Танец со змеей

Глава 2

Октис сидела одна на скалистом выступе посреди чащи леса и смотрела в никуда. Прошло уже шестьдесят дней, как перестал существовать Змеиный полк. За это время Брат обернулся в небе два раза. Девушка старательно искала мысли в своей голове. Тихо ждала их, как охотник. Потом, не дождавшись, начинала рыскать по всем закоулкам сознания в попытке ухватить хоть что-нибудь за хвост и притянуть к себе. Ничего не было. Пустота – и снаружи, и изнутри.

Вечер в разгар слияния давал о себе знать: свет все меньше проникал через листву, сырой лесной воздух наполнялся прохладой. Октис сидела неподвижно, и холод беззастенчиво гулял по оголенным участкам кожи.

Она не помнила, когда открывала рот, чтобы издать какой-нибудь намеренный звук. Тем более, чтобы сказать что-то осмысленное. Она вспоминала, когда в последний раз с кем-то говорила.

В последний раз это были те мужики. – Октис решила считать их бандитами, хотя, возможно, это было не их занятие. Она вспоминала, что говорила им. – Только говорила ли? Точно было, что говорили они…

День близился к завершению, но до заката Старших время еще оставалось. Их было трое, они шли по пустынной дороге. С одной стороны была река, с другой – лесок, а прямо им навстречу брела девушка в дорогой походной одежде. Кто бы им ни встретился, нутро путешественника требовало некого ритуала: приветствия, жеста, кивка, хотя бы простого оценивающего взгляда. Не исключали такие ситуации и мерение силами, драку, а то и вовсе грабеж. На то люди и не ходят по дорогам в одиночку. Но эта встреча не могла закончиться просто так. Девушка была одна, в диковинной одежде. На голове короткие для женщины волосы, через плечо переброшена худая сумка, в руке – сложенный походный плащ. Октис была во всем обмундировании Змей кроме нашейника и шлема. Их она почти сразу сняла, но продолжала таскать за собой в торбе, порываясь загнать первому встречному торгашу. Особенно, когда живот сводило от голода.

Хоть и была она одета в боевую форму, а на голове сияла прическа, присущая скорее мужчинам, встречные путешественники еще издали признали в ней девушку. Они стали оживленно комментировать ее. Это были скорее комплементы, и есть сорт женщин, которым бы такое поведение определенно понравилось. Конечно, в этой ситуации одинокая – и потому глупая – девушка дальнейший свой путь отдавала на совесть встречным. А совесть не редко бывает в сговоре с хозяином.

Октис не знала, как себя вести. Опытная баба набралась бы смелости, нахальства и хитрости. И того должно было хватить, чтобы закончить такую встречу так, как будет ей удобно. Но Октис не могла похвастаться опытом в тонкостях мирской жизни. Ее мир, маленький до недавнего времени, делился на нее, друзей и врагов на поле боя. Теперь же он стал гораздо больше, практически бесконечным, но совершенно пустым и бессмысленным. Она просто шла вперед, не зная где она, не понимая куда идет. Не помня, сколько шагов пройдено от Серда, и сколько времени на то ушло. Быть может, минула ночь. Может, даже не одна. Свежая память Октис работала отдельными краткими вспышками. И в этих вспышках темного времени суток не значилось.

Она смотрела на встречных взглядом раненного зверя, отбившегося от стада. И каждый из путников, не сговариваясь с другим, где-то глубоко в душе уже выбирал между готовностью помочь ей или желанием просто воспользоваться.

– Ну и откуда ты такая?

Октис молчала, лишь крепче потянула за ремень сумки.

– Такая девушка и одна?

– Красивая у тебя одежда. Не натирает, не тяжело в дороге?

– Ночь близко – к костру хочешь?

– Да скажи уже что-нибудь!

– Пойдем, поздно уже нас пугаться. – Решился самый смелый и попытался ухватить ее за руку, чтобы повести за собой. – Раньше надо было. Пойдем, расскажешь, откуда тебя такую несет...

Она оттолкнула его.

– Не дотрагивайся до меня! – Взревела Октис. – Следующему, кто попытается, я сломаю руку.

– Да ладно тебе! Ведь никто плохого не хочет.

– Ну! Ну, пошли. Идем. – Второй приближался к ней словно охотник старающийся приручить дикого зверя. – Да хватит уже! – Его терпение закончилось, он все же сумел уцепиться за ее руку.

Мужчина хотел перетянуть ее на себя, но Октис крепко стояла на тверди и умело сопротивлялась приложенной к ней силе. Другой обходил ее стороной, желаю ухватить за вторую руку. Октис резко ослабила сопротивление и использовала силу нападавшего. Сама подалась вперед и дальше. Ухватившись за шею, перепрыгивая с ноги на ногу, выполнила заученный бросок. Нападающий отцепился от нее. Следующего она ударила ногой в грудь. Со сбившимся дыханием он повалился, поднимая облачко дорожной пыли. Что хотел сделать третий Октис так и не узнала: она выхватила кинжал, когда он уже был слишком близко. И тут же вогнала клинок в живот.

Он был выше нее. Она подняла голову и взглянула в его глаза. Застывшие, круглые от страха. На миг ей стало жалко парня. Октис подумала, как смогла бы избежать этого. Переиграла в голове всю сценку, но пришла к тому же результату. Она была словно арбалет или осадное орудие, которым натягивают тетиву, заряжают, и дальше все они совершают одно и то же смертоносное действие без права собственного выбора. И результатом становится кинжал в животе этого парня, его округлившиеся глаза.

Октис вытянула кинжал. Держась за живот, раненый упал на колени. Она повернулась к первому, которого повалила броском. Он поднимался с колен и рвался к ней. Октис опередила его, ударив ногой в голову.

– Лежать и не двигаться!

У нее не было ничего. Лишь туманные представления о жизни вне полка Змей. Ей хотелось есть. Ей хотелось любого пристанища, любой крыши над головой. Она решила обыскать поверженных в поисках еды или денег. Любой другой итог такой встречи был ей противен больше свершившегося, и она быстро смирилась с тем, что это – все, что предначертали ей Творцы.

Октис нашла у затихшего жесть в кошельке, немного просоленного мяса и мешочек с хлебными семечками. Повернулась ко второму. Тот тоже был в полном здравии, но не совершал уже никаких попыток к нападению. Он только смотрел на своего друга, все так же сидевшего на коленях и державшегося за окровавленный живот. Когда Октис приблизилась, мужчина сам отшвырнул мешок и дешевый деревянный лук. В мешке лежали шкуры. Октис взяла только лук.

– Колчан!

Охотник отстегнул простой колчан из мешковины и бросил ей.

Третьего она не обыскивала. Парень мог выжить, он был вынослив. Не стонал и не терял сознания. Но Октис испытывала странное и непонятное чувство – сожаление к врагу, которого не должно быть у солдата.

После того она сошла с колеи и ушла в лес. С тех пор, если Октис и хотела идти по дороге, шла рядом с ней, скрываясь на всякий случай за преградой из кустов и деревьев.

Отнятые деньги так и не превратились в еду или крышу над головой. Октис просто не знала, как это сделать. Один раз она вышла на небольшую деревеньку и стала искать в ней лавку или постой. Она подумала, что подобные заведения обязательно должны быть в любом месте, где живут люди. Она долго бродила среди глиняных мазанок и соломенных крыш, озираясь по сторонам. Собирая на себе взгляды немногочисленных крестьян, в дневное время большей частью остававшихся в поле. Ничего подобного на глаза ей так и не попалось. Октис только один раз нашла в себе смелость спросить у глазеющего на нее древнего деда:

– Где... где у вас... мне нужна лавка... какая-нибудь или постоялый дом… двор. У меня жесть есть. Жесть. – Она потрясла кошельком. – В обмен на... еду или кров...

Но старик ничего ей не ответил, будто не обучен был речи богоподобных. Тогда она просто ушла и больше на такое не решалась.

Ее спас отобранный лук. Почти кустарная работа – не чета складным лукам Змей, казавшимся верхом инженерной мысли оружейных мастеров. Однако этот деревянный лук служил прежним владельцам явно не для забавы. В умелых руках Октис он стал хорошим охотничьим орудием.

Сама она толком не охотилась раньше. Лишь пару раз в походах, на стоянках Змеи забавы ради уходила неглубоко в лес. Стреляли там по птицам и мелким тварям. А теперь она была одна, и охота стала уже не развлечением, а выживанием.

Она не ожидала, но охотиться на лесных животных было проще, чем на людей. Ей казалось, что звери более чуткие и внимательные. И без сомнений, они должны бояться огня. Но на затаившуюся Октис твари в основном не обращали внимания. Даже если замечали ее, они часто не придавали тому никакого значения.

Так же выяснилось, что дикие звери не боятся огня. Наоборот, они оказались на редкость глупы и любопытны. Однажды ночью Октис развела костер в лесу, а через какое-то время ее напугал огромный волк, вынырнувший из кустов. Она заорала и прогнала его. Тогда Октис не углядела в этом никакой связи и легла спать. Но ночью еще несколько раз ее будили шорохи и нечеловеческие звуки – сна не вышло. На следующий вечер она решила проверить свою догадку. Собрала и подожгла костер, а сама спряталась рядом на ветке дерева. Скоро она подстрелила рысь. А потом волка-подростка, удравшего обратно со стрелой в лапе. Она взялась за рысь сразу, пока еще кто-нибудь не решил наведаться на огонек.

Разделывать тушу бывшая ведущая не умела. Просто кромсала ценную шкуру. Отрезала ноги, снимала верхний слой и укладывала мясо на плоские камни внутри костра.

Теперь она тушила или вовсе не разжигала костер перед наступлением ночи. Просто надевала походный плащ, ложилась на покров из серых сухих листьев и иголок. Складывалась, подгибая к груди колени, кладя одну руку под голову, другую – между ног. И больше не двигалась, словно умирая каждую ночь.

А на утро ей не хотелось просыпаться. Уже полностью вернувшееся сознание не хотело брать власть над окоченевшим и онемевшим телом. Она все так же неподвижно лежала и смотрела в одну точку.

Ей некуда было идти. Нечего было делать. Она знала, что, придя в движение, тело захочет употребить припрятанное со вчерашнего мясо. Но сначала она возьмется за разминку и силовые упражнения. Затем уже справится с остальными насущными надобностями живого тела. Во второй половине дня она начнет охоту. Подстрелит пару птиц или какого-нибудь зверька. Или останется ни с чем. Затем соберет хвороста для костра. Возможно, пожарит добычу и съест, оставив на следующее утро пару больших кусков. Затем она опять будет сидеть на небольшой скале и смотреть в чащу леса. Наступающий холод будет безнаказанно мять ее тело, словно крестьянин молодую жену. Она укутается в плащ и ляжет на настил из опавших листьев. Свернется в комок. А на утро она откроет глаза, а тело начнет слушаться только после волевого усилия.

Так проходил день за днем. Разнообразие в устоявшийся распорядок вносил только крупный волк. – Наверное, тот, что пришел тогда на огонь. – Время от времени он появлялся поблизости. Октис убедила себя, что один раз видела в лесу настоящую дикую травору, но волк оставался реальным без всяких уверений. Так охотница становилась дичью. У нее вскипала кровь, и только в этот миг опасности, ей казалось, что она, наконец, согрелась.

Волка Октис так и не убила, но и он не убил ее. За один оборот Брата, лесной охотник два раза выходил один на один с ней. Рычал, огрызался, почти бросался на нее. Но Октис стояла крепко, с натянутой тетивой. Готовая после выстрела бросить лук и схватиться за кинжал. А потом волк уходил, но она еще долго оставалась в напряжении, слыша, как он рыщет рядом.

Она посчитала, что волку не по душе такая конкуренция. Ему не нравилось, что кто-то рядом исполняет лучше него роль отверженного отшельника. Боясь, что ночью он все-таки найдет ее опять и уже не будет столь любезен, Октис каждый день уходила дальше вдоль дороги.

Так однажды она увидела Змей. Их было четверо. Они шли по колее. В той же форме, что носила Октис. Черная, красная, две синих. Она долго следила за ними, не решаясь окрикнуть и выйти на дорогу. В конце концов, за их спинами она стала медленно выходить из леса. Когда Октис вышла на дорогу, они уже были впереди в ста шагах. Ей так и не хватило смелости окликнуть их. Она лишь смотрела, как знакомые темные силуэты скрывались за холмистым поворотом.

Больше Змей она не видела. Невзрачные и похожие лесные дни продолжали сменять друг друга.

***

Она открыла глаза. До этого ею владело странное чувство, что в этот раз она оказалась в каком-то другом месте. Просто забыла, а как только осмотрится, сразу же вспомнит недавние события, и все встанет на свои места. Но никаких недавних событий не случалось. Она ничего не забывала, не было никаких «своих мест». Она открывала глаза и видела лес. – Каждый раз лес.

Она с силой вытянула онемевшую руку. Медленно сжала и разжала кисти. Выпрямилась, потянулась, отчего ей тут же свело голень. Она заорала и вскочила на ноги. Постанывая покачалась на стопе сведенной ноги. Когда боль отступила, она задрала голову вверх и с облегчением вздохнула. Ей казалось, что причиной судорог стал утраченный распорядок тренировок. Хоть она и занималась каждое утро, а жизнь в лесу вряд ли можно было назвать спокойной, Октис решила взяться сегодня за тренировку с новой силой.

Справившись с кустами, она обмылась проточной водой из небольшой речушки. Где-то в глубине сознания звучал голос мастера, требовавший делать все, что ей не хочется. И она только подвывала, когда ей приходилось обдавать себя дико холодной водой, а иногда и вовсе погружать в реку часть тела.

Холодная вода забрала силы. Хотелось есть, но голос заставил немедленно приступить к упражнениям. Она начала разминку. Напрягла мышцы и потянула связки. Села на шпагат. Сделала несколько отжиманий. Мостик. Из мостика перешла в стойку на руках. Хотела сделать пару оборотов, но пока вспоминала, есть ли впереди место для безопасной опоры, бросила эту идею. Стояла так пока руки не отказали. Затем она нашла увесистый камень и стала приседать, уложив его на затылок и удерживая руками. Когда заколотилось сердце, она осторожно сбросила с себя груз. Потянулась, снимая напряжение со спины.

Она собиралась заняться прессом – Змей не было, но Октис все еще боялась, что живот одряхлеет, и жир начнет вылезать между ремнями. Вот только все больше ее одолевало ощущение, что кто-то наблюдает за ней. Возможно, то сработало приобретенное охотничье чутье, или же Октис настолько отвыкла от любой компании, что теперь не могла не заметить перемену. Повертевшись еще немного, боковым зрением она заметила силуэт на ветви высокого дерева. Собравшись с мыслями и погасив волну страха, она быстро вытянула кинжал из ножен, и, развернувшись, бросила в цель.

– Ого! Сильный бросок! – Воскликнул незваный гость, глядя на кинжал, воткнувшийся в ствол дерева рядом с ним.

– Сильный, но не меткий. – Процедила Октис. После броска она осталась в том же положении, хотя мастера всегда учили ее не дожидаться результатов, а действовать дальше. Она лишь прикинула расстояние до уложенного под сумкой гасила.

– Это потому, что такой кинжал не предназначен для метания. Его воздухом увело в сторону. – Успокоил ее незнакомец.

– Не-е-ет. Просто я не прицелилась и рука не отошла.

– Угум. – Зритель решил согласиться и закончить на этом спор. Он взялся за метательное орудие, расшатал и вытащил из дерева. При ближайшем рассмотрении кинжал оказался просто великолепным. – Эх! Штучная работа. С такими ходят богатые дворяне, либо высокие ведущие. Он действительно хорошо сбалансирован. Но не для броска на такое расстояние, конечно. Инкрустация настоящим золотом. Декоративный дол в виде змеи. А главное – качество исполнения. За такой кинжал вместе с ножнами можно получить до десяти золотых, а при хорошем торге он может стать и вовсе на вес золота.

Октис, увидев свой кинжал в чужих руках, напряглась, сменила позу и приготовилась к ответному броску. Но ее страхи на этот раз не оправдались. Повертев в руке ее собственность, незнакомец ловко спрыгнул вниз и подошел совсем близко. Он был немного старше ее. Выше и чуть крупнее, и, судя по его движениям, в ловкости и быстроте он мог смело конкурировать с ней. Высокий лоб. Острые черты лица молодили его. Светлые прямые волосы выглядели как солома, но послушно лежали зачесанными назад.

– Я тут понаблюдал за твоей тренировкой. Зрелищно. – Он перебросил в руке кинжал и подал рукояткой вперед.

Октис ничего не ответила. Свои круглые глаза она не сводила с глаз оппонента. Медленно, почти неловко, взялась за рукоять. Сначала кончиками пальцев. Когда он убрал руку, она ухватилась уже всей кистью. Оставляя кинжал в том же положении, будто он застыл в воздухе, Октис продолжала наблюдать за движениями незваного гостя. Гость тем временем отошел и даже успел отвернуться. Он рассматривал ее импровизированный лагерь. Пнул сапогом обуглившийся ствол в куче золы – следы вчерашнего костра.

– Ты еще не видел, как я головы кистенем разбиваю. – Уже не вовремя и невпопад ответила Октис. – Еще зрелищней.

Он повернул голову и как-то хитро улыбнулся ей. Октис и сама не поняла, чего было больше в ее словах: колкости или угрозы.

– Кто ты? – Наконец спросила она.

Бесцеремонный гость был одет вполне обыденно: сапоги, свободные штаны, рубаха поверх, перетянутая ремнем. Хоть и было все поношено и не совсем чисто, покрой и качество ткани, а так же кожа сапог и ремня, даже ее неопытному взгляду выдавали не самый низкий достаток владельца.

– М-м-м... – Он поморщился. –Я могу сказать тебе свое имя. И что даст тебе это сочетание звуков? Ничего. Разве что было ли у моих родителей чувство юмора...

– Сколько ты за мной наблюдал?

– О, это уже вопрос поинтересней. Это что-то профессиональное? Хочешь узнать, насколько ты прокололась?

– Хочу знать, много ли ты видел.

– Я услышал какие-то женские вздохи-ахи и плескание воды. Конечно, я не мог такого пропустить. Решил забраться повыше. Увидел тебя – мокрую кошку, идущую от речки. А дальше перебрался поближе к твоему насесту. – Он еще раз осмотрелся. – А что? До этого было что-то еще?

– Ничего не было. Что тебе здесь надо?

– Ну? Я же сказал: захотелось тебя увидеть, и увиденное мне понравилось.

– Получил удовольствие… теперь уходи. – Октис была по-прежнему напугана. Само собой, ей хотелось, чтобы причина ее раздражения исчезла. Но с другой стороны, какая-то ее весомая эмоциональная часть, в противовес рациональной, нуждалась в этом раздражении. Ловила каждое его слово, и наслаждалась каждым ее ответом. Она говорила, он отвечал, они общались – и это было то, в чем Октис, оказывается, нуждалась уже давно.

– Нет. Ну, кто же получив затравку, не хочет получить продолжение?

– Мужик, неужели ты думаешь, что у меня нет шансов справиться с тобой? Второй раз я не промахнусь. – Она подкинула кинжал в руке.

– Надеюсь, ты учитываешь то, что и я могу справиться с тобой? Что тогда? Может, не будем так сразу доводить до крайностей? – Он сел на поваленное бревно, по другую сторону от пепелища.

– Вот теперь мне хочется убить тебя прежде, чем мы начнем выяснять, кто из нас сильней. – Заметила она.

– Тебе никто не говорил, что ты очень кровожадна?

– Постоянно.

– Ладно, я тут проездом – как и ты. Хотя нет... ты-то нет. Ты тут живешь?

Октис нерешительно кивнула.

– Давно?

– Я не помню. Я не считала.

– У тебя изможденный вид. Одичалый. Совсем дикие и уставшие глаза. – Он взглядом прошелся по ее одежде. – Кто ты, Октис? Или ты не Октис, а кинжал стащила? Сидишь тут – девица, в чаще леса, в богатой форме, с татуировкой, с именным оружием и боевой подготовкой. Воровка? Наемник? Дезертир?

Слово «дезертир» будто ударило ее так, что она не смогла дать сдачи. У нее почти подкосились ноги. Вместо раздражения и тревоги остались только усталость и печаль. Из трех предложенных вариантов именно «дезертир» подходил больше всего. Положение перволинейного беглеца и бывшей Змеи во многом совпадали. Октис села на уступ старой скалы и положила кинжал на колено. В этот момент она была беззащитна и хорошо понимала это. Если бы сейчас незнакомец ринулся на нее, она бы не сопротивлялась. По крайней мере, первое время.

– Я не дезертир, я отставной перволинейный...

– В таком возрасте, женщина, да еще и перволинейный и отставной?

– Да. – С едва уловимым усталым вызовом подтвердила она. – А еще я ведущий отряда... была.

Он кивнул. Если верить, что она – отставная перволинейная, значит, и кинжал подтверждал ее бывший высокий статус.

– А что ты делаешь в лесу?

– Я просто шла и... мне не куда было идти и... я ушла в лес.

– Подальше от людей?

– Я не знаю. – Она закивала. – Я не знаю, что с ними делать. Им либо все равно, либо они что-то хотят от меня, а я только и могу, что убить или покалечить.

– Хмм. Ты просто символ смерти из Прямого Писания. Женщина, что не приносит жизнь, а лишь ее забирает. Тебе не хватает только длинных волос, заплетенных в косу.

– Я работаю над этим. – Она провела рукой по отрастающим черным волосам, торчащим безыдейной круглой шапкой на голове, и даже немного улыбнулась. – Ладно. Ладно, ты знаешь мое имя и кто я. Раз пока мы не хотим друг друга убивать, все таки скажи мне: кто ты, как тебя зовут и чем ты занимаешься? Только нормальные ответы, а не ту ерунду, которую ты нес.

– Зовут меня... Вороней Серый...

– Ого. Вот это имечко!

– Нормальное имя! На свое посмотри. То ли для мужика, то ли для траворы кличка.

Октис чуть не схватилась за кинжал.

– Это женское имя! Просто так произносится на военный манер. Актися...

– Актися? Болотная трава?! Да, как раз у твоих родителей было чувство юмора.

Она искривилась в притворной улыбке.

– Дальше. Мы опять говорим обо мне...

– Эмм... я торговец. Путешествую по Тверди. Покупаю здесь – продаю там. Шел по дороге. Решил заночевать в лесу. Звери добрее людей.

– Не клеится твоя история. До дороги далековато, вон в ту сторону – с тысячу шагов. Далеко же ты зашел с дороги отдохнуть. Да и одет ты легко для путешественника. С такой рубахи – в лесу замерзнешь. И какой ты торговец? Они... с телегами, с быками... с горбоногами на худой конец.

– Ха-х! Ну, во-первых, не там твоя дорога, а вон там. Только я пришел с другой. – Он указал за спину. – Тут в сотне шагов другая. Спокойная, тихая. Ты не знала? Тоже мне, лесной житель. Свой скарб я оставил у ночлега, когда тебя услышал. Ну а что торговец должен быть обязательно с телегой и со скотом... это смотря, какой торговец – чем торгует. Знаешь ли, некоторые товары и услуги не требуют много места, мало весят, а иной раз достаточно просто добраться куда надо на своих двоих.

Октис молчала. Она сдирала зубами отшелушившуюся кожу с обветренных губ и обдумывала сказанное. Кинжал по-прежнему лежал на колене.

– Ну, а ты, Октис?

– Я же сказала: я была перволинейным.

– А теперь кто ты?

– Я... я... – Она медленно развела руки и осмотрелась, будто ища среди веток ответ и одновременно показывая на все вокруг.

– Ты – лес? – Усмехнулся он.

Октис только опустила плечи и устало улыбнулась. Вороней тоже улыбнулся. Повторяя за ней, торговец прикусил губу.

– Хочешь – пойдем со мной. – Сказал он после паузы.

– Куда? – Встревожилась Октис. Она не знала, куда приведет ее эта беседа, и уж тем более не догадывалась, куда может привести он.

– По дороге. – Вороней кивнул, указывая за спину. – Вечером уже, наверное, и поедим, и ночлег нормальный найдем. Может, и баню получим.

Октис онемела. Предложение прозвучало как-то уж слишком стремительно и откровенно.

– Я не отдам... нет, я не буду... спать... с тобой. Я не отдам свое лоно... – Промямлила она.

– Хмм. Жалко, конечно. – Наигранным тоном ответил Вороней, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. – Я бы не отказался. Ну и ладно. Придется с этим смириться. Пошли без ложа – оставим его в покое.

– А зачем я тебе без ложа?

На этот раз он не выдержал и взорвался хохотом.

– И действительно: кому нужна баба без ложа?!

Октис напряглась и замолчала. Вороней продолжил:

– Каждому удальцу на дороге припасен свой камень. Писанием велено не обходиться без чужих глаз.

– Неужто ты в свидетели меня просишь? Не много ли?

– Вдвоем безопасней. – Пояснил он. – С перволинейным-то. Хоть и бабой. Да и нагрузить тебя можно. Дохода больше будет. Выгодой поделюсь.

Он кивнул ей и стал ждать ответа. Октис опустила глаза и уставилась на свои сапоги.

– Не пойду с тобой. Я тебе не корова, чтоб меня грузить...

Он немного помолчал, потом резко встал, напугав ее.

– Ну, ладно. Я понимаю: этот лес дорог для тебя. Счастливо!

Вороней Серый повернулся, перешагнул через бревно и ушел. Ошарашенная Октис непонимающе смотрела ему в след. Ей казалось, что он станет ее уговаривать еще какое-то время, пока она будет решаться. А сейчас он уходил просто так.

С самого того момента, как торговец заикнулся про ночлег и баню, ее грудь заныла с новой силой. Она не снимала нагрудник уже Боги знают сколько времени. Боялась, что снимет и не сможет надеть обратно. И будет потом бегать по лесу с открытой грудью. Только купание в холодной речной воде вместе с формой приносило ей недолгое облегчение.

Ей нужно было это мытье, теплая вода, хоть какой угодно скромный уют, любая еда, лишь бы не приготовленная ею самой. Ей нужно было общество хоть кого-то. Ей нужен был переводчик, который встанет между ней и миром.

От волнения и нерешительности, она постучала ногой, разбросав в стороны брызги серых листьев. Выдохнула, положила кинжал в ножны. Собрала всю смелость, что у нее была, и встала. Схватила плащ и торбу, подцепила гасило – молча побежала туда, куда ушел Вороней. Все же окликнуть его ей не позволяла собственная гордость.

Октис не поспевала за ним. Она была ниже ростом, ноги уступали в длине, и от того шаг ее получался короче. Ей приходилось постоянно подгонять себя, хотя она и тратила на ходьбу те же усилия, что и он.

Ее спутник – Вороней Серый – не обманул на счет оставленных у ночлега вещей. Он нес две небольшие сумки за спиной. Вероятно, в них и был его замечательный товар на продажу. В дороге на нем сиял плащ, и не такой, к каким привыкла Октис. Даже мастера в полном облачении не носили ничего подобного. Для них и, соответственно, для их учениц, походный плащ был необходимостью – просто умело сшитой тряпкой, позволяющей укрыться от капризов погоды и продолжить выполнять поставленную задачу. Плащ Воронея был не условностью, а самостоятельной одеждой. Видавший виды, но продолжающий удивлять качеством покроя и отделки, он прилегал к телу не хуже, чем обмундирование Змей. Длиною по колени, с рукавами – не широкими и не узкими. С торчащим воротником. Спереди он застегивался на продолговатые деревянные пуговицы. Больше всего верхняя одежда Воронея походила на повседневный камзол Октис, который она носила за стенами Белого форта. Но у того не было рукавов, да и против непогоды он не мог сыграть хорошей роли.

У камзола Воронея не было капюшона, но его вполне заменяла широкополая шляпа. Такие головные уборы – плетеные из соломы или шитые наспех из грубой ткани – носили крестьяне и простые торговцы. Но шляпа Воронея была во всем под стать его знатному камзолу. Октис раньше не видела или не замечала ничего подобного. Наверное, такую одежду могли носить в непогоду богатые горожане или дворяне. Но Октис видела горожан в условиях мало подходящих для показа мод. А дворяне представали перед ней либо в боевой форме, либо в вещах слишком дорогих и несовместимых с простым бытом.

Они почти ничего не ели. Еще утром Октис покончила со вчерашним мясом, угостив Воронея половиной. Он через силу съел свой кусок. После чего честно заявил все, что думает о ее способностях в приготовлении пищи. Октис стерпела эту длинную тираду, поступательно шаг за шагом доказывающую ее несостоятельность в простых женских обязанностях. Хотя периодически ей хотелось врезать по широкополой шляпе если не кистенем, то хоть торбой со шлемом и нашейником.

Ей самой не нравилась ее еда. Она никогда не готовила: это делали отказницы – бабы до мозга костей, так и не ставшие Змеями. А также люди с армейского снабжения. И те, и те готовили еду плохо – по-солдатски. Но Октис умудрялась любой кусок мяса оставить сырым внутри, а снаружи превратить в пепел. Каждый день в лесу она мечтала о привычной похлебке.

Они весь день шли по дороге. Иногда лес расступался, и начинались дикие поля, но затем он опять брал свое и появлялся то справа, то слева, то со всех сторон. Иногда вдалеке виднелись скопления домов, распаханные поля, и Октис надеялась, что это и есть долгожданный кров, еда и мытье. Но Вороней, не сворачивая, продолжал идти дальше по дороге.

Иногда они пересекались со встречными путниками. Октис каждый раз ожидала нападения, словно возведенного в дорожное правило. Но путники только обменивались с Воронеем приветствием и шли дальше. Даже когда им встретилась группа из четырех человек, они обменялись только пристальными взглядами. Глаза встречных сверлили то Воронея, то Октис, то опять меняли объект изучения. Но они все же прошли мимо без каких-либо последствий.

Единственный раз компаньон остановился поговорить с двумя пешими, ведущими за собой нагруженного горбонога. Октис тут же встала за правым плечом Воронея на расстоянии шага. Она молчала и только рыскала глазами: по собеседникам и леску вокруг. Сначала Октис решила, что Вороней их знает, но вскоре догадалась, что ее напарник видит их в первый и последний раз в жизни. Они взаимно поприветствовали друг друга и начали вести неинтересную для нее беседу. Звучала череда названий населенных пунктов, список товаров, о существовании которых она не догадывалась. О том, где что-то есть, а где чего-то мало. Где берут охотней, а где так много, что рады будут только избавиться.

Мать с Отцом уже начали постепенно клониться ко сну, а они так и продолжали идти. Октис копила злобу: на себя, но больше на Воронея. Что пошла за ним. Что поволок ее не пойми куда. Что до сих пор нет ничего обещанного. Что он так быстро ходит и шаг его такой широкий, от чего она вынуждена семенить за ним, словно образцовая послушная жена за мужем. Что она – перволинейный отрядный ведущий, ветеран кучи битв, но он не то, что не собирается слушаться ее, так и сам не удосуживается командовать или просить. И все равно она идет за ним.

Наконец, в стороне от дороги через поле показался высокий бревенчатый частокол.

– Пойдем туда попробуем. – Наконец сказал Вороней.

– Что это? Мы сюда шли?

– Мы пока никуда не пришли. Я думаю это хутор какой-нибудь.

– Так ты ни разу здесь не был?

– А что мне тут раньше было делать?

– И как ты собираешься?! Просто пойти к незнакомым людям?!

– Так мы с ними познакомимся.

Октис недоверчиво прыснула. Ее спутник был явно безумец, а она еще грешила на себя. Они срезали путь по полю, вышли на колею, идущую от ворот и соединяющуюся где-то дальше по пути с дорогой. Деревянные ворота были закрыты.

– Судя по тишине, скорее всего, жильцы отчалили с домов.

– Отчалили? То есть, никого нет?! Мы что заберемся без спроса или пойдем отсюда?

– Конечно же, нет. Всегда кто-то есть. Кто-нибудь с настолько гадливым характером, что его не взяли с собой, оставив охранять добро. А то вдруг вернуться, а дома уже действительно кто похуже засел.

Вороней постучал сапогом по воротам. По ту сторону проснулись и залаяли дворовые собаки. Он постучал еще раз.

– Присоединяйся...

Октис тоже начала бить в ворота ногой.

– Ха! Да ты не пробить их старайся, а звука побольше сделать. – Он поднял голову вверх и проголосил. – Ей, хозяин, открывай – гости!

– Идите к Богам! – Раздалось среди лая собак где-то за воротами.

Вороней улыбнулся.

– Хозяин, пусти путников на ночлег!

– Идите к Богам! – Раздался все тот же голос старика, ровно с той же интонацией, что и в первый раз.

Улыбка Воронея незаметно трансформировалась в ухмылку. Из-под камзола появился кошель и, потянувшись, он постучал им сверху о ставню ворот.

Совсем скоро раздался стук и скрежет – одна из ставней отворилась. В проеме появился седовласый бородатый мужик с маленькими бегающими глазками. Он как-то забавно держал в руке заряженный арбалет, причем такой старый и потрепанный, что они, скорее всего, были даже не ровесники друг другу.

– Эй, мужик! – Вороней картинно поднял руки вверх, а Октис отступила на шаг назад – ушла из зоны обстрела. – Ты нас только не пристрели из своего чуда – ты ж не убийца!

– Да кто ж меня обвинит, когда я свой дом защищаю? А вы-то кем будете? – Он вынырнул из ворот и посмотрел на Октис. – Эта – так вообще обвешана, как вешалка оружейная: и лук, и стрелы, ножик… и кистень висит.

Октис пожалела, что не одернула плащ. Хотя тогда лук по-прежнему был бы перекинут через плечо.

– Да ладно тебе. Не бандиты мы. Лук – мой, леса же вокруг! Кто же не хочет себе задарма шкуру зверька какого-нибудь? Кинжал – это ее приданное. Дед у нее во второлинейном гарнизоне командовал – досталась ценность по наследству. Ну а кистень я ей на свадьбу подарил. Мали ли: пойдет куда без меня и на что напорется? Сам знаешь – времена сейчас неспокойные.

– Да уж, это так...

– Были бы мы люди злые, так кистень бы за пазуху спрятали. А так – все по честному, все на виду.

– Ну а ты-то что налегке? Сам ничего не носишь?

– А мне-то чего бояться?

– Ладно, заходите. – Он махнул арбалетом и попятился назад.

Октис кипела от негодования. Ее именной кинжал обозван девичьим преданным, да еще и памятью о каком-то историческом второлинейном пройдохе. Гасило, которым она сама причинила столько боли и смертей, стало ей подарком на свадьбу. А сама она, значит, теперь безмолвная и беззащитная жена Воронея Серого. – Даром, что с кистенем!

А еще ее злило, что дед ни разу не обмолвился ни о змеиной форме, ни о татуировке на лице. То ли он уже видел плохо, то ли дело только в сумраке, но, наверное, кожаная броня вполне сошла ему за женскую мирскую одежду.

Октис вошла во двор, и старик закрыл за ней ворота. Первым делом она испугалась своры собак, ожидая, что они и дальше будут огрызаться, а то и вовсе нападут. Но собаки, еще немного полаяв, сменили гнев на милость: заскулили и замахали перед ними хвостами.

Ну и шавки! – Подумала Октис и пнула ногой самую настырную.

– Так чего хотите-то? – Заявил дед.

– Так крышу над головой хотим, поесть хотим – весь день ничего... – Вороней посмотрел на женщину, – хорошего не ели. Ну и мытье бы не помешало.

– А чем платить будете?

– Так жестью же. – Вороней потряс кошельком.

– Хорошо, только давай сразу со мной рассчитайся. А то смоешься наутро, как грязь – тоже мне погостил. Ну и с мытьем я вам не шибко подсоблю.

– Как так?! – Октис, наконец, подала голос. Да так, что собаки вокруг дали деру от испуга. – Что значит: не подсоблю?! Мужик, мне нужно мытье! Понятно?!

– Ну не могу я! – Он пожал плечами, и тут же развернулся к Воронею, не считая нужным более объясняться с женщиной. Октис повернулась туда же. – Вон бочка стоит – можете брать хоть всю. А так, воды-то больше нет – идти к речке надо. Дров маловато – на печку идут только. Сейчас-то Старшие еще не рассорились – на частую баню особо не напотеешь. Да и чего там: а если сожжете без присмотра? Знаю, чем вы там будете заниматься. Залюбуетесь друг другом еще. Банщиком я, уж извините, работать не собираюсь.

– Ладно. Что уж тут. Чем богаты. Устроит и кров с пищей. – Махнул Вороней.

– Вот это я понимаю...

– Вороней! Как это?! – Октис перебила старика. – Ты обещал мне мытье! Ты сдернул меня с места! Я поперлась за тобой. Волочилась весь день, как шавка! А теперь – ладно?!

– Я не обещал тебе. Забыла? Я сказал: кров и пища. Вот они. – Он указал на принимающую сторону. – И может быть – мытье. Только может быть. А не вынь да положь!

Октис фыркнула сквозь сжатые зубы. Не глядя на него, она прошла мимо. Положила руки на пояс и стала обходить двор по кругу, в сторонке от мужиков. Как назло грудь вновь заныла, а с ней в пляску зуда пустилось и все тело. Ей хотелось чесаться от злости, но она держала руки на месте – уткнув в бока. Когда мужчины перестали на нее смотреть и начали сговариваться об условиях сделки, Октис села на срубленный пенек, служивший табуретом перед простецким столом. Кинула пожитки, вытянула ноги и сложила руки спереди, опустив голову.

– Ну, значит, ляжете вон в сарае. – Хозяин махнул в сторону порядочно высокой постройки с соломенной крышей. – Залезете наверх. Там хорошо. Я там сам часто сплю. Особенно, когда все в доме, и сил нет их терпеть...

– Ну вот! – Октис подняла голову. – Теперь значит еще и сарай! Спасибо, хоть не в собачьем месте поселил...

Они вдвоем молча посмотрели на нее. Старик немного опустил голову и не то что бы тихо сказал Воронею:

– Ну и жена у тебя! Откуда счастье такое привалило?

– Из леса. – Честно сказал «муж» и улыбнулся.

– Да, на то похоже: сидела всю жизнь на своем отшибе и другого не знала. Ты с ней что ли построже бы...

– Да ты посмотри на нее внимательней. Она ж накинется. А хват у нее крепкий – уж поверь.

– Эх, ты! Не женитьба, а брак какой-то! И зачем тебе жена такая?

– Да вот – дурак – люблю, чтоб везде повеселее было.

Они оба заговорщицки улыбнулись.

– Ну а татуировка: сам что ли сделал?

– Нет, еще в семье. А так бы да: сам сделал – чтоб не потерялась. Удобно...

– Угум, удобно...

Дальше, как положено, они картинно и оживленно поторговались. Когда гость отсыпал нужное количество жести, хозяин убежал в дом. Вороней сел за стол по другую сторону от Октис – на возвышение террасы дома. Она заметила, что даже в такой ситуации, ее спутник умудрился соблюсти высокий этикет. В то время как Октис только простецки уселась на пенек. Ей показалось, что этим он специально хочет позлить ее еще больше. Она осмотрелась, но сесть правильно можно было только рядом с ним. – Нет, лучше я и дальше буду жопой мять бревно.

Вскоре хозяин начал выносить еду. Когда он подходил к Октис, она исподлобья смотрела на него, как злая собака, у которой хотят отнять облюбованную кость. Но затем старик ставил еду на стол, и она тут же переключала внимание на нее. Еды оказалось много, она была действительно вкусной – никакого сравнения с солдатской похлебкой, о которой Октис так долго мечтала. Сначала хозяин выносил холодную еду, но под конец в дело пошли и горячие блюда: суп и печеный кусок мяса. Октис хотелось просто залезть на стол и вгрызться во все, что есть на нем. Но она поняла, что и Вороней, и даже донельзя простой хозяин, играют с ней в некое подобие этикета – хоть и на разных уровнях. И это здесь – во дворе затерянного в лесах хутора, под чистым темным небом, за наспех сколоченным высоким деревянным столом. Она решила соблюсти этикет как могла. Обращалась с едой, как подобает. А сама села прямо, выпрямила спину, не подгибаясь к еде, а поднося ее ко рту – как бы смешно и двусмысленно она не смотрелась так, сидя на высоком пеньке.

Наевшись настолько, что живот вспучился и напряг все ремни костюма, Октис встала из-за стола, молча поклонилась хозяину, усевшемуся на помосте. Ей этого не хотелось. Злость на старика была лишь приглушена обилием еды, но она решила играть до конца. И по правилам этой игры намеренно не поклонилась Воронею. Октис забрала вещи и ушла к обещанной бочке. Вылила на себя несколько ковшей холодной и слегка зацветшей воды. Потом направилась к сараю, отодвинула раздвижную стену, зашла и закрыла за собой. Она забралась вверх по лестнице, где было полно соломы. Улеглась с краю и вдруг поняла, что никогда не лежала на чем-то столь мягком. Разве что в далеком детстве. Даже воспоминания о теплых объятиях любовниц: Зерки и Сейдин – не шли ни в какое сравнение. Змеи всегда были жесткими, изнутри и снаружи. Даже Сейдин – вечно тоненькая и женственная.

Образец божественной красоты по Писанию, который я присвоила себе. – Она отвернулась к стенке и загрустила. Сейдин ушла одна, даже не простившись и ничего ей не объяснив. Октис хотелось ее найти, но это было словно переплыть море, а она только и делала, что барахталась и тонула в водах этого большого и непонятного мира. Октис бы, наверное, заплакала. Вернее, боль бы привычно раздавила глаза. Но ей было так сытно и уютно, что подобные эмоции лишь обволакивали ее, а не проникали иглами внутрь.

Когда наверх поднялся Вороней, Октис уже дремала. Он беззастенчиво устроился впритык за ее спиной и обнял.

– Пшел отсюда! – Толком не просыпаясь, она пнула его пяткой.

Вороней убрал руку и отодвинулся, а Октис накидала сверху себя соломы, которая, как щит, должна была защитить ее от прочих посягательств.

***

Первым делом к ней вернулось ощущение ее тела. Вернее его легкость и невесомость. Набиравший силу разум попытался найти тому объяснение. В конце концов, он решил, что все это лишь ложь и провокация. Ибо тело Октис в лесу, как и давно уже положено. И не надо попросту надеяться на перемены: никакого другого варианта быть не может. Тело просто в полном онемении и не более того.

Но поставленный окончательный вердикт разума был тут же сломлен новой волной ощущений. Октис было тепло.

Она резко открыла глаза. Только чтобы увидеть лес и прогнать эти вездесущие утренние надежды. Но леса не оказалось. Она проснулась одна, хоть и не в светлом, но и не в темном месте. Сухом и теплом, наполненным слегка терпким воздухом.

Октис была там же, где уснула вчера: в сарае какого-то одинокого хутора. Она вспомнила все вчерашние события, казавшиеся совершенно недостоверными, придуманными в бреду. Но ее местонахождение било доказательствами любое неверие. Ей впервые за долгое время было так хорошо, что даже стыдно. За безмерное наслаждение этим, и немного за вчерашнее. Наверное, было что-то не так в ее поведении. Но она быстро одумалась. – Нет, это все Вороней. Он сам виноват, он меня и вынудил. – Решила Октис и почувствовала себя лучше.

Она спустилась с пожитками вниз и вышла во двор через открытый проем. Хутор был небольшим, но за кругом частокола уместился пяток деревянных домов. На террасе самого большого и знатного из них, хозяин и Вороней опять торговались.

Торговцы взглянули на нее. Октис отвесила только вымученный поклон головой, чуть с наклоном в сторону – знак приветствия и ответа на него в обстановке не самого большого желания соблюдать этикет. Мужчины тоже склонили перед ней головы, хоть и не юлили, и не косились в стороны. Затем они вновь погрузились в свои обожаемые споры, а Октис бросила на твердь вещи и пошла к вчерашней бочке. Зачерпнула руками и умылась. Отпила из ладоней, чтобы смочить пересохшее горло. Затем, немного подумав, окунулась головой.

-... играешь? – Она вынырнула и застала только последнюю часть фразы обращенной к ней.

– Что? – Выкрикнула Октис, заглаживая мокрые волосы назад и открывая лоб.

– Я говорю: ты в Осаду играешь? Умеешь?

– Да! Умею и играю. – Непонимающе ответила она.

Вороней вернулся к разговору с хозяином, даже не объяснив ей причину странного и неуместного вопроса. Октис принялась разминать шокированную мягкой постелью спину.

Закончив, торговец подошел к ней. В одной руке он держал глиняный кувшин, а в другой на ладони какую-то непонятную светлую субстанцию, напомнившую Октис точильный брусок.

– Ну что? Все! Сторговались мы. Можем трогаться, если тебе больше ничего не надо.

– Ничего. Можем идти. – В голове Октис стремительно, словно травора на марше, промчалось желание извиниться перед ним за вчерашнее. Но мысль – именно, что промчалась. С неуловимо едкого и хитрого лица Воронея она опять перекинула внимание на светлый брусок.

– Хочешь? Попробуй. – Он протянул ей ладонь.

Октис осторожно дотронулась пальцами до бруска. Он оказался песочным и твердым, но в тоже время чуть податливым и тягучим.

– Не так много.

Она посмотрела на него и только увеличила планируемый кусок. Отломила почти кубик и недоверчиво положила в рот, смотря на реакцию Воронея. Его лицо изменилось разве что слегка заметным интересом. – Совсем как Зерка. – Подумала Октис. Не зря она приписывала ей мужские черты.

Октис смело переживала отломленный кубик, и рот ее мгновенно наполнился нестерпимой до горечи сладостью. Язык обожгло. Но она ничего не выплюнула, а только заглотнула часть. Смоченное слюной тягучее вещество прилипло к небу и растеклось по горлу. Тут же в голову ударило, а в глазах помутилось. Вороней протянул ей кувшин. Она схватилась за него и начала с жадностью пить чистую свежую воду, проталкивая невыносимо приторное вещество внутрь.

– Великие Творцы, что это?! – Прохрипела она тут же, как смогла.

– Я же сказал: не так много. Это – гадкий мед. Сухой и спрессованный.

– Гадкий?

– Ты ела раньше мед?

– Да. – Она отпила еще немного воды и отдышалась. – Доводилось.

– Ну вот. Похоже?

– А почему гадкий?

– Я у него целую сумку набрал. Похоже у них тут улей свой и поле спрятанное. А на нем цветы особые. С тех цветов пчелы и собирают такой мед. Гадкий.

– Зачем ты набрал такого меда? Кому такое нужно?!

– Так ты и сама же не выплюнула. Проглотила все до крошки. Но эта твоя реакция – не с того, что он гадкий. Просто у них такая технология: мед настаивается, твердеет, а дальше они его прессуют и вытягивают. Это очень практично. Молодцы. С того он такой крепкий. А гадкий он потому, что тебя... ты самогон когда-нибудь пила?

– Да. – Насторожилась она.

– Ну вот, считай, что сейчас ты выпила залпом пару хороших кружек.

– Ох, нет! – Она наклонилась и оперлась рукой о колено. – Вороней, сволочь, почему ты мне раньше не сказал?!

– Так ты и не спрашивала. Я ж тебе говорил: бери поменьше. А ты все равно хапнула, будто я экономлю на тебе. Не бойся, ощущения будут немного другие. Ты пей воды больше. Чем больше выпьешь, тем быстрее все выветрится.

Октис выпила все, что оставалась в кувшине – добрую половину.

Может, не стоит пить? Может, так он опять издевается надо мной? – В панике подумал она. Но Вороней, будто угадав ее мысли, сам отломил чуть меньший кусок меда, положил в рот и пошел к бочке с водой. Октис подумала о том, что торговец демонстративно уровнял их дозы, ведь он обязательно испробовал товар перед покупкой. Даже ей пришло это в голову – значит, и ему подавно. Она решила на этот раз не злиться на него. В конце концов, он принес ей некий дар. – Люди же будут рады бутылке самогона или кувшину простого меда? Значит, наверное, будут рады куску и такого...

Он отдал ей сумку с купленной едой. Теперь оба тащили по две торбы. Когда они собрались и вышли с хутора, Октис почувствовала первую волну действия меда. Она помнила мысль о том, как похоже это на самогон. А вот дальнейшие события словно наспех стерли из памяти, оставив только обрывки и грязные следы. Она помнила какие-то свои действия, но совершенно не понимала их смысл.

***

Сначала они бежали вприпрыжку по дороге совсем как дети. Дальше дорога искривлялась, но Октис это не понравилось. Она твердо решила и дальше бежать прямо.

Потом они бежали уже по лесу. Она спотыкалась, но продолжала смеяться и перепрыгивать с ноги на ногу.

Потом им повезло: дорога простила их и вернулась под ноги, впредь послушно терпя все унижения и пинки с их стороны.

Потом Вороней и Октис оказались в объятиях друг друга. Они просто стояли и тихо обнимались посреди дороги. Октис помнила, как ей стало неожиданно спокойно, а ее щеку царапала мужская щетина.

А потом она угрожала ему кинжалом и хотела перерезать горло. Она бежала за ним, наверное, долго и в конце забыла, за кем гналась. Решила, что ее цель – небольшое деревце, стоящее на отшибе.

Это был плохо замаскированный шпион. Она начала с ним бороться. Дерево оказалось способным противником. Оно умело парировало приемы и держало удар, когда было нужно. Вороней бегал вокруг и болел за Октис. Он ожесточенно кричал:

– Убей его! Убей к Богам! Сделай это! Выполни! Нет, бей в сердце! Сразу!

В итоге, она посчитала, что переломала сложившемуся деревцу все кости, и они продолжили путешествие вновь вприпрыжку.

Они горланили песню без мотива и слов. И тут встретили какого-то одинокого пузатого мужичка с клочками волос над ушами и лысиной на макушке. Они повели вокруг него импровизированный хоровод, а Октис, наконец, изобрела мотив и слова песни:

– Вот он бочонок, полный винища-кровища... вот он бочонок... вот он бочонок... – Напевала боевым голосом Октис, наплясывая вокруг беззащитного мирянина.

Покинутый Творцами, мужичок прощался с жизнью. Он посчитал, что вот так она и закончится: беспросветно, в качестве жертвоприношения непонятного зверского обряда. И совершит его сама Смерть, представшая в истинном женском обличии. Он заплакал.

Октис увидела, что их новый приятель плачет, остановилась и замолкла. Она словно хищник приблизилась к нему. Лицом к лицу. С другой стороны Вороней ухватился за его плечи. Она внимательно смотрела на ручейки, появлявшиеся из глаз и стекающие по красным пухлым щекам.

– Отдай мне свои слезы... – Прошептал она.

Мужик онемел и испугался еще больше. А Октис только ближе придвинулась к нему, изогнула шею, и одним медленным движением слизала языком слезы с его щеки.

Как ей показалось, она получила, что хотела. Отодвинулась на прежнюю позицию. Опять уставилась на него, но удержаться уже не могла: вид испуганного мирянина теперь вызывал у нее только смех. Она начала давиться ели сдерживаясь. Побежала дальше, громко хохоча.

В итоге она поняла, что сидит в холодной речке и не знает почему. Над водой оставались только глаза. Иногда она чуть приподнималась, чтобы вдохнуть или сказать что-то Воронею. Тот так же сидел в воде и смотрел по сторонам.

– Октис, а теперь?

– Нет еще. Я точно чувствую, что что-то не так. – Сказала она и вновь погрузилась.

– А теперь?

Вскоре они просто вышли из реки обратно на дорогу и пошли вперед. Не вытираясь и не разговаривая. Им взаимно не хотелось думать и говорить о произошедшем. После долгого молчания первая фраза принадлежала все-таки Октис:

– Слушай, а ты не испортил товар?

– Ох, черви! – Вороней остановился и сгрузил сумки.

Он нервно развязывал и запускал внутрь обеих торб руки.

– Ну, в общем, меду все равно. – Он достал все горшки и слил воду. – Пусть хоть растечется – подсохнет и станет таким же. Только форму потеряет. А вот горючий порошок намок и даже впитался в мешочки. Не знаю, будет ли он действовать, но, наверно, надо высыпать и просушить. Только такие же мешочки найти. А то эти загорятся.

– Горючий порошок? Это еще что? Он может так просто загореться?

– Да, иногда может самовозгореться от трения...

– И ты носишь такое за спиной? Это же опасно!

– Ну, я и мед нес за спиной. И что оказалось опасней?

Она хмыкнула. Посмотрела, что в ее сумке. Еда, которую продал им старик, от воды не пострадала. Разве что засохший хлеб снаружи превратился в кашу, оставшись в сердцевине твердым, как камень.

– Горючий порошок – это что-то вроде лампового масла. – Объяснял Вороней. – То есть, если бы горело само масло, а не смоченный фитиль. Порошок трудно разжечь от простой искры, но иногда он сам возгорается от неправильного хранения.

– Зачем он нужен, если есть масло?

– От него больше жару. Его используют опытные кузнецы и другие – кому нужно, чтоб горело хорошо.

– Подожди. Я, кажется, видела его в действии. Его… ведающие используют…

– Ведающие? Ну что ж, если кузнецам не впихнем, будем этих искать.

Они продолжили свой путь.

– У тебя, кстати, лук сломан. – Сказал Вороней чуть погодя.

Октис одернула перекинутый через плечо лук и увидела огромную трещину. Искривилась в досаде и продолжила идти молча.

– Ну так, а чего ты его дальше несешь?

Она без эмоций посмотрела на спутника. Сняла лук и выбросила, не глядя, в реку.

– Колчан только не выкидывай...

– И не собиралась.

– Загоним или новый лук найдем.

Только когда Мать начала клониться ко сну, спутники догадались, что потеряли счет времени. Они решили сойти с дороги подальше в лес на ночлег. Собрали хвороста, устроили костер, поели. Октис привычно уже укуталась в плащ и легла спать. От усталости она мгновенно провалилась в глубокий сон.

И все-таки через день она дождалась своего. Встретившаяся им группка явно играла не по правилам, к которым Октис уже начала привыкать. Их было пятеро. Среди них одна девушка, один всадник на горбоноге. Октис и Вороней сухо приветствовали их, но обратно получили вымученный ответ напополам со смешком. Встречные сразу начали давить и на словах, и на деле. Все пятеро мерили глазами не только Октис: тело и обмундирование, наполовину скрытое задвинутым на спину плащом, но и Воронея. Его явно дорогой костюм и сумки за спиной тоже привлекали внимание. Уже через пару нелепых фраз грубияны посчитали себя безмерно оскорбленными, а Вороней и Октис стали должны им всем, что у них было.

Вороней неумело отступал назад и продолжал защищаться от словесных нападок вопросом на вопрос. Это было только делом времени и Октис сбросила сумки в пыль. Сняла с пояса и там же держала в руке гасило.

К ней подошли двое: мужчина и женщина. Взгляд женщины был хищный, со сдержанной улыбкой, будто Октис или сразу достанется ей на растерзание или после небольшой мужской обработки. Скорее всего, причина была в кожаном одеянии Октис, которое разбойница взглядом уже примеряла на себе.

– Ну что, милая, нелегко жить, когда мужик твой такой мудак?

– Да уж, не было бы на вас надежды – сама бы его прибила. – Процедила она.

Пара ухмыльнулась, хотя никто, даже Октис, до конца и не понял смысла ее фразы. Она швырнула гасило в ухмылку мужика, вложила всю силу и все умение быстрого удара. Это был скорее вызов к драке, но настолько сильный, что он выбил мужику пару зубов, и тот тут же прыснул кровью, чуть завалившись назад. Октис пустила снаряд по малому кругу, он угодил уже с большей силой в голое плечо женщины. Она с воплем повалилась на дорогу. Груз тут же рванул обратно, меткий удар – и вот уже мужик с разбитой головой лежит рядом. Оставался всадник, который решал: вступить ему в бой или развернуть горбонога и попытаться выдавить из него всю скорость, что есть. Пока Октис рывками подбиралась к нему, она краем глаза застала бой Воронея и двух оставшихся пеших. Это было настолько необычно и примечательно, что она чуть не остановилась рассмотреть все в деталях, забыв о всаднике. Неумелые, медлительные атаки разбойников, рассчитанные прежде всего на силу удара, не находили цели. Вороней увертывался от каждого выпада. И это были не спонтанные конвульсии человека, пытающегося избежать боль. Каждое новое движение, каждая новая поза отдавали уверенностью и расчетом, будто не единожды повторялись в многочисленных тренировках. А потом в его руке – до этого пустой – появился тонкий длинный кинжал. Он сверкнул светом Старших, а иначе Октис и вовсе бы его не заметила. В следующий миг Вороней загнал почти по рукоять кинжал в шею одного из нападавших. Затем клинок вновь исчез.

Всадник уже развернулся и давал нагоняй горбоногу. Октис представила, как будет бежать за ними, пытаясь одновременно раскачать груз и выудить им всадника. Она рискнула и кинула гасило, как камень, ему в спину. Снаряд ушел в воздух, а за ним следом – шнур и петля, за которые она уже не держалась. Груз попал в затылок, чуть выше шеи, немного по касательной, но всадник все же повалился на дорогу. Октис оббежала остановившегося горбонога, выхватила кинжал и вогнала в спину поверженного главаря, который, тем не менее, уже держал в руке палаш.

Так все и закончилось. На счету Воронея было двое, у Октис – трое: один уже мертвый, второй умирал беспомощный, и рядом – стонущая девка, держащаяся за плечо. Она была молода, но лицо ее и до увечья было каким-то поношенным.

Октис вспомнила свое впечатление об этой компании до того, как стали понятны их намерения. Тогда она посчитала, что если среди них есть женщина, то они не будут агрессивны. Но все вышло ровно наоборот. Она поняла, как выглядит со стороны. – Женщина в компании расслабляет внимание, а когда идет одна – так и вовсе кажется, что твоя подружка. Как бы она повела себя сейчас, если бы мы действительно оказались такими простачками, какими им хотелось видеть нас?

– Ну вот, видишь. – Подошел Вороней. – Как здорово и прибыльно, что мы вместе. Теперь у нас есть горбоног. И все, что у них было – наше. Вернее все, что мы захотим взять.

– Да, бери ее. – Октис наступила на поврежденное девичье плечо, придавив заоравшую от боли спиной к дороге.

– В смысле?

– Что?! Лоно, конечно! Ты мужчина – она женщина. Они напали на нас – мы их победили. Ты сам сказал: теперь все их – наше. И ее лоно тоже наше. Я победила ее, но мне-то без толку. А ты – мужик. Я тебе ее отдаю. Ну? Думаешь, они бы просто содрали с меня форму? Просто так?

Вороней вздохнул, с усталой улыбкой посмотрев на Октис.

– Что, неужели на твоей войне все так плохо было?

– Я знаю, что перед боем всякому миррорскому линейному обещали нас в награду за победу. Что нас раздадут победителям. И они бежали в атаку с этой мыслью. И, увидев нас... впрочем, нам перед боем говорили то же самое. Так что, неважно... – Она кивнула самой себе и вновь взглянула на Воронея. – Берешь ее?

– Нет. Тис, не каждый раз, когда есть возможность, мужчина берет женщину. Иначе бы у нас тут на Тверди вообще не пойми что творилось. Я не буду делать это по твоему требованию. Короче, она просто не в моем вкусе...

Зовет меня, как звала Зерка. – Подумала Октис.

– Надо же. Ну и что мне теперь? Просто убить ее?

– Убей, если хочешь.

– Не надо! – Наконец подал голос объект их споров. – Не убивайте меня!

– Да с чего бы это мне тебя не убивать? – Фыркнула Змея.

– Я ничего такого не хотела!

– Я прекрасно видела все, что ты хотела! – Она опять надавила на плечо.

– Нам надо снести тела с дороги. – Прервал Вороней их девичью болтовню.

– На кой хрен? Ты всем в свидетели напрашиваешься? Даже им?

– Нет, мало ли. На что это похоже? Что группа бедных ребят нарвалась на злобных бандитов. А вдруг в округе найдется какой-нибудь мудак-праведник – защитник справедливости? Начнет еще нас преследовать. Мы с тобой, конечно, хорошо справляемся, но лишние проблемы никому не нужны. Снесем их вон в то болотце, в траву.

– Это не болото, просто низина, в которую стеклась вода. Просто лужа. – Сказала Октис и сама удивилась своим познаниям, выскочившим откуда-то из далекого детства. – Значит, проклянешь их гнить или зверям стать кормом?

– Тебе не угодишь. Ни в свидетелях быть, ни бросить их. Что же тогда?

Она задумалась.

– И есть так, что каждый достоин того свидетеля, которым был сам. – Октис дословно процитировала Писание, чем приятно удивила своего спутника, уже убедившегося в ее неначитанности и нерелигиозности.

Она подковырнула носком сапога плечо девицы и пнула в затылок, заставив ее встать.

– Договаривалась ты или нет, – обратилась Октис, – но из нас троих тебе больше следует позаботиться о костре для своих друзей. Бросишь ты их, проклянешь – это уже твоя забота. В лес за дровами!

Она выдала ей несколько ударов ниже спины нагайкой, которую взяла у убитого всадника. В тайне желая, чтобы кто-нибудь другой – путник на этой дороге, подобный ее бывшей компании – все же наказал бы бандитку вместо них.

***

Горбоног нисколько ни удивился смене хозяев. По правде говоря, кроме еды его вообще мало что волновало. Они без проблем сгрузили на него все вещи. Прибавили к ним скарб бандитов-неудачников: дешевые украшения, кустарное оружие, корм для горбонога, еду, хороший кусок сырого засоленного мяса, свертки шкур животных.

– Не похожи они на охотников, и лука я у них не вижу. Ограбили они, наверное, его или перекупщика какого... – Сказал Вороней, оценивая разделанную по всем правилам шкуру волка.

Кому принадлежит горбоног, Октис так и не решила. Вдвоем, да еще и с грузом, они бы на него не уселись. А если бы и уселись, то смотрелись бы смешно и ушли бы не далеко. По всему выходило, что Октис – его владелица. Ведь она убила прежнего хозяина. Но сидеть верхом при рядом идущем Воронее ей не хотелось. Вроде как мужчина позволяет ей отдыхать и проявляет заботу. Да и горбоног-то был скорее нужнее ему. Он же у них голова и торговец. Товар его и планы. А она – только охранник, неназванный свидетель и, бесполезная теперь, тяговая сила. Итого, мужчина верхом, а рядом с ним его женщина, которую он держит в черном теле.

Сначала они просто шли пешком, Октис держала поводья. Затем она с заметной неловкостью предложила сидеть по очереди. Вороней согласился, настояв, чтобы она была первой. В ответ Октис наигранно раскланялась, будто дама из знатного круга. Торговец жест подхватил, искривился телом и пригласил ее воссесть верхом. Она согласилась. Семеня ногами, подошла и слегка подняла одну ногу, чтоб кавалер догадался изобразить руками опору – хотя и могла быстро залезть на горбонога без посторонней помощи. Он помог ей, Октис села верхом, взяла поводья и уверенно поехала вперед. Дальше высокий этикет не работал: всадница сидела не по-женски. Тут уже житейские правила потеснил устав Змей, все еще преследовавший Октис после собственной кончины.

Подыгрывая своей спутнице, Вороней не мог не подивиться ее нраву. Бывшая перволинейная Змея нисколько не переживала за убитых ею богоподобных. Однако ее точно волновало мнение тех, чьи пути обрывать она не собиралась. Пускай и совсем посторонних – путников на этой дороге – она готова гримасничать и притворятся, чтобы спрятать от них и от него свое смущение. Пройти мимо такого Вороней никак не мог. Он продолжил начатую игру и дождался приближения встречной кучки безобидных мирян.

– Ах, милая моя, мой луч Матери теплый! – Взмолился он перед всадницей. – Давай передохнем хоть немного! Тис! Я прошу тебя. Я так устал. Позволь мне хоть посидеть немного на Тверди неостывшей! Ну? Ну что же ты! Нет, ну пожалуйста...

Октис непонимающе уставилась на обезумевшего в миг спутника. Хотела ему даже врезать нагайкой по лицу. Замахнулась, но увела удар в последний момент. Она посмотрела на встречных, обходящих их стороной и беззастенчиво глазевших на дармовое представление. Кто-то просто посмеивался, кто-то смотрел с безразличием, а кто-то – и с откровенным ее осуждением.

– Пшел вперед, притворщик хренов! – Процедила она, поняв план шутника.

Вороней лишь ехидно засмеялся. Затем они поменялись местами. И теперь уже навстречу им попалась целая семья: старшие – мать и отец, и их дети – двое вполне взрослых сыновей и одна девочка, почти на выданье. Как Вороней и думал, Октис решила отыграться один в один.

– Прошу тебя, милый, давай сделаем передышку! – Она достоверно заковыляла и зашаркала подкашивающимися ногами по пыльной колее. – У меня болят ноги!

– А я вот не устал! – Звонко ответил Вороней, тут же включившись в игру.

– Но я уже не могу. Прости меня. Чем прогневала я тебя?! – Взвыла она.

– Ты была холодна со мной в постели!

Октис встала на месте, дивясь неисчерпаемому мужскому нахальству. Зрители хоть и не остановились, но ловили каждое их слово и малейшее движение.

– Но я же... я же в поле была весь день... а потом... потом готовила тебе. Сил-то не осталось...

– Эка проблема! – Возмутился он. – У других мужей жены и туда, и сюда, и в постели горячи. А моя – еще до захода Матери, а уже дохлая, как лисья шкура!

Октис упала без сил на колени, оперлась руками и всхлипнула, содрогаясь животом. Если бы она могла плакать, она бы сделала это. Сыновья семейства тут же бросились помогать ей и поднимать с колен. Октис заметила, что почему-то оба они вцепились ей в грудной щиток, скрытый под плащом, – туда, где должна была прослеживаться на ощупь мягкость женской груди, но был лишь твердый изгиб кожаного панциря. Она начала давиться от смеха, но обыграла это, как очередной нервный всхлип. Уйдя далеко вперед, Вороней на ходу развернул горбонога.

– Так! Я не давал тебе разрешения на передышку. Быстро вперед! А то получишь нагайкой больше положенного.

Октис будто в беспамятстве замахала руками, освободилась от объятий быстро подрастающего поколения и неумело побежала вперед.

– Прости меня! – Всхлипывала она. – Прости меня! Я буду стараться! Слышишь?!

Она добежала до развернувшегося и неспешно идущего дальше горбонога, уложила руки на круп, будто повисая от слабости. Семья в полном составе смотрела им в след: как несчастная женщина вздыхает и содрогается от плача, пытаясь хоть немного отдохнуть на ходу.

Октис давилась от хохота. Она бы сейчас даже заплакала от смеха, о чем свидетельствовала небольшая боль в глазах.

– Ну ты и актеришка! – Вздохнула она.

– Да ты что! Ты бы себя видела со стороны. Я такой несчастной бабы не видал никогда. Бедная твоя женская доля! А дочку? Дочку видела? Та рот открыла и за голову руками взялась. Теперь замуж не захочет до скончания Сна Богов. Ее под венец только бычьей тягой и затащат. Да уж, Тис, талант притворщика в тебе хоть отбавляй.

– Знаешь, не зови меня так... – Вмиг погрустневшим тоном заявила она.

– Как?

– Тис...

– Почему?

– Так меня Зерка звала.

– Кто это?

– Моя... сослуживица.

– Сослуживица...

Вороней посмотрел на Октис. Она на него. И догадалась, что уже выдала себя и то, кем была ей Зерка.

***

– Смотри. – Вороней указал вперед.

Холм вдалеке, куда шла дорога, оброс темными силуэтами домишек на фоне хмурого неба. Что и предсказывал торговец по возросшему числу путников на дороге – их разнообразию и исключительно мирному характеру.

– Это город? – Присмотрелась Октис.

– Нет, это... деревня и при ней рядом гарнизон какой-то захудалый. – Он указал на частокол в сторонке.

– А чем тебе это не город? Большой, вроде...

– Большая деревня – не город. Хотя это и не большая. Тут немного другое – обычаи, устройство...

Была очередь Октис ехать верхом. Они направились в сторону поселения. Въехали в него, когда было еще светло, и Старшие, скрытые за облаками, только раздумывали на счет сна. Вороней раздавал сухие приветствия некоторым из встречных жителей, а Октис только восседала верхом и с недоверием смотрела по сторонам. Повторяя за спутником, она несколько раз отвесила слегка заметные, неловкие поклоны тем, кто уставился на нее и слишком долго смотрел, наплевав на приличия.

– Здесь. – Остановился Вороней.

Они встали посреди широкой по местным меркам улицы. На проезжей части без подгонки друг к другу были втоптаны в грязь булыжники, нелепо подражая царским дорогам и каменным мостовым крупных городов. С одной стороны был пустырь. Обычно дома и огороженные плетеными заборами дворики тесно прилегали друг к другу, но в этом месте был пропуск, стояла непонятная одноэтажная постройка с закрытыми наглухо ставнями окон. По другую сторону дороги высилось что-то такое же нетипичное. Без забора и ограждения. Жилой дом, но явно безликий – без черты хозяина. Дом стоял на высоких сваях, так что можно было, согнувшись, пройти под ним. Лестница с огороженной террасы спускалась прямо до дороги. По обычаю вход делался со стороны внутреннего двора, но в этой постройке дверь была показательно обращена к дороге.

– М-м-м, нерасторопные они тут. – Вороней немного подождал и это ему надоело.

Пока Октис спешилась, он вбежал по лестнице и вошел внутрь. Затем вернулся и без объяснения прошел мимо, направился на другую сторону улицы – к дому, что был слева от пустыря. Октис, поглаживая горбонога, смотрела за пустырь – на тихую заводь, слегка поросшую камышами.

Обратно Вороней вернулся с местной девушкой.

– Привяжи горбонога к столбу. Забираем поклажу. – Сказал он Октис.

Крестьянка подошла ближе и отвесила ей поясной поклон. Октис в ответ была чуть сдержанней, хотя тоже немного задействовала корпус в приветствии. Она свела с дороги и привязала горбонога к столбу, взяла оставшиеся сумки и пошла вверх по лестнице – за Воронеем и хозяйкой. В квадратной прихожей оказалось три раздвижные стены. Из щели одной на них снизу настороженно смотрел мужчина. Осмотрев внимательно всех, он закрылся. Девушка проводила гостей в дверь налево. Там была маленькая комнатка – пустая, но хозяйка отодвинула еще одну дверь и впустила их в точно такую же угловую. В этой комнате было одно окно, четыре настила и один низкий столик.

– Подходит, не подселяй к нам никого сюда. – Согласился Вороней.

Девушка склонила голову в ответ. Начала наводить порядок в комнате, пока Октис с Воронеем сгрузили в угол мешки и уселись рядом с выбранными спальными местами. Затем хозяйка убежала и вернулась с полным комплектом: расшитой накидкой на столик, кувшином воды, стаканами, двумя квадратными глиняными тарелочками и четырьмя шерстяными тряпками.

Октис внимательно рассматривала девушку. Она была ее возраста, ее светлые волосы были туго стянуты в длинную косу. Круглая голова, невысокий рост и крепкое телосложение. Они были чем-то похожи. Только ее качества в крестьянке словно преумножились. В одной комнате с ней уже не Октис, а хозяйка являлась воплощением Тверди. Там где она была среднего роста, девушка была ниже. Там где она была крепкой, стройной и подтянутой, хозяйка смотрелась крепким камнем. От нее словно исходил жар, и она была привлекательна какой-то внутренней силой и энергией, хотя при таких качествах могла смотреться просто не женственно.

Эта деревенская вполне могла быть Змеей. И, наверное, хорошей. Крепкой. Такой можно было доверять. – Думала Октис.

Она ловила каждый изгиб под деревенским халатом, перетянутым тремя простецкими ремнями. Но затем Октис поймала столь же пристальный взгляд Воронея. Он тоже изучал девушку, посмотрел на Октис и заговорщицки подмигнул ей. Кивнул будто говоря: «А ведь хороша девица, согласись.»Где-то в голове Октис проскочила неловкая мысль, что сейчас Вороней считает ее за напарника-мужчину, разделяющего во всем его интересы и пристрастия. Ей это словно не понравилось, хотя она и не могла понять, что к чему. Ведь именно такого отношения она и решила добиваться.

– Ну, вот и все! – С радостью подытожила хозяйка, и Октис в первый раз услышала ее голос. Смешной, немного грубый, но вполне ей подходивший.

– Вот спасибо! – Сказал Вороней и направился вслед за ней на выход. Он махнул Октис, чтобы та поднялась и шла за ними.

Втроем они вышли на террасу.

– Ну? – Неловко спросила хозяйка.

– Да, оплата... – Вспомнил Вороней.

– Да, оплата. Но вы же понимаете: большая часть идет князю. Это он велел построить доходный дом здесь.

– Угум. – Поддакнул Вороней и начал возиться с кошельком.

– Да, наш князь Мирослав – добрый человек. – Продолжала она. – Посмотрите, какую дорогу он нам провел. Мы теперь как город. А раньше вот дождь пройдет, да телега потяжелей проедет – и все! Непонятно где дорога, где река и как идти-то...

– Мирослав? – Переспросила Октис. Девушка кивнула. Октис не поняла, что ее так привлекло в имени князя. Возможно, созвучие с царством Миррори, которое было далеко отсюда. Она решила спросить о другом. – А где у вас... ну, если купить нам чего надо? Поесть и прочего...

– Так вот же лавка! – Хозяйка удивленно указала на одинокую постройку напротив. Ту, что по виду топило периодически растекающейся речкой. И ту, что открывали в последний раз в лучшем случае сезона два назад.

– Ага, привлекает внимание. И когда же она открыта? – Уточнил Вороней.

– Да то Самату надо найти...

– Понятно. – Закончил он.– Знаешь, Завья, нам-то надо баню еще...

– Будет вам баня. Вон она – за кустами на отшибе у затона. Дрова там, ведра тоже.

– А ты нам не поможешь?

– Да с чем это? – Удивилась она.

– Ну, не боишься, что баню вдруг сожжем нечаянно? Может, с нами сразу?

Хозяйка немного подумала.

– Да что вы – дети малые что ли? Сами не управитесь? Не могу я. Замужем. Как я мужу буду объяснять, что я баню всех подряд? Прогонит еще...

– Ну ладно, как знаешь. Но ты заходи, если что. Тис не любит, как я парю. Она будет очень рада тебя видеть. – Он ссыпал стопочку жести в ладони хозяйки, а та улыбнулась Октис и убежала вниз по лестнице.

– Ты мне ее подсунуть пытался что ли? – Сказала Октис, смотря в след молодой хозяйке.

– Почему тебе? Я и сам не прочь. Посмотри на нее: крепкая, как Твердь. Почти как ты. А ты сама что ли не хотела бы?

– В смысле? Чего именно?

– Ее. Меня. Нас обоих.

Они уставились друг на друга. Октис молчала, не зная, что ответить. Она не могла придумать, как уместить в одну обязательно емкую фразу все, что роилось в ее голове по этому поводу. Она смотрела на крестьянку и думала о Змеях. Об их обществе, казавшемся единственно правильным, привычным и понятным. Она хотела вновь встать плечом к плечу с ними. Ощутить их общую силу, верность. И только потом – соприкосновение голой кожи и взаимное тепло. Однако Октис не знала, как добавить к тому еще и то, что никакой устав не смог окончательно перечеркнуть ее интерес к мужчинам. Запретить – да, но не уничтожить.

Признаться хоть в чем-то – тем более, попытаться это объяснить – значит, уступить ему еще немного. А она и так уже давно ведомая в их дуэте.

– Знаешь, Вороней, не стоит испытывать наш союз. Ты проверяешь силой еще не закрепленный фундамент.

– Сильно сказала...

– Угум…

***

Деревня за ее спиной затихала, хотя до заката еще оставалось время. Октис смотрела на тихую заводь, поросшую камышами. Вороней занимался устройством бани. Он уже разжег печку и таскал внутрь разрубленные помельче дрова. К оправданию безделья Октис стоит заметить, что она приложилась чуть раньше к их рубке. От того руки теперь немного саднило – к ее удивлению и досаде. Она поняла, что уже давно не бралась за тяжелое оружие и не держала им удар.

Однако она не уделила нужного внимания подобным беспокойствам, вернувшись к мыслям о Воронее. За один вечер он уже успел где-то одолжить этот топор, купить два расписных широких полотенца и нарвать какого-то кустарника, который местные посоветовали ему для бани. С полотенцами он подсуетился специально для Октис, чтобы та парилась только от жара бани, а не от соблюдения рамок приличия. Судя по всему, она действительно нашла отличного проводника и переводчика для мира людей.

Октис так и стояла, пока вдруг не заметила в низкой траве какое-то движение. Она сорвалась с места, пробежала несколько шагов и вдавила ногу в траву.

– Ты чего там делаешь? – Отвлекся Вороней.

Октис подняла за хвост худую змею длиной в два локтя и, улыбаясь, показала Воронею. На другом конце, как маятник, колебалась раздавленная голова. От змеи веяло прохладой и вонью.

– Ну... поздравляю тебя. А что с ней дальше делать?

Октис как-то не задумывалась о причинах своего поступка. Просто увидела змею, и охотничий навык из детства взял верх. Она уже сегодня примечала одну такую – на дороге. Но тогда она ехала верхом.

– Можно... ее разделать вот так. – Неуверенно сообщила Октис. – Шкуру на одежду пустить. Я, правда, не знаю, как она обрабатывается. Из мяса суп сделать. А кровь и желчный пузырь... они для мужского напитка идут. Мужики его пьют, чтоб долго жить, и чтоб детей было много...

– Знаешь, Октис, ни супу, ни напитку, тобою приготовленным, я не доверяю. А уж тем более – из змеи...

– Да я и не помню и не знаю, как это делать...

Октис с досадой выкинула дохлую змею в ближайшие кусты и направилась к бане, на ходу обдумывая, как будет при мужчине снимать форму и заворачиваться в полотенце. Сняла юбку и сложила внутри у выхода рядом с плащом.

– Тебе помочь? – Тут же проявилось мужское внимание.

– Не... да, помоги немного...

Она наклонилась и расстегнула застежки наколенников, развязала узлы на сапогах, и села на скамью. Подняла ногу, смотря хоть и снизу на выпрямившегося Воронея, но с долей излишней важности во взгляде. Он сел, не сводя с нее глаз. Пока Октис расстегивала ремни спинного щитка, спутник провел руками по ее голени и занялся сапогом. Он больше уделял внимание самой ноге, чем ее покрову, от чего картинного презрения и пристального внимания во взгляде Октис только прибавилось.

Она осталась в шортах и щитке, не считая обмоток на ногах.

– А теперь выйди ненадолго. Только помоги мне снять нагрудник. – Она повернулась к нему спиной, указывая пальцем на застежки.

Вороней провел рукой по гладкой коже ее спины.

– Да прекрати уже! – Фыркнула она.

Он ослабил застежки, щиток отошел от груди. Октис задержала дыхание, ловя этот момент долгожданного блаженства. Запустила ладонь под щиток... и поймала уже опередившую ее руку Воронея. Он сразу же бесцеремонно пролез под ее подмышкой, и ухватился за упругую грудь, словно за снаряд.

– Эх ты... – Только и успел сказать Вороней после чего с шумом отлетел спиной в косяк входного проема.

– Я же сказала: хватит! – Она развернулась, придерживая щиток. Пригрозила ему напрягшейся от злости свободной рукой. – Вышел отсюда, быстро!

Вороней смотрел на нее сдержано и сосредоточено, но будто продолжая свою игру. Он попятился назад и немного прикрыл дверь.

А ведь всего несколько дней назад, я бы обязательно перерезала ему горло за это…

Октис разделась и разложила форму. Улеглась на крайнюю скамью, решив только прикрыться полотенцем, а не опоясываться им.

– Заходи...

Сам Вороней проблем со скромностью не испытывал. В баню он зашел уже полностью раздетый, держа одежду в руке. Она невольно осмотрела мужчину с головы до ног. У него был страшный шрам на животе – словно застывший водоворот из кожи. Поняв, что уже до неприличия много уделила мужчине внимания, Октис отвернула голову обратно к стене.

– Я, кстати, сейчас видел еще одну змею. Не побежишь ее давить?

– Если это шутка про твой мужской набор...

– Ха! А ты сама смелеешь. Нет, я про то, что змей здесь действительно много. Даже к деревне так близко подбираются. Чувствуется, что мы приближаемся к Змеевой долине.

– Что?! – Октис встрепенулась, привстала, и ее полотенце немного съехало вниз.

– Что? – Удивился он. – Да, что в этом такого? Мы в дне пути до реки Змеевой – у тебя же вся жизнь на змеях? И река Змеиная и змей полно... чудный и смелый все-таки народ там жил. За то и поплатился...

– Мой народ... – Опустилась и отвернулась обратно Октис.

– Что?

– А ты не додумался? Думаешь, просто так я увешана орнаментом змей? А эту змею, что я поймала? Я думала, ты знал...

Вороней хмыкнул, будто совершив промах.

– Я думал, что Стокамен истребил всех. Откуда ты тогда взялась?

– Где ты был все это время? Ты же не деревенщина какая-нибудь и не городской олух!

– На западе. – С долей досады ответил Вороней. – Понимаешь, пока какая-то часть мира людей не воюет с другой, она не знает толком всех подробней о той стороне. Не знает, что та затеяла из женщин перволинейных...

– Стокамен всех и вырезал. Но любая военная вылазка должна приносить какую-то выгоду. А в истреблении небольшого народа, живущего на царской земле, – какая выгода? Разве что Царю меньше дохода. Только чужой досадой в таком деле сыт не будешь. Вот он и угнал всех девочек на восток.

– Значит, ты видела, как перебили твою семью?

– Нет, не видела. Не знаю, как умерли мои родители. Хотя могу догадаться. Мы с сестрой утром пошли в лес. Дети обычно всегда в лес ходили по двое. Один собирает ягоды всякие, а другой змей давит и кладет в свою корзинку. Главное, чтоб корзинки с ягодами и со змеями близко друг к другу не стояли. А то ягоды провоняют. Ну а еще, люди думали, что вдвоем детям безопасней. Что если какой зверь, то дети побегут обратно, а хищник запутается, так и не выбрав себе жертву. Но... даже мне это казалось смешным. Даже тогда. Хищник бы выбрал мою сестру. Я была уверена, что она вкуснее. Добрые должны быть вкуснее. Коровы же вкусные? А волки, например, – нет.

– А змей собирать разве не опасно?

– Опасно. Обычно старший давит змей, а я сестре мешала это делать, да и ягоды она лучше знала. Но я помню, что тогда было межсезонье. Отец поднимался чуть раньше Матери. Змеи при его свете вылезали на Твердь, но были какие-то дохлые – таких легко собирать. А потом мы вернулись назад и догадались, что дома слишком много шума... криков... звука огромных кострищ. Только выбежали мы из леса, как нас тут же поймали солдаты. Они там же на поляне уложили нас на спины, как пленных. – Она помолчала. – Задрали нам юбки. Я помню, как долго лежала и не видела ничего, потому что полы юбки скрывали мое лицо, а я боялась пошевелиться.

– Так и случилось? – Вопрос прозвучал почти мрачно, что Воронею до сих пор было не свойственно.

– Нет. Мы обе были именно что незрелые. Они по волосам – там – отмеряли наш возраст. Если много – значит, стара. Если девочка слишком мала и не вынесет дороги, значит, ее тоже... а нам с сестрою тогда повезло. Пришел какой-то мужик-оценщик, которого они ждали. Он потом еще одернул нам юбки назад, посмотрел на наши лица, улыбнулся мне как-то... – Октис искривилась, хотя Вороней не мог рассмотреть, а она не поворачивалась к нему, – скомандовал, и нас потащили в общую кучу таких же. Стокамен хотел продать нас в степь...

– Да, незавидная участь – бытьрабыней сазовы...

– Зачем мы им нужны?

– Они ценят человеческих женщин. Как рабынь, конечно. Это у них считается роскошью местной знати.

– Откуда ты знаешь? Ты бывал там? Ты же сказал, что с запада.

– Я читал книги. Я, как и ты, умею читать.

– Откуда ты знаешь, что я умею?

– Видел, как ты всматриваешься в надписи и не понимаешь, что написано. – Он хмыкнул. – Деревенские жители в основном читать не умеют, либо делают это крайне плохо. О трехстолбцовом построении уж точно не догадываются. Они просто украшают свои дома и прочее малопонятными им надписями. Они знают всего несколько важных слов, а все остальное служит им просто ориентиром либо фоновым украшением.

– Понятно. – Кивнула она. – А я уж думала, что это какой-то диалект секретный...

Вороней помолчал, вспоминая потерянную нить беседы.

– Сазовы любят наших женщин. Они не дают потомства.

– Зачем тогда их любить?

– Точно не знаю. Это как-то связано с тем, что у их знати есть какие-то свои проблемы с детьми. Они не очень желанны.

– Так пусть лоно не берут ничье – и вся проблема!

– Ха-х. Тис, ты умеешь решать проблемы!

– И все равно, я не понимаю: что не так у них с детьми?

– Ну, вот ты хочешь сейчас ребенка?

– Нет...

Октис заткнулась. Она никогда толком не думала об этом. Мирская жизнь, в которой она могла быть простой женой и матерью, была перечеркнута царской службой. Когда бы служба закончилось, она была бы уже слишком старой для этого. Да и где найти такого мужчину, который будет терпеть немолодого ветерана в качестве жены, но при этом не будет невыносимой тряпкой? По всему выходило, что Змеям не стоило думать о детях. Тем более устав грозил им смертью: если они забеременеют во время службы, и расследование установит, что то было по собственному желанию, каждой грозила виселица. И, к своему сожалению, Октис действительно видела умиравших в удавке Змей с округлившимся животом. Сама мысль о беременности порой была страшнее смерти.

– Вот и я не хочу. – Голос Воронея вернул ее в реальность. – Куда нам? Что с ним будем делать? Ты меня понимаешь.

Октис посмотрела на Воронея так, будто он говорил уже об их общем ребенке.

– Ну и почему ты сейчас не ублажаешь какого-нибудь знатного кочевника?

– Всадники Леса нас отбили обратно.

– Всадники Леса – опасные ребята!

– Ты их видел?

– Довелось. Но вдалеке. Знаешь, хорошо вооруженные мужики верхом на разъяренных траворах... это очень впечатляет. До усрачки...

– Только сестру мою они не спасли. Некоторых девочек эти сволочи – загорийцы – успели убить. Я видела ее смерть. В отличие от смерти родителей. – Она вздохнула. – А потом мы стали просто сиротами. Никому ненужными. Все монастыри и так были переполнены. Войны-то шли почти без остановок. Ну вот,чтобы воздать почести преданному ему народу, Царь Еровар повелел из оставшихся девочек Змеевой долины сделать перволинейных воинов. Как в трещетках о Первой войне богоподобных. Чтобы мы сами отомстили за смерть своего народа.

– И так вы стали... Змеями – перволинейными...

– Угум. Но спустя множество сезонов обучения. Только мы ведь не отомстили Загори. Войны с ними больше не было. Но когда выросли, мы воевали с Миррори и со степенниками, даже с сазовы – прыткие хреновы засранцы!

– И где же твои Змеи теперь?

– Нет больше моих Змей... война с Миррори закончилась, наш царь Еровар умер, Седимир принял царствование и распустил нас. Я шла от Серда по дороге, оказалась в царском лесу, где ты меня и нашел.

– Ну, в общем-то, я тебя подцепил не в царском лесу. Ты была уже в княжестве Плотыни.

– Что?

– Да, причем, скорее всего, ты прошла по территории еще одного княжества по пути.

– Значит, вот как? А я думала еще: откуда тут взялся Мирослав? Значит мы уже в соседнем северном княжестве?

– Нет, опять не угадала. Мы, пока шли с тобой, разминули еще одно и немного царских земель. Ты отлично не ориентируешься в землях Эдры! Тем более, для верноподданного. Тем более, для перволинейного царской армии.

– Я никогда здесь не была. – Она вспомнила про детство. – То есть в сознательном возрасте. Больше по востоку и югу...

– И сколько же ты там воевала?

– М-м-м, шесть слияний – двенадцать сезонов...

– Не много, вы ведь должны были всю жизнь по полям бегать.

– А мы и бегали всю жизнь. Я долину почти не помню. Всю жизнь я Змеей пробегала. Сначала по тренировкам, потом по походам и...

– И так ты стала перволинейной ведущей Октис... Октис... слушай, а ведь ты знаешь, что я – Серый, а твоего солдатского позывного ты мне так и не назвала.

– Ты и не спрашивал.

– Октис Кровопускательница! Нет? Три Капли Крови? Три Слезы. Нет. Октис… Плакса?

– Не Плакса – Октис Слеза. – Закончила она.

Октис бежала. Как могла. Ноги окаменели, но тело выше оставалось дряблым и сотрясалось от каждого нового толчка. Она не слышала, как билось ее сердце. Кровь подступила к голове, горло застыло, бок болел. Октис уже видела впереди конец забега: серую кучку курсанток и мастера – всегда требовательного уже одной своей выправкой. Но прежде всего она видела спину соперницы. Октис не могла ее догнать. Она старалась, но все силы и так уже были вложены в этот забег. И ничего она не могла поделать с ее злорадством. Той хватило наглости бежать вперед спиной, а потом вновь обернуться и с легкостью восстановить дистанцию. Она показательно закладывала руки за спину. Смеялась. И все это для нее оставалось безнаказанным.

Отстающая согласна была прибежать последней в забеге. Довольствуясь хотя бы тем, что она впервые не сошла с дистанции. Однако стараниями соперницы этот момент был упущен. Октис упала в пыль сразу после финишной черты. Вместо облегчения ей показалось, что смерть вот-вот лично нагрянет за ней.

– Не падать. Подняться. – Приказал мастер и дополнил наставление слабым пинком в бок. Он переступил через последнюю курсантку и пошел дальше. – Ты – самая медленная!

Она поднялась на колени. От напряжения в глазах искрилось.

Мастер стоял к ней спиной. Вопреки очевидному, он обращался не к Октис, а к другой – пришедшей перед ней.

– Что? – После финиша та лишь слегка согнулась, уперевшись руками в колени. Не в силах добавить «но», курсантка только неуверенно указала в сторону Октис.

– Ты пришла последней! – Еще раз заявил учитель. – Ну и помогли тебе твои кривлянья? – Она молчала. – Ты соревновалась не с ней, а со всеми. И всем ты проиграла. Не только своей группе, но и другим – в прошлых забегах.

– Откуда вы знаете? – Наконец процедила она.

– Я считал.

– Вы неправильно считали...

Змея поняла, что совершила сейчас куда большую глупость, чем бег спиной вперед. Еще до того, как она в страхе выпрямилась, мастер надвинулся на нее. Удар плашмя пришелся по обоим коленам сразу. Продержавшись еще немного на дрожащих ногах, курсантка повалилась на спину и едва слышно взвыла сквозь прикушенную губу.

– Одно взыскание. – Добавил он.

Октис почувствовала в этом хоть какую-то, но руку Творцов и отмщение за ее маленькую испорченную победу.

– Чего ты улыбаешься? – Нависла над ней другая финалистка. – Когда Зерка вернется, она с тебя в два раза больше взыщет.

– Она тебя просто порвет. – Добавила вторая.

Они все показались ей подругами. Подругами Зерки, друг другу. Но не ей самой.

***

Она думала об этом до вечера. По правде говоря, юная Октис слишком часто размышляла на эту тему. Но сегодня она сама предпочла погрузиться в знакомый и чем-то уютный омут собственного отчуждения, нежели отдаться во власть страха перед неминуемым возвращением Зерки.

Коридоры, комнаты форта и даже самые грязные места двора были застелены соломой, чтобы справиться с постоянной сыростью. Замотанные в тонкую шерсть ступни курсанток привычно и беззвучно ее подминали.

Вокруг сновали Змеи – все на голову выше Октис. Ее толкали. Она шла, прижимаясь к стене. Огрызаясь в ответ, но перебивая заунывное течение мыслей укором самой себе, что огрызается уж слишком безобидно – так, чтобы не вызвать у обидчиков ответной реакции.

Есть в том, что ты моложе большинства окружающих, что-то обнадеживающее, оправдывающее тебя. Делающее мир вокруг чуть правильней, чем он того заслуживает. Словно в том, что твой дом сожгли, нет ничего необычного. И в том, что там же сгорели твои родители. Еще живые или уже мертвые – не важно. В том, что тебе одевают на руки деревянные колодки и ставят в цепь из таких же. Тащат куда-то вперед. Долго-долго, а ты ничего не понимаешь. А потом ты видишь, как солдат идет по цепи к тебе и закалывает мечом каждую девочку в очереди. Одну за другой, без малейших сомнений, одним и тем же отработанным движением. Они мечутся, кричат, падают, а он лишь тычет в них клинком. Сталь проходит насквозь, он вынимает и идет дальше. Будто просто так надо. Будто это правило.

А все еще хочется верить, что все поправимо. Что можно вернуться назад. Но с каждым его шагом все яснее, что на Тверди другие правила. И Оська, подтверждая это, умирает точно так же, как и все. – Октис пригладила штанину к бедру и пошла к казарме. – А потом сама чувствуешь боль. Но то не убийца с мечом. То зверь, тебя сметающий, и вгрызающийся в убийцу. Спасение? Только, чтоб жить дальше и знать, что жизнь – как зудящая рана от когтей. Что ничего нельзя вернуть.

Пути Творцов не знают слов «если бы»...

Ей не кому было об этом рассказать. Она рассказывала, но для девочек из Змеевой долины такой сюжет был не нов. Каждая из них может рассказать о подобном. По крайней мере, никто не захочет слушать об этом во второй раз. И она молчала, хотя слова все еще звучали в голове и требовали огласки. Октис больше не поддавалась на уговоры, как не поддавались ее знакомые, когда она просила хоть раз назвать ее Актисей. Никто ее так больше не звал, и собственное имя звучало все тише. Как простое слово.

Никто меня не слышит. Чем я не Змея? Но они – вот они, а я здесь. – Октис вошла в казарму и тихо направилась на свое место – деревянные нары на стене, третий этаж. Не слишком низко, если решил быстро забраться к себе. Но и не слишком высоко, если кому надо достать тебя и стянуть вниз. Она залезла, прислонилась спиной к стене и прикрылась грубым полотном, как будто оно способно защитить ее от внешних угроз. – Я моложе остальных. Никто не считает меня за равную. Но ведь никто и не делает поблажек? А я здесь – и я не иду в отказ. Старше меня идут, сильнее... – Только эта мысль ее и спасала. Она держалась за нее и повторяла снова и снова. – Я все еще здесь.

Только к ночи в казарму вернулась Зерка. Еще горели лучины в хватах, когда она, опустив голову и плечи, вошла внутрь и задвинула за собой входную дверь.

Вот теперь Октис и решила, что самое время поддаться страхам. – А увидела ли Зерка тогда, что я улыбаюсь? Или сказал ей кто-нибудь о том. Тогда или после. Сейчас. И сильно-то ли я улыбалась?

– Октис, сучка ты мелкая, слезай вниз! – Не поднимая головы прорычала Зерка.

Октис вжалась в стену.

– Почему?! Что я тебе сделала?! – Взревела Октис и надвинула покрывало выше.

– Слезай, я сказала!

– Да слезь ты, – заявила соседка по этажу и зевнула, – дело к ночи. Чего ты растягиваешь?

– Я не виновата, что она пришла последней! – Октис обратилась ко всем Змеям, что были в комнате – уже забравшимся на стены или еще обитавшим внизу вместе с Зеркой. – Я ей не мешала. Я только сама хотела добежать!

– Ох, да хватит уже. – Раздался возглас снизу, чья-то рука схватила ее за ногу и потянула вниз под цепь, держащую нары в открытом положении. Октис ухватилась за старое железо и на какое-то время повисла над пропастью. Сильный рывок снизу – и цепь выскользнула из рук, она провалилась. Ударилась головой о нары ниже, застыла, но потом ее в конец повалили на пол. Кто-то ухватился за воротник ее камзола и потащил в центр комнаты. Зерка оказалась над ней.

– Тварь мелкая, я не пришла последней. Ты – последняя!

– А мастер сказал...

Зерка пнула ее пяткой в живот, Октис согнулась.

– Ты последняя. Настолько, что он даже тебя не считает! Ты для него уже отказница.

– Нет!

– Да. – Зерка ударила еще раз. – Открылась!

– Нет...

– Открылась, быстро! – Приказала старшая.

Октис замерла лежа на спине. Содрогаясь от страха, она медленно опустила колени и развела руки в сторону. Зерка тут же ударила в открывшийся живот. Октис вновь согнулась.

– Открылась!

– Я скажу мастеру... – застонала она.

Со всех сторон покатился гулкий смешок.

– Расскажешь?! И что же ты ему расскажешь? Думаешь, наябедничаешь, как всегда, и все исправится? – Зерка ухватилась за шею Октис и чуть приподняла над соломой ее голову. – Хоть раз что-то исправилось?

– Чего ты хочешь? Чтоб я ушла в отказницы?

– А почему сама не ушла?!

Потому что так я никогда уже не стану как все.

– Тебя не спросила!

– Ага?! Сейчас. Сейчас я покажу тебе, как надо ябедничать. Что надо на самом деле говорить мастерам! Держите ее. – Зерка обратилась к тем Змеям, что были рядом, и десяток рук тут же ухватилось за тело Октис.

– Что? – Всхлипнула она.

Освободив руки, Зерка стала развязывать шнуровку на ее штанах. Октис ерзала, но ее держали на месте.

– Олев! – Она вывернула голову и с надеждой обратилась к той, что была сзади. – Помоги мне. Ты же главная – сделай что-нибудь.

– Так я и делаю – тебя держу. – Ответила Олев и придавила ее плечи к соломе.

Зерка стянула до колен ее штаны. Октис замерла. Кровь так сильно прилила к ее голове, что, казалось, она вот-вот лопнет.

– После такого тебя даже в отказницы не возьмут – тебя сразу отправят в петлю. – Спокойно и уверенно сообщила Зерка. – Сейчас я проткну тебя и скажу мастерам, что у тебя твои холмики растущие, наконец, сыграли. Что ты в темном углу караулила синего флажка и отдалась первому попавшемуся.

Октис взревела. Она зарыдала так сильно, что перестала различать хоть что-либо вокруг. Слезы лились нескончаемым потоком.

Ее отпустили. Она извернулась набок, ухватившись за штаны. Вокруг хором раздались возгласы – разочарования, одобрения, даже радости.

– И... это случилось снова. – Заявила Зерка всем присутствующим.

Представление закончилось. Одна из Змей за спиной Октис подставила лысую голову соседке. Та отсчитала ей три щелбана.

– Черви! – Фыркнула проспорившая. Приложив ладонь к лысине, она пнула пяткой голый зад оставшейся на полу. – Вот же ты хлюпкая жопа, Октис. Ведь так долго держалась – чего тебе стоило вытерпеть еще немного?!

Недогоревшие лучины затушили. Все курсантки быстро оказались на местах. Но Октис еще долго не могла остановиться. Отлежав свое и осторожно завязав шнуровку, она направилась на место, когда остальные в казарме уже успели отойти ко сну.

– Это не из-за того, что я часто плакала. – Попыталась оправдаться Октис. – То есть я плакала, а потом – нет. Правда, не могу.

– Ты и сейчас не можешь плакать? – Удивился Вороней.

Она с досадой помотала головой.

– И в чем же секрет?

– Секрет в мастере – Кудре Броненосце. – Хмыкнула Октис. – Кудр – он... я была немного моложе, чем остальные. Слабее. А потом я начала делать успехи, но при этом продолжала рыдать, как маленькая девочка.

– Сироты не плачут...

– Да, именно. А я продолжала. И его это бесило. Перволинейный не должен плакать! У него вообще не должно быть недостатков, которые могли бы посмешить врага...

– Кроме того, что вы – бабы.

Она бросила на него презрительный взгляд и продолжила:

– Тем более! Нет, я сравнивала. Некоторые перволинейные полки, что мы встречали – свои, не миррорские, конечно – серьезно уступали нам и по дисциплине и по подготовке. Ну вот, Кудр и представлял, как я в строю нашем рыдаю. Он вытащил меня тогда в подвал, под своей комнатой...

– И взял тебя силой!

– Нет! – Взревела Октис.

– Ладно, извини, продолжай.

Она медленно спустила набранный в грудь воздух.

– Он сказал мне, что я – обман. Что я – ловушка для остальных Змей. В самый важный момент на поле боя, они доверятся мне. Их жизнь будет зависеть от меня. Один дрогнувший может изменить настрой как своих, так и врагов. А я, как только на меня надавят, сдамся. Когда я плачу – я сдаюсь. И тогда я заплачу и лягу на спину. Пока преданные мною соратники будут умирать, я буду дожидаться любой участи, которую выберет для меня победитель. Я ему сказала, что так не будет. А он тогда, что докажет мне обратное. Подвергнет меня такому количеству взысканий, которого хватит, чтоб я зарыдала вновь и сама сказала ему, что зря собою горжусь. Что я – ничтожество и тупая крестьянка. Что мне лучше уйти в отказницы.

– И он тебя пытал?

– Пытал? Нет, это было взыскание. Либо работа отказниц – та, которой даже они брезгуют. Либо телесное наказание. Но он сделал взыскание регулярным, а потому постоянным. Понимаешь? Ждать все это опять... мысль, что я должна была добровольно идти... словно все это продолжалось и днем, а Кудру не надо было тратить на то никаких усилий. И я сдалась. Стою во дворе и хочу заплакать. Хочу, но не могу. Вместо того, у меня так заболели глаза, что мне показалось, они вот-вот лопнут. Я пожалела о своей слабости. Начала бегать по двору, как больная. Искала воду. Нашла какую-то кадку и плеснула в лицо. Стало легче, но не сильно. За день у меня было еще несколько приступов. Я даже тренировку провалила. Тогда меня ведущая Назара и отослала к Богам. То есть – к ведающим. Ну и Кудр отстал: никто меня не искал, и приказ Назары не отменялся вышестоящим приказом.

– Я думаю, что этот твой Кудр не того хотел.

– Все думали, что я тайком ему отдаюсь. – Усмехнувшись, призналась она. – Даже ты так решил, хотя я тебе сказала правду.

– Наверное, староват уже был и слабоват стояком.

– Он не мог! Это было запрещено уставом.

– Вот. – Заметил Вороней. – А хотелось. Хороший сюжет для дешевого анекдота: мужчина не может и вынужден получать удовлетворение иначе от своей избранницы!

– Хватит выдумывать! – Угрожающе привстала Октис. – Ничего не могло быть! Он – мой мастер, а я – его ученица. Даже если бы нам обоим хотелось...

– Мой мастер! – Повторил Вороней. – Ты так это произнесла. История интересней? Ведь ты хотела того же?

Октис вскочила со скамьи, забыв о полотенце и приличиях. Встала на обе ноги и врезала кулаком аккурат в челюсть Воронея, так и не среагировавшего вовремя. Он чуть съехал вниз и приложил ладонь к подбородку. Октис стояла, возвышаясь над ним, абсолютно голая, но не было в ней неловкости нагого человека. Она стояла крепко, будто на ней ее броня. Все ее мышцы были напряжены, она тяжело дышала. Октис ожидала ответной атаки, уже понимая, на что способен Вороней. Его действия должны быть молниеносными – нацеленными на мгновенную победу. Ей нужно было сменить позу и немного расслабиться, но гнев взял тело под свой не самый умелый контроль.

Впрочем, Вороней так и не сделал ответного выпада. Он вернулся в прежнее положение, потирая рукой челюсть и оценивая повреждения. Он осматривал украдкой ее тело. Даже восхитился излишней складности и крепости. Исключая следы старых залеченных ран, она была соткана вся из правильных очертаний. Плоский живот. Дуга, начинающаяся с крепких бедер и плавно переходящая в талию. Мышцы над ребрами, стройная грудь.

Но взглянуть ей в глаза он так и не осмелился. Будто признавая ее силу и право на совершенное.

И чего он ждет? Я не верю, что он не хочет дать сдачи. Но либо боится, либо позволяет мне. – Думала Октис. – Позволяет мне? Вот сволочь! Я что – должна почувствовать себя опять виноватой?

Гнев отступил и разрешил ей сесть обратно на скамью, она дернула полотенце и прижала к телу.

– Мастера сделали нас лучше. Вот и все. Может, тогда я – дура неопытная – того не поняла, но так было надо. Думаю, все Змеи прошли через что-то подобное. Точно – Зерка. Она была такой… сукой – я просто ненавидела ее. А потом она изменилась. Плохое делает людей лучше.

Вороней отошел от удара, но в его голове все выговоренное ею смешалось в кашу и бурлило, мешая думать. Нужно было немедленно освободиться от лишнего – вместе с жаром и грязью. Он встал и начал натираться мочалкой из местной травы.

– Эх, жжет, зараза. Получается, что ты осталась без нее?

– Угум. – Согласилась Октис, не уточняя, что осталась она заодно и без Сейдин.

– Долго вы с ней...

– Дольше уже без нее.

– Понятно. Что за имена у вас? Все странные – Боги знают, как их только письмом выводить…

– Зерка – это Зорька. Заря она была. Пылающий полукруг Матери, перечеркнутый линией горизонта. – Она провела ногтем под глазом, обозначая горизонт, хотя не поворачивала лица к Воронею, и тот не смотрел на нее. – Девочек, рожденных утром, всегда как-нибудь так называли. Назара – то же самое. Назаря – на заре. Какая разница, как дочку звать, если муж после свадьбы сменит ее имя, на какое ему захочется?

– А в моих местах не было такого обычая.

– В моих теперь тоже. Так мы все с детскими именами и бегали.

Зерка, после разговоров о ней, ожила в памяти Октис и не хотела оттуда уходить.

– Я ее так и не раскусила, если тебе интересно. Не знаю, что у нее было в голове. Она, если что-то делала, то решительно, и не всегда объясняя смысл. Я считала, что она очень похожа на мужчину. Что он так и должен вести себя.

– А что оказалось на поверку? – Ухмыльнулся Вороней.

– Ну да, мужчина оказался жутко нахальным существом. Без каких либо рамок.

Он закончил натираться.

– Ладно, я в реку и на этом все.

– Хорошо, тогда я без тебя тоже начну мыться. Потом примусь за одежду.

– Ты не могла бы и мою заодно?

– А ты что не будешь возвращаться? Голым обратно пойдешь?

– А что такого? Ночь на дворе – я никого не встречу. Ну, так что?

Она брезгливо взглянула на свернутые в кучу тряпки, но ей было проще постирать его вещи, чем терпеть стеснения его общества.

– Ладно. – Согласилась она, замечая, как возрастает чувство вины от того, что Вороней никак не ответил на ее удар. – Ты у нас мужчина, я – женщина. Договорились. Но, если результат не понравится, или порву что, уж извини.

Вороней закрыл дверь, и вскоре Октис услышала плеск воды в затоне. Она только сейчас подумала, сколько наговорила ему. При том, что толком ничего подобного не узнала о нем.

Она хорошо обтерлась травой. Та немного пожгла кожу, но в реку Октис бежать не стала. Сполоснулась водой из бочки. Принялась скоблить и обливать части костюма. Закончив с ним, взялась за мужскую одежду. Замочила несколько раз, поскоблила, потерла в руках, сполоснула. Решила, что этого должно хватить. Затушила огонь, собрала мокрую одежду в охапку, полотенца, даже топор и закрыла баню. Обратно она пошла тоже голая, но было уж совсем темно, и деревенские явно все до одного спали. Развесила одежду в прихожей дома и протиснулась в их комнату, где в непроглядной темноте уже должен был беззвучно спать Вороней. Нащупала свое место, легла и укуталась в приготовленную мягкую постель. Было зябко, но в тоже время уютно и спокойно. Свежая накидка приятно прилегала к чистому телу, и Октис знала, что согреется еще до прихода сна.

***

Снилось ей много чего, но запомнился только огромный паук. Она тыкала в него палкой, а паук, встав на задние лапы, сопротивлялся и избегал каждого тычка и замаха. Где-то кричал Вороней: «Убей его. Выполни. Нет, сразу! В сердце!» Потом они оказались в бане, и паук увеличился в размерах, он выхватил тонкий кинжал и одним рывком всадил острие ей в шею. Кинжал оказался жалом, паук тут же прильнул к ней и начал пить ее кровь. Октис сдалась и ослабла, будто до этого сопротивлялась всю жизнь.

Она мгновенно проснулась. В комнате никого не было. Вороней уже ушел, но ее высохшую форму он заботливо перенес в комнату и разложил на свободном матрасе. Она начала быстро одеваться. Как и предполагалось, трудности возникли только с нагрудником. Октис нацепила его, но затянуть не смогла. После нескольких попыток, она решила оставить так: не надевать спинной щиток, а болтающийся на груди скрыть плащом.

Так она вышла в прихожую. Там дверь в свою комнату задвигал вчерашний мужик, который смотрел на нее с Воронеем, когда они только вошли сюда. Он осторожно поклонился ей. Она поклонилась в ответ. Сосед открыл для нее выходную дверь, и Октис прошла первой на террасу. Встала сбоку. Постоялец закрыл за собой, спустился по лестнице и, обогнув дом, скрылся из виду. Все это происходило в полном молчании.

Октис долго смотрела на спокойный окружающий пейзаж. Под ней копошился их горбоног. Он только что доел ссыпанный ему корм, заодно объев всю траву вокруг того места.

Людей было немного, мало кто попадался на глаза. Слышались отдельные звуки мирной жизни, но не гомон. Где-то кричали домашние птицы. Где-то слышался стук топора. Где-то простецки перекрикивались между собой два соседа. Проходящий по дороге мальчик, встал напротив нее и отвесил ей поясной поклон.

По мнению Октис, чтобы здороваться, он был довольно далеко. Ему ничего от нее не надо было, за важную особу он ее тоже не принимал. Она так и не смогла понять причину столь широкого жеста. Но все же недоверчиво склонила в ответ голову. Мальчик пошел дальше.

Процедура приветствия с незнакомыми людьми повторилась еще несколько раз. Хотя часть прохожих просто посматривала на нее, видимо, ожидая, что она поприветствует их первая. Но первой Октис кланяться не хотела, не видя в том никакой надобности.

Она не знала, куда ей идти и зачем. Тем более, вот так – стягивая рукой полы плаща в районе груди. Наконец, явился Вороней. Он шел по дороге, ведя за собой горбонога.

– Ты что, купил его?! – Удивилась она.

– Да, тебе нравится? Хочешь поменяться?

– Я думала, что мы продадим этого.

– Зачем? Теперь у нас их двое.

– Ты продал товар?

– Нет. В деревне продавать такие товары? Их надо продавать в городе.

– Тогда на какие деньги?

Он улыбнулся и развел руками.

– Кто ты такой?! – Посерьезнев заявила она.

– Что?

– Ты не торговец. Ведь так? Я поняла. Не сходится твоя история.

Он притворно улыбнулся и опустил взгляд. Привязал второго горбонога по другую сторону от лестницы. Поднялся к Октис и встал рядом.

– Ну, так кто ты? Торгаш с боевой подготовкой. Делец в тренированном теле с боевым ранением в живот.

– Да, именно. Именно так. Только не кричи. Тише. Не надо того, чтобы нас слышал кто-то еще.

– Кто – горбоноги?

– И они в том числе. Мало ли кто рядом, а ты его не видишь? Я же сказал тебе, что торгую товарами и услугами, которые много не весят. Достаточно просто явиться в нужное место, сделать свое дело и уйти.

– Явиться – сделать дело – уйти... да ты – наемный убийца! – Поняла она. – Торговец смертью? Ведь так?!

– Торговец Смертью! Ты так говоришь об этом, как будто это что-то плохое.

– А что же в этом хорошего?

– Один человек хочет избавиться от другого. Но это нелегко сделать, потому что и у того, и у этого много денег и людей. Ему надо либо начинать бойню, добираясь до цели через кучу своих и чужих трупов, либо он заплатит мне и сохранит жизнь всем этим людям. Солдатам, городским и крестьянам. Представь, сколько одним контрактом я спасаю людей, которые даже не знают об этом.

– Как складно. Но ты все равно совершаешь первый шаг. И ты все равно забираешь жизнь. И не факт, что после того не начнется та бойня и не станет хуже.

– Чаще всего не становится. А теперь расскажи, чем ты лучше меня? Что хорошего в твоей работе? Сколько ты перебила? Первой линии, второй, третьей? Ополченцев и мирных людей? – Октис молчала. – Уверен, что ты даже не считала. Не вздумай меня только в чем-то корить и обвинять. Ты – мясник, а я – охотник, по сравнению с тобой. – Он зашел ей за спину и взялся за ее плечи. – Я помогу.

Он снял с нее плащ и начал затягивать ремни щитка. Умело – со знанием дела. Она не двигалась, даже не поворачивала голову. Только подумала, что не стоило вот так пускать за спину разоблаченного торговца смертью. Подумала о его кинжале.

– Покажи мне свой кинжал. Я хочу посмотреть на это.

Вороней отдал его ей в руки. Октис рассматривала кинжал, пока мужчина продолжал возиться с нагрудником. Длинный и тонкий, как она и представляла его. Без каких либо украшений, но сделанный на славу. С ромбовидным профилем, без дола, без гарды. Только тонкая рукоять и тонкий клинок-игла с умело заточенными лезвиями.

– Почему ты мне сразу не сказал? Ты врал мне.

– Я не врал. Я просто не говорил тебе всей правды. Представь, как это было бы? Сидишь ты в лесу, а тут тебе: привет, я – торговец смертью. Как лесная жизнь?

– Да точно так же: швырнула бы в тебя кинжал. – Она почувствовала себя уверенней, когда щиток вновь стал прилегать к телу. К тому же, она держала в руке оружие Воронея. Хоть и знала, что обманывается: сейчас он вполне мог справиться с ней и так, даже выхватить клинок обратно.

– И вообще, я говорю тебе правду. Товары я тоже покупаю и продаю. Это хороший дополнительный заработок и...

– Хорошее прикрытие?

– Да. Соображаешь.

Она повернулась и протянула, а вернее, ткнула в грудь Воронея кинжал рукоятью вперед. Они находились в опасной близости друг от друга. Он осторожно забрал свою «иглу».

– Эх, а он случаем не отравлен?! – Октис только теперь подумала, что взялась голой рукой за металл клинка.

– Нет. – Улыбнулся торговец. – В этом нет необходимости. По крайней мере, сейчас...

– Хорошо. А зачем тебе я?

– За тем же, зачем сказал ранее. Вдвоем безопасней. Даже мне и тебе. Ты сама видела, что бывает. Возможно, вышли бы мы поодиночке против пяти – и результат мог быть другим. Да и скучно одному...

– Тебе-то? Да ты каждому встречному приятель!

– А ты?

– Я? Ты меня что ли пожалел? Вытащил отшельницу из леса?!

– Да даже если так? Что, вот это, – он развел руки, указывая на все вокруг, – хуже леса и твоего недопережаренного мяса?

Октис отстранилась. Замолчала, оглядываясь по сторонам, и действительно оценивая разницу. Никаких сомнений: сейчас лучше, чем раньше.

– Хорошо. Скажи мне еще: ты хочешь, чтоб я тебе и во второй твоей работе помогала?

– Ха! Посмотрела бы на себя со стороны! Ты только что обвиняла меня в бесстыдной деятельности, а теперь предлагаешься сама.

– Нет, я не предлагаюсь! Я хочу знать твои намерения.

– Тис, я уже убедился в твоих способностях. Я не сомневаюсь, что ты говоришь правду. Конечно, ты умеешь и, похоже, любишь убивать. Но я не буду тебя уговаривать или заставлять. Только если ты сама захочешь, и только... если будешь нужна.

– И ты знаешь, что я соглашусь?

– Эх. Знаешь, пути, данные нам Творцами, очень изворотливы. Как еще объяснить нашу встречу? Уверен, ты сама это оценишь. Но не сегодня.

– Что это значит?

Он ничего не ответил, направился в дом. Октис осталась на террасе, оперевшись об ограду, и обдумывая изменившуюся ситуацию. Размышления у нее не получались. Все мысли были на поверхности и только плавали среди уже усвоенной информации. Вариантов было только два: она возвращается в лес или продолжает идти вместе с наемным убийцей Воронеем Серым – вернее, за ним. И наслаждается вполне ощутимыми благами такого решения, познает правила мирской жизни. Другой возможности у нее нет.

Похоже, в этом мире меня может понять и принять только торговец смертью. – Решила она.

Разоблаченный спутник вернулся, держа в одной руке сумку с едой, а в другой – столик из комнаты вместе с накидкой.

– Будь лучом, сходи за нашим сервизом, а то мне сложно ухватить все сразу. Будем совершать утреннюю трапезу на свежем... – он вдохнул поглубже и поймал аромат, принесенный ветром с ближайшего коровника, – в общем, не в четырех стенах...

Они поели, сидя на террасе, скрытые от глаз прохожих только редкими балясинами невысокой ограды. После трапезы перед домом на травке, Вороней соорудил из найденных дощечек сушилку для все еще сырого горючего порошка. Он высыпал на доски содержимое мешков, оставив на растерзание свету Старших.

Потом Вороней предложил ей сыграть несколько партий в Осаду, доску и кости для которой он купил у старика с хутора. Она согласилась, хотя особого выбора в занятиях у нее и так не было.

Осада была весьма древней тактической игрой. На клеточном поле воевали костяные палочки с красным и черным оттенками. На самом деле кости красились полностью в свой цвет. Но со временем краска всегда истиралась, и ее следы оставались только в неровностях и углублениях. Октис даже не знала об этом, считая такое состояние единственно правильным – новых костей в игре она никогда не видела. Каждый из двух игроков был свободен в тактике: из доступных костей он строил либо осаждаемую крепость, либо штурмующий отряд. Отряд строился из треугольника острием к врагу, крепость – плоскостью. Отряды имели преимущества в скорости, их можно было создавать и передвигать по две кости. Чтобы атаковать крепость отряд должен быть четным. Тогда он погибает, но забирает с собой кости крепости в половину от своей численности. Зато крепость можно было передвигать и достраивать только по одной кости за шаг. Количество шагов определяли отдельные кости, которые бросались перед каждым ходом. Тот, кто находил в горке первым эти игральные кости, начинал игру.

Некоторые игроки были настолько нетерпеливы, что часто их бои разворачивались только между отрядами и одноэтажными крепостями. Ходы проходили всегда быстро. Даже за недолгое обдумывание можно было получить по рукам, а то и техническое поражение, и, конечно же, последующую драку. Правила Осады требовали соображать на ходу.

Октис выиграла первую партию. Стремительные и немногочисленные отряды Воронея безрезультатно разбивались об ее растущие крепости и снующие меж них отряды защитников. В конце, правда, у нее остались только две башенки, несколько уровней высотой, но Вороней уже не мог победить их своими костяшками.

А вот остальные две Осады она проиграла. Оппонент заманивал ее осмелевшие отряды в ловушки, и крепости оставались без защиты. Она пыталась быстро спустить с них новые небольшие отряды, но они тут же погибали от рук бесчинствующего агрессора. Сказывалось то, что Вороней, в отличие от Октис, просчитывал различные варианты действий на несколько ходов вперед.

Удовольствие от первой победы быстро улетучилось. Октис вспомнила, что потому никогда сильно и не любила Осаду. Ей нравилось в нее играть не задумываясь, но когда противник вот так углубленно вникал в игру и составлял далеко идущие планы – нет, лучше она сошлется на плохие кости и пойдет на круг, чтобы заломать там кому-нибудь руку. – Вместе с его тактиками и стратегиями...

Во время игры им предстала любопытная картина: к горючему порошку, что сушился на досках, подошел паренек и самовольно стал ссыпать его в приготовленные мешочки. Владельцев вещества скрытых за перилами он как бы не замечал. А вот они его видели отлично. Вороней выждал момент, пока паренек закончил задуманное, и поднялся.

– Что вас интересует, молодой человек?

– Да так, ничего… – Промямлил он.

– Но вы все же сгребли мой порошок. Позвольте узнать зачем?

– Так я думал, что не нужен, раз лежит тут почти на дороге…

– Нет, он здесь просто сушился. Вы ведь догадались? Ну, так зачем он вам?

– Пригодится…

– Ну, давайте я его вам продам.

– Эмм. – Парень посмотрел по сторонам, обдумывая варианты действий. – Хорошо. Я только схожу за деньгами…

– Хорошо, договорились.

Парень кивнул, положил обратно на доски оба мешочка и исчез. Вороней тут же забрал товар и понес в дом.

– И скоро он вернется? – Спросила Октис.

– Никогда. – Улыбнулся Вороней.

– Так чему ты радуешься?

– Теперь у меня есть новые мешки для порошка.

Они продолжили партию, но Октис показательно потеряла к игре всякий интерес.

– А знаешь, я сегодня утречком прошерстил тут все вокруг. – Сказал Вороней. – Поспрашивал, поговорил с деревенскими...

– И что?

– М-м-м, не нравишься ты им...

– Я?! Им?! Да почему?! – Оживилась Октис. – Да и что они знают обо мне?! Мы здесь появились только ближе к вечеру. А на утро я уже никому не нравлюсь?

– Да, примерно так.

– А ты?

– А я... ты сама сказала, что я – каждому приятель.

– Да, конечно. Но я не понимаю. Какие-то незнакомые люди судят меня. И много обо мне вообще знает здесь?

– Все. Все, с кем я сегодня говорил.

– Что это за место такое?

– Деревня. Тут свои законы. Они все здесь друг друга знают. А человек со стороны – он вроде и такой же, и чужой.

– Так это потому, что я не здоровалась со всеми вчера и сегодня? Но каких Богов?! Ну не поздоровалась я с парой человек – я же их не знаю. Они что: сразу от меня шли и рассказывали всем и тебе?!

– Вполне возможно. – Закивал Вороней. – Слушай, для человека, который не спешил быть дружелюбным, ты слишком печешься о том, что подумают о тебе люди.

– Да не пыталась я быть недружелюбной. Просто... не больно-то мне надо. Но все равно, как-то... может из-за формы моей? Не поймут, кто я, или понимают и боятся?

– Бойтесь лишь воина пришедшего с обнаженным мечом. Они не будут бояться тебя, если ты не пришла разграбить их дом, убить мужчин и взять силой женщин. В конце концов, тут гарнизон рядом – ты сама видела. Солдат – дело привычное, даже уважаемое. То, что женщина ты – так, скорее всего, тебя тут некоторые так и приняли, да не больно задавались вопросом твоего происхождения. В Писании же есть женщины-воины? В легендах-сказках? Разбойники те же – сама видела. А так, в основном тебя принимают за дурную дикую хуторянку. Тебе идет, кстати.

– Замечательно... а за перволинейного вольного ведущего – нельзя? Должен же хоть кто-то понимать, что я всю жизнь не в деревенскую дружбу училась играть?

– Я понимаю. Тебе мало? Перволинейных тут, может, никогда и не видели. А солдаты – те, что есть – свои ребята. Жили себе, и сейчас большей частью живут так же.

– Для них это работа. – Процедила Октис. – А для нас это было единственным предназначением…

– Ну ладно, не грусти. Я тебе это как в шутку сказал. Может, чтоб в следующий раз похитрее была.

– К Богам! Поехали отсюда?

Он бросил ей кошелек, совсем не тот из которого ранее высыпал разменную жесть.

– Что это?

– Посмотри.

Октис, сидя верхом, развязала кошель и достала оттуда золотую монету чеканки Загори. Там внутри было еще множество таких же. Не сказать, что она никогда раньше не держала в руках золота. Как отрядный ведущий внешней охраны дворца, Октис успела получить жалование в размере трех золотых монет. Тогда она потратила весомое количество времени и сил, чтобы обменять одну на ходовую жесть. И совсем не поняла, что хорошего было в жаловании золотом. Остальными монетами она так и не воспользовалась. Не успела.

– Тис, я получил контракт и встретил тебя по пути с запада на восток.

– Ты все-таки подкупаешь меня?

– М-м-м, да. Что-то типа того. У меня заказ – понимаешь? Я шел на восток, чтобы исполнить его, и встретил тебя. Честно говоря, тебя все это не касалось, пока ты не изволила рассказать историю о ненавистных тебе Стокамене и загорийцах. Я подумал и решил, что больше не могу тянуть и скрывать от тебя свою цель. Тайной я создаю ненужные препятствия на нашем общем пути. А чем больше я оттягиваю разоблачение этой тайны, тем круче будет перепутье, к которому мы неминуемо близимся. – Он указал на кошель. – Вот оно. Еще есть время – выбирай. Пойдешь со мной, поможешь мне – половина контракта твоя. Это золотые. На такие деньги можно даже дом купить. Хотя, думаю, когда узнаешь, кто клиент, ты мне еще и приплатишь обратно.

Октис рассматривала следующую монету уже другой чеканки. Какого-то западного города-государства. Она хотела праведно отказаться, лишь бы еще раз бесполезно показать себя в их споре. Но тут же ее одолели страхи возвращения к недавнему прошлому. Ей было, что терять. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая боится, что старшие ее бросят. Она останется одна, и волк ее загрызет. Только теперь волком была сама жизнь, перед которой опытная перволинейная была абсолютно беззащитна. – И что же это за человек, смерти которого я буду так рада? Седимир? Нет, нельзя – он же Царь! Мне стыдно только от того, что я подумала об этом! Глава городской стражи Сердграда. Князь Хрония. Вот кого бы не мешало убить, да помедленней...

– Ну, так...

– Я согласна.

– Так вот просто?

– А что? Я должна дать себя уговаривать, как девочка? Я уже пробовала – там, в лесу, когда ты встал и ушел...

– Хорошо. – Он улыбнулся, вспоминая тот маневр. – Этот кошель твой. Там твои пятнадцать монет. Поможешь мне. Но ты даже не спросила, кто наш клиент? Мне кажется, ты пропустила все мои слова о выборе и перепутье…

– Знаешь, я только что вдруг захотела убить такого богоподобного... после этого можно убить уже кого угодно.

– Ты недавно говорила, что вы так и не отомстили загори. А я тебе сказал, что пути Творцов нам не ведомы. Мой клиент – молодой князь Каменной, сын Стокамена – Кремен. Это род, покаравший твой народ.

Октис уставилась на Воронея. Она поняла, наконец, почему торговец смертью подходил к сути столь нелепым для нее – ветерана Миррорской войны – способом.

Род Стокамена… – Да, в Змеях с самого начала взращивали эту злость и ненависть. Ущербность и желание мести. Страх перед грубой силой, и желание победить ее на том же поле ее же средствами. Загори олицетворяли все это. Но с каждым сезоном они превращались во что-то недостижимое. Несуществующее на самом деле. В мечту, в венец их жизни и всех стремлений. Октис подумала, сколько бы Змей, ее бывших соратниц, зацепились бы за такую возможность. Сколько позавидовало бы ей. Она разом могла решить их старую проблему, избавить и избавиться от вечного ощущения уязвленности и беззащитности, лежавших в основе их мироздания.

– А Стокамен? Его не убьем?

– Не получится, лучик. Стокамен умер от старых болезней, Кремен теперь уже правящий князь Каменной.

– Хорошо, убьем сына. Хорошо... – Закивала она.

Они молча ехали дальше. Октис испытывала гнетущее тяжелое возбуждение, словно ее кровь сгустилась, но силы не потеряла. Голова гудела от срывающихся с места в пустоту мыслей.

– А-а-а-а... как мы это сделаем?

– Пока не знаю. – Честно ответил он. – Думаю, что нам придется с тобой сыграть роли, раз мы такие хорошие актеры. Пока не знаю только какие и для чего именно. Я думаю над этим...

***

Размышляя над столь крутым поворотом ее пути, Октис упустила несколько деталей, которые должны были волновать ее больше других. Она вдруг поняла, что скоро ей придется пересечь границу Эдры и направиться в княжества загори в качестве мирного жителя. Ей придется существовать в этих рамках там, так же как и здесь. Она не могла понять, как это произойдет. Ведь ей казалось, что Твердь та полыхает в огне, а у людей там ночью светятся глаза – они нападут на нее, едва лишь завидев.

Также до нее вдруг дошло: чтобы попасть в Загори, Вороней ведет ее через Змееву долину. Покинутое место, полигон ее детских воспоминаний, переживаний и ночных кошмаров. Скорее всего, они уже в долине, просто он ей не говорит. С той деревни и бани прошло уже около полтора суток, они обогнули лес по дороге, ночевали в поле и теперь уже должны быть здесь.

– Мы ведь в Змеевой долине, да?

– Да, ты чувствуешь?

– Нет, просто посчитала... – Ей стало немного стыдно, что она не «чувствовала». Но оставалось ощущение, словно она уже прикасается к праху родственников, хранящему их очертания. Надо затаить дыхание и быть осторожной: любое грубое действие – и их образы начнут обваливаться, превращаясь просто в кучу пепла.

Лес расступился, и путники сразу увидели реку Змеиную, изгибающуюся в низине долины. Октис старательно накладывала образы из детства на представший вид, но, к своему сожалению, не находила соответствия. Она даже начала изменять воспоминания, лишь бы побыстрее удовлетворить и расквитаться с этим болезненным стремлением. Стремлением доказать самой себе, что она не забыла и не осквернила все, что было до загорийцев. Они поехали дальше по дороге вдоль изгибов реки. Дорога была старая, местами заросшая. Видно было, что ею теперь не часто пользуются.

– А теперь здесь кто-нибудь живет?

– Как сказать. – Зевнул Вороней. – Храбрецов крестьян больше не нашлось, чтоб здесь жить. Понимаешь, не из-за змей. Пограничная территория все-таки. Пока Царь не поставит тут гарнизоны, не думаю, что ситуация изменится. Но слухи ходят разные. Тут действительно есть группы людей, которые желают уединения и свободы от царских да княжеских законов.

– Разбойники?

– Есть и разбойники, но не только. По сути, это слепая зона Эдры. Думаю, Царю не интересно, что происходит здесь, пока тут не появятся войска Загори.

– Если здесь не безопасно, зачем мы идем через долину?

– Так быстрее, завтра мы уже будем в городе Старосиле при князе Решае. Да и неужели ты не хочешь увидеть родное место? Это стоит риска?

– Нет, я хочу. Стоит.

Мать уже совершила большую часть своего пути, а Отец и вовсе поспешил скрыться за горой на западе, прежде чем воспоминания Октис начали кое-как сходиться с окружающим видом. Тому способствовал найденный скелет деревни – всего лишь местами виднеющиеся доски. Все заросло травой, занесено пылью и грязью, но проступающие в ландшафте прямые линии и правильные углы не могли обмануть взгляд.

– Нам вон туда. – Всадница указала на возвышающийся над этим местом утес.

Она затаила дыхание, когда горбоноги начали ползти вверх по склону и тяжелее дышать. Потом, забравшись на возвышенность, Октис спешилась. Это было именно то место – ее дом. – Мельница на утесе. – Она пошла вперед. Вороней решил организовать здесь временный привал. Пустил горбоногов пастись и высыпал в траву для затравки немного корма.

Октис оглядывалась по сторонам, боясь опять обмануться. Все совпадало, но казалось теперь каким-то игрушечным, камерным, словно само небо спустилось ниже. Виднелись лишь очертания построек, фундамент и оскалы горелых досок. Здесь был сарай. Справа – небольшой загон для скота и прочей живности. Прямо – сама мельница и прилегающий дом. И никакого забора. На месте мельницы до сих пор стоял каменный круг. Октис провела по нему ладонью и вспомнила, как однажды ее руку так чуть не раздавило. Отец вовремя пнул ее, отшлепал, и Актися убежала зареванная. Через несколько мгновений она уже бегала за птицей, выпущенной во двор, забыв о недавних печалях. Октис сложила руки на груди, отвернулась и пошла дальше по направлению к реке. Уселась на краю утеса. Она помнила его пологим, заросшим травой. Но за время ее отсутствия, он, видимо, обвалился. Теперь край был острым, склон – крутым и лысым, испещренным змеиными норами.

– Ты бы поостереглась. Как бы он не обвалился.

– На мою жизнь хватит. – Сказала Октис и уставилась обратно. На мертвенно тихий пейзаж вокруг, на извивающуюся речку внизу. На низину справа, где была деревня Зерки. Там сейчас все подтопило – либо очередное буйство реки, либо это место без старания людей все-таки ушло под воду.

– Хорошо. – Суетился Вороней. – Организуем здесь привал. Побудешь подольше. Я пожарю мясо – покажу тебе, как это делается. Только ночью будем идти и обойдемся без сна. Я не хочу спать среди твоих гадкий побратимов.

– Ладно. Только дай мне посидеть одной. Не трогай меня хотя бы какое-то время...

***

Жареное мясо в исполнении Воронея оказалось не в пример вкуснее, чем ее опыты в обуздании огня. Она, едва вкусив его в первый раз, забыла на время о печалях.

Уже вечерело, после сытной трапезы ее гулкие тяжелые мысли стали легчать, постепенно превращаясь во всего лишь сентиментальное настроение – лиричное, хоть и с долей фатализма. Ей хотелось вспоминать что-то хорошее, словно ушедшим в Царство Дыма от того будет приятней, чем от горестей и печалей оставшихся в этом мире. Она поднялась и начала ходить вокруг, выискивая в траве очередную змейку. Чтобы раздавить ее и, посмеиваясь, кинуть в спутника, когда тот вернется. Сам Вороней вдруг схватил одну из сумок и направился неглубоко в лес. Определенно, он не любил змей. Причем всех: больших и маленьких, ядовитых и нет. Он не понимал разницы между ними.

– Что ты делаешь? – Сказал Вороней, выйдя налегке из леса.

– Да так – увидишь. А ты сам зачем с мешком ходил?

– Сделал заначку. – Он подошел к ближайшему дереву и привязал к ветке небольшую белую тряпицу.

– А это зачем?

– Для подсказки.

– Ты не запомнишь это место?

– Так надо. Что ты делаешь? – Переспросил он.

– Догадайся. – Сказала Октис. Сначала она хотела подразнить спутника змеей только ради смеха, но его несговорчивость подстегнула ее обязательно найти гада уже из вредности.

Она, наконец, заметила искомую змею. И не какую-нибудь, а весьма примечательную. Настолько, что от находки все посторонние мысли вылетели из ее головы прочь.

Ни капли не боясь, Октис подбежала к ней и схватила руками.

– О нет! Ну, это уже слишком! – Разразился Вороней и чуть отступил по дороге к костру.

– Да брось ты! Это же удав! – Она взяла на руки большую змею, длиною почти ей в рост, и та стала ползти по ней, будто не видя в том никакой угрозы. – Он большой и ему на все наплевать. Он ест только маленьких девочек, что пищат при нем и топают ножками.

Она положила на плечи вытянувшегося удава, и стала постепенно приближаться, смотря лишь на застывшего Воронея. Ей нравился его страх. – Хоть в чем-то он давал слабину.

Она не просто шла: изгибы и движения змеи словно передавались ее телу. Она вспомнила давно утраченные звуки музыки. Стала медленно изгибать тело в неслышимом такте, покачивая бедрами при каждом шаге, напрягая и расслабляя мышцы живота. Так она приблизилась к нему, уже напевая воскресший в памяти мотив.

– Что это... что ты пытаешься сделать? – Удивился он.

– Возьми его! Бери его, я сказала! – Она сняла с себя медлительную змею и стала перекладывать на плечи встревоженного мужчины.

– Я не хочу. О, Боги! Какая она гадкая! Вонючая и холодная.

– Да брось ты. Удав не воняет. Ты же не маленькая девочка – чего тебе бояться? Он уже сонный – Мать заходит. Он не страшный.

Вороней принял на себя это испытание. Удав пополз по нему: по рукам, по плечам, по животу. Он полз уже на свободу – к траве, но вдруг изменил себе и вернулся обратно. Он, словно и не заинтересовался Воронеем, но сделал виток вокруг его шеи.

– Ох, смотри как мило. Ты ему нравишься. Он решил тебя подушить. – Октис посчитала, что на этом с Воронея хватит. Она забрала змею, положила обратно себе на плечи, и вновь, уже уверенней, затянула мотив. Стала то кружиться, то притаптывать ногой в ритм.

– Ты сумасшедшая!

– О, подумаешь! Если ты считаешь, что и для девочки, меньше десятка противостояний отроду, танцевать со змеей – сумасшествие, то я сумасшедшая уже очень давно!

Она двигалась с неожиданно проснувшейся в ней грацией. Сейчас, даже в броне, она не напоминала воина. Гибкие движения ее тела были соблазнительны. Едва отойдя от близкого знакомства с огромной змеей, Вороней стал пожирать танцовщицу глазами даже с большим интересом, чем когда она предстала перед ним абсолютно нагая.

Девочки Змеевой долины толком так и не забыли колоритный танец своего народа. Рядом с Белым фортом не было змей в достатке. Да и те, что были, просто не подходили по размерам. Но курсантки то и дело хватали подходящее тренировочное оружие и в шутку начинали повторять знакомые с детства движения. Мастера эту вольность не одобряли и даже жестоко наказывали. В конце концов, они растили воинов, а не распутных танцовщиц. Но то здесь, то там нутро танцующих со змеями вырывалось наружу в виде медленных шагов и показательно покачивающихся бедер. Сами Змеи не видели в этом ничего плохого, находя в заучиваемых боевых комбинациях множество сходств со старыми танцами. Вот только никто из них доказывать это мастерам не собирался.

– Что это? – Вороней напряженно вспоминал, где он уже видел эти движения.

– Танец со Змеей. Змея, – она повернулась к нему одним боком, показывая безынтересную морду удава, – со Змеей. – Она повернулась другим боком и немного склонилась, имея в виду теперь себя. Улыбнулась и закружилась дальше.

Когда ей надоело, танцовщица бережно опустила уставшую змею, и та медленно уползла в сторону леса.

Октис села обратно перед затухающим костром и вздохнула с удовлетворением, будто выполнила часть обязанностей перед ушедшими. Самые приятные для души из обязательств.

– Я уже видел этот танец, только без змеи. – Сообщил погодя Вороней. Он думал. Напряженно.

– Как же: Танец со Змеей и без змеи? Не мог ты видеть: нет народа – нет танца.

– Тис, я знаю, как мы доберемся до Кремена…

– Как? – Насторожилась она.

– Танцем с Ножом.

Сейдин крутилась перед ней. Они ушли в закуток внешнего двора, как только наметился перерыв в сегодняшних тренировках. Октис предпочла усесться на доски и прислониться к стене. Но Сейдин хватало дурости даже в полдень не экономить силы. Она не выпускала из рук тренировочную палку, уложила ее на плечи и принялась изгибаться в разные стороны. Октис смотрела на чужие старания без особого интереса, думая только о том, как такая тонкая талия, держащая столь вытянутую фигуру, все еще гнется, не надломившись от каждодневной змеиной нагрузки.

– Дура, – заметила она, – отойди дальше за забор, пока мастер какой не увидел.

– Ну, у меня получается?

– Не-а. – Не кривя душой, Октис замотала головой. – Ты не Змея. Это только мы можем так танцевать.

– А я? – Сейдин опустила плечи. – Что со мной не так?

– Ты другая. У тебя волосы другие.

– Мы все лысые! – Фыркнула она.

– Ну, все равно. Мы же все знаем, у кого какие где волосы растут.

– Да? И у некоторых твоих Змей волосы рыжие. Ага?! По мне, так мой цвет лучше.

– Лучше. – Успокоила Октис. – Твой самый лучший. Ведающие так, наверное, и вовсе бы твою голову языком облизали... если б ты еще одну Сестру пропустила.

Они рассмеялись, вернее, глупо захихикал, давясь, чтобы никто их лишний раз не услышал.

– Ну, так в чем дело? – Не унималась Сейдин.

– Не знаю. Ну, наверное, понимаешь, тут все дело в змее. Настоящей. Это должна быть не палка-ломалка, а настоящая змея. Та, которая здоровая, холодная и скользкая. Эти вот движения, наверное, их нельзя понять, если по тебе не ползет эта гадина. Ее ведь не знаешь: то ей все равно, то она уползти хочет, то тебя задушить.

– Тебя душила?

– Ну, кажется, было такое...

– И что?

– Что?! Черви! Повалила меня, шею перетянула и... и потом я умерла! Сейдин, ну ты думай же! Конечно же, я справилась! Иначе б тебе не рассказывала.

– Но тебе бы что – не помогли бы?

– Помогли? – Вопрос ее озадачил. – Я как-то не думала об этом. Нет, не помню, чтоб кому-то помогали.

– Херня. – Сейдин бросила палку, и та зазвенела об утрамбованную твердь. – Знаешь, Октис, херня ваши танцы. Даже на улице так не делают.

– Все бы тебе про свои улицы, девка городская. – Процедила Октис.

– Сейдин. – Послышалось со стороны двора. Они обернулись. У забора стояла Зерка. – Пойди поиграйся с палкой где-нибудь в другом месте. А то... позовут сейчас на тренировку... а твоя лысина тут же и отхватит.

– Ха-ха. Очень смешно! – Выпалила Октис. – Чего надо? Надо спрятаться – спрячься в сортире.

– Чего?!

– Все! – Она поднялась и направилась мимо Зерки за Сейдин. – Мы уходим. Сиди тут одна и делай что хочешь!

– Нет, ты останься. Я хочу с тобой поговорить.

Настала череда им всем троим молча переглянуться между собой. В итоге Сейдин пошла дальше, а Зерка и Октис остались смотреть друг на друга с явным напряжением. Едва ли не готовые к драке.

– Ну, – начала Октис, – не тяни. Чего надо? Поговори уж...

С возрастом Зерка изменилась. Меньше всего от нее ждали просьбы, тем более поговорить, тем более с Октис.

– Чего я тебе сделала, что ты меня сторонишься все время? – Сказала Зерка.

– Ты серьезно? – Возмутилась Октис. – Тебя по голове не тем били?!

Зерка молчала, только глаза ее блуждали вокруг, в поисках подходящего ответа.

– Ну? – Продолжила Октис. – Ты... и остальные – меня чуть не отправили в отказницы.

– Но не отправили же?

– Да, наверное, только из-за...

– Сейдин? – Попыталась угадать Зерка. – Так и ее ж не отправили. Что ты ей каждый раз прикрываешься?

– Чего ты несешь? – Прошипела Октис. – Хочешь поддать мне? Ну давай, но я отвечу.

– Я тебя только позавчера в рукопашной валила. – Осторожно заметила Зерка.

– Ну и что? Свое ты получишь, все равно. – Кивнула Октис и приготовилась.

– Да не собираюсь я с тобой драться.

– Тогда что? – Удивилась она.

Зерка опять замолчала, собирая мысли, обшаривая глазами все углы их закутка.

– Слушай, это же было давно...

– Несколько сезонов назад. – Уточнила она.

– Боги! Да сколько времени же?! Да мы просто шутили.

– Пошла ты с такими шутками!

– Ну... чего ты хочешь?

– Нет! Чего ты от меня хочешь?!

– Хочу, чтоб ты забыла и передумала на счет меня. Октис, я же твоей сестре подругой была.

– При чем тут Оська?! – Октис сложила руки на груди и почувствовала себя чуть уверенней, в отличие от собеседницы. – Знаешь что? А давай – вот прямо сейчас сними с себя штаны!

– Зачем? – Осеклась Зерка.

– Чтоб ты знала, какая это хорошая шутка. Я это запомнила!

– Но тут же люди. Из-за забора кто увидит или зайдет. Мастер?

– А что – со мной не прилюдно было? Мастер твой зад увидит – обрадуется куда взыскание выдавать.

Октис посчитала, что на этом их беседа окончена. Она стояла выпрямившись, постукивая ногой и решая: уйти первой или дождаться пока то сделает Зерка. И совсем она не ожидала, что штаны Зерки спадут так просто и быстро.

Общество Змей было порой чересчур тесным. За сезоны вместе, даже не желая того, рассмотришь кого угодно. Где у кого и какого цвета растут волосы – до того, как на твоих же глазах их сбреют, сдерут пемзой или сожгут лучиной. Но сейчас за заборчиком внутреннего двора под полуденным светом Зерка со спущенными штанами выглядела убедительно нелепо. Настолько, что Октис мгновенно потеряла весомую долю своей уверенности, застеснялась и отвела взгляд. Рубахи у курсанток длиной не отличались, но Зерка была чуть выше Октис, и ткань едва доходила ей до бедер.

Зерка подошла ближе, волоча штанины по доскам. Она встала так, что Октис задержала дыхание, боясь выдохнуть ей в лицо.

– Ну... – Настала ее очередь искать подходящие слова, в то время как Зерка не моргая смотрела на нее. – Что ж, без штанов... ты уж совсем не выглядишь грозной...

Старосил уже виднелся на холме, а их спор периодически все еще вспыхивал с новой силой.

– Еще раз говорю: я не танцовщица! – Опять прорычала Октис. – Я – воин! Дашь мне загорский нож, и я им всем головы начну рубить!

– Воин она! – Фыркнул Вороней, взявшись за удила покрепче и подстегнув горбонога наверстать отставание. – Ты танцевала – я это видел.

– Боги дернули меня вилять перед тобой задницей с этой змеей! Ты не думаешь, что я не похожа на танцовщицу? Что пока я сезоны училась людям кости ломать, они учились танцевать! Даже мне понятно, что перед князем может танцевать только профессионал. Так по твоему плану я еще должна быть о-го-го каким мастером!

– Ты похожа на танцовщицу! У профессиональных танцовщиц именно такая фигура. И гибкость твоя вполне соответствует. И видел я, на что ты способна. Стоять так долго на руках в полном своем облачении – не знаю, сможет ли какая-нибудь из них это повторить...

– Ну, может, фигура и такая, – согласилась она, – но у меня кожа в шрамах. Я же почти голая буду! Как ты объяснишь князю, что у меня боевые шрамы везде?

– Да не будешь ты там голая. Одежды будет столько, сколько надо. Видел я твои шрамы, их все можно прикрыть. А остальные будут только доказательством твоих ошибок в тренировках.

Она презрительно посмотрела на него.

– Значит, ты рассмотрел все мои шрамы?

– А ты что думала?! Чтоб я такое пропустил? Еще чего!

– Ах ты, скотина похотливая! Слабак! Я от него ответного удара ожидала, а он пялился исподлобья...

Вороней довольно ухмыльнулся.

– Будем в Загори, наймем тебе лучшего учителя. Он научит тебя обращаться с загорским ножом...

– Я умею обращаться с загорским ножом! – Возразила она. – Да получше некоторых...

– Я имею в виду: обращаться с ним так, чтоб никого не убить. И себя не покалечить.

– Вороней, я еще раз говорю: я не хочу танцевать перед толпой людей. Я не танцовщица! Тем более – для загорийцев. Почему мы не можем просто подстеречь Кремена где-нибудь в дороге или на охоте?

– Потому что и это не так уж легко. – Еще раз объяснил он. – Охраны будет предостаточно, и все они именно этого и будут ждать. Нас убьют, если мы просто встретимся на дороге и не сбежим с нее подальше. Даже если бы мы были не мы. Просто, на всякий случай! А вот танец – это будет красиво. Эта история, наполненная коварным смыслом, контекстом, фатализмом и изящностью, станет легендарной! – Заявил он не без доли пафоса и манерности. – По всей Тверди будут знать, как мы убили князя Каменного, и восхищаться этим. Как только я увидел твой танец, я увидел всю сцену целиком. Как бы ты не ныла, но план будет именно такой. Я не откажусь от него, только если ты не предложишь еще более фееричный. Или не сбежишь трусливо, предав память своего народа...

***

У Старосила был небольшой каменный кремль, но город успел разрастись за его пределы. Новые очертания относительно недавно были обнесены деревянным частоколом с небольшими простенькими площадками и сторожевыми башенками. Сказывался пограничный статус города, желание властей и жителей почувствовать хотя бы мнимую защищенность. Тем не менее, местность за частоколом уже начала обрастать новыми простецкими домишками.

– Да, князь Решае – предприимчивый богоподобный. От того народ сюда и тянется... – Заметил Вороней.

– Этот частокол – полная ерунда. – Возразила Октис. – Да еще и с такой площадью обхвата. Для подготовленной армии он не станет большой помехой. Деньги и силы на ветер...

– Не скажи. Это сделано для людей, чтобы они чувствовали себя в безопасности. От того и город застроен, и жизнь тут дороже. И налоги...

– Но ведь это все – обман!

– Да уж не думаю, что у князя нет плана, как пользоваться своими задумками. По крайней мере, время потянуть и подготовиться он точно сможет.

На том их стратегический спор исчерпал себя. Вороней повел горбоногов по грязным не замощенным улочкам новодела за воротами частокола. Нашел постоялый дом на холме с загоном на заднем дворе.

– Этот подходит. – Решил он. – Я пока с горбоногами и поклажей буду возиться, ты с хозяином договорись на сутки и поесть вечером.

– Я не... – замялась она, – может, я лучше с поклажей, а ты...

– Иди, я сказал! Ты сможешь. Хватит из себя образцовую крестьянскую жену строить. Это смешно было, но уже надоедает. Иди же, смелей!

Подгоняемая упреками, Октис развернулась и пошла к задней двери. Едва она взялась за нее и открыла, как оттуда вывалился толстый мужик с сединой в волосах.

– Опа, милая! Не успел встретить. Дела же. Кхэ-хэм. День добрый! Вы с мужем желаете на постой или поесть просто?

– Мы не... – Да Боги с ним! – Мысленно отмахнулась Октис. – Эмм... и то и другое нужно.

– А на сколько и чего?

– Что чего? Нам на... сутки. И чтоб мы там просто разместиться вдвоем смогли.

– Понимаю. Пройдемте. – Он пропустил ее внутрь.

Октис прошла вперед.

– Ну что там, Мирин?! – Хоть время было раннее, за одним из столов гостиной уже сидело несколько жирных лоснящихся морд, попивая пиво. Все они оглянулись на вошедшую Октис.

– Ну, Творцы! Жопа медовая, глядишь, и лопнет – сама к нам пришла! – Прогремел самый толстый, и собрание загудело смехом, переходящим в почти поросячий визг.

– Ты это... – хозяин Мирин протиснулся за спиной обладательницы медовой жопы, – иди отсюда! Сидишь тут весь день. Ее муж сейчас придет – и за слова свои ответишь!

– Этот дрыщ? – Мужик привставал и повернулся к окну. – Да я выдам ему люлей – будет пиво подносить, пока мы развлечемся.

Октис так и осталась стоять в дверном проеме, не зная, как правильно ответить. Она оглянулась. – И Вороней там все копошится. Прибью их – погонят. Оставить так? Нет, он точно сказал быть смелее.

– Ну что ты стоишь? Иди сюда. – Булькнул толстяк.

Октис послушно подошла. Поднялась на их возвышение и встала прямо перед заводилой. Ее ремень поравнялся с уровнем его глаз.

– Ну вот... – Завсегдатай немного растерялся, что девушка не убежала за спину мужа или хозяина. Но он не подал вида перед собутыльниками и приобнял ее за ноги. – Ну, так-то лучше. Присаживайся.

И в правду легка-то девка оказалась. – Подумал он.

– Нет, спасибо. – На глазах у всей компании она медленно подняла ногу, поднесла стопу к горлу мужика и надавила. Он упал на спину, выронил кружку и разлил содержимое. Октис придавила его шею к доскам.

– Слушай меня, гавно бычье, такая, как я, тебе не обломится. Никогда. Я одна могу навалять тебе и твоим друзьям. – Она ухватилась за ножны кинжала, показывая всем его содержимое. – А муж мой – и подавно. Так что, когда он зайдет – сам купишь ему пива. Я не шучу. Понял?!

Она давила ногой на горло, пока конвульсии мужика не стали походить на признаки согласия.

Встревоженный, но довольный хозяин проводил ее в коридор жилой части. Слева были ряды окошек на уровне глаз, выходящие на оживленную улочку. Справа – строй раздвижных дверей. Он остановился у предпоследней. Отпер защелку и впустил гостью внутрь.

Комната была ухоженней и чуть больше той, что они снимали в деревне. С противоположной стороны красовалось довольно большое окно с настоящим стеклом. Через мутные разводы Октис видела только бежевые пятна вместо их двух горбоногов. Под окном расположился мягкий топчан с бычьей шкурой. Большой, двухместный. Октис хотела просить раздельные лежаки, но не придумала сходу, как объяснить это хозяину.

– Устроит. – Она кивнула, повторяя манеру Воронея. – Деньги с мужа.

Хозяин отвесил поклон и задвинул за собой дверь. Октис осталась одна.

Они не спали больше суток, потратив по требованию Воронея всю ночь, чтобы пересечь Змееву долину. Ее долину. Она тут же улеглась на постель поверх всех шкур. Но повалявшись немного, решила, что не стоит вот так встречать Воронея. Она поднялась и, почистив от оставшейся грязи сапоги, уселась на краю, подобрав под себя ноги.

Вороней открыл дверь и заволок их сумки.

– Что-то ты размахнулась с комнатой. – Сходу оглядевшись, заявил он. – Ну да ладно. Народ тут гостеприимный такой. – Он поднял кружку и отпил из нее. – Хозяин подал мне пива и сказал, что это за счет пьянчуг, которые там сидели. Только больно уж молчаливые какие-то...

– Ну... я справилась? – Хитро улыбнулась она.

– Вполне. Двухместная кровать – ты смелеешь на глазах. – Заметил он, пригубил еще и протянул пиво ей.

Октис взяла кружку, не зная, что сказать о своем решении. Двухместной кровать была только потому, что у нее не хватило сил и решительности попросить у хозяина другую комнату. Она только пожала плечами. Этой ночью ей придется приложить некоторые усилия, чтобы отвадить мужика от себя.

***

В город путешественники вышли только во второй половине дня, спокойно подремав с долгой дороги в их новом скором пристанище. Перекусили из своих запасов и пошли на выход. Вороней взял сумки с товаром и отдал Октис самую большую с гадким медом. Пошли пешком, не потревожив горбоногов – те перекрестили шеи и так сидели неподвижно.

По настоянию Воронея Октис закрыла форму плащом. В остальном, ей было комфортней, чем в деревне. Торговец смертью и его компаньонка выглядели такими же, как и все – чужими среди чужих – и не слишком выделялись на общем мозаичном фоне.

Они прошли торжественные ворота каменного кремля, обставленные кучкой местной городской стражи. Ничем, кроме как близостью к стратегическому объекту, стражники не занимались, но вид имели наглый и усталый. Октис не любила этот сорт лентяев. Не только из-за низкого ранга в системе войск, которого они к тому же не заслуживали. Она сравнивала их с кучей навоза, желая исписать все тусклые гербы городской стражи подходящим им девизом: «Не трогай сам – и не измажешься намеренно». У Октис были свои счеты со стражей Серда.

За воротами начиналась каменная мостовая с обустроенным сливом – роскошь архитектурной мысли. Не в пример морю грязи, которое они пересекли до этого, путешествуя по архипелагам сухих возвышений и редким состарившимся деревянным помостам.

В глазах Октис, так и не привыкшей к оживленности городов, мельтешила разношерстная толпа, пестрые детали городских улиц. За всю жизнь она бывала в городах не так уж и много. Но, тем не менее, сравнение с Сердом Старосил проигрывал.

Вороней повел ее в ремесленный квартал. Первым делом он избавился от шкур животных, которые достались им от бандитов с дороги. Он долго торговался с первым встреченным портным. Вороней не мог поверить в убеждения ремесленника, что шкуры, которые он тащил, так мало стоят. Тогда он разругался с ним и сказал, что лучше сам сошьет из них флаг и повесит над этим городом – в честь сказочной жадности местных торгашей.

Впрочем, следующий портной оказался куда сговорчивей. Он внимательно осмотрел товар и дал приемлемую цену. На радостях Вороней сбагрил ему почти задаром и дешевый колчан со стрелами – теперь бесполезный.

– Слушай, если это не основная твоя работа, зачем ты так торгуешься? – После тихо спросила Октис.

– Да что ты?! – Рассмеялся он. – Это же самое интересное! Хоть бросай основное ремесло…

Затем Вороней узнал у сговорчивого ремесленника, бережно раскладывающего новый материал, где в городе есть мастеровитый кузнец или какой-нибудь толковый знахарь. Кузня оказалась достаточно близко – в соседнем квартале. Там улица расширялась настолько, что кузнечная мастерская располагалась на уважительном расстоянии от всех построек вокруг. Хоть и обладала она широкими открытыми ставнями, когда торговцы зашли внутрь, их обдало волной жара, и давление волны не собиралось проходить со временем.

Сначала к ним подошел толстый крепкий мужичок низкого роста. Такими Октис и представляла себе кузнецов. Вороней сказал ему о горючем порошке, и тот позвал другого – длинного и жилистого. Вместе они смотрелись, словно шуты со сцены. Октис даже пришлось сдерживать подступающий смех. Длинный взял щепотку товара, высыпал на стол и поднес раскаленную кочергу. Порошок загорелся синим огнем. Длинный кивнул сам себе и заодно с коротышкой начал напирать на Воронея. Им явно был нужен этот порошок, но делать богатым кого-либо еще в их планы не входило. Торгуясь, они умудрялись даже угрожать, и в конце приперли Воронея чуть ли не к стенке. Сопровождающую его девушку в оборот они не брали.

Октис, сытая затянувшимися переговорами, решила вмешаться в спор и выбить для Воронея желанную лишнюю сотню-другу жести. Она как бы невзначай, устав от их споров, оперлась рукой на плечо низенького мужика. Тот оглянулся. Она без интереса посмотрела ему в глаза, одернула полу плаща и уткнула кулак в бок, после чего вновь уставилась на торгашей выше ростом. Толстяк тут же увидел элементы армированной кожаной брони и ножны кинжала. Опытный глаз мастера оценил вовсе не наличие оружия и боевой походной одежды, а их безусловное качество. Даже этого скромного и неполного вида ему хватило чтобы понять: в его плечо «вцепился» опытный линейный ведущий. Он вспомнил и про женский полк и про то, что по последним слухам, теперь он пущен на вольные хлеба. И все оставшиеся без царского договора девки – злые, дерзкие и не очень-то спешат признавать мирские законы.

Расчет Октис сработал. Мужичок перебил коллегу и предложил цену, которая устроила Воронея настолько, что он отдал в придачу все те железки, которыми недавно ему угрожали разбойники с дороги. Все остались довольны, кроме разве что длинного. Он с досадой смотрел на компаньона, а тот лишь неразборчиво мычал и кивал в сторону вышедшей на свежий воздух вольной ведущей.

– Так дальше пойдет, и нам действительно придется силу применять… – Вздохнула Октис, все еще не отдышавшись после жара кузницы.

– Возможно. Но ты лучше прибереги свои умения, а то ненароком придется всю выгоду страже отдать.

– Тоже не любишь этих засранцев?

– Шутишь? Они сами себя не любят.

С последним, кроме горбонога, воспоминанием о невезучих бандитах – кошелем с побрякушками – Вороней расстался весьма замысловатым образом. Сначала он поймал вороватого вида пацана. Отдал ему одно из аляповатых колец. Тот убежал в подворотню, а обратно вернулась уже компания постарше, но с той же репутацией на лицах. Они повели торговцев за собой через квартал – на загаженный мусором отшиб рынка. Октис с Воронеем вошли в захудалый низкий сарайчик, оказавшийся тесной, темной и прокуренной харчевней для рыночных тружеников. Столов здесь не было – завсегдатаи ставили тарелки с едой на пол. Сопровождающий сел рядом с ничем не примечательным одиноким едоком. Едок никак не прореагировал на визит, не смотрел на просящего, не отвечал на слова и со стороны казался просто спящим. Однако сопровождающий вскоре махнул рукой в знак приглашения. Когда, в след за Воронеем, в круг уселась Октис, неизвестный смерил взглядом ее лицо, слегка наклонив голову. В ответ она с вызовом повторила все то же, словно отражение. Он махнул головой ее спутнику, и тот высыпал все содержимое кошеля на пол между ними. Теневой делец безынтересно повертел в руках пару побрякушек.

– Триста монет. – Проскрипел он.

– Я все-таки хотел бы один золотой…

– Не оскорбляй нас – здесь нет металла Творцов.

– А как же это? – Вороней поднял кулон.

– Говорю же: не оскорбляй. Вещица хорошая, и в общей сумме ее доля большая, но это лишь искусный слой…

– Хорошо. Я согласен. Приятно иметь разговор со знатоком.

Струхнул Вороней, – подумала Октис, – при других обстоятельствах он бы так просто не закончил.

Помощник сгреб украшения с пола и поставил на их место кошель. Торговец забрал его, даже не смотря внутрь. Молча снял сумку с плеча Октис и выставил на обозрение горшки с медом. Складки на старом лбу дельца сложились гармошкой, он озадаченно огляделся.

– Гадкий мед. – Заявил Вороней, дабы разогнать их сомнения.

– В княжестве никто не делает гадкий мед. – Возразил кто-то за спиной.

– Так и не в княжестве мы его брали.

– А где?

– С одного хутора по дороге. Далеко отсюда. Но мед хорош, он прессованный. С одной ложки утром – и до вечера свободен.

– Это плохо, что вы не хотите рассказать. – Задумчиво произнес старший. – Как, по-вашему, мы должны проверять? Может, дурите нас как с кулоном? Этот мед тоже цвета золота…

– Поймите нас правильно, – перебил философские измышления Вороней, – дело наше быстрое и медлить нам нет причины. Мы ручаемся за мед, поскольку оба пробовали и знаем что это. Либо пусть один из вас примет его прямо сейчас – мы готовы подождать немного до первой волны, либо поверьте нам на слово.

– Сколько ты хочешь за все?

– Мне нужно миррорское масло.

Делец задумался.

– На хороший мед я предложил бы тебе золото. Но масло – не наше это. Не затрудняй всем нам дело. Бери золото и распоряжайся им как знаешь.

Вороней молча кивнул в знак согласия.

Мед дали опробовать одному из тех, что стоял позади Октис. Он съел небольшую порцию, долго сдерживался, но все же жестом потребовал воды. Ему дали стакан со слабым вином, который он залпом осушил. Довольные началом, все участники сделки вместе с испытуемым вышли наружу. Благодаря вину, радостный испытатель уже скоро проявил нужные симптомы.

– Не, не берет! – Пропел он и замотал головой. – Совсе-е-м не бере-е-т!

Он выругался на каждого из своих друзей и побежал прочь.

– Не берет! – Слышался радостный крик преследуемого.

Покупатель не глядя вдавил в ладонь продавца заветную пару монету. И только тогда Октис отпустила вверенное ей добро.

– Вы только держите сегодня покрепче вашего друга. – Сказал Вороней, и стороны разошлись, не потратив на этикет ни единого движения.

– Ну что, получил свой золотой? – Прошипела она. – Я не думала, что нам придется иметь дело с такими людьми.

Октис шла за Воронеем по переулку обратно к оживленной улице.

– Не чванься. – Возразил он. – Алчные торгаши, воры, грабители, контрабандисты и убийцы – и теперь ты, списанный ведущий, одна из них. Одна из нас.

– Этот дружный коллектив вполне мог нас там прибить.

– Конечно, мог. Опять эта двойная мораль, Тис! Тебе можно, а другим нельзя. Нас всегда могут прибить, в любое мгновение. Будь ты крестьянка, курсантка, а тем более – действующий царский солдат. Ты живешь на Тверди во времена Сна Богов и пора бы тебе с этим смириться.

– Это было немного по-другому… – Попыталась возразить Октис.

– Кстати, про «любой момент»: раз уж мы собираемся в Загори, то уже пора обеспокоится на счет твоего внешнего вида.

– Я недостаточно хорошо выгляжу для торговца смертью?

– Ты выглядишь, как отставной линейный царской армии Эдры. Любой беглый взгляд осведомленного человека – и ты уже раскрыта. А нам, скорее всего, не избежать обыска уже в пограничных землях. Надо заказать тебе подобающее платье.

– Платье?! Мне, значит в мирянку переодеться?! – Всхлипнула она.

– Ты же не думала, что проедешь маршем по Загори, сверкая царской формой?

– А ты вот не думал про мои татуировки? Если этот осведомленный человек может распознать мою форму, то и армейский стиль, и работа ведающих ему могут быть знакомы.

– Это и в правду делали ведающие?! – Задумался Вороней.

– Да.

– Некоторые привирают, что у этих шарлатанов татуировки особого действия.

– Угум, не без этого. – Кивнула Октис.

– Ха! – Отмахнулся он. – Верь в это – иногда самовнушение убивает правду. Ладно, на счет твоего лица. По-твоему, зачем я хотел получить миррорское масло? Им можно затереть вечные следы. Ну и за перевалом цена на масло резко поднимется. Жаль, что эти трюкачи не пошли нам на встречу. Миррорь далеко – цена и здесь должна быть хороша, но другого выхода у нас нет.

– Вот как? Ты обо всем уже подумал, а говоришь мне только сейчас. И когда же ты все решил?

– М-м-м, в бане, когда тебя раздевал…

К подобным намекам в общении с Воронеем Октис уже привыкла, иначе опять бы пнула его, а то и взревела с очередной тирадой. Но теперь, она лишь ухмыльнулась в ответ.

– И что же с одеждой? Вернемся к тому, которому ты шкуры продал?

– М-нет, другого птица полета. Ты же у нас непризнанная танцовщица – тебе нужна соответствующая одежда.

***

Пользуясь помощью осведомленных прохожих, побродив по улочкам в центральной части города, они нашли мастерскую по пошиву одежды, приемлемую по размаху, цене и качеству. Вороней взял за руку Октис, решившую еще немного помедлить перед неизбежным, и потащил вверх по лестнице. В прихожей возились две женщины и один мужчина. Они поклонились вошедшему гостю, а заодно и ведомой им за руку особе.

– Дамы и господа, – он поклонился им в ответ, – сразу к делу: нам надо быстро приодеть вот эту девушку. – Он поддернул спутницу за руку, та безвольно встала в центре прихожей. – Показывай, не стесняйся.

Октис сняла плащ с ощущением, будто прямо сейчас уже надо танцевать, и при том абсолютно голой.

– Понятно. – С ног до головы осмотрел клиентку портной. – Начинаете новую жизнь. – Понял он, не уточняя, какой именно была старая. И уж точно не зная, какой будет новая.

Женщины отвели ее в другую комнату. В центре там стоял небольшой круглый постамент, и в этом было что-то привычно зловещее для Октис Слезы. Ей помогли раздеться, сокрушаясь при виде каждого нового шрама. Эти женщины считали ее, скорее всего, дикой хуторянкой, носящей на себе следы крутого нрава ее отца. Но ни в коем случае не мужа: ведь муж, ясное дело, ей попался заботливый. Конфуз вышел с нижним бельем, которое Октис не носила даже в детстве. Чтобы не перечить приличию и не смущать клиентку – вместе с главным мужчиной-портным, ждущим их в прихожей, женщины наскоро перемотали тело от груди до бедер широким бинтом из дешевой ткани. Конструкцию закрепили булавками. Когда портной вошел и увидел это, он на мгновение застыл, но не стал переспрашивать или уточнять.

Октис заметила, что хоть и была проявлена забота о ее внешнем виде, но с телом ее портной особо не церемонился. Замеры он проводил словно на манекене, совершенно не считаясь с желанием девушки не допускать прикосновений к себе в большинстве мест.

Пока она раздевалась, Вороней договорился обо всем гардеробе, которым любая горожанка могла обзавестись мгновенно, стоило только ее мужу потерять бдительность. Первым в списке стоял полный комплект женского городского платья. Намеренно безликого, лишенного колорита и отличительных деталей княжества, в котором оно было пошито. Торговец смертью заботился лишь об их непримечательности, но это еще уменьшало стоимость и время производства. Почти готовое платье еще до конца обмерки лежало в примерочной, ожидая лишь пока его подгонят и прошьют. Рядом уже были уложены комплекты нижнего платья – белья, которое для удобства и комфорта поддевалось под основной костюм.

Так же для клиентки готовился комплект женского дорожного костюма – вещи сомнительной с точки зрения этикета. Он был подобен городскому, но заканчивался куда выше. Имел нескромный разрез вдоль ноги на юбке, что делало ее похожей на полуюбку Змей. Поддевать под нее требовалось широкие штаны, а штанины заворачивать в тряпичные сапоги. Так приличная девушка, лишь слегка скрипя принципами, могла восседать верхом, подобно мужчине на ездовой скотине. Иначе в обычном платье ей бы в любом случае не пришлось перечить этикету и ехать, только усевшись боком. Такая одежда была редкостью, ведь приличные горожанки если и путешествовали, то предпочитали делать это не верхом, а хотя бы в удобной телеге.

Вороней дал на все небольшой кошель жести и один золотой, что достался ему за мед. От того, мастерская отставила остальные заказы, обещая отработать в максимально быстрые сроки, но пошить непопулярный женский костюм без второй примерки и суток на работу все равно не получалось.

Заказ завершали сапоги на твердой подошве, которые мастерская обещала предоставить вместе с походным платьем. Комплекты перчаток. И в довершение всего – несколько больших загорских цветастых платков разной толщины. Побоявшись вкуса Октис, Вороней выбирал их сам.

***

Сначала в прихожую вошел мастер-портной, затем, погодя, вышла сама Октис. Уже в городском костюме, в перчатках и поддетом нижнем платье. Чувствовала она себя некомфортно, пытаясь плечами подвинуть дорогую ткань, которой была обмотана в качестве верхней одежды. Октис надеялась, что после примерки снимет эти тряпки и наденет привычный костюм. Но Вороней, увидев ее, довольно улыбнулся и вывалил на пол купленные в другой мастерской женские городские сандалии. Она поняла, что добровольно попала в цепкие лапы разрастающегося издевательства над ней, и, сдаваясь, опустила плечи.

***

На улице уже стемнело. Свет давала только Мать, да и то, не собираясь делать это долго. Октис семенила за своим «богатым покровителем», еще не привыкшим к ее новой скорости передвижения. В одной руке он нес завернутые платки и перчатки, в другой – сложенное в сумки змеиное обмундирование.

– Ты хоть представляешь, как это тяжело? – Спросила она, пытаясь при каждом новом шаге справиться с гладкой неровностью каменной мостовой.

– Да ладно, у тебя хорошо получается. Ты умеешь быть грациозной, когда надо. И это при том, что обычно топаешь, как солдат.

– Я и есть солдат… – Простонала она.

– Приличная девушка в городском платье – и солдат?! Нет, не верю.

Она устало, но вполне искренне улыбнулась. Вороней вернулся за ней, переложил в одну руку всю поклажу и предложил свободную в качестве опоры. Октис взялась за нее без притворства. Теперь она меньше боялась оступиться, они пошли быстрее и выглядели со стороны, как обычная городская пара.

Водоворот ощущений и мыслей бурлил в голове и теле Октис.

Ее будоражила эта непривычная свобода: от обязанностей, от суточного распорядка, от мастеров и прочих начальников с их хитрой игрой, в которой так просто решались жизни ее близких и ее самой.

Этот почти уютный город – апогей цивилизации богоподобных землепашцев. Не лес, не дорога, не казарма или походный лагерь. Даже не царская стена.

Этот вечер – слегка прохладный, но настолько, что до полного комфорта не хватало только немного тепла человека рядом.

Ее легкая одежда, вызывающая чувство тревожной незащищенности. Оно растолкало остальные мысли, но в какой-то момент просто сдалось и смирилось с неизбежностью. Оставило после лишь гудящую пустоту, сродни результату действия гадкого меда.

И сам Вороней – словно и действительно посланный ей Творцами. Резкий, насмешливый, настойчивый и грубый. – Да еще и торговец смертью. – Но, видимо, единственно подходящий ей. По стечению обстоятельств, преследующий желанную для нее цель. Она держалась за его руку. Прижималась к нему, когда совершала новый ненадежный шаг. В этот раз она не могла и не хотела разорвать их контакт. Ощущение его близости, непрерывное нарушение самозапрета прикасаться к этому человеку безнаказанно владело Октис.

Ей показалось, что сейчас, вместе со змеиной кожей, от нее отслоилась Октис Слеза – перволинейный отрядный ведущий Змеиного Полка. Осталась только выросшая девочка – уроженка Змеевой долины. Иногда ее посещало это ощущение. Когда приходило осознание, что все, сделанное Октис Слезой, совершила именно она – тогда-то, вопреки логике, какое-то время ей приходилось сопоставлять события, находить в них крупицу себя и вновь примерять на себе образ Октис Слезы. Но теперь это ощущение вспыхнуло в ней с новой силой. Она словно наяву видела идущего рядом с ними по улочке, испачканного грязью полей, своей и чужой кровью, гордого, якобы бесстрашного и беспощадного солдата царской армии. Она привычно потянулась к нему, но тут же одернула себя, пытаясь хоть на время отгородиться от всего, что разжигало в ней кровь. От не самых приятных воспоминаний, к несчастью, всегда более живучих, чем остальные.

Она вдруг поняла, что, задумавшись, просто подперла Воронея. Тут же взглянула на него своим растерянным испуганным взглядом. Снизу вверх. Он был близко, даже слишком. Они остановились и застыли в этой позе.

А потом Вороней быстро наклонился и поцеловал слегка отпрянувшую Октис. Она ощутила, как к ее губам прикасаются теплые мужские губы. Щетину, превратившуюся в короткую бороду.

Первый поцелуй был отвратителен. Всего лишь соприкосновение всего лишь частей тела. И Октис вдруг поняла, что все это время не ощущала по-настоящему своих губ. Теперь чувство возвращалось. Словно онемевшая и окаменевшая, обескровленная часть тела, которая под воздействием извне оживала, наливалась кровью, и извещала остальное тело о своем возвращении.

Вороней вернулся к прежней позе. Октис лишь беззвучно выдохнула и острым взглядом пилила его глаза.

– Ну же, не молчи, не стой так. Либо заканчивай представление, либо опять врежь мне. – Сказал он.

А она лишь стояла на месте. И именно это мгновение ей нравилось больше всего. Она была готова продлить его как можно дольше. Понял ли неправильно Вороней ее случайный маневр, истолковав, как предложение? Или он угадал и расчетливо разложил все ее ощущения на составляющие, потом сгреб обратно и получил в результате только взволнованную и растерянную девушку?

Момент кончался. Она судорожно выбирала варианты действий. В мыслях мимолетно проносились сцены то рукоприкладства, то ответного поцелуя, то неловкого продолжения их маршрута, с холодным почти сдержанным обсуждением и осуждением случившегося. Выбор пал на «всегда выручающий»удар кулаком в челюсть. Она уже видела, как через мгновение костяшки ее пальцев врезаются в бородатый подбородок. От удара ее отделяло только одно движение. Движение, которое она потратила на то, чтобы поцеловать его сама.

Они вцепились друг в друга прямо на улице, по которой еще праздно шатались горожане. Осуждали ли они их, подсматривали или завидовали – паре было все равно.

Она ощутила и то, чего не могло быть в ее предыдущих отношениях. Ей что-то мешалось внизу – со временем все больше. Октис догадалась, что это не кинжал. Именно эта мысль заставила ее разорвать объятия и вернуться в реальность. Но сердце колотило, голова кружилась, в горле встал ком. Они оба не закончили. Вороней подал ей руку. Они быстро пошли вниз по улице.

Праздную гостиную постоялого двора спутники прошли стремительно. Вороней на ходу сообщил хозяину, что сегодняшняя вечерняя трапеза отменяется. Октис и вовсе не вертела головой, лишь слегка опустила вниз и смотрела исподлобья только вперед. Они прошли коридор. Мужчина впустил ее в открытую дверь. Она вошла в темную комнату, не поворачиваясь, встала перед окном. Ей хотелось взять себя в руки, вернуть контроль над ситуацией. Но в ее распоряжении не было на то времени – лишь краткий момент настоящего, царапавшего сознание своей неминуемостью.

Он подошел сзади, положил руки на ее живот. Короткая борода заскользила по ее щеке. Мужские руки устремились вверх. Октис не знала, нравится ей это или нет. Но на этот раз она оставила свою грудь без защиты и отмщения. И именно от этого решения дыхание ее сбивалось.

Вороней вернул руку вниз, собрал складки платья, намереваясь забраться под него. Она сорвала его планы, решив восполнить для себя утраченное ощущение мужских губ. Но мужчина не отступал. Целуя ее, он уже обеими руками добрался до ее тела под тканью. Как он и предполагал, как ему и хотелось, зад ее был твердым, как камень, и с вечерней прохлады просто пылал жаром.

– Так вот зачем нужны мужикам эти тряпки на бабах… – Неровным тоном заявила она.

Они начали раздеваться. Пока Вороней сматывал с нее верхнюю накидку, она первым делом ухватилась за шнуровку ненавистных сандалий. Раздевать мужчину оказалось проще, чем раздеться самой, даже с его помощью. После нескольких движений он стоял голый перед столь же неодетой Октис. Она отстранилась, то ли мягко упав, то ли ловко сев на шкуры. Поползла назад, стараясь смотреть мужчине только в лицо. Не получилось, и Октис вдруг ощутила всю непристойность и проигрышность своей позы. Она осмотрелась, потакая мимолетному желанию сбежать, миновав мужчину. Но он уже опустился и навис над ней. Побег не состоялся. Ей показалось, что ее мир, недавно ставший неуютно большим, сузился в точку, до пространства между ее и его телом. Он был повсюду, молча и пристально смотрел сверху ей в глаза. Провел рукой по женскому ложу, под бедром, поддевая и сгибая ногу, оставляя на ее коже влажный след.

А потом Вороней совершил то простое движение, которое в змеиных кругах считалось равнозначным смертельному выпаду. Если не хуже того. Но она не почувствовала боли. Скорее, какое-то неловкое невольное чувство, неподвластное ей. Октис захотелось прервать его, освободиться, а значит, все-таки взять под свой контроль. Она неосознанно постаралась отодвинуться дальше назад, но Вороней ухватился за ее талию и силой вернул обратно.

***

Кажется, сегодня днем она здраво рассудила, что в двухместной пастели ей придется отвадить от себя мужика, приложив некоторые усилия. Что ж, в какой-то мере так и вышло. Усилия были проложены, и сейчас они лежали каждый на своей половине, не соприкасаясь.

– Сколько тебе сезонов? – Сказал Вороней, вздохнув глубоко и легко.

Она задумалась.

– Будет тридцать противостояний.

– Хмм, не думал, что до такого срока можно сохраниться. Нет, я, конечно, понимаю, что у вас напряженность была со стояками. Но как-то же вы развлекались?

– А ты не думал, что для развлечения не обязательно запихивать в ближнего часть себя?

– Была б ты крестьянской женой, уже могла бы нянчить ребенка так четвертого-пятого, и заодно быть на сносях очередным.

– Подожди. А то, что мы с тобой? Я не… – Вдруг оживилась она.

– Беременна? – Он рассмеялся. – Нет, конечно. Для этого нам стоило сделать другую концовку. Да и то шанс был бы не велик.

Октис не совсем понимала, что он имел в виду. Хронологии происходившего в постели в ее памяти не существовало. Лишь тягучая каша из перепутавшихся ощущений.

– А тебе точно тридцать? Может ты просто девочка переросток. Обычно у девушек постарше на теле волосы подлиннее.

Он опять издевался над ней. Она свесилась с постели и потянулась к вещам, к потайному кошельку юбки. – Сейчас я ему покажу. – Фыркнула она и достала складную бритву. Разложила ее и в темноте поднесла к горлу любовника.

– Не двигайся. Это бритва. – Она провела полотном вверх по его бородке. – Ведающие и мастера велели нам скоблить себя. Везде.

– Это еще зачем? Вы в своем форте в полном составе двинулись на извращениях.

– Чтоб в бою не мешались и чтоб болезни не привлекали.

– И как же волосы болезни привлекают?

– Боги этих ведающих знают… а, может, и наоборот…

– И ты скоблишь себя, как тебе велели, хоть и полка твоего уже нет?

– Знаешь, в лесу не особо большой выбор занятий. Последний раз я пользовалась ею вечером, а на утро – ты объявился.

Она свернула и положила бритву обратно. Вернулась к созерцанию едва различимого деревянного потолка.

– Чувствую себя дурой. – Честно заявила она.

– Да, это случается с женщинами после близости с мужчиной…

– Я тебе уже почти всю жизнь свою выложила. Да что там! Лоно свое! А ты о себе ничего толком не рассказал.

– Подумаешь, невелика та тайна.

– Ты из какого-то западного ордена? Клан, может, какой? Семья торговцев смертью?

– У тебя неверное представление о моей ремесле.

– Ну, так рассказывай.

– Да ничего особенного. – Зевнул он. – Родился я в городской семье. Стандартный набор. Сколько у меня было братьев и сестер – не скажу. Состав постоянно менялся. Мать – прачка, отец – каменщик какой-то. Когда рядом с городом останавливался очередной клан вольных рабочих, работа у отца кончалась. Есть нам было нечего. А я всегда смотрел на солдат, и мне казалось, что их положение не зависит от переездов чьих-то таборов. Всегда сытые, всегда в красивой одежде, всегда гордые... короче, было мне чуть больше двадцатка слияний, и я сбежал на военную службу в наш орден Дубэ. Думал, дослужусь до высокого чина, стану видным человеком. – Он сделал паузу и громко проглотил слюну. – А меня промуштровали немного и кинули с отрядом таких же пацанов на затравку противнику. С какой-то метрополией боролись, не помню уже. Ну, так и в первом же бою ранили меня копьем под сердце. – Октис поняла, о какой ране он говорил. Безобразный грубый шрам слева под ребрами она приметила еще в бане, а сейчас узнала его и наощупь. – Быстро закончилась моя военная карьера. Лежал я полумертвый уже второй день. С меня сняли обмундирование, но добивать меня никто не хотел. Выжившие мои напарники играли в кости. Кто проиграет – тот и будет бить. Думаю, что смерть моя не стала бы проще от их неумелых рук. Но какой-то бродячий монах выторговал меня за свежего жирного голубя. И увез подальше от ордена.

– Ведающий?

– Не-а. Еще чего. Боги знают, кем он людям виделся, и никто не подумал, зачем полудохлый ему понадобился. Но меня он выходил. Заливал рану горючей водой. Шил меня ниткой и иглой. Прижигал. Трав каких-то сверху наложил. Думал я уже, что издевается он надо мной. Мало ли кого по Тверди носит? Только вместо того, чтобы сдохнуть в муках наедине с этим мужиком, отходить я начал. Ни монахом он оказался, ни ведающим – торговцем смертью, который умудрился выторговать меня у женщины с косой…

– И так ты стал убийцей?

– Да. Старик он уже был. Начал от скуки меня обучать. Вся заказчики мне досталась. Вернее, он получал заказ, а, так как старый уже был, действовал я. Потом я возвращался к нему и получал новый заказ…

– И потом он умер?

– М-нет, не то что бы. Просто уже ясно всем стало, что не мог старик выполнять эти заказы. Осмелел я и действовал чаще не по плану. Стиль был не тот. Да и если видели торговца смертью, то и слух шел. И в нем уж никак я на старика не походил. Наследил я, короче. Однажды один из заказчиков обратился напрямую ко мне. И это при том, что другой клиент старику его и заказал. Ну и…

– Ты стал действовать самостоятельно. – Поняла она.

– Ага. Вот и вся история. Не так уж и много, не так уж и интересно…

Они оба замолчали. История Воронея вполне устраивала Октис. Судя по интонации, как он не подбирал слова, но говорил иногда с остановками, с печалью и сожалением, это походило на правду. Даже те моменты, в которых он явно не договаривал о своем спасителе, служили только подтверждением. Было видно, о чем он хотел рассказать, а чего избегал. Со стариком-то все для нее было понятно. Вороней вполне мог и убить его. Согласиться с новым заказчиком, разделаться и с учителем, и с клиентом старого убийцы. – Крысиные бега, в которых несообразительный игрок, ставит не на того и проигрывает свою жизнь.

Она закрыла глаза и, наконец, уснула.

Сон был мгновенный, ей ничего не снилось. Казалось, она просто уснула и тут же очнулась. Все было на прежних местах. Только свет из окна сменился с тусклого от Младших на яркий Старших. Вороней не спал, только положил руки за голову и смотрел в потолок. Октис поднялась и села на настил. Ее посетило навязчивое желание прикрыть наготу в присутствии мужчины, но она решила перебороть эту бесполезную теперь нужду.

– Где мои сапоги? – Спросила она, будто их беседа и вовсе не прерывалась на сон.

– Как где? В мастерской…

– И что им там делать?! – Она подумала, что сможет сегодня, не спрашивая, надеть привычную форму. Теперь же ее немного расстроила перспектива и дальше носить девичье платье. А вот недокомплект формы – просто напугал.

– А как ты думаешь, они будут шить тебе сапоги? По твоим – поношенным – им понятней будет. Я и сандалии тебе так подбирал. Или ты считаешь, что ноги у всех одинаковые?

– Ничего я не считаю… – Пробормотала она.

– Ладно, план такой: приводим себя в порядок, едим, потом примерка, и пока они дошивают – пройдемся по рынку и посмотрим, что можно купить здесь и продать в Загори. Не ехать же с пустыми руками?

– А та мазь, что ты говорил?

– Да, для татуировок. Надо искать. И много. Кстати, про внешний вид, – он почесал себя за бороду, – одолжи-ка мне свою бритву.

Октис достала ее и протянула мужчине.

– Так вот ты чем меня тогда хотела побрить… – Задумчиво сказал Вороней, осматривая рукоять бритвы.

– Когда? – Удивилась она.

– Когда мы меда наелись. Тебе не понравилась моя борода, и ты сказала, что у тебя есть бритва и сейчас ты меня побреешь. Только достала ты почему-то кинжал и…

– Погналась за тобой… – вспомнила она, – ну, просто у меня был в руке кинжал, и я… подумала, что я хотела его как-то… применить…

– М-м-м, у вас даже для ведущих бритвы особенные? – Он решил тут же прервать их воспоминания о приключении в обнимку с гадким медом. Вертел и рассматривал бритву. – Умудрились и рукоятку украсить. Хотя это западный орнамент. А где же змеи?

– Все правильно. Ее мне Кудр подарил, когда уходил в отставку. А Железная Гвардия, заодно с Всадниками Леса, все больше с западных окраин Эдры. А корнями – так и вовсе с запада.

– Подожди. То есть, до тебя этот старый мудак мог ею брить свои яйца? Ты не думала об этом?

– Ага, – ухмыльнулась она, – а теперь подумай, для чего она мне. Уж точно не бороду брить, в отличие от тебя. Да не будь ты таким брезгливым! Это просто металл. Очень хороший. Наши-то бритвы в основном из плохого делались: как тряпка были. Постоянно их об ремень трешь чтоб выпрямить, и все равно – кровь рекой. Казенный металл-то на вооружение шел, а на простые нужды – что осталось. Как нам начали жалование жестью платить, если у города встанем – тут же на разведку: нет ли в городе бритв получше. Все сбережения отдавали. Хотя и тратить-то нам не на что было…

– Сложности-то какие! Брились бы тогда вообще своим кинжалом…

– Ну, не очень-то и удобно. Брился б сам топором. Да хватит тебе уже! Иди, брейся!

При всех своих пробивных качествах, Вороней умудрялся ее злить манерностью и брезгливостью.

Да уж, не солдат, – думала она о своем любовнике, – и военная карьера действительно была не для него.