Таймырский Эрмитаж

Глава 4. Симпозиум

Приветливые дамы из оргкомитета симпозиума по охране дикой природы, занятые регистрацией прибывающих участников, были нимало удивлены, когда к их столу подошёл сам председатель оргкомитета. Ну, в этом-то ничего удивительного нет. Удивительным было то, что он подвёл к регистрационному столу импозантного господина, проявляя к нему подчёркнутое почтение, и самолично сделал запись в конце списка участников симпозиума, поставив размашистую галочку, означающую, что участник симпозиума на месте. Удивителен был и облагодетельствованный опекой самого председателя господин. Грузный, пожилой – скорее под семьдесят, чем за шестьдесят, он бросался в глаза не только безукоризненно сидящим строгим серым шерстяным костюмом, но и ухоженной, редкостной для его возраста, шевелюрой – густой, кучерявой и совершенно седой. И седина его была необычной – она словно светилась чистейшей белизной. Господин явно выделялся из всей собравшейся компании учёных – ихтиологов, охотоведов, почвоведов, экологов и прочих биологов – и чиновников от природоохраны. Судя по строгому костюму, он, скорее всего, принадлежал к чиновничьему сословию и мог бы быть каким-нибудь начальником департамента или управления. Да даже и губернатором он мог бы быть – выглядел он достаточно солидно. А вот глаза его за тонкими стёклами очков в элегантной лёгкой оправе говорили, что он явно не чиновничьего племени. Их пытливый взгляд излучал независимость, достоинство и лёгкую иронию, что было характерно и для наиболее авторитетных учёных, прибывших на симпозиум, особенно для иностранцев.

На левом лацкане пиджака удивительного господина был закреплён едва заметный миниатюрный значок в виде трёх сцепленных звеньев цепи, слегка изогнутой в дугу. Такой же значок дамы за регистрационным столом заметили и у одного из иностранных участников – кажется, из Германии – и единодушно решили, что импозантный господин – иностранный учёный. Тем сильнее было их изумление, когда они услышали слова председателя оргкомитета, обращённые к седовласому иностранцу: “Ну вот, Олег Иванович, все формальности позади. Вы тут дерзайте, а мне позвольте предаться исполнению моего долга”.

Председатель заторопился в зал заседаний, а “иностранцу”, оказавшемуся Олегом Ивановичем, пришлось ответить на вопросы одной из дам, не удовлетворившейся записью, впопыхах сделанной в списке председателем оргкомитета.

– Олег Иванович, извините, Вы какую страну представляете?

– Пензенскую область.

– Ага, значит, Россия.

– Она самая.

– А что это за организация – “че эл”?

Олег Иванович увидел, что в столбце списка участников “Организация” председатель оставил пометку “ЧЛ”.

– Предполагаю, что это означает “частное лицо”, каковым я в действительности и являюсь.

– Вот оно что… Нам нужен ещё ваш адрес и как с вами связаться.

– Пожалуйста, вот вам моя визитка.

И визитка Олега Ивановича была необычной – на ней не было ни малейших намёков на какую-нибудь организацию или фирму. Олег Иванович был воистину частным лицом.

Всевидящие дамы из оргкомитета, да и не только они – все обратили внимание, что Олег Иванович в перерывах между заседаниями активно общался с иностранными участниками симпозиума на беглом английском языке. Особенно это никого не удивило. Хороший английский не редкость в наше время, тем более на симпозиумах. Но когда они заметили, что Олег Иванович оживлённо беседует с немецким профессором на немецком, да так, что можно было подумать, что он сам немец, удивление было неподдельным. Ну а когда Олег Иванович на банкете вечером первого дня работы симпозиума был замечен вовлечённым в беседу с чешским антарктическим полярником на чешском языке, удивление сменилось подлинным изумлением.

Оргкомитету удалось компактно разместить всех иногородних и иностранных участников симпозиума в одной гостинице, и вечером второго дня работы ресторан гостиницы был заполнен ими, словно там проходило очередное пленарное заседание. Отсутствовали только Олег Иванович, чешский полярник, немецкий профессор и два российских участника – один из Москвы, а другой из Красноярска. Но они не оставались в тот вечер голодными, ибо уютно сидели за одним столом в другом месте – в ресторане “Берлога”. Если бы дамы из оргкомитета заглянули тогда в “Берлогу” и если бы они смогли разглядеть в уютном полумраке те самые миниатюрные значки в виде трёх звеньев цепи, которые красовались на лацканах смокингов всех пятерых гостей, то они, несомненно, изумились бы ещё раз. Обратили бы они своё внимание и на то, что смокинги гармонично дополнялись чёрными бабочками. Но дам из оргкомитета в “Берлоге” не было. Ну а официанты и метрдотель вовсе не удивились однообразию одежды этих гостей, приняв их за певцов ансамбля “Мадригал”, прибывшего на гастроли как раз в эти дни. Однако через какое-то время стало ясно, что к “Мадригалу” эта пятёрка никакого отношения не имеет.

Если бы обслуживавший эту торжественно облачённую пятёрку официант более сносно владел английским языком, он бы смог, наверное, лучше понять, о чём идёт беседа. Но, увы, его английского хватило лишь на то, чтобы выхватить лишь одно знакомое слово – “brother”, то бишь, брат. Метрдотель, зорко наблюдавший за обстановкой в зале, никак не мог сориентироваться, к какому роду публики можно отнести эту пятёрку. Джентльмены в смокингах были непохожи ни на мелких, ни на средних, и уж тем более на крупных предпринимателей. И на частенько расходящихся в буйном веселье чиновников они были совсем непохожи. О “братках” и вовсе говорить не приходится. А другой публики в “Берлоге” и не бывает.

Когда замечательная пятёрка покинула ресторан, метрдотель подозвал официанта.

– Слышь, о чём они там базарили. Ты хоть понял, кто они?

– Двое из них точно русские, остальные какие-то иностранцы, меж собой по-английски общались. Одно понял, что друг друга они называли братьями.

– Братьями? Ты ничего не перепутал?

– Да точно. Всё время “бразе” да “бразе”, а это значит брат.

– Точно, это и я знаю. Блин! Неужели это иностранные братки с нашими стрелку без шума у нас забили?

– Ну ты даёшь, где же ты таких братков видел? Хотя… иностранцы. Да и у нас в Москве, наверное, братва уже такие понты кидать научилась.

Назавтра метрдотель встретился с одним давним знакомым из чрезвычайно авторитетной конторы. Знакомый был по натуре очень любознателен, и метрдотель вынужден был делиться с ним всеми новостями ресторанной жизни. Метрдотелю это очень не нравилось. Но что поделаешь, если знакомый служит в столь авторитетной конторе? Метрдотель сообщил своему знакомому, что вчера, возможно, в “Берлоге” встречались московские и иностранные авторитеты. Знакомый был критического склада и предположение метрдотеля сразу же отверг. Уж московские-то авторитеты нашли бы себе другое место для стрелки с иностранными коллегами. Но цепкая память знакомого надёжно зафиксировала описание единообразного значка из трёх колец.

По службе любознательный знакомый общался и кое с кем из персонала гостиницы, где размещались участники симпозиума. И в этот же день он поинтересовался новостями из гостиничной жизни у отбывшего свою смену портье.

– Ну, чем ты меня сегодня удивишь? Выкладывай, как там иноземцы с симпозиума, шпионства нам не учиняли?

– Да что вы, Семён Борисович. Вежливые солидные люди…

– Вот-вот. Самый подходящий облик для шпионов.

– Ну и шуточки у вас…

– Шучу, шучу. Но бдительность в нашем деле превыше всего. Ничего необычного в глаза не бросилось?

– Да, пожалуй, бросилось.

– И что же?

– Да вот несколько человек вчера в фойе кучковались, наши и иностранцы, и у всех были одинаковые значки, такие крохотные, но я разглядел.

– Что, три звена цепочки слегка дугой?

– Точно. Так это для вас не новость?

– Новость, новость. А что-нибудь слышал из их разговора?

– Немного. Называли друг друга братьями…

– Братьями? Братва, что ли?

– Ну, может быть, братва международного уровня. Но на наших братков уж точно не похожа.

– Ну и что ещё говорили?

– Да обещали одному из них помочь в его планах.

– А что за планы?

– Да не мог я толком разобрать. О какой-то опытной станции, кажется, речь шла… Да, вот ещё. Сегодня один из них, наш, русский, из гостиницы съехал, а другой, что вчера с таким же значком был, тоже наш, говорит ему на прощанье: “Ну, Олег Иванович, желаю успеха в вашем чудачестве. Не переживайте, поможем. Мы ведь тоже чудаки”.

Семён Борисович любил свою службу, которая постоянно подбрасывала, казалось бы, неразрешимые загадки. Разгадывать их было тяжело, но зато какое сладкое упоение приходило, когда разгадки удавались. Миниатюрные значки его изрядно заинтересовали, и он зарылся в интернет, будучи уверенным, что именно там он скорее всего найдёт разъяснение, что за публика носит эти значки. После дюжины неудачных попыток заставить поисковик “Гугл” найти что-нибудь чётко указывающее на значок из трёх звеньев цепи он задал в окне поисковика англоязычную комбинацию “three chain links + emblem”. Первая же ссылка показалась ему подходящей. Три сцепленных звена цепи оказались символом какого-то независимого ордена со странным названием “Odd fellows” и английской аббревиатурой IOOF. В своё время Семён Борисович успешно завершил восьмисеместровый курс английского языка и старался его не запускать, прогуливаясь по англоязычным сайтам в интернете. Но дать недвусмысленный перевод выражению “Odd fellows” ему никак не удавалось. Возможных вариаций было немало, но все они казались совершенно неподходящими для обозначения тайной организации, подобной ордену масонов.

На помощь пришёл тот же интернет. Поисковики, в том числе и русскоязычный “Яндекс”, обильно выбрасывали ссылки на сочетание IOOF. Вскоре Семёну Борисовичу всё стало ясно. Самый точный перевод “Odd fellows” будет “чудаки”, а тайный орден оказался ничем иным, как независимым орденом чудаков. Забавная конспирация, подумалось Семёну Борисовичу. Чудаки-то чудаки, а ворочают немереными деньгами. Да и тайного в этом ордене кроме ритуалов ничего нет. Почти каждая ложа имеет свои страницы в интернете, все они зарегистрированы в местных органах власти и, прежде всего, в фискальных. Нет, всё-таки они в самом деле чудаки. Как и все помешанные на благотворительности. “Так, выходит, и к нам заглянули братья этого чудного ордена”, – подумалось ему – “И некий Олег Иванович вознамерился чего-то отчудить на ниве охраны природы”.