4

— Я спросила у швейцара в вестибюле, не видел ли он, куда пошел такой-то человек, якобы мой хороший знакомый, чтобы не бегать по всему первому этажу — барам, залу для отдыха, ресторанам, — не говоря уже о том, чтобы подниматься наверх.

Я пригрозила, что расколочу весь ее чудо-дом, если она немедленно не отставит туманные фразы и не перейдет к тому, что интересует меня. Как раз к этой минуте приготовилась чертова пицца, и теперь Мэг, уплетая ее, наконец-то пустилась рассказывать, как было дело.

— Швейцар указал в сторону бара, туда я и побежала. Зал был полупустой, поэтому найти твоего Эдвина оказалось проще простого. Он сидел за столиком напротив стойки и держал в руке газету, но будто и не собирался ее разворачивать. Я испугалась, что он вот-вот спрячется за ней, и поспешила подсесть к нему, поэтому не успела толком придумать, что буду говорить.

— Надеюсь, ты не стала одаривать его своими фирменными улыбочками? — ворчу я, стараясь не показывать, что у меня внутри все ходит ходуном.

Фирменные улыбочки Мэгги — это когда она улыбается, наполовину оголяя зубы, но оставляя закрытыми десны, чтобы улыбка не походила на оскал и не выглядела слишком неестественной. Так, по мнению самой же Мэгги, она смотрится наиболее привлекательно и может покорить едва ли не любого приглянувшегося ей мужчину.

Мэгги усмехается.

— Я было попробовала. Но не для того, чтобы очаровать его, — поспешно поясняет она, — а всего лишь, чтобы расположить к себе, вызвать на разговор. Но он на мою улыбку как будто не клюнул. — Ее лицо кривится в гримасе разочарования. — Мне казалось, она действует безотказно…

Я тайно радуюсь и едва удерживаюсь, чтобы не взмолиться: не отклоняйся от темы.

— В общем, я спросила, свободно ли второе место за его столиком, и он кивнул.

Странно, все эти годы мне казалось, что я почти не помню его лица, а сейчас представила его себе настолько ясно, будто это я, а не Мэгги подсела к нему сегодня в баре. В сознании вспыхивает мысль: а почему это в самом деле была не я? Почему, промаявшись несколько лет в тайных ожиданиях, я сама не помчалась ему вслед? Почему не преодолела растерянность, не сумела унять волнение, не наплевала на мрачные предположения Мэгги? Черт его знает… В жизни вечно все шиворот-навыворот!

Мэгги, прожевав и проглотив очередной кусок пиццы, продолжила:

— Признаться честно, на меня он не произвел ошеломляющего впечатления. Только чур без обид!

Я и не думаю обижаться. Пропускаю ее слова мимо ушей.

— Слишком он… гм… заурядный, что ли, — кривясь произносит Мэгги. — Не в моем вкусе. Мне подавай таких, чтобы вошел в зал и сразу стал центром внимания, — мечтательно добавляет она. — Например, как Миллер!

Ее Миллер — небритый великан ростом под два метра, с нечесаными черными волосами ниже плеч. На мой взгляд, чудовище.

— Мэгги! — нетерпеливо восклицаю я. — Сейчас речь не о Миллере!

Подруга кивает и запихивает в рот еще кусок пиццы. Я громко вздыхаю, но Мэгги не молчит — продолжает говорить жуя.

— Я спросила, местный он или приезжий. Он сдержанно ответил: приезжий. Я поинтересовалась, впервые ли в Калифорнии. Мистер Немногословность сказал «нет». Признаться, я уже стала побаиваться, что мой план — узнать его номер и как долго он здесь пробудет — с треском провалится, но тут же прогнала эту мысль и принялась воодушевленно сочинять, будто у меня свой бутик мужской одежды и будто некоторые из постояльцев этого отеля мои клиенты.

Я уже проклинаю ту свою заторможенность. Мэгги все сделала не так! Кто-кто, а Эдвин, насколько я успела понять, не из тех, кому интересно трепаться с незнакомками о дорогих тряпках и тенденциях моды.

Снова вскакиваю со стула, на который меня чуть ли не силой усадила Мэгги.

— Дай мне его номер, я позвоню сейчас же и все объясню!

— Нет, ты дослушай, — настойчиво просит Мэг.

Делаю нетерпеливый жест руками.

— По-моему, мы только зря теряем драгоценное время!

— Сейчас ты поймешь, что не зря, — спорит Мэгги. — Я все обдумала, а ты слишком взволнована и не в состоянии здраво мыслить.

Смотрю на нее исподлобья, но молчу.

— В общем, я спросила, не нужна ли ему какая-нибудь одежда, — как ни в чем не бывало продолжает Мэгги. — Он усмехнулся и сказал, что ему нужна не одежда, а декоративная дрессированная собачка.

— Чего? — спрашиваю я, наклоняя вперед голову и ужасаясь просвистевшей в голове мысли. — А ты уверена, что подошла именно к нему?

— Уверена, — с улыбкой заявляет Мэгги. — Он сказал, что занимается рекламой! И в Калифорнию прилетел по делу — они снимают какой-то мудреный ролик. Одна собачка у них была, но у нее вдруг обнаружили какую-то болезнь и теперь ее лечат. — С видом фокусника, сотворившего чудо, она разводит руками и одаривает меня широчайшей улыбкой.

Я смотрю на нее, ничего не понимая.

— Не догадываешься, к какой хитрости я тут же прибегла? — спрашивает она.

Качаю головой.

— Сказала, что у моей хорошей знакомой как раз есть дрессированная собачка, — объявляет Мэгги тоном ведущего на концертной сцене. — Которой не впервой сниматься в рекламе. — Она мне подмигивает. — Завтра он ждет тебя часов в пять. Впрочем, о времени договоритесь сами — для этого он и дал телефон.

— Ждет меня? — переспрашиваю я, чувствуя себя так, будто у меня вдруг произошел некий сбой в голове и я перестала понимать, где я и кто. — Меня или собачку?

— Те-бя с со-бач-кой, — по слогам произносит Мэгги.

Некоторое время я совершенно не знаю, что говорить и как реагировать. Потом меня вдруг берет злость.

— Ты что, издеваешься надо мной?! Решила поиграть в цирк?!

— Какой еще цирк? — неподдельно удивляется Мэгги. — А-а… — Она машет руками и кивает. — Я забыла объяснить самое главное. В этом и была моя задумка с самого начала. — Она берет меня за руку, ведет к низкому диванчику возле украшенного пестрой занавеской окна, мы садимся, и лицо Мэгги делается таким, каким бывает, когда ей совершенно не до шуток. — Я сразу подумала: нельзя тебе кидаться в омут, ни в чем не убедившись. У тебя есть мужчина, который при всей его занятости по-настоящему дорожит тобой. Ты тоже его любишь, пусть не пламенной любовью и не до умопомрачения, но ведь спокойное, проверенное чувство намного ценнее тех, которые вдруг возгораются пожаром и бесследно исчезают. И вы договорились пожениться, — многозначительно добавляет она.

Падаю, растягиваюсь на диване у Мэгги за спиной и закрываю глаза. В самом деле, о Дугласе я в последние дни почти не думаю. Предательница! Как подло и недостойно… Пользуюсь тем, что Мэгги на время умолкла, задаюсь вопросом, могу ли я теперь, когда на горизонте снова появился бесконечно загадочный и желанный Эдвин, махнуть на него рукой и стать невестой, мечтающей лишь о своем женихе. Прислушиваюсь к себе.

Нет. Нет! — безмолвно кричит душа. Это выше моих сил. Так будет неправильно!

— Появись перед ним под другим именем, немного видоизмененная, — предлагает Мэгги.

— Как понять «видоизмененная»? — испуганно спрашиваю я, приподнимая голову. — По-твоему, мне стоит надеть парик в стиле афро, выкрашенный во все цвета радуги? Или очки с глазами на пружинках?

Мэгги смеется, хватает миниатюрную подушку с кресла и бросает ее мне в голову.

— Парик в стиле афро и глаза на пружинках прибереги для какого-нибудь неформала, — советует она.

Я запускаю подушкой ей в висок.

— С неформалами развлекайся сама, это в твоем духе.

Мэгги хватает подушку, заносит ее над головой, но вдруг опускает руку и вновь серьезнеет.

— Нет, думаю, лучше обойтись без парика. Просто обвяжи голову легким платком, так, чтобы вообще не было видно волос. — Она изучающе смотрит на меня, будто все эти годы не замечала, как я выгляжу. — Конечно, теперь они у тебя короче, чем были три года назад, но цвет тот же и разницы почти нет. Если же появишься перед ним в платке, то и овал лица будет казаться немного другим.

Смотрю на нее, криво улыбаясь и ожидая, что она вот-вот рассмеется и скажет «шучу». Но выражение ее лица все не меняется.

— Надень солнечные очки с большими очень темными стеклами, а губы… гм… накрась такой помадой, какой никогда не пользуешься: бордовой или сиреневой.

— Сиреневыми губы бывают только у трупов, — замечаю я.

Мэгги пожимает плечами.

— Не скажи. Встречаются дамочки с готическими наклонностями, у которых они постоянно не то что сиреневые — черные.

— Лично я не имею к готам никакого отношения! — отчеканиваю я, начиная злиться. Порой шутки Мэгги неоправданно затягиваются.

— Ну возьми ядовито-красную помаду. Такая найдется и на моем туалетном столике. И оденься совсем по-другому. — Она смотрит на меня с прищуром. — Вы познакомились перед Днем благодарения, так?

Сдержанно киваю.

— Значит, на тебе, когда ты летела в Нью-Йорк, было что-нибудь теплое, — рассуждает Мэгги. — Свитер или, может, даже куртка?

— Брюки и шерстяной жакет. — Меня хоть разбуди посреди ночи и спроси, что было в тот день на мне или на Эдвине, я отвечу не задумываясь.

Мэгги кивает.

— Выходит, он толком не разглядел твою фигуру. Стало быть, сейчас ее надо подчеркнуть. Выбери что-нибудь экстравагантное и открытое, например платье с глубоким декольте. И к нему длинные перчатки такого же цвета, как платок на голове! — Окрыленная пришедшей в голову мыслью, она даже вскакивает с дивана и подпрыгивает. — Точно! Обязательно надень перчатки! Чтобы он даже руки твои не узнал.

Смотрю на свои пальцы, на белеющий у основания ладони шрамчик, и сердце сжимается от боли.

— Тогда… — с подъемом начинает Мэгги.

— Мэг! — вскрикиваю я.

Она от неожиданности на миг застывает.

— Что?

— Прекрати надо мной измываться! Я доверяю тебе, хотела, чтобы ты мне помогла, а ты… — К моим глазам вновь подступают слезы. Встаю с дивана и требую: — Дай мне его телефон! Слышишь?!

На лицо Мэгги ложится тень.

— Да я же из самых лучших побуждений, глупая! — говорит она, похлопывая себя по груди. — Неужели ты не понимаешь?

— Это называется «из лучших побуждений»? — разъяряюсь я. — Пообещать, что я привезу ему собачку, которой у меня нет и никогда не было, и упоенно представлять, как я напялю на себя очки, платок и перчатки?

— Тсс! — успокаивает меня Мэгги, вытягивая вперед руки. — Остынь и еще раз выслушай меня. — С собачкой мы что-нибудь придумаем.

Нервно смеюсь.

— Что мы можем придумать? Ты хоть понимаешь, что это просто нелепо?

— Что же здесь нелепого?! — повышая голос, спрашивает Мэгги. — Им ведь не крокодил нужен и не слон!

— Тебя не смутил бы и слон! Не тебе же с ним идти на съемки!

Мэгги крепко берет меня за руку и смотрит мне в глаза.

— Выслушай, не перебивая. О слоне речи не идет. Возьмешь собачку, предстанешь перед Эдвином женщиной-загадкой и хотя бы проверишь, до сих пор ли он тебе нравится. Может, тогда ты просто жаждала любви, вот и увлеклась первым попавшимся парнем, а потом его образ и воспоминания о нем всего лишь приукрасило твое отнюдь не бедное воображение.

Задумываюсь. Вообще-то она отчасти права.

— Заодно попытаешься выяснить, что он за человек, свободен ли, — видя, что я начинаю внимать ее словам, все более оживленно говорит Мэгги. — И прикинешь, стоит ли ради попытки построить счастье с ним отказываться от будущего с Дугласом.

Я долго не отвечаю. Безумный вечер. Так и кажется, что я с минуты на минуту открою глаза, увижу льющийся в комнату утренний свет и пойму, что просто-напросто смотрела сон.

— Да, конечно, — говорю я шепотом, хоть в доме никто не спит. Кроме нас с Мэгги, тут вообще больше никого нет. — Не слишком разумно без оглядки бросать все, что имеешь, и хвататься за то, что может обернуться ничем, но…… — Вскидываю руки и безвольно их опускаю. — Весь этот твой план, ты, конечно, извини, никуда не годится.

— Это еще почему? — Мэгги подбоченивается.

— Да потому что я никакая не дрессировщица, не женщина-загадка и не актриса! — чувствуя себя попавшей в тупик, восклицаю я.

Мэгги с уверенностью и желанием успокоить во взгляде берет меня за руки, и мы снова садимся на диван.

— Насчет загадки ты это напрасно. В тебе столько таинственного и необычного, что любая может позавидовать. Иначе Дуглас в жизни не бросил бы ради тебя свою распрекрасную Жюли.

Вздыхаю. До того как сойтись со мной, Дуглас встречался с француженкой, манекенщицей. Из-за меня ли они расстались или просто иссякла их любовь, я точно не знаю. Уверена в одном — я для этого не прилагала ни малейших усилий.

— А дрессировщицей тебя никто и не просит становиться! — с жаром говорит Мэгги. — Главное, найти уже обученную командам собачку, вот и все.

— Можно подумать, это так просто! — усмехаюсь я. — Декоративных собачек командам не обучают, их держат для души, для забавы, неужели ты не понимаешь?

Мэгги озадаченно нахмуривается.

— Гм… точно. Но, если поднапрячься, думаю, можно найти хоть черта.

— Поисками займешься ты, — заявляю я.

Мэгги на секунду-другую задумывается.

— Вообще-то у меня завтра нелегкий день…

— А у меня, по-твоему, каникулы? — с кривой улыбкой спрашиваю я. — Тебе освободиться легче — обзвони клиентов и перенеси примерки на другое время.

Она смотрит на меня осуждающе.

— Ты же сама заварила эту кашу, — напоминаю я.

— М-да… — Мэгги потирает затылок. — Ладно, что-нибудь придумаю. — Она снова погружается в раздумья. Я жду, что сейчас она откажется от своей затеи, будто все мои решения зависят только от нее, но Мэг и не помышляет идти на попятную. — Актрисой тебе тоже быть почти не придется, — медленно произносит она. — Только постарайся разговаривать немного иначе.

— Легко сказать!

— Я же не имею в виду — другим голосом, — с неколебимой уверенностью произносит Мэгги. — Всего лишь, скажем, помедленнее и поспокойнее. — Ее глаза вспыхивают, и я тотчас догадываюсь: ей на ум пришла еще какая-то мысль. — Да, и самое главное: в той записке он что-то упомянул про твою улыбку, правильно?

— Не в записке, а на словах, через курьера. Почему-то назвал мою улыбку детской, — напоминаю я.

Мэгги живо кивает.

— Да-да, детской. Она и правда такая. Так вот, постарайся вообще не улыбаться.

— Чего?

— Хоть это и будет нелегко, не улыбайся, — повторяет Мэгги. По улыбке он тут же тебя узнает.

Я снова недоуменно смотрю на нее.

— Что? — непонимающе спрашивает Мэгги.

— А ты сама справилась бы с подобной задачей? Смогла бы взять на себя ответственность за чужую моську, не улыбаться, говорить нараспев, к тому же расхаживать в одежде, какую ты не носишь?

Мэгги сжимает губы и, глядя в сторону, размышляет.

— Если очень потребовалось бы, смогла бы, — твердо говорит она.

Меня весь этот театр ужасно смущает, но завтра Эдвин будет ждать звонка, а ставить под удар отношения с Дугласом, ни в чем не убедившись, и правда не хочется.

— Хорошо, — говорю я, прикидывая, так ли уж невообразим придуманный Мэгги сценарий. — Допустим, я последую твоему совету и сделаю все, как ты говоришь. А что потом?

Мэгги разводит руками, глядя на меня так, будто я спрашиваю об очевиднейших вещах.

— Потом ты исчезнешь, а через некоторое время найдешь Эдвина в Нью-Йорке. Скажешь, что приехала по делам и случайно увидела его.

— Как же это я случайно его увижу?

Мэгги закатывает глаза.

— Теперь у тебя есть не только его имя, но и телефон. Ты запросто сможешь узнать и адрес. Появишься возле его дома или в ближайшем супермаркете, вот и все!

Задумчиво киваю.

— К тому же, — добавляет Мэгги, — завтра ты наверняка узнаешь его фамилию, а это еще облегчит задачу. С фамилией не проблема узнать и адрес его фирмы. — Она хитро улыбается. — Если, конечно, он не ставит этот эксперимент с каждой хорошенькой женщиной и не утаивает фамилию от всех.

— Тебе же он не стал пудрить мозги болтовней о судьбе и о совпадениях, — ворчу я.

Мэгги потягивается.

— Потому что я не в его вкусе, я сразу это поняла.

В самом деле, думаю я, будет не лишним проверить, не дурачит ли он подобными сказками каждую вторую.

— А в нем, если совсем начистоту, несмотря на всю его ординарность, что-то такое есть… — произносит Мэгги, немного сужая глаза. — И меня даже слегка задело… — Она внезапно умолкает.

Перевожу на нее взгляд.

— Что?

— Что он, пусть хотя бы не всерьез, не возгорелся сыграть в игру «судьба — не судьба» со мной, — признается Мэгги.

— Так, значит… — возмущенно бормочу я.

— Нет-нет-нет! — спешит уверить меня она. — Я позавидовала тебе… гм… неосознанно. И, честное слово, белой завистью. А выдумала весь этот маскарад исключительно из желания оградить тебя от трагедии. — Она обнимает меня за плечи, но тут же спохватывается и отстраняется. — Ой! Я же не сказала тебе о самом-самом главном!

Меня бросает в дрожь.

— О чем?

— Эдвин здесь не только из-за ролика. У него еще какое-то давнее и необычное дело. Так он сказал.

— Правда? — задыхаясь от волнения и прижимая руки к шее, спрашиваю я.

— Ага. Потом он изучающе посмотрел на меня, наверное пытался определить, смогу ли я помочь ему в этом вопросе. Но больше ничего не сказал. Видно, я не вызвала у него особого доверия. — Мэгги разочарованно вздыхает.

Мое сердце громко колотится, а в голове пульсирует: неужели он помнит и ищет меня?

— Не исключено, что он разыскивает тебя, — говорит Мэгги, будто прочтя мои мысли. — А может, и нет, — наставительно добавляет она, опуская меня с небес на землю. Твоя задача — все выяснить. — Она снова обнимает меня и смеется. — А здорово будет, если вдруг окажется, что… Но нет, лучше об этом пока не будем. Так, на всякий случай. Не дай бог, сглазим.

К поиску собачки Мэгги подходит так, будто от этого зависит безопасность целого государства, а она — секретный агент и обязана справиться с поставленной перед ней задачей, чего бы ей это ни стоило. Уже вечером она принимается обзванивать всех нынешних и бывших, близких и не очень знакомых, даже тех, чьи имена и лица стерлись из ее памяти. Словом, набирать все номера, какие только есть в компьютере и в старых записных книжках. С горем пополам, через жену человека, который когда-то общался с мужем одной бывшей приятельницы Мэг по занятиям пилатесом, она выходит на владельца недавно открывшегося театра собак, но его номер целый вечер занят. — Ладно, отложим это дело на завтра, — с сосредоточенным лицом говорит она.

Еду домой, пытаясь ни о чем не думать, но мысли кружат и кружат вокруг Эдвина, непостижимых хитросплетений судьбы и нашего плана. Я даже во сне вижу его, шагающего к входу в гостиницу, себя в длинных перчатках и причудливых очках и собачек, что дружно водят хоровод, став на задние лапки.

Мэгги звонит во время перерыва на ланч, когда я уже не нахожу себе места.

— Порядок! — объявляет она. — Сегодня подъедешь туда и возьмешь Чарли.

— Чарли? — переспрашиваю я.

— Так зовут собаку. — Мэгги сопит в трубку, и я тотчас догадываюсь, что не обошлось без осложнений. — Только, знаешь, тебе придется… — Она умолкает.

— Что? — спрашиваю я, приказывая себе: не паникуй раньше времени, хоть от напряжения и треволнений в моей душе лютует буря.

— За прокат Чарли этот сквалыга затребовал пятьсот долларов, — произносит Мэгги, явно чего-то недоговаривая.

— Пятьсот? Или больше?

— Не больше, — торопливо говорит она. — Если ты вернешь его ровно в девять и если он будет жив и здоров.

— А если я опоздаю? — настороженно спрашиваю я, боясь услышать ответ.

— Тогда… заплатишь еще две тысячи.

— Ты смеешься надо мной?! — выпаливаю я.

— При чем здесь я? — Мэгги фыркает. — Это все он, Хордхаус. Уперся рогом — мол, так или вообще не дам. Они, видите ли, только-только открылись, им, с одной стороны, крайне нежелательно терять «артистов», а с другой — не хватает финансов.

— Да за такие деньги можно купить целую свору собак! — негодую я.

— Но не дрессированных, — отмечает Мэгги. — И не в тот момент, когда они до зарезу нужны. Лично мне обращаться больше некуда, — усталым голосом произносит она. — Так что решай сама.

Вздыхаю. С этой суетой я истрачу все свои сбережения. Тогда, если все же останусь с Дугласом, понятия не имею, на что буду шить свадебное платье и покупать прочие вещи. Платить за столь кропотливый труд положено даже лучшей подруге.

— Все будет в порядке! — пытается подбодрить меня Мэгги, хотя и ее голос звучит не вполне уверенно. — Не думаю, что съемки займут более часа, а с Чарли… Что с ним сделается?

— Ладно, диктуй адрес, — бурчу я и записываю название улицы и номер дома.

— Лучше договорись с Эдвином прямо сейчас, — говорит Мэгги. — И если тебе понадобится советчик, когда поедешь выбирать наряд, я к твоим услугам.

— Спасибо, — без особой радости бормочу я.

Загрузка...