16

Краулер оказался низкой приземистой машиной, ползающей на двух гусеницах из дюралесплава. У него также имелось универсальное сферическое "колесо" в центре тяжести для облегчения поворота. Ата предварительно проделала некоторые расчеты по безопасности и получила, что он будет относительно устойчивым при ветрах вплоть до двухсот пятидесяти километров в час, с каковой точки управление им начнет становиться делом достаточно хитрым. Флинкс лично не имел ни малейшего желания подвергнуть ее расчеты практическому испытанию. Малайка, очевидно, тоже. Он настоял на заполнении всех пустых мест в машине тяжелыми предметами. Если ветры станут настолько скверными, то не поможет и все добро, что они смогут набить в него. Но оно, по крайней мере, окажет им что-то вроде психологической поддержки.

Не самым малым из этих "тяжелых предметов" была мощная лазерная пушка на треноге.

– Просто на случай, – пояснил коммерсант, – если открыть дверь будет несколько труднее обычного.

– Для путешествующего на своей личной яхте мирного торговца вы, похоже, запасли целый арсенал, – пробормотал Трузензюзекс.

– Философ, я мог бы представить вам аргументы, изобилующие привлекательными семантическими оборотами, но я изложу это в нескольких словах, и весь разговор. В моем бизнесе очень сильная конкуренция. – И вскинул вызывающий взгляд на транкса.

– Как скажете, – слегка поклонился Трузензюзекс.

Они сели в краулер, маневрировавший поблизости от входа в грузовой отсек, чтобы свести к минимуму первоначальную силу ветра. В большом наземном краулере они все разместились с комфортом. Его спроектировали для перевозки тяжелых грузов, и даже с рассеянными по нему "тяжелыми предметами" Малайки там с избытком хватало места для пассажиров. Заскучав, желающий мог забраться по лесенке в кабину водителя с ее двумя койками и куполом из плексисплава. Места там хватало на четверых, но ее сразу же оккупировали Малайка, Вульф и двое ученых, и они не проявляли склонности освободить место. Поэтому Флинксу пришлось довольствоваться для обзора местности крошечными иллюминаторами в главном отсеке. Он оказался наедине с двумя женщинами, сидевшими в крайних противоположных концах каюты и обменивавшихся между собой смертоносными мыслями. Менее благоприятную атмосферу трудно и вообразить. Как он ни старался, они начали вызывать у него головную боль. Многое бы он отдал за то, чтобы находиться наверху.

Они ползли теперь вверх по склону утеса, двигаясь зигзагами, когда наклон становился слишком крутым даже для мощных шипастых гусениц краулера. Продвигались они медленно, но ровно, в конце концов, машину спроектировали с целью добраться целыми до пункта Б из пункта А, а не для гонок под хронометраж. Свою задачу она выполняла эффективно.

Как и можно было предсказать, почва оказалась крошащейся и мягкой. И все же она была больше камнем, чем песком. Гусеницы глубоко зарывались в нее, мотор стонал. Это несколько тормозило их продвижение, но гарантировало превосходную силу сцепления с почвой. И все же, Флинкс не хотел бы оказаться лицом к лицу с настоящим порывом ветра в этой медлительной машине.

Наконец они одолели последний подъем. Оглядываясь назад, Цзе-Мэллори мог различить вдали обшарпанные шпили и башни города, затемняемые вечной пылью и ветром. Смотреть вверх было труднее. По переду купола начали барабанить гравий, грязь и сломанные ветки от крепко обнимающих землю растений. В первый раз стал слышен сквозь толстую защиту вой ветра, похожий на звук рвущейся ткани, усиленный эхом.

Вульф взглянул на анемометр:

– Сто пятнадцать и пятьдесят две сотых километра в час, сэр.

Же! Я надеялся на лучшее, но могло быть и хуже. Намного хуже.

Никто не собирается отправляться на долгую прогулку. С вихрем мы, может, и

справимся, но ураган создал бы некоторые неудобства!

Когда они двинулись дальше от края утеса, воздух начал становиться достаточно прозрачным, чтобы они увидели свою цель. Они ехали, и ветер постепенно замирал, по мере того как они въезжали под защиту здания. Шесть пар глаз уставились вверх… все задирая и задирая головы, пока не показалось, что намного проще лечь и смотреть прямо вверх. Только Вульф, сфокусировавший взгляд на приборной доске, не поддался приманке монолита.

Он возвышался над ними, исчезая наверху в вихрях пыли и облаках, не нарушаемый ни карнизом, ни окном.

– Как хуюкубва? – сумел наконец прошептать Малайка.

– Насколько он велик по моему мнению? Я не очень-то могу сказать, – ответил Цзе-Мэллори. – Тру? У тебя самая лучшая среди нас дальнозоркость.

Долгий миг философ хранил молчание.

– В человеческих категориях?

Он опустил взгляд, посмотрев на них. Если бы он мог моргать, то моргнул бы, но глазные щитки транксов реагировали только на присутствие воды или сильного солнечного света. Импровизированные очки придавали его лицу несколько комический вид.

– Немного больше километра у основания… со всех сторон. Сверху он, знаете ли, выглядит идеальным квадратом. Наверно… – он бросил еще один короткий взгляд вверх, – километра три высотой.

Испытываемое ими легкое подрагивание внезапно исчезло. Теперь они ехали по гладкому желто-белому кругу, в центре которого располагалось строение.

Малайка пригляделся к материалу, по которому они ползли, а затем снова посмотрел на здание. Тяжелый краулер не оставлял никаких следов на прочной поверхности.

– Как по-вашему, что это за материал?

Цзе-Мэллори тоже разглядывал ровную поверхность:

– Не знаю. Когда увидел его сверху, то, естественно, был склонен считать, что это камень. Как раз перед тем как мы приземлились, я подумал, что он выглядел довольно "мокрым", как определенные тяжелые пластики. Теперь же, когда мы едем по нему, я ни в чем не уверен. Может, керамика?

– Наверняка, упроченная металлом, – добавил Трузензюзекс. – Но что касается поверхности, то полимерная керамика будет, разумеется, неплохой догадкой. Она совершенно отличается от всего, что я когда-либо видел ранее на других тар-айимских планетах. Или, если уж на то пошло, от всего, что я видел в городе, когда мы подлетели.

– Гм. Ну, поскольку они построили свой город под защитой этого утеса, как ветролома, то я не сомневаюсь, что любой мланго будет на этой стороне строения. Же?

Как выяснилось достаточно скоро, Малайка был совершенно прав.

В отличие от всего таинственного сооружения, материал, использованный для постройки двери, оказался легко узнаваем. Это был металл. Дверь возвышалась на добрых тридцать метров над кабиной краулера и вытянулась по меньшей мере на половину того же расстояния в обе стороны. Сам металл был незнакомым, тускло-серого цвета и обладал странным стеклянным глянцем. Очень похожим на утренние туманы родины Флинкса. Дверь располагалась в нише стены здания глубиной в несколько метров.

– Ну, вот и ваша дверь, капитан, – промолвил Цзе-Мэллори. – Как мы проникнем за нее? Лично я признаюсь в полном отсутствии вдохновения.

Изучая вход, Малайка качал головой в благоговении и подавленности. Нигде не было видно ни одного сочленения, стыка или шва.

– Гони прямо к ней, Вульф. Ветер здесь практически стих. Придется нам вылезти и поискать звонок или что-нибудь в этом роде. Если мы не найдем что-нибудь похожее на ручку или замочную скважину, то развернем пушку и попробуем войти менее вежливым способом. – Он с сомнением посмотрел на массивный квадрат. – Хотя я надеюсь, что без этого можно будет обойтись. Я знаю, как упрямы тар-айимские металлы.

Как оказалось, эту проблему разрешили за них.

Где-то в недрах колоссального строения, долго пребывавшие в спячке, но не умершие механизмы почувствовали приближение искусственной машины, содержащей в себе биологические существа. Они сонно заворочались, пробуждая отдыхавшие цепи памяти. Схема и состав приближающейся машины не были знакомыми, но они не были и враждебными. Существа в машине были равно неизвестными. И среди них был мозг 1-го класса. Незнакомый, но и не враждебный. А прошло так много времени!

Здание поспорило само с собой несколько секунд.

– Притормози, Вульф! – Коммерсант заметил движение перед краулером.

С плавностью и бесшумностью, порожденными постоянной смазкой, огромная дверь разделилась. Медленно, с тяжеловесностью большого груза две половинки разошлись ровно настолько, чтобы краулер мог проехать со всеми удобствами. А затем остановились.

– Наверно, нас ждут?

– Автоматика, – прошептал загипнотизированный Трузензюзекс.

– Я тоже так думаю, философ. Заезжай, Вульф.

Молчаливый пилот послушно включил двигатель, и мощная машина, громыхая, покатила вперед. Малайка осторожно осматривал стороны узкого отверстия. Металл не был разумно тонким листом. И даже умеренно тонким.

– Добрых девятнадцать-двадцать метров толщины, – прозаически заметил Цзе-Мэллори. – Интересно, кому ей предназначалось преграждать вход.

– Очевидно, не нам, – ответил Трузензюзекс. – Вы бы могли баловаться со своей игрушкой много дней, капитан, и сожгли бы ее прежде, чем оставили на двери хоть царапину. Хотел бы я попробовать на ней снаряд СККАМ, просто чтобы посмотреть: кто выйдет победителем. Я никогда не слышал ни о каком искусственном сооружении, способном устоять перед снарядом СККАМ, но, впрочем, я также никогда не видел и улье-блок двадцатиметровой толщины из тар-айимского металла. Этот вопрос, несомненно, навек останется академическим.

Они проехали несколько метров внутрь, когда дверь начала медленно скользить, закрываясь за ними. Бесшумность этого процесса производила жуткое впечатление. Вульф, держа руку на рычаге, вопросительно взглянул на Малайку. Однако коммерсант, по крайней мере внешне, не был озабочен этим.

– Она открылась, впуская нас, Вульф. Думаю, что она сделает то же самое, выпуская нас. – Двери закрылись. – В любом случае, кванини беспокоиться? Теперь это не имеет значения.

Их ждал еще один сюрприз. Если стены из псевдокерамического материала не были полыми, что было едва ли вероятным при такой двери, то достигали в толщину добрых ста пятидесяти метров. Намного больше, чем требовалось всего лишь для поддержки веса здания, как бы оно ни было велико. Это выдавало стремление к неприступности. Подобное и раньше находили в развалинах тар-айимских крепостей, но никогда ничего приближающегося по масштабам к этому.

Флинкс не знал, что их ждет внутри. С тех пор как открылись огромные двери, он последовательно просканировал все, но не смог засечь ничего думающего. И он сетовал на свой чисто боковой обзор из краулера.

Сверху до него донесся голос Малайки. Он был странно приглушенным.

– Катика, все там. Ата, открой шлюз. Здесь есть воздух, и он пригоден для дыхания, также есть свет и нет ветра, и сам не знаю, верить этому или нет, хотя мой моджичо говорит мне… но чем раньше вы это увидите…

Дальнейших приказов им не требовалось. Даже Сиссиф пришла в волнение. Ата пробралась к небольшому пассажирскому шлюзу, и они смотрели, как она отключает тройную систему блокировки. Тяжелая дверца сама распахнулась наружу. Металлический трап выдвинулся до соприкосновения с полом, пожужжал, когда установил твердый контакт, и отключился.

Флинкс вышел первым, следом за ним Ата, двое ученых, Малайка, Сиссиф и, наконец, Вульф. Все стояли совершенно молча, обозревая раскинувшуюся перед ними панораму.

Интерьер здания был полым. Описать его можно было только так. Где-то наверху, знал Флинкс, эти стены соединялись с потолком, но как он ни напрягал зрение, все равно не мог разглядеть его. Здание было таким огромным, что, несмотря на превосходную циркуляцию, внутри образовались облака. Четыре гигантских плиты стен подавляли его, но в открытом пространстве такой величины клаустрофобия невозможна. По сравнению с вечным воем ветра и шуршанием пыли снаружи, полная тишина внутри здания наводила на мысли о соборе.

Свет, будучи предназначенным не для челанксийских глаз, являлся целиком искусственным. Он был слегка голубовато-зеленым. Он был также более тусклым, чем они предпочли бы. Синий от природы хитин философа выглядел в нем хорошо, но остальных он делал на вид слегка рыбообразными. Тусклое освещение не столько препятствовало обзору, сколько заставляло вещи казаться расплывчатыми, словно их рассматривали сквозь не совсем прозрачное стекло. Температура тут стояла умеренная, даже несколько жарковатая.

Краулер остановился, потому что дальше ехать он не мог. Оттуда, где они стояли, тянулись ряды за рядами какие-то сидения или кресла. Здание представляло собой колоссальный амфитеатр. Ряды тянулись без перерывов вплоть до противоположной стены строения. Там они кончались у подножия… чего-то.

Он бросил вдаль всего один взгляд и рискнул быстро прозондировать других. Малайка оценивающе оглядывал амфитеатр, Вульф с обычным для него безразличным выражением лица брал пробу воздуха прибором на поясе. Сиссиф крепко прижалась к Малайке, с тревогой оглядываясь в беспокойном безмолвии. Лицо Аты носило то же выражение осторожного наблюдения, что и у рослого торговца.

Двое ученых находились в состоянии, настолько близком к нирване, насколько это вообще возможно для ученых. Мысли их двигались так быстро, что Флинксу оказалось трудно даже ощутить их. Они уставились на сооружение в противоположном конце огромного помещения. Для них поиск оправдал себя, даже если они не знали, что именно нашли. Цзе-Мэллори выбрал этот миг, чтобы шагнуть вперед, а за ним Трузензюзекс. Остальные тронулись гуськом за учеными по центральному проходу между сиденьями.

Прогулка оказалась не очень утомительной, но Флинкс был благодарен за возможность отдохнуть в конце ее. Он сел на край возвышенного помоста. Он мог бы занять одно из сидений внизу, но они никак не подходили по очертаниям к человеческой физиологии и были несомненно такими же неудобными, как и выглядели.

На помост, где он сидел, вела большая лестница. На противоположном конце его безупречный купол из стекла или пластика накрывал единственную безыскусную кушетку. Со стороны зрительного зала в купол вел большой овальный дверной проем. Он возвышался на добрый метр над самым рослым членом экспедиции и был намного шире, чем потребовалось бы даже дородному Малайке. Само ложе имело легкий наклон в сторону амфитеатра. Его возвышенный конец частично накрывал купол поменьше, походивший по виду на стакан для бренди. От него и из-под кушетки шли к машине толстые кабели и провода.

Сама "машина" возвышалась над ними на сотню метров и шла вдоль всей стены зрительного зала. Многое в машине оставалось скрытым, но Флинкс видел циферблаты и кнопки, отражавшие свет, сочившийся из-за полуоткрытых пластин. Те, что он смог различить, были спроектированы явно без мысли о человеческих и транксийских конечностях.

С верха тусклого металлического покрытия машины к невидимому отсюда потолку тянулось бесчисленное множество разноцветных труб. Лазурные, персиковые, голубые, розовые, бело-желтые, как слоновая кость, пурпурные, желто-зеленые, оранжевые, светло-черные, дымчатые, бело-золотые, ярко-зеленые… – всех вообразимых оттенков и тонов. Некоторые не превышали в диаметре нескольких сантиметров, другие выглядели достаточно большими, чтобы с легкостью поглотить челнок. На углах они вливались в ткань строения. Флинкс медленно повернулся кругом и увидел выпуклости в стенах, протянувшиеся даже над входом, указывавшие на присутствие других колоссальных труб. Он напомнил себе, что никак не может быть уверенным в том, что они полые, но почему-то создавалось впечатление, что это трубы. Иногда его таланты действовали независимо от мыслей.

– Ну, – произнес Малайка. И снова повторил: – Ну, ну!

Он казался неуверенным в себе, редкое для него состояние. Флинкс улыбнулся мыслям коммерсанта. Великан не был уверен, радоваться ему или нет. Что и говорить, он определенно что-то нашел. Но он не знал, что это такое, не говоря уж о том, как его сбыть. Он стоял, в то время как все остальные сидели.

– Я предлагаю доставить все, что понадобится для наших исследований. – Трузензюзекс и Цзе-Мэллори подробно изучали все вокруг и едва ли расслышали его. – Это дело мне не по зубам, и поэтому я слагаю его со своих плеч. Надеюсь, вы, господа, сможете выяснить, что делает эта штука? – Он взмахнул широкой ладонью, охватывая все, что они могли видеть.

– Не знаю, – сказал Трузензюзекс. – Так, экспромтом, я бы сказал, что наши знакомые браннеры были правы, когда говорили, что эта штука – музыкальный инструмент. С виду она, разумеется, похожа на него, а обстановка здесь, – он показал на амфитеатр, – склонна поддерживать это предположение. Однако, я, хоть крылья оторви, не могу пока понять, как он действует.

– С виду похож на конечный продукт самых худших кошмаров безумного мастера-изготовителя органов, – добавил Цзе-Мэллори. – Наверняка я не скажу, если мы не вычислим, как управлять этой штуковиной.

– А вы вычислите? – спросил Малайка.

– Ну, она, кажется, все еще хотя бы частично под током, и что-то двигает двери – Вульф записал источник энергии, – что-то включает свет… и, надеюсь, поддерживает циркуляцию воздуха. Спроектировали ее не в соответствии с нашими концепциями, но эта штука, – он показал на купол, накрывающий ложе, – выглядит очень похожей на сиденье оператора. Конечно, она также может быть местом упокоения для их почитаемых покойников. Мы этого не узнаем, пока не копнем немного глубже. Я предлагаю перевезти сюда из челнока все, что нам может понадобиться.

– Мапатано! Согласен. Вульф, мы с тобой начнем перевозить вещи из челнока. Это дело пойдет достаточно быстро, коль скоро мы выгрузим кое-что из того барахла, что я навалил в краулер. Похоже, мы немного задержимся здесь, хата кидогобайя!

Загрузка...