Талифа-куми

— Отчего же, — спросила Эльвира, — они столь ценную карту вам оставили? Ведь теперь вы знаете их тайные тропы.

— Хороший вопрос, Эля. Грамотный. Я тоже над этим долго думал. И пришли мне в голову две версии. Или они очень спешили, или, что самое правильное, но и самое для нас обидное, им и в голову не приходило, что мы эти дороги просто забыли. Живем и знать не знаем, сколько на самом деле вокруг нас пустошей образовалось.

На одну из таких забытых дорог они и свернули с трассы в тот момент, когда Костя преследовал их. Она широкой петлей с севера на юг обтекала наш город и вела точно к его юго-восточной окраине. Там неподалеку, как мы позже выяснили, в давние времена деревня шорская стояла. В пятидесятых ее ликвидировали в кампанию борьбы с бесперспективными деревнями, была в те годы такая. А дорога, что к ней шла откуда-то с юга, осталась. Никто про нее не знал. Да что там! Никто в городе не помнил, что в тех местах когда-то люди жили, что уж про дорогу говорить.

А эти знали! Благодаря карте своей. И если бы не Костя, они вошли бы в наш город ночью. С того края, откуда их никто не ждал. Мне страшно представить, что в ту ночь здесь творилось бы.

Были в «мерседесе» и приятные для всех нас следы. Заднее сиденье было сильно заляпано кровью. Текло как из зарезанной свиньи. Дверка у переднего пассажирского сиденья тоже в крови была, но меньше. На полу смятые, сильно окровавленные перевязочные пакеты. Валялось еще два пустых шприц-тюбика с обезболивающим, но, кажется, им это не сильно помогло. Пришлось прибегнуть к другому обезболиванию. В салоне валялись три пакетика с остатками кокаина, идентичные тем, что изъяли на новосибирском вокзале. На торпеде — следы от кокаиновых дорожек.

Титова-младшего мы так и не нашли. Боюсь, и не найдем никогда. Хотя, может быть, где-то всплывет еще или оттает.

А Титов-старший бежал из города сразу после разговора с Филичевым. Прямо в тот же день. По слухам, живет сейчас в Чехии. Семья его здесь и не бедствует. Доказать, что сеть заправок и дом Титов купил на фальшивые деньги, нам так и не удалось. Пока, по крайней мере. Поэтому все осталось в семье.

А я вот сижу и жду. Каждый день, уже десять месяцев. Жду, когда они придут снова.

Вот, Эля, и вся история.

19.

За столиком установилась тишина. Журавленко прихлебывал кофе, время от времени бросая взгляд на журналистку, а та задумчиво вертела на столике диктофон. Потом отключила его, достала желтую сигаретку, зачем-то медленно провела ею перед своим носом, затем зажала ее губами, щелкнула зажигалкой, но прикуривать не стала. Прихлопнула огонек крышкой зажигалки и спросила:

— А вам не страшно?

Журавленко пожал плечами:

— Понимаете, Эля, вопрос так не стоит, страшно или не страшно. Вопрос стоит, кто на этой земле хозяин. Мы или уже кто-то другой? Я уверен и готов доказать, что по-прежнему мы. И я в том числе. — Он показал на себя ладонью, потом развел руки в стороны и улыбнулся: — Вот старенький, а хозяин!

— Под словом «мы» вы имеете в виду полицию? — спросила Эльвира.

— Не только. И даже не только, как раньше говорили, «слуг государевых».

— А кто же тогда эти «мы»?

— Это те, Эля, кто считает себя хозяином земли этой, ведет себя, как положено ее хозяину, и готов доказать свои права кому угодно, когда угодно и какой угодно ценой. Как доказал это Костя Меерович. Как доказывали это многие поколения прежних хозяев земли этой. Потому и народ жив до сих пор, и страна жива. Хотя погибнуть должна была. Много-много раз уже должна была. А живет! И будет жить, пока появляются среди народа хозяева земли этой. А вы спрашиваете, страшно или нет. Время ли об этом думать, когда у нас тут появились невесть кто невесть откуда и решили похозяйничать, нас не спрашивая? Значит, в очередной раз настало время доказать, кто здесь хозяин. И коли кто-то опять потребовал доказательств, он их получит. Мы докажем им, что на этой земле ихнего ничего нет, здесь все наше! В том числе и это, — Журавленко достал из кармана пакетик с бумажкой. — Если это деньги — значит, это наши деньги. Если это Сатана — значит, это наш Сатана. Если это просто клочок бумажки — значит, это наш клочок бумажки, мы и его без спросу взять не позволим. — Он вернул пакетик в карман. — Пусть приходят.

— Уверены, что обязательно придут? — Эльвира снова откинула крышку зажигалки и крутанула колесико.

— Уверен. Им очень надо то, что лежит у меня в кармане. Они слишком сильны и слишком наглы, чтобы отступиться. И, как всегда, считают нас слабыми, глупыми, пьяными. На том и погорят. Как всегда.

Щелк! Эльвира снова, так и не прикурив, захлопнула крышку зажигалки.

— Ну а что вы сделаете, окажись они у вас в руках?

— Ну-у-у... — Журавленко мечтательно и с хрустом потянулся. — Я отведу их в зоопарк.

— В зоопарк? — У Эльвиры чуть не вывалилась сигарета изо рта.

— Ну да, — широко улыбнулся Журавленко. — У нас тут в одном подвальчике имеется веселый зоопарк. В нем живут забавные «слоники», красивые «ласточки», прикольные «лягушки». Наши гости будут играть с этими зверушками, а я — беседовать с гостями. О Косте Мееровиче. Об Алексее Титове. Снова о Косте Мееровиче. И еще о многих и многих интересных вещах. Ну и, конечно, о той самой девушке. Должен же я довести это дело до конца. Должен же сказать ей наконец: «Талифа-куми».

— А потом?

— А потом я их, мерзавцев, — под суд!

— Как под суд?

— А куда? Коли ты преступник — под суд тебя. А вы что думали? Что я их в тайгу вывезу и по девять граммов в затылок? Нет, Эля, я самосуд творить не буду и другим не позволю. Самый справедливый самосуд хуже самого несправедливого суда, как самое маленькое трупное пятно хуже самого большого синяка. Потому что, если есть самосуд, значит, нет государства. А если нет государства, кому же я тогда служу? От кого моя власть проистекает? Вот то-то и оно. Поэтому — только в суд!

Эльвира снова щелкнула зажигалкой и на этот раз прикурила. Потом положила диктофон в сумочку, поднялась и протянула руку Журавленко:

— Спасибо вам, Сергей Викторович, и до свидания. История ваша и правда необычная. Главный редактор не ошибся, когда направлял меня к вам.

— Я рад, — пожал протянутую руку Журавленко. — И знакомству нашему рад, и тому, что помог вам. Значит, думаете, интересно будет вашим читателям?

— Уверена, — убежденно кивнула Эльвира.

— Но ведь в хорошей истории непременно хеппи-энд должен быть, разве нет?

— Не всегда. Да и где вы его в этой истории возьмете?

— Он есть. Небольшой, но есть.

— А ну-ка? — улыбнулась журналистка.

— Через два месяца после похорон Кости ко мне пришла Саша Меерович и спросила, правда ли, что ее, как дочь погибшего полицейского, могут принять в кадетский корпус полиции без экзаменов и вне конкурса. Я узнал — оказалось, правда. Так что моя крестница теперь в кадетском корпусе. Это ведь пойдет как хеппи-энд?

— Да, — кивнула Эльвира, гася сигарету в пепельнице. — Это хорошо. Для крестницы вашей хорошо. Когда с такого возраста растешь в строгой дисциплине, потом в жизни очень помогает.

— Я вам верю, Эля. Почему-то очень сильно верю.

Эльвира накинула сумочку на плечо, сняла темные очки со лба, поправила челку, чтобы надеть их на глаза, но вдруг остановила руку и повернулась к Журавленко:

— Сергей Викторович, еще вопрос. Где тело этой девушки?

— Там, в Барабинске, и захоронили. Мы решили, хватит уже ее мучить. Могила... — Журавленко полез в карман, вытащил записную книжку, перелистал ее и сказал: — Ага, вот. Могила номер сто пятьдесят три. Надпись на табличке: «Неизвестная».

— А кладбище?

— А кладбище, Эля, там только одно.

— Спасибо, — кивнула Эльвира, надела очки и направилась к выходу с веранды.

— Эля! — окликнул Журавленко, когда она уже подошла к лестнице.

Та обернулась. Журавленко смотрел на нее, широко улыбаясь.

— Эля, — повторил он, — я надеюсь, вы дадите мне почитать статью, которая у вас получится из этой истории?

— Конечно, — серьезно ответила Эльвира. — Вам — обязательно. Уж что-что, а это в первую очередь. Можете даже не сомневаться.

И сошла с веранды.

Журавленко, все так же улыбаясь, проводил ее взглядом, достал смартфон и нажал на экран.

— Все в порядке, — сказал он. — Да-да, все как мы и думали. Никаких сомнений. Снимайте «хвост», пусть ходит, где хочет. — Помолчал, слушая ответ. — И если уехать захочет, пусть едет. — Снова послушал собеседника. — А я говорю, все в порядке на сей раз будет. Просто делайте, как договорились. Все, конец связи.

Он нажал отбой вызова. Положил смартфон на стол, достал сигарету и, откинувшись на спинку стула, стал медленно курить, задумчиво глядя на вершину той самой горы.

Примечания

1 Объективка (справка об объективных характеристиках сотрудника) — краткая характеристика специалиста или служащего, основанная на его официально задокументированных успехах или недочетах.

2 «Аненербе» — организация, созданная в Германии в 1935 году для изучения традиций, истории и культуры нордической расы. Большое внимание уделяла оккультному, эзотерическому и мифологическому наследию древних германцев, которое с успехом встраивалось в идеологию Третьего рейха. Существовала до 1945 года.

3 Аллах (Allach) — городок в Германии, предместье Мюнхена.

4 Ай-Ти-Ти (ITT Corporation) — американская корпорация, основанная в 1920 году как международная телеграфная и телефонная компания (International Telephone & Telegraph). Впоследствии — конгломерат компаний в различных отраслях экономики. ITT Corp. замешана в ряде крупных политических скандалов (поддержка франкистов во время гражданской войны в Испании в 1930-х годах, переворот в Чили в 1973-м, операция «Кондор», незаконный экспорт оружия в страны третьего мира и т. п.). Во время Второй мировой войны на заводах ITT в Европе производилась военная техника и средства связи для нацистской Германии.

5 Речь идет об ODESSA (Organisation der ehemaligen SS-Angehцrigen) — Организации бывших членов СС. Скорее всего, мифической.