Я растопила печь, чтобы закипятить воду. Газ тоже закончился совсем некстати. Рома, кажется, задремал, поэтому я потихонечку подошла к нему, чтобы убедиться, что дышит и не переохладился, а он широко распахнул глаза.
— Любуешься мной? — спросил он, но я не стала ничего отвечать — вернулась к приготовлению чая.
Я заварила чай из сушёных цветков липы. Он обладает хорошим успокаивающим эффектом. Сладкий слегка дурманящий запах липового цвета заполнил кухню. Я налила чай в три стакана, один из которых вынесла на улицу. Отец любил пить чай перед сном, сидя на крыльце и глядя на звёзды. Он говорил, что так общается со своей семьёй, пусть и не слышит их голоса. И я никогда не нарушала их минуты единения, понимая, что это святое.
Вернувшись в дом, я присела за стол. Рома обхватил руками кружку с чаем и уставился на поверхность, от которой потихонечку поднимался пар.
— Ты хотел сбежать? — спросила я, понимая, что разговор мог бы помочь наладить отношения.
Возможно, нам просто следовало перестать воспринимать друг друга в штыки и попытаться помочь… Если не усложнять жизни, не делать что-то назло и не подшучивать, то можно было бы спокойно перенести этот месяц.
— Я не хотел сбежать… Я хотел понять — какая часть ваших слов — правда, — фыркнул он. — Вы ведь тут все такие приколисты собрались… Лишь бы обсмеять человека, а что у него в душе творится никому не интересно…
Я поднесла чашку с чаем к губам и сделала небольшой глоток. Его сладковатый, напоминающий свежий мёд, привкус был одним из моих любимых. Проглотив напиток, который был во рту, я посмотрела на Рому. Он был прав отчасти: знакомство с ним началось с шуток. Стёпа начал ревновать, видеть в нём угрозу, и повёл себя не самым лучшим образом… Да и я сама тоже.
— Ты чай пей, пока горячий, так он лучше влияет на нервную систему, — кивнула я на стакан.
Рома взял его в руки и сделал глоток. Он чуть поморщился, а потом сделал ещё один.
— Помоги мне сбежать отсюда! — посмотрел он мне прямо в глаза. — Твой парень сказал, что есть вертолёт! Помоги добраться до него! Я ведь тебе бельмо на глазу, сразу понял это!
Я поставила стакан и сложила руки на столешницу. Конечно, этот гость был ну совсем не кстати… Мы с отцом прекрасно жили, а тут ещё двадцать девять дней терпеть нашего «гостя». Или будет правильнее — отбывающего наказание?
Сделав глубокий вдох, я задумалась. Я бы могла показать ему местность, куда прилетает вертолёт… Даже сказать время его прибытия, но не будет ли это предательством по отношению к отцу? Он ведь обещал тому человеку, что перевоспитает его сына.
— Тайгиня-а-а! Пожа-а-а-алуйста! Я в вашей тайге загнусь! Мне цивилизация нужна! Я тут сутки всего или того меньше, а пропадаю! — Рома взял меня за руки, и это смутило. Я постаралась освободиться, но он лишь сильнее сжал свои пальцы, начав плавно двигать большими, щекоча кожух
— Пусти, — процедила я сквозь стиснутые зубы.
— Потому что тебе приятно? Боишься, что это заведёт ещё дальше? — с ехидством в голосе спросил он и широко улыбнулся.
«Памперс сменил на сухой, теперь снова шутить можешь?» — подумалось мне.
Жалость пропала, а ей на смену резко пришла ярость. Так захотелось кочергой ему двинуть хорошенько.
Входная дверь отворилась, и Рома резко отпустил мои руки. Отец с неодобрением посмотрел сначала на меня, а потом на него.
— Слушай, Мажор, шёл бы ты уже спать. Завтра с утра работы предстоит немало… Будем из тебя человека делать. Я тебя мелким не воспитывал, так теперь мозги вправлю.
— Мелким? — ухмыльнулся Рома. — Вы ещё скажите, что в пелёнках меня видали…
— Видал… Правда, давно это было. Ты мальчиком хорошеньким тогда казался, а не таким вот… — отец чуть помолчал и покачал головой.
— Кто же вы тогда моему отцу? Почему он решил отправить родного сына в непроглядную дыру? Почему доверил вам? — не унимался Рома.
Желваки на лице отца передёрнулись. Он чуть сощурился, а затем тяжело вздохнул и ответил:
— Я его родной брат…
Вот это да! Глаза широко распахнулись, и я замерла, слушая биение собственного сердца. Отец — брат отца Ромы? Мы с ним, получается, тоже вроде родственников?
Отец постоял несколько секунд, почесал затылок и остановил взгляд на чае, что был недопит в моей кружке.
— Не засиживайтесь долго. И… — отец мельком посмотрел на Рому: — я тебя предупредил — нагадишь моей дочери, я тебе кое-что отрублю. — Он перевёл взгляд на меня и кивнул: — Спокойной ночи, Тая.
— Спокойной ночи, отец! — улыбнулась я и отвела взгляд в сторону.
Он скрылся за дверью своей комнаты, а Рома шумно выдохнул и присвистнул. Я посмотрела на него: парень выглядел потерянным.
— Что же ты не сказала-то, что сестра моя? А то бы я тебя мог того… Блин! Хоть и неродная, а всё равно неприятно за пошлые мысли. Извини…
Внутри меня принялся ликовать и танцевать маленький демонёнок. Вот он и выход! Я могла избавиться от назойливого мажора, манипулируя тем, что мы родственники, вот только врать я так и не научилась. Поэтому встала на ноги и принялась убирать со стола, только бы скрыться от разговора.
— Где я буду спать? — спросил Рома, когда я забрала его стакан.
— В сенках… — пожала я плечами.
— Извини, где? — переспросил он.
— На веранде, в небольшом закутке… Там тепло, не переживай, не замёрзнешь.
— А вместо света у нас будет эта лампа, да? — кивнул он на керосиновую лампу, стоящую на печи.
— Не совсем… Я провожу тебя и уйду. Лампу заберу, потому что, если не дай бог упадёт, то случится пожар…
— А как мне посса… Кхм… В туалет ночью выходить? Там же чёрт ногу сломит! — снова огрызнулся Рома.
— Не переживай… Освещения от звёзд будет достаточно… Или ты себя с чёртом сравниваешь? — спросила я и взяла лампу в руки. — Пошли.
— Да у вас тут станешь… И козлом… И чёртом, — выдохнул Рома.
Я улыбнулась, но ничего не стала отвечать, выскользнула на веранду первой. Я уже положила ему чистое постельное бельё. Рома плюхнулся на скамью, и я чуть поджала губы, понимая, как ему было больно.
— У-у-у-х! Что ж это за мать его? — спросил он, негромко поскуливая.
— Перина только кажется толстой, но на самом деле она не такая мягкая, — пожала я плечами. — Мы добавляем перо, когда просушивается достаточное количество, но пока так.
— Капец… Задницу отобью… Причиндал отрубят… И как тут жить? Да я же загнусь за этот месяц! — начал причитать Рома, обхватив голову руками.
Смотреть на его самобичевания я не желала, а глаза уже начали слипаться. Я цокнула языком и вздохнула:
— Простынь стелить будешь, или я пошла?
— А я должен это сделать сам? — спросил Рома, хмурясь.
Снова подшучивал? Или серьёзно думал, что я буду его обслуживать?
— А ты видишь тут прислугу? — спросила я у него и чуть склонила голову набок.
С недовольным видом он поднялся на ноги, взял простынь и, покрутив её с разных сторон, начал расстилать…