Тар-Айимский Кранг

24

Рашалейла Нуаман лежала на своей огромной постели, праздно изучая потрепанную полуголую фигуру племянницы. Девушка явно проявила больше силы, чем здравого смысла, возражая против требования мадам явиться к ней.

– Телин, – вздохнула она. – Ты знаешь, я ужасно разочаровалась в тебе. Глупость я могу иногда понять, но небрежность в работе – непростительна. Я конечно же знала о твоем забавном плане разделаться со мной.

При этих словах девушка вздрогнула, и ее взгляд заметался по комнате в поисках пути к бегству. Даже допуская, что она смогла бы выскользнуть из рук двух бесстрастно стоящих по бокам от нее великанов, бежать на безвоздушной луне было некуда.

– О, пусть это тебя не беспокоит детка. Меня-то не беспокоит. На самом деле я сочла эту попытку довольно восхитительной. Ты для разнообразия показала, что в тебе есть немного пороху. Но то, что ты вмешалась в мой бизнес, это, моя милая, – голос ее опасно понизился, – было с твоей стороны неудачным выбором. Наверно, я отнеслась бы к тебе с большей симпатией, если бы ты преуспела. И к тому же с ААннами! Боже мой! Полагаю, тебе известно, что они самые злейшие враги человечества?

– Не надо всучивать мне эту патриотическую лажу, старая ханжа! – огрызнулась злым и язвительным тоном Телин. – Ты бы продавала младенцев Дьяволу, если бы думала, что он более чем суеверие… и дело будет достаточно прибыльным.

– Ты говоришь глупости, девочка. А также дерзости. Разумеется, не продавала бы. По крайней мере, не просто назло кому-то, как ты. Риск получить клеймо врага Содружества и быть отлученной от Церкви потребовал бы гарантий куда большего потенциального дохода, чем такая мелочь, которой добивалась ты. И помимо всего прочего, твоя подростковая выходка вынудит меня терпеть уйму невыносимых насмешек от одного очень давнего и дорогого друга. Который, между прочим, как меня уведомили, давно уже зарегистрировал заявку на некую планету посредством межпространственной ретрансляции, неоспоримую никоим образом. Теперь я вынуждена буду обратиться к официальным средствам приобретения того, что и так мое по праву. Как тебе может быть известно, такие процедуры крайне несправедливы. Однако мы здесь не для обсуждения этого. Мы здесь должны определить, дорогая племянница, что же мне с тобой делать. Боюсь, что твои наклонности приняли довольно опасный оборот. Я этого не страшусь, но мои люди тоже способны ошибаться. Соответственно, я вынуждена отправить тебя отдохнуть, до тех пор пока тебя не убедят направить свою недюжинную энергию на более продуктивные цели. Тебе в изобилии предоставят время раскаяться и перестроить свои мятежные наклонности. В звездной системе Катар есть превосходное и очень известное медицинское учреждение. Им управляет группа исключительно хороших терапевтов, не раз помогавших мне в прошлом. Хотя их методы часто ставятся под сомнение, особенно Церковью, успехи их нельзя отрицать. Директор – мой личный и давний друг.

– Рори, – умоляюще произнесла Телин.

– Я уверена, что они будут более чем счастливы принять тебя на время в качестве гостьи. К несчастью, они специализируются на детских неврозах и сексуальных маньяках самой крайней разновидности. Так вот, как ты думаешь, какое отделение ты сочтешь более удобным для своего пребывания?

– Рори! – голос девушки стал теперь испуганным и визгливым.

Рори Маллап ван Клееф спокойно стоял в ногах постели, одетый в шелковую набедренную повязку и бусы.

– О, тебе незачем терзать своего соучастника и доверенного, моя милая. Дорогой Рори знает, с какой стороны постели ему медом намазано, – Раша сладко улыбнулась.

Голос его был ровным и мягким, почти нейтральным:

– Я очень сожалею, любимая. – Он напряг бицепс. – Я, конечно же, по-прежнему люблю тебя, но не вижу, почему нам обоим нужно страдать из-за этого несчастного препятствия. Я буду ждать тебя. – Затем, после задумчивого молчания: – Надеюсь, это не осложнит наших отношений.

Ответ Телин был непечатным.

– Це-це-це! Что за выражения. И это к тому же после всех этих дорогостоящих школ. Да, детка, я уверена, что тебя поместят в отделение, наиболее соответствующее твоим склонностям. Не вижу никакой причины, почему бы тебе не воспользоваться случаем пополнить свое образование, в то время как мы займемся улучшением твоего характера.

Она пренебрежительно махнула рукой, и плюющуюся и визжащую девушку выволокли из спальни.

– Не забудь, милая, я полагаюсь на тебя. Надеюсь, ты покажешь своим любезным хозяевам истинный дух Нуаман. Возвращайся к нам целой, хорошо? – Она скорбно покачала головой, когда закрывшиеся двери оборвали затихающие вопли девушки. – Це-це-це. Не уверена, что эта девушка когда-нибудь будет готова взять на себя бразды правления фирмой. Все ложится на мои плечи, а я стара. Но не настолько стара. – Она протянула руку. – Рори… поди сюда…

Они проделали полпути к дому и без всяких препятствий летели дальше к Мотыльку. Флинкс оторвался от игры в хрустальный солитер, ставшей теперь ребячески простой. Ощущение сильного взрыва эмоций стало слишком велико, чтобы его можно было игнорировать. Так как по расписанию сейчас было время сна, в салоне находился только он один, и эта суматоха его удивила.

В салон вошла довольно растрепанная на вид Ата. Она явно не ожидала никого встретить, и присутствие Флинкса заметно расстроило ее.

– Ну, – неуклюже начала она, пытаясь одновременно привести в порядок одежду, – мы почти, э, закончили наше путешествие, Флинкс. Ты, как мне представляется, ждешь не дождешься прибытия домой… и получения приготовленной тебе Малайкой пачки кредитов!

– Да, и того, и другого. Вы, полагаю, направляетесь сменить в Рубке Вульфа?

– Хммм? О, да, естественно! – Ему пришлось скрывать свое веселье при виде того, как она ухватилась за этот предлог. – Да, я только что сходила произвести некоторые изменения в… э… расположении корабельных припасов. Они становятся громоздкими. Мне пришлось… довольно долго потрудиться над наведением там порядка.

– И вы навели?

Она широко улыбнулась:

– О, да. Теперь все будет на своих местах. – И исчезла на выходе.

Спустя немного времени в салон проковыляла гораздо более растрепанная Сиссиф, и ее одежда и она сама пребывали почти в равном беспорядке. Лицо ее выражало лютую ненависть. Это выражение исчезало, только когда она морщилась из-за особенно болезненного синяка. Она уделила ему лишь один рассеянный взгляд, а потом удалилась, шатаясь, в направлении их с Малайкой каюты.

Стало быть, все получили выгоду от экспедиции, за исключением привлекательного и разъяренного меньшинства в одну особу. Он вздрогнул и вернулся к своей игре, потерявшей теперь привлекательность. Требовалось многое сделать, а он не знал, как к этому подступиться. Если он никак не сможет отказаться… Малайка, знал он, готовит для него большие дела. Он не мог представить себя в той роли, в какой виделся коммерсанту. Приодетым для торжественных заседаний, разоряющим конкурентов в пух и прах свой поразительной проницательностью. Наверное, можно будет организовать компромисс. Но это может означать расставание с рынком, с его тамошними друзьями. Мамаша Мастифф, вероятно, приспособилась бы к такой жизни без всякого труда. Он усмехнулся. А может ли Высшее Общество приспособиться к ней? А серьезней, как приспособится он? Когда нынче всякий уверен в собственной правоте и пребывает в непоколебимом убеждении, что "его способ делать дела – единственно верный".

И еще он видел, что могут сделать малоприятные личности с другими, в достаточной мере, чтобы желать исправить такое положение. А там будут мозги, которые окажут сопротивление таким усилиям. И кто он такой, чтобы судить жизнь других? Хотел ли он играть роль Бога? Кроме того, ему всего… ну, ему было почти семнадцать, не так ли? Он обладал талантом, и один невинный человек и двое виновных умерли из-за того, что он применил его не так, как следовало бы. Теперь он обладал Силой, и кто знает, сколько там умерло в космосе из-за нее? Силой. Чушь! Он и на одну десятую не был таким человеком, как Цзе-Мэллори. Ему понадобится помощь подобных людей, или же он, скорее всего, наделает страшных ошибок. А они теперь могут оказаться смертельными для многих. Мог ли он управиться с тем, чем он теперь стал? Хотел ли он этого?

И все же там лежала целая вселенная, и казалось позорным не посмотреть на нее.

Теперь, когда он мог видеть.