Таймырский Эрмитаж

Глава 1. С чего всё началось

Всё началось более сорока лет тому назад. Дежурный семинар отдела синтеза кристаллов по философии. Обсуждение гипотезы Большого взрыва[2]. Отчаянный спор, продолжившийся на квартире завлаба и закончившийся лишь в третьем часу ночи по причине полной неспособности спорщиков воспринимать бессвязную речь оппонентов и связно выражать собственные озарения. Победителем в споре стала двухкомпонентная жидкость без цвета, но с запахом – “Московская особая”. Истина оказалась в ней – так решили невыспавшиеся спорщики, встретившись на другой день в лаборатории, и на этом бесспорном суждении спор о зарождении Вселенной завершился.

Неизвестно, задумывались ли впоследствии другие участники спора над началом всех начал. Но доподлинно известно, что младший научный сотрудник, недавно защитивший кандидатскую диссертацию, Олег Дудинский стал часто и подолгу размышлять об этом грандиозном событии. Вообще надо сказать, что Олег был увлекающейся натурой. Увлекающейся натурой был и его научный руководитель – тот самый заведующий лабораторией. Но увлекались они совершенно по-разному. Завлаб, известный в мире специалист и, разумеется, доктор химических наук с перспективой в ближайшее время стать членкорром, а там, глядишь, и полным академиком, был безмерно увлечён кинетикой[3] зарождения и роста кристаллов, фазовыми диаграммами и прочими физико-химическими премудростями. И только. Остальное его не интересовало. А вот его подопечный Олег увлекался теми же премудростями вовсе не безмерно и не исключительно.

Олег поступил на химфак Московского университета на волне подъёма химии, когда на всех углах висели лозунги “Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны, плюс химизация народного хозяйства”. Газеты и радио рисовали радужные перспективы ближайшего будущего, в котором именно химия будет творить чудеса. Эта пропаганда в случае с Олегом своей цели достигла, и химия стала его первым серьёзным увлечением. Пока он учился в университете, поднялась волна популярности физиков, увлекшая и Олега. Он избрал себе специализацию “физическая химия” и оказался в конце концов в лаборатории синтеза полупроводниковых материалов академического института в Москве. Это был разгар полупроводниковой революции в электронике. Стоит ли говорить, что работа на острие науки и техники с головой увлекла Олега.

Он быстро защитил кандидатскую диссертацию и перед ним забрезжили перспективы выхода на докторскую. Но он к своему удивлению заметил, что работа стала его как-то тяготить. Всё стало обыденным и пресным. Душа искала нового увлечения, и оно не замедлило явиться. Новой его страстью стали… иностранные языки. Ещё в университете он без малейшего напряжения освоил английский язык на таком уровне, что и выпускники инъяза могли бы ему позавидовать. А теперь Олег решил взяться за немецкий. Для химика такой выбор вполне логичен – немцы всегда были сильны в химии, и завлаб поддержал Олега. Немецкий дался Олегу ещё легче, чем английский. За немецким последовал чешский. Этот несколько странный для учёного выбор объяснялся просто: лаборатория Олега начала сотрудничество с коллегами из Праги. Общение с ними проходило преимущественно на русском, иногда на английском. Олегу показалось, что это не совсем вежливо, и ему захотелось исправить такое положение. Через полгода, выехав в первую командировку в Прагу, он поразил и порадовал своих чешских коллег, вполне сносно общаясь с ними на их родном языке.

Тот самый философский семинар случился вскоре после возвращения Олега из Праги, и Олег оставил мысль о штурме очередного языка – французского, а навалился со всем жаром на проблему мироздания. И это стало его увлечением на всю жизнь. Французский же так и остался невыученным.

Олег с энтузиазмом засел за теорию относительности и квантовую механику, без которых не разобраться в космологии[4]. Вскоре он понял, что без глубоких знаний в математике в этих дисциплинах не обойтись. Пришлось ему засесть за знаменитый курс высшей математики Смирнова, далеко выходящий за пределы университетского курса для химиков. В конце концов он осознал, что хоть он уже и мог бы читать лекции и по теории относительности, и по квантовой механике где-нибудь в пединституте, до уровня физика-теоретика, способного сказать своё слово в космологии, ему было недостижимо далеко.

Его увлечение сыграло с ним злую шутку. Он уже не мог с былой отдачей работать в лаборатории. Докторская перестала его привлекать, и он решил вообще уйти из науки. Ему подвернулось хорошее место в “почтовом ящике”[5] в Пензенской области, где почти не было науки, но было размеренное серийное производство и почти в два раза более высокая зарплата. И, главное, новая работа не мешала его увлечению космологией. Его мозгам не приходилось более раздваиваться. Рутина производства такого напряжения, как в научной лаборатории, не требовала. На новом месте Олег… Нет, на новом месте он был уже зрелым специалистом с непререкаемым профессиональным авторитетом, руководителем среднего звена и, разумеется, никто не позволял себе типичного для академической среды панибратства; на новом месте он стал Олегом Ивановичем.

Жизнь наладилась. Олег Иванович хорошо зарабатывал, в семье было всё в порядке, подрастала дочка-отличница. Хорошая трёхкомнатная квартира, дача и даже автомобиль “Нива”. У Олега Ивановича появилось новое хобби, которое совсем не мешало ему размышлять над загадками мироздания, но здорово услаждало жизнь – рыбалка. А каких чудо-карасей – “сковородников” – привозил Олег Иванович с окрестных озёр и щедро делился ими с соседями! И вот однажды…

Дело было на рыбалке. Олег Иванович с коллегами выехал на Волгу с ночёвкой в надежде взять спозаранку на блесну пару-другую судаков. Прибыли на известное одному опытному спиннингисту место, поставили палатки, разожгли костёр. Выпили, закусили, и потекла беседа. Как ни странно, но собеседники Олега Ивановича стали расспрашивать его… о современной химии.

– А вот скажи-ка Олег Иванович, правда ли, что химики могут, так сказать, проектировать новые вещества? Всё заранее рассчитают, опишут, распишут, молекулу нарисуют, а потом – раз в тигель или в пробирку насыпят всяких реактивов, а там что-нибудь доселе невиданное и образуется. Причём с заранее заданными свойствами.

– Кое-что могут, но далеко не всегда.

– То есть, слаба ещё наука?

– Ну это как сказать. Фундаментальная наука в принципе со строением вещества разобралась. Основные закономерности уже изучены. Делаются, например, расчёты атомных спектров с большой точностью. А спектр водорода так вообще просчитан с точностью чуть ли не до десяти знаков. То есть, науку слабой называть было бы несправедливо.

– Так ты, выходит, мог бы нам самый лучший полупроводник спроектировать. Мы тебе задаём нужные свойства, а ты посчитаешь-посчитаешь и на тебе – получай, что заказывали.

– Ну с полупроводниками так просто не получится. Одними расчётами ничего не добьёшься. Без экспериментального поиска не обойтись.

– А что так? Это же вроде алхимия получается – сыпь, мешай, что-нибудь получится.

– Ну не совсем так. Вслепую сегодня уже никто не сыплет и не мешает. Но точно рассчитать синтез не удаётся – никакая ЭВМ[6] не справится.

– А когда вычислительная техника разовьётся, то рассчитаешь?

– Ну, если достаточно разовьётся…

– А я, Иваныч, вот почему этим делом интересуюсь. В главке[7], как ни совещание, так только и слышишь “с заранее заданным свойствами”… Ну а я так думаю, если об этом наверху, как попугаи, твердят, то ни хрена из этого не получится.

– Ну почему. Кое-что получится. Но далеко не всё и не всегда.

– Так я вот на последнем совещании сижу и со сном борюсь. И представляю себе: сидит бог за лабораторным столом и творит мир. Справа у него шкаф с реактивами, а слева – шкаф с технологическими картами. Все карты пронумерованы. И вот бог достаёт первую, читает её и точно по инструкции создаёт землю. Потом небо. Или наоборот, не знаю, как там в библии. Ну и так по порядку, пока всё не создал. Ну богу-то всё можно, на то он и бог. А вот чтобы мы начали чего-нибудь лепить с заранее заданными свойствами, сомневаюсь.

– Как ты сказал? Шкаф с технологическими картами?

– Ну да…

Олег Иванович почувствовал, что в мозгу его что-то щёлкнуло. Родилась ещё неосознанная догадка, какой-то яркий образ, описать который словами ему никак не удаётся.

Все угомонились, загасили костёр и разошлись по палаткам. Лишь Олег Иванович, возбуждённый промелькнувшей мыслью, остался у кострища. Стояла ясная прохладная безлунная ночь. Мириады звёзд ярко сияли в чёрной бездне и отражались в слегка трепещущей глади воды. Технологические карты сотворения мира не давали ему покоя. Он так и не смог высказать словами свою догадку. Но она оставила глубокую засечку в его сознании. “Теперь я знаю, о чём мне надо поразмышлять”, – подумал он и полез в свою палатку.

Рыбалка оказалась для Олега Ивановича не вполне успешной – он вытянул лишь одного судачка килограмма на полтора. Но выездом на Волгу он остался более чем доволен. Он чувствовал, что здесь он вышел на тропинку, ведущую его в правильном направлении.