Глава 4

Я сначала даже ушам своим не поверила. Ну мало ли. Устала. Неправильно поняла слова, сказанные на чужом ломанном языке. Но Бруно своими действиями мгновенно развеял все мои сомнения.

Чужие костлявые пальцы как-то очень быстро переползли с талии вверх и больно сжались на мягком холмике, безжалостно сминая дорогой шелк. Моя усталость мигом растворилась клочьями серого тумана. Я возмутилась сквозь зубы:

– Убери лапы, мерзавец!

Итальяшку не проняло. Я высказалась по-русски и он, то ли не понял, то ли сделал вид, что не понял. Наоборот, Бруно осклабился мне в лицо отвратительным маслянистым оскалом. И что-то залопотал, щедро разбавляя картавые английские слова родной речью. Вот тупица! Скунс похотливый! Я попыталась вывернуться из его цепких лап. Но только взвизгнула от боли. Проклятый итальяшка ущипнул меня за грудь так, что слезы брызнули из глаз. Да что ж такое! Вот пристал, как клещ к собачьей заднице! От злости позабыв обо всем, что знала и умела, я без затей вонзила в ступню придурка каблук. Пусть не высоченный гвоздик, но вполне приличная семисантиметровая шпилька.

Бруно взвыл неисправной пожарной сиреной. Его, наверное, слышали не только в Милане, но и в Риме. Полуоглушенная мужским воплем, я дернулась прочь из его рук. Но куда там! Тощий итальяшка обладал приставучестью пиявки. И не собирался выпускать меня из своих клешней.

– Что тут происходит?!! – Рев бешеного быка в исполнении вернувшегося Борисыча заставил не только заткнуться моего обидчика, но и присесть от страха всех остальных.

Джузеппе изумленно и с некоторой опаской косился снизу-вверх на Борисыча. Подоспевшие Миша и Коля втянули головы в плечи. Танечка побледнела.

– Мне повторить? – Шеф был в бешенстве. И не считал нужным это скрывать. – Анна?..

Ненавижу оправдываться. Кроме того, при всех признаваться, что зазевалась настолько, что позволила постороннему облапить меня в коридоре гостиницы, практически у всех на глазах, было унизительно. Но оказалось, что это не самое худшее.

Не успела я собраться с мыслями и открыть рот, как мой обидчик быстро-быстро что-то затарахтел по-своему, на итальянском. Бледная Танечка, вслушивающаяся в торопливую речь, все больше хмурилась. А когда начала переводить, то я просто обомлела!

– Синьор Пеларатти говорит, что Анна приставала к нему. Сделала непристойное предложение. И пригрозила, что если синьор Пеларатти не согласится, то договор будет подписан на самых невыгодных для итальянской стороны условиях.

Все уставились на меня в упор. Танечка с ужасом. Борисыч – как будто у меня выросла вторая голова. Миша – с научным интересом. Колю я не видела. Джузеппе морщился. И только его сын оставался ко всему безучастным. А я молча открывала и закрывала рот, не находя приличных слов для определения происходящего.

Но и это, как оказалось, было еще не все. Стоящий сбоку, а потому невидимый для меня Коля вдруг взревел на весь этаж и бросился на незадачливого Бруно:

– Ах ты мразь! Говнюк итальянский! П***р за****ный!

Я распласталась по стене, отброшенная в сторону сильной рукой Ипатова. Напротив ошарашенно хлопала ресницами покрасневшая Танечка. Похоже, девчонке еще не доводилось слышать таких словечек. Прежде, чем кто-либо из нас успел опомниться, кулак Ипатова со смачным хрустом врезался в скулу итальянца.

Первым пришел в себя шеф. Борисыч бросился к драчунам и в одно мгновение растащил их в разные стороны, без труда удерживая сопротивляющегося Колю за шкирку в вытянутой руке. В другой руке Бориса Викторовича использованной тряпочкой тихо висел Бруно Пеларатти. Силен шеф!

Борисыч неласково встряхнул трепыхающегося Ипатова и грозно зыркнул в мою сторону:

– Анна, я долго буду ждать от тебя ответа? Что тут произошло?

Вздох сдержать не получилось. Все-таки при всех.

– Борис Викторович, вы меня знаете, оправдываться не буду. Господин Пеларатти догнал меня, схватил за талию и поинтересовался сколько я хочу за секс с ним. Меня данное предложение не заинтересовало. И я попыталась решить все миром. Не вышло. Более того, господин Пеларатти начал применять силу по отношению ко мне.

Танечка торопливо переводила мои слова итальянцам. Джузеппе нервно комкал в руках большой клетчатый платок, все порываясь вытереть им лысину. Несмотря на то, что в коридорах гостиницы царила приятная прохлада.

Сам Бруно, тихо висевший в руке шефа, с последними словами переводчицы вдруг визгливо завопил на все том же ломаном английском, брызжа слюной:

– Лжешь! Ты лжешь, грязная шлюха!

Джузеппе и вовсе позеленел. И нервно затараторил. Я дождалась пока Танечка переведет:

– Синьор Диарелли просит прощения за некорректное поведение племянника. И говорит, что, к сожалению, Бруно иногда бывает не слишком вежлив.

Шеф хмыкнул и с отвращением встряхнул Бруно:

– Не слишком вежлив? Это чересчур вежливое определение поведению этого недомужика.

Шеф отпустил Бруно и Ипатова. Колю предусмотрительно придерживал одной рукой. А вот итальянца не миндальничая отпихнул от себя в объятия любимого дядюшки:

– Татьяна, переведи! Если многоуважаемый синьор Диарелли хочет сотрудничать с нашим концерном, то ему придется отправить племянника в какую-нибудь командировку. Я не желаю его видеть рядом со своими сотрудницами!

Пожилой итальянец, выслушав перевод, часто-часто закивал и горячо заверил, что завтра на переговорах Бруно не будет. И вообще, он отныне займется совершенно другими делами.

Мы провожали глазами итальянское трио, пока мужчины не скрылись в лифте. Как только створки лифта захлопнулись, Борисыч грозно уставился на Ипатова:

– Ну? Петух гамбургский! Не мог кулаками не размахивать?

Коля скривился:

– Мне башню снесло от его идиотских обвинений в Анькин адрес! Не позволю всяким чернозадым итальяшкам оскорблять девушку, которая мне нравится!

Лицо Борисыча смягчилось. А Ипатов добавил:

– К тому же я аккуратно. Чтобы и воспитательский эффект был достигнут, и в членовредительстве нельзя было обвинить.

Шеф отвесил Ипатову увесистый подзатыльник:

– Ишь ты! Воспитатель выискался! Самого кто бы повоспитывал! Вот если бы вы с Мишкой не шлялись непонятно где, то и воспитывать никого бы не нужно было!

Коля обиженно потер затылок:

– Да кто же знал, что этот придурок настолько озабоченный!

– Да он еще до начала встречи раздевал Аню глазами!

Я ошеломленно оглянулась на воинственно настроенную переводчицу. Впрочем, удивилась не я одна. Шеф хмыкнул:

– Ладно. Будем надеяться, что Диарелли – здравомыслящий человек. И этого недоделка мы сегодня видели в первый и в последний раз.

Я поежилась под пристальным взглядом Борисыча:

– Аня, сильно пострадала?

Я передернула плечами:

– Несколько синяков. Просто неприятно.

– Как себя чувствуешь?

Я опять пожала плечами:

– Сносно. Но уже устала.

– Тогда иди отдыхай.

– Спасибо, Борис Викторович. Увидимся завтра.

– Я провожу! – Коля даже подскочил на месте.

А я поморщилась. Ипатов как с ума сошел в Италии. То только смотрел на меня. И то изредка. А то вдруг права начал предъявлять. И я не знала плакать мне или смеяться.

Ипатов не обратил внимания на мои гримасы и пристроился сбоку. Слава богу, даже не пытался взять под руку.

Мы молчали всю дорогу до моего номера. Но, когда я уже отперла дверь и понадеялась ускользнуть, отделавшись малой кровью, Коля ухватил меня за руку:

– Аня, погоди.

Я молча уставилась на Ипатова.

– Прости меня. Я не думал, что этот итальянский придурок решится протянуть свои клешни к тебе. Не уследил.

Я пожала плечами:

– Не бери в голову. Идиотов везде хватает.

Ипатов радостно улыбнулся:

– Ань…

Я осторожно выдернула свою руку из руки Ипатова:

– Коль, не надо.

– Я тебе не нравлюсь? Или у тебя кто-то есть?

Я посмотрела на напряженного Ипатова. Вот как ему объяснить?

Но пояснять ничего не пришлось. Коля догадался сам:

– Или ты до сих пор ждешь того му***, который тебя бросил?!

Я горько усмехнулась. Ипатову явно не понять, что творится у меня на сердце.

– Пусть будет жду. Не важно, Коля. Главное, что мне нечего тебе дать. Прости. Все не совсем так, как ты думаешь. Но итог от этого не изменится. Лучше не жди меня. И не надейся.

Наверное, я причинила Коле боль. Или просто ранила его гордость. Но Ипатов вдруг поджал губы. Молча, с каменным лицом отступил от меня, развернулся и ушел. Я смотрела на прямую, как палка, напряженную мужскую спину, и на душе было горько. Почему все так некрасиво складывается? Почему так несправедливо?

Загрузка...