Глава 1

Белорусская земля встретила нас теплом нагретой за день травы и сумраком ласковой ночи. Полная луна, хоть и свела к минимуму скрытность подлета, зато значительно облегчила посадку. Избавив от необходимости сбрасывать парашютный десант, в задачу которого входило обозначить огнями границу летного поля. Высадка прошла в рабочем режиме и даже как-то буднично. Площадка была подобрана заранее, выбор пал на один из наших довоенных аэродромов «подскока». Немцы им не заинтересовались в виду удаления от главных дорог и жилья, а так же полного отсутствия инфраструктуры. Им же комфорт подавай, а летчикам — элите армии, тем более. К тому же противнику хватало и захваченных аэродромов с бетонным покрытием, успели понастроить перед самой войной. Правда стоит отметить при необходимости, и мы и немцы из любой площадки могли аэродром соорудить за сравнительно короткое время, просто выложив взлетную полосу из специальных металлических плит. Конечно «партизанский аэродром» на этом месте не получится, но для наших целей подходит более чем достаточно. Прилетел, высадил, улетел. В указанное время вернулся, выгрузил груз и забрал группу. На обратном пути, назад полечу я один, а группа останется и станет основой партизанского отряда. Второй рейс с грузом и планировался для обеспечения его всем необходимым. И если бы не этот «грузовой» полет, меня на задание ни кто попросту не отпустил, я ведь теперь не просто сотрудник штаба ВВС фронта, а представитель Военного Совета Западного направления, ответственный за подготовку будущего костяка партизанского движения на нашем участке фронта.

Такой карьерный рост с начальника небольшой службы пусть и при штабе ВВС Западного фронта, до фактически личного порученца одного из членов Военного Совета, правда, с пока не до конца ясными функциями, это очень круто. Меня в принципе все устраивает, всего за один месяц войны, человек, в сознание которого я попал из 2018 года, нашел место, в котором он, а теперь уже я, с максимальной эффективностью сможет применить свои знания о дальнейшем развитии событий в период Великой Отечественной Войны. Если честно, к моему глубокому сожалению, я не настолько хорошо знаю начальный период войны, что бы давать какие-то рекомендации высшему военно-политическому руководству СССР, да и слушать меня, скорее всего не будут. Но зато как оказалось я прекрасно могу готовить партизан и разведчиков-диверсантов, с помощью которых, надеюсь получить и довести до армейского руководства сведения о планах немецкого командования по захвату Москвы, в частности об операции «Тайфун». Если знаешь, где искать, то и результат получишь быстрее. Глядишь, и не дойдут немцы до окраин столицы, не будет бесславного разгрома трех фронтов, «Брянской катастрофы» и окружения под Вязьмой нескольких армий.

Жалко, что перенос, а точнее слияние сознаний, не принесли мне ни каких сверх способностей или бонусов, например в виде повышенной регенерации. А было бы очень неплохо, мое «попадание» сопровождалось травмой ног, так что начало войны я встретил в Минском военном госпитале. Хотя жаловаться мне грешно, тело моего «носителя» оказалось моложе и прекрасно тренировано. Кадровый военный, успевший повоевать с интервентами в Гражданскую и с белобандитами после ее окончания. Спортсмен многоборец, стрелок, парашютист. Кто кому дал больше знаний и умений это еще вопрос, ну кроме сведений о будущем и жизненного опыта.

После первого массированного авианалета на Москву штаб ВВС Западного фронта подготовил ряд мероприятий по организации их перехвата на дальних подступах. Я выступил с инициативой нанесения превентивного удара по аэродромам противника, где базировались авиачасти, переброшенные с берегов Атлантики. А поскольку инициатива, как правило, подразумевает использование для своего воплощения возможности самого инициатора, то выполнение задания мне и поручено. Хорошо хоть дали возможность подготовить группу, выделив четыре дня на боевое слаживание. Что в военное время просто шикарно, бывало и за два дня людей готовили, успевая дать им только минимальный уровень знаний, в основном теоретических. Но в этот раз в мою группу, хотя бы вошли люди, имеющие реальный боевой опыт, а костяк будущего партизанского отряда составляют спортсмены комсомольцы, тоже послужившие в РККА.

Всего в группу вошло двадцать человек. Средством доставки послужил тяжелый бомбардировщик ТБ-3. Несмотря на впечатляющую грузоподъемность, мировой рекорд 1936 года составил 12 тон полезной нагрузки, на борт он может принять всего 30 парашютистов или 20 десантников со снаряжением. Это обусловлено тем, что бомбы груз хоть и тяжелый, но компактный, поэтому фюзеляж самолета узкий и в основном парашютисты располагаются в полости крыла, иногда в крайне неудобных позах. Как всегда в России вместо разработки широкофюзеляжных самолетов, которые пригодились бы и в качестве гражданского авиатранспорта, пошли самым простым путем, придумывая разного рода подвесные кабины или специальные грузовые платформы. Что бы сократить количество рейсов, я предложил, часть груза разместить на такой платформе. Пусть значительно снижаются и так не великие летные качества и скорость, но зато мы не привлечем повышенного внимания к месту высадки частыми посадками.

Экипировкой пяти выделенных бойцов я занимался сам, распотрошив свои заначки. Форму взял немецких десантников, выдержав недовольство будущих соратников. Не принято сейчас надевать форму врага. Оружие тоже выдал из своих запасов, заменив винтовки на скорострельное оружие. Пулеметный расчет получил МГ с банками на пятьдесят патронов, а второй номер МП; снайпер оставил свою Мосинку, отвергнув СВТ; два бойца выбрали десантный вариант ППШ, но не такой как у меня, а из другого ящика. В этом варианте приклад складывался в пистолетную рукоять. На мой взгляд полное убожество, а их это привело в восторг. Кроме того все получили личное оружие. Три дня ушло на отработку совместных действий в лесистой местности, как в составе нашей группы, так и действуя всем отрядом. Выучили подаваемые сигналы, способы передвижения, маскировки на местности, как правильно «рассыпаться», как отсечь преследование. И очень много бегали с нагрузкой, давая возможность организму привыкнуть к длительным пешим переходам. Не пропускали и стрельбище. Я наконец опробовал Маузер, замечательное оружие даже при стрельбе очередями. Отличная кучность, дальность, удобность, легкий вес, всерьез задумался не выбрать ли его основным оружием вместо ППШ. Остановило только то, что постоянно носить с пристегнутым прикладом не очень удобно, а из кобуры его быстро в боевое положение не приведешь, да и ствол при стрельбе очередями сильно нагревается. Поездка кажется короткой, но зачем загадывать и менять уже привычное оружие, к тому же ««облегченка» у меня под него сделана, и возможность установления полуторакратного прицела много значит.

Если честно, то больших успехов во время тренировок мы толком не достигли, только и научились что совместно двигаться, и не перестрелять друг друга при внезапном нападении. Но выбора то все равно нет. Так что в указанное время мы погрузились в самолет и через час пребывания в тесноте и неизвестности оказались за линией фронта.

В сторону немецкого аэродрома, выбранного в качестве объекта атаки, мы отправляемся сразу после приземления. Группа подобрана заранее, экипировка подготовлена, задача понятна, так чего тянуть, тем более сроки поджимают. За остаток ночи нам предстоит пройти как можно большее расстояние. До объекта около тридцати километров, и желательно уложиться, до того момента как придут в движение немецкие части, направляющиеся к передовой в сторону Смоленска, где началось очередное вражеское наступление. И пускай на нас форма немецких десантников, доставшаяся мне в качестве трофея, а один из бойцов неплохо владеет языком противника, привлекать лишнее внимание к себе не стоит. Тем более, что придуманная на случай встречи с немецким патрулем, легенда изяществом не блещет. Затем нам предстоят сутки наблюдения, что бы получить представление о боевой работе аэродрома, особенно в ночное время. Выявить сигналы, подающиеся в темное время суток при возвращении самолетов с задания. Наметить места под сигнальные фонари, обозначающие границы летного поля. Пришлось внести небольшой прогресс, отказавшись от разведения сигнальных костров. Во первых костры ненадежны, во вторых они демаскируют и выдают подготовку к нападению, ну и в третьих ручной фонарик с цветными светофильтрами просто удобен в эксплуатации. Выкопал неглубокую ямку, положил его лампой вверх и включил. Светит долго, заметно с высоты до трех километров, плюс установка различных цветовых фильтров служит дополнительной сигнализацией. Так зачем создавать себе дополнительные трудности, немецкие диверсанты фонарики для подсветки наших военных объектов вовсю используют, а мы чем хуже.

Кроме визуального наблюдения мы рассчитывали на информацию от подполья. Адрес явочной квартиры в рабочем поселке, расположенном в паре километров от аэродрома, а так же человек, который впоследствии будет осуществлять связь с партизанским отрядом, был предоставлен Ильей Сергеевичем. Это довоенные наработки ЦК компартии Белоруссии. Мужчина, который представился нам оперативным псевдонимом «Осип» пойдет в поселок ближе к вечеру, а мы постараемся обеспечить ему прикрытие. Еще перед вылетом я тщательно осмотрел во что он одет. Ни какой новой одежды, все должно быть ношеным, слегка мятым и чуть грязным, правда, это с лихвой обеспечил перелет на ТБ-3. В карманах желательно вещей не иметь, кроме необходимых, ни каких бумажек с датами, только документы, да и тех по минимуму. Вспомнился эпизод из истории как одна, тщательно подготовленная женская группа засыпалась на том, что при досмотре был найден использованный билет Московского метро. Газеты на раскурку только старые, лучше вообще довоенные. В вещмешке смена белья, личные вещи советского производства и домашние продукты. Как у немцев организована система пропуска неизвестно, но рисковать нет смысла.

Ночью по лесу передвигаться очень неудобно, да и медленно, поэтому мы идем проселочными дорогами, которые нам показывает «Осип». Он местный партийный работник, неоднократно бывал в этих краях, но как он тут ночью ориентируется непонятно. Движемся мы легкой трусцой, компактной группой из пяти камуфлированных фигур. Остальная часть отряда, после выгрузки припасов, подготовит несколько схронов, замаскирует их и только потом лесами скрытно, выдвинется на точку сбора в пяти километрах от аэродрома. Присматривать за имуществом останутся всего трое бойцов. Лесной воздух свеж, пахнет разнотравьем, кроме небольшого запаса продуктов и двойного боекомплекта, при нас ни чего нет, так, что бежится легко. На короткий миг создается впечатление, что все мне привиделось, и ни какого переноса и войны нет, но в небе раздается гул самолетов, направляющихся по ходу нашего движения, и все очарование предутреннего леса пропадает.

Грань, отделяющая ночь от утра неуловима. Кажется, еще минуту назад вот этот сосновый лесок не был виден, смутно темнея сплошной стеной, а теперь и отдельные деревья уже можно различить, и кусты, которые только что казались стожками, и дорогу, рассекающую заросли. Под первыми рассветными лучами на густой траве засверкали капельки росы. Срезая путь, перебежали небольшой луг, вымочив ноги на высокой некошеной траве. Оглянувшись, ясно увидел оставшуюся после нас темную полосу, четко указывающую маршрут движения. Приходится надеяться, что после восхода солнца роса испарится и след станет незаметным, или его примут за звериный. А нам пора уходить с открытых участков и дальше передвигаться лесами, благо в Белоруссии с этим проблем нет.

Через пару часов, распаренные от ходьбы и мокрые от росы, мы подошли к аэродрому настолько близко, что дальше идти напрямую всем вместе уже опасно. Неизвестно как охраняется периметр, и на каком расстоянии могут быть распложены «секреты». Оставив группу отдыхать, сам с одним из десантников, который останется наблюдать за противником, соблюдая меры предосторожности, направляюсь к лесной опушке. Сигналы, на тот случай, если меня или его обнаружат, и придется искать запасное место встречи, оговорены еще на стадии подготовки. Идем на некотором расстоянии друг от друга, но в зоне прямой видимости, замирая на каждый подозрительный звук. Последние метры буквально крадемся, припав к земле. Боец, двигающейся впереди, поднимает вверх автомат. Это означает «Внимание!» необходимо остановиться и осмотреться. Через некоторое время осторожно приближаюсь к нему и раздвинув кусты замираю. О том, что наша цель близка я знал и готов был увидеть аэродром, но то, что он оказался прямо передо мной, слегка шокировало. Осмотревшись, мы приняли правее, где была слабо выраженная возвышенность, отделенная от летного поля неглубокой лощиной, заросшей мелким кустарником. Открывшийся вид захватывал, база была забита самолетами. Они стояли и на открытых местах, и в капонирах, обнесенных земляным валом, и в ангарах. Здесь были самолеты разных размеров, окраски, маркировки: и истребители, и бомбардировщики, и транспортные машины. По полю сновали бензовозы и машины технического обслуживания и вооружения. Техники и мотористы проводили предполетную подготовку, оружейники, прямо на земле, растягивали ленты и набивали их патронами и снарядами. Все говорило о полном пренебрежении к нашей авиации, иначе, чем объяснить такое скопление самолетов разного назначения на одном аэродроме? Очевидно, вновь прибывшие части, считают нас полностью утратившими боеспособность, разгромленными и неспособными к проведению крупных акций. Тем большим будет для них сюрприз. Убедившись, что ни каких кардинальных изменений в планировке самого аэродрома немцы не произвели, я достал еще довоенный фотоплан и перенес на него увиденное. После этого стал заполнять кодовую схему, которую мы разработали специально для этого задания. В штабе ВВС данные перенесут на такой же фотоплан, что намного облегчит работу для ночной бомбардировки, тем более, что должны быть подобраны экипажи, знакомые с этим полем.

Пока я занимался своим делом, боец наблюдал за противником, выясняя организацию противовоздушной обороны и систему охраны. Кроме зениток, которые я так же нанес на план, авиабаза прикрывалась истребителями, барражирующими парами на высоте от двух до пяти тысяч метров. Часть из них поднимается с этого же поля, другая — с соседних площадок. Каждые сорок — пятьдесят минут отсюда взлетало от шести до восьми истребителей-перехватчиков и примерно столько же садилось. Одновременно в воздухе находилось не менее двенадцати машин. Закончив работу, я убедился, что немцы за границы периметра, обозначенного колючей проволокой не выходят, окрестности не патрулируют, секретов на опушке леса не размещают, и опасности для нас не представляют, и вообще охранную службу, на мой взгляд, несут отвратительно. После чего, оставил бойца, продолжать наблюдение, поручив ему засекать время вылета и возвращения бомбардировщиков. А сам вернулся к группе, и организовал смену наблюдателей. К вечеру, в нашем распоряжении уже были довольно точные сведения о режиме работы вражеской авиации. К 21.00 часу на стоянку подъехали автобус и грузовики с летчиками, а минут через пятнадцать, над полем разнесся многоголосый рев опробуемых моторов. Еще через полчаса взлетела первая пара Ю-88. Следом за нею потянулись остальные. Подумав, решил доложить командованию ВВС фронта о готовности встретить наши самолеты на сутки раньше, чем намечалось, а пока продолжить наблюдение. Сеанс связи мы специально определили на утро, что бы выявить систему опознания при возвращении самолетов. К моему недоумению, с наступлением ночи, противник соблюдением светомаскировки совершенно не озаботился. Были включены огни подсветки полосы, да и на самом поле хватало горящих фонарей. Работали аэродромные службы, суетились техники, сновали машины обеспечения. В одном месте прямо на землю выкладывали бомбы. Моя уверенность, что удар необходимо наносить в ближайшую ночь только укрепилась, за такую самоуверенность нужно наказывать.

«Осипа» я в поселок не отпустил, сведений и так достаточно и подпольщики, если они уцелели после того как все архивы достались немцам, нам ни чем не помогут. В крайнем случае, сходит завтра, но решать это уже будет командир партизанского отряда, который и определит своевременность связи с подпольем.

По дороге к лагерю основного отряда, где меня должен ждать радист, нас перехватил связной. Он пояснил, что выбранное нами место уже занято. Там стоит обоз из полусотни пограничников, большая часть которых ранена. Командир отряда, послав двух бойцов передать продукты и медикаменты, принял решение, расположится на километр севернее. Решение однозначно правильное, своим обязательно нужно помогать, вот только не наследили ли погранцы по дороге и не наведут ли немцев на стоянку? С другой стороны раз стоят давно, значит, немцы про них не знают а, следовательно, по окрестным лесам не ходят, это нам в плюс. Но есть и минус, наверняка они пытались установить связь с местными, что бы раздобыть продовольствие и медикаменты, а значит рано или поздно противнику о них станет известно. Надеюсь, что сутки в запасе у нас есть, а потом отряд все равно уйдет километров на тридцать севернее, где будет его основная база.

Вместе с командиром отряда быстро зашифровав разведданные, передал их вместе с кодовой схемой радисту, после чего он с группой бойцов убежал на точку передачи. Отправлять сигнал, даже из временного лагеря непростительная глупость. У немцев достаточно радиостанций, что бы прослушивать все частоты, а установив работу чужого передатчика быстро вычислить его месторасположение. Так, что ребятам предстоит прогулка длиной примерно в десять километров. А пока нужно немного отдохнуть. Сапоги за сутки успели промокнуть от росы, высохнуть и опять промокнуть. По-хорошему их нужно снять и просушить, но побоялся, что их может покоробить или они без ваксы задубеют, а мне с моими, только, только поджившими ногами проблемы не нужны. Но все равно ногам нужен отдых, все время, находясь в сапогах, они просто сопреют, что тоже не хорошо. Поэтому все-таки снял сапоги, набил их сухой травой, которую где-то раздобыли бойцы, а портянки повесил сушиться. Закончив дела, перемотал подсохшие портянки и тяжело вздохнув, натянул сырые сапоги, и улегся спать.

Трофейный немецкий плащ, оказался неплох в качестве спальной принадлежности. Перед погрузкой в самолет многие бойцы смотрели на меня с удивлением: «на улице жара, зачем он плащ надел». Зато на высоте, когда значительно похолодало, и был сильный сквозняк, я ловил на себе завистливые взгляды. Утром на наш лагерь опустился густой туман и выпала роса. Вся одежда, которая не была дополнительно укрыта, стала влажной. Повезло мне и тем, кто догадался воспользоваться плащ-палатками. Они же отлично защитили и от комаров с мошкой, которая в это время стала настоящей бедой. Спастись от нее удавалось только народными средствами, так как репеллентов здесь не встречал. Я использовал обыкновенный вазелин, смешанный с ванилином и измельченными листьями валерианы. А что бы под рукой всегда был тактический крем, добавил сажи. Получилось три в одном: смягчающий крем, средство от комаров и мошки, и маскировка открытых участков кожи. Сначала бойцы удивились, увидев меня с раскрашенным лицом, а потом те, кто шел на задание или в дозор, сами мазали лица сажей.

Бойцы еще отдыхали, сработала привычка просыпаться до построения личного состава. Подав знак дневальному, что все в порядке, отошел в сторону оправиться. Потом умылся из фляжки и вернувшись на поляну, объявил побудку. Народ, зевая, начал подниматься и разминать затекшие конечности. Те, кто успел оправиться, пошли умываться к ближайшему ручью, о котором я не знал. Сходив вместе с бойцами и воспользовавшись бритвой, привел себя в порядок. Вернувшись объявил построение. Старший лейтенант Костин построил людей и, доложил:

— Товарищ капитан, отряд построен. Отсутствуют двое, находятся на посту.

Провел короткий инструктаж, что поделать сила привычки, лучше лишний раз перестраховаться, чем потом локти кусать, что не объяснил меры безопасности. Довел до бойцов распорядок на день, что бы служба медом не казалась. После легкого завтрака, посовещавшись с Костиным, все-таки решили «Осипа» в поселок отпустить. Но внесли некоторые корректировки, с учетом информации от вчерашних наблюдений. Посты немцы выставили на въезде и выезде из поселка и тщательно досматривали входящих и выходящих, которых было немного. А вот солдаты и техники с аэродрома предпочитали ходить напрямую, через поле и огороды, при этом натоптали приличную тропу, которая ни как не охранялась. Немного наглости и вот практически свободный проход. Решили, что в поселок с «Осипом» пойдут двое. Поле перейдут в немецкой форме, под видом охраны аэродрома. Один останется дожидаться в кустах боярышника у края огородов, там же связной снимет форму, оставшись в гражданской одежде. Потом в сопровождении второго бойца, владеющего немецким, проникнут в поселок. Дальше будут действовать самостоятельно. «Наш немец» издалека будет прикрывать «Осипа», при этом сам, стараясь не привлекать к себе внимания. Отправятся они ближе к обеду, когда служба противника несется откровенно спустя рукава. А у меня с утра запланирована встреча с пограничниками, нужно определиться, что с ними делать, да и по раненым есть предложение.

Пошел в сопровождении одного из бойцов, который вчера передавал им продукты и медикаменты. Не лишняя предосторожность, так как камуфляж на мне немецкий. Метров за сто от стоянки нас окликнул часовой, которого мы прозевали, правда, он был грамотно замаскирован, одно слово — пограничники мастера «секретов». В лагере меня проводили к старшему лейтенанту, который был старшим командиром из не раненых. Несмотря на долгое нахождение во вражеском тылу, форма не нем не сильно обтрепалась, и сам он выглядел достаточно прилично. Пограничник долго рассматривал мои документы, они вызывали подозрение своей новизной, а особые отметки, введенные с начала войны, ему не известны. К тому же форма на мне чужая, пускай и без знаков различия, но наш камуфляж с немецким не перепутаешь. Да и чистенькие мы, не успели за сутки приобрести неповторимый вид и запах «лесных жителей». Чувствуется, что пограничники уже успели с «Бранденбургом» или с предателями столкнуться, а может просто, профессиональные навыки проявляются. Очень ему хочется поверить, что мы свои, и наверняка подсознательно он уже с этим согласился, но на нем ответственность за людей командование над которыми принял и ошибка может обернуться для всех смертью или пленом. Вздохнув, достаю бумагу за подписью члена Военного Совета Западного направления Булганина, и с еще кучей подписей и печатей, включая и по линии их ведомства, согласно которой все мне должны помогать и бояться. Если честно, то с уровнем развития местных средств печати, я и сам такую могу за полчаса сделать, нужно будет по возвращении озаботиться вкладышем к удостоверению, как в мое время у сотрудников управления собственной безопасности было. И носить удобно, и выглядит солиднее, а то эту «портянку» пока развернешь, да и качество бумаги такое, что быстро истрепется. Старшему лейтенанту этого документа хватило, и он немного расслабился, но пулеметчик в стороне по-прежнему ненавязчиво продолжал нас контролировать. Конечно, брать с собой документы на выполнение задания не принято, но я предпочел рискнуть, не хотелось опять встретиться с представителями компетентных органов не имея при себе удостоверения личности. Благодаря Пономаренко и сотрудникам НКВД Белоруссии я вопрос с их коллегами из центрального аппарата вроде бы закрыл, но зачем давать повод, объявят дезертиром и в трибунал. К тому же, уходя к аэродрому я свои документы оставлял командиру отряда. У того и так с собой целая канцелярия, кроме приказа о формировании, печати, бланков и боевого журнала есть и предписание о переподчинении (при необходимости) любых встреченных частей и подразделений Красной армии, не взирая на должности и звания их командиров. Это уже я настоял, а то найдется какой-нибудь деятель и заставит выводить его на соединение с нашими, наплевав на все доводы.

О своем задании я распространяться не стал, просто пояснив, что мы в этих краях «проездом» и завтра двинемся дальше. Коротко рассказал о положении на фронтах, где проходит линия обороны и в какую сторону им двигаться, если будут пробиваться к своим. Если захотят партизанить, то и в этом пообещал помощь. А потом предоставил слово собеседнику, и выслушал еще одну историю более чем месячного похода по вражеским тылам.

Накануне войны старший лейтенант Коломеец заступил дежурным по управлению 86 пограничного отряда. В последние дни на границе было не спокойно, но служба шла своим чередом, тревожных сигналов не поступало. После обеда, в 14.00 часов в отряд прибыли начальник Главного Управления погранвойск НКВД СССР генерал-лейтенант Соколов и начальник погранвойск Белорусского округа генерал-лейтенант Богданов. Не заходя в штаб, они проверили порядок в казарме и ход учебных занятий. Увиденным остались довольны. Соколов даже похвалил проводившего учебу командира мангруппы, и пожелал успехов в службе. Когда после осмотра они вышли на плац, их встретил начальник штаба отряда капитан Янчук. В 16.00 часов по приказу Соколова весь командный состав управления отряда и подчиненных подразделений собрали в кабинете начальника. С докладом выступил начальник штаба. Он доложил, что на границе сложилась очень тревожная и опасная обстановка. Вплоть до того, что наблюдатели на вышках отмечают развертывание батарей крупного калибра с выкладкой боекомплекта на грунт.

Генерал Соколов прервал его, заявив, что мы сами усложняем обстановку на границе, никакой войны пока не предвидится, просто с нашей стороны проявляется трусость и мы шлем донесения от которых несет паникой. Свой внезапный приезд объяснил тем, что, от ЦК партии, правительства и Генерального штаба получены замечания по нашим донесениям, поэтому руководство вынуждено лично выезжать на места и проверять, какая обстановка на самом деле на заставах и сопредельной территории.

В 18.00 часов генералы вместе с начальником отряда майором Здорным, на легковой ЭМКе, выехали на левый фланг погранучастка в Граево, где находилась пятая комендатура, там же дислоцировался прикрывающий ее кавалерийский корпус.

В два часа ночи (по Москве) старший лейтенант вышел из дежурной комнаты во двор штаба, привлеченный гулом в небе, и увидел, что большие группы немецких самолетов, пересекая границу, летят вглубь страны. Затем со стороны границы послышалась артиллерийская канонада. Коломеец объявил тревогу, немедленно позвонил на квартиру капитану Янчуку и доложил обстановку, потом посадил помощника дежурного за телефонный аппарат, что бы тот поднимал командиров, согласно тревожного расписания. В это время замполит — батальонный комиссар Герасименко находился во второй комендатуре в Липске, а майор Здорный в Граево. Удалось поднять, вооружить личный состав управления отряда и занять окопы до удара немецкой артиллерии. Расстояние от штаба отряда до границы не превышало пяти километров. Так же выполняя указания капитана Янчук, по телефону все заставы и удаленные подразделения отряда были приведены в боевую готовность, заняли оборону и приготовились вести боевые действия. В эту же ночь, в соответствии с планом эвакуации, семьи пограничников на автомашинах были вывезены в Белосток. Там их успели посадить в товарные вагоны и отправили на восток. Эвакуацией занимался комендантский взвод под командованием лейтенанта Прохоренко.

Пока пограничники отражали первый удар, стрелковый полк, дислоцировавшийся в военном городке города Августов, и по тревоге обеспечивающий усиление прикрытия границы, после бомбежки немецкой авиаций, начал выводить части для занятия боевых позиций, примерно в 5 — 10 километрах западнее города. Капитан Янчук переговорив по телефону с командиром полка, отдал приказ на отход всем подразделениям в район села Штабин, как это и было предусмотрено планом действий на случай войны.

Примерно к 12 часам дня командный состав отряда, штабные подразделения, оставшийся автотранспорт, повозки на конной тяге и каввзвод в составе сорока человек, были сосредоточены в указанном районе, оборудовав позиции и приняв меры маскировки. Скоро сюда начали подходить заставы второй и третьей комендатур, которые вышли из боя с противником, с ними прибыл батальонный комиссар Герасименко. В первый день войны все подразделения отряда вступили в боестолкновение с превосходящими силами врага, но с занимаемых рубежей отходили только по приказу штаба погранвойск, или погибали в неравном бою. Примерно в 18 часов, к месту сбора приехали начальник отряда майор Здорный и проверяющие генералы, но они с командирами не встречались. Соколов дал указание начать отвод личного состава в сторону Минска, а если такой возможности не будет, то совместно с частями Красной армии вести боевые действия по сдерживанию противника. Генералы, с выделенной охраной, уехали в Белосток.

Здорный на совещании рассказал, что когда они находились в местечке Граево, в 4 часа утра немцы начали артиллерийскую подготовку и на всем протяжении зоны ответственности перешли в наступление. Дислоцированный там кавалерийский казачий корпус вступил с ними в бой. Коменданту пятой комендатуры капитану Зубкову были даны указания действовать совместно с армейскими частями, а Здорный, вместе с генералами, по дороге, шедшей вдоль границы, направились в Августов. Но, встреченные бойцы четвертой комендатуры, доложили, что на Августов дорога перерезана немецкими войсками и ехать дальше опасно, все заставы ведут неравный бой, а резервная и личный состав самой комендатуры заняли оборону согласно плана боевых действий. После чего командиры взяли полуторку, бросив ЭМКу и проселочными дорогами, делая большие объезды, доехали до Штабина.

Командиры и начальники служб доложили о потерях, наличии личного состава и имеющемся вооружении. Списки бойцов были не точными и постоянно пополнялись за счет прибывающих. Из серьезного оружия осталось только десять станковых пулеметов, взятых с хранения. Но зато большинство пограничников имели автоматы и автоматические винтовки, что резко повышало огневую мощь, по сравнению с армейскими частями. Имелся достаточный запас гранат и патронов, а так же сухой паек на трое суток из расчета на 500 человек. Батальонный комиссар Герасименко доложил, что резервная застава, вместе с подразделениями второй комендатуры под командой коменданта капитана Мягкого, заняла оборону, перекрыв шоссе на Домбров. Передовой отряд немцев был уничтожен без особых проблем, но потом подтянулись танки и артиллерия. На лесистой, пересеченной и местами болотистой местности, легкие немецкие и трофейные танки, против отлично подготовленных бойцов, пусть и не имеющих противотанковых орудий, заметно проигрывали. Пограничники жгли их простыми гранатами и двумя трофейными (польскими) противотанковыми ружьями. Но артиллерии они, ни чего противопоставить не могли. Однако, несмотря на упорство своего наступления, противник так и не продвинулся ни на шаг вперед, и несет большие потери в технике и живой силе.

К исходу дня поступило указание штаба погранокруга, отступить на восток. В это время в районе Штабино сосредоточилось около 400 человек рядового, сержантского и командного состава. Определив порядок и маршрут движения, разместили раненых на пяти оставшихся машинах и шести конных повозках. Остальным предстояло двигаться пешим порядком, так как автомашины, выделенные для эвакуации семей, из Белостока обратно не вернулись. Для поддержания радиосвязи со штабом погранокруга и сбора подразделений, которые продолжали прибывать с границы разрозненными группами оставались Здорный, Герасименко, Янчук и часть командиров управления отряда, а так же рота связи. Охрану им обеспечивал каввзвод в составе 40 человек, которым командовал лейтенант Челадзе.

Через сутки в районе Волковыска командование отряда догнало поредевшую пешую колонну. Дальнейшее отступление на восток осуществлялось тремя группами. Две направились в сторону Гомеля, третья в которую попал старший лейтенант, вместе с отступающими частями третьей армии в сторону Минска. Двигались в основном по ночам, в дневное время вели разведку противника.

Под Минск вышли в районе Молодечно в составе двух с половиной тысяч красноармейцев, из остатков 10-й и 3-й Армий, под командованием полковника Стрельбицкого Ивана Семёновича. Днем 2-го июля сводную часть с небольшой группой штабных офицеров догнал заместитель командующего Западным фронтом генерал-лейтенант Болдин и принял командование на себя. Утром следующего дня, без надлежащей разведки, сводные отряды были брошены в атаку на большое село и напоролись на подготовленную оборону и немецкие танки. Во время боя, благодаря нескольким сохраненным Стрельбицким орудиям ПТО, паре танкеток и героизму бойцов, смогли уничтожить 26 легких французских и польских танков, а затем прорваться к штабу мотоциклетного полка, где сожгли и захватили много машин и мотоциклов. От сводной группы остался едва ли батальон, потеряли все сорокапятки и одну танкетку. Пока собирали раненых, оружие и боеприпасы, затем формировались в походную колону, Болдин с группой командиров штаба и небольшим отрядом, забрав полковника Стрельбицкого убыл вперед. А командование над оставшимися поручил командиру двадцать первого стрелкового корпуса генерал-майору Борисову. На сутки пришлось укрыться в лесу, для переформирования и оказания помощи раненым. Утром 5-го июля впереди, на линии старых ДОТов и ДЗОтов услышали звуки ожесточенного боя, обрадовались, думая, что дошли до линии фронта. Собрались ударить противнику в тыл и прорваться к своим. Но от разрозненных групп, встреченных красноармейцев выяснили, что впереди находились отступающие части РККА в количестве примерно пяти тысяч человек. Прибывший вчера генерал Болдин, обвинил собравшихся командиров в нерешительности и трусости, взял командование на себя и приказал на рассвете атаковать всеми имеющимися силами для прорыва и соединения с войсками «ведущими борьбу за Минск», который сдали ещё шесть дней назад. Бойцы были менее организованы, чем предыдущая группа и не имели средств усиления, а немцы наоборот ждали атаку. Так, что пять тысяч просто раскатали танками, которых, по словам разбегающихся, было до сотни. Болдин и группа старших командиров, в которой было минимум два генерала и несколько политработников бригадного уровня, под охраной отряда, возглавляемого политруком Осиповым, прорвалась на восток. Что бы избежать паники Борисов повел людей в обход линии старых укреплений к Лепелю, где на базе складов стратегического резерва, должна была формироваться ударная группа второго эшелона. Во время авианалета у реки Ивля Борисов погиб, а группа была частично рассеяна. Пограничники составили костяк отряда в полторы сотни человек и продолжили движение. После одного ночного боя в отряде осталось меньше сотни бойцов. Половина была ранена, что замедлило дальнейшее продвижение еще сильнее. На отдаленном, лесном хуторе обнаружили два десятка армейских коней, которых бросили при отступлении, реквизировали в деревне подводы. Так смогли разместить раненых и обеспечить их транспортировку. Скорость движения не сильно увеличилась, так как приходилось искать обходные дороги, иногда по несколько дней, оставаясь на одном месте. Повезло, что при отступлении к ним попала подполковник медицинской службы, взявшая на себя всю заботу о раненых. Не смотря на отсутствие медикаментов, даже тяжелые ранения, благодаря ее усилиям, обошлись без воспалений. Но долго так продолжаться не могло, троим раненым требовались срочные операции, еще полутора десяткам немедленная госпитализация, да и другим желательна квалифицированная помощь. Встретив нас, все приободрились, даже раненые повеселели.

На мой вопрос о дальнейших планах, Коломеец сказал, что если мы поможем с ранеными, то он с отрядом будет пробиваться к фронту, желания партизанить, у пограничников нет. А вот немногие прибившиеся к ним красноармейцы, высказались на это положительно. Мне же наоборот хотелось усилить партизан именно пограничниками, которые взяли бы на себя функции контрразведки, а именно выявление предателей и засланных фашистами агентов. Слишком хорошо мне известно, что большинство партизанских отрядов закончило свое существование именно из-за предательства.

— Вот, что товарищ старший лейтенант. Ты уже понял, что мы здесь не просто так оказались. Формируется партизанский отряд и ему очень нужны грамотные и главное, проверенные в боях кадры. Я вам помогу, скоро должен прилететь ТБ-3, конечно бомбовоз не пассажирский лайнер, но думаю, что раненых вывезем. Будет очень неудобно, там и здоровому лететь прямо скажу не здорово, но зато через пару часов уже у наших будут. Ты с военврачом посоветуйся, кто транспортабелен и перелет выдержит. Нужно будет озаботиться теплыми вещами, на высоте прохладно и из всех щелей дует.

— Уф, прямо груз с плеч, — обрадовано говорит Коломеец, — даже не надеялись на такое, рассчитывали раненых у местных пристроить.

— Скажи лучше, надеялись партизанам спихнуть.

— Что Вы такое говорите, вон мы их, сколько везли, неужели бы сейчас бросили.

— А ты не кипятись. Раненые и для вас и для партизан обуза, поэтому я в нарушение всех инструкций тебе про самолет и говорю. Взамен прошу хоть несколько пограничников потолковее оставить, не умеют пока бойцы шпионов засланных выявлять. Всех тяжелых самолетом отправите, а легкораненые пусть в отряде долечиваются.

— Хорошо, я поговорю с бойцами. Кажется, у нас даже местные имеются. Не совсем из этих мест, но в соседнем районе точно кто-то жил.

— Договорились. Значит этой ночью, раненые и десяток бойцов в сопровождение должны быть готовы. Я тоже пришлю десяток, нужно будет с разгрузкой побыстрее закончить, да и вам помочь раненых погрузить. А обратно на ваших телегах часть груза увезем.

Расстались мы довольные друг другом. Я вернулся в отряд и занялся своими делами, точнее подготовкой к ночной операции, добро на которую было получено. Правда, мне почему-то показалось, что командование не очень поверило в такое скопление самолетов на одном поле. Хоть бы удовлетворили мою заявку на авиаполк тяжелых бомбардировщиков. ТБ-3 несет большую бомбовую нагрузку до 5 тонн, в бомболюках можно разместить двадцать восемь 50 или 100 килограммовых бомб, на подвески под крылья четыре сверхтяжелые от 250 до 1000 килограмм. При удачном попадании пары сотен таких бомб, все находящиеся на аэродроме перемешается с землей.

После обеда вернулся «Осип» с группой прикрытия. До окраин добрались нормально, а вот в поселке все пошло не так как планировалось. Началось с того, что в доме, где должен жить связной, поселились немцы, выгнав хозяев. У соседей такая же картина. Расспрашивать куда их выселили было опасно. На центральной площади с утра располагался самостийный рынок, но к обеду люди расходились, и встретить там кого-то кроме патруля было затруднительно. Немцы открыли свой магазин, где можно было отвариться и за советские деньги, но курс был грабительский, десять рублей за один пфенниг, и народ туда не заходил. Пришлось идти на другой край частного сектора, где жил его дальний родственник. Тот оказался дома и даже обрадовался приходу родни, посадил за стол и стал делиться местными новостями, попутно стараясь выяснить цель возвращения, так как знал, что последний успел эвакуироваться. Родственник был коммунистом и даже занимал какую-то должность в местном исполкоме, поэтому «Осип» выдал, немного отредактированную версию своего возвращения. Прибыл из центра для организации партизанского движения, подбирает соратников. Предложил вступить в создаваемый партизанский отряд. Тот аж запрыгал от радости и сказал, что сам об этом думал и хоть сейчас может порекомендовать братьев своей жены. «Осип» обрадовался, как же не успел прийти, и с ходу костяк подполья навербовал, и согласился на встречу с новобранцами. Родственник куда-то послал пацаненка, а сам предложил выпить за встречу. Какой же русский или белорус откажется от такого предложения. Только выпили по первой как в хату вошли два бугая. Тут родственник и говорит:

— Ты уж прости нас, но время нынче тяжелое. Немец свою силу показал, а Красная армия разбита и драпает. Значит Советам конец. Мы тут думали, гадали, как к новой власти прибиться. Но не с пустыми же руками идти. Нужно сразу свою верность доказать, а то не любят они партийных, сразу повесить норовят. Мы сначала генерала поймать хотели, где-то в наших местах его видели, да с ним отряд человек в сто. А тут прямо подарок — посланец из самой Москвы.

Пока он свою речь толкал, мордовороты вроде как вязать «Осипа» собрались, а что бы тот и не вздумал сопротивляться, родственник из-за печки обрез достал. Спасло нашего разведчика то, что он «лимонку» с собой взял. Когда в гражданку переоделся, чеку выдернул, гранату в руке зажал и платком перевязал, вроде как порезался сильно. Боялся очень немцам в плен попасть, вот его «домашняя заготовка» и выручила. Когда понял, что шуткой и не пахнет, он повязку с руки сорвал и бросил подарок под ноги родственникам, а сам рыбкой в окно прыгнул. Хозяин дома умудрился из комнаты выскочить, а вот братья в дверях застряли. Их и посекло осколками. «Осип» за соседским сараем укрылся, прикидывая куда податься. К его удивлению ни какой паники не поднялось. Просто на шум пришли соседи, а вот когда два трупа в доме увидели, то забегали и даже патруль немецкий привели. «Осип» спокойно в толпе постоял и послушал, о чем народ говорит. Шумели много о чем, но официальной версией признали, что погибшие готовили самодельную бомбу, для диверсии на аэродроме. В подтверждении этого говорило военное снаряжение, найденное в доме и то, что хозяин был партийным работником. Немцы не долго думая решение утвердили — да партизаны, и повесили трупы прямо на воротах. Родственничек успел убежать, его так и не нашли, переводчик объявил за его поимку вознаграждение от немецкой администрации. Этот момент рассказа очень всех порадовал, один «Осип» все вздыхал:

— Ну как же так-то. Я же ему рекомендацию в партию давал, а он меня продать, как хряка хотел.

— Не переживай, ты ему рекомендацию давал, ты из него и партизана сделал. Пусть и против его воли, смотри как бы ему после войны за это еще и медаль не дали. — Сказал кто-то из слушателей.

— Встречу своими руками гниду удавлю. Не должна такая тварь по земле ходить.

Но от посещения поселка, польза все-таки была. Удалось встретить старого проверенного товарища, который рассказал много интересного. В частности он сообщил, что в поселке расквартирована лишь часть пилотов. Те, что прибыли недавно в основном живут в доме отдыха километрах в пяти южнее. Там же содержится два десятка молодых девушек и женщин, как местных так и из числа беженцев. Собрали и увезли их силой, для услады господ офицеров. Туда же позже увезли группу девушек в нашей военной форме. Парни, когда слушали, аж зубами скрипели.

— Русские своих не бросают, — говорю, что бы подбодрить и привести бойцов в чувство, — проведем операцию, соберем побольше сведений об охране и разгромим этот притон. А пока соберитесь дел много, кроме аэродрома нужно раненых к месту посадки отвести и приготовить там все к быстрой погрузке.

Вечер принес неприятный сюрприз, большая группа одномоторных Ю-87 «Лаптежников» начала готовиться к взлету раньше времени. На нашу операцию это повлиять никак не могло, самолетов на поле оставалось достаточно, но беспокоило, что основная цель — бомбардировщики, и в первую очередь те, что летают на Москву, могут избежать возмездия. Даже мысль пришла дать радиограмму на перенос времени налета, но как пришла, так и ушла. Поздно суетиться, нужно придерживаться плана. К счастью, больше нарушений графика полетов не было. Точно в условленное время радист послал сигнал готовности, а мы приготовились в случае необходимости обозначать цели ракетами. Зажигать сигнальные огни не понадобилось, наверняка сверху аэродром смотрелся светящимся как новогодняя елка. В смысле подарка для наших бомбардировщиков. Потянулись напряженные минуты ожидания. Особенно медленно ползла стрелка последние четверть часа. Первая серия бомб разорвалась в полной тишине, накрыв стоянки оставшихся двухмоторных Ю-88, звука подлета наших самолетов слышно не было.

— Как смогли-то так неслышно подобраться? — выдохнул кто-то рядом.

Соблюдать режим тишины в таком грохоте было глупо, но мы по-прежнему старались говорить вполголоса. Бомбы продолжали сыпаться на места скопления отдельных групп самолетов, расставленных по эскадрильям. Гитлеровцы, находившиеся на поле, разбегались, даже не выключив стартовых фонарей. Застигнутые врасплох зенитчики, не понимая, откуда пришла беда, долгое время не могли открыть огонь. А потом стало поздно, их позиции были накрыты как бомбами, так и пулеметным огнем, самолетов проводивших штурмовку. Очевидно, что ТБ-3 обманув фашистов, подошли к аэродрому с Запада, выключив на подлете двигатели, и планировали со снижением, до рубежа атаки. Начав бомбометание, пилоты вновь запустили моторы, и в небе стало видно пламя, вырывающиеся из патрубков двигателей. Со стороны складов к ним потянулись голубоватые конусы прожекторов, пытаясь захватить в световой плен. А это прямо скажем зря, до этого территория складов оставалась во мраке ночи, а сейчас на них упал прощальный сюрприз из тяжелых бомб. По ощущениям ни как не меньше двухсот пятидесяти килограммовых. Земля, до этого ощутимо подрагивающая под нами, вдруг ушла вниз, а потом сразу прыгнула на встречу, выбивая воздух из легких. Над местом, где располагался склад, вставало огромное огненное облако. Очевидно детонировали бомбы на складах. Взрывной волной самолеты сдвинуло в кучу, которая стремительно разгоралась, разлитое топливо добавляло жару. Вокруг падали комья земли, камни и мелкие фрагменты техники. Как в замедленной съемке со стороны зарева в нашу сторону летело, беспорядочно вращаясь, метровое пузатенькое тело авиабомбы. Не долетев до нашего укрытия метров пять, она в очередной раз перевернулась и воткнулась в землю стабилизатором. Я вжался в грунт, зажмурив глаза в ожидании неизбежного. Думаю, что остальные поступили так же. Взрыва не последовало, только сейчас я сообразил, что это немецкая бомба со склада, а хранят их без взрывателя. Значит, если сразу не рванула, то теперь она безопасна, ну до определенной степени. Разглядывая эту металлическую болванку, почему-то вспомнился эпизод из моей прошлой или теперь бедующей жизни не знаю, как будет правильно. Не тот когда бестолковые малолетки развели костер и положили в него противотанковую мину, а я пытался загнать их в укрытие, пока второй опер Андрей, обжигая руки, бежал с ней подальше от детей, а потом оказалось, что это учебный имитатор. И не тот, когда молодые опера, не служившие в армии, притащили в отдел гранату с вкрученным взрывателем, но выдернутой чекой, и весело ею перебрасывались, пока не отобрал и не обезвредил. Наши саперы потом сказали, что боек мог в любой момент сорваться, просто повезло дуракам. И даже не тот когда прапорщик танкового училища, решил взять работу на дом и доделать макет учебной мины. А потом оставил сумку с заготовкой в киоске на автобусной остановке: «На полчасика, пока он куда-то сбегает». Продавец между прочим, когда в сумку заглянула, поседела, а мы час в оцеплении простояли. А вот почему-то вспомнилось, случившиеся в Хабаровском крае происшествие. Занимались военные уничтожением 122-мм снарядов, с истекшим сроком хранения, взрывая по тридцать тон в день. Естественно, что уничтожалось не все, какая-то часть просто улетала в лес. Местные этим пользовались, собирая осколки в цветмет. Как-то повезло им найти три или четыре неразорвавшихся снаряда без взрывателей, и решили они выплавить тол. Нормальные люди делают это при помощи «водяной бани», но всегда находятся те кто не внемлют голосу разума, а предпочитает учиться на собственных ошибках. Развели они костер, положили сверху лист кровельного шифера, ведь как удобно ложатся снаряды на его волнистую поверхность, и сели ждать как по желобкам, в подставленную емкость, потечет расплавленная взрывчатка. В мое детство, каждый уважающий себя пацан знал — шифер от нагрева разрывается с громким хлопком и разлетом осколков. Даже такого слабого воздействия хватило для детонации боеприпасов. Дебилам повезло, их только щебенкой посекло, да машину побило. Осталась бы та история ни кому не известной, но придурки развели костер рядом с единственным трубопроводом, снабжавшем районный центр питьевой водой. А это уже теракт, подняли всех по тревоге, я тогда ответственным по райотделу был, пришлось побегать. Так и сейчас смотрел на бомбу и думал, где та грань, что отделяет болванку от боеприпаса. Из раздумий вывел взрыв топливозаправщика возле здания управления полетов, и так пострадавшего от налета. Нам тут больше делать не чего, тем более и наши уже уходили к линии фронта. Пора возвращаться в лагерь.

К сожалению, в налете участвовало всего три звена тяжелых бомбардировщиков. Один край поля почти не пострадал, находившиеся с той стороны самолеты хоть и выглядели побитыми, но на первый взгляд были ремонтнопригодны. А вот две трети аэродрома пострадали очень сильно, противнику не удалось спасти ничего. Досталось и дежурным истребителям, которые пытались взлететь под огнем, их машины были уничтожены, когда выруливали к стартовой площадке.

Мы шли по ночному лесу, сзади радостно переговаривались бойцы.

— Вот здорово! Получили гады. Долго будут помнить…

Близился рассвет, и нам надо было поскорее уходить. Пусть мы себя не обнаружили и наше участие в этом деле для немцев тайна, но расслабляться не стоит. Желание задержаться, посмотреть результаты бомбового удара при дневном свете, я отбросил, и так все понятно. Вот если бы можно было сделать снимки, тогда да…

Когда солнце поднялось над кромкой леса, сквозь туман, редеющий на ветру, стали видны дожидающиеся нас бойцы отряда. Всех интересовало, как прошла операция. Опять восторги, пересказ увиденного, показ жестами как все происходило. Пока шел обмен мнений я быстро набросал текст для шифровки, стараясь донести максимум информации, стараясь при этом быть кратким. К безвозвратным потерям отнес три девятки Юнкерсов, которые и были основной целью операции, пять транспортных самолетов и десяток Мессершмиттов, две пары которых уничтожили на взлете вместе с пилотами. Еще два десятка самолетов пострадали достаточно сильно, что бы тоже отнести к потерям. Уничтожена все инфраструктура аэродрома, много технических машин и несколько заправщиков, склады боеприпасов и горючего. Оценить ущерб в живой силе, особенно в техническом и летном персонале не представлялось возможным. В целом результат можно признать отличным, а если бы, вне расписания не улетела первая группа, то вообще был бы превосходным.

Некоторых бойцов легкость выполнения задания откровенно разочаровала. Молодежь, толком не нюхавшая пороха жаждет громких побед и славных боев. Воспитанным на подвигах героев Гражданской войны, им хочется с саблей наголо, сидя на белом коне, преследовать в ужасе разбегающегося врага. Они еще не знают, что смерть редко бывает красивой, а кровавая схватка — зрелищной и захватывающей. По крайней мере, для ее непосредственных участников. Когда страшно кричат раненые и хрипят умирающие уже не до красот боевого искусства, не до раздумий о прекрасном и вечном. Важным становиться только то, сколько врагов ты убьешь и есть ли кто-то, кто прикроет твою спину. Ситуацию нужно срочно исправлять, а то чувствую, потянет их в героическую, но глупую атаку, и сами полягут, и всех кто к ним примкнет, угробят. Просил же руководство присылать парней послуживших, имеющих боевой опыт, тем более что добровольцев достаточно. А упор опять сделали на идейно грамотных, правда ребята мне и самому нравятся — есть в них боевой задор, а опыт на войне приходит быстро.

Поймал себя на том, что начинаю брюзжать как старик. Доверять людям необходимо без мелочной опеки, но все равно нужен кто-то в отряд постарше порассудительней, что бы сдерживал молодой энтузиазм. Еще один аргумент в пользу того, что бы оставить в отряде пограничников. «Осипа» как старого партийца порекомендую в замполиты, пусть другого связного с подпольем ищут. А пока собрал всех на стоянке и провел партийно-комсомольское собрание. Для начала привел всех в чувство, указав на допущенные ошибки в организации временного лагеря, его охране и так далее. Затем объяснил, что для успешной штурмовки аэродрома, была проделана огромная работа и задействована куча народу. Наше участие пусть и решающие, но всего лишь вершина айсберга. Это к тому, что успех любого мероприятия — тщательное планирование и подготовка. Ну и напоследок, всех поздравил с успешным выполнением задания и объявил благодарность непосредственным участникам.

До окончания операции отряд не разделяли, мало ли как бы могло повернуться. В случае нашего преследования, красноармейцы выступали в роли отсекающей группы. И сейчас мне, с выделенными бойцами предстояло догнать обоз пограничников, направившийся на встречу с ТБ-3. Оставшаяся дюжина направляется дальше в леса, к более перспективному месту, где решено обустроить постоянную базу отряда. Туда же, благодаря появившемуся транспорту, будет перевезена часть доставленного снаряжения.

Пусть мы и шли налегке, но обоз догнали только к обеду уже почти на самом поле, где ночью ожидали посадку самолета. Он доставит партизанам последние пять тонн груза. Продукты, боеприпасы и вооружение. Планируется, что отряд будет расти до батальона, за счет местных жителей и окруженцев. На первое время хватит, а дальше перейдут на само обеспечение. К сожалению оружие выдали со старых складов хранения, сотню винтовок Мосина, изготовленных еще в прошлом веке, и пару пулеметов Льюис, времен Первой мировой. Считаю, что ни чего страшного в этом нет. Оружием со временем разживутся, где на местах прошедших боев соберут, где у населения, что успели припрятать, а остальное у немцев отберут. На серьезные бои с участием отряда я не рассчитывал, высказав свое мнение еще перед отправлением: «Опытный боец в одном бою может уничтожить десяток фрицев, пулеметчик до сотни, а пущенный под откос поезд, это не только большой ущерб в живой силе и технике, это задержка, а то и срыв в подготовке наступления. Один перехваченный курьер или обрыв связи и враг не займет вовремя свою позицию. Подрыв склада, и войска на передовой лишаются продуктов и боеприпасов. Сожженный мост и остановка движения врага на сутки. Умело действуя, малым числом, можно добиться большой победы. Все это вносит дезорганизацию в тылы противника и вселяет в него неуверенность. И самое главное — немец должен ходить по нашей земле и оглядываться, опасаясь каждого куста, а не чувствовать себя здесь хозяином».

Усталость сказывается, все-таки бессонная ночь, нервное ожидание, изматывающий марш-бросок. Спать лег прямо на траве под березками и проснулся уже вечером. Перекусил и пошел проверять готовность к приему самолета. От разведения костров опять отказался, фонари мы так и не использовали, запас батареек есть, так для чего мучиться. Управившись с делами, присел рядом с радистом, ждать сигнал. Часы казалось, остановились. Уже в сгустившейся темноте не выдержал, что-то тяжело и неспокойно было на душе. Время еще много, пока самолет прилетит, пока разгрузят, пока раненых разместят. Последнее, наверное, самым тяжелым будет. Значит, пробегусь и дальний пост на дороге проверю. И дело сделаю, и время быстрее пройдет.

Загрузка...