Заперев за собою двери гостиничного номера, я устало привалилась к двери. Нужно было снять проклятый костюм. Нужно было принять ванну. И, наконец, лечь. Но силы меня покинули ровно в ту минуту, когда спина Ипатова исчезла за ближайшим поворотом. Во рту стоял отвратительный привкус. И я спинным мозгом чувствовала приближение приступа. Нужно что-то делать.
Кое-как отлепившись от двери, я поплелась в ванную, на ходу стаскивая с себя ненавистный костюм. Не имея сил убрать вещи как положено, поморщившись от досады и накатывающей волнами боли, я просто уронила юбку на ковер. Блузка и пиджак легли на стоявший рядом с кроватью пуф, обиженно ежась на нерадивую хозяйку.
Едва я успела добраться до умывальника, как на подставленную ладонь упала первая алая капля. Пошла носом кровь. Голова закружилась. В глазах потемнело. И я едва устояла на ногах. Спасибо, было за что ухватиться.
Переждав первую волну приступа, я трясущимися руками выудила из шкафчика перекись и бинт. Нужно успеть затампонировать нос, умыться, выпить обезболивающее и добраться до кровати. Иначе упаду там, где накроет вторая волна.
Холодная вода немного прояснила мысли. Я оглядела себя в большом настенном зеркале – бледная до серости, губы под стершейся помадой отдают синевой, худая до невозможности, а в глазах ужас. Я не боюсь умирать. Но я боюсь того, через что придется пройти перед смертью. Это ужасно – умирать от лейкоза, зная насколько болезнь источит твое тело. Приходя на обследование в онкодиспансер, я видела собратьев по несчастью. Источенных, изъеденных болезнью. Словно кусочек искусственного меха, траченный голодной молью.
Кое-как остановив кровь, я заменила турунды в носу чистым бинтом. Проглотила сразу три таблетки. Стянула с себя чулки и белье. И, натянув ночную рубашку с Минни Маус на груди, измученно забралась под одеяло. Меня лихорадило и ломало. Приступ набирал обороты.
Сжимая зубами уголок одеяла, чтобы не стонать от боли, я металась по кровати в тщетных попытках найти позу, от которой меньше будет ломать тело. Комната перед глазами плыла и причудливо изгибалась. И, кажется, мутилось сознание. Потому что, изогнувшись в очередной раз в одну из разнообразных поз эмбриона, я с удивлением увидела, что запертая дверь номера отворилась. И в номер вошла женщина.
Я замерла от удивления. Даже боль куда-то отступила. Точно помню: дверь запирала. И ключ оставила в замочной скважине. Так как же незнакомка сюда попала? Я попыталась встать. Но тело мне не подчинилось. Словно спеленатое чужой волей. И тогда я поняла. Я всего лишь сплю! Потому и боли нет. Потому даже пальцем шевельнуть не могу. Накатило облегчение. Сон, так сон.
Больше не пытаясь пошевелится или встать, я молча наблюдала за женщиной. Разглядеть ее лицо у меня не получалось, как я ни старалась. Черты лица плыли и словно перемешивались между собой. Так, что разобрать хоть что-то было невозможно. Но в движениях и жестах незнакомки не было агрессии, поэтому я не беспокоилась.
Женская фигура осторожно приблизилась и присела на край кровати. Невесомо прикоснулась к моей руке. Вздохнула. Нежно погладила по голове. Едва слышный шепот ночным ветерком пролете по комнате:
– Бедная моя девочка! Сколько же на твою долю выпало испытаний! Прости меня, родная! Я не предполагала, что блок окажется настолько сильным. Планировала, что его снесет в момент инициации. Но, видно, не рассчитала силу. Мне очень жаль, что так получилось!
Незнакомка всхлипнула. А меня словно плетью огрели. В мозгу блеснула догадка: это моя мама! Мне тут же захотелось вскочить, обнять ее, прижаться. И пожаловаться, как страшно умирать в одиночестве. Но проклятый сон не давал даже пальцем шевельнуть! Я заскрипела зубами и, напрягая последние силы, попыталась хотя бы пальцем шевельнуть. Ничего не вышло. Я по-прежнему лежала словно парализованная.
Женщина, так и не заметив моих усилий, снова принялась поглаживать меня по волосам. Как маленькую.
– Ничего, моя дорогая, ничего. Потерпи еще немножко. Совсем чуть-чуть. Твое спасение уже совсем рядом. У тебя все будет хорошо. Я точно знаю. Не знаю еще как, но все будет очень хорошо. Ты только амулет не снимай.
Я и так не ощущала во сне боли. Но от ласковых, размеренных прикосновений той, что когда-то была моим самым близким и самым родным человеком, в теле словно какие-то потайные узлы распустились. Мышцы расслабились. И я неожиданно почувствовала покой и умиротворение. Я ощутила себя так, словно болезни никогда и не было. Просто сильная усталость после тяжелого трудового дня. Мне стало как никогда мягко и уютно. И вот так, под нежные размеренные поглаживания, я и уплыла в небытие.
Утро встретило меня дождем, долгожданной прохладой и… отличным самочувствием. Словно и не было никогда болезни. Словно и не было вчерашнего приступа.
Лежа в кровати, я с удовольствием потянулась до хруста в костях. Каждая моя клеточка пела и звенела весенней капелью. Словно предвкушала что-то очень хорошее. Словно и не было вчерашней мерзости.
Я спрыгнула с кровати и протопала в ванную. Зеркало отразило худенькую девчушку со сверкающими глазищами. И в этих огромных, широко распахнутых глазах светилась какая-то тайна. Засмеявшись над собственной глупостью, я открыла кран и пустила воду. Пора собираться на завтрак.
Выбирая, что сегодня надеть, я так и не смогла выполнить свою вчерашнюю угрозу и натянуть унылое коричневое убожество. Душа пела и вибрировала. Требовала если не шика и роскоши, то хотя бы красоты. Поэтому я выбрала строгий брючный костюм глубокого синего цвета с интересной изюминкой: пиджак был скроен так, что блузка под него не надевалась. Заменив обычный бюстик на косточках плотным бесшовным, я удовлетворенно улыбнулась. В скромном вырезе пиджака нет-нет, и мелькал черный кружевной край, дразня воображение. То ли, маечка, то ли белье, то ли обман зрения. Ну все, итальяшкам сегодня конец!
На завтраке радостными воплям меня встретила только Танечка. Борисыч хмуро буркнул, что я зря над собою издеваюсь. Мише было явно все равно. А Ипатов упорно не смотрел в мою сторону. Обиделся? Не выспался? Напился вчера с горя? Некоторое время я пыталась понять настроение Коли. А потом плюнула. Так будет даже лучше. Мне все равно не стоит его к себе привязывать. Пусть лучше поищет себе здоровую. Вон даже ту же Танечку. А я уже практически отработанный материал.
После завтрака я, не обращая внимание на злое сверкание глаз шефа, вместе со всеми устремилась к залу для переговоров. Пусть Борисыч бурчит. А я точно знаю, что просто обязана быть сегодня на переговорах. Если бы кто-то спросил меня, откуда такая уверенность, то я, скорее всего, просто бы пожала плечами. Я не знала, откуда. Но была уверена, что поступаю правильно.
Вот только моего боевого настроя надолго не хватило. Весь мой запал едва не улетучился как дым, когда первое, что я увидела за распахнутыми дверями в конференц-зал было глубокое удовлетворение в черных глазках-маслинах синьора Бруно Пеларатти. Чтоб его лишенные шерсти крысы покусали…