[i]Под синими звёздами Лис-привереда планирует яркий побег.
Охотник идёт по неясному следу: уж больно пушистым был снег!
Охотник шагает, винтовка на взводе. На рыжую шкурку цена
Растёт ежедневно, растёт год за годом — уж больно красива она.
А рыжая шкурка не хочет сдаваться — ни уши, ни лапы, ни хвост.
Следы заметает — горазд издеваться! На небе — скопление звёзд.
Сияют и жмурятся, смотрят игриво, как будто хотят извести.
Охотник опять улыбается криво — четвёртые сутки в пути.
Охотник не выспался и не наелся, за Лисом он брёл до утра -
И снова до вечера. Он притерпелся. Он пахнет дымком от костра.
Охотник шагает размеренно, чётко, сомнения не было, нет.
Лис каждым прыжком отбивает чечётку, петляя и путая след.
Лис в этом лесу безусловный хозяин, он знает здесь каждый сворот.
Охотник усталыми смотрит глазами, идти продолжая вперёд.
Охотник, замучавшись, ставит капканы: хлопок — и поймается Лис!
Богат арсенал всевозможных приманок — от сыра до рыбы и птиц...
Расставил, разметил, немного согрелся, доволен: подвох не найдёшь.
А Лис любопытный, а Лис пригляделся: уж больно Охотник хорош!
И сильные руки, и крепкие плечи, в улыбке как солнце дрожит...
Лис знает: капканы его покалечат, но если захочет — сбежит.
Лис знает: капканы его не удержат, он лапу легко отгрызёт.
Лис чувствует, как бесконечная нежность оскоминой горло дерёт,
Срываясь, пульсирует где-то под горлом, поёт тишиной у виска,
И каждый прыжок он рисует прямее — чтоб было легко отыскать.
Охотник не ищет. Он ждёт — и дождётся. Он знает финальный исход:
За сень виднокрая опустится солнце — и Лис неизбежно придёт.
И Лис — неизбежно! — оступится. Смажут багрово по шкурке лучи.
...Охотник не знает, что Лис ему скажет: — Попробуй меня приручить? ©[/i]
Как же хороша Вариша! Кожа белая, точно первый снег, румянец — прозрачно-алый отблеск засыпающего на горизонте солнца; глаза — светлое небо, мелькающее в прорехах серых зимних туч обещанием весенней благодати; волосы чёрные, густые — точь-в-точь ветви ласковых вётел, клонящихся по берегам речки Неряди. И смех… Она часто смеётся, всегда по-разному: то зальётся колокольчиком на морозном воздухе, то тихо-тихо — как пересыпает речной жемчуг. А может и расхохотаться, поблёскивая перламутровыми зёрнышками мелких зубок, утирая выступившие слёзы и отмахиваясь: ну тебя, уморил.
Кромгалу не нужно смотреть на неё. Он знает каждый смех Варишы и слышит каждое слово; да что там слово — каждый вдох рисует её, словно следы на снегу — образ проскользнувшего тропой зверя. Кромгал сидит в своём углу, склонившись над рукавицами, и не поднимает взгляда, но все равно видит её. Стежки ложатся на разъехавшийся шов, крепкая нить стягивает дублёную кожу, а он слушает. Раз стежок — Вариша усмехнулась и притопнула ножкой, не верит россказням Лесьяра. И правильно, он тот ещё болтун. Два — фыркнула и пихнула в бок подружку, зашептала жарко ей на ухо. Они смеются, а сидящие вокруг парни ёрзают: чего это? Про кого это? И сразу смолкают задорные шутки; в избе, где сегодня собрались на вечорки, становится тихо-тихо. А Кромгал в этой тишине слышит, видит Варишу: она опускает глаза, теребит нить, на которую за весь вечер нанизала всего три бусины и вздыхает задумчиво, но глаза так и блещут из-под соболиных бровей. Кто же взрежет тишину бойким словом? Кому достанется быстрая улыбка и, быть может, ласковый взгляд?
Конечно, неугомонный Лесьяр никому не уступит такую честь. Он оглядывает избу и радостно хмыкает:
— Гляньте, Кромгал опять с шитвом пришёл! Эй, Кром, совсем обабился? Может, принести тебе лукошко яиц — к весне высидишь мне квочек?
Все смеются, но Кромгал лишь тянет нить, завязывая узелок. Он никогда не умел языком молотить. Вот постоять за себя — да, но за что тут стоять-то: Лесьяр просто треплется, в который уж раз пытается поддеть, но Кромгал и не думает обижаться. Дав ему жизнь, мать ушла в вечно летние луга Верояни, и Кром с отцом жили вдвоём, сами вели всё хозяйство. Он умел и шить, и прясть, и вязать. Даже вышить бы смог, да только зачем? Вышивку творят девушки: затейливый узор на платье — чтобы показать себя, мастерицу, или на поясе, рубашке — чтобы одарить милого. Ему, бирюку, это без надобности.
— И то, Кромгал, — весело говорит Вариша, — ты бы ещё портки нечинённые принёс!
Сердце ухает куда-то вниз: она так редко называет его по имени! Кром поднимает глаза и, минуя улыбки остальных парней и девушек, смотрит на неё, но не может ничего сказать в ответ, как и всегда. И всем, наверно, легко читать по его лицу…
— Да портки куда приятней глазу, чем твоя вышивка, Вариша, — слышится мягкий голос. — У тебя же стежки будто пьяной ягоды наелись: разъезжаются вкривь и вкось, бедные!
Вариша смеётся (блеск перламутра, звон колокольчика):
— Ох, точно говоришь, Вель! Они у меня пьянее, чем Ским в день урожая, правда!
Вель(1) сидит в сторонке ото всех. Рядом с ней Стех(2), Стех-бортник. Все знают, именно ему она по весне дарила венок из хрупкого первоцвета, и он принял его. А ещё всем известно, что отец Вели, вышень(3) Зима, три года назад сговорил её за толстого Гурзя, сына мельника. И ведь всего у них в достатке, но Зима так строг и так любит дочь, что не отдаст за простого бортника. Этой весной будет сватовство, а по осени и свадьбу сыграют. И осталось первоцветным супругам, Вели и Стеху, одни зимние вечорки посидеть рядом. Она нижет бусы младшим сестрёнкам, а он подаёт стеклянные кругляшки, молча, и не спрашивает, когда и какой нужен — знает. Вель тонкая, русенькая, угловатая — похожа на взъерошенного воробушка, совсем не красивая. Но могучий Стех замер у её ног и смотрит в сторону, но как же бережно выбирает он бусины из плетёного короба. Как осторожно вкладывает их в протянутую ладошку — точно передаёт что-то важное, самое дорогое. И Вели так трудно дежать спину прямо под тяжестью этих бусин — утекающих минут времени. Кромгал смотрит на них и думает, что понимает Стеха: он бы тоже всё отдал за один такой вечер у ног Вариши. Но к ней разве подойдёшь…
— Ни шить, ни вязать толком не могу! И стряпаю-то кое-как! Ох, никто не возьмёт меня замуж, неумеху! — Вариша закрывает лицо руками, и её притворные всхлипы тонут в весёлом крике: как никто? А я? А я? Меня, меня выбери, я готовый хоть сейчас, одно твоё слово! Вариша вновь смеётся, и Кромгал опускает голову. Про него все уже забыли, лишь Вель одаривает улыбкой — тёплой и чуть печальной, словно солнце Листопадня. Славная она, Вель.
— А вы слыхали: опять Лис объявился! — лицо у Лесьяра самое таинственное.
Смех мгновенно смолкает, все поворачиваются к нему. И Вариша тоже. Она даже наклоняется вперёд — так интересно:
— Опять? И что делал?
— Говорят, гулял по деревне. Тявкнул на тётку Дару, да так, что она села в сугроб!
— Пустое! — сквозь хохот прорывается густой рык Ждана-охотника. — Дара как пьяной настойкой зальётся, ей всякая тень — лис, а сугроб — перина. А вот что кто-то у бабки Доброгневы кур передушил — это да, это только Лис мог.
— Всех? — хором удивляются девушки.
— Всех. И ни одной не взял. Для забавы, стало быть.
— Может, хорь? — подначивает Лесьяр.
— Да какой хорь! — Ждан важно крутит ус. — Сам рыжий волос там нашёл. Следы, опять же. Но как пробрался он туда, не пойму!
— Что же это за лис такой? — удивляется Вариша. — И не поймают его никак.
— Да как его поймать, — хмыкает Лесьяр. — разве не знаете: он умнее Зимы нашего.
— И размером с телка! — подхватывает кто-то. — И плясать умеет! И в человека перекидываться!
— Ой, правда, правда! — звенит девичий голосок. — Понесла же от кого-то Искра наша — даром, что вдова!
— Да нешто вдове у нас в селе и понести не от кого, как от никудышного лиса-оборотня? — возражает мужской бас.
— А видел ли ты, Мило, её двойняшек? Рыжие, как огонь!
— Ну, Искра и сама-то…
Смех, шутки.
— Пустое, — вновь рокочет Ждан. — Обычный лис. Большой только, ежели по следам смотреть. Ну и хитрый, да, но лисы они такие и есть. Просто старый, наверно.
— Ты ловил его? — голос Варишы задумчив.
— А как же. Видеть не видел, только хвост мелькал в ёлках — утёк, пройдоха. И силки мои обходит, как заговоренный. Топчется рядом, но так и не попался.
— Вроде, отраву кто-то клал?
— Ну да, — Ждан улыбается в усы. — Доброгнева, вона, клала. Теперь без курей будет поживать. И поделом, отрава — это погань, зверя так убивать негоже. Правильно ей Лис под дверью навалил отменную кучу… — сидящая рядом Любима успевает зажать ему рот, и Ждан сразу забывает, что хотел сказать, замирает от её прикосновения. Вокруг хохот, а они смотрят друг на друга, точно одни на всём белом свете. Хорошая пара — Ждан и Любима, и родители согласны. Много свадеб будет этой осенью.
— Года два он у нас безобразит, Лис, — тянет Вариша. — Эх, кабы мне его!
— Зачем он тебе? — звонко спрашивают из угла. — Уж у тебя шуба — всем шубам шуба! Или ещё на ворот надо?
— Да нет, не на ворот, — смеётся Вариша. Совсем по-особому смеётся, тихо и мягко; Кромгалу слышится журчание ручья в густой траве. А Вариша говорит мечтательно:
— Я бы его приручила. Ни у кого в Полесье нет своего лиса, а у меня бы был!
«Нет, — думает Кромгал. — Разве можно приручить лесного зверя? Разве можно его запирать?» Но Ждан совсем притих подле своей ненаглядной, и никто Варише не возражает. А она распаляется всё больше:
— С рук бы у меня ел! Не верите?
— Верим, а чего ж, — сразу несколько мужских голосов. — Мы бы и сами у тебя с рук ели, только захоти!
— Нужны вы мне, — хохочет Вариша. — Если только… — она вдруг закусила губу и бесшабашно тряхнула головой, — А что, молодцы, хотите услужить?
— Хотим, хотим!
Вариша молчит, обводит избу взглядом прищуренных глаз. Повисает тишина.
— Ну так вот: кто приведёт мне Лиса — того самого, а не какую-то полудохлую животину! — того я… — она медлит, чуть улыбается. — …поцелуем одарю!
Шум, визг. Вот это Вариша смелая! Девушки хихикают, парни переглядываются: пошутила?
— Я не шучу, — Вариша чуть покраснела, но глаза блестят ещё ярче, и она диво как хороша сейчас. Кромгал давно уже забыл про свои рукавицы. — Поцелую, верьте слову!
— Вот это дело, — крякает Лесьяр. — Если уж за поцелуй королевне нашей Лиса подавай, то что она попросит за остальное?
Вариша замахивается на него, а кто-то припечатывает:
— А уж где поцелуй, там и остальное, нешто не знаете!
Теперь хохочут уже все.
— Да ну вас, — беззлобно отмахивается Вариша. — Языками-то горазды молоть, только пустозвонить и умеете. Разве сможет кто из вас…
— Я.
Взгляды обращаются к Кромгалу, и он понимает, что сказал это вслух.
— Ты-ы? — нараспев тянет Вариша, смерив его взглядом. — А сможешь ли?
— Не сладишь, Кром, — неожиданно встревает Ждан. — Даже я его упустил.
И ещё не поздно отшутиться как-нибудь, замять. Но Кромгал не скор на язык, да и Вариша смотрит, смотрит на него.
— Слажу.
— Что ж, давай, — Вариша ведёт плечиком. — Покажи, что умеешь не только старые рукавицы штопать!
И ничего не старые. Добрые рукавицы, в память от отца остались.
— Может, и я попробую? — полушутливо предлагает Лесьяр.
— Ой, да ты его если и поймаешь, то заговоришь до смерти!
Опять смех. Кромгал посидел ещё немного, а потом встал и тихонько вышел, никем не замеченный.
* * *
Студёное дыханье зимней ночи обожгло разгорячённое лицо, Кромгал замедлил широкий шаг. Вот ведь, не смолчал. Понятно же, что посмеялась Вариша, а он-то, дурак…
А если нет? Кромгал покачал головой. Даже если и так, то что с того? Притащит он этого лиса, поцелует она его через силу — за обещанное при всех придётся. Но зачем? Не люб он ей. Да ведь и никто не люб, если подумать. Всё шутит, всем улыбается, но ни на кого не смотрит так, как Любима на своего Жданушку. Правда, такой девице пристало любить самого лучшего, самого достойного.
Например, того охотника, что приведёт ей Лиса?
Кромгал потопал ногами, стряхивая сухой снег, и вошёл в избу. Засветив лучину, огляделся. Изба у него была добрая, одна из лучших в Полесье: отец строил с расчётом на большую семью, на десяток детишек. Да вот не сложилось. Может, у него, Кромгала, получится? И тогда зашлёпают по гладко струганным половицам маленькие ножки, а пустая изба наполнится суетой и детским смехом. Он прошёлся по комнате, представляя, как тут всё станет при хозяюшке. Она должна быть тёплой и звонкой — такой, чтоб горело всё в руках. И певучей. Эх, хорошо бы она пела. А он бы для неё… Для Вариши…
Вариша.
Кромгал грустно усмехнулся. Нет, не пойдёт она обживать эту просторную избу. И то сказать: не ей мозолить руки стиркой да уборкой. Ей пристало разве что Лиса кормить, чесать за ушком. Может, он и правда заурчит, прогнётся мягкой кошкой под маленькими ладошками, ляжет покорно у ног. Может, и ляжет.
— Что ж, добуду тебе Лиса, — вслух сказал Кромгал. — И не надо мне никаких выменянных поцелуев.
Просто радуйся, подумал он. А там, глядишь, и помянешь когда меня добрым словом.
(1) проверила выдуманное имя в гугле: оказалось, что Вель — это речка в Архангельской области.
(2) выдуманный Стех оказался фамилией, происходящий от имени "Стефан", что, в свою очередь, означает... "венок". Вот ведь.
(3) здесь: староста, сельский голова