Такая нежная любовь

Глава 7

Много раз мысленно возвращалась она к этому невероятному подарку и чем больше размышляла об этом, тем очевиднее было, что Стефен, должно быть, надеялся привлечь ее к себе путем обольщения, предлагая ей все то, что Брюс никогда бы не дал. Однако точно так же Брюс уже дал ей то, что Стефен не смог бы никогда предложить, — домашний очаг, детей и удивительную стабильность существования, в которой, что бы там ни говорили, она ужасно нуждалась.

По возвращении мужа в какое-то мгновение она была склонна все ему рассказать, однако быстро передумала: это означало бы также признаться ему в умалчивании на протяжении одиннадцати лет, которого он никогда бы не понял, тем более что она сама этого не понимала. И опять-таки ничего не сказала, узнав, кем являлся тот кандидат, избирательную кампанию которого он собирался организовывать.

Таким образом, она молчала, ощущая смутное чувство вины, хотя не совершила никакой измены, по крайней мере преднамеренной… Можно ли считать изменой кому-либо то, что ты не рассказываешь ему о своих мыслях или о том, что другие понапрасну пытались заполучить тебя? Вопрос оставался открытым, а Черил и не хотела на него отвечать даже притом, что с каждым днем все глубже вязла в своих противоречиях.

Она работала, с головой уйдя в дело, и успехи пьянили ее: она создавала миниатюрные изысканные статуэтки, как всегда, абсолютно абстрактные.

К счастью для нее, у Брюса тоже был чрезвычайно плотный распорядок дня. Обессиленные, но счастливые, они встречались за ужином и делились происшедшим за день.

— Как ты продвинулась со своими курсами? — часто спрашивал он.

— Посмотри, — предложила она в один из таких вечеров, — я принесла тебе мои последние эскизы.

Она показала ему альбомы с набросками массивных металлических форм, к которым она питала пристрастие.

— Это просто отлично, — заключил он, — похоже на африканское ожерелье.

— Ты находишь?

— Да, посмотри: я ясно вижу золотой кулон, сделанный из этого подобия пустотелой пирамиды.

Она перевернула рисунок.

— Ты прав. Я задумала скульптуру больших, чем эти, размеров, но это может стать красивым кулоном.

— Почему ты не попробуешь его сделать?

— Забавно, месяц тому назад Кэтлин уже предложила мне то же самое.

— Эта идея тебя не соблазняет?

— Может быть, мне стоит попытаться.

— Как ты рассчитываешь взяться за это?

— Начну с того, что узнаю у своего преподавателя, что он об этом думает. Он наверняка сумеет подсказать мне технику, которую следует изучить.

— Великолепная мысль.

— Послушай, смотри, — добавила она, воспрянув духом. — Я уже приготовила вот эти эскизы браслетов.

— Это очень хорошо. Когда ты все это успела?

— По правде говоря, эта мысль вьется у меня в голове уже несколько лет. Я изготавливала украшения еще студенткой, но с тех пор я к ним по-настоящему уже никогда не возвращалась.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, меня больше тянуло к крупным работам в живописи и скульптуре, декоративным панно, памятникам.

Она улыбнулась.

— Я мыслила широко.

— Но ведь все твои эскизы, все работы ограничиваются моделированием в металле, на самом деле ты рисуешь только это.

— В мыслях я рассчитывала стать скульптором.

— С твоим-то чувством цвета? Это было бы обидно. Подумай об этом! Ты уже сделала серьезный шаг, открыв свой магазинчик минералов. Чего тебе еще не хватает, чтобы вставить эти камушки в твои скульптурные формы и превратить их в настоящие драгоценности?

Он говорил с таким энтузиазмом, что у молодой женщины было желание броситься к нему на шею: он казался столь заинтересованным ее искусством, таким искренним!

— Брюс, обещаю тебе, что попробую. Ты только что подал мне чудеснейшую идею!

— И потом, — продолжал он взволнованным голосом, — ты же сможешь продавать их сама в «Сердце камня»! Видишь, у тебя даже есть средства их реализации!

— А ты мне устроишь рекламу, так?

— Если хочешь, котик мой, но сперва надо, чтобы ты сама включилась в это.

Отныне каждый вечер они ужинали вместе, и Брюс внимательно следил за этапами эволюции новой профессии своей жены. Он даже пришел посмотреть на нее в мастерскую, где она работала с металлом, в очках, с перчатками на руках, в защитном фартуке, с паяльной лампой и газовым резаком для более мелких деталей.

— Я не узнал тебя в этой впечатляющей экипировке, — заявил он, когда она прервалась.

— Подойди: я сейчас заканчиваю мой африканский кулон, но надеюсь когда-нибудь выполнить его в золоте.

Он увидел, как она гнула и формовала металл, придавая ему ту округлость и массивность, которыми он так любовался.

— Это великолепно, Черил! Испытываешь желание погладить его, как какой-нибудь красивый зрелый фрукт.

— Главное — не дотрагивайся до него: он, должно быть, еще раскаленный!

Тут подошел ее преподаватель.

— Браво, госпожа Мандрелл! Вы только что выполнили совершенно оригинальное произведение.

— Правда? — спросила она, засмущавшись.

— Вам нужно продолжать в том же духе. Я думаю, это именно то, что вам больше всего удается.

— А как вы думаете, смогу я делать другие украшения, вставляя туда драгоценные камни?

— Почему бы и нет? Судя по вашей живописи, вы умеете сочетать цвета. Более того, я даже горячо вам советую попытаться! Со своей стороны мне, по большому счету, нечему вас учить. Отныне вам надо следовать собственному чутью.

— Я полагаю, придется купить порядком разного оборудования, — сказал Брюс.

— Безусловно. Вы — господин Мандрелл? Поздравляю вас, сударь. Ваша жена — настоящий художник, она далеко пойдет.

— Я подозреваю, что да.

Он взглянул на нее светящимися гордостью глазами, и в это мгновение Черил подумала, что она вот-вот лопнет от счастья.

В тот день, когда Черил выставила свои первые украшения на прилавке «Сердца камня», она предпочла это сделать незаметно, не будоража всю свою клиентуру и тем более не открывая имени их автора. Кэтлин была согласна хранить молчание: таким образом они могли увидеть откровенную реакцию и послушать критические замечания публики.

Долго ждать не пришлось: африканский кулон из латуни имел такой успех, что Черил пришлось работать пару ночей подряд, чтобы удовлетворить запросы. Она устроила мастерскую в уголке гаража, а Брюс пообещал ей построить другую, настоящую, как только представится возможность.

Успех собственных украшений наполнял ее счастьем. На этот раз она нашла свой истинный путь. Она создавала всевозможные произведения, рождавшиеся в ее воображении, и публика их обожала.

Как раз в это время она узнала правду о женитьбе Стефена.

После вечера в «Плацца» он практически не давал о себе знать. Черил была в курсе того, что он проводил все дни с Брюсом, но, к ее большому облегчению, казалось, больше не искал встречи с нею.

Впрочем, у нее было слишком много дел, чтобы еще думать о нем. Так что случайно попавшаяся статья в газете дала ей неожиданную информацию.

В статье под фотографией, запечатлевшей его под руку с какой-то модной девицей, говорилось:

«Красавец Стефен Фицджеральд, кандидат на предстоящих выборах в сенаторы, не столь уж закоренелый холостяк, как о нем думали раньше. В действительности одиннадцать лет тому назад он женился на одной из своих университетских подруг, от которой у него два ребенка.

Однако складывается впечатление, что статус отца и мужа не совсем подходит нашему будущему блестящему сенатору: едва прошла пара лет, как он покидает жену и детей, чтобы окунуться в более веселую жизнь богатого и всеми обожаемого холостяка.

Общественность сама решит, какое может быть доверие к гражданину, столь мало озабоченному своими семейными обязанностями».

Сперва возмущенная насмешливым тоном журналиста Черил неожиданно осознала то, чего она никогда не знала: если он женился одиннадцать лет тому назад, то его свадьба пришлась на время их разрыва. Он, возможно, даже был уже помолвлен, когда произошла та сцена, которая как нельзя лучше устраивала его. И у него хватило наглости утверждать, что это она порвала!

Охваченная яростью молодая женщина скомкала газету и кинула ее гневным жестом через всю подсобку.

— Что с тобой? — оторопев, спросила Кэтлин.

— Начинается кампания против Стефена. И журналисты приступают к этому не с пустыми руками!

— Ты имеешь в виду его женитьбу? Я предупреждала тебя, что у него не очень-то хорошая репутация. Думаешь, его противники упустят возможность вышибить его из седла? Он должен был ожидать этого.

«Безусловно, — с горечью подумала она, — это я не ожидала такого».

И еще он упрекал ее в отсутствии доверия, в том, что вышла замуж, не веря в него… Значит, и в последний месяц он продолжал лгать. Этот человек был просто приспособленцем и лицемером!

Отныне она видела его в истинном свете, и очень скоро совсем новое чувство примешалось к ее разочарованию. Конечно, он посмеялся над ней; конечно, тем самым он доказал свою двуличность, но вместе с тем и свою слабость.

Он был, конечно, первой же жертвой своих фантазий. Правда, зачем ему, в таком случае, цепляться теперь за замужнюю женщину? Он оказался одураченным, на него нападают, и — главное — он оказался абсолютно, невыразимо одинок.

С видом отвращения Черил кинула газету на столик в гостиной.

— Ты читал? — спросила она Брюса.

— Да.

— Это все, что ты можешь на это сказать?

— Не надо позволять вывести себя из равновесия какой-то клеветнической кампании. Стефену не составит труда отстоять свое доброе имя.

— Какое доброе имя? Как можно отмыться от обвинения в том, что бросаешь своих детей?

— Доказав, конечно же, что речь идет о нагромождении разных слухов!

— Но это правда!

Брюс удивленно приподнял брови, видя, что его жена буквально клокочет от гнева.

— Ну вот! Какие же у тебя основания утверждать такое?

Она застыла, белая как полотно.

— На… ни на чем. Это Кэтлин мне кое-что рассказала. Ты знал что-нибудь о нем до того, как он выставил свою кандидатуру?

— Я слышал разговоры о нем, но держался подальше от подобного рода слухов.

— Ты был не прав!

— Объясни.

— Послушай, когда собираются поддерживать избирательную кампанию какого-нибудь кандидата, сперва узнают о нем.

— Это именно то, что я и сделал.

Она вновь пришла в волнение.

— Ты мне об этом не говорил. И к каким ты пришел выводам?

— Ничего особенного. Кроме того, с какой стати я буду вводить тебя в курс того, что представляет собой лишь обыденную сторону моей работы?

— Все-таки ты в первый раз занимаешься политической кампанией.

— Да, но я тебе уже объяснял, что техническая сторона не так уж и меняется, будь то политика или зубная паста: прежде всего я хочу знать, что я отстаиваю.

— И твой кандидат, тебе показалось… его можно отстоять?

— Несомненно.

Она кусала себе губы, не зная уже, какие привести доводы, чтобы объяснить свое беспокойство.

— Наконец, — неожиданно продолжила она, — мужчина, ведущий подобную жизнь, который врет о своей жене и детях…

— Еще раз, Черил, объясни мне, что тебе позволяет выдвигать подобное обвинение?

Она взорвалась.

— Только не рассказывай мне, что журналисты выдумали от начала и до конца всю историю! Нет дыма без огня, вот и все!

Брюс, задумавшись, ничего не ответил. По мере того, как Черил успокаивалась, она спрашивала себя, каким образом исправить допущенную ошибку.

— Брюс, — настаивала она уже мягче, — ты что, другого мнения?

— Нет. Я спрашиваю себя, почему ты неожиданно стала нападать на него. Такого рода статьи ты будешь читать десятками вплоть до самого дня выборов и еще кучу их после самих выборов. Это политическая игра. Все средства хороши, лишь бы устранить кандидата.

— Но он может подать иск о клевете, если статья лжива.

— Это именно то, что он и сделает.

— А в противном случае?

— К чему ты клонишь, Черил?

— К тому, о чем я давно хотела тебе сказать, да не решалась вступить в воду; однако на этот раз дело принимает слишком серьезный оборот: я не уверена, что ты прав, желая поддерживать подобного кандидата.

— Сделай мне одолжение и поверь тому, что я тебе уже сказал: я согласился не случайно, он не хуже, не лучше, чем кто-либо иной. А с другой стороны, у него высокие политические качества, и я ценю его решимость в достижении цели.

— А ты не боишься, что он забрызгает тебя грязью, если все же разразится скандал?

— Какой скандал? Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать, но если ты что-то знаешь, то сообщи это мне.

— Я не говорю ни о чем конкретном, — пробурчала она, все более и более смущаясь, — просто он внушает мне страх.

Брюс притянул ее к себе и обнял.

— Значит, ты мне не доверяешь?

При этих словах она вздрогнула, спрашивая себя, не подразумевает ли он под этим какого-то иного смысла.

Брюс был достаточно упрямым, чтобы поступать в точности, как того хотел, и она знала, что ей никак не удастся его переубедить. Но коли уж она решила посеять сомнение в его сознании, то иначе бы она и не стала действовать. Впоследствии она не раз горько пожалела об этом разговоре.

Опоздав к открытию магазина, она не успела поменять свой костюм для бега на более приличную одежду, как появился первый клиент.

— Здравствуйте, сударыня. Я хотел бы знать, где изготовлены украшения, которые размещены у вас на витрине.

— В Соединенных Штатах, а что?

— Ничего, мне просто нужен адрес мастера, который их делает.

— Зачем? — настаивала она.

— Мне необходимо связаться с ним. Эти изделия — оригиналы?

— Оригиналы — да, но не единичные экземпляры. Многие клиенты просили у нас их копии, и исполнение осуществляется в некотором роде на заказ.

Мужчина рассматривал ее с головы до пят.

— Это вы?

— Не поняла.

— Я спрашиваю, не вы ли это?

Она зарделась, но быстро нашлась.

— А что вы конкретно хотите?

— Имя и адрес человека, который создает эти украшения.

— И что вы будете затем делать?

Он вынул визитную карточку.

— Я представляю компанию «Тиффани», которую вы, конечно же, знаете как одну из крупнейших ювелирных фирм Нью-Йорка и вообще в мире. Мы постоянно ищем оригинальных авторов.

Она не ответила. Голова у нее слегка пошла кругом.

— Итак, сударыня, — настаивал мужчина, — должен ли я понимать так, что автор этих произведений по-прежнему не хочет, чтобы о нем узнали?

— Нет, не совсем так… Извините, а что, собственно, вы хотите мне предложить?

— Вы в конце концов признаетесь, что являетесь художником?

— Да… но у меня нет желания уступать свои модели кому бы то ни было.

— А кто вам говорит о том, чтобы уступать модели? Мы ищем оригинальных творцов. Ваши украшения будут продаваться с клеймом «Тиффани» и за вашей подписью, так что никто не будет иметь права их копировать.

— Я смогла бы сразу работать с золотом и драгоценными камнями?

— Это ваше право — оговорить подобное перед подписанием контракта. Если вы настаиваете, то ничего невозможного в этом нет, хотя, как правило, мы довольствуемся восковыми моделями и рисунками, по которым нам изготавливают в наших мастерских.

— Вот именно. Я не хочу уступать кому-либо выполнение моих проектов.

— Это возможно. Но я советую вам суметь понравиться руководству, так как оно согласится, лишь будучи полностью уверенным в своем решении.

— Напомню вам, что именно вы разыскиваете меня.

Мужчина улыбнулся и дотронулся указательным пальцем до своей шляпы.

— Все правильно. Именно поэтому я думаю, что у нас есть шанс. Давайте вот что будем делать: вам надо подготовить штук пятнадцать абсолютно новых восковых моделей, которые вы передадите от моего имени вот по этому адресу. Если через десять последующих дней руководство не свяжется с вами, вы можете их забрать, и мы тогда там договоримся.

— А если они согласятся?

— Тогда ваша судьба решена.

Она с сомнением покачала головой.

— Вы начинаете с того, что просите от меня большую творческую работу без каких-либо гарантий.

— Надо рискнуть. Это вам решать, стоит ли овчинка выделки.

Он откланялся и вышел. Кэтлин, слышавшая все, бросилась ей на шею.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что означает подобное предложение? Миленькая моя, да это же признание, это слава!

Черил со смехом отбивалась от нее.

— Подожди, подожди! В данный момент он задает мне прежде всего гигантскую работу.

— И ты приступишь к ней сейчас же! Я не намерена давать тебе ни минуты отсрочки. Подобный шанс подворачивается в жизни лишь однажды!

В тот же вечер дети ужинали вместе со своими родителями, поскольку была суббота. За столом вновь царило привычное оживление, исключением из которого был Брюс, которого Черил находила каким-то притихшим.

— Тебе следовало бы открыть бутылку шампанского, — предложила она, пытаясь его как-то развеселить.

Он отреагировал точно так, как она и предполагала:

— Правда? А в честь чего?

— В честь меня.

Он вскинул брови, но не задал вопроса.

— Ты не спросишь меня почему?

— Нет, но я думаю, ты сама мне сейчас скажешь.

— Если это тебя не интересует, то не скажу.

— Я не понимаю, почему это не должно меня интересовать?

— После того, как дети лягут спать, скажу.

— Ой, нет! Мамочка, мы хотим знать! — вмешался Бобби.

Она погладила его по голове.

— Я хотела бы сделать тебе, человечек мой, сюрприз чуть попозже. Сегодня ты, наверное, поймешь не совсем правильно, а это было бы жаль.

Ребенок опустил нос в свою тарелку, ощущая натянутость, установившуюся между родителями.

— Итак, — снова вернулся к разговору Брюс, когда они остались после ужина наедине, — если я правильно понимаю, то это хорошая новость!

— Естественно, потому что я попросила тебя открыть бутылку шампанского.

Он встал.

— Правильно. Я забыл.

— Брюс, что с твоей головой? Сегодня вечером ты какой-то очень хмурый. Что-то не так?

— Все идет отлично: мой кандидат переходит в контратаку, жена занимается своими делами, дети слушаются. С чего мне, по-твоему, жаловаться?

С этими словами он вышел, оставив Черил в полном недоумении. Она никогда раньше не слышала, чтобы муж разговаривал так сухо.

Он вернулся с бутылкой и бокалами, но ясно, что мысленно он был далек от этого. Она попыталась расшевелить его, объявив:

— «Тиффани» просит меня создавать для них модели.

— Серьезно? Ты станешь знаменитостью!

— У тебя не очень-то довольный вид.

— Милая моя, я счастлив за тебя. Но я также знаю, что не стоит ликовать прежде, чем получишь окончательный ответ. Скажи, он у тебя есть?

— Нет, действительно нет.

Сбитая с толку, она не стала больше задерживаться и пошла наверх, чтобы ложиться спать. К ее великому изумлению, Брюс остался читать в кабинете. У нее было достаточно времени, чтобы выплакать все свои слезы, прежде чем она услышала пару часов спустя, как он поднимается по лестнице.