому громыхающему устройству, похожему на скелет динозаврыша, такое симпатичное название — мини-плуг... В домах, стоящих вдоль дороги, начинают светиться окна, а за заборами — выть собаки... Саша бодро идет рядом и несет на плече компрессор от холодильника... Вскоре мне становится жарко. Я снимаю с себя бушлат, развешиваю его на мини-плуге и грохочу им дальше...

Из темноты возникает пьяный старик-поляк. Он подходит к нам и спрашивает, что происходит.

— Русские идут, — пытаюсь шутить я.

— А цо то есть? Пушка? — поляк вглядывается в накрытый бушлатом мини-плуг.

— Пушка, — подтверждаю я.

— А то есть бомба? — указывает старик на компрессор.

— Бомба, — подтверждает Саша. — Город будем взрывать... Когда мы, наконец, добрались до рынка и расставили на прилавке свой товар, подъехала машина с полицейскими. Меня, Сашу, мини-плуг и компрессор они доставили сперва в воинскую часть, на предмет выявления вооружения и взрывного устройства, а затем — в полицейский участок, за нарушение общественного порядка.

Как оказалось, грохочущая пушка, бомба и двое русских в камуфляжных костюмах, бушлатах и ушанках произвели на пьяного поляка вполне определенное впечатление. Как истинный патриот, он позвонил в полицию и сообщил, что отряд русских десантников захватил город. В полицию звонили также люди, возмущенные тем, что их разбудил доносившийся с улицы грохот...

В участке нас продержали до позднего вечера. Сначала хотели оштрафовать на 50 долларов, но мы дали полицейским 10 долларов, и штраф за нашу шутку был снижен до 30 долларов...

Но бизнес есть бизнес, и утром мы снова отправились на рынок. На этот раз колесо мини-плуга я обвязал тряпками, и большую часть пути проделал по тротуару, так что обеспокоил местное население по минимуму.

Когда рассвело, к нам подошел крестьянин, который неподалеку торговал картошкой, и спросил, сколько мы хотим за мини-плуг. На мой ответ, что наша цена — 500 долларов, он покрутил двумя пальцами у своего виска и отошел. Больше нашим товаром никто не интересовался, только к концу дня подошел какой-то пьяный поляк и предложил за шкалик польской водки отдать ему цепь, которая была привинчена к мини-плугу. Мы, конечно, отдали ему эту цепь, а водку тут же выпили, очень уж холодно было...

На следующее утро, когда мы добрались до рынка, тот же поляк-крестьянин, что и вчера, снова спросил о цене мини-плуга. Я сказал, что отдам за 250 долларов. Он снова покрутил пальцами у виска и отошел. Через пару часов уже я подошел к нему и спросил, сколько он дает. Приняв важный вид, поляк сказал, что согласен заплатить 15 долларов. Я сказал, что подумаю, и заявил Саше, что готов отдать мини-плуг за любую цену, лишь бы больше с ним не возиться, не таскать его на рынок и обратно на третий этаж общежития. А еще сказал, что если покупателя не будет, брошу этот плуг к чертям собачьим, прямо здесь... Саша со мной согласился. Когда я подошел к поляку и сказал, что согласен на 15 долларов, он ответил, что тоже подумал и считает возможным уплатить только 10 долларов... Я взял деньги и отдал ему мини-плуг.

Рядом с нами на рынке стояли молдаване, у которых была полная коробка микросхем, необходимых, как они объясняли потенциальным покупателям, для обеспечения уверенного приема передач кабельного телевидения. Тем не менее, никто микросхемами всерьез не интересовался. Наконец, к молдаванам подошел поляк, по виду — перекупщик. Со стороны было очень забавно наблюдать, как они торгуются, и слушать их взаимные упреки и уверения в уважении друг к другу. Народ на рынке стал обращать на них внимание... Мы с Сашей посмотрели друг на друга и улыбнулись: ребята явно запускают «лохотрон», правда, делают это грубовато, им бы у нас на Староконном поучиться... Вскоре, «торгующиеся стороны» договорились, причем так, чтобы все слышали, что поляк заберет весь товар за 200 долларов, но «оказалось», что у него в данный момент нет денег, но ему их вот-вот должны подвезти. Молдаване сказали, что могут подождать не более получаса, потому что уезжают в другой город, и что у них уже заказана машина. Поляк «страшно разволновался» и побежал, как он сказал, занять деньги у приятеля, который живет неподалеку, а молдаван попросил обязательно дождаться его. Время шло. Поляк-перекупщик задерживался...

Мы уже собирались уходить, когда пожилой поляк заинтересовался нашим компрессором.

— Сколько? — спросил он.

— Пятьдесят, — ответил Саша.

— Дорого, — заметил поляк.

— Сколько даете? — спросил я.

— А что это? — в свою очередь, как в известном анекдоте, спросил поляк?

— А что вам нужно? — поинтересовался Саша.

— Я ищу мотор к стиральной машине «Вятка», — ответил поляк.

— Так и берите, больше ни у кого здесь нет. Только у нас...

— А как его подключать?

Саша нарисовал на бумажке какое-то подобие электросхемы, и мы отдали компрессор за 20 долларов...

Увидев, что мы продали компрессор, один из молдаван подошел к нам и предложил забрать у него все микросхемы за 100 долларов, чтобы потом, когда поляк вернется, отдать их ему за 200. Я понял, что нас пытаются «развести», и сказал, что нам некогда... Пока мы разговаривали, к молдаванам подошел еще один поляк и «купил» четыре микросхемы, заплатив по 5 долларов за каждую...

За всем происходящим с нескрываемым интересом наблюдала Света-Жучка, торговавшая по другую сторону от нас. Ее почему-то не насторожил тот факт, что мы с Сашей отказались от столь «выгодного» предложения, и она предложила молдаванам продать микросхемы ей...

Почти сразу же подошла заказанная молдаванами машина, и они, погрузив свое имущество, уехали.

Примерно через час-полтора мы услышали дикие вопли и увидели, что Света-Жучка бьется в истерике: поляк-покупатель так и не принес 200 долларов, да к тому же кто-то из знающих людей объяснил ей, что микросхемы, которые она купила, никакие не усилители для телевидения, что они давным-давно сняты с производства и вообще ничего не стоят...

Глядя на распустившийся буйным цветом торговый беспредел, я только диву давался: до чего же интернационален и живуч принцип «Не обманешь — не продашь»!..

Не зря, вероятно, бытует мнение, что всякий может сказать, когда неприятности начались, но никто не в состоянии сказать, когда они закончатся. Вечером, когда мы возвратились в общежитие, в коридоре столкнулись со Светой-Жучкой. И хоть у нас и в мыслях не было ее трогать или говорить с ней, она, завидев нас, подняла крик, что из-за нас она разорена, что мы хотим ее убить и тому подобное. Услышав крики, комендант общежития вызвал полицию. Приехали те же полицейские, которые задерживали нас с мини-плугом, снова оштрафовали, правда, теперь только на 20 долларов, и забрали одну из двух бутылок водки, которые обнаружили в нашей комнате. С досады, мы с Сашей вторую бутылку тут же оприходовали...

На следующий день мы за очень неплохую цену продали мебельную фурнитуру. Молодой поляк, купивший ее, долго расспрашивал, нет ли у нас еще подобного товара, и не сможем ли мы привезти его побольше, когда приедем в следующий раз. Еще он просил привезти волейбольные сетки, причем в неимоверном количестве — 800 штук! Если Саша его правильно понял, он собирался то ли ловить этими сетями дельфинов, то ли строить дельфинарий...

Таким образом, практически вся наша коммерция подходила к концу. Оставались только две пилы и второй мини-плуг. Без особых хлопот и довольно выгодно мы продали циркулярную пилу. Что касается электропилы, то ее купил плотник-любитель из соседнего городка. Этот же плотник дал нам адрес частного предпринимателя, своего соседа, которому нужен был мини-плуг.

Утром следующего дня, захватив с собой разобранный мини-плуг, мы сели в рейсовый автобус и прибыли по указанному адресу. Узнав о цели нашего визита, старик-хозяин сообщил, что ему нужна тачка, а не мини-плуг. В ответ мы ему показали, что среди деталей мини-плуга есть колесо и рукоятки, и объяснили, что из предлагаемого нами набора деталей можно собрать не только мини-плуг или тачку, но и множество других полезных вещей. Он подумал немного, и приобрел наш мини-плуг. За 15 долларов.

Мы уже прощались, когда хозяин спросил, не купим ли мы у него автомобиль. Он, мол, готов его продать за 600 долларов...

Машина оказалась двадцатилетнего возраста «РАФиком» белого цвета, с прогнившим во многих местах кузовом. Когда-то это была машина «Скорой помощи». 3 года, она простояла «на колодках», и все это время использовалась в качестве садового домика: на окнах — ситцевые занавесочки с помпончиками, на полу — светлый линолеум с розочками, на сиденьях — по-домашнему уютные чехольчики, в углу — прикрученная к полу тумбочка...

...Старик подкачал колеса, вытащил колодки, принес из сарая аккумулятор, залил бензин, горячую воду... Вопреки ожиданиям, двигатель завелся довольно легко, правда, сильно дымил. Я сел за руль, сделал несколько кругов по двору, проверил тормоза. Ехать, вроде бы, можно... Правда, указателей поворотов не было... С учетом всех этих недостатков, а также того, что машина 2 года не проходила техосмотры, за которые нам теперь придется платить, мы с Сашей «сбили» цену до 500 долларов. Получив деньги, старик-хозяин тут же написал на листке бумаги какое-то подобие договора о купле-продаже, скрепил его своей печатью частного предпринимателя, отдал нам вместе с техпаспортом, и назвал адрес учреждения, куда нам следует обратиться, чтобы снять машину с учета и получить транзитные номера...

Мы привыкли к тому, что в наших регистрационных отделах ГАИ — множество кабинетов и сотрудников, очереди в коридорах, толчея... Нечто подобное ожидали встретить и здесь... Но, по указанному стариком адресу, мы обнаружили небольшую комнатку, в которой сидела пожилая, лет под 70, женщина. Мы подумали, что это вахтерша, и спросили у нее, где здесь отдел, в котором переоформляют автомобили. Каково же было наше удивление, когда женщина ответила, что переоформлением занимается она сама, причем обслуживает несколько близлежащих населенных пунктов... На основании бумажки с печатью, выданной прежним владельцем машины, женщина, меньше чем за 20 минут, официально оформила куплю-продажу, получила плату за техосмотры, сняла машину с учета и выдала нам транзитные номера. И все это — без блата, телефонных звонков друзей и их знакомых, унизительных просьб и взяток... Мы с Сашей только успевали восхищенно переглядываться...

Итак, мы едем домой на собственной машине... В кузове — несколько десятков купленных в Польше гладильных досок, на которых мы собираемся «наварить» в Одессе. До границы мы добрались без приключений, если, конечно, не считать, что деревянный пол нашего «РАФика» провалился, и когда мы, наконец, заметили это, то не досчитались нескольких гладильных досок...

Пройдя без особых хлопот пограничный контроль и таможню, мы въехали на территорию Украины. Вначале мы собирались по дороге «подкалымить», но потом решили не брать пассажиров, поскольку машину при торможении стало заносить вправо. Как потом выяснилось, причиной тому был расколовшийся тормозной барабан...

Кое-как добравшись домой, мы выгодно и оптом продали гладильные доски, поставили «РАФик» на СТО, которой руководил мой товарищ, и стали искать нашему приобретению нового владельца.

Первый покупатель, которого мы нашли, готов был уплатить за машину 2500 долларов, но ему не понравилось техническое состояние машины. Он долго перечислял все ее недостатки, даже продавил пальцем гнилое крыло, и, в конце концов, отказался от покупки. Тем не менее, мы были весьма благодарны ему, поскольку он помог нам выяснить, что нужно сделать перед тем, как показывать машину следующему покупателю...

Я привез из дому мешок цемента, и мы с Сашей залепили все дырки в полу тряпками, смоченными в цементном растворе, а крылья, чтобы они не продавливались, покрыли снизу цементным же раствором. На пол мы положили толстую фанеру и прикрыли ее линолеумом... На крылья эпоксидной смолой наклеили два плафона, которые должны были выглядеть, как указатели поворотов. В один из плафонов, сквозь дырку в крыле, мы вставили арматуру с лампочкой. Под вторым плафоном дырка оказалась замазанной цементом, и мы туда вообще ничего не вставили. Еще мы заменили родной руль «РАФика» на спортивный руль с большой красной кнопкой и надписью «Феррари», а вместо металлического заднего бампера толстенными болтами прикрепили к кузову огромный пластмассовый, от какой-то иномарки. Кстати, плафоны, руль и бампер нам ничего не стоили, мы нашли их на СТО в куче хлама... Дырку, которая была на приборном щитке, я закрыл принесенным из дому неработающим кварцевым будильником, а рядом с ним укрепил маленький сингапурский цветомузыкальный блок. В подобном же духе были проведены остальные «ремонтные» работы, венцом которых стала наклейка на борта и двери машины серебристых ленточек и исправление в техпаспорте даты выпуска машины, что «омолодило» ее на 10 лет...

Через несколько дней мы нашли покупателя из России, с которым договорились, что покажем ему машину утром прямо на СТО...

К встрече с покупателем мы основательно подготовились. На глушитель натянули резиновый шланг, второй конец которого пропустили сквозь дыру в стене бокса и уже там, в соседнем дворе, опустили в канализационный люк. Этим обеспечивалась «бездымная» работа двигателя. Сам двигатель мы прогрели и залили в него густое масло. Этим обеспечивались, с одной стороны, легкий запуск двигателя, а с другой —его «бесшумная» работа. А чтобы невозможно было проверить ходовую, перед стоящим задом к стене «РАФиком» мы поставили автопогрузчик... Последними штрихами подготовки были создание полумрака путем выкручивания лампочки из ближайшего к нашей машине плафона на потолке бокса, и обсыпание крыши «РАФика» снегом... Окончив подготовку к визиту покупателя, мы посмотрели на машину со стороны. По нашему с Сашей общему мнению, она выглядела очень даже неплохо...

Вскоре явился покупатель. Насколько я сейчас помню, мы рассказали ему, что «РАФик» был в свое время изготовлен в эксклюзивном варианте для одного польского магната, который недавно скончался, из-за чего наследники, у которых и без того много машин, продали его нам. Машина, практически, не имела пробега по нашим дорогам, и потому неплохо сохранилась. Мы ее только-только пригнали из Польши, даже еще снег на крыше не растаял... Все это подтверждают документы...

Покупателю очень понравилось, что машина легко завелась, и что двигатель не стучит и не дымит. Очень понравились ему также спортивный руль и цветомузыкальный блок. Потом он захотел попробовать машину на ходу, но оказалось, что «не могут» найти ключи от автопогрузчика, а откатить его вручную мастер СТО не разрешает...

Закончив осмотр, покупатель заявил, что, конечно, уплатил бы за машину 2500 долларов, но, к сожалению, в ней нет магнитофона, да и резина, что ни говори, изношена... Мы, в свою очередь, заявили, что согласны с его мнением, и готовы уступить 100 долларов по каждой из названных им позиций...

Покупатель оставил задаток и пообещал остальные деньги отдать сразу же после оформления документов, но попросил оставить машину на СТО до лета, так как послезавтра должен срочно выехать к себе в Горький...

Через два дня мы получили все причитающиеся нам доллары...

Прошло около двух лет. Однажды, когда я остановился на светофоре возле гостиницы «Красная», к моей машине подошел и наклонился какой-то мужик... Смотрю — наш покупатель. Сел он ко мне и улыбается во весь рот. Рад встрече...

— Ну, — спрашиваю я, отъехав в сторону и остановившись, — как машина?

— Да кое-как, — отвечает он. — Весной я приехал и нанял мастеров, чтобы они сделали полную профилактику перед тем, как перегонять машину в Горький. Но на СТО они не смогли завести двигатель — в баке не было бензина. Тогда они отбуксировали машину в свою мастерскую. Да, кстати, тот польский магнат, у которого она была, случайно, не цементом занимался?

— Не знаю, — ответил я, — а почему ты спрашиваешь?

— Понимаешь, такое впечатление, что эта машина все время ездила по цементу — под крыльями все было сплошь залито цементом... И кузов пришлось менять, весь тоже в цементе, и под цементом прогнил... И двигатель, зараза, дымил, как паровоз...

— Но ты же помнишь, мы заводили, и он не дымил...

— Помню, конечно...

— Может, мастера липовые оказались? Навесили тебе лапши на уши...

— Все может быть... Руль от «Феррари» они, паразиты, заменили на стандартный... Я просил отдать его, а они сказали, что маленький руль для такой машины не подходит, и они его выбросили... Еще сказали, что с поворотниками намучились, не могли понять, как они крепятся и где проводка... В общем, сделали они, что смогли, и я сразу продал ваш «РАФик». Не «наварил» конечно, но и ничего не потерял...

— Ладно, извини, если что было не так...

— Да чего там, дело прошлое... Впрочем, и ты извини, если что было не так...

— Ты о чем?

— Так я же тебе под расчет несколько фальшивых зеленых втюхал... Ты что, не заметил?

— Нет, конечно. В обменнике их взяли без проблем...

— Умеем, стало быть, делать...

— Умеем...

Мы посидели еще немного и распрощались. Больше я его пока не встречал...