А ведь прав пострел. Я с самого начала думал, как закрыть дыру между крышей и трубой, но всё откладывал этот вопрос до окончания работ. А мальчишка, не думая, подсмотрел готовое решение, запомнил, нарисовал. И хорошо нарисовал. Дикари, однако! Если не надоест парню возиться в грязи и с тяжёлыми кирпичами, будет у меня первый каменщик. Теперь надо думать, как подогреть у мальчишки этот интерес, к очень нужной и очень востребованной профессии. К сожалению, в моих произведениях, нет ни одного педагога. Придётся идти на ощупь.

— Лёнь, завтра, когда цемент застынет, я дам тебе сделать, так как ты захочешь. Если не передумаешь. И если всё получиться хорошо, следующую печь, будешь класть самостоятельно.

И что я делаю? Десятый год пацану… А где выход? Взрослых охотников к этому делу не приставишь. Они уже не перестроятся. Да и нельзя пока. Животноводством я ещё не обзавёлся. Вот когда обзаведусь, и охотники будут не так востребованы, тогда займусь ими вплотную.

Лёнька был доволен. Идя вприпрыжку рядом со мной он завалил меня кучей вопросов, на некоторые из которых я не мог ответить.

— А почему в доме печь, до крыши,… — Лёня замялся вспоминая незнакомое слово, — до потолка, а здесь маленькая?

— А, правда, что наш дом каменный?

Ну, да, дом покрыт сайдингом и кирпичных стен не видно, а внутри обклеены обоями.

— А можно построить дом больше нашего?

И так до самой кузни. Хорошо, что близко идти, иначе я бы взвыл как саблезубый волк.

Около кузни на маленькой скамеечке сидела Алёна и, подобрав ручки на колени, прищурившись, смотрела на сваленную кучку железа. При нашем появлении она вздрогнула, но узнав меня, снова перевела взгляд на железо и, замерла.

За всё время, что эта девочка находится в Ауруме, я не слышал от неё ни одного слова. Бедняга, всё понимает, на тарабарском, но не говорит. Вообще. Её бы к хорошему психиатру сводить, да где ж его возьмёшь?

Погладив девочку по головке, я пропустил вперёд Лёньку, и пошёл вслед за ним.

Первое, что мне захотелось сделать, это прибить Кондрата на месте. Горна не было! С тяжёлой кувалдой в руках Кондрат доламывал то, что от него осталось. Земляной пол кузни был завален битым кирпичом, перемешанным с углём. Я непроизвольно потянулся к поясу, на котором, обычно, висят деревянный меч или мачете.

Повезло парню. Оружие я оставил дома, чтобы не мешало во время строительства.

— Всем стоять, — рыкнул я и, подпрыгнув к Кондрату, выхватил из рук занесённую вверх кувалду. От неожиданности, Кондрат по инерции продолжил движение, и чуть не налетел носом на остатки разбитого горна…

Налетел, гадёныш. Я ему пинка дал.

Кондрат поднялся быстро и, развернувшись в мою сторону, сжал кулаки… и тут же расслабился.

Поигрывая кувалдой, я посмотрел ему в переносицу.

— Я жду.

За зажатой в распорках трубой, послышалось шевеление, и на свет божий выбрался… чёрт. Весь в саже и копоти, с всклокоченными волосами, осторожно перешагивая босыми ногами через груду битого кирпича, ко мне пробрался… Борька!

— Не так, — сказал он загадочную фразу. — Не правильно.

Этот тоже здесь? Спелись, значит, у меня за спиной.

— Вы что тут натворили, сволочи? — я схватил мальца за ухо и поставил рядом с Кондратом. — Вы зачем кузню разгромили?

Потирая покрасневшее ухо, Борька начал что-то бубнить себе под нос.

— Что ты там булькаешь? Говори громче, и моли всех своих духов, чтобы я не всыпал вам обоим батогов.

— Не правильно, — повторил Борька. — Здесь всё сделано неправильно.

Во, блин, молокосос даёт! Дикарь, десяти лет нет, а меня учить начал как делать. И что? Кузнечный горн, который он только здесь и увидел.

— А вот я сейчас сниму ремень, и посмотрим как правильно или неправильно. И вообще, что ты понимаешь?

Борька поднял опущенную голову, и пожал плечами.

— Не знаю, оно само приходит. Закрываю глаза, и вижу как надо.

Это уже интересно. Неужели поганок наелся, и видения уже начинаются?

— Ну и как надо?

Борька развернулся на месте, и пошёл к стене за горном.

— Это делать надо так, — он показал на груду обычных, гранитных камней, с которыми у нас в последнее время напряг.

— Что надо делать? — не понял я.

Борька покачал головой.

— Та печь не ломается.

— Какая ещё печь?

— Ну, та. Где кирпичи делают.

Ой!

Продвинутый мэн, то есть я, дорвавшись до таких же «продвинутых» кирпичей… заменил ими, с дуру, более стойкий к высоким температурам камень. За красотой погнался, за прямыми углами. И теперь каждый раз перед началом работы занимаюсь заменой лопнувших кирпичей, и перевожу дефицитный цемент. И делать это надо за день, а лучше за два, до начала работы. Влага, сохранившаяся в цементе, при нагреве разрывает его вместе с кирпичами.

— Ну, ну… — я посмотрел на ничего непонимающего Кондрата и, протянул ему кувалду, — доделывай то, что начал.

Кондрат взял инструмент и вопросительно посмотрел на Борьку. Борька перевёл.

Всего один взмах и удар, понадобилось квадратному мальчишке, чтобы закончить разрушительное дело.

Я вздохнул. Моё детище, сделанное собственными руками, ломает какой-то дикарь. А я стою и смотрю. Ужас!

— Борис, здесь всё убрать. Кирпичи отнесите к Наде, и скажи Кондрату, чтобы раздробил их в пыль. А сам приступай к строительству нового горна, и смотри у меня… Лёньку в помощь на сегодня оставлю.

Я повернулся к Лёньке.

— Справитесь, или мне с вами остаться?

Близнецы переглянулись. Какой раз замечаю, как они «разговаривают» между собой. Телепатия у них, что ли?

— Справимся, — одновременно ответили мальчишки и выжидательно замерли.

— Хорошо, но чтобы к вечеру, здесь всё было чисто. Людей размещать негде.

Близнецы опять одновременно кивнули головами. Кондрат повторил их жест и, схватив большой обломок, потащил к выходу.

* * *

(348 день)

У дома царил форменный бардак. Уютное местечко под каштанами превратилось в скотобойню и мясокомбинат.

Застоявшиеся без охоты охотники дорвались. И новое оружие, которое мы им подарили в замен утраченного, тоже сделало своё дело. Добычи было много.

В последнее время, привычки охотников, немного изменились.

Плохонькие кривые копья с каменными наконечниками, не давали такой отдачи как то, которым мы их вооружили. Редкую и скудную добычу, охотники разделывали сами, и делили её между членами рода по своему усмотрению. Сейчас всё до наоборот. Копьеметалка и дротики, позволяют бить зверя, на таком расстоянии о котором охотники раньше и не мечтали. И копья с прямыми древками, и с тяжелыми стальными наконечниками, лучше пробивают толстую шкуру многих представителей местной фауны. И… разделывать стало слишком много и муторно. А учитывая моё требование к сохранности шкур, долго. Проще было отдать тушку женщинам, и бежать за следующей, пока зверь не ушёл на зимние пастбища.

Уж, как я был рад такому повороту… до тех пор пока это не повернулось против здравого смысла. А как повернулось, так теперь хожу с зажатым носом. Дышать нечем.

У нас под окнами, и перед крыльцом расположился зоомузей местной фауны, мечта таксидермиста, мясника, колбасника и продавца шаурмы с вокзала. Мне бы впору пускать слюни, да что-то кроме тошноты ничего не пускается. Вонь от сваленных большой горой кишок, пропитала покрытые пластиковым сайдингом стены дома, въелась в кору каштанов. По тротуарной плитке и по щелям между ними текут потоки крови и прочих нечистот, на что так обильны внутренности убиенных животных.

Тьфу, гадость какая…. Опять вляпался!

Гнать надо в шею этот «Армагеддон» зоофильной наружности. За забор, подальше в степь, пока не утонул вместе с домом.

Всё, решено. Сейчас скажу дамам пару веских слов, а буде заартачатся, Немо под раздачу попадёт, за то, что не следит за своими женами.

Я вздохнул. Всё равно переселю.

От кухонного стола, который превратился, не по своей воле, в разделочный, шёл грохот, стук и лязг затачиваемых ножей. Пять барышень, утопая в жиру и крови, вели бурную заготовительную деятельность. Три разделывали освежёванные туши неопознанных мной животных, и двое скоблили разложенные на плитке, перевёрнутые мездрой вверх, шкуры.

— Верка, вы что творите? Какого рожна, вы устроили здесь? Вы зачем около дома это делаешь?

Отрезав большой кусок жира от куска, Верка порезала его на несколько частей и запихала в большой горшок, шкворчащий на плите.

— Алекс, строй другую печь. Мы уйдём.

Ага, а дворец ей сразу не построить? Да раз плюнуть. Только все удобства во дворе будут.

— Вер, ты меня пугаешь. Да ты ли это? Или тебя подменили, и со мной разговаривает поглупевшая скво, очень на тебя похожая?

Верка остановилась уперевшись руками о стол, и вопросительно посмотрела на меня.

— Что ты хочешь?

Что я хочу? Ну, если коротко, то…

— Брысь отсюда. Собирай все, что здесь есть, кроме печки и к реке бегом. Вычистить здесь всё до зеркального блеска, и чтобы ни одной мухи не было. Вот, что я хочу. А ещё хочу чтобы Юлька шла к Машке.

Верка постояла для порядка, потом молча оттяпала следующий кусок от туши и, покромсав его на части разложила по разным бадейкам. Жир к жиру, мясо к мясу.

Звать Немо, не звать? Верка его жена, ещё и беременная, пускай сам разбирается.

Не успел подумать о новоиспечённом князе, как он тут как тут.

— Немо, забери свою жену, и научи ее, как правильно разговаривать с главой рода. А я здесь порядок наводить буду.

— Не подходи, — завизжала на русском языке Верка, размахивая приличным шматом сала, стоило Немо сделать к жёнам первый шаг. Растерянная Дарья, делающая до этого непонимающий вид, вооружившись истекающим кровью куском мяса, быстро спряталась за спиной подруги и, показала Немо язык.

Немо остановился, и с видом побитой собаки, повернулся ко мне, ожидая дополнительных инструкций.

— Не теряйся, князь. Женщин надо держать в строгости. Вот и держи их, как глава рода велит, — подбодрил я молодого князя.

Верка повизжала ещё немного, пока её отрывали от стола, в который она уцепилась мёртвой хваткой но, оказавшись в цепких объятиях мужа, затихла. Дарья, оставшись без поддержки, освободилась от «оружия», которым так ни разу и не взмахнула и, замерла в выжидательной позе.

— Куда? — Немо переложил Верку на плечо, как я ему показывал, когда учил переносить раненых, и замер в ожидании.

— В доме запри, и зови своих бойцов. Тяжести переносить будем.

В отсутствии строптивой Верки, мы за час перенесли к реке, провонявшие кухонный стол со стульями, остатки неразделанных туш с неочищенными шкурами, и закопали подальше за северными воротами горы валяющейся перед домом требухи и прочих нечистот.

— Ну-с, барышни, — обратился я к запыхавшимся женщинам, пока они не расслабились после тяжёлого трудового часа, — а теперь вяжем пучки травы, несём воду и, отмываем всё, что успели загадить. Через час приду, проверю. Пока вы не закончите Верка будет сидеть взаперти, так что, торопитесь.

Верку выпустили из «заключения», через два часа, когда около дома всё было убрано и отмыто, и только на плите в большом горшке шкварчало растапливаемое сало, и в большом оцинкованном баке закипала вода.

Не обращая внимания на обиженную мордочку, под моё бормотание о недостойном поведении некоторых членов младшего рода, Немо дотащил её до нового места работы.

— Здесь, — я обвёл небольшую площадь, находящуюся в северо-восточном углу Аурума, — будет мясная площадь. Сюда охотники будут приносить добычу, и здесь вы будете её разделывать. Заготавливать мясо, чистить шкуры, и отправлять на хранение. Здесь и к воде ближе, и от домов дальше.

— Отсюда до погреба носить далеко, — возразила Верка.

— Держи, — по моему знаку, Юрка подкатил ей тележку заполненную ножами, горшками и прочим кухонными принадлежностями. — Пока этим обойдётесь. Когда забор перенесём, здесь ледник построим.

Верка не обращая внимания на «подарок», подтянула к себе плетёный стул и, забралась на него с ногами.

О леднике здесь слыхом не слыхивали, и Верке было наплевать на непонятное слово, она была погружена в свои переживания и достучатся до её здравого смысла, очень сложно. А я и не собираюсь. Меня две корзины неочищенной соли ждут и один заброшенный электролизёр с самогонным аппаратом. Без мыла, вонь от немытых тел, преследует меня повсюду.

— Завтра, Ева пришлёт пару своих девочек, они сплетут вам небольшой навес, чтобы дождик на вас не капал. Шкуры, здесь не обрабатывать. После снятия, топите в реке, дня на два, а потом везите к Наде на ПромДвор. Дальше не ваша забота.

— Алекс, ты останешься без жира после этого, — не сдавалась Верка, с ехидством смотря на меня. — Печка там осталась.

— Ничего, тележку я вам дал, на ней сало тоже таскать можно. Всё везите к дому, Юлька присмотрит, и за печкой и за жиром. А вы работайте, не останавливайтесь.

Отойдя пару шагов от ново-организованного предприятия, я остановился.

— Верка, готовься. Сегодня вечером, у нас будет крупный разговор. Дарья, тебя как члена семьи Немо, это тоже касается.

Я повернулся к князю.

— Ты слышал, ваше сиятельство? Присмотри за своими женщинами. Перебирайся сюда со своими бойцами, и тренируйся пока здесь. Заодно за восточной калиткой посматривайте, мало ли кто через брод вместо охотников полезет.

Немо замер на секунду.

— Оружие нужно.

Нужно, это он правильно заметил. И не только оружие.

— Бери арбалеты, ставь щиты, и учи стрелять. У Светки, забери копьеметалку….

— Не даст, — перебил меня Немо.

— Я с ней договорюсь. Пока другого предложить не могу.

Озабоченный вид Немо, заставил меня остановиться опять.

— Что случилось?

— Со Светкой надо что-то делать. Охотники недовольны.

— Что их опять не устраивает-то? — как меня достали эти дубовые апологеты местных обычаев. То это им не то, то, то им не это. Один зубной скрежет от них.

— На охоту ходит…

— Кто, Светка? Пускай ходит, им какое дело?

Тьфу, всё время забываю, где я нахожусь, и кто меня окружает. У аборигенов, такое не принято. Здесь даже в голову никому такого не придёт. Любое отклонение от заведённого порядка, заканчивается смертью или изгнанием. А в Ауруме и так, многие порядки изменены до неузнаваемости, или вообще не действуют. Женщинам, это нравится. Здесь они чувствуют себя более… востребованными, нужными. Я не запрещаю им заниматься тем, чем они хотят, если от этого не страдает основное занятие. И Немо, мозги уже пропесочил по этому поводу. Да, он сам уже увидел, на что способны жёнщины, если им не мешать. Главный показатель, в его ещё диком мозгу, это отсутствие голода. А Аурум, не голодает.

Остальным-то охотникам, на это наплевать, у них свои взгляды на то, что хорошо, а что плохо. Делиться монополией на то, что даёт абсолютную власть над другими, они не хотят. И ни как не поймут, что здесь, в Ауруме, они её лишились сразу, как попали сюда.

Но, Немо прав. Мне сейчас только распрей с охотниками не хватает, и так уже не раз «тёрки» бывали, из-за непонимания.

— Хорошо, Немо. Я ей запрещу это делать.

Немо удовлетворённо кивнул головой.

— Отделение становись, — заорал он по-русски, повернувшись к разлёгшимся на земле бойцам.

* * *

(348 день — вечер)

Не успел оглянуться, как уже вечер. Юлька, подменившая сегодня Верку на кухне, зовёт на ужин, а у меня ещё столько дел…

— Есть, есть, — кричала, надрывая голос на весь Аурум, двенадцатилетняя девчонка, стуча поварёшкой по эмалированной кастрюле. Я вздохнул. Не дадут нормально работать.

Ну, почему здесь в сутках только двадцать шесть с половиной часов? С теми проблемами, которые стоят перед нами и тридцати не хватит. Я уже не говорю о сне. На свежем воздухе, так набегаешься за день, что семь часов это просто издевательство над моим организмом, а добавить ещё пару часиков рука не поднимается.

— Девонька, ты чего разоралась? — не выдержал я, когда звонкий девичий голос резанул по ушам. — Я тебя хорошо слышу. Ты к Вере беги, и её позови, а она всех остальных с собой прихватит.

Юлька не поняла ни слова и, по ушам опять проехалось громкое «Есть». Даже ещё громче, чем в первый раз. Тьфу, на неё, только это слово и выучила.

Взяв из её рук поварёшку, я приложил палец к губам.

— Вера, — указал я половником в сторону Яузы. — Зови Веру сюда, — я показал пальцем на дом.

Юлька, сначала смотревшая на меня с непониманием, узнала произнесённое мной имя и, улыбнувшись, что-то быстро-быстро затараторила на тарабарском языке.

Остановив жестом её словоизлияние, я снова показал ей рукой в сторону реки.

— Вера. Здесь.

Юлька кивнула и, мелькнув пятками, скрылась из поля зрения.

Собирались к столу долго. Ева с Ольгой никак не могли оторваться от плетения ставень, за которые взялись, не успев закончить охотничью хижину. Надька, вместе со Светкой и Танькой, ни как не хотели покидать ПромДвор, и уже собрались садиться ужинать со всей артелью. Если бы не Кондрат пришедший вместо них, так бы оно и произошло.

— Тащи, — коротко сказал я, и он притащил.

Дождавшись, когда все займут свои места, я стукнул кулаком по столу, так, что подпрыгнули глиняные миски с ложками, тихо звякнув друг о друга от неожиданности.

— Вы, что охренели? Надька, это тебя в первую очередь касается. Ты что там устроила? А вы, — я со злостью посмотрел на съёжившихся помощниц. — Не хотите сидеть со мной за одним столом, я вмиг вас к другим переведу. В общей хижине со всеми жить будете.

— Они же наш род, — вяло возразила Надька.

Я ещё раз стукнул кулаком по столу.

— Цыц глупая баба. Твой род здесь. И ты должна себя вести как цар… жена главы старшего рода. Ты ещё сюда всех приведи потому, что они «тоже наш род».

— Но…

— Никаких «но». Ты видела, чтобы я со всеми кроме вас, нюхался?

Надька с Веркой отрицательно помотали головами.

— Нет. Я всегда держу всех на вытянутой руке. Это называется, запоминайте, держать дистанцию.

— А как же… — опять начала Надя.

— Надь, — перебил я младшую жену. — Кто у тебя в артели больше всех работает?

Ева, хмыкнула. Ольга её поддержала.

— Она, — ответила Ольга на мой вопрос, показывая на Надю пальцем.

— А остальные?

Услышав от Евы перевод, Ольга улыбнулась и, развалившись в кресле, показала, как работают остальные.

— Почему в твоей артели так происходит? Я тебя там кем поставил?

— Но у меня не получается… — опустила глаза Надька. — Они работают, только когда я начинаю работать.

— А заканчивают, когда ты заканчиваешь? — продолжил я её мысль. — Светка, я зачем тебя с Ольгой поменял местами? Тебе напомнить?

Светка съёжилась ещё больше и, мне показалось, что она собирается залезть под стол.

— Куда собралась? Сядь обратно. Я зачем тебя к Надьке поставил? Чтобы ты, на охоту ходила?

Светка хлопала глазами как яловая корова, и мотала головой, когда слюна моего гнева забрызгивала ей лицо.

— Надька, рядом сидишь, видишь, подруга не понимает ни хрена, переводи ей.

Надька, отдвинувшаяся от получавшей разнос подруги, нервно подвинулась обратно.

— Ты о чём с Матрёной разговариваешь? Какие нахрен «амазонки»? Ты забыла, чем вы занимаетесь? Я напомню — цементом и кирпичами. Ещё раз услышу эту чушь, я вам всем титьки поотрезаю, «амазонки» хреновы.

Все до единой женщины, после моих слов, схватились за грудь. Дошло. Даже до тех, кто языка не понимает.

Сексуальная картина получилась. Даже Надькины маленькие… Ой! А чего это у неё грудь в руку перестала вмещаться?

— Лёнь, ты самый быстрый, сбегай в кузницу за Олесей. Скажи, я позвал, медосмотр сделать надо.

Лёнька вздохнул, положив ложку, зажатую в руке, в пустую тарелку, и скрылся за дверью.

— Что, сучьи потрохи, — я хлопнул ладонью перед Веркиным носом, — решили развалить весь Аурум, и отправиться кочевать вместе с другими родами? Я не сильно ошибусь, если скажу, что вы уже собрались.

— Нет, — встрепенулась Верка, — мы не собрались. Мы не пойдём.

— А куда вы денетесь? Завтра ваши «помощницы» прикажут вам, и вы пойдёте, вас же мало, а их много. Это меня с Немо ваши скво и охотники побаиваются, а вас нет. Вы же «свои». С вами можно не церемониться. А скоро и нас перестанут бояться, благодаря стараниям одной глупой княгини…

Верка вздрогнула. Она уже забыла не очень понятный ей разговор. Но, я-то помню.

— Ты, что думаешь, все бабы дуры? Нет, Верка, это ты дура. Ты оказала неподчинение главе рода, в присутствии простых жителей. Завтра они начнут делать то же самое.

— Они не смогут…

— Почему? Раз тебе можно, почему им нельзя? Или ты из другой глины вылеплена? Нет, Верка, они будут смотреть на тебя, и повторять за тобой. Ваши помощницы уже сели вам на шею. Завтра вы будете работать, а они вас подгонять. Ева, ты глазки не отводи. Кто у вас в артели командует, ты или Катька? Почему я должен был её убеждать, что завтра надо дать двух девчонок для Веры?

— Я не мочь. Я крыша плести…

— Вот. Ты с Ольгой на крыше, а Катька с девчонками по всему Ауруму без дела гуляют.

— Они не слушать….

— А ремень на что? Не можешь сама, Ольге скажи. Ольга не сможет, меня или Немо позови, мы решим вашу проблему. Но лучше вам самим это сделать. Уважения больше будет.

Хлопнула входная дверь, и появился Лёнька с обалдевшей Олесей.

— Вер, спроси у неё, она ела?

Верка перевела, и Олеся утвердительно кивнула головой.

— Скажи ей, чтобы на диване подождала.

Олеся, с опаской посмотрела на диван, и села на самый краешек. Дикий народ, мебели боится.

— Ладно, сейчас ужинаем, а вы думаете, что вы за день натворили и чем помогли Ауруму? Верка накрывай.

Ужинали мы в полной тишине. Не было, шушуканий сопровождавших общее застолье, смешков, и женских ужимок. Даже стулья не ёрзали по полу, как бывало раньше. Тишина полная. Нет, не совсем. Слышно как ложки о тарелки звенят и хруст работающих челюстей. Да Олеся начала ёрзать на диване.

— Так, барышни, — я обвёл взглядом своих жён, — а теперь марш на второй этаж, Олеся вас осматривать будет.

Надька с Танькой недоумённо переглянулись, но помня мои слова, перечить при Олесе не стали, и покинув стол, отправились наверх.

Пятнадцать минут, мы с Немо обсуждали дела его маленькой «армии», и его новые обязанности — полицейского надзирателя.

— Немо, ты, если увидишь, что наши девчонки не справляются со скво из твоего бывшего рода, помоги им. Всыпь батогов, штук десять, каждой. И нашим женщинам напоминай, что это они должны командовать, а не ими. А то, они всё время об этом забывают.

Немо, склонил голову в знак согласия и, сведя брови, показал кулак своим благоверным. Нет, ну это плагиат. У местных такого жеста я не замечал. Но, с другой стороны, я к этому и стремлюсь. Окружить себя людьми похожих на тех, с которыми я не увижусь никогда.

Через пятнадцать минут, Ева с Надькой вернулись обратно.

Отпустив Борьку с Лёнькой, я показал Олесе на освободившееся место.

— Рассказывай.

Верка перевела, и Олеся разразилась непонятной и очень длинной тирадой. Тьфу, на неё.

— Короче.

Вслушиваясь в то, что говорит лекарка, Верка улыбалась всё шире и шире и, не дослушав до конца бросилась обниматься к подруге… к подругам. На Еву и на Надю излилось море ласк.

— Верка, брось ерундой заниматься, переводи.

— Алекс, — начала Верка, — ты станешь папой… Два… — переводчица замялась, — двое… или двух?

— Что ты там бубнишь, говори чётче.

— Они беременны, — выпалила Верка и снова бросилась обниматься.

Фу, словно камень с плечь свалился… и тут же навалился обратно.

— Светка, Танька и Ольга… — я говорил почти шёпотом, боясь своих слов, — тоже вместе с Олесей прогуляйтесь наверх, и Дарью с собой возьмите.

В один миг, за столом наступила тишина. Верка слезла с Евиных коленей, на которых разместилась по простоте душевной, и села рядом с Немо и Дарьей.

Поименованные дамы, молча встали и, не говоря ни слова, поплелись наверх.

— Иди, — я указал Олесе глазами, вслед уходящим девушкам. Олеся кивнула, и застучала босыми пятками по ступенькам.

Итог осмотра был… это, с какой стороны посмотреть. С одной, просто замечательный итог. Все, кроме Светки беременны. С другой… какой кошмар. О том, что шесть человек в скором времени уйдут в «декрет», я не говорю. А как потом быть с наследниками? Тьфу, тьфу, тьфу… чтобы все выжили. Кого из них считать законными, а кого нет?

Правил на Обновке, в этом вопросе никаких нет. Это упрощает дело, всегда можно признать законными всех, не зависимо от того, родились в браке или вне его. Нужен закон, о котором я всё время говорю, но так и не написал, ни строчки.

— Спасибо Олесь, можешь взять себе со стола что ни будь, за работу, и иди, отдыхай.

— Надька… — Надька находилась в каком-то непонятном мне состоянии, ни то радости, ни то горя, и была погружена в себя. — Вер, переведи. И на счёт угощения не забудь.

— Теперь, дамы и господа, разговор у нас будет более серьёзный, чем раньше, — продолжил я разговор, когда за отоварившейся Олесей закрылась дверь.

Нервное возбуждение, от предстоящих грандиозных задач, настолько охватило меня, что очень захотелось сбегать до ветра. Вскочив с места, я стал ходить взад вперёд и думать, с чего начать.

— Верка, ты помнишь наш разговор?

Маленькая девочка сморщила лобик.

— Плохо, — созналась Верка в содеянном, — я тогда ничего не поняла.

Кто бы сомневался, чтобы с первого раза, маленькая дикарка поняла принципы феодализма, принципы владения собственностью, и многое другое…. Да я сам в школе несколько месяцев это изучал, будучи начитанным мальчиком. Так, до сих пор толком не разобрался, что он из себя представляет. Настолько многообразной оказалась эта военная социально-политическая формация.

Но, с другой стороны это и к лучшему. Я могу учесть ошибки предков и, взяв за основу принцип построения властной иерархии, построить что-то новое.

Обежав вокруг стола пару кругов, я сел на своё место.

— Лёнька, Борька, кто из вас быстрее и сильнее, бегите к сараю и принесите сюда пару горстей маленьких камушков. Бегом.

Пацаны, подарвались и метнулись, только ветерок прошелестел по комнате.

— Девушки, а вас я попрошу убрать со стола и помыть посуду. Верка, проследи за порядком.

Через десять минут я рассматривал ведро камней, которое близнецы в служебном рвении притащили в дом. Не успел я открыть рот, как весь щебень оказался на обеденном столе. Куча, лопаты на четыре, украсила вечерние посиделки.

— Руки покажите, — четыре маленькие ладони девятилетних мальчишек протянулись ко мне через стол. Да, в таких ладонях горсти на полведра не вместятся.

— И что это? Я вам, что сказал? Принести две горсти, а вы сколько принесли? Убрать не медля.

Я отгрёб в сторону не большую горсть, пока эти два брата акробата не снесли всё обратно.

— Вер, на кухне ведро стоит с водой, достань из него пару свечей, что-то темнеть стало рано.

Это были первые свечи, которые мы с Юлькой вылепили на пробу из натопленного жира и распущенной бельевой верёвки. Я давно думал над этим, надеясь найти пчёл и воск. Но кроме нескольких насекомых, занесённых с Земли, ничего на глаза не попалось.

Очищая и выпаривая соль, рядом со стоящими горшками с жиром, я вспомнил о сальных свечах. Вот сейчас и проверим, что у нас получилось.

Верка принесла две обтекающие желтоватые свечи, и положила их на стол. Что делать с этими штуками, она не знала. Достав из шкафа пару глиняных плошек, я придавил к ним свечи, чтобы лучше держались и, оголив замазанный жиром фитилёк, чтобы не отсырел в воде, поднёс зажжённую спичку.

Свечи горели. Не электрический свет конечно, но сгустившаяся в комнате темнота, разбежалась по углам, оставив нам освещённое пространство. В доме запахло горелым жиром, и… шашлыками.

Все замерли, и остекленевшими глазами смотрели на трепещущийся огонёк, стараясь не дышать.

— Ну, вот и славно, — подвёл я итог эксперимента и, приступил к лекции.

— Это, — я выкатил на середину стола самый большой в кучке камушек, — я.

В комнате наступила «зловещая» тишина….

— Всем понятно? — на всякий случай уточнил я.

Половина слушателей кивнула головой, вторая пристально пригляделась к камню, ища в нём сходство со мной.

— Это, — я обвёл рукой замызганный грязью стол, — наш город, Аурум.

Это заявление, то же не нашло отклика. Стол, мало походил на наш небольшой городок.

Тут пришлось помучиться, подбирая слова, чтобы донести до неискушённого сознания аборигенов понятие — город. Что Аурум и мы, суть одно и то же. Что если я говорю, Аурум, то значит, подразумеваю всех, кто в нём живёт, но в первую голову себя, как старшего вождя.

На этом все мысли и закончились. Как не крути, а объяснять принципы феодальной системы с её вертикалью власти и земельными отношениями, без понятия собственности, а особенно собственности на землю, задача для вундеркиндов.

Пару раз открыв рот и набрав воздуха, я спустил его обратно, и ринулся в пространные рассуждения о… ботинках. Почему о ботинках? Да кто ж его знает, чего меня на них переклинило. Шибко волновался, однако. Или воспоминания детства… Было дело, с ребятами на Останкинский пруд купаться пошли… домой, двое из троих, шли босиком.

Но так как ботинки были у меня одного, а остальные только начали осваивать мокасины, такой пример оказался не убедительным. Пришлось, давить на «больную мозоль». У Немо это было мачете, которое я у него отобрал, предложив в подарок Борьке. А с женщин, как то с Евы и Верки, стянул мамины свитера вместе со спортивными куртками, к которым они прикипели в последнее время, из-за наступающих холодов.

Вот тут-то их и проняло, и понятие «моё» крепко засело в их головах.

— Ну, что дошло до вас, что такое собственность?

Десять кивков было мне ответом.

— Собственность бывает не только на предметы, что вы носите с собой или на себе. Но и та, которую нельзя унести.

— Как этот дом?

— Да, Борь, как этот дом. А ещё как сарай, как кузня, как печь, в которой мы обжигаем кирпичи и всё остальное. Ну и самая главная ценность, это то, на чём стоит дом, и то по чему мы ходим, и то, что нас кормит…. Земля.

— А разве земля может кому то принадлежать? — удивился Немо.

— Может, Немо, может. Земля всегда принадлежит сильному.

И тут, начался форменный кошмар, и устроил мне его Немо. Он никак не мог взять в толк, почему земля может кому-то принадлежать, это же не кусок мяса. И не смотря на то, что он живёт в Ауруме, уже почти год, кочевник в нём ещё дышит полной грудью. Да как дышит! Дитя степи, итить его.

И тут меня озарило.

— Летом, после первого урожая, начнёт действовать новый обычай. Всё что растёт на земле Аурума, и под землёй, а так же бегает, прыгает и плавает, является его собственностью. Все, кто что-то выкопает или сорвёт, поймает или убьёт, обязаны всё отдать нам. Кто этого не сделает, будет считаться врагом, и будет наказан. Немо, готовь армию, ей скоро предстоит много работы. А вы, господа будущее дворяне, будете следить за порядком, и будете иметь с этого свою долю.

— Люди уйдут, — возмутился Немо, и десять дружных кивков, подтвердили его слова. — Если они будут всё сдавать, что они будут есть?

— Тоже что и сейчас, и даже лучше.

— Как так?

— Все кто получит разрешение, на какую либо деятельность на нашей территории, будут отдавать одну пятую в казну… То есть, на склад во дворце… То есть туда куда мы укажем. Всё остальное останется у них.

— А тот, кто занимается кирпичами… — этот вопрос как не трудно догадаться, заинтересовал Надьку.

— Кирпичи, и всё что нельзя есть, можно обменять на еду, как у нас, так и у кого нибудь другого, кому они будут нужны.

— А если они никому не будут нужны?

— Будут, Надя, ещё как будут. Но, я тебя успокою, всё, что производит твоя артель, мы будем менять полностью, кроме пятой части, которая по обычаю будет и так нашей.

— А как мой артель? — подала робкий голос Ева.

— Тоже самое, Ева. Тоже самое. Я буду оценивать то, что делает твоя артель, в килограммах картошки, и буду давать её столько, на сколько они наработают.

— А кирпичи?

— Так же.

— А мясо? — это уже заинтересовалась Вера.

— Так же.

— Охотники не будут менять мясо на картошку.

— И не надо. Пятую часть они отдадут по обычаю, часть отдадут, кузнецу, который будет ремонтировать им оружие. Часть они отдадут своим женщинам.

— У них нет своих женщин.

— Таня, поверь, к следующему лету, у каждого охотника будет своя женщина. И эта женщина, будет хотеть жить в тёплом и светлом доме, иметь тёплую одежду, хорошо питаться и кормить своих детей. Быть, в конце концов, чистой и хорошо пахнуть. А что для этого надо?

— Что?

— Дать им это сейчас, пускай привыкают, а когда привыкнут… Будем брать плату, за те удобства и безопасность которые даёт Аурум. Скажем, три ведра картошки в месяц с каждого проживающего.

— А где они возьмут столько картошки?

— Пускай выращивают сами, или меняют у того у кого она есть.

— На что меняют?

— А какая разница? Это уже их проблемы. Могут на мясо, могут на рыбу, или ещё на что-то. Вон, девочки из Евиной артели, могут делать хорошую мебель. Столы, стулья, кровати…. вот их пускай и меняют.

— Но ими почти никто не пользуется кроме нас…

— Будут Ева, будут. Для этого есть реклама….

Тьфу, ты. Ну, кто меня за язык всё время тянет. Пришлось объяснять, что такое реклама.

Вот, так, за неспешным разговором, с кучей отступлений, я внушил им мысль, что неплохо быть землевладельцем и стричь купоны со своей земли. А так же, объяснил на пальцах, что чем больше на их земле живёт народа, то тем богаче будут жить они, то есть сытнее, теплее и, уютнее.

Главного не сказал, что делаю это не для них, а для своих будущих детей, которые станут на вершине пирамиды, под названием власть.

Пузатые сальные свечи чадя чёрным дымом, догорали. Пора было заканчивать этот затянувшийся урок.

— А теперь господа, прошу вашего внимания. Все кто знает язык Аурума, переводите тем, кто не знает, и ни чего не пропускайте. О том, что мы здесь говорили, не должен знать никто. Ни с кем не обсуждать, только между собой и без чужих ушей. Титулами, которые я вам присвою завтра, а Надя запишет в книгу младших родов, ни перед кем не хвастаться. Все должны работать так, как работали. Ауруму сейчас очень нужны руки, и первые люди должны показывать своим примером другим, как надо трудиться на благо Аурума… хм, на ваше будущее благо, и благо ваших детей. Сами не ленитесь, но и другим не давайте. Надо бить батоги, бейте. Не можете справиться сами, зовите меня, или Немо с бойцами. За порядок на нашей территории отвечают все здесь сидящие. И ещё….

А теперь ложечку дёгтя, в эту бочку мёда, чтобы не зазнались.

— Право носить звание дворянина и титул, будет пересмотрено через… три месяца. Те кто не будет понимать и говорить на аурумском языке, его потеряют. При дворе, могут находиться только те, кто может общаться со своим монархом, то есть со мной, и читать то, что написано в Законах и Указах.

Верка хмыкнула, и покосилась на сидящую с другой стороны от Немо, Дарью.

— Её тоже выгонишь?

— Верка, я тебя быстрее лишу всех званий и привилегий, чем бессловесную вторую жену твоего мужа. За то, как ты обращаешься ко мне. К главе старшего рода, к монарху, сюзерену, его жене или жёнам надо обращаться — Ваше Величество. К остальным можешь обращаться просто по титулу — князь, граф и так далее, список титулов в порядке старшинства, я напишу завтра вечером. И вообще, барышня, радуйтесь, что сегодня есть титул только у вашего мужа, ну и у вас как его жён, тоже.

Каменная статуя, по имени Немо, чуть шевельнулась и качнула головой. Обозначился, блин. Вроде как присутствует, и что-то вроде слышит.

— Немо, с завтрашнего дня у тебя и у твоих жён будет три имени.

Немо повернулся ко мне, и чуть качнул головой. Ура! Я услышан.

— Твоё первое имя Владимир. Отныне это твоё основное имя. Верка с Дарьей, вы слышали? Вашего мужа зовут Владимир, дома можете называть его Володей или Володькой, это на ваше усмотрение.

— Второе имя, я даю тебе по своему — Алексеевич. Это принадлежность к роду и семье Алексея, то есть меня. Верка с Дарьей, запомнили? При тех кого нет здесь, зовёте своего мужа Владимиром Алексеевичем. Дома, можете по роду не звать.

— И третье имя…. Его я решил оставить прежним. Немо. Это имя твоей семьи и будет передаваться от отца к сыну. Твои дети будут брать это имя у тебя. И оно не будет меняться на протяжении многих лет, может даже веков.

Последнее можно было не говорить…. Это же жители с острова Невезения, на котором нет календаря. Они пока знают, что такое день, неделя и месяц, который я по земному обычаю сделал в тридцать дней. Пока. Как подсчитаю сколько на Обновке дней в году, буду переделывать календарь. Я уже сейчас насчитал одиннадцать целых месяцев по тридцать дней, а до зимы ещё дело не дошло….

— Сегодня три имени есть только у семьи Владимира Алексеевича Немо. С завтрашнего дня все подданные дворянского сословия будут иметь столько же. Порядок присвоения второго и третьего имени я расскажу завтра вечером.

— С этим на сегодня всё. А теперь о делах наших трудных на завтрашний день. Начнём Ева с тебя.

Ева, перебирающая камушки в руке, положив их на место, превратилась во внимательную слушательницу.

— Завтра, оставляешь двух девчонок доделывать ставни, а сама переключаешься на мост. Время не ждёт, надо успеть перенести забор до ваших родов, а весь лес на том берегу.

— Маленький дом, — возразила Ева, — три делать.

— Ева, дома подождут. В них селить некого. Это, во-первых, а во-вторых… выпорю. Ты долго ещё будешь так говорить? Ты жена вождя рода Аурума, не можешь связать двух слов на нашем языке. Как после этого, мы сможем требовать знания языка от остальных?

— Мне нет время, — сделала обиженную рожицу старшая жена. — Я плести…

— Ева, я не спрашивал, есть у тебя время, или нет. С завтрашнего дня по вечерам, после ужина, чтобы была здесь и учила, учила и учила. Лишить тебя титула я не могу, если только выгнать из Аурума, поэтому буду пороть нещадно.

Ева вздохнула.

— Теперь о мосте, завтра, Ева, будем делать опоры… такие же столбы как на заборе, только толще и крепче. Потом, когда с ними закончим, надо придумать, как плести толстые верёвки из ивы, которые называются канаты. Это то, чем ты будешь заниматься в ближайшее время.

Похоже, Еву, заинтересовала новая головоломка, глаза у неё загорелись и, она опять начала шевелить руками… Ребус разгадывает. Ну, бог ей в помощь.

— Надь, теперь ты. Что у тебя сейчас происходит?

— Кирпичи на обжиг заложили вчера вечером. Через четыре дня… три дня и один вечер, мы закончим.

— А с цементом?

— Цемента нет.

— Хорошо, дежурства оставляй как есть. Всех свободных, завтра отправляй к мосту. После того как закончишь с кирпичами, двоих оставь заниматься шкурами, а остальных я заберу.

— Хорошо… Ваше Величество! — Растянув губы до ушей, Надька пригнула голову, подсмотрев этот жест у Володьки.

Какие же они ещё дети. Они воспринимают это как игру! Хорошо, пускай будет так.

Потом, всё равно придётся принять это всерьёз, выбора я им не оставлю.

— Володь, — обратился я к Немо новым именем. — Завтра, своих мальчишек переведи на мост. Охотников, до моего распоряжения на охоту не пускай. Будут задираться, один болт в ногу самому шумному загони. Смотри, кость не задень, не вылечим.

Застывшая маска на мгновение оттаяла, показав лицо живого человека… лишённого эмоций. Тьфу, на него. Когда он здесь появился, у него такой привычки не было, а теперь с каждым разом, он всё больше и больше становится похож на японца. Насмотрелся, блин, начитался. И как я узнаю, одобряет он моё решение или нет? Впрочем, это не важно, главное, чтобы выполнил.

— Вер, что у вас? Много ещё туш осталось?

— Да… Ваше Величество.

Тьфу, на них. Побью я их когда-нибудь.

— Ты, мне ваше сиятельство, по простому отвечай, здесь только свои сидят.

Верка ехидно улыбнулась.

— Добычи много. После того как ты нас прогнал, далеко ходить надо. Не успеваем.

— Ну, ничего, завтра охотники дома посидят, мостом займутся,… а может и недельку. Поэтому, заканчивайте начатое. Потом, ты с Дарьей переключайся на мыло и на свечи, а всех остальных ко мне.

В комнате стало темно. Последняя свеча, выпустив струйку дыма, колыхнулась и погасла. Знак свыше, однако, значит, пора заканчивать это совещание, и готовится к завтрашнему дню. Отсыпаться.

* * *

(349 день)

Охотников собравшихся на правый берег, мы поймали у самой реки.

— Ба, какие люди. Иван, Фёдор наше вам почтение, — поприветствовал я мужиков с довольными лицами, — о, извините господа и вам тоже.

Под такое дело котелка на голове не хватает, как бы это приветствие выглядело импозантно, вычурно, и соответствующе моменту.

— И куда вы собрались?

Володька, перевёл мой вопрос, опустив приветствие. На Обновке, никто не думал над отвлечённым этикетом. Вызвать на поединок, это сколько угодно, а пожелать доброго здравия, или дня, это какая-то абстракция.

Услышав вопрос, охотники дружно загалдели, размахивая копьями и копьеметалками, показывая ими на другой берег. И без перевода понятно, о чём они говорят.

— Господа, не надо говорить всем вместе. Пусть говорит кто-нибудь один.

Вперёд вышел Фёдор… Странно, я был уверен, что это будет Иван.

— Ниска идёт, — перевёл Володька, — ещё два дня идти будет.

Ниска, ниска… а, ниска — это мелкое травоядное размером с немецкую овчарку, на вид что-то среднее между зайцем и кенгуру. У Верке, в переработке, их тушек большинство. И шкурки у них ничего так, пушистые.

— Володь, скажи им, что Ауруму, пока не нужно мясо, у нас его много, Ауруму нужен их труд в другом месте.

Охотники хмурились, неуверенно поглядывая в мою сторону, и не поднимая шума, бросали на другой берег нетерпеливые взгляды.

О чём-то переговорив охотники вытолкали вперёд Фёдора. Воткнув копьё в землю, вверх наконечником, он сделал шаг в нашу сторону, и что-то быстро затараторил на тарабарском языке.

— Володь, чего он хочет?

Володька пожал плечами и, отстегнув с пояса деревянный меч, плюнул на его рукоятку, растёр плевок руками, и… уколол тупым концом Фёдора в живот, сбив его с ног.

— Ты чего делаешь, князь? С ума сошёл?

— Возражал, — коротко ответил Володька и, вытянув вперёд меч, показал им на Ивана.

Иван вздохнул и нехотя, перевернув копьё тупым концом вперёд, бросился на князя.

Да, многому научился, маленький мальчик по имени Пыр. Не зря я дал ему княжеский титул с вполне благопристойным именем Владимир.

Князь коротким круговым движением, отвернул копьё противника в сторону, сдвинул меч вперёд по древку, отбивая Ивану пальцы, и следующим движением выбив копьё из рук, отправил мужика в Яузу.

Ну, всё! Пипец нам пришёл! Сейчас охотники озвереют и мы, повеселимся. На всякий случай, я тоже отстегнул меч и стал ждать последствий Володькиной бравады.

Но, не тут-то было.

Никто из охотников нападать не собирался. Все очень внимательно слушали Володьку, который им чего-то там втолковывал, и дружно кивали головами. Помогать встать на ноги поверженным друзьям, никто не стал. Отлежавшийся Фёдор, не показывая признаков агрессии, поднявшись на ноги, оставив копьё воткнутым в землю, подошёл к остальным. Ивану, вылезти из реки помог я, протянув ему свой меч. После прошедших дождей уровень реки приподнялся, а когда опустился, берега превратились в мерзкую топь, и выбраться на сухое место стало не тривиальной задачей.

Плохо не знать язык своих подданных. Любопытство в могилу сведёт когда-нибудь. Эх, придётся образовываться, и идти, так сказать, против своей лени. Если выучу пару десятков слов, от меня не убудет.

Пока я размышлял о пользе изучения иностранных языков, Володька о чём-то договорился, и охотники, покачивая головами, пошли обратно к своей хижине. На правый берег, они всё-таки попали, но уже с секаторами, топорами и пилами, чтобы расширить и углубить пляж, и дать необходимый материал для строительства моста.

— Ваше Величество, Ваше Величество…

Это ещё кто там такой выискался, грамотный?

— А это ты Лёнька, что случилось?

Переминаясь с ноги на ногу, мальчишка смотрел на меня снизу вверх умоляющими глазами.

— А когда трубу будем делать?

Какой умный мальчик, я совсем забыл о том, что я не только… хм, «величество», но ещё и печник, кузнец, мыло- и солевар, и прочая, прочая, прочая.

Я потрепал мальчишку по чёрноволосой голове.

— Сейчас, Лёнька, с князем Владимиром переговорю, и пойдём.

Я подозвал Володьку, который воспользовавшись затишьем, выстроив своих бойцов, заставил их размахивать деревянными мечами, с привязанными к ним камнями, и одновременно выкрикивать слова аурумского языка.

— Володь, присмотрись к Сергею с Сашкой. Нам двух бойцов мало, а шесть охотников много, ты перемани их по тихому к себе, и начинай учить.

Князь склонил голову, в знак согласия и, отвернувшись к бойцам, заорал на весь Аурум.

— Батогов захотел лентяй? Выше поднимай, сучий потрох…

Армия, вздохнул я. Здесь порядки зарождаются такие же, как и на Земле. Удивляться здесь нечему, у Володьки вся моя библиотека в распоряжении, а там не только дамские романы, но и сугубо мужские.

— Ну, пойдём, — махнул я рукой Лёньке, направляясь к месту строительства, — построим твою печку, похожую на свечку.

Печка была как печка, но просто напало на меня что-то, и я ляпнул это в рифму, для красного словца.

Лёнька, который шёл рядом со мной, притормозил.

— Печь на свечку не похожа, — серьёзным тоном заявил он. — Я вчера видел свечи.

Чересчур прагматичный народ попался, не отвлекается на искусство. Ни песен, ни стихов, ни танцев у костра, ни наскальных рисунков… здесь и скал-то нет. Ни-че-го. Даже скучно с ними. Шуток не понимают, чувство юмора в зачаточном состоянии. Володька, было дело, улыбнулся пару раз моим скабрезностям, и как оборвало. Нет, надо приближать их к прекрасному, к культуре, иначе кошмар будет.

— Ты прав Лёнь, совсем не похожа, это я пошутил.

Что такое шутка Лёнька не понял, но переспрашивать не стал, мы уже подошли к хижине с недостроенной трубой, и надо было заниматься делом.

— Лёнь, бери лестницу, и затаскивай все, что надо на крышу. Затащишь, приступай, меня не жди. Я, как и обещал, разрешаю тебе доделать трубу самому.

Лёнька, с сомнением посмотрел на меня, потом, с восхищением на крышу, и опять на меня.

— Правда?

— Да.

И Лёнька забыл обо мне. Увлечённый, однако, человек. А, нет, вспомнил.

— А какой высоты трубу делать? — донеслось сверху.

— С себя ростом, и… осторожнее не свались.

— Не свалюсь, Ваше Величество, я спрыгну, — и… спрыгнув с крыши, побежал к сараю.

«Вьетнамская» панамка, она и есть «вьетнамская» панамка. В центре высоко, а по краям скаты крыши не дотягиваются до земли каких-то полутора метров.

Выругавшись вдогонку, для приличия, на тему техники безопасности, я поправил на поясе меч, и пошёл к реке. Там меня уже ждали.

— Ваше Величество, — закричал Надька, заметив, что я иду в их сторону. — Что делать надо?

— Наше Величество думает! — отмахнулся я от неё. — Значит так, пошли кого-нибудь в сарай за мотком провода, внизу справа в самом углу валяется, беленький такой. Лопаты где?

— У нас, около печи лежат.

— Скажи, чтобы принесли, и лом не забыли.

Надька начала раздавать команды, которые девчонки, не торопились исполнять. Ну, ну, посмотрим, что будет делать будущая царица со своими подданными.

А Надька, бросив командовать, направилась к сараю сама.

— Стой, — остановил я свою жену. — Ты чего? Далеко пошла?

— Я сама схожу, мне не трудно, — Надька растерянно улыбнулась и, пошла дальше.

— Стой на месте, я сказал, раз, два. Ты чего, мать, с ума сошла? Ты, будущая царица, должна заставлять своих подданных работать, а не делать это вместо них, и уж тем более не быть на побегушках.

— Они не слушаются, — промямлила Надька, опустив голову.

— Что значит, не слушаются? Возьми ремень, возьми прут и дай им по тому месту, откуда ноги растут.

Надька повернулась к стоящим в стороне саботажницам и, посмотрев на ухмыляющиеся лица, снова повернулась ко мне.

— Я не могу. Я боюсь.

Боится она.

— Смотри жена моя, как надо пересиливать свой страх и делать то, что надо.

Эх, не взял с собой лишний ремень, придётся штаны поддерживать.

Отстегнув с пояса всю амуницию и передав Наде, я вытащил ремень из штанов и, придерживая их левой рукой, занялся прикладной педагогикой.

Я прикладывал и справа, и слева, и снизу… туда почаще. А Матрёне, как «самой, самой» приложил и в глаз. Жалко бабу, она, конечно, сильная, но мягкая. Совершенно очевидно, что кто-то на неё влияет. Кто? Уж не эта ли барышня с большими опахалами ресниц и острыми ушками, которая улыбается, смотря на мои сползающие штаны.

— Надька, где Светка?

— У печи дежурит.

— Зови её сюда, и Немо у Верки поищи, пускай со своими бойцами сюда идёт. Суд царский проводить будем. Стой, Еву не забудь предупредить.

На маленькой площади между Яузской калиткой и Мясной площадью, собрался весь Аурум, даже охотники, заинтересовавшись шумом, бросили работу и перебрались на нашу сторону.

— Ну-с, приступим, — осмотрев площадку заполненную народом и на Наташку удерживаемую двумя бойцами, я сел в пластиковое кресло, принесённое Борькой и постучал перед собой, по земле мечом. — Светка, встань вот здесь, и рассказывай. Верка, ты переводи.

Светка, вышла вперёд, и вопросительно на меня посмотрела.

— Что рассказывать?

— Всё. Я хочу знать, почему артельные «Надеи», не слушаются своей… хозяйки. Почему ты, поставленная туда, вместо того, чтобы помочь Наде, занимаешься подстрекательством к неподчинению.

Светка молчала. Только посматривала в сторону Таньки, и о чём-то с ней перешёптывалась на тарабарском.

— Светка, не заставляй нас ждать, у нас работы много.

— Я не знаю, что сказать, — созналась Светка. — Я не хотела.

— Тогда скажи, кто у тебя числится, хм… в «амазонках».

— Матрёна и Наташка.

— Молодец, помнишь. И о чём ты с ними говорила?

Светка оглянулась по сторонам ища поддержки но не найдя её, снова опустила голову.

— Об охоте. Я говорила, что женщины должны быть сильными, как Матрёна. И мы тоже можем пользоваться оружием как охотники. А ещё, что надо просить у вас Ваше Величество, что бы у нас сделали как у Немо.

Неужели это гадость под названием «маниакальный феминизм», просочилась и сюда? Но, откуда?

— Князя Владимира, — поправил я. — И что? Почему твои «амазонки» решили не слушаться Нади, и вообще не хотят работать?

— Я не знаю, я им ничего такого не говорила.

Я посмотрел на Надю и на Таньку. И показал им мечом, чтобы встали рядом со Светкой.

— Ваше величество, — я впервые обратился перед всеми ко второй жене полным титулом, — ты подтверждаешь, что Светка не подговаривала артельных к отказу от работы?

— Да, Ваше Величество, Светка при мне о таком не говорила.

Я кивнул головой, и посмотрел на Таньку. В прошлом, она была неформальным лидером среди пяти женщин, появившихся здесь с Омумом, но в последнее время ушедшая на задний план.

— Ты подтверждаешь, что Светка не подговаривала артельных против Нади, и к отказу от работы.

— Да, Ваше Величество, Светка при мне никого не подговаривала.

— Хорошо.

Я показал троице мечом, куда им встать.

— Подведите Наташку, с ней говорить будем.

Бойцы вытолкали Наташку, вперёд и отошли в стороны. Молодец Володька. Надо ему конфетку сделать.

— Почему не слушаешься своей хозяйки, и отказываешься работать?

Наташка с подбитой скулой, посмотрев на отошедших в сторону бойцов, собралась бежать, но была схвачена и поставлена на место.

— Князь, скажи охотникам, чтобы принесли сюда свою любимую скамейку. Эта скво стоять устала. Ева, у тебя где-то батоги заготовленные есть, принеси парочку.

— Ну-с барышня, мы вас слушаем.

— Она не вождь, — сказала девушка очень тихо, что Верке пришлось пару раз её переспрашивать, прежде чем перевести.

— Я, вождь рода Аурума, назначил свою жену старшей над вами, и вы должны её слушаться как меня. Вам говорили об этом? Я спрашиваю. Чего молчишь?

— Она не вождь, — уже громче повторила Наташка, поднимая голову. — Я старше её, я сильнее её. Почему она должна быть старшей? Мы «амазонки», должны быть рядом с вождём рода, это мы можем родить хороших охотников, а она… слабая, она не может быть старшей.

— Я назначил её старшей, ты должна ей подчиняться.

Наташка посмотрела мне в глаза, но смутившись, опустила голову. Это она с женщинами может играть в гляделки, а с мужчинами здесь такой номер не проходит, охотники за такое по головке не гладят.

Это я их разбаловал! Но пороть будем эту дуру. Может это наказание, проведённое у всех на глазах, остановит других, от необдуманных поступков.

Мужики под командованием Володьки дотащили скамейку до площадки и, оттолкнув Наташку в сторону, поставили передо мной.

— Князь, помоги даме лечь. Спиной кверху.

Володька склонил голову, и сделал бойцам знак.

Не сопротивляющуюся Наташку, быстро пристроили на «порочном станке», скрутив снизу руки, чтобы не сбежала и не свалилась, и замерли в ожидании моего решения.

На площади наступила тишина. В глазах аборигенов застыло любопытство, и маленькая толика страха, особенно у тех, кто чувствовал за собой вину.

Я подумал и, встав с кресла, вынес своё решение.

— За ослушание вождя рода и неподчинение своей хозяйке, за нерадение в труде, нанося роду Аурума ущерб… А так же за попытку побега, артельная Наталья из артели Надея, приговаривается…

Дождавшись, когда Вера переведёт, я вынес приговор.

— … к тридцати батогам. Приговор исполнить сейчас, прилюдно. Князь, передайте батог Светке. А тебе, Светка, советую не обманывать, иначе ляжешь следующей, а пороть буду я. И помни о вчерашнем разговоре.

Все бабы стервы. Светка, свою подругу «амазонку», и вправду не пожалела, и так ей вложила, что пришлось Олесе заняться её лечением, а Верке потрошить мою аптечку.

После Наташки, скамейку посетила вся Надькина артель. Матрёне, как члену клуба «амазонок», досталось двадцать батогов, а Ире… я десяткой ограничился. Последней повезло не только в количестве, но и в качестве, приговор исполняла Надька, не отличающаяся физическими кондициями.

Предложил и Еве, вывести на «лобное» место особо непослушных. Но Ева отказалась, что, в общем-то, правильно, у неё в артели тринадцатилетние девчонки, не то, что у Нади.

Полтора часа потратили на воспитательный процесс. Полтора часа, которые нам никто не вернёт.

Наташку отнесли в новую хижину, где Олеся со своими настоями, а Вера с моей аптечкой занялись лечением. А мы, занялись строительством.

Натянув провод через реку, закрепив его с двух концов, я обозначил ось будущего моста. Под раздачу попала коса, которую я выложил в самом начале своего пребывания здесь, и на которой, до сих пор стоит моя первая верша.

Рулеткой вымерил от оси расстояния — вправо-влево, и в береговой части разметил колышками места заложения опор. Как крепить мост над водой я ещё не знал. Забить плетеные сваи в дно реки мы не сможем, поэтому надо делать, или висячий мост, или придумывать конструкцию опор, не требующих заглубления.

— Ваше Величество, — обратился я к Надьке так, чтобы все видели, что Надька вправе отдавать команды от моего имени. — Перенесите вершевую косу, вверх по течению на тридцать метров и ройте ямы под опоры.

— Хорошо Ваше Величество, — ответила Надька, склоняя голову.

— Скамейку, я оставляю, и батоги тоже. Разрешаю тебе, по необходимость бить батоги нерадивым и непослушным, но не более двадцати.

Надька склонила голову, подставляя мне макушку, которую я и поцеловал. Не удержался.

* * *

(370 день)

Прошло три недели, и год, по земному летоисчислению, как я попал на Обновку. Даже больше, если учитывать, что сутки здесь длиннее на два с половиной часа.

Всеобщими усилиями мост мы построили.

Мне очень хотелось сделать однопролётный натяжной мост, не перегораживающий реку, пригодную для мелкого «судоходства» на плотах, и чем чёрт не шутит, на маленьких лодочках. Весенний ледоход, тоже не надо сбрасывать со счетов.

Но, ничего подобного мы сделать не смогли. Наши возможности оставляют желать лучшего. Не хватает не только материалов и инструментов, но и количества и качества исполнителей.

Конструкцию моста сделали простой. Наплывной мост из связанных плотов, прикреплённых к берегу плетёнными из ивы канатами. Времянка конечно, и по весне придётся выдёргивать, чтобы не снесло идущим вниз по реке льдом, но эта времянка решает много проблем. Все ресурсы Аурума, идут с другого берега Яузы. И, гибкие прутья колючей ивы, и дрова для печей из неё же, и охотники несут добычу, тоже с той стороны. Олеся сбивается с ног, бегая между то одной хлюпающей носом красавицы к другой, а между делом пользует охотников, которым приспичило чихать во время охоты.

Холодная осень вошла в свои права. По ночам, начались заморозки, и на газонной траве, что растёт на моём участке, нередко выпадает роса, а красный столбик спиртового градусника, что висит около двери дачного дома, опускается ниже нуля градусов. Спасает, пока, солнечная сухая погода «бабьего лета», но не за горами, когда сюда придут обложные дожди, а вслед за ними многодневные снегопады и холода.

За три недели, пока мы занимались мостом, произошло несколько событий.

Наконец я сформировал будущую элиту Аурума, раздав по-тихому без всяких ритуалов титулы. Теперь в Ауруме есть один князь и две княгини. Борька с Лёнькой, и дочь Дарьи стали графами и графиней, а Ольга с Танькой, баронессами. Светке дали испытательный срок, который должен закончиться через неделю. Есть надежда, что она станет третьей баронессой. Остаётся открытым вопрос с Машкой и её дочерью. Прочу её выдать замуж за одного из графов. Разница в возрасте небольшая, всего года три в пользу Машки, но оба пока сопротивляются, и Ева с ними заодно. Но вода камень точит, а уж я-то… и без мыла влезу, куда не просят. Сдадутся.

Второе событие и на событие не тянет, но нервы попортило. Я организовал школу, пока только для дворянского сословия. Преподавателем, за неимением других кандидатур, назначил себя. Теперь каждый вечер у себя в доме веду уроки по русскому языку и математике. Других наук типа истории и географии, за отсутствием таковых, не трогаю. Разве, что природоведение, и то по чуть, чуть, чтобы не перегружать мозги аборигенам.

Летом, Еву напрягу. Пускай строит ещё один навес под школу,… а может и не Еву. У нас появились два мастера-каменщика.

Лёнька, закончив кладку трубы в первой хижине, не дожидаясь меня, и без предупреждения, заложив фундамент во второй, самостоятельно сложил печь. Когда я вспомнил о новоиспечённом печнике, было уже поздно, Лёнька подводил трубу под крышу, копируя конструкцию в моём доме. Печь тоже отличалась формами от печи сложенной мной в первой хижине, и больше напоминала, внешне, «голландку». Только форма была круглой, как широкая труба, сверху сужающаяся в обычный печной дымоход.

Блин, он все кирпичи извёл… и цемент. И что я Верке после этого скажу?

— Лёнька, ты чего тут настроил? Где печь?

Лёнька слез с лестницы, и растянув улыбку до ушей широким жестом похлопал по тёмно-коричневому боку кирпичного чуда.

— Вот, — он задыхался от восторга, а я от растерянности.

Что мне делать? С одной стороны, надо наказать мальца за самоуправство, которое ещё неизвестно чем закончится. Большая масса кирпича, на меньшую площадь, может утопить не только саму себя в слабый грунт, но и потянуть за собой всё остальное. Не понятно, и что он натворил внутри конструкции, и куда после этого пойдёт дым.

Но с другой стороны, отбивать у мальчишки желание, заниматься делом, от которого у него стоят торчком уши, а глаза загораются азартным блеском….

Кто сказал, что дворянин это лодырь с привилегиями? Я такого не говорил. В Ауруме, будет несколько иначе, чем в земной истории. Что я, зря даю образование этому сословию?

Не стал трогать Лёньку, похвалил только.

— Молодец, настоящий мастер.

Я вытащил из чехла мачете и протянул мальчишке.

— Нравится?

Лёнька завороженно смотрел на плохо откованный клинок, и силился протянуть руки, но не решался.

— Можешь взять посмотреть.

Вытерев руки о кожаный фартук, который ему презентовала Надька, Лёнька протянул руки и взял холодное оружие.

— Закончим переносить забор, сделаю тебе такой, или этот подарю.

— А Борьке? — сглотнул Лёнька, провожая глазами скользящее в чехол мачете.

— А что Борька?

— Это он придумал, я только делал.

Вот так в Ауруме появился свой Кулибин, графского достоинства.

И наконец, самое сладкое, и тревожное событие. Нас стало больше. Вместе со мной, шестьдесят три человека.

Нет, это не наши жёны и… хм, «наложницы», разродились бременем, а пришли новые жильцы. Точнее их привели… Володька со своими бойцами, в компании с охотниками.

Всего восемь человек. Огрызок когда-то большого рода. Сейчас передо мной стоят четыре мальчика, самый старший из которых, ровесник нашего князя, остальным нет и тринадцати. С ними одна женщина лет двадцати, и три девчонки, ровесницы Нади и Веры.

Повезло этим аборигенам, что вместе с нашими охотниками был Володька. Ох, повезло. Мальчишек бы точно пустили в расход, а женщин притащили бы в Аурум. А нам не хватает мужских рук. Не зря я внушил своим дворянам, что их благосостояние зависит от количества людей населяющих Аурум. И Верке сейчас очень нужны люди. Она организовала артель по производству мыла и свечей, потребность в которых растёт с каждым днём.

— Князь, где все остальные, почему так мало?

— Не выжили.

Из дальнейшего рассказа я понял, что такие «огрызки» в степи не редкость. Тому виной и постоянные стычки между родами, хищники, и болезни. Часто, одно сменяется другим, и в короткое время в роду не остаётся охотников.

Ева была изгнана из подобного «огрызка».

Тревога появилась, когда Верка, вечером, поведала мне о наших запасах. К весне, если зима будет такая же продолжительная, как и лето, мы придём с пустым погребом, или почти пустым. И за три или четыре урожая мы можем не восстановить запасы картофеля к следующей зиме, а нас к тому времени должно стать больше. Хорошо, что морковка, свёкла, зелень и овощи из теплицы, размножаются семенами. Зерно я тоже не дам. Если до него дойдёт, можно спокойно удавится, и не расстраиваться из-за бездарно загубленной жизни. Без него, не будет не только хлеба, но и на животноводстве, можно ставить крест, особенно без овса. А без всего это, росток цивилизации который я так старательно пестую, загнется, не успев набрать силу.

Скрепя сердце, охотников в расширении и строительстве новой стены решил не задействовать. И Верку с Дарьей, Олесей и Настей, тоже. Мясо и рыба, теперь будут нашим основным рационом, пока есть такая возможность.

* * *

(371 день)

Князя Володьку с его бойцами, которых теперь стало на шесть человек больше за счёт Борьки с Лёнькой, и вновь прибывших ребят, отправил на заготовку колючей ивы и камней.

— Где брать? — не меняя выражения каменного лица, вопросил князь, которому, очень не хотелось ковыряться в земле.

— На, — я протянул ему три лопаты, — копай.

Копать сразу тремя лопатами у князя не получилось. И рук не хватало, и щебень около сарая мешался.

— Володь, брось горячку-то пороть. Раздай бойцам, и копайте на том берегу, на месте расчистки, только в сторонку чуть сдвиньтесь, чтобы потом не пришлось строить ещё один мост, через ваши художества.

Обжиговая печь работала в режиме низких температур, экономя дрова, и вся «Надея», переключилась на обработку ивы, которая сразу шла на плетение столбов. Начинать грандиозное строительство, надо, когда есть из чего строить, а не решать эту проблему, в процессе.

Конструкцию опор мы с Евой пересмотрели, так как заглублять их я собрался на два метра, а высоту забора делать четырёх метровой. Так, что шесть метров, вынь да положь. Теперь камнями набивалась только нижняя треть, погружаемая в землю, а остальные две трети была сплошь из колючей ивы. Опоры получились более прочными, и надёжными, но очень затратными, и по материалу и по времени, особенно если учитывать их размеры.

Осталось самое малое, начертить план будущего строительства. Одним умением рисовать, здесь не обойдёшься, это целая наука. Я небольшой спец, в таком деле, но общий принцип знаю. Не раз пользовался такими картами, а как они составляются, видел, когда ездил с отцом в экспедиции.

Вечером, на занятиях, мне спешно пришлось рассказывать ученикам о принципах геодезии и картографии. Забор, должен быть таким, какой начерчен на плане. Суть координатной сетки, уловили только Борис с Лёнькой, ну ещё и Ева, найдя, в сей науке много общего, в частности масштаб, со своей работой.

Для наглядности, я расписал края стола цифрами и, расставив на нём различные предметы, с помощью линейки стал определять их координаты.

— А для удобства, — я фломастером расчертил стол на четыре части, — можно поверхность стола разделить вот так. И каждый получившийся квадрат обозначить буквами.

Расставив первые четыре буквы алфавита по углам квадратов, я дал время осмыслить присутствующим, новую информацию.

— Володь, не делай кислое лицо. Картография для будущей армии важна не меньше, чем оружие и доспехи, а даже больше.

— Зачем?

— А вот зачем.

И я «изобрёл» морской бой. Точнее бой с дикарями. Игра князю понравилась, но для чего нужны карты и координаты он так и не понял. Видать это дело отдалённого будущего… для него, а для строительства забора и других объектов, завтрашнего.

— Князь, из этих двух храбрых воинов, — я кивнул в сторону близнецов, — будем делать инженерные войска. Так, что у тебя я их забираю, но два дня в неделю, после строительства стены, они будут проходить обучение у тебя.

— А вы господа, с завтрашнего дня будете заниматься со мной по отдельной программе.

* * *

(372–379 день)

Чертовски не хватает взрослых, вменяемых людей. Языковой барьер, это вообще божья кара, направленная на своих непослушных детей создателем, за то, что они решили приблизиться к нему.

Лёньки с Борькой, для картографирования местности и составления плана, физически не хватало. Будь у меня теодолит с нивелиром, было бы проще, а так, пришлось брать девчонок из нового пополнения. Мальчишек Володька зажал, но я и не настаивал. Перед ним и так стоит не лёгкая задача.

От всех хозяйственных дел я отстранился, только утром и вечером, проверяю выполненные объёмы, и делаю нагоняй, если есть за что, и раздаю «особо ценные указания», если надо.

Всё остальное время, мы впятером, носимся по территории садового участка, таская мерные инструменты, и учимся ими пользоваться. В промежутках, во время отдыха, с помощью близнецов занимаюсь русским языком с двумя девчонками, и даю дополнительные уроки по алгебре и геометрии.

Для замеров расстояний, поначалу, я хотел использовать рулетку, на пятнадцать метров. Потом передумал, и сделал большую «козью ножку» раздвигающуюся до двух метров. Проблема была с измерением углов.

Простенькую «алидаду» я сделал из куска фанеры, вырезав из неё круг и нанеся с помощью транспортира круговую разметку. В центре импровизированного теодолита, на другом поворачивающемся куске фанеры, присандалил брелок от ключей, сделанный в виде маленькой лазерной указки. Хорошо, что батарейки ещё работают, но на будущее надо что-то придумывать, надолго электроники не хватит.

Всю конструкцию, вооружив её маленьким уровнемером, я прикрепил к самодельной треноге, с не двигающимися ножками.

— Держи вешку прямо. Ещё прямей… По носу своему смотри. У тебя что, одна нога короче другой… Вот! Так и держи.

Ленька, стоящий около солнечных часов, приложил «вешку» к носу, и замер.

— Смотри, — я повернул в сторону замершего Лёньки лазер, и нажал на кнопку. — Видишь?

Борька прищурился, вглядываясь в брата, и отрицательно замотал головой.

— А ты?

Варька, девочка из новеньких, тоже ничего не увидела. И я тоже. Промахнулся.

— Теперь доворачиваем… — пробормотал я себе под нос, поворачивая лазерный целеуказатель.

— Вижу, — заорал Борька, оглушая мне правое ухо. — Ой. Опять нету. Ой, опять есть.

— Не ори. На, сам наводи. Учись.

Борька навёл быстро. Зрение у него не в пример лучше моего.

— Теперь смотри, куда показывает риска. Что написано?

Борька старательно рассмотрел мои каракули.

— Двести семьдесят три и шесть десятых..

— Чего «двести семьдесят три и шесть десятых»? Метра, сантиметра или килограмма?

Борька почесал макушку.

— Э-э-э…

— Не «э-э-э», а… Градуса, балбес. Запоминай. А теперь, что надо сделать?

— Записать?

— Молодец, записывай. Записал? Ещё что забыл сделать?

Борька только хлопал глазами, и молчал.

— Рассказываю ещё раз. Сначала записываешь номер точки, это там где с вешкой стоит Лёнька или Ритка.

— А как я узнаю, какой у неё номер?

— Сам даёшь, по порядку. Точка один, точка два, точка… и так до бесконечности.

— До бесконечности? — Борька уныло качнул головой. — Я такой цифры не знаю.

— Пока не надоест, — пояснил я, и продолжил. — После того, как запишешь номер точки, чего, кстати, ты не сделал, пишешь вот эти цифры, или те на которые покажет вот эта стрелка. Потом кричишь Лёньке или Ритке, чтобы посмотрели отметку на вешке. Записываешь. После посылаешь Варьку замерять расстояние от себя до вешки. Записываешь. Машешь рукой Борьке или Ритке, чтобы шли в другое место. После того как они встанут, выравнивай их и начинай всё с начала.

— Теперь делай всё сам, а я посмотрю.

Через неделю, мы нарисовали первый план. Пока только моих шести соток, но начало положено. Близнецы и три девчонки, (пришлось рекрутировать ещё одну), работают сразу двумя бригадами. Двое бегают с вешками, и две с «козьими ножками» замеряют расстояния. Так получалось быстрее.

* * *

(380 день)

Мелкий противный дождик, зарядивший со вчерашнего дня, сменился с утра мелкой снежной крошкой. Холодные порывы ветра сорвали последние завядшие листья с яблонь и унесли в степь. Градусник на двери показывал устойчивое падение температуры, и сейчас красный спиртовой столбик двигался ниже минус трёх градусов. В Аурум пришла зима.

И как всегда бывает, ждёшь зиму, ждёшь, а она приходит внезапно. И с большим сожалением должен признаться, что мы тоже не успели, и не предусмотрели. Пока только утеплены охотники, дети и молодое дворянское сословие. Тёплой одежды на всех не хватает, и её сейчас спешно, оставив все дела, шьют все свободные женщины Аурума, в том числе и Надькина артель.

Но не только одеждой мы оказались бедны, но и тёплыми помещениями. Пошивка одежды много места не требует, и вторая хижина с круглой печкой… кстати, она греет лучше, чем моя, вполне, умещает «портняжек». Но, для плетения опор, разделённое на небольшие комнатки помещение, не подходит. Нужен навес для «Эдема», а его нет.

Пришло время активных действий.

— Товарищи охотники, — князь Владимир, переводивший мою речь, поморщился. Это слово ему категорически не нравилось, в тарабарском аналога ему нет, и князю приходилось каждый раз строить фразы подходящие по смыслу. Бравый вояка, стал всё больше и больше, походить на своих коллег с Земли. Для пущего сходства не хватает только морщины, между лопоухими ушами. От фуражки. — Мне нужна ваша помощь.

Слушавшие мою речь охотники, насторожились. Всякий раз, когда я обращался к ним за помощью, заканчивалось для них ненужной головной болью. А, что я могу сделать, раз надо?

— Мне нужна ваша хижина.

Чувствуется, что передо мной стоят родственники Немо. Есть в них что-то общее. Даже вот это идиотское выражение лица, одно на всех. Выражение, которое ни хрена не выражает. «Самураи», блин! Только куцые и плешивые бородки подрагивают на ветру, вытирая льющиеся из красных носов сопли.

Блин! Они не привыкли к холодам. Аборигены, обычно откочёвывают в тёплые страны вместе с убегающими от зимы стадами. Это их первая в жизни зимовка, которую они собрались провести в «тёплом» помещении, которое тоже увидели впервые. А тут такой облом.

— Я хочу, что бы вы переселились в хижины к женщинам. Они готовы потесниться, и вы останетесь не в обиде, — заговорщицки подмигнул я «окаменевшим» охотникам.

Выражения лиц сразу разделились да два больших лагеря, а одно отделилось совсем. Трём переселяемым мужикам, не очень понравилась мысль, жить под одной крышей со скво. Это ущемляет, понимаете ли, их охотничье достоинство. Охотник приходит к женщине только тогда когда ему нужно, но быть постоянно вместе… В трёх словах, «проходите товарищ, не задерживайте».

Двое других, были не прочь провести холодное время года между тёплым бочком хорошо пахнущей, с некоторых пор, дамы, и кирпичной печкой. И только один воздержался, не проявив ни недовольства, ни радости. Ему всё виделось в фиолетовых тонах.

Переезд прошёл быстро. Ускорению процесса, способствовал князь, старыми дедовскими методами, и деревянным мечом.

— Володь, скажи товарищам, что мы им всё возместим… по весне.

Оставив князя приглядывать за переселяющимися охотниками, я отправился на Промышленный Двор обрадовать Еву.

В Евиной артели, царило зябкое уныние. Девчонки, включая Еву, кутались в меховые парки и, сидя на выложенных кругом плетёных опорах, грели в широкогорлом горшке с тёплой водой руки. Работа над опорами застопорилась.

Я стоял и смотрел на замёрших женщин, и мне их было жалко.

По-хорошему, не привычных к зиме и холодам аборигенов, не стоило бы заставлять работать на холодном воздухе, и перенести строительство забора на более тёплое время года, на весну. Но, весной будет не до этого. Начнётся пахота, на которую потребуются все свободные руки Аурума, вместе с моими. И пахоту, лучше проводить на территории защищённой от хищников, от мамонтовых коров, которые наверняка по весне попрутся в обратную сторону, и от всяких проходимцев на двух ногах. А ещё половина рабочих рук выйдет из строя, по причине перевешивающих животов, а может и не половина. Остальных-то мы не проверяли, охотники ведь, не только на охоту ходят.

— Ева, — окликнул я свою старшую жену, — собирай своих красавиц, тёплый дом подан.

Так, одним зимним днём, хижина охотников по мановению «волшебной палочки», находящейся в руках князя, превратилась в производственный цех плетёных изделий. А охотники, не смотря на сопротивление, распробовали, что такое фиктивный брак, и во что это вытекает.

— Ну, что князь, пойдём, — похлопал я по плечу Володьку, наблюдающего как последний охотник, придерживая края парки, скрывается за висящей, вместо двери, шкурой. — У нас с тобой есть дела поважнее, чем объяснять мужикам, что делать с женщинами.

Перетащив всё «Эдемское» имущество, в освободившуюся хижину, мы посетили давно забытую мной кузню.

Кондрат был не один. На входе как обычно, на маленькой скамеечке сидела молчаливая Алёнка, и смотрела большими глазами на танцующие, на стене, блики огня.

На растопленном горне неведомой конструкции, стояло ведро с кипящей водой и распаривающимися в нём прутьями ивы. В кузне шёл ремонт, Кондрат вместе с одной девчонкой из артели Евы, спешно заделывал щели, которые мы с Немо оставили для вентиляции.

Новый горн, я видел впервые.

Большой каменный куб, сложенный из множества маленьких камней, занимал четверть помещения кузни. Сверху куба, было сделано углубление, где горел уголь, и должно нагреваться железо. Углубление было небольшим, по отношению ко всей конструкции, и стенки горна были толще, чем в прошлый раз, когда я из экономии сделал их в один кирпич. Сбоку из каменной глыбы торчали керамические трубки, к которым были подведены шланги от моего самопального водяного насоса, который так ни разу и не качал воду, не считая испытаний.

Я подошёл к рычагу насоса-меха и качнул один раз. Да-а, это не ножной насос с его маленьким объёмом, тридцать литров как-никак. Яркое пламя вырвалось из углей и, взметнувшись к плетёному потолку, быстро втянулось в глиняный конус, а из него в глиняную трубу…

Блин, а где железная-то?

Подходя к кузнице, я как-то не обратил внимания на дела «крышные», и что там торчит сверху, меня не интересовало.

Я выбежал на улицу, и обомлел. Труба была полностью керамической и высокой. Метра на три выше, предыдущей.

И как же они её сделали? Я пригляделся. Однако. Труба состояла из маленьких керамических колец не длиннее двадцати сантиметров, соединённых между собой, судя по цвету полосы, цементом. Внешние стенки трубы были странной рифлёной формы….

Ну, понятно, Ева формы, значит, плела, а кто командовал? Не уж-то Кондрат? Нет, вряд ли, здесь нужно воображение, а у Кондрата с этим не очень. Борька, не иначе, мозги приложил, а помог ему в этом Лёнька. Лёнька, был в курсе, что такое тяга, отчего она зависит, и что бывает, когда она очень хорошая.

Впрочем, на этом все новости и закончились. Пока. А там кто знает, до чего додумаются эти вообщем то совсем не глупые люди, им просто знаний не хватает. Но за этим дело не встанет. Близнецов натаскаю, а там посмотрим.

Полюбовавшись на новинки, поохав, и поахав, я занялся делом. Нам очень не хватает лопат. Три лопаты, в свете грандиозности будущего строительства, эта капля в море, с таким количеством инструмента мы будем колупаться до следующей зимы.

— Ну, что князь, не забыл ещё как молотом махать, или теперь это не княжеское дело? — подколол я Володьку.

Князь промолчал. Он подошёл к кучке сваленного в углу железа, и, поворошив её ногой обутой в унты, пожал плечами.

— Мачете можно сделать, — сделал вывод князь, и добавил. — Две.

Мы остались без железа. Всё ушло на «палаши», которыми мы пробивали Правобережную Магистраль, и на наконечники дротиков которые охотники всё время теряют. Я уже не раз грозился отобрать у них заточки, которые они оставили себе после лесорубных работ, но воз и ныне там. Железо тает на глазах. Ну, ничего с лета, им это будет обходиться дорого.

Я посмотрел на маленькую кучку. На лопаты не хватит, даже на одну, а на спусковой механизм арбалета должно хватить, даже на три спусковых механизма. Но сейчас не до этого. Нужно искать металл и, похоже, я знаю, где его взять.

* * *

(381–403 день)

Из тридцати двух опор, что Евина артель успела сделать, шестнадцать пошли на южную ограду Кремля. Так я стал называть, для удобства, свой дачный участок. Он теперь стал больше на одну сотку, за счёт присоединения перенесённой с Земли территории. Две недели, мы устанавливали это чудо инженерной мысли, а потом приступили к демонтажным работам, и за один день вся двадцатиметровая плеть железного забора перекочевала в кузню. И все пятнадцать дней, я вёл разъяснительную работу, среди товарищей охотников, на тему, что они сами виноваты.

— А нечего дротики терять, — отшил я ноющего Димку. — Ещё раз повторится, я вас от охоты на месяц отстраню. Будете в Кремле вторую стену менять.

Лопаты мы ковали долго. Целую неделю. Могли бы и быстрее, но первых четыре дня, мы учились, и экспериментировали. Ну никак не получались слегка изогнутые, с острыми краями и трубочным креплением, штыки. Всегда было, что-то не так. То форма не такая, то толщина листа слишком большая, от чего лопаты становились тяжёлыми и тупыми, то крепление получалось не очень надёжным. Но через неделю мы получили семь, приличного качества лопат, с науглероженной кромкой, и с хорошей закалкой. Технология у этого землекопного инструмента, получилась даже круче, чем у наших мачет.

— Всё, Кондрат, теперь ты знаешь, что и как делать. Ищи себе помощника, и делай ещё пять лопат.

— Князь, — обратился я к Володьке, — выдели нашим кузнецу одного бойца. Пусть каждые половину дня, проводит в кузнице, а потом у тебя.

— Плохой воин будет, — князь, сделал недовольную мину на каменном лице.

— Не будет, князь. Он здесь так кувалдой намашется, что будет поздоровее других. И потом, твоим бойцам оружие нужно?

— Да, — князь примерился к лопате как к копью, и недовольно покачал головой.

— Как с лопатами закончат, начнут ковать настоящие мечи….

Володька, от моих слов аж подпрыгнул.

— Мечи? Ты хочешь вооружить нас мечами?

— Хочу, и не только мечами. Надо сделать нашим воинам доспехи, и арбалеты. Ещё и копья с копьеметалками и дротиками. Ты против?

— Нет. Я… тоже хочу. Но…

— Что «но», князь?

— А мне?

Я усмехнулся. Володька давно мечтает о катане. Настоящей, из железа. Он мне ни когда об этом не говорил, но потому, как часто он меняет свой деревянный меч, всё больше и больше приближая форму нового, к японскому клинку, трудно об этом не догадаться.

— Будет и тебе меч, особенный, княжеский. Ну, и мне, тоже перепадёт. Негоже вождю оставаться без оружия, и без символа высшей власти. Так, что ты не сопротивляйся, и человека выделяй.

Конец первой части.
Загрузка...