Во времена после затопления Атлантиды и до начала писаной истории, в Гиборейскую эпоху, когда по Земле еще бродили древние боги, соперничали между собой могучие маги, остатки племен и цивилизаций, существовавших до воцарения человеческого рода, встречались на пути отважного странника, а в развалинах некогда пышных городов таились сокровища, охраняемые заклятиями и страшными чудовищами; когда великие империи возникали, достигали расцвета и рассыпались в прах под копытами варварских орд, а рожденный жалким рабом мог добыть себе корону отвагой и острым мечом, - в те времена жил могучий воитель, Конан, родом из варварского племени, чьи деянии запечатлены в древних свитках.
Сын кузнеца, рожденный в холодных северных землях Киммерии, проведший детство среди покрытых снегом горных вершив, где жили его родичи, поклонявшиеся богу Крону, он юношей попал в плен к гиперборейцам - так он стал рабом. Вырвавшись на свободу, Конан направился в Замору, где научился ремеслу вора. Природная сметливость и могучая сила, унаследованная от отца, выносливость, свойственная сыну варвара, помогли ему победить великого мага, прятавшего источник своей силы в неприступной Башне Слона, выйти невредимым из множества смертельно опасных ситуаций.
Странствуя по землям юга, он стал наемным воином в армии Илдиса, повелителя Туранского царства. Так он жил около двух лет, совершенствуясь в воинском искусстве и совершая дальние путешествия. После одного из самых неприятных эпизодов в своей жизни, - говорят, там была замешана любовница командира конного отряда, в котором служил Конан, - ему пришлось дезертировать из туранского войска. Слухи о таинственном сокровище заставляют его отправиться в горы Кезаика, простирающиеся вдоль границы Заморы.
В этом зловонном переулке, по которому Конан-киммериец пробирался на ощупь, такой же слепой, как и окружавшая его чернота, было темно, как на самом дне преисподней. Случайный прохожий, чудом оказавшийся в таком проклятом месте, увидел бы высокого и необычайно сильного юношу, одетого в свободную рубаху, на которую была натянута кольчуга, сплетенная из тонких стальных полос, а поверх всего - зуагирский плащ из верблюжьей шерсти. Грива черных волос и широкое серьезное молодое лицо были полускрыты зуагирским головным убором-каффией.
Тишину прорезал душераздирающий крик боли.
Такие крики не были чем-то необычным на кривых, извилистых улочках Аренджуна, Города Воров; робкий или сколько-нибудь осторожный человек поспешил бы прочь, даже не подумав вмешаться не в свое дело. Однако Конан не был ни робким, ни осторожным. Его неуемное любопытство не позволяло оставить без внимания призыв о помощи; к тому же он кое-кого разыскивал здесь, а этот вопль может, навести его на нужных людей.
Не раздумывая, повинуясь безошибочному инстинкту варвара, Конан повернул в сторону луча света, прорезавшего неподалеку темноту. Через минуту он уже стоял у окна в массивной каменной стене, заглядывая в щель крепко запертых ставней.
Его взгляду открылась просторная комната, увешанная бархатными тканями с богатой вышивкой, устланная дорогими коврами, уставленная мягкими диванами. У одного из них столпилось несколько человек: шестеро дюжих заморинских бандитов, и еще двое, - Конан не смог определить, кто они. На диване был распростерт человек, по всей видимости кочевник из Кезаика, обнаженный до пояса. Он был крепким и мускулистым. Четыре здоровенных головореза крепко держали его за руки и лодыжки. Он лежал, словно распятый между ними, не в силах пошевелиться, хотя напрягал мускулы изо всех сил, так что они вздулись узлами на руках и плечах. Его покрасневшие глаза блестели, по груди лились струйки пота. На глазах у Конана гибкий человек в красном шелковом тюрбане выхватил щипцами горящий уголь из жаровни и положил его на трепещущую обнаженную грудь лежащего человека, уже покрытую ожогами.
Один из присутствующих, высокий, выше, чем тот, что был в красном тюрбане, злобно проворчал что-то, глядя на лежащего, - вопрос, смысл которого Конан не уловил. Кочевник изо всей силы затряс головой и в бешенстве плюнул в лицо спросившему, раскаленный уголь скользнул ниже, и он неистово завопил. В тот же миг Конан навалился всем своим весом на ставни.
Действия киммерийца были не такими уж бескорыстными. Именно сейчас он нуждался в друге среди горцев Кезанкской гряды - народа, который был известен своей враждебностью к чужакам. И теперь случай помог ему. Ставни с грохотом раскололись, и Конан, извернувшись, свалился внутрь комнаты ногами вперед, держа в одной руке секиру, а в другой - зуагирский длинный нож. Люди, пытавшие горца, быстро повернулись к нему, невольно вскрикнув от неожиданности.
Перед ними стоял высокий могучий воин, облаченный в зуагирскую одежду; развевающиеся складки каффии закрывали нижнюю часть лица. Над этой маской горели, словно раскаленная лава, синие глаза. На мгновение все застыли, потом немая сцена словно взорвалась лихорадочным действием.
Человек в красном тюрбане что-то коротко крикнул, и навстречу незваному гостю бросился гигант, весь покрытый волосами, словно обезьяна. Он держал трехфутовую саблю и, нападая, резко поднял лезвие чтобы нанести смертельный удар. Но секира опустилась на его руку. Кисть, все еще сжимавшая острый клинок, отлетела, разбрызгав, струи крови, и длинный узкий нож Конана перерезал глотку заморийца, заглушив последний хрип.
Перепрыгнув через убитого; киммериец бросился к Красному Тюрбану и его высокому спутнику. Тот взмахнул ножом, второй выхватил из ножен саблю.
- Руби его, Джиллад! - зарычал Красный Тюрбан, отступая перед мощным натиском киммерийца.- Зал, помоги ему
Человек, которого назвали Джилладом, отбил нападение Конана и нанес ответный удар. Конан увернулся с легкостью, которой позавидовала бы голодная пантера, хватающая добычу, и это движение приблизило его к Красному Тюрбану. Тот сразу нанес удар; нож блеснул, его острие коснулось бока молодого воина, но не смогло проникнуть сквозь почерневшую сталь кольчуги. Красный Тюрбан отскочил, едва увернувшись от лезвия Конана, которое все же прорезало его шелковое одеяние, задев кожу. Споткнувшись о сиденье, он упал, ударившись об пол, но, прежде чем Конан смог воспользоваться своим преимуществом, Джиллад стал теснить его, осыпая дождем сабельных ударов.
Парируя эти удары, киммериец заметил, что человек, которого называли Зал, пробирается к нему, держа в руке тяжелый топор, а Красный Тюрбан с трудом поднимается на ноги.
Конан не стал ждать, пока враги сомкнут кольцо вокруг него. Его секира описала широкий сверкающий круг, и Джиллад быстро отскочил. Потом, как только Зал поднял топор, Конан пригнулся и прыгнул вперед, выставив, нож. Удар, - и Зал оказался на полу, извиваясь в луже крови, среди собственных внутренностей, вывалившихся из распоротого живота. Конан бросился на тех, кто еще держал пленника. Они отпустили его, с громкими воплями извлекая из ножен свои кривые сабли.
Один из головорезов попытался ударить горца, но тот спасся, ловко скатившись с дивана. Тут меж ними оказался Конан. Отступая перед их натиском, он крикнул пленнику:
- Сюда! Ко мне! Быстрей или тебе конец!
- Эй вы, собаки! - крикнул Красный Тюрбан. - Не дайте им удрать!
- Иди сюда сам и понюхай, каков запах смерти, пес! - крикнул Конан, говоря на языке Заморы с варварским акцентом; он бешено захохотал.
Пленник из Кезанка, ослабевший от пыток, с трудом отодвинул засов и открыл дверь, ведущую в небольшой дворик. Спотыкаясь, пошатываясь, он пробежал через этот двор; пока Конан, стоя в дверях, преграждал путь его мучителям, теснившимся в узком проходе, где их многочисленность превратилась из преимущества в недостаток. Молодой варвар смеялся и сыпал проклятиями, отражая удары и нападая. Красный Тюрбан метался позади своих людей, громко проклиная их медлительность. Секира Конана мелькнула, словно жало кобры, один из заморийцев завопил и упал, сжимая живот. Джиллад, стараясь прорваться во двор, перепрыгнул через раненого, но сам упал. Не дожидаясь, пока копошащаяся и вопящая куча людей в дверях оправится и бросится преследовать его, Конан повернулся и побежал через двор к стене, за которой скрылся горец.
Вложив оружие в ножны, Конан прыгнул, ухватился за край стены, подтянулся и увидел перед собой темную извилистую улицу. Потом что-то ударило его по голове, и он, обмякнув, скатился со стены вниз, на скрытую тенями землю мрачной улицы.
Когда к нему вернулось сознание, первое, что он увидел, был слабый свет восковой свечи. Он сел, моргая и ругаясь вполголоса, нащупал свою саблю. Потом кто-то задул свечу, и в темноте незнакомый торос произнес не бойся, Конан-киммериец, я твой друг.
- Кто ты такой, во имя Крома? - спросил Конан. Он нашел на земле свою секиру и, подобрав под себя ноги, приготовился к прыжку. Он находился на той же улице, у подножия стены, с которой упал; человек, обратившийся к нему, стоял рядом: фигура с неясными очертаниями, еле видная при неверном свете звезд.
- Друг, твой друг, - повторил незнакомец с мягким акцентом, присущим жителям Иранистана. - Зови меня Сасан.
Конан встал, держа наготове секиру. Сасан вытянул руку. В свете звезд блеснула сталь, и Конан приготовился нанести удар, но увидел, что иранистанец протягивает рукояткой вперед его собственный нож, который Конан выронил при падении.
- Ты подозрителен, как голодный волк, Конан, - рассмеялся Сасан, - но побереги лучше свой клинок для врагов.
- Где они? - спросил молодой варвар, забирая нож.
- Ушли. Отправились в горы, на поиски Окровавленного Бога.
Конан, вздрогнув, схватил железной хваткой Сасана за ворот и всмотрелся в темные глаза иранистанца, таинственные и насмешливые, странно блестевшие в свете ночных звезд.
- Что ты знаешь об Окровавленном Боге, проклятый? - Нож Конана коснулся бока незнакомца немного ниже ребер.
- Я знаю вот что, - сказал Сасан. - Ты прибыл в Аренджун по следам тех, кто похитил у тебя карту, на которой обозначено, где находится сокровище, которое дороже сокровищницы короля Илдиса. Я тоже ищу здесь кое-что. Я прятался неподалеку и подсматривал через дыру в стене, когда ты ворвался в комнату, где пытали несчастного кочевника. Откуда ты узнал, что это те самые люди, которые украли твою карту?
- Я ничего не знал, -пробормотал Конан. - Я услышал крик и подумал, что не худо бы вмешаться. Если бы знал, что это те самые люди, которых я ищут. Что ты знаешь о них?
- Не очень много. Неподалеку в горах скрыт древний храм, куда горцы боятся выходить. Говорят, что он построен еще в незапамятные времена, до Великой Катастрофы, но мудрецы спорят о том, были его создатели грондарианами или неизвестным народом, непохожим на людей, правившим в Гиркании сразу после Катастрофы.
Горцы объявили эти моста запретными для всех чужеземцев, но некий немедиец по имени Осторио нашел храм. Он вошел внутрь и нашел там золотого идола, усыпанного драгоценными камнями, которого назвал Окровавленным Богом. Он не смог взять его с собой, потому что идол выше человеческого роста, однако составил карту, намереваясь вернуться. Ему удалось выбраться из тех мест, но в Шадизане какой-то бандит ударил его ножом, и он умер. Перед смертью он отдал карту тебе, Конан.
- Ну и что? - мрачно произнес варвар. Дом за его спиной был молчаливым и темным пятном.
- Та карта была украдена - сказал Сасан - И тебе известно кем.
- Тогда я этого не знал, - проворчал Конан. - Потом мне сказали, что воры - Зирас-коринфянин и Аршак, туранскнй принц, изгнанный из страны. Какой-то слуга подслушал наш разговор с Осторио, когда тот умирал, и рассказал им. Хотя я не знал похитителей даже в лицо, но выследил их до вашего города, Сегодня я выведал, что они прячутся на этой улице. Я бродил здесь, надеясь узнать что-нибудь, а потом услышал крик.
- И ты сражался с ними, не зная, кто они! - воскликнул Сасан. - Тот горец - Рустум, соглядатай Кераспа, вождя одного из местных племен. Они заманили его к себе домой и пытали, чтобы выведать тайный путь через горы. Остальное тебе известно.
- Все, кроме того, что случилось, когда я влез на стену.
- Кто-то швырнул в тебя скамьей и попал в голову. Когда ты упал сюда, за стену, никто больше не обратил на тебя внимания, либо думая, что ты умер, либо не узнав тебя под каффией. Они погнались за кочевником из Кезанка, но мне неизвестно, поймали они его, или нет. Очень скоро они вернулись, оседлали коней и, как безумные, помчались на запад, Оставив убитых там, где они лежали. Я подошел к тебе, чтобы посмотреть, кто ты, и узнал тебя.
- Значит, человек в красном тюрбане и есть Аршак, - пробормотал Конан. - А Зирас?
- Это тот, в тураиской одежде, человек, которого они называли Джиллад.
- Так, что теперь? - проворчал варвар.
- Как и ты, я ищу Окровавленного Бога, хотя среди всех, кто занимался этим много столетий, только Осторио смог уйти из храма живым. Говорят, на сокровище наложено заклятие против возможных грабителей.
- Что ты знаешь об этом? - резко спросил Конан. Сасан пожал плечами.
- Немного. Люди в Кезанкии говорят, что этот Бог губит всех, кто осмеливается поднять святотатственную руку на него, но я не такой суеверный глупец, как они. Ты ведь тоже не боишься, верно?
- Конечно, нет! - По правде говоря, Конану было страшно. Хотя он не боялся ни человека, ни зверя, все сверхъестественное наполняло его варварскую душу необъяснимым ужасом. Но он никак не хотел признаться в этом.
- Что ты задумал?
- Я думаю только о том, что никто из нас в одиночку не справится с целой бандой, но вдвоем мы можем последовать за нами и отобрать идола. Что скажешь?
- Да, я согласен. Но я убью тебя как собаку, если ты попытаешься строить со мной какие-нибудь фокусы.
Сасан засмеялся:
- Конечно, убьешь, поэтому можешь мне доверять. Пошли. Там наши кони.
Иранистанец шел впереди; они шагали по извилистым улицам, над которыми нависали балконы с ажурными решетками, и дальше, по зловонным трущобам. Наконец, они остановились у ворот, освещенных светом фонарей. На стук Сасана в окошко ворот выглянула бородатая физиономия. Сасан обменялся с привратником несколькими словами и ворота открылись. Сасан быстро вошел, Конан, то и дело оглядываясь, последовал за ним. Но его подозрения был напрасны: там действительно их ждали кони, и по приказу содержателя постоялого двора сонные слуги стали седлать их и накладывать провизию в седельные сумки.
Скоро Конан и Сасан выехали из западных ворот города, кратко ответив на вопросы сонного стражника, стоявшего у ворот.
Сасан был довольно полным, но мускулистым, с широким хитрым лицом и быстрыми черными глазами. На плече он держал пику, и видно было, что это оружие ему не в новинку. Конан не сомневался, что в случае надобности его спутник будет сражаться, применив всю хитрость и смелость. Он не сомневался и в том, что может доверять Сасану только до тех пор, пока их союз на руку иранистанцу: он, не раздумывая, убьет Конана при первой возможности, как только тот будет ему не нужен, чтобы завладеть сокровищем целиком, не деля его ни с кем.
Рассвет застал их в пути, когда они проезжали, по неровной поверхности коричневых бесплодных Кезанкских гор, отделяющих восточные оконечности болот Кота и Заморы от туранских степей. Хотя и Кот, и Замора претендовали на обладание этой областью, никто не мог покорить ее жителей и подчинить их себе; город Аренджун, возвышающийся на крутом высоком холме, дважды успешно выдерживал осаду туранских орд, нахлынувших с востока. Дорога разделилась, ее стало трудно различать, и, наконец, Сасан признался, что не знает, где они находятся.
- Я вижу их следы, - проворчал Конан. - Если ты не можешь различить их, то я могу.
Прошло несколько часов, и следы недавно проскакавших коней стали еще заметнее. Конан сказал:
- Мы приближаемся к ним, и врагов все еще немного больше. Не будем показываться до тех пор, пока они не найдут идола. Тогда сможем устроить засаду и отобрать его.
Глаза Сасана блеснули.
- Хорошо! Но надо быть осторожным. Это земли Кераспа, а он алчен: хватает все, что увидит.
В полдень они все еще следовали по древней, забытой дороге. Подъезжая к узкому ущелью, Сасан сказал:
- Если этот горец вернулся к Кераспу, все племя будет готово к приходу чужеземцев…
Они натянули поводья: поджарый кезанкиец с лицом коршуна выехал из ущелья, подняв руку.
- Стойте! - крикнул он. Кто позвонил вам ступать на землю Кераспа?
- Осторожно, - пробормотал Конан. - Они наверняка окружили нас.
- Керасп требует уплаты пошлины с проезжающих, - сквозь зубы ответил Сасан. - Может быть, это все что надо этому парню. - Пошарив у себя в поясе, он сказал горцу: - Мы просто бедные путешественники и с радостью заплатим пошлину вашему доблестному предводителю. Мы путешествуем вдвоем.
- А это кто же за вами? - спросил горец, кивая в ту сторону, откуда они ехали.
Сасан быстро оглянулся. В то же мгновение горец выхватил из-за пояса кинжал и метнул его в иранистанца.
Движение было молниеносным, но Конан все же опередил его. Не успел кинжал коснуться горла Сасана, блеснула секира Конана; сталь зазвенела о сталь. Кинжал отлетел в сторону, и горец, рыча от ярости, схватился за свою саблю. Но прежде, чем лезвие вышло из ножен, Конан нанес еще один удар, рассекая тюрбан и череп под ним. Конь под кезанкийцем заржал и встал на дыбы, сбросив убитого на землю. Конан повернул своего коня.
- В ущелье! - крикнул он. - Это засада!
Труп горца ударился оземь, в то же мгновение зазвенела тетива и засвистели стрелы. Конь Сасана сделал скачок, когда стрела впилась ему в шею, и помчался к входу в ущелье. Конан почувствовал, как стрела порвала рукав, дал шпоры своему коню и направил его вслед за Сасаном, который не мог справиться с раненым конем.
В то время как они неслись к ущелью, оттуда выехали три всадника, размахивавшие кривыми саблями. Сасан, оставив все попытки успокоить обезумевшее от боли животное, направил пику на ближайшего из них. Оружие пронзило его и сбросило с седла.
В следующую минуту Конан поравнялся со вторым всадником, тот поднял саблю высоко над головой. Киммериец взмахнул секирой, кони сошлись грудь с грудью, зазвенела сталь. Конан, поднявшись на стременах, потянул секиру вниз мощным рывком, выбив из рук противника саблю и раскроив ему череп. Через мгновение он уже скакал вверх по ущелью, слыша свист стрел, пролетавших слева и справа.
Конь Сасана, раненный стрелой горцев, споткнулся и упал; иранистанец успел извернуться и высвободил ноги.
Конан натянул поводья.
- Садись позади меня! - прохрипел он.
Сасан прыгнул на круп коня Конана, не выпуская из рук пику. Прикосновение шпор, - и несущее двойную ношу животное рванулось вверх по ущелью. За спиной у них раздавались крики, горцы бежали к своим коням, спрятанным неподалеку. Поворот ущелья заглушил шум.
- Должно быть, этот кезанкский соглядатай вернулся к Кераспу, - задыхаясь, сказал Сасан. - Они жаждут крови, а не золота. Как ты думаешь, горцы уже покончили с Зирасом?
- Он мог проехать здесь до того, как они устроили засаду, или же они преследовали его и остановились, чтобы устроить нам ловушку. Думаю, он все еще впереди.
Проехав около мили, они услышали доносившийся издали стук копыт. Погоня! Они доскакали до чашеобразной ложбины, окруженной утесами с отвесными склонами. От ее середины полого поднималась дорога к выходу из углубления, узкому, словно горлышко бутылки. Приблизившись к проходу, Конан увидел, что он перегорожен невысокой каменной стеной. Сасан громко крикнул, соскочил с коня, и в то же мгновение на них обрушился ливень стрел. Одна из них попала коню в грудь.
Конь упал, но Конан сумел вовремя спрыгнуть и покатился по земле к куче камней, за которой успел укрыться Сасан. Еще одна волна стрел разбилась о камни, некоторые, дрожа, воткнулись в землю рядом с ними. Два искателя приключений обменялись насмешливым взглядом.
- Вот мы и нашли Зираса! - сказал Сасан.
- Через минуту они нападут на нас, - со смехом отозвался Конан, - Керасп ударит с тыла, и ловушка захлопнется.
- Эй, выходите, чтобы вас легче было пристрелить, чтобы вам пропасть! - крикнул кто-то из-за стены с открытой издевкой. - Что за человека ты взял с собой, Сасан? А я-то думал, что вышиб ему мозги прошлой ночью!
- Меня зовут Конан! - прогремел киммериец.
Минуту длилось молчание, потом Зирас крикнул:
- А, мне надо было сразу узнать тебя! Ну ладно, теперь уж ты попался!
- Мы оба попались! - ответил Кован. - Слышали вы схватку внизу, в ущелье?
- Да, слышали, когда остановились, чтобы напоить коней. Кто за вами охотится?
- Керасп и сотня кезанкийцев! Когда горцы покончат с нами, и вам не сдобровать, ведь им станет известно, как вы пытали одного из них!
- Лучше пусти нас к себе! - добавил Сасан.
- Керасп действительно гонится за вами? - крикнул Зирас. Его голова, обернутая тюрбаном, показалась над краем стены.
- Ты что, глухой? - резко спросил Конан. Ущелье дрожало от воплей горцев и стука копыт.
- Входите сюда, быстрее! - воскликнул Знрас. - У нас хватит времени на то, чтобы разделить сокровище по справедливости, если мы живыми выберемся из этого ада.
Конан и Сасан, выскочив из-за камней, побежали вверх по склону к выходу из лощины, к стене. Из-за нее показались волосатые руки, которые помогли им перебраться через неровные камни. Конан осмотрел своих новых союзников: Зираса, мрачного, с тяжелым взглядом, в одежде туранцев; Аршака, все еще франтоватого, даже после долгой утомительной скачки; тройку смуглых заморийцев, оскаливших зубы в приветственной улыбке. На Зирасе и Аршаке были такие же кольчуги, как на Конане и Сасане.
Около двух десятков кезанкийцев натянули поводья, остановив своих коней, когда с тетивы луков заморийцев и Аршака сорвались свистящие стрелы. Некоторые ответили выстрелами из своих луков, другие быстро повернули коней и отъехали на безопасное расстояние, где спешились, потому что перескочить через стену вряд ли было под силу их коням. Одно седло опустело, один раненый конь понес своего всадника назад в ущелье.
- Они, должно быть, преследовали нас, - прорычал Зирас. - Конан, ты солгал! Здесь не будет сотни всадников!
- Достаточно, для того чтобы перерезать нам всем глотки, - ответил Конан, положив руку на свою саблю. - И Керасп может в любое время послать за подкреплением.
- Мы удержимся за стеной, - хрипло сказал Зирас. - Думаю, ее построил тот же народ, что и храм Окровавленного Бога. Берегите свои стрелы до той поры, когда они нападут.
Под прикрытием стрел, которыми осыпали стены четверо кезанкийских лучников справа и слева, остальные горцы сплошным потоком ринулись вверх по склону; передовые подняли вверх блестящие круглые щиты. За ними Конан различил рыжую бороду Кераспа, коварный предводитель кочевников гнал вперед своих людей.
- Стреляйте! - крикнул Зирас.
Стрелы полетели в столпившихся людей, и трое, корчась в судорогах, остались лежать на склоне. Но остальные продвигались вперед, с горящими глазами, сжимая сабли в волосатых руках.
Оборонявшиеся выпустили последние стрелы в плотную массу горцев и поднялись из-за своего укрытия, обнажив сабли. Горцы подкатились к стене. Некоторые попытались подсадить друг друга на стену, другие подтаскивали небольшие валуны к ее подножию, устраивая что-то вроде ступеней. Вдоль стены были слышны глухие удары, словно боровшиеся ломали друг другу кости, хрипло свистела сталь, раздавались прерывистые стоны и проклятия умирающих. Конан снес голову вражескому воину и увидел рядом с собой Сасана, который направил пику прямо в открытый рот другого, так что острие вышло у него из затылка. Горец, бешено выкатив глаза, всадил длинный нож в живот одного из заморийцев. Тот упал, и тотчас же его место занял вопящий горец, который подтянулся и влез на стену прямо перед Конаном, не успевшим остановить его. Киммериец получил небольшую рану в левую руку, ответный удар секиры рассек врагу плечо.,
Перепрыгнув через его тело, он бросился на тех, кто пытался перелезть через стену, не ведая, как идет сражение с другой стороны. Зирас сыпал проклятиями на языке коринфян, Аршак ругался так, как это умеют лишь одни гирканцы. Кто-то издал страшный предсмертный крик. Горец охватил руками, длинными и сильными как у гориллы, мускулистую шею Конана, но киммериец напряг мышцы и нанес удар ножом вниз, раз и еще раз; наконец, кезанкиец со стоном отпустил его и упал со стены.
Задыхаясь и ловя ртом воздух, Конан огляделся и понял, что натиск врагов ослабел. Оставшиеся в живых, покрытые кровавыми ранами, кезанкийцы бежали вниз по склону. У подножия стены лежал ряд трупов. Все три заморийца были убиты или испускали последний вздох. Конан увидел, что Аршак сидит; прислонившись спиной к стене, прижав руки к телу, и кровь струится у него между пальцев. Губы принца посинели, но он растянул их в улыбке, внушавшей ужас.
- Рожденный во дворце, - прошептал он, - умирает за каменной стеной! Что ж, это судьба. На сокровище наложено проклятие: все, кто шли по следам Окровавленного Бога, умирали… - Он затих.
Зирас, Конан и Сасан молча посмотрели друг на друга: одежда висела клочьями, они были с головы до ног забрызганы кровью. Руки и ноги каждого были покрыты неглубокими ранами, но кольчуги спасли этих троих от смерти, не пощадившей их спутников.
- Я видел - Керасп ускользнул - прорычал Зирас. - Он доберется до своего селения и поднимет против нас все племя. Они пойдут по нашим следам. Мы должны опередить их, добыть идола и увезти из этих мест, чтобы он не успел схватить нас. Сокровища хватит на всех.
- Верно, - проворчал Конан. - Но прежде, чем мы отправимся в путь, верни мне мою карту.
Зирас открыл рот, желая что-то сказать, но увидел, как Сасан взял один из луков, принадлежавших заморийцам, и, натянув тетиву, прицелился в него.
- Делай, как тебе велит Конан, - сказал иранистанец. - Зирас, пожав плечами, протянул Конану скомканный пергамент.
- Будь ты проклят! Но мне все же причитается треть сокровища.
Посмотрев на карту, Конан засунул ее себе за пояс.
- Ладно. Я не злопамятный. Конечно, ты - свинья, но держи слово и не пытайся обмануть нас, и мы поступим так: же. Верно, Сасан?
Сасан кивнул и подобрал с земли целый пучок стрел.
Кони людей Зираса были привязаны в проходе за стеной. Конан, Сасан и Зирас выбрали себе лучших и направились к каньону, открывавшемуся за узким проходом. Трех оставшихся коней они вели на поводу. Наступила ночь, но они двигались без остановок, помня, что за спиной Керасп со своими горцами.
Конан зорко наблюдал за своими спутниками. Самое опасное время наступит, когда они добудут золотую статую и больше не будут нужны друг другу. Тогда Зирас и Сасан способны сговориться и убить Конана или один из них может предложить ему убрать третьего. Каким бы жестоким и безжалостным ни был сын варвара, его кодекс чести не позволял первым замыслить измену.
Он раздумывал и о том, что хотел сказать ему перед своей кончиной тот, кто составил карту. Смерть настигла Осторио в тот момент, когда он описывал храм: его слова были прерваны кровавой струей, хлынувшей изо рта. "Немедиец хотел о чем-то предупредить", - нодумал Конан. Но о чем?
Уже рассвело, когда они выехали из ущелья в долину, с боков которой стеной вставали крутые склоны. В долину вел только один путь - проход, через который они проникли в нее. Он переходил в карниз шириной примерно в тридцать шагов. С одной стороны на высоту равную дальности полета стрелы поднимались утесы, с другой стороны зияла бездонная пропасть. Казалось невозможным сойти вниз, в глубину долины, затянутую туманом. Но все трое почти сразу отвели глаза, ибо то, что они увидели перед собой, заставило их забыть голод и усталость.
На самом краю пропасти возвышался храм, мерцавший в лучах восходящего солнца. Он был целиком высечен в гранитном утесе, и его огромный портал был обращен прямо к ним. Карниз вел к высокой бронзовой двери, позеленевшей от времени.
Конан не пытался угадать, какой народ, какие существа воздвигли это сооружение. Развернув карту он стал разглядывать заметки на ее полях, стараясь понять, каким образом можно открыть дверь храма.
Но Сасан, соскользнув с седла, побежал к дверям, опередив своих спутников, издавая радостные вопли. Алчность заставила его забыть об осторожности.
- Дурак! - проворчал Зирас, спешиваясь. - Осторио записал предостережение здесь, на Полях карты: что-то относительно Бога, который сам взимает дань с тех, кто хочет проникнуть в его святилище.
Сасан в это время ощупывал выпуклости на богато украшенном портале и одну за другой тянул их к себе. Конан и Зирас услышали его торжествующий крик, когда одна из них подалась у него под рукой. Но его крик превратился в ужасный вопль: дверь храма, целая тонна литой бронзы, внезапно наклонилась наружу и рухнула на землю с оглушительным грохотом, раздавив иранистанца, словно насекомое. Его не было видно под огромным ломтем металла, лишь алые струйки потекли оттуда.
Зирас пожал плечами.
- Ну вот, я же сказал, что он дурак. Осторио должно быть нашел какой-то способ открыть дверь так, чтобы она не падала, не сходила с винтов, на которых укреплена.
"Одним ножом в спину меньше", - подумал Конан.
- Эти винты не настоящие, - сказал он, рассматривая дверь вблизи. - А! Видишь, дверь опять поднимается!
Винты, как и сказал Конан, были фальшивыми. В действительности дверь была укреплена на двух пружинах в нижних углах, так что могла падать вперед, как подъемный мост. На верхних углах двери было прикреплено по цепи, которые шли вверх по диагонали и исчезали в отверстии у верхнего края дверной рамы. Сейчас цепи натянулись, в отдалении раздался глухой, скрежещущий звук, - и дверь стала медленно подниматься.
Конан схватил пику, брошенную Сасаном. Всунув конец ее древка в углубление в резьбе на внутренней поверхности двери, он вставил острие, словно клин, в верхний угол дверной рамы. Скрежет умолк, и дверь замерла, поднявшись едва на одну десятую.
- Неглупо, Конан, - произнес Зирас. - Ну теперь, раз Бог получил свою пошлину, дверь больше не закроется.
Ступив на внутреннюю поверхность лежавшей двери, он спрыгнул - в храм. Конан последовал за ним. Остановившись у самого порога, они вглядывались в покрытое мрачной тенью пространство, словно осматривая змеиное логово. Тишина царила в древнем храме, и ее нарушил лишь мягкий звук их шагов, когда они двинулись вглубь.
Они осторожно шли в полутьме. И вдруг мрак прорезала вспышка багрового света, ударив в глаза, словно яркие лучи заходящего солнца. Они увидели Бога-глыбу литого золота, усыпанную горящими драгоценными камнями.
Изваяние, немного больше человеческого роста, было похоже на гнома, стоявшего выпрямившись на широко раздвинутых ногах на огромном куске базальта. Оно было повернуто лицом к входу в храм, с обеих сторон от него стояли резные сиденья из блестящего черного дерева, выложенного драгоценными камнями и перламутром в странном узоре, не похожем на что-либо, созданное людьми, ныне живущими на Земле.
Слева от статуи, в нескольких футах от основания пьедестала, в полу храма, от стены до стены зияла трещина, шириной примерно пятнадцать футов. В незапамятные времена, может быть еще до постройки храма, землетрясение разделило скалу. И в эту черную бездну много веков назад безжалостные жрецы бросали людей, вопивших от ужаса, принося их в жертву своему страшному божеству. Высокие стены храма были, покрыты фантастическими резными узорами, кровля над головой утопала в тени.
Но внимание людей было приковано к идолу. Несмотря на то, что он был отталкивающе уродлив и грубо сделан, для них он воплощал богатство, при одной мысли о котором Конан почувствовал головокружение.
- Кром и Имир! - выдохнул он. - На эти рубины можно, купить целое королевство!
- Это слишком прекрасно для того, чтобы достаться неотесанному варвару! - задыхаясь, прошептал Зирас.
Эти слова, произнесенные полубессознательно сквозь стиснутые зубы, были предостережением для Конана. Он быстро пригнулся, рядом свистнула сабля Зираса - лезвие, не задев шеи, срезало кусок ткани с каффии. Проклиная свое легкомыслие и неосторожность, Конан отпрыгнул, подняв секиру.
Зирас набросился на него, Конан принял бой. Они сражались, нападая и отступая, перед изваянием, которое, казалось, злобно наблюдало за схваткой, их ноги скользили по гладкому камню пола, стальные лезвия звенели и свистели в воздухе. Конан был крупнее коринфянина, но Зирас отличался, необычайной ловкостью, был силен и опытен и знал множество опасных приемов. Снова и снова Конан оказывался на волоске от смерти.
Но вот варвар поскользнулся на отполированном полу, и удар его пришелся по воздуху. Зирас, призвав на помощь всю свою силу и быстроту движений, сделал мощный выпад; казалось, сейчас его сабля неизбежно должна пронзить молодого воина. Но киммериец вовсе не потерял равновесие. С гибкостью пантеры он изогнул свое сильное тело, так что длинное лезвие Зираса прошло у него справа под мышкой, сквозь ткань рубахи. На мгновение сабля Зираса запуталась в складках. Коринфянин, не растерявшись, нанес удар кинжалом, который держал в левой руке. Острие вонзилось Конану в правую руку, и в тот же момент нож в левой руке варвара, прорвав кольчугу врага, проник ему в тело меж ребер. Зирас закричал, в горле у него что-то булькнуло, он откинулся назад и упал, раскинувшись на полу.
Конан, отбросив оружие, встал на колени и оторвал кусок ткани от своей рубахи, чтобы добавить еще одну повязку к тем, которые уже были на нем. Он перевязал рану, затянув узлы руками и зубами, и поднял Голову на Окровавленного Бога, глядевшего на него с высоты пьедестала. Кошмарное сверкающее лицо, казалось, выражало злорадство и ненасытную жадность. Конан вздрогнул, и по спине у него пробежал холодок; он замер, охваченный страхом перед сверхъестественным, который был присущ суеверному варвару.
Но он быстро взял себя в руки. Багровый Бог теперь принадлежал ему, Вопрос заключался лишь в том, как увезти эту массивную глыбу. Если идол не полый, то он не сможет его даже сдвинуть с места. Но когда Конан постучал рукояткой ножа по статуе, то убедился, что внутри пустота. Конан прошелся по храму, строя различные планы и раздумывая, не разбить ли ему одно из тяжелых деревянных сидений, стоявших по бокам идола, чтобы сделать из ножки рычаг, с помощью которого можно будет поднять Бога с пьедестала и вытащить его из храма, привязав цепями от входной двери к нескольким коням. Внезапно громкий возглас заставил его круто повернуться.
- Ни с места! - Торжествующий крик прозвучал на кезанкском диалекте Заморы.
Конан увидел двух человек, стоявших в дверях и целившихся в него из тяжелых двойных гирканских луков. Один из них был высоким, тощими рыжебородым.
- Керасп! - воскликнул Конан, потянувшись за саблей и ножом, которые бросил на пол.
Спутник Кераспа был крепкий и приземистый человек, которого Конан, как ему показалось, уже где-то видел раньше.
- Не двигаться! - сказал предводитель горцев. - Ты подумал, что я бежал в свое селение, верно? Так вот, я преследовал вас всю ночь с единственным из моих людей, который остался невредимым. - Он с восхищением посмотрел на идола. - Если бы я знал, что в этом храме хранится такое сокровище, я давно бы взял его себе, что бы там ни говорили суеверные дураки из моего племени. Рустум, подбери саблю и кинжал.
Спутник Кераспа бросил взгляд на медную голову ястреба, которой кончалась ручка секиры Конана.
- Погоди! - крикнул он. - Это ведь тот самый, кто спас меня от пытки в Аренджуне! Я узнал его оружие!
- Молчи! - прорычалКерасп- Вор умрет!
- Нет! Он спас мне жизнь! Что я когда-нибудь видел от тебя, кроме тяжких трудов ничтожной платы? Я больше не слуга тебе, грязный пес!
Рустум ступил вперед, подняв подобранную им секиру Конана, но в ту же минуту Керасп, повернувшись к нему, спустил стрелу с тетивы. Она вонзилась в тело противника. Горец пронзительно крикнул и покатился, скользя по полу храма, прямо, к краю бездонной трещины он рухнул вниз. Отчаянные вопли доносились из бездны все слабее и слабее и, наконец, замерли.
Быстрый, как метнувшаяся к своей жертве змея, прежде чем безоружный Конан успел сделать хоть одно движение, Керасп выхватил из колчана новую стрелу и натянул тетиву для выстрела. Конан прыгнул, словно тигр, так что сбил бы с ног вождя кочевников, даже если бы тот успел выстрелить в него. И вдруг послышался тяжелый звон металла, усыпанный рубинами Бог сошел с каменного возвышения и сделал широкий шаг к Кераспу.
С испуганным воплем вождь кочевников выпустил стрелу, предназначавшуюся Конану, в ожившую статую. Стрела ударилась о плечо золотого Бога, отскочила и полетела вверх, переворачиваясь в воздухе, а длинные руки идола вытянулись и схватили Кераспа за руку и ногу. Отчаянные крики срывались с покрытых пеной губ Кераспа, а Бог, повернувшись торжественно двинулся к провалу. Это зрелище парализовало Конана, наполнив его ужасом, а Бог, медленно шагая вперед, преградил ему путь к выходу; куда бы он ни повернул, он неминуемо попал бы в объятия этих страшных рук, длинных как у обезьяны. К тому же Бог при всей своей массивности двигался стремительно.
Багровый идол приблизился к бездонному провалу и поднял Кераспа высоко над головой, чтобы сбросить его в черную бездну. Конан увидел, как Керасп открыл рот; с губ его на рыжую бороду стекала слюна; он издавал отчаянные вопли, словно обезумев. Покончив с Кераспом, Бог, без сомнения, примется за него. Древние жрецы не должны были бросать жертвы в бездну - этим делом занимался сам золотой Бог. Когда статуя качнулась назад на своих золотых ногах, чтобы сбросить вниз Кераспа, Конан, протянув руку назад, нащупал одно из деревянных сидений. Они, конечно, были предназначены для верховных жрецов или других прислужников древнего Бога. Конан, резко повернувшись, схватил массивное сиденье за высокую спинку и поднял его. Чувствуя, что мускулы едва не лопаются от напряжения, он раскрутил сиденье над головой и ударил им золотого Бота в спину между лопатками, в то время как тело все еще вопящего Кераспа полетело в бездну. Дерево сиденья расщепилось от удара о металлическую поверхность. Нападение застало Бога в тот момент, когда он покачнулся вперед бросая Кераспа, и он потерял равновесие. Какую-то долю секунды чудовище балансировало на краю провала, отчаянно било по воздуху своими длинными золотыми руками. Затем сверкающий Бог тоже рухнул в пустоту.
Конан бросил на пол обломки сиденья и заглянул в пропасть. Больше оттуда не доносились крики Кераспа. Конану почудилось, что он услышал где-то очень далеко внизу слабый звук падения, какой мог бы произвести идол, ударившись о скалу и отскочив от нее, но точно сказать было трудно. Ни грохота, ни всплеска: все стихло.
Конан провел рукой по лбу, и устало улыбнулся. Кончилось проклятие Окровавленного Бога, и сам Бог исчез. Какое бы огромное богатство не скрылось сейчас навсегда в земных недрах, Конан не жалел, что его ценой купил себе жизнь. На земле осталось еще немало сокровищ.
Он подобрал свою секиру, лук Рустума и вышел из храма на солнечный свет, чтобы выбрать себе лучшего коня.