Танец сакур

Глава 32

Удивительно, как много чувств способен одновременно испытывать человек: надежду, раздражение, страх, любовь, которые перемешиваются в причудливый коктейль, и в нем уже не разобрать компоненты. Лиза любила, надеялась на общее будущее с Алексеем и была раздражена, что он не торопится открывать ей свое сердце, что старается держать на расстоянии, убеждая подождать, когда ему станет лучше, а еще ей было очень страшно, что все это окажется сном и, проснувшись, она поймет, что они с Корниловым вновь бесконечно далеки друг от друга.

Лиза поддалась на Катины уговоры и осталась в доме у Дорофеевых и теперь каждое утро оттуда ездила в клинику к Алексею, сидела возле его постели, когда он приходил в себя после мучительных процедур некрэктомии, во время которых с ран от ожогов удаляли омертвевшие ткани, с замиранием сердца ждала, когда Корнилов очнется от наркоза после операции по пересадке кожи, когда дрогнут темные ресницы и он бросит на нее притворно недовольный взгляд. Лиза держала его за руку, поправляла подушки, резала на мелкие кусочки диетическую еду и подавала питье, читала газетные статьи и аналитические записки из подконтрольных компаний. В палате установили удобное глубокое кресло, которое Лиза по праву считала своим, и если Алексей спал, она занималась собственными делами — «Весной» и магазином, который решила назвать Grey Key. Конечно, сначала Лиза была возмущена тем, что считала подачкой Корнилова, — должностью директора «Весны» и правом на бонусы, но потом поняла, что такой неуклюжий жест был своеобразным проявлением расположения к ней, будучи сделанным в тот момент, когда рассчитывать на какое-либо расположение она и вовсе не могла. Теперь, имея полномочия не только по закупкам для «Весны», но и готовясь решать финансовые и управленческие вопросы, Лиза испытывала радость и предвкушение от новой работы. К тому же, доходы от «Весны» позволяли ей более свободно заниматься Grey Key, в планирование которого она погрузилась с новой силой. Все прежние распоряжения о расторжении договора аренды, об отказе от кредитов еще не были реализованы из-за длинных новогодних праздников, и Лиза была рада этому как никогда. Конечно, она задавала себе вопросы о том, как справится с новой нагрузкой, имея малыша, как сложатся ее отношения с Алексеем и сложатся ли они вообще, где он захочет жить, в каком качестве пожелает видеть ее, но Лиза была уверена, что бы ни случилось, работа поможет ей справиться с трудностями и пережить все ради сына и себя самой.

Лиза просматривала сводки продаж «Весны» за последнюю неделю, отмечая, что, несмотря на отсутствие ее и Евгения, который был уволен незадолго до Нового года, дела шли довольно хорошо, конечно, многое можно было скорректировать и именно этим сейчас она и занималась, делая пометки о дополнительных скидках, изменениях в программах лояльности, но в целом магазин жил своей яркой и успешной жизнью. Алексей спал, и она изредка бросала на него задумчивый взгляд. За последние недели они стали гораздо ближе друг другу, но все же недостаточно близки, Лиза готова была затопить Корнилова своей заботой и нежностью, а он не всегда был готов принять ее. Конечно, он испытывал боль, раздражение своей неподвижностью, необходимостью ждать новых операций и новых волн боли, невозможностью управлять ситуацией и хоть как-то контролировать ее, но все же иногда Лизе казалось, что Алексей мог быть хоть немного более мягок к ней. Бывали и дни, когда он демонстрировал свое внимание и интерес, спрашивал ее о самочувствии и жадно слушал все, что Лиза говорила о том, как растет и развивается малыш, рассказывал случаи из своего детства и спрашивал Лизу о том, какой малышкой была она, и именно ради этих минут она готова была вновь и вновь приходить к нему и ждать.

Лиза отложила в сторону планшет и подошла к окну, шел дождь, вечный лондонский дождь, который заставлял пушиться ее волосы, зябко ежиться и мечтать о вечере возле камина. Где-то совсем рядом жил своей жизнью огромный город, акции взлетали и падали на бирже, в судах решались многомиллионные споры, туристы замирала от восторга, глядя из окон кабин Лондонского глаза, а ее мир был ограничен пространством этой комнаты, ритмом дыхания спящего рядом мужчины, ощущением новой жизни в ее животе — так просто и так сложно. Шевельнулся малыш, до родов оставалось три с половиной месяца и ее, их мальчик становился все подвижнее, Лиза уже начала различать, когда он спит, а когда бодрствует, она начала даже разговаривать с ним. Катя рассказывала ей, что на последних месяцах беременности она читала вслух сказки Андерсена, убаюкивая своих малышей, а потом они читали их вместе с Сергеем. О чем-то подобном с Алексеем Лиза могла только мечтать. Малыш зашевелился сильнее, словно желая привлечь мамино внимание к себе, а, может быть, папино внимание, ведь мамино было обеспечено ему каждую секунду.

— Алексей, — Лиза наклонилась к нему, — Алексей, проснись.

Корнилов медленно открыл глаза, Лиза опустилась на краешек кровати и взяла его за руку, положила ее себе на живот.

— Ты чувствуешь? Он шевелится, — от волнения перехватило дыхание, а на лице расцвела улыбка. — Мне кажется, он хочет, чтобы ты почувствовал это.

Алексей касался ее сначала нерешительно, а потом все более властно и одновременно нежно, тепло его руки распространилось по всему телу.

— Шевелится, — тихо произнес он. — Тебе не больно? — в глазах мелькнуло участие.

— Нет, мне хорошо, я чувствую, что он скоро будет со мной, с нами еще более остро, — Лиза положила свою руку поверх руки Алексея.

— Сын, наш с тобой сын, — Корнилов улыбнулся. — Тебе, наверное, хотелось девочку?

— Знаешь, мне хотелось девочку, а нам с тобой сына, — Лиза надеялась, что Алексей поймет, что именно она хотела сказать.

— Лиза, я знаю, что ты была беременна семь лет назад и что я был отцом твоего ребенка, — Корнилов понимал, что должен это сказать, понимал, что между ними слишком много недоговоренностей и нужно хотя бы начать раскрывать свои секреты.

Лиза побледнела и инстинктивно отодвинулась от него, Алексей удержал ее.

Почему, почему так происходит? только что-то начинает налаживаться, а потом рушится в один миг?

— Это было очень трудное для меня время, — сказала Лиза. — Может, не будем сейчас говорить об этом, — ей так хотелось, чтобы прошлое осталось в прошлом.

— Будем, — твердо ответил Алексей. — Потому что многое из того, что потом произошло в твоей жизни — моя косвенная вина.

— Ты собирал обо мне досье? — усмехнулась Лиза. — А почему говоришь об этом только сейчас?

— Только после того, как понял, что ты и Кейко — одно лицо. До этого не было никакой нужды. Ты помнишь, все было слишком быстро.

— Ты ведь не помнил меня, — даже не спросила, а почти утвердительно сказала Лиза.

— Не помнил, — не стал отрицать Алексей. — Та девушка была смутным воспоминанием, и ты не была на нее похожа. Ты была другой, совсем другой, непонятной. Вроде бы жесткой и в то же время нежной, с одной стороны зацикленной на вещах, а с другой — рассуждающей о чем-то другом, о чем-то большем.

Лиза не понимала, как реагировать на эти слова, она отдавала себе отчет, что наивная девушка семилетней давности была случайным эпизодом, и все же была огорчена, услышав это от Корнилова, но одновременно была рада его оценке себя настоящей.

— А я помнила тебя, не вспоминала каждую минуту, но помнила, конечно. Тот вечер, та ночь, мне казалось, что я делаю правильные шаги во взрослой жизни, — Лиза грустно усмехнулась.

— Тебе было плохо, и ты была совсем одна, а потом узнала, что не можешь иметь детей, — проговорил Алексей, было невыносимо жаль Лизу, ее глаза потухли при воспоминаниях о тех днях, а плечи ссутулились, ему так хотелось обнять ее, прижать к себе, а он мог только неуклюже гладить ее по животу.

— Я долгие семь лет думала, что у меня ничтожно мало шансов завести ребенка, поэтому ты понимаешь, какое для меня чудо то, что сейчас происходит? — Лиза всеми силами старалась уйти от тяжелого разговора. Вновь словно наяву вставали картины той холодной и снежной зимы: боль, мрачные стены больницы, бесконечные мысли о том, как в ее теле мог расти ребенок, катастрофа с аргентинскими варрантами, уход из «Брокер-Инвеста», страх разоблачения, связь с Кулешовым. Секреты, боль и грязь.

— Лиза, не отстраняйся от меня. Ты сейчас делаешь то же, в чем обвиняла меня, — укорил ее Алексей.

— Я не могу, не хочу говорить об этом! — Лиза встала и отошла в дальний угол комнаты, передвинула вазу с цветами, стоявшую на столе, включила, а потом выключила верхний свет.

— Мы должны поговорить об этом, — чуть повысил голос Корнилов. — Не уходи от меня и от разговора. Я знаю все, что произошло после, и не осуждаю тебя. Не имею права, понимаю, в какой ад превратилась твоя жизнь.

Понимал ли он? Мог ли понять? Хотел ли? Лиза не знала, но в одном Алексей был абсолютно прав — у них не было даже намека на будущее, если они не желали делиться своим прошлым. Она села в кресло, отодвинув его подальше, словно не желая испытывать никакого контакта с Алексеем в минуты воспоминаний о тех днях, когда почти потеряла себя, не желая чувствовать его отвращение и отстраненность.

— Тогда в ту ночь с тобой все было чудесно, как я мечтала, планировала, я тогда планировала каждый свой шаг и к нынешним тридцати годам должна была сидеть в кресле как минимум руководителя подразделения компании типа ВТБ-Капитала. Я думала, что ночь с кем-то вроде тебя — отличное решение проблемы с моей затянувшейся невинностью, — Лиза улыбнулась, было так странно вспоминать юную себя, словно прошло не семь лет, а целая жизнь. — Для личного в моей жизни было отведено время после тридцати, до этого я должна была сделать диссертацию и MBA, поработать где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке, стать по-настоящему классным финансистом. Я верила, что у меня это получится, и все делала для этого. Одна из моих однокурсниц сейчас руководит инвестиционным направлением Дойче-банка в России, другая — интернет-трейдером «Тройки-диалог». Я хотела того же и, наверное, смогла бы, — Лиза давно уже не сожалела о своей несостоявшейся карьере, но в эту минуту вспомнила все свое горе от рухнувших надежд. — Я стремительно бежала вперед, а, упав, оказалась слишком слабой, чтобы встать. Знаешь, я даже подумать не могла, что потеря ребенка и эти жуткие слова, что никогда мне не стать матерью, произведут такое впечатление на меня. Я ведь тогда не хотела детей, не думала о них, злилась, слыша детский плач в самолетах, и просила меня пересадить от орущего младенца. А потом вдруг, раз — и рассыпалась на куски, — Лиза замолчала, встала, отошла к окну. Странно, когда она в первый раз после долгих лет молчания рассказывала свою историю Кате, каждое слово давалось с неимоверным трудом, а сейчас, наоборот, говорила легко. Лиза не понимала, что испытывает Алексей, как относится к ее рассказу, она даже не знала, хочет ли это понять.

— Лиза, подойди ко мне, — тихо позвал ее Корнилов, — Сядь рядом, — ему было больно смотреть на Лизу, видеть его грусть, сожаление, вину в каждом слове.

— Я не могу, — глядя в темноту за окном, ответила Лиза. — Не могу говорить об этом и смотреть на тебя. Мне кажется, после того, как я закончу, все будет совсем по-другому, и у нас с тобой и с малышом не будет ни одного шанса.

— Лиза, прекрати и подойди ко мне, — чуть повысил голос Алексей. — Я должен был бы обнять тебя и заставить закончить этот рассказ, а я не могу. Могу только просить тебя говорить об этом и быть рядом со мной.

Лиза стояла, не шелохнувшись, и молчала.

— Ты противоречишь сама себе, — бросил Алексей. — Просишь от меня то, что не готова сделать сама.

Что ж, он прав, — подумала Лиза и села на краешек кровати. Рука в руке, как влюбленные подростки, тепло и холод прикосновений. Взрослые разочаровавшиеся люди — с недавних пор им стало нужно так мало.

Он был рядом, мужчина, с которым с завидным цинизмом сталкивала ее жизнь, успешный и полный надежд, разочаровавшийся и жаждущий тайных развлечений, увлеченный ею, а теперь растерзанный и больной. Она хотела ярких впечатлений от ночи с первым, опасалась второго и любила последних двух, была счастлива только от того, что он дышит и живет, что смотрит на нее и не прогоняет ее.

Алексей сделал еще один шаг ей навстречу — был готов слушать и понимать, и Лиза начала говорить, сбивчиво, глотая слезы, что есть сил сжимая его руку своей — о том, как сходила с ума после потери ребенка, воображая себя все еще беременной, как потом вышла на работу и допустила ошибку с варрантами, рассказала про связь с Кулешовым и про начало работы в «Весне», про Парсонс-колледж и последовавшую за ним упорядоченную жизнь. Алексей молчал, не переспрашивал, не перебивал, только ласково гладил и касался губами ее холодной руки. И было так страшно и так легко — словно слой за слоем Лиза сбрасывала старую шкуру.

— И все вроде бы было упорядоченно и хорошо. У меня была отличная работа, квартира, машина, я путешествовала по работе и так, тратила, сколько хотела. Я стала задумываться об ЭКО, я радовалась своей жизни, не наслаждалась, нет, но тихая радость от возможности получить желаемое была. А потом началась эта глупая и грязная история с Кейко. И я ведь даже не могу сказать тебе, что жалею, что согласилась, — Лиза замолчала, подняв взгляд на Алексея. Он смотрел на нее сочувственно и нежно, это казалось странным, Корнилов не был похож на себя самого. — Когда на кону стояло мое благосостояние и малоприятный перфоманс, я согласилась на перфоманс. Тебе, наверное, лучше известны мотивы этого действа? — Алексей коротко кивнул. — А мне это было преподнесено как необходимость выяснить твои намерения. Вот я и отправилась их выяснять. Кимоно, чайная церемония, рисовая пудра — я словно шагнула в другой мир, устойчивое чувство сюр — то ли театральные подмостки, то ли запутанный сон. Я увидела тебя, я, конечно, слышала, на встречу к кому я иду, но я до конца не понимала, что встречу тебя. Я играла, потому что видела цель, я не хочу обманывать тебя, не хочу пытаться казаться лучше, — Лиза коротко вздохнула. — А потом вы с Дорофеевым вломились ко мне в квартиру, и вот это был настоящий сюр, а потом мы ходили на концерт и, когда в машине ты сказал «Ты слишком многим обещала раздеться», я думала, ты узнал меня. Я боялась остановить эту многоходовку — боялась перестать играть в Кейко, не понимая, что будет с моей работой, не хотела прекращать встречи с тобой, просто потому что мне было хорошо с тобой. А потом и правда все стало закручиваться как-то слишком быстро, помнишь, ты пришел к Кейко мрачный и больной, а потом пришел еще раз, и мы встретились в гольф-клубе, и полетели к твоим родителям, и ты перестал приходить к Кейко. Я думала, это все, и ты мне вряд ли поверишь, если я скажу, что в тот день, когда ты приехал ко мне домой, я собиралась вернуть кимоно и выбросить все остальные части Кейко, — Лиза замолчала, она сказала многое, но не сказала, что получила еще и акции «Весны» за свою игры.

— Поверю, — тихо произнес Алексей.

— Почему? — почти шепотом спросила Лиза.

Что он мог ей ответить? — он и сам не знал, почему. Может быть, просто потому, что хотел верить? или думал, что она не должна была переживать в одиночку то, что пережила? потому что она была матерью его сына? или потому что он хотел ее — видеть, чувствовать, быть с ней?

— Подожди верить, — немного охрипшим голосом сказала Лиза. — Ты, конечно, знаешь про акции, которые мне передал Денисенко. Ты спрашивал в тот день, за что он отдал их мне. За то, что я помешаю тебе купить «Весну». Мне даже было смешно, и он, и Евгений видели во мне какую-то Мату-Хари, я не могла убедить тебя ни в чем, но ведь им этого не нужно было знать. Вот так, вся моя жизнь, я рассказала тебе ее, — Лиза зябко повела плечами, на часах была половина девятого, ей стоило собираться уходить — в девять Алексею делали перевязки, обезболивающие, и он засыпал. — Ну а потом после твоего отъезда я узнала, что жду ребенка. Это было чудо, как взрыв конфетти.

— Ты собиралась мне рассказать? — Алексей бросил на нее пытливый взгляд.

— Да, — коротко ответила Лиза.

— Ты об этом хотела говорить, когда спрашивала меня, когда я приеду?

— Да, я не представляла, как сказать тебе по телефону. Ты сказал, что, когда ты приедешь, для меня больше не важно. Начался весь этот кошмар с покушениями и охранниками, я уехала в Белладжио, вот как-то так.

— Почему ты приехала ко мне? — задал самый главный для него вопрос Алексей.

— Я не могла не приехать, — немного удивленного проговорила Лиза. — Когда я увидела в новостях, что произошло с тобой, я прилетела первым рейсом. Я должна была быть рядом и знать, как ты. Это же так просто. Одно дело, знать, что у нас с тобой ничего не вышло, другое — бояться, что тебя уже нет, — Лиза снова вспомнила ужас первых дней и часов после автокатастрофы.

— Мне казалось, я вижу тебя, слышу тебя.

— Тебе не казалось, меня было почти невозможно выставить из больницы, — усмехнулась Лиза. — Но твои родные и не пытались.

Они замолчали, после рассказанного Лизой было слишком странно вести обычные пустые разговоры. Наверное, Алексею следовало сказать что-то большее, чем скупое «Поверю», но он не говорил. Наверное, ей следовало обидеться, заплакать и уйти, но она не обижалась и не спешила уйти.

— Лиза, ты знаешь, какими будут следующие месяцы для меня. И знаешь, я не хочу, чтобы ты видела это. Я хочу, чтобы мы попробовали позже, когда я приду хоть в какую-то норму, но ты не хочешь ждать, говоришь, что не можешь.

— Я и правда не могу и не хочу, — сказала Лиза.

— А я не знаю, как совместить все это, — устало вздохнул Алексей.

Ну что ж, он почти молча выслушал ее рассказ, а теперь собирался что-то с чем-то совмещать — наверное, это был не худший итог их разговора.

— Алексей, оставь все как есть. Я тоже не знаю, как очень многое совместить в своей жизни, но не хочу отказываться ни от чего.

— У нас с тобой будет сын, — невпопад произнес Корнилов и слабо улыбнулся.

— Сын, — с нежностью проговорила Лиза, — Он должен родиться в третью неделю апреля.

— Я к тому времени должен быть в лучшем виде, чем сейчас.

— Будешь, — успокоила его Лиза.

— Нужно найти нам с тобой хороший дом здесь, — сменил тему Алексей. — Ты ведь не собираешься уезжать? — он вопросительно посмотрел на Лизу.

— Не собираюсь.

— Тогда дом. В моей нынешней квартире не особенно удобно.

— Хорошо, — согласилась Лиза.

Что ж, он сказал, что верит ей, что хочет попробовать с ней — странное слово, но ладно. Сказал, что им нужен дом. Вот такой вот результат ее рассказа, почти исповеди, не худший результат, если знать Корнилова так, как знала она.